|
|||
Аннотация 10 страницаЯ остановился за его спиной. Один выпад — и мой брат стал бы покойником, но, естественно, сейчас в этом не было необходимости. Он перекинул руку со шпагой через плечо и постепенно начал высвобождать левую ногу, напряженно следя за каждым моим движением. Я сделал шаг вправо и ударил его клинком Грейсвандир плашмя по шее. Бенедикт застыл на месте, слегка оглушенный, и тогда я подошел к нему вплотную и стукнул костяшками пальцев по почке, а когда он согнулся — снова по шее, на этот раз кулаком. Бенедикт упал как подкошенный, а я вытащил шпагу из его руки и отбросил далеко в сторону. Кровь продолжала течь из мочки уха моего потерявшего сознание брата, создавая впечатление какой‑ то экзотической серьги. Я отложил Грейсвандир, схватил Бенедикта под мышки и оттащил от Черной Дороги. Трава сопротивлялась изо всех сил, но я напряг мускулы и одержал верх. Очнувшийся Ганелон, хромая, подошел ко мне и уставился на Бенедикта. — Это — воин! — воскликнул он. — Да, это — воин! Что вы собираетесь с ним делать? Я поднял Бенедикта на руки. — Отнести к фургону. А ты подбери, пожалуйста, наши шпаги. — Хорошо. Я пошел по дороге и, поравнявшись с фургоном, бережно положил Бенедикта под высокое дерево, росшее на обочине. Слава богу, он так и не пришел в в сознание и тем избавил меня от лишних хлопот. Когда Ганелон вернулся, я вложил шпаги в ножны, а потом попросил его развязать несколько коробок и принести мне веревки. Он отправился выполнять мое поручение, а я быстро обыскал Бенедикта и нашел то, что искал. Мы крепко привязали Бенедикта к стволу дерева, стреножили черного коня у ближайшего куста и повесили на тот же куст шпагу, напоминавшую косу. Затем я забрался на козлы, а Ганелон сел рядом. — Вы решили оставить его здесь? — спросил он. — Временно. Я встряхнул вожжами, и мы плавно покатили по дороге. Ганелон не утерпел и оглянулся. — Ваш брат все еще без сознания, — сообщил он и, помолчав добавил: — никто не мог так запросто меня бросить. Одной левой. — Именно поэтому я приказал тебе ждать меня у фургона, а не лезть в драку. — А что с ним теперь будет? — Я позабочусь о Бенедикте. — Значит, за него можно не беспокоиться? Я кивнул. — Это хорошо. Примерно через две мили я остановил лошадей и спрыгнул на землю. — Не удивляйся, что бы ни случилось, — сказал я Ганелону. — Я постараюсь, чтобы Бенедикту оказали помощь. Я сошел с дороги, встал в тени деревьев и вытащил колоду карт, которую, естественно, Бенедикт всегда носил с собой. Быстро просмотрев ее, я выбрал карту Жерара, а остальные положил обратно в деревянный ящичек с инкрустацией слоновой костью на крышке и обитый изнутри шелком. Бенедикт бережно относился к вещам. Я держал перед собой карту Жерара и смотрел на нее. Через некоторое время она стала теплой на ощупь, изображение зашевелилось. Я почувствовал присутствие Жерара. Он был в Эмбере и шел по одной из улиц, которую я сразу узнал. Он был очень на меня похож, только подбородок чуть больше выдавался вперед, а тело казалось необычайно мощным. Я заметил, что Жерар отпустил бороду. Он резко остановился и уставился на меня. — Корвин! — Да, Жерар. Ты прекрасно выглядишь. — Твои глаза! Ты видишь! — Да, я вижу. — Где ты? — Приходи в гости, узнаешь. Он прищурился. — Никак не могу, Корвин. Извини, но сегодня я занят. — Речь идет о Бенедикте. Насколько я знаю, только ты можешь ему помочь. — Бенедикту?! У него что‑ нибудь случилось? — Да. — Тогда почему он сам ко мне не обратился? — У него нет такой возможности. — Что ты имеешь в виду? — Слишком долго объяснять. Поверь, Бенедикту