|
|||
Ты умеешь хранить секреты? 8 страницаЯ провожу ладонью до самого низа, и глаза Коннора расширяются. Он в панике. — Стой! — шипит Коннор. — Немедленно прекрати Эмма, ты пьяна или что? — Просто хочу заняться сексом! Разве я слишком многого прошу? — А не проще ли делать это в постели, как все нормальные люди? Или я слишком многого прошу? — Но мы больше не делаем этого и в постели! По крайней мере последнее время. Оглушительное молчание. — Эмма… — выговаривает Коннор наконец. — Здесь не место и не время… — И время, и место! Иначе страсть никогда не вернется! Лиззи сказала… — Ты обсуждала нашу сексуальную жизнь с Лиззи? — возмущенно шепчет Коннор. — Но я ничего не говорила именно о нас, — поспешно даю я задний ход. — Мы просто говорили о… о влюбленных парах, и Лиззи сказала, что секс на работе ужасно возбуждает. Ну же, Коннор! — Я подвигаюсь поближе к нему и сую его руку себе в лифчик. — Разве это тебя не заводит? — спрашиваю я. — Одна мысль о том, что кто-то может идти по коридору, прямо сейчас… Я осекаюсь, услышав подозрительный звук. По-моему, кто-то действительно идет по коридор, прямо сейчас! Вот дерьмо! — Шаги! — шипит Коннор, отскакивая от меня, но рука по нелепой случайности остается на месте, а именно в моем лифчике! Он в ужасе смотрит на нее. — Я застрял! Зацепился чертовыми часами за твой джемпер! — Он с силой дергает руку. — Дерьмо! Ничего не выходит! Я не могу высвободиться. — Тяни! — Тяну! — Он в панике оглядывается. — Тут есть ножницы? — Не позволю тебе разрезать джемпер! — взвизгиваю я. — Есть другие предложения? — Он снова дергает, и я издаю приглушенный вопль. — Прекрати! Порвешь! — Ах, порву? Больше тебе не о чем беспокоиться? — Я всегда ненавидела эти дурацкие часы! Если бы ты носил те, которые подарила я… — Я затыкаюсь. Сюда определенно кто-то идет. И этот кто-то уже у самой двери. — Черт! Гребаный… гребаный… — Успокойся! Мы просто забьемся в угол, — шепнула я. — Сюда вообще могут не зайти. — Вот уж блестящая идея, Эмма, ничего не скажешь! — возмущенно бормочет Коннор, пока мы неловко перемещаемся по комнате. — Просто изумительная. — Нечего винить меня, — парирую я. — Просто мне хотелось немного оживить наши… — Я умолкаю, не окончив фразы, на полуслове. Потому что дверь тихо открывается. Нет. О Боже. Нет!!! Перед глазами все плывет. На пороге стоит Джек Харпер с охапкой старых журналов. И медленно-медленно оглядывает нас, не упуская ни единой мелочи. Рассерженной физиономии Коннора. Его руки в моем лифчике. Моего отчаянного лица. — М-мистер Харпер, — лепечет Коннор, — мне очень-очень жаль. Мы… мы не… — Он откашливается. — Передать не могу, как мне стыдно… нам обоим… — Я так и подумал, — говорит Джек. Вид у него, как всегда, невозмутимый. Голос, как всегда, сухой. — Советую поправить одежду, прежде чем возвращаться на рабочие места. Дверь закрывается, но мы продолжаем стоять неподвижно, как восковые куклы. — Слушай, ты не можешь вытащить свою чертову руку из моего лифчика? — взрываюсь я, задыхаясь от неожиданно нахлынувшего раздражения. Все мои мечты о сексе мигом испаряются. И еще я ужасно зла на себя. На Коннора. На всех.
