Хулия Наварро 49 страница

Непонятно, почему – может, из‑ за абсолютно равнодушного выражения лица – внимание Пласкича привлекла пожилая женщина, появившаяся еще на одном из мониторов. Она, похоже, не испытывала ни малейшего волнения по поводу того, что произошло, и была здесь, пожалуй, единственным человеком, сохранившим спокойствие. Она с беззаботным видом неспешно направлялась к выходу.

Хорвата заинтересовал предмет, который эта женщина держала в руке, но он так и не смог его рассмотреть.

Мерседес Барреда вышла из музея и с удовольствием вдохнула теплый весенний воздух. Ей всегда нравилась гармоничная застройка района Саламанка, где и находился археологический музей. Она пошла по улице наугад, наслаждаясь душевным покоем и чувством удовлетворения от только что совершенного ею поступка. Мерседес даже не заметила двух элегантно одетых людей, прошмыгнувших мимо нее и севших в ожидавший их автомобиль. Единственное, о чем она думала в этот момент, – так это о том, как ей избавиться от тонкого и острого металлического прутка, которым она уколола Клару прямо в сердце. На нем не останутся отпечатки ее пальцев, поскольку она была в тоненьких кожаных перчатках, а потому Мерседес собиралась попросту бросить этот пруток в какой‑ нибудь водосточный люк. Однако она решила не делать этого рядом с музеем, а намеревалась сначала убраться отсюда подальше.

Она целый час бродила по городу, а затем остановила такси и попросила отвезти ее в отель «Риц», где она снимала номер.

Поначалу она планировала сразу же поехать из отеля обратно в Барселону, но затем изменила свое решение. И в самом деле, зачем ей было спасаться бегством – ведь ее никто не искал и никто даже не подозревал о ее причастности к смерти Клары Танненберг. Тем не менее в отеле она переоделась и, выйдя на улицу, направилась в сторону вокзала. Увидев неподалеку от музея Прадо водосточное отверстие, она бросила в него пруток. Затем она вернулась в отель и, зайдя в свой номер, ощутила удовлетворение от того, что ей все‑ таки удалось лишить жизни Клару Танненберг.

Ей даже не пришлось долго размышлять над тем способом, каким она убьет Клару. Когда Мерседес была еще юной девушкой и жила в Барселоне, ее бабушка как‑ то рассказала ей об убийстве Изабеллы Австрийской: к императрице подошел какой‑ то мужчина и уколол ее прямо в сердце длинным и тонким металлическим предметом. Через несколько секунд она замертво рухнула на пол, причем на ее одежде выступило всего лишь несколько капелек крови.

Когда у Мерседес возникло желание собственноручно убить Клару, она тщательно спланировала, в какой момент она уколет Клару прямо в сердце. Однако найти подходящее орудие убийства оказалось не так‑ то просто. Она искала его и в лавках старьевщиков, и среди материалов, используемых рабочими ее предприятия. Именно среди металлических отходов она и нашла подходящий пруток, который затем заточила, тщательно почистила и отполировала так, как будто это было произведение искусства.

Зайдя в свой номер в отеле, она открыла холодильник, достала оттуда бутылку шампанского и налила себе полный бокал. Впервые за многие годы она почувствовала себя радостной и довольной жизнью.

* * *

Лайон Дойль был вне себя от бешенства. Клару Танненберг наконец‑ то убили, но убил ее не он, а это могло означать, что ему не выплатят остаток гонорара. Убийца, по‑ видимому, был настоящим профессионалом – а иначе как можно было объяснить тот факт, что у него хватило храбрости и хладнокровия убить Клару на глазах у сотен людей? Он ткнул ей прямо в сердце каким‑ то тонким и острым предметом, который пронзил этот жизненно важный орган. Но кто этот убийца?

