|
|||
Глава XX. Глава XXIГлава XX
Девятый раз, когда он почувствовал рядом с собою присутствие своей супруги, пришелся на весну. Случилось это во время великих гонений 1679 года. Поставив на стол вино и блюдо с вафлями, он играл в своей хижине. Прервавшись, он спросил ее: – Мадам, как это возможно, что вы приходите сюда после смерти? Куда подевалась моя лодка? Отчего при виде вас слезы мои высыхают? Может быть, вы все‑ таки призрак? Или я схожу с ума? – О, забудьте свои страхи. Лодка ваша давным‑ давно сгнила в тине. Потусторонний мир не более непроницаем, чем это дырявое суденышко. Я страдаю, мадам, оттого, что не могу прикоснуться к вам. – Ах, сударь, это ведь все равно что коснуться ветра. Она говорила медленно, как и все мертвые. Она добавила: – Не думайте, будто я не страдаю оттого, что бесплотна, словно ветер. Однако этот ветер иногда доносит до мертвецов отголоски музыки. А свет иногда доносит до ваших взоров частицы наших подобий. Она замолчала, глядя на руки своего мужа, лежащие на красном дереве виолы. – А вы по‑ прежнему не очень‑ то красноречивы! – молвила она. – Чего же вы ждете, мой друг? Играйте! – Что вы так внимательно разглядывали, пока молчали? – Играйте же! Я разглядывала ваши постаревшие руки на красном дереве виолы. Он замер. Он впился глазами в свою супругу, потом, впервые в жизни или, по крайней мере, так пристально, как никогда доселе, взглянул на свои сморщенные, желтые, в самом деле поблекшие руки. Он вытянул их обе перед собою. Они были покрыты синеватыми пятнами, словно у мертвеца, и это наполнило счастьем его душу. Эти признаки старости сближали его с нею или с тем, чем она была нынче. Сердце его бурно колотилось от радости, пальцы дрожали. – Мои руки! – выговорил он. – Вы говорите о моих руках!
Глава XXI
К этому часу солнце уже давно село. Небо заволокли грузные дождевые тучи, настала тьма. Воздух был пронизан сыростью, предвещавшей близкий ливень. Он шагал по берегу Бьевра. Вновь увидел дом с башенкой и наконец остановился перед высокой стеной, что огораживала усадьбу со всех сторон. Издали до него временами долетали звуки виолы учителя. Они взволновали его. Он прошел вдоль ограды до самой реки; цепляясь за корни дерева, оголенные быстрым течением, он с трудом обогнул стену и взобрался на пригорок – здесь уже начинались владения Сент‑ Коломбов. От старой раскидистой ивы остался теперь один ствол. И лодки тоже больше не было. Он подумал: «Ива погибла. Лодка затонула. Здесь я любил девушек, которые нынче, верно, уже матери семейств. Я познал их невинную красоту». У ног его больше не суетились куры и гуси – значит, Мадлен здесь не живет. Прежде она загоняла их по вечерам в курятник, и ночью слышно было, как они возятся, кудахчут и гогочут внутри. Прячась в тени ограды, он пошел на звуки виолы, к хижине своего учителя, и, закутавшись поплотнее в дождевой плащ, приник ухом к дощатой стенке. Он услышал протяжные жалобные арпеджио. Они напоминали импровизации Ку‑ перена‑ младшего, [11] которые тот исполнял на органе в церкви Сен‑ Жерве. Сквозь узенькое оконце сочился тусклый свет. Потом виола умолкла, и он услышал, как учитель заговорил с кем‑ то, хотя ответа не расслышал: – Мои руки! – воскликнул он. – Вы говорите о моих руках! И еще: – Что вы так внимательно разглядывали, пока молчали? Спустя час господин Маре удалился, все тем же неудобным путем, каким и пришел сюда.
|
|||
|