необходима твоя помощь. Он закусил нижнюю губу. — А сам ты не можешь ее оказать? — Нет. — А я могу? — Безусловно. Он взялся за эфес шпаги. — Мне бы не хотелось думать, что ты решил заманить меня в ловушку, Корвин. — Я говорю правду. Если б я хотел тебя обмануть, то придумал бы историю куда более убедительную. Он тяжело вздохнул. — Хорошо. — Жду тебя, — сказал я и протянул руку. Он кивнул. Сделал шаг вперед. Хлопнул меня по плечу. Улыбнулся. — Корвин. Я рад, что у тебя есть глаза. Я отвернулся. — Спасибо. — Кто это в фургоне? — Друг. Его зовут Ганелон. — А где Бенедикт? Что случилось? Я махнул рукой. — Примерно в двух милях отсюда, у самой обочины. Он крепко привязан к дереву. — Тогда почему ты здесь? — Скрываюсь от погони. — Кто за тобой гонится? — Бенедикт. Это я связал Бенедикта, а его коня стреножил рядом. Жерар нахмурился. — Не понимаю. Я покачал головой. — Произошло какое‑ то недоразумение. Бенедикт не пожелал меня выслушать, и мы скрестили шпаги. Мне удалось оглушить его и привязать к дереву. Я не мог поступить иначе, потому что, придя в сознание, он тут же накинулся бы на меня еще раз. Но в беспомощном состоянии его тоже нельзя оставить, поэтому я позвал тебя. Пожалуйста, освободи Бенедикта и отведи его домой. — А ты что собираешься делать? — Убраться отсюда как можно скорее и скрыться на отражениях. Ты окажешь нам обоим большую услугу, если уговоришь Бенедикта прекратить преследование. Я не хочу с ним драться. — Понятно. Может, все‑ таки расскажешь мне, что случилось? — Сам не пойму. Он назвал меня убийцей. Даю тебе честное слово, что за все время пребывания в Авалоне я никого не убивал. Пожалуйста, передай это Бенедикту. У меня нет причин тебе лгать, и я клянусь, что говорю правду. Есть еще одно обстоятельство, из‑ за которого он мог меня возненавидеть. Если Бенедикт упомянет о нем, скажи, чтобы он серьезно поговорил с Дарой. Она все ему объяснит. — Что именно? Я пожал плечами. — Если Бенедикт заведет этот разговор, ты все узнаешь. Если нет, позабудь о том, что я тебе рассказал. — Значит, с Дарой? — Да. — Хорошо, я выполню твою просьбу… Послушай, как тебе удалось бежать из Эмбера? Я улыбнулся. — Праздное любопытство? Или ты готовишься к худшему? Он ухмыльнулся. — Хотелось бы знать, на всякий случай. — Увы, брат мой! Мир не подготовлен к этому знанию. Если б я кому сказал, то только тебе, но ты ничего не выиграешь, а мне оно может пригодиться в будущем. — Иными словами, ты нашел способ появляться в Эмбере и исчезать из него, когда тебе вздумается. Что ты намерен предпринять, Корвин? — А ты как думаешь? — Ответ, естественно, напрашивается сам собой. Не знаю, что и сказать. Я в растерянности. — Почему? Он указал в сторону Черной Дороги. — Она доходит уже до подножья Колвира. Разнообразные твари используют ее для нападения на Эмбер. Мы защищаемся и всегда побеждаем, но они атакуют все чаще, все яростнее. Сейчас не время думать о троне, Корвин. — Наоборот. Самое время о нем подумать. — Ты говоришь о себе, а я — о благополучии Эмбера. — Эрик справляется со своими обязанностями? — Безусловно. Я же сказал, что мы всегда побеждаем. — Я не о том. Он пытался выяснить причину возникновения Черной Дороги? — Я и сам прошел по ней довольно большое расстояние. — И? … — Мне не удалось дойти до конца. Ты ведь знаешь, что чем дальше от Эмбера, тем непонятнее становятся отражения? — Да. — …А потом ты теряешь над ними контроль и постепенно сходишь с ума? — Да. — …За этими отражениями лежит царство хаоса. Я убежден, что дорога ведет туда, Корвин. — Значит, мои опасения