Лайон планировал убить Клару этим вечером. Он знал, что Клара остановилась у Марты Гомес, и ни та, ни другая ничего бы не заподозрили, если бы он вдруг пришел к ним в гости. Они впустили бы его в дом, и тогда он наконец‑ то прикончил бы внучку Танненберга. Правда, ему пришлось бы убить и Марту, но это, в общем‑ то, было бы просто еще одним незначительным неудобством. Теперь же у него возникла большая проблема. Он уже никогда не сможет доложить Тому Мартину, что выполнил заказ.

Лайон еще больше разозлился, увидев плачущего Джиана Марию: священник с сокрушенным видом выходил вместе с Мирандой из музея, чтобы отправиться в больницу, в которую отвезли труп Клары. В этой больнице должны были засвидетельствовать факт смерти и произвести вскрытие.

Едва Джордж Вагнер закончил собрание, как его секретарь сообщил, что ему по какому‑ то срочному делу звонит Пол Дукаис.

– Все в порядке, задание выполнено, – сказал Дукаис.

– Полностью?

– Да, мы заполучили все, что ты хотел. Но… но с внучкой твоего друга случилось несчастье. Ее кто‑ то убил.

– Когда прибудет посылка?

– Она уже в пути, прибудет завтра.

Больше Джордж Вагнер не стал ни о чем расспрашивать. Энрике Гомес и Франк Душ Сантуш тоже не особо переживали по поводу смерти Клары. Им было все равно, тем более что они не имели к этому убийству никакого отношения.

Единственной их заботой теперь стала организация продажи предметов, похищенных их людьми из иракских музеев. Джордж предложил своим друзьям срочно собраться всем вместе, чтобы поднять бокалы за успех проведенной операции и за то, что им наконец‑ то удалось заполучить «Глиняную Библию». Ему очень хотелось подержать в руках это сокровище, прежде чем его передадут покупателю.

Лайон Дойль позвонил Тому Мартину из телефонной будки.

– Клару Танненберг убили, – сообщил Лайон.

– И что?

– Я не знаю, кто это сделал, – огорченно сказал Лайон.

– Приезжай сюда, нам нужно поговорить.

– Я приеду завтра.

Ив Пико ходил взад‑ вперед по приемному покою больницы, будучи не в силах произнести ни слова. Миранда, Фабиан и Марта тоже не испытывали особого желания разговаривать, а Джиан Мария был способен только плакать.

Не только они, но и два инспектора полиции находились здесь в ожидании результатов вскрытия. Инспектор Гарсиа попросил их – как только будут готовы результаты вскрытия – проследовать с ним в комиссариат, чтобы помочь разобраться в происшедшем.

Наконец из помещения, в котором производилось вскрытие трупа Клары, вышел судебный врач.

– Здесь есть родственники госпожи Танненберг?

Ив и Фабиан переглянулись, не зная, что и ответить, а Марта не растерялась:

– Мы – ее друзья, больше у нее здесь никого нет. Мы пытались связаться с ее мужем, но пока нам не удалось его найти.

– Понятно. Госпожу Танненберг убили каким‑ то колющим предметом – может, стилетом, но очень‑ очень тонким, а может, длинным шилом… В общем, чем‑ то очень тонким и длинным, причем ударили ее прямо в сердце. Мне ее искренне жаль.

Врач сообщил им еще кое‑ какие подробности по поводу результатов вскрытия, а затем передал письменное медицинское заключение инспектору Гарсиа.

– Инспектор, я еще некоторое время буду находиться здесь. Если потребуются еще какие‑ то разъяснения, позвоните мне.

Инспектор Гарсиа – человек средних лет – кивнул. Данное дело было, пожалуй, более запутанным, чем казалось на первый взгляд, а от инспектора требовали как можно быстрее во всем разобраться. В министерство постоянно звонили журналисты, пытавшиеся получить хоть какую‑ то информацию. Произошедший инцидент был как нельзя более скандальным: иракскую женщину‑ археолога убивают в археологическом музее Мадрида во время торжественного открытия организованной ею выставки, на которую приехали политические деятели и именитые ученые. Именно на открытии этой выставки предполагалось представить вниманию общественности сенсационную археологическую находку. Более того, эту находку увели прямо из‑ под носа у двухсот приглашенных гостей, в том числе вице‑ президента и двух министров.

