Глава XIV

Отныне Марен Маре являлся в дом тайком от господина де Сент‑ Коломба. Мадлен показывала ему на своей виоле все изощренные приемы игры, которым научил ее отец. Стоя перед юношей, она заставляла его множество раз повторять одно и то же, по‑ своему располагая ему пальцы на грифе, выдвигая инструмент вперед для лучшего звучания, поправляя локоть и плечо руки, держащей смычок. При этом они неизбежно касались друг друга. Потом она отдалась ему, и они любились в укромных уголках дома или в тени сада. Иногда они прокрадывались к шелковице и, затаившись под хижиною Сент‑ Коломба, слушали, какие новые фиоритуры он изобрел, насколько выросло его мастерство и каким аккордам он нынче отдает предпочтение.

Летом 1676 года, когда господину Маре исполнилось двадцать лет, он объявил мадемуазель де Сент‑ Коломб, что его приняли ко двору в качестве «музыканта при короле». Они находились в саду; Мадлен подталкивала юношу к старой шелковице, к дощатой хижине, сидевшей на низкой развилке. Сама она уже научила его всему, что умела.

Но вот однажды, когда Марен Маре прятался под домиком, разразилась гроза, и он, продрогнув, несколько раз прегромко чихнул. Господин де Сент‑ Коломб вышел под дождь, увидел юношу, сидевшего на мокрой земле, подбородком в колени, и принялся пинать его ногами, клича своих слуг. Насажав ему синяков на икрах и коленях, он схватил его за шиворот, выволок из‑ под дерева и приказал лакею сбегать за хлыстом. Но тут вмешалась Мадлен де Сент‑ Коломб. Она объявила отцу, что любит Марена, и мало‑ помалу успокоила его. Грозовые тучи прошли так же быстро, как и налетели; они вынесли в сад холщовые кресла и уселись в них.

– Я не желаю больше видеть вас у себя, сударь. Предупреждаю последний раз, – объявил Сент‑ Коломб.

– Больше вы меня здесь не увидите.

– Намерены ли вы жениться на моей старшей дочери?

– Пока я еще не могу вам этого обещать.

– Туанетта ушла к мастеру и вернется не скоро, – отвернувшись, сказала Мадлен.

Она присела на скошенную траву рядом с Мареном Маре, прислонясь спиною к креслу отца. Трава уже почти высохла, и в воздухе сильно запахло сеном. Сент‑ Коломб устремил взор на зеленую кромку леса за рекой. Мадлен взглянула на руку Марена, что медленно подползала к ней. Его пальцы коснулись ее груди, потом соскользнули к животу. Девушка вздрогнула и сжала колени. Господин де Сент‑ Коломб не мог их видеть. Он продолжал говорить:

– Не знаю, месье, соглашусь ли выдать за вас дочь. Вы уже, без сомнения, приискали себе тепленькое местечко. Вы живете во дворце, королю нравятся мелодии, коими вы сопровождаете его утехи. На мой же вкус, нет никакой разницы, занимаешься ли ты своим искусством в роскошных каменных палатах или в дощатой хижине на шелковице. Для меня существует нечто большее, чем искусство, большее, чем пальцы и уши, большее, чем музыкальные инвенции: это жизнь, исполненная страстного чувства.

– Это вы‑ то ведете жизнь, исполненную страстного чувства? – в унисон воскликнули Мадлен и Марен, удивленно взглянув на старого музыканта.

– Вы, сударь, нравитесь видимому королю. Мне же это никак не подходит. Поверьте мне, я ищу понравиться, с помощью моих пальцев, тому, кого никто не видит.

– Вы изъясняетесь загадками, сударь. Боюсь, что никогда не уразумею, что вы имеете в виду.

– Вот потому‑ то я и не захотел, чтобы вы сопровождали меня на моем тернистом пути, на этой дороге, заросшей травою, усеянной каменьями. Я принадлежу могилам. Вы же публикуете свои ловкие сочиненьица, щедро уснащая их украденными у меня фиоритурами, и вам невдомек, что это не более чем восьмушки и половинки на нотной бумаге!

Марен Маре вынул платок, чтобы стереть следы крови с губ.

Внезапно он нагнулся к своему учителю:

– Сударь, я давно уже хочу задать вам один вопрос.

– Да?

– Отчего вы сами не публикуете сочиненную вами музыку?

– О дети мои, да разве я сочиняю?! Я в жизни своей ничего не придумал сам. Я просто выражаю то, что дарят мне река, водяная ряска, дорожная полынь, букашки и гусеницы, вспоминая притом забытое имя, былые услады.

– Но разве в болотной ряске и гусеницах есть музыка?

– Когда я провожу смычком по струнам, я все равно что рассекаю им мое кровоточащее сердце. Мои занятия – всего лишь строгий уклад жизни, в которой нет места безделью и пустым забавам. Я исполняю не музыку. Я исполняю мою судьбу.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