подтверждаются, — сказал я. — Вот почему, независимо от того, склоняюсь я на твою сторону или нет, мне хочется, чтобы ты отказался от осуществления своих планов. Безопасность государства — прежде всего. — Понятно. Будем считать, что наш разговор закончен. — Какое решение ты принял? — Ты ведь не знал моих планов, поэтому нет смысла говорить, что они остались неизменными. И тем не менее они остались неизменными. — Я не уверен, что хочу пожелать тебе удачи, но счастья желаю от всей души. Я рад, что ты снова видишь. — Он крепко пожал мне руку. — А теперь пойду к Бенедикту. Я правильно тебя понял? С ним все в порядке? — Безусловно. Я лишь оглушил его. Не забудь передать то, о чем просил. — Не забуду. — И отведи его в Авалон. — Постараюсь. — Что ж, до свидания, Жерар. — До свидания, Корвин. Он повернулся и пошел по дороге. Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся за поворотом, затем положил его карту в колоду, забрался на козлы и вновь поехал по дороге, ведущей в Антверпен.
Я стоял на вершине холма, поросшего кустарником, и смотрел на дом. Настроение у меня было скверное. Я и сам не знал, что ожидал увидеть. Пожарище? Машину у подъезда? Счастливое семейство, отдыхающее на веранде, меблированной красным деревом? Вооруженную охрану? Крыша дома прохудилась в нескольких местах и требовала срочного ремонта. Лужайка заросла. Странно еще, что в доме было выбито всего одно окно, да и то сзади. Итак, на первый взгляд, дом выглядел брошенным. Я задумался. Расстелив на земле куртку, я уселся на ее и закурил. Других домов поблизости не было. За алмазы я получил около семисот тысяч долларов, и на заключение сделки ушло полторы недели. Из Антверпена мы переехали в Брюссель, и несколько вечеров провели в Rue de Char et Pain, где и встретились с нужным мне человеком. Выслушав мой заказ, Артур крайне удивился. Бывший офицер ВВС, невысокий, худой, с аккуратно подстриженными усиками, он прервал меня в самом начале разговора и, поминутно качая головой, засыпал вопросами о доставке. Когда речь клиента звучала невразумительно, Артур всегда волновался. Больше всего на свете его беспокоило, что неприятности с оружием могут произойти во время или сразу после доставки. Он почему‑ то считал, что это подрывает его авторитет, и обычно бывал куда услужливее других, когда речь шла о транспортировке. Мои планы его взволновали по той простой причине, что у меня их вообще не было. Дело в том, что для соглашений подобного рода требуется сертификат, подтверждающий, что государство «Х» действительно заказало военную технику и имеет право на экспорт из страны‑ изготовителя. Документ этот придает соглашению официальный характер, даже если всем ясно, что оружие отправится в государство «Y», как только пересечет границу. Так уж повелось, что за определенную плату можно заручиться поддержкой представителя посольства государства «Х» — желательно того, у кого есть родственники или друзья в министерстве обороны, готовые подписать сертификат. Он стоит очень дорого, но я уверен, что Артур в одну секунду назвал бы и сумму, и людей, к которым надо было обратиться. — И все‑ таки как вы собираетесь переправить груз? — в который раз задавал он вопрос, звучавший в разных вариантах. — Как вы доставите его к месту назначения? — Пусть это вас не беспокоит. Я обо всем позабочусь. Артур опять покачал головой. — Не мелочитесь, полковник. На этом не следует экономить. — (для него я был полковником — сам не знаю почему — со времени нашей первой встречи, лет двенадцать назад. ) — нет, не следует. Сэкономив несколько долларов, вы