Джек Харпер сегодня уезжает. Слава Богу. Слава Богу. Потому что я действительно больше не могу выносить… его. Если только удастся не поднимать голову, не смотреть по сторонам, держаться от него как можно дальше до пяти часов, а потом схватить жакет и убежать со всех ног, все будет хорошо. Жизнь вернется в нормальное русло, я перестану ощущать, что какой-то невидимый магнит постоянно отклоняет в сторону луч моего радара. И вообще не знаю, почему я постоянно нахожусь в состоянии нервного напряжения. Если не считать того, что я вчера едва не умерла от стыда, все идет лучше некуда. Во-первых, не похоже, что нас с Коннором собираются вышибить с работы за секс в неположенном месте, чего я боялась больше всего. И во-вторых, мой блестящий план сработал. Не успела я усесться за стол, как Коннор принимается слать мне по электронной почте записочки с извинениями. И прошлой ночью мы наконец занялись любовью. Мы сделали это дважды. При свете ароматических свечей. По-моему, Коннор прочел где-то, что девушки любят зажигать ароматические свечи во время секса. Может, даже в “Космо”. И теперь каждый раз, принося их, он так горд этим, что мне приходится восклицать: “О! Ароматические свечи! Как чудесно! ” Только не поймите меня неправильно. Я ничего не имею против ароматических свечей. Они просто стоят и горят. Но в самые ответственные моменты я обязательно думаю: “Надеюсь, свеча не упадет”, — что, согласитесь, немного отвлекает. Так или иначе, мы занимались сексом. И сегодня мы собираемся вместе осматривать квартиру. В ней нет деревянных полов или ставен, зато в ванной установлено джакузи. По-моему, круче быть не может. Так что моя жизнь снова обрела смысл, и не знаю, с чего это я зла на весь свет и почему… “Не хочу я жить с Коннором! ” — пищит тоненький голосок в моем мозгу, прежде чем я успеваю заставить его замолчать. Нет. Это неправда. И не может быть правдой. Коннор — идеал мужчины. Всякий это знает. “Но я не хочу…” Заткнись. Мы — прекрасная пара. Занимаемся сексом при ароматических свечах. Гуляем у реки. Читаем по воскресеньям газеты, сидя в пижамах за чашкой кофе. Как все прекрасные пары. “Но…” Молчать! Я с трудом сглатываю. Горло вдруг перехватило. Коннор — единственное, что у меня есть в жизни хорошего. Если у меня не будет Коннора, с чем я останусь? Невеселые мысли прерывает телефонный звонок. — Здравствуйте, Эмма, — слышу я знакомый сухой голос. — Это Джек Харпер. Душа мгновенно уходит в пятки, и я едва не проливаю кофе. Я не видела его после того печального инцидента с рукой в лифчике. Не видела и видеть не желаю. Не следовало вообще поднимать трубку. Мало того, вообще не следовало приходить сегодня на работу. — Д-да… э… да, привет. — Не будете ли так любезны на несколько минут зайти ко мне в офис? — Я? — Да, вы. Я нервно приглаживаю волосы. — Что-нибудь… принести? — Нет, только себя. Он вешает трубку, а я еще долго смотрю на телефон, и меня пробирает озноб. Можно было догадаться, что так просто дело не кончится. Значит, все-таки решил меня уволить. Вопиющая… небрежность… небрежная… вопиющесть… Интересно, есть такое слово? Конечно, это действительно вопиющий случай: попасться с рукой бойфренда в лифчике, да еще в рабочее время. О'кей. Что ж, теперь все равно ничего не поделаешь. Я тяжело вздыхаю, встаю и отправляюсь на одиннадцатый этаж. Перед офисом Харпера стоит стол, но секретаря не видно, поэтому я прямо подхожу к двери и