Инспектор мысленно представил себе, какими будут заголовки завтрашних газет, причем не только испанских: известие об этом чрезвычайном происшествии эхом разлетится по средствам массовой информации всего мира. Ему уже позвонили несколько его начальников, интересовавшихся, не обнаружил ли он следов убийцы и, главное, не удалось ли ему выяснить мотив этого преступления, которое, как им казалось, было связано с похищением таинственной археологической находки. Вице‑ президент в категорической форме потребовал, чтобы это дело расследовали в кратчайшие сроки.

Именно этим сейчас и собирался заняться инспектор, решивший допросить друзей убитой женщины‑ археолога.

В комиссариате было жарко, а потому Гарсиа, пригласив Пико и его коллег присесть, открыл окно, чтобы впустить немного свежего воздуха.

Пришедший в комиссариат вместе с друзьями убитой молодой священник выглядел очень подавленным, непрерывно плакал и все время держался ближе к Марте. Он был похож на перепуганного ребенка.

Эта ночь обещала быть долгой, потому что всех приглашенных в качестве свидетелей должен был допросить полицейский, пытающийся найти ответ на два вопроса: кто и почему убил Клару Танненберг?

Помощник инспектора не стал выключать стоявший в кабинете телевизор, и как раз в этот момент начался девятичасовой выпуск новостей. Все присутствующие замолчали, уставившись на экран, где перед их глазами снова разворачивались события сегодняшнего дня, который они не забудут до конца своей жизни.

Диктор сообщил, что, кроме убийства иракской женщины‑ археолога, была совершена и крупная кража: из археологического музея были похищены глиняные таблички, имеющие огромную ценность и называемые «Глиняной Библией». Именно эти таблички являлись той сенсационной археологической находкой, которую до поры до времени держали в секрете, а сегодня должны были выставить на всеобщее обозрение.

Ив Пико с досадой стукнул кулаком по столу, а Фабиан выругался.

– Они убили Клару, чтобы захватить «Глиняную Библию», – заявил Пико, и ни у Фабиана, ни у Марты, ни у Миранды не возникло ни малейших сомнений в том, что это действительно так.

И вдруг смотревший вместе со всеми телевизор Джиан Мария громко вскрикнул, а его юношеское лицо перекосилось от ужаса.

На экране показывали кадры, когда Клара шла рядом с министром в окружении множества других людей. Вдруг она словно бы споткнулась, но затем опять пошла дальше, а через несколько секунд неожиданно рухнула на пол.

То, что при этом увидел Джиан Мария, было не дано заметить ни инспектору Гарсиа, ни Пико, ни Марте: в показанной на экране суматохе буквально на долю секунды мелькнуло лицо очень хорошо знакомой Джиану Марии женщины.

Это была Мерседес Барреда, которая еще маленькой девочкой прошла через концлагерь Маутхаузен и вместе с отцом Джиана Марии испытала беспредельную жестокость того безумия, которое затеял Гитлер.

Джиан Мария тут же понял, что Клару убила именно Мерседес, и почувствовал в груди острую боль, которая была отголоском мучительных страданий, охвативших его душу. Он подумал, что не может выдать эту женщину, потому что это было бы все равно что выдать своего собственного отца. Однако, не сообщив о поступке Мерседес, он поневоле становился соучастником убийства Клары.

Инспектор Гарсиа попросил Джиана Марию рассказать, что именно из увиденного на экране заставило его вскрикнуть. Священник еле слышно ответил, что он не видел ничего особенного, а просто не мог спокойно смотреть на то, как убили Клару.