рискуете потерять все и нажить кучу неприятностей. Послушайте, что я вам скажу: есть у меня на примете молодой представитель африканской республики, который очень недорого берет… — Нет. Мне нужно только оружие. Во время нашей беседы Ганелон молча сидел и дул пиво. Рыжая борода и разбойничье выражение на лице моего спутника выглядели впечатляюще. Он ни слова не понимал по‑ английски, но строго следовал моим инструкциям и изредка обращался ко мне на языке тари. Чистое мальчишество. Бедный старый Артур был прекрасным лингвистом, и ему очень хотелось выяснить, для кого предназначается оружие. Когда я болтал с Ганелоном о всяких пустяках, Артур из кожи лез вон, пытаясь определить, на каком языке мы разговариваем. В конце концов он начал многозначительно кивать, как будто ему это удалось, а затем вытянул шею и сказал: — Я читаю газеты, полковник. И не сомневаюсь, что эти ребята могут дать вам гарантии. Все же… — Нет, — перебил я. — Поверьте, когда я получу от вас автоматические ружья, они просто исчезнут с лица земли. — Вы шутите. Даже я не знаю, где выполнят ваш заказ. — Это не имеет значения. — Хорошо, что вы уверены в себе. Но упрямство… — Он пожал плечами. — впрочем, дело ваше. Когда я объяснил, какие мне нужны патроны, Артур решил, что я окончательно свихнулся. Он уставился на меня, забыв покачать головой. Прошло минут десять, прежде чем мне удалось уговорить его хотя бы взглянуть на расчеты. За это время он пришел в себя и качал головой изо всех сил, невнятно бормоча о серебряных пулях и невзрывающихся капсюлях. Наш спор разрешил самый неподкупный судья: наличные. Убедившись, что я непреклонен, Артур обрисовал мне ситуацию. Заказать и получить ружья несложно, купить грузовики — не проблема, но изготовление нужных мне патронов и капсюлей будет стоить бешеных денег. И вообще он не уверен, что военный завод согласится выполнить подобный заказ. Когда я сказал, что готов заплатить любую сумму, он расстроился еще больше. Если я могу позволить себе роскошь экспериментировать с патронами, которые не стреляют, и капсюлями, которые не детонируют, почему бы мне не приобрести сертификат… Нет, ответил я, и еще раз нет. Кажется, мы уже договорились, напомнил я ему. Он вздохнул и дернул себя за ус. Затем кивнул. Конечно, конечно. Будет так, как я решил. Цену он заломил баснословную. Естественно. Если я не сошел с ума — значит, мне подвернулось выгодное дельце. Хоть его и заинтересовал мой заказ, он больше ни о чем не спрашивал, видимо, боясь быть замешанным в какую‑ нибудь неприглядную историю. Более того, как только ему удалось договориться с военным заводом (как выяснилось, в Швейцарии), он тут же свел меня с его представителем, получил комиссионные и был таков. Мы с Ганелоном прибыли в Швейцарию по фальшивым паспортам. Он стал немцем, а я — португальцем. Мне, собственно, было наплевать на запись в паспорте, лишь бы фальшивка не подвела, но Ганелону я выбрал национальность с определенной целью. Во‑ первых, ему легко давался немецкий язык, а во‑ вторых, в Швейцарии всегда полным‑ полно немцев‑ туристов. По моему совету Ганелон говорил, что родился и вырос в Финляндии. В течение трех недель я следил за тем, как выполняется мой заказ, и остался доволен результатами. Серебро, кончено, стоило очень дорого. Быть может, я перестарался, но что там ни говори, этот металл слишком часто оказывал мне услуги в Эмбере, а деньги никогда не были для меня проблемой. К тому же нет лучше пули — кроме золотой — для короля. И если я убью Эрика, может, кто и крикнет: «Слава павшему величию! » Будьте