стучусь. — Войдите. Я осторожно приоткрываю дверь. Вижу огромную светлую, облицованную деревянными панелями комнату, а в ней Джека. Он сидит за круглым столом вместе с какими-то людьми. Шесть человек, которых я никогда раньше не видела. Все рассматривают бумаги, поминутно наливая воду в стаканы, и атмосфера в комнате, я сказала бы, несколько напряженная. Может, все они собрались, чтобы понаблюдать за процедурой моего увольнения? Это что-то типа мастер-класса на тему “как выставлять людей за дверь”? — Здравствуйте. — говорю я, стараясь выглядеть спокойной и сдержанной. Но лицо горит, и я знаю, что вид у меня тот еще. — Привет, — улыбается Джек. — Эмма… расслабьтесь. Вам нечего волноваться. Я просто хотел спросить у вас кое о чем. — Да, разумеется, — окончательно теряюсь я. Да уж, теперь я совершенно сбита с толку. О чем это ему взбрело в голову меня спросить? Джек поднимает листок бумаги повыше, чтобы я смогла рассмотреть его. — Что, по-вашему, тут изображено? О, срань господня! На этот раз действительно конец. Меня настиг худший в мире кошмар. Совсем как в тот раз, когда я ходила на собеседование в “Лейнс банк”. Там мне тоже показали загогулину и спросили, что я об этом думаю, ну я и ответила: выглядит это как загогулина. И сейчас все уставились на меня, так что очень хочется ответить правильно. Если бы я только знала верный ответ… С колотящимся сердцем изучаю изображение каких-то закругленных предметов не совсем правильной формы. И в голову не лезет ни одна мысль. Что это может быть? Да ничего. Они смотрятся как… как… И вдруг до меня доходит: — Орехи! Половинки грецкого ореха! Джек громко хохочет. Еще двое поспешно душат невольные смешки. — Думаю, это доказывает мою правоту, — объявляет Джек. — Разве это не орехи? — удивляюсь я, беспомощно оглядывая собравшихся. — Собственно говоря, это яичники, — сдержанно отвечает мужчина в очках без оправы. — Яичники? — Я снова смотрю на рисунок. — Верно. Ну да. Теперь, когда вы сказали, я определенно вижу… что-то похожее на яичники… — Орехи, — вставляет Джек, вытирая глаза. — Я уже объяснял: яичники — это часть ряда символических образов, олицетворяющих женственность, — оправдывается какой-то тощий тип. — Яичники — символ плодовитости, глаз — мудрости, дерево — источника жизни… — Весь смысл в том, что эти образы могут быть использованы для широкого спектра продуктов, — добавляет темноволосая женщина, с энтузиазмом подавшись вперед. — Диетические напитки, одежда, духи… — Целевой рынок хорошо откликается на абстрактные изображения, — вступают в спор Очки Без Оправы. — Исследования показали… — Эмма, — снова обращается ко мне Джек, — вы купили бы напиток с яичниками на этикетке? — Э… — Я нерешительно переминаюсь с ноги на ногу, отчетливо ощущая враждебность во взглядах, направленных на меня. — Ну… вероятно, нет. Собравшиеся пожимают плечами. — Это к делу не относится, — бросает кто-то. — Джек, над этим работали три творческие команды, — серьезно напоминает брюнетка. — Невозможно все опять начинать с нуля. Просто немыслимо. Джек подносит ко рту бутылочку “Эвиана”, пьет и хмуро смотрит на брюнетку. — Вы знаете, что я сочинил свой самый успешный слоган за две минуты, после чего записал на ресторанной салфетке? — Разумеется, — кивают Очки Без Оправы. — Мы не будем продавать украшенный яичниками напиток, — заключает Джек и, громко выдохнув, приглаживает взъерошенные волосы. — Ладно, делаем