Глава первая 1 страница

Часть II

Команда

Глава первая

Лямин

… При выходе наблюдаемого филер должен держать себя спокойно, не теряться, не срываться с места. Если наблюдаемый еще не видел наблюдающего за ним филера, то последнему лучше укрыться, но если наблюдаемый заметил, то лучше остаться, не изменяя положения, и трогаться лишь тогда, когда наблюдаемый далеко отойдет или завернет за угол…

из Инструкции по организации филерского наблюдения

С тех пор, как процесс искусства фотосъемки немыслимо упростился и фактически свелся лишь к нажиманию на соответствующую кнопочку, человечество обожает шататься по планете и запечатлевать на «Кодаки» и «Коники» окружающий мир. При этом из всего столь многогранного окружающего мира его в первую очередь интересуют образы себе подобных, а в наипервейшую – себя подобного и любимого.

Человечество обожает собственные фотокопии анфас и в профиль, в окружении друзей, знакомых, малознакомых и совсем незнакомых лиц, а также на фоне красочных пейзажей и праздничных столов, уставленных яствами и бутылками. Человечество любит позировать, успевая в неуловимый промежуток времени между нажатием кнопочки и морганием вспышки собраться и принять правильный, подобающий ситуации вид, отпечаток которого в дальнейшем не стыдно будет оставить потомству. Одним словом, любит приобщиться к фотоискусству, искренне считая себя объектом, достойным запечатления и увековечивания.

Единственно, чего не любит человечество, это когда его снимают внезапно. Еще сильнее его раздражает съемка скрытой камерой. И уж совсем полное отвращение вызывает такая же фотосъемка, инициированная представителями всяческих силовых структур. Впрочем, подобного рода структуры, дабы не влиять на психику и без того издерганного бытом человечества, стараются не афишировать своего увлечения этим видом творчества и не выставляют на всеобщее обозрение свои любительские фотоработы. Тем более что последние, в большинстве своем, никакой художественной ценности не представляют. Поэтому человечество продолжает жить спокойной жизнью, будучи уверенным в своей полной фотогеничной безопасности, и, случайно услышав из ближайших кустов либо стоящего автотранспорта всхлипы щелкающего затвора, не принимает их на свой счет…

Так размышлял Нестеров, наматывая круги вокруг Спасо-Преображенского собора и выписывая направо и налево квитанции граждан, пришедших проводить в последний путь безвременно почившего от неумеренного пристрастия к кокаину Витьку Стоху (в миру – Стольников Виктор Илларионович). Тем же самым в данную минуту занималась и Полина Ольховская – единственное отличие заключалось в том, что она обходила собор не по, а против часовой стрелки. Кроме того, на голове у Полины был подобающий случаю черный платочек. Валера Тихоход и Лямин коротали время в машине, зачаленной на Короленко. Первый сторожил оперативное авто, а второй не был допущен к деликатной работе по весьма банальной причине – рылом не вышел. Действительно, глядя на долговязого, щупленького, белобрысого паренька, едва ли можно было поверить, что он имеет какое-либо отношение к братве либо является давним почитателем таланта покойного. На сына Витьки Стохи, пускай даже