снисходительны ко мне, братья. Убедившись, что заказ будет выполнен в срок, я отправил Ганелона путешествовать, благо он пустился во все тяжкие, вжившись в образ финского туриста. Он отбыл в Италию с камерой на шее и отсутствующим выражением на лице, а я сел в самолет и полетел домой, в штаты. Домой? Да. Я сидел на холме и смотрел на небольшой дом, в котором прожил больше десяти лет. Я возвращался в него, когда попал в ту самую автомобильную катастрофу, после которой начались мои мытарства. Я затянулся сигаретой. Тогда мое жилище не было столь запущенным. Я всегда тщательно за ним следил; и дом, и участок были полностью оплачены. Шесть комнат, гараж на две машины. Семь акров земли — практически весь склон холма. Большую часть времени я проводил в одиночестве. Мне здесь нравилось. Я любил возиться в мастерской, работать в уютном кабинете. Интересно, висит на его стене гравюра Мори или ее украли? Она называлась «Лицом к лицу», и на ней была изображена смертельная схватка двух воинов. Хорошо бы ее увидеть. Впрочем, насколько я знал закон, то, что не разворовали, должно было пойти с молотка для уплаты налогов штату Нью‑ Йорк. Странно еще, что дом не продали. Я продолжал смотреть на него, чтобы окончательно в этом убедиться. Спешить было некуда. С Жераром я связался сразу же по прибытии в Бельгию, а с Бенедиктом — не рискнул. Я боялся, что он тут же нападет на меня, а мне не хотелось ни сражаться с ним на шпагах, ни мериться силой воли. Жерар оглядел меня с головы до ног. — Корвин? Да… — Что с Бенедиктом? — Я нашел его там, где ты сказал. Он кинулся было тебя преследовать, но мне удалось убедить его, что это бессмысленно. Пользуясь тем, что Бенедикт долго был без сознания, я сказал, что ты уехал давным‑ давно. Затем мы отправились в Авалон. Я остался на похороны, а сейчас иду в Эмбер. — Какие похороны? — Ты действительно не знаешь? — Если б я знал, черт тебя побери, я бы не спрашивал! — Слуг Бенедикта убили. Он говорит, это сделал ты. — Нет. Чушь какая‑ то. Зачем мне убивать его слуг? — Когда Бенедикт вернулся, в доме никого не было. Он отправился на поиски и обнаружил три трупа, а тебя и след простыл. — Понятно… Где он их нашел? — В небольшой рощице за садовым участком. Могила была совсем неглубокой. Все верно… Лучше не говорить, что я видел эту могилу. — Но с чего он взял, что их убил именно я? — Бенедикт в недоумении, Корвин. Он никак не может понять, почему ты не прикончил его, когда тебе представилась такая возможность. И он поражен, что ты позвал меня на помощь. — Бенедикт несколько раз назвал меня убийцей, но… Ты передал ему то, о чем я просил? — Да. Сначала он отмахнулся от меня, как от мухи, заявив, что ты лжешь. Я сказал, что ты говорил искренне и настаивал на своей невиновности. Это его сильно обеспокоило. Он спросил, верю я тебе или нет. — А ты мне веришь? — Проклятье, Корвин! Как я могу тебе верить или не верить? Мы так давно не виделись, и вдруг ты… — он запнулся и, прищурившись, посмотрел мне в глаза. — Тут что‑ то не так. Почему ты отдал предпочтение мне? Ведь у тебя была полная колода. — Ты шутишь? — Я требую ответа на свой вопрос. — Хорошо. Ты — единственный, кому я доверяю. — И это все. — Нет. Бенедикт не хочет, чтобы в Эмбере о нем знали. Мне доподлинно известно, что только вы с Джулианом были в курсе его дел. Я не люблю Джулиана и не верю ему. С тебя довольно? — Почему ты решил, что мы с Джулианом знаем о Бенедикте? — Потому что вы жили в его доме после того, как Черная Дорога изрядно вас потрепала. Я слышал об этом от Дары. — Да кто такая эта Дара, в