Ему поверили. Да, Ив Пико, Марта Гомес и Фабиан Тудела ему поверили, однако такой резкий всплеск эмоций посеял сомнение в душе инспектора Гарсиа и Миранды.

Полицейский был уверен, что Джиан Мария все же увидел на экране что‑ то такое – а может, и кого‑ то, что заставило его резко вскрикнуть, а Миранда мысленно сказала себе, что ей нужно будет раздобыть запись этого выпуска новостей и затем тщательно – фрагмент за фрагментом – просмотреть ее, пока она не поймет, чем было вызвано такое странное поведение священника.

Пико подробнейшим образом рассказал полицейскому о глиняных табличках, называемых «Глиняной Библией», обратив его внимание на то, что эти таблички имеют не только археологическую, но и общечеловеческую ценность.

Инспектору Гарсиа довелось в ту ночь услышать из уст трех археологов и журналистки рассказ об удивительных событиях, происходивших в последние несколько месяцев в Ираке. Из Джиана Марии инспектору так и не удалось вытянуть ничего вразумительного.

Начальники инспектора Гарсиа по‑ прежнему продолжали на него давить: им срочно требовалось дать какую‑ нибудь обнадеживающую информацию журналистам. Это происшествие было настоящим скандалом: крупная кража и убийство, совершенные в одно и то же время, – дело не шуточное.

Инспектор снова и снова просил Пико и его коллег рассказать ему о том, что происходило в последние часы перед преступлением: с кем они встречались, кому было известно о существовании табличек, кого они подозревают. А еще он попросил их охарактеризовать всех людей, кто в той или иной степени имел доступ к этим табличкам. Ив, Марта, Фабиан и Джиан Мария вышли из комиссариата очень уставшими, и каждый из них думал о том, что наверняка упустил что‑ то важное, но они, к сожалению, не знали, за какую ниточку потянуть, чтобы распутать этот зловещий клубок.

«Что со мной после всего этого будет? » – с отчаянием мысленно спрашивал себя священник, возвращаясь глубокой ночью в отель вместе с Мирандой и Пико.

* * *

Карло Чиприани сел в такси. Он чувствовал себя изнуренным, хотя перелет из Барселоны длился менее двух часов.

Ему было очень тяжело навсегда распрощаться с Мерседес, Гансом и Бруно. Они не хотели на это соглашаться, пытаясь убедить его в том, что общее прошлое, соединившее их жизни, сильнее смерти. Они были, в общем‑ то, правы: если не считать его детей, Карло ни к кому не испытывал таких теплых чувств, как к своим друзьям. Ради них он пожертвовал бы всем, что у него есть, однако он твердо знал, что теперь пришел момент обрести душевный покой, а этого он сможет достичь лишь в том случае, если расстанется с ними навсегда.

Карло ни в чем не стал упрекать Мерседес. Не стали ее упрекать ни Бруно, ни Ганс. Она не рассказала им о том, что совершила, но в этом и не было необходимости: они все поняли, едва только увидели ее.

Мерседес призналась, что в последние дни спала очень спокойно и наконец‑ то ощутила душевный покой. Бруно не стал говорить ей, какие чувства испытывает он, а Ганс просто разрыдался.

Теперь, вернувшись в Рим, Карло Чиприани сказал себе, что остаток своей жизни он должен прожить по‑ другому. Наступил момент, когда он решил наконец‑ то отправиться на площадь Святого Петра в Ватикане.

Как только он вошел в собор, сразу же почувствовал, что его окутал успокоительный полумрак.

В этот же самый момент в храм в сопровождении священника вошел и инспектор Гарсиа: он разыскивал Джиана Марию. Инспектор смог уговорить свое начальство позволить ему проверить одну из его догадок и выбил разрешение съездить в Рим и еще раз поговорить с Джианом Марией.