перерыв. Эмма, не будете ли так добры помочь мне донести папки до офиса Свена? Господи, я устала гадать, что все это означает, но спросить боюсь. Джек тащит меня по коридору в лифт, нажимает на кнопку девятого этажа. И заметьте, проделывает все это молча. Минуты через две он нажимает кнопку “стоп”, и лифт замирает. Только тогда он соизволяет взглянуть на меня. — Похоже, кроме нас с вами, здесь нормальных людей нет? — Ну… — Куда исчезла интуиция? — поражается он. — Никто не способен отличить блестящую идею от бездарной. Яичники! — Он качает головой. Долбаные яичники! Ничего не могу с собой поделать. Джек выглядит таким возмущенным и так комично ужасается картинке с несчастными яичниками, что я, почти того не сознавая, начинаю смеяться. Джек от неожиданности вздрагивает, но тут же присоединяется ко мне. Нос его забавно морщится, как у ребенка, и от этого он кажется в миллион раз забавнее. О Боже! Я никак не могу остановиться. От смеха уже ребра болят, но каждый раз при взгляде на него меня одолевает новый приступ. Уже и слезы потекли, а салфеток я не захватила… придется воспользоваться рисунком с яичниками… — Эмма, почему вы с этим парнем? — Что? — Все еше смеясь, я поднимаю глаза и вдруг понимаю, что Джек успокоился и смотрит на меня с обычным невозмутимым видом. — Почему вы с этим парнем? — повторяет он. Мое веселье мгновенно испаряется. Я машинально откидываю волосы со лба. — О чем вы? Нужно потянуть время… потянуть время… — Коннор Мартин. С ним вы не будете счастливы. Он не тот, кто вам нужен. Я затравленно смотрю на Джека: — Это еще почему? — Я успел немного узнать Коннора. Несколько раз был вместе с ним на совещаниях. Склад его ума достаточно ясен. Он неплохой парень, но вам нужно нечто большее. У меня такое чувство, что этот человек видит меня насквозь. А он продолжает: — Мне почему-то кажется, что вы совсем не хотите съезжаться с ним. Просто боитесь отказать прямо. Во мне растет негодование. Подумать только — он смеет читать мои мысли и понимать их… ну совершенно неправильно! Конечно, я хочу жить с Коннором! — Боюсь, вы сильно ошибаетесь, — уничтожающе бросаю я. — Да я просто не могу дождаться того дня, когда мы найдем подходящую квартиру. Собственно говоря… Собственно говоря, я все утро сидела и строила планы нашей будущей жизни! Вот тебе! Джек с сомнением качает головой: — Вам нужен человек с искоркой. Который смог бы вас зажечь. Воспламенить. — Я уже говорила, что наболтала в самолете всякой чепухи. Уж Коннор-то способен меня зажечь, это чистая правда! — кричу я. — То есть в тот раз, в архиве, мы прямо-таки сгорали от страсти, ведь вы сами видели! — А, это… — равнодушно отмахивается Джек. — Я предположил, что это была последняя отчаянная попытка придать остроту угасающему чувству… Я задыхаюсь от ярости. — Никакая это не последняя отчаянная попытка! Это… просто спонтанный взрыв чувств! — Прошу прощения, — мягко отвечает Джек. — Еще одна ошибка. — Да и, собственно говоря, какое вам дело? Неужели для вас так уж важно, счастлива я или нет? Мы оба замолкаем, и я внезапно замечаю, что слишком тяжело дышу, словно пробежала сто миль без остановки. Встречаюсь с ним взглядом и тут же отвожу глаза. — Представьте, я задавал себе тот же вопрос, — признается Джек. — Возможно, это так, потому что нам пришлось столько пережить вместе. Или потому, что вы единственная во всей этой компании, кто не считает нужным притворяться и