Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





318. Чайковский ‑ Мекк



 

Москва,

1880 г. декабря 14‑ 17. Москва.

14 декабря.

Чем долее я здесь остаюсь, милый друг мой, тем отдаленнее все уходит срок моего здешнего томительного пребывания. Вчера Бевиньяни убедительно просил меня быть в Москве в начале января, когда начнутся оркестровые репетиции “Онегина”. Так как этот милый итальянец прилагает к постановке моей оперы замечательное усердие и так как действительно мое присутствие во многих отношениях может быть полезно и нужно для успеха оперы, то я не решился отказать ему в его просьбе. Теперь спрашивается, стоит ли мне на такой короткий, срок ехать в Каменку? Боюсь, что эта поездка не принесет мне того отдыха, в котором я так нуждаюсь. Мне нужна теперь будничная, а не праздничная обстановка Каменки. Впрочем, я еще не предпринял в этом отношении окончательного решения.

По просьбе Бевиньяни я был вчера на фортепианной репетиции “Онегина” и остался очень доволен. Первый акт солисты уже отлично разучили. Можно надеяться, что опера будет поставлена хорошо. Я радуюсь при мысли, что Вы услышите “Онегина”! Но, боже мой, до чего я устал и как бы я рад был очутиться где‑ нибудь подальше. Благодаря стечению различных обстоятельств и, главное, двум операм, разом ставящимся в Петербурге и Москве, я в эту минуту очень на виду; обо мне много говорят и пишут, и бог один знает, до чего это мне не по нутру. Но что делать? Любишь кататься, люби и саночки возить. Даже кое‑ где в газетах меня побранивают заранее. Вчера в одной из них я прочел обвинение меня в том, что я посвятил свою оперу Направнику, и намекают на то, что это с моей стороны неблаговидный способ заманивания на свою сторону Направника. При этом и Направнику (единственному безусловно честному человеку и артисту в петербургском театральном мире) сильно достается. Бранят меня также за то, что я не пускаю в продажу свою оперу.

Все это мало оскорбляет меня, но зато до крайности огорчает и тяготит. Внутренно даю себе клятву как можно решительнее впредь избегать Петербурга и Москвы.

Алеша мой, благодаря участию некоего генерала Клемма, командующего московскими войсками, которому мне случалось в прежнее время оказывать услуги в виде исправления сочиняемых им романсов, переведен в Москву и должен быть здесь если не сегодня, так завтра. Он будет зачислен в Екатеринославский гренадерский полк и потом прикомандирован к писарскому классу. Это для него большое облегчение, так как всего больше он боялся, что его ушлют куда‑ нибудь далеко.

17 декабря.

Я был эти дни в большой тревоге по следующему случаю. Год тому назад я получил письмо от неизвестного мне молодого человека по фамилии Ткаченко, который обратился ко мне с очень странным предложением поступить ко мне в лакеи с тем только, чтобы я не отказался руководить хоть понемножку его музыкальным обучением. Письмо было написано так умно, оригинально и было полно такой беззаветной любви к музыке, что я отнесся к нему очень сочувственно. У нас завязалась переписка, из которой я узнал, что ему уже двадцать три года, а музыкальных сведений никаких. Тогда я откровенно написал ему, что время его уже прошло и что ввиду этого ему следует оставить манию свою к музыке. Месяцев девять я не имел о нем никаких сведений. Третьего дня получаю от него письмо. Он возвращает мне мои письма, дабы после смерти они не попали в чужие руки, прощается со мной и говорит, что решился на самоубийство, так как борьба с невзгодами жизни и безнадежность выйти когда‑ нибудь из положения человека, работающего только из‑ за куска хлеба, внушили ему отвращение к жизни. Письмо дышало такою искренностью, таким глубоким отчаянием, что я был очень потрясен. Из штемпеля на конверте я узнал, что письмо написано в Воронеже (прежде он жил в Полтаве), и я тотчас же решился телеграфически просить кого‑ нибудь из жителей Воронежа отыскать Ткаченко через полицию и сказать ему, если еще не поздно, чтобы ждал письма от меня. К счастью, у Анатолия нашелся хороший знакомый, некто Стоиков, которому я немедленно телеграфировал. Вчера ночью я получил ответ, что Ткаченко найден вовремя. Он был в ужасном положении. Теперь я послал ему денег на дорогу и приглашаю его приехать в Москву к 10 января, т. е. к дню, когда я сам должен буду вернуться из Каменки. Что из всего этого выйдет, не знаю, но я счастлив, что удержал его от гибели. Судя по письмам, это молодой человек странный, сумасбродный, но умный и очень честный и хороший.

Бедный, бедный мой Алеша! Вчера я был у него в Покровских казармах. На меня эта душная, грязная казарма, убитый и тоскующий вид Алеши, уже одетого по‑ солдатски, лишенного свободы и обязанного с раннего утра до вечера быть на ученье, ‑ все это произвело тяжелое и удручающее впечатление!

До свиданья, дорогой друг! Дай Вам бог хорошо провести праздники. Будьте здоровы и покойны.

Ваш П. Чайковский.

 

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.