Инспектор Гарсиа не обратил никакого внимания на пожилого человека, устало шагавшего в направлении исповедальни, в которой, как сообщил сопровождающий инспектора священник, как раз и находился Джиан Мария.

Карло Чиприани подошел к исповедальне раньше инспектора и, опускаясь на колени, заметил, как сильно сдал этот еще совсем недавно так молодо выглядевший священник и каким горестным стало выражение его лица.

– Радуйся, Мария Пречистая…

– Без первородного греха зачатая.

– Падре, я виновен в смерти двух человек. Я молю Господа о том, чтобы он смог простить меня… и чтобы смог простить меня мой сын!

– Ты раскаиваешься?

– Да, падре.

– В таком случае пусть простит тебя Господь, и пусть он простит меня за то, что я тебя простить не могу.

Инспектор Гарсиа увидел, что, когда старик поднялся с колен, его глаза были полны слез. Казалось, что ему вдруг стало не хватать воздуха и что он вот‑ вот потеряет сознание.

– Вы себя плохо чувствуете?

– Нет‑ нет, не беспокойтесь, – ответил Чиприани и пошел прочь, не оглядываясь.

Джиан Мария вышел из исповедальни и пожал руку полицейскому.

– Извините, что я пришел сюда и отрываю вас от работы, но я получил у вашего руководства разрешение на встречу с вами, – сказал священнику инспектор. – Мне хотелось бы еще раз с вами поговорить. Если вы не согласны, можете отказаться.

Джиан Мария молча посмотрел на полицейского и кивнул. Идя затем рядом с ним, он увидел своего отца, который опустился на колени перед скульптурой «Оплакивание Христа» Микеланджело и, рыдая, закрыл лицо руками. Молодому священнику тоже захотелось заплакать, потому что ему вдруг стало нестерпимо жаль и своего отца, и самого себя.

А в Риме опять шел дождь.

[1] В Библии праотца Авраама поначалу называют «Аврам», а его жену – «Сара». Их имена заменяются соответственно на Авраама и Сарру, когда Господь обещает Авраму, что у него будет потомство. «И пал Аврам на лицо свое. Бог продолжал говорить с ним и сказал: «Вот завет Мой с тобою: ты будешь отцом множества народов. И не будешь ты больше называться Аврамом; но будет тебе имя: Авраам, ибо Я сделаю тебя отцом множества народов» (Бытие 17: 5). «Аврам» и «Авраам» являются двумя диалектическими формами одного и того же имени. Форма «Авраам» (Abraham) объясняется ее созвучием с Ab Hamô n – «отец множества народов».

[2] В разговорах Шамаса с Авраамом будет использоваться начальный вариант имени последнего – «Аврам».

[3] Наставник.

[4] Писец.

[5] Старший брат.

[6] Peccata minuta (лат. ) – мелкие проделки

[7] Название «Сафран» перекликается с арабским словом «сафра'у», которое означает «желтая».

[8] Здесь и далее представлены фрагменты из Книги Бытие (Синодальный перевод Библии).

[9] Зиккурат – храм‑ башня в древней Месопотамии.

[10] Булла – предмет из глины круглой конусообразной или цилиндрической формы, использовавшийся для регистрации операций торгового обмена.

[11] Калькули – набор глиняных фишек, соответствующих количеству тех или иных предметов.

[12] Энси – правитель области в древней Месопотамии.

[13] Пернамбуку – штат в Бразилии

[14] Капо – надсмотрщик из числа заключенных в концлагере.

[15] Книга Бытие 1: 1–5.

[16] Книга Бытие 1: 6–8.

[17] Книга Бытие 1: 26–29.

[18] Знаменитая фраза «Жребий брошен! » была произнесена Юлием Цезарем, когда он, командуя римскими легионами в провинции Цизальпийская Галлия, принял решение вступить на территорию Италии и начать воину с римским сенатом с целью установить единоличную власть в стране.

⇐ Предыдущая 40 41 42 43 44 45 46 47 4849