конце концов? — Осиротевшая дочь старого слуги Бенедикта, которую он взял на воспитание. Она гостила у него одновременно с вами. — И ты послал ей браслет. Ты также говорил о ней, когда вызвал меня к Бенедикту. — Да, конечно. А в чем, собственно, дело? — Ни в чем. Я ее не помню. Скажи, почему ты так внезапно уехал? Согласись, Бенедикт имел право думать, что ты виновен. — Я и был виновен… Но не в убийстве. Как ты считаешь, зачем я приехал в Авалон? Ведь ты видел в фургоне коробки. Я действительно не хотел встречаться с Бенедиктом, который наверняка поинтересовался бы, что это такое. Черт побери! Если б я счел нужным бежать, то не потащил бы за собой груженый фургон! — Что было в коробках? — Прекрати. Я не хотел говорить этого Бенедикту, не скажу и тебе. Пусть наведет справки и выяснит, если ему больше нечего делать. Но от меня он не услышит ни слова. Впрочем, теперь это не имеет значения. Главное, что я достал в Авалоне одну вещь, не представляющую там особой ценности, но необходимую мне для дела. Ты удовлетворен ответом? — Да. По крайней мере в нем есть смысл. — Тогда ответь мне на мой вопрос: ты считаешь, что я их убил? — Нет. Я тебе верю. — А Бенедикт? — Он не нападет на тебя, пока вы не объяснитесь. У него возникли сомнения, в этом я уверен. — И то ладно. Спасибо тебе, Жерар. Мне пора. Я поднял руку. — Подожди, Корвин! Подожди! — В чем дело? — Как тебе удалось пересечь Черную Дорогу? Ты уничтожил огромный ее участок в том месте, где проехал. Каким образом? — Лабиринт, — сказал я. — Если когда‑ нибудь ты попадешь на Черной Дороге в беду, ударь по ней Лабиринтом изо всех сил. Ты ведь знаешь, как иногда приходится держать его перед мысленным взором, когда отражения начинают разбегаться в стороны и выходят из‑ под контроля? — Да. Но я пытался это сделать, и у меня ничего не вышло. Только голова разболелась. Черная дорога не является отражением. — Ты прав и не прав. Я знаю, что она из себя представляет. А ты слишком рано сдался. Я концентрировался на Лабиринте до тех пор, пока голова моя, казалось, не раскололась от боли. Я чуть не потерял сознания, и тогда раскололся окружающий меня мир. Не могу сказать, что ощущение было из приятных, но результат налицо. — Я запомню, — сказал он. Ты собираешься объясниться с Бенедиктом? — Нет. Ничего нового он от меня не услышит. Теперь он немного остыл, так что пусть сам во всем разберется. К тому же мне не хочется рисковать. Поединок с Бенедиктом не входит в мои планы. И я воспротивлюсь всякой попытке войти со мной в контакт. — Что будет с Эмбером, Корвин? Что будет с Эмбером? Я опустил глаза. — Не вставай на моем пути, когда я вернусь, Жерар. Поверь, у тебя нет ни одного шанса помешать мне. — Корвин… Нет, подожди. Прошу тебя, одумайся. Не нападай сейчас на Эмбер. Государство в опасности. — Мне очень жаль, Жерар. За последние пять лет я думал об этом больше, чем вы все вместе взятые. — Что ж, тогда мне тоже жаль. — Извини, мне пора. Он кивнул. — До свидания, Корвин. — До свидания, Жерар. Через несколько часов солнце скрылось за холмом, наступили сумерки. Я встал, отряхнул куртку, надел ее, потушил окурок и выкинул пустую сигаретную пачку. Дом по‑ прежнему не подавал признаков жизни — пыльные стекла не загорелись светом, выбитое окно осталось выбитым. Я медленно пошел вниз по склону холма. Дом Флоры в Вестчестере был давно продан, чего и следовало ожидать. У нее больше не было причин оставаться на отражении земля. Она успешно справилась с ролью надсмотрщицы, получила обещанную награду и теперь жила в Эмбере. Меня раздражала мысль о