стараться произвести на меня впечатление. Так и хочется ответить: “Да я бы притворилась, будь у меня хоть какой-то выбор! ” — Кажется, я только сейчас признался себе, что вижу в вас… друга, — продолжает он. — А мне не все равно, что происходит с моими друзьями. — А-а… — бормочу я и уже хочу вежливо заметить, что со своей стороны также вижу в нем друга, когда он вдруг добавляет: — Кроме того, человек, знающий наизусть все фильмы Вуди Аллена, просто не может не быть неудачником. Меня снова окатывает волна возмущения — я готова постоять за Коннора. — Вы ничего об этом не знаете! И поверьте, я много бы отдала, чтобы не сидеть с вами рядом в этом дурацком самолете! Ходите тут, говорите что-то с таким видом, словно знаете меня лучше, чем кто бы то ни было, доводите до белого каления… — Может, и знаю, — перебивает он, и глаза его блестят. — Что? — Может, я действительно знаю вас лучше, чем кто бы то ни было. На секунду я забываю о необходимости дышать. Только смотрю на него, сгорая от нестерпимого гнева и возбуждения. Так бывает, когда играешь в теннис, ужасно боясь проиграть. Или когда танцуешь. — Вы знаете меня лучше, чем кто бы то ни было? — язвительно повторяю я, стараясь вложить в слова как можно больше сарказма. — И уверен, что вы не останетесь с Коннором Мартином. — Вы не можете это утверждать! — Moгу. — Не можете. — Могу. — Он снова начинает смеяться. — Не можете! И уж если на то пошло, я, вполне вероятно, выйду за него замуж. — Замуж? — переспрашивает Джек с таким видом, словно в жизни не слышал шутки забавнее. — Да! Почему бы и нет? Он высокий, красивый, добрый и очень… очень… — Я слегка запинаюсь. — Так или иначе, это моя личная жизнь. Вы мой босс и впервые встретили меня на прошлой неделе, так что, откровенно говоря, не ваше это дело! Голова Джека чуть дергается, словно от пощечины. Он долго молча стоит, прежде чем отступить и нажать кнопку лифта. — Вы правы, — говорит он совершенно иным тоном. — Ваша личная жизнь не мое дело. Я перешел все границы и извиняюсь. Мне становится не по себе. — Я… я не хотела… — Нет. Вы правы. — Несколько секунд он смотрит в пол, потом поднимает голову. — Итак, я завтра улетаю в Штаты. Поездка оказалась достаточно познавательной, и, я хотел бы поблагодарить вас за помощь. Увидимся сегодня на прощальной вечеринке? — Не… не знаю. Лучше бы я промолчала! Я все испортила! Это ужасно. Кошмарно. Я хочу сказать что-то. Вернуть то, что было между нами. Легкие, шутливые отношения. Но не могу найти слов. Мы добираемся до девятого этажа, двери открываются. — Здесь я справлюсь сам, — говорит Джек. — Собственно говоря, я попросил вас помочь только ради компании. Я неловко перекладываю папки в его подставленные руки. — Что же, Эмма, — говорит он все так же официально, — на случай, если больше не увидимся… я был рад, — что мы познакомились. Наши взгляды встречаются, и в его глазах мелькает что-то прежнее, теплое… — Это действительно так. — Я тоже рада, — сдавленно произношу я. Не хочу, чтобы он уезжал. Не хочу, чтобы на этом все кончилось. Меня так и тянет предложить ему выпить. Вцепиться в него и попросить: “Не уезжай”. Господи, да что со мной творится?! — Счастливого пути, — желаю я, едва ворочая языком. Он пожимает мне руку, поворачивается и идет по коридору. Раза два я открываю рот, чтобы его окликнуть. Но что сказать? Нечего. Завтра он сядет в самолет и вернется к прежней жизни. А я останусь в своей.