том, что флора все время находилась рядом со мной, а я об этом не знал. Я долго колебался, обдумывая, не поговорить ли мне с Рэндомом, и пришел к выводу, что это бессмысленно. Я, конечно, с удовольствием выслушал бы последние новости, но они никак не могли повлиять на ход событий. Я был уверен, что могу доверять Рэндому, ведь он здорово мне помог, и хотя его трудно было назвать альтруистом, он сделал для меня больше, чем кто‑ либо другой. Сейчас Рэндом женился, и в Эмбере его не любили, но терпели. Скорее всего он с радостью примет любое мое предложение; но, взвесив все «За» и «Против», я решил поговорить с ним при встрече. Я сдержал слово и противился всякой попытке контакта, а надоедали мне по несколько раз на дню в течение первых двух недель. Затем меня оставили в покое. Захотелось поживиться моими мыслями, дорогие братики? Слуга покорный! Я подошел к дому сзади, протер стекло рукавом. Я вел наблюдение с холма вот уже третий день, и мне казалось невероятным, что здесь кто‑ нибудь живет. Все же… Я заглянул внутрь. Беспорядок был жуткий, половины вещей недоставало. Я обошел веранду и подергал за ручку двери. Заперто. Я усмехнулся. Девятый кирпич снизу, четвертый сверху. Ключ никто не нашел. Я вытер его о куртку, открыл дверь и вошел в дом. Повсюду лежал толстый слой пыли. В камине валялись банки из‑ под кофе, ломаные бутербродницы и засохший кусок сосиски, а также разнообразные дары природы, попавшие через трубу. Я закрыл заслонку. Из входной двери был выломан замок. Я налег на ее плечом и убедился, что она забит изнутри. На стене в прихожей было написано неприличное слово. Я пробрался на кухню. Там царил хаос. Все, что не украли, лежало на полу. На линолеуме остались глубокие царапины, свидетельствующие, что холодильник и электробатарею тащили волоком. Я попятился, вышел из кухни и направился в мастерскую. Пусто. Проходя по дому, я с удивлением увидел в спальной кровать и два дорогих кресла. В кабинете меня ждал еще один приятный сюрприз: отсюда почти ничего не вынесли, и письменный стол, как всегда, был завален всякой всячиной. Закурив сигарету, я подошел к нему и уселся в кресло. Мои книги стояли на полках. Никто не крадет книг, кроме старых друзей, а… Я не поверил своим глазам. Вскочив на ноги, я подошел почти вплотную к стене, боясь ошибиться. Прекрасная гравюра Йошитоши Мори висела на прежнем месте — опрятная, элегантная, страстная. Неужели никому не пришло в голову, что это — одна из самых дорогих вещей… Опрятная? Я взглянул на раму, провел по ней пальцем. Слишком опрятная. Единственный предмет в доме, на котором не было ни пыли, ни грязи. Я осмотрел раму тщательнейшим образом и, не обнаружив взрывных устройств, снял ее с крюка и положил на подоконник. Участок стены, на которой она висела, был пыльным и грязным. Я вернулся к столу и сел в кресло. Кому‑ то хотелось меня напугать, и он своего добился. Этот кто‑ то забрал гравюру мори, содержал ее в чистоте и порядке — за что я был ему крайне признателен, — а затем, совсем недавно, повесил ее на старое место. Значит, меня здесь ждали. Но в таком случае зачем об этом предупреждать? Чтобы я скрылся? Чушь какая‑ то. Если я попал в ловушку, она уже захлопнулась. Я вытащил пистолет из кармана брюк и засунул его за пояс. Никто не мог знать, что я сюда вернусь. Я и сам этого не знал. Трудно объяснить чувство, которое мною руководило, когда я решил еще раз взглянуть на дом, в котором прожил всего несколько лет. Допустим, неизвестный повесил гравюру мори на старое место, зная, как она мне дорога, и лишь предполагая, что я за нею вернусь. Что ж, он оказался прав. Но на меня никто не напал, а следовательно, это была не ловушка. Что тогда? Сообщение. Важное сообщение. Какое? Где? И главное, кто? Самым надежным тайником в доме, если его не обнаружили, был сейф. Посмотрим. Я подошел к противоположной стене, отодвинул деревянную панель, набрал на циферблате код, сделал шаг в сторону и осторожно открыл дверцу старой тростью, валявшейся на полу. Взрыва не произошло. Впрочем, я не сомневался, что его не будет. В сейфе лежали несколько сот долларов, письма, ценные бумаги, расписки. И конверт. Плотный белый конверт, на самом видном месте. На конверте было написано мое имя. — Брат Корвин, — прочитал я на листке бумаги, — если ты читаешь это письмо, значит мы все еще думаем более или менее одинаково, и я могу предугадать твои поступки. Я благодарю тебя за одолженную гравюру мори — насколько я понимаю, одну из двух причин, по которым ты можешь вернуться на это отвратительное отражение. Мне очень не хочется отдавать ее, так как наши вкусы тоже достаточно схожи, и она уже несколько лет украшает мои покои. Пусть же ее возвращение послужит свидетельством моей доброй воли и просьбой внимательно отнестись к тому, что я хочу тебе сказать. Я буду откровенен, чтобы ты не сомневался в моей искренности, и поэтому не стану извиняться за то, что я с тобой сделал. Я жалею только о том, что не убил тебя сразу, когда мне представилась такая возможность. Тщеславие меня сгубило. Зрение вернулось к тебе, но вряд ли этот факт что‑ либо изменит в наших с тобой отношениях. Твое послание «Я вернусь» лежит сейчас на моем письменном столе. Если бы его написал я, то обязательно вернулся бы. Так как мы действительно очень похожи, я предвидел, что ты сдержишь слово, и принял соответствующие меры. Ты никогда не был глуп, и я понимаю, что для нападения на Эмбер ты собираешь большое войско. Я поплатился за былое тщеславие и готов сейчас поступиться своей гордостью. Я прошу у тебя мира, Корвин, — не ради себя, а ради благополучия государства. Существа из отражений атакуют Эмбер большими силами, и я не могу разобраться, почему так происходит. Против этих сил, самых страшных на моей памяти, вся семья объединилась и принесла мне присягу в верности. Мне бы очень хотелось, чтобы ты стал моим союзником и помог в битве за правое дело. Если ты откажешься, прошу тебя, подожди нападать на Эмбер, забудь о своих планах хотя бы на время. Если же ты решишь мне помочь, то я не требую, чтобы ты признал меня законным монархом, — Согласись только, что я буду командовать в течение этого кризиса. Тебе будут возданы все почести, приличествующие твоему сану. Нам необходимо поговорить, чтобы ты понял, насколько серьезна ситуация в Эмбере. Так как все мои попытки вызвать тебя не увенчались успехом, вкладываю в конверт свою карту. Пожалуйста, воспользуйся ею. Ты, конечно, можешь подозревать меня в неискренности, но я даю тебе честное слово, что все сказанное мною — правда. Эрик, повелитель Эмбера. Я перечитал письмо и усмехнулся. Может, он считал, что проклятья не имеют силы? Не выйдет, мой дорогой брат. Это, конечно, очень благородно с твоей стороны — Вспомнить обо мне в тяжелый для тебя час (и я верю тебе, можешь не сомневаться, потому что все мы — люди чести), — но встреча наша произойдет согласно моему, а не твоему расписанию. Что же касается Эмбера, то я не меньше тебя думаю о нем и сделаю для его процветания все, что сочту нужным. Могилы полны людьми, которые, как и ты, считали себя незаменимыми. Но я скажу тебе это не сейчас, а стоя лицом к лицу.
|
|||
|