До конца дня я не нахожу себе места. На сердце свинцовая тяжесть. Вокруг только и разговоров, что о прощальной вечеринке Джека Харпера, но я ухожу с работы на полчаса раньше. Еду домой, варю горячий шоколад и сижу на диване, уставившись в пространство, пока не появляется Коннор. Я смотрю, как он идет ко мне, и сразу понимаю: что-то изменилось. Не в нем. Он остался прежним. — Привет, — кивает он, целуя меня в макушку. — Идем? — Идем? — Посмотреть квартиру на Эдит-роуд. Придется поспешить, если хотим успеть на вечеринку. Кстати, моя мать подарила нам кое-что на новоселье. Доставили прямо на работу. Он вручает мне картонную коробку. Я машинально вынимаю стеклянный чайник и верчу в руках. — Видишь, в нем ситечко. Можно отделять чаинки от воды. Ма считает, что так чай вкуснее… И тут я, словно издалека, слышу собственный голос: — Коннор, я не могу… — Почему? Довольно легко. Нужно только поднять… — Нет. — Я закрываю глаза, пытаясь собраться с духом, открываю снова и решаюсь: — Я не могу жить с тобой. — Что?! Что-то случилось?! — Да. Нет. — Я сглатываю. — Знаешь, меня не раз одолевали сомнения. Насчет нас. И недавно… Недавно я все поняла. Если все будет по-прежнему, значит, я дрянь и лицемерка. Это несправедливо по отношению к нам обоим. — Что? — Коннор обеими руками трет лицо. — Эмма, ты действительно хочешь… хочешь… — Да. Между нами все кончено, — говорю я, уставясь в ковер. — Ты шутишь. — Не шучу! — выдыхаю я с внезапной тоской. — Не шучу. Понятно?! — Но… но это нелепо! Нелепо! Коннор мечется по комнате, как лев в клетке. И вдруг останавливается и резко поворачивается. — Это тот полет. — Что?! — Я подскакиваю как ошпаренная. — Ты это о чем? — Ты стала совсем другой после возвращения из Шотландии. — Глупости! — Нет, не глупости! Ты стала нервной, раздражительной… — Коннор присаживается на корточки и сжимает мои руки. — Эмма, мне кажется, ты все еще страдаешь от психологической травмы. Наверное, стоит посоветоваться со специалистами… — Коннор, мне не нужны специалисты! — кричу я, вырывая руки. — Но, может, ты прав. Может, именно полет… — Я на миг замолкаю. — …так подействовал на меня. Наверное, я по-иному посмотрела на свою жизнь и многое поняла. В частности то, что мы друг другу не подходим. Коннор с ошеломленным видом медленно опускается на ковер. — Но у нас все было просто здорово! Много занимались сексом… — Знаю. — У тебя появился кто-то другой? — Нет! — резко отвечаю я. — Разумеется, нет. — Я с силой провожу пальцем по обивке дивана. — Этого не может быть, — убежденно заключает Коннор. — Просто на тебя что-то нашло. Сейчас приготовлю для тебя горячую ванну, зажгу ароматические свечи… — Коннор, пожалуйста! Никаких ароматических свечей! Ты должен выслушать меня! И пожалуйста, поверь! — Я смотрю ему в глаза. — Давай расстанемся друзьями. — Не верю, — твердит он, качая головой. — Я тебя знаю. Ты не из таких. Не отбросишь все, что было между нами. Не… И тут я, без дальнейших слов, размахиваюсь и швыряю чайник на пол. Чайник со звоном катится в угол. Коннор потрясенно замолкает. Мы оба, оцепенев, смотрим на оставшийся совершенно целым подарок мамы Коннора. — Он должен был разбиться, — произношу я после напряженной паузы. — Это символ: я готова отбросить все, что было между нами. Поскольку знаю — это не то, что нужно мне. — По-моему, он все-таки разбился. — Коннор поднимает чайник и принимается осматривать. — Видишь, трещинка. — Значит, все. — Но мы все-таки могли бы им пользоваться. — Нет. Не могли бы. — Заклеить скотчем или… — Но он уже никогда не будет прежним. — Понятно, — медленно выговаривает Коннор. Кажется, он действительно понял. — Что же, тогда я пойду. Позвоню в агентство и скажу, что мы… — Он замолкает и вытирает нос. — Хорошо, — выдавливаю я не своим голосом и добавляю: — Пожалуй, лучше, чтобы на работе об этом не знали. Пока. — Конечно, — кивает он. — Я никому не скажу. У самой двери Коннор вдруг оборачивается и сует руку в карман. Голос его слегка дрожит: — Эмма, вот тут билеты на джазовый фестиваль. Возьми, это тебе. — Что? — в ужасе шепчу я. — Коннор, не надо! Они твои! — Нет. Я знаю, как тебе хотелось услышать квартет Деннисона. — Он сует мне в руку яркие бумажки и сжимает мои пальцы в кулак. — Я… Коннор… просто не знаю, что сказать… — Джаз останется с нами навсегда, — выдыхает он, прежде чем закрыть за собой дверь.
И с чем я осталась? Ни повышения, ни бойфренда. Только распухшие от слез глаза. И все считают меня спятившей. — Ты в своем уме? — восклицает Джемайма приблизительно каждые десять минут. Сейчас утро субботы, которое мы встречаем как обычно: халаты, кофе и тяжкое похмелье. Или, как в моем случае, разрыв. — Ты хоть понимаешь, что он был у тебя в кармане?! — сокрушается она, не поднимая головы, поскольку сосредоточенно красит очередной ноготь на ноге в младенчески-розовый цвет. — Я была твердо уверена, что уже через шесть месяцев он наденет тебе на палец колечко. — А по-моему, именно ты утверждала, что я погубила все шансы на удачный брак, согласившись съехаться с ним, — мрачно напоминаю я. — Но в случае с Коннором, я думала, у тебя все схвачено! — Она качает головой. — Ты точно рехнулась. — Ты тоже так думаешь? — обращаюсь я к Лиззи. Та устроилась в качалке, обхватила колени руками и жует тост с изюмом. — Только честно! — Нет, — бросает Лиззи. Звучит это неубедительно. — Конечно, нет! — Думаешь? — Просто… просто вы казались такой чудесной парой! — Знаю. Знаю, что со стороны именно так и казалось. — Я замолкаю, старательно подбирая нужные слова. — Но, честно говоря, я никогда не была с ним самой собой. Всегда чувствовала себя как на сцене. Ну, понимаешь, это происходило как бы не со мной. Словно не в реальной жизни. — И это все?! — перебивает Джемайма с таким видом, будто я брежу. — И только поэтому ты порвала с ним? — Это достаточно веская причина, не находишь? — вмешивается моя верная подруга. Джемайма непонимающе смотрит на нас. — Конечно, нет! Эмма, пойми, если бы вы стояли до конца и разыгрывали идеальную пару достаточно долго, то и превратились бы в идеальную пару! — Но… но мы не были бы счастливы! — Вы стали бы идеальной парой, — повторяет Джемайма, словно объясняет простую истину умственно отсталому ребенку. — И, естественно, были бы счастливы. Закончив работу, она осторожно встает и проходит к двери. — Так или иначе, а в подобных отношениях без притворства не обойтись. — Неправда! По крайней мере так не должно быть! — Но почему? Честности и откровенности между мужчиной и женщиной придается слишком большое значение, — усмехается Джемайма. — Моя мать тридцать лет замужем за отцом, а он до сих пор не подозревает, что она не натуральная блондинка. Она исчезает за дверью, а мы с Лиззи переглядываемся. — Думаешь, она права? — шепчу я. — Не-ет, — нерешительно тянет Лиззи. — Конечно, нет. Отношения должны строиться на… на доверии… искренности… — Она замолкает и встревоженно смотрит на меня. — Эмма, ты никогда не говорила о том, что на самом деле испытываешь к Коннору. — Да… я никому не говорила, — подтверждаю я и тут же понимаю, что это неправда. Но как скажешь лучшей подруге, что я выболтала совершенно незнакомому человеку куда больше, чем ей? — Знаешь, жаль, что ты не была со мной откровенна, — серьезно говорит Лиззи. — Эмма, теперь все должно измениться! Примем твердое решение отныне говорить друг другу все! Мы не должны ничего скрывать. Ведь мы же лучшие подруги! — Заметано! — говорю я, подхваченная волной теплых чувств, и, подавшись вперед, обнимаю ее. Господи, как же она права! Нам нужно почаще откровенничать друг с другом! Не стоит замыкаться в себе! Что ни говори, а мы знакомы больше двадцати лет! — И если теперь мы открываем друг другу все… — Лиззи откусывает кусочек тоста, искоса смотрит на меня и неожиданно спрашивает: — Скажи, твой разрыв с Коннором имеет какое-то отношение к этому человеку? Человеку из самолета? Сердце знакомо сжимается, но я, стараясь не обращать внимания на всякие глупости, продолжаю пить кофе. Связан ли мой разрыв с Коннором… Нет. Нет, никоим образом. — Нет, — отвечаю я, не поднимая глаз. — Никоим образом. Мы обе молча смотрим на телеэкран, где Кайли Миноуг дает интервью. — Ладно! Ладно! — кричу я, неожиданно вспомнив кое-что. — Если уж дошло до откровенных вопросов, то что вы с тем типом, Жан-Полем, делали в твоей комнате? Лиззи шумно вздыхает. — Только не говори, что вы просматривали материалы дела, — добавляю я. — Потому что это не объясняет того ужасного топота и грохота. — Ну… — тянет Лиззи с затравленным видом. — О'кей. Мы… мы… — Она залпом глотает кофе, избегая моего взгляда. — Мы… занимались сексом. — Что? — смущенно переспрашиваю я. — Да. Сексом. Поэтому я и не хотела тебе говорить. Стыдно было. — Вы с Жан-Полем занимались сексом? — Да! — Она откашливается. — Страстным… пылким… безумным… животным сексом. Тут что-то не так. — Не верю! — объявляю я, окинув внимательным взглядом лучшую подругу. — Никаким сексом вы не занимались! Розовые пятна на щеках Лиззи багровеют. — Занимались! — Неправда. Лиззи, что у вас там было? — Занимались сексом, ясно? — вскидывается Лиззи. — Он мой новый бойфренд, и именно это мы и делали. А теперь оставь меня в покое! Она порывисто вскакивает, разбрасывая крошки от тоста, и, едва не зацепившись за ковер, выбегает из комнаты. Я ошарашенно смотрю ей вслед. Почему она врет? И все-таки, что там творилось? Что, спрашивается, может быть неприличнее секса? Я так заинтригована, что почти забываю о собственных бедах.
Честно говоря, это не лучший уик-энд в моей жизни. Он не становится лучше, когда прибывает почта и я получаю открытку от родителей с курорта “Меридиен” с восторженными описаниями тамошних красот и чудес. Настроение окончательно портится, когда я читаю свой гороскоп в “Мейл” и выясняю, что скорее всего совсем недавно совершила огромную ошибку. Но к утру понедельника мне становится легче. Не совершала я никакой ошибки. Моя новая жизнь начинается сегодня. Напрочь забываю о любви и романтике и все внимание уделяю карьере. Может, стоит поискать новую работу? Выходя из метро, я все больше укрепляюсь в этом намерении. Пожалуй, попытаюсь устроиться специалистом по маркетингу в “Кока-Колу” или еще куда-нибудь. И получу место. А Пол поймет, как был несправедлив, не дав мне повышения. Попросит остаться, но я скажу: “Поздно. У вас был шанс”. Тогда он начнет молить: “Эмма, неужели я так и не сумею переубедить тебя? ” А я на это отвечу… К тому времени как я добираюсь до работы, в воображаемом диалоге Пол уже на коленях, а я небрежно восседаю на его столе, подняв колено (я вроде бы успела облачиться в новый брючный костюм и туфли от Прады), и объясняю: “Знаете, Пол, от вас всего лишь требуется оказывать мне немного больше уважения…” Блин! Прихожу в себя и застываю, вцепившись в раму двери. В вестибюле мелькнуло светлое пятно. Коннор! Волна паники накрывает меня с головой. Я не могу идти туда. Просто не могу. Не могу… Голова поворачивается, и… это вовсе не Коннор, а Андреа из бухгалтерии! Я толкаю дверь, чувствуя себя полной идиоткой. Господи, настоящая психопатка! Нужно взять себя в руки, ведь рано или поздно я все равно столкнусь с Коннором и придется каким-то образом выходить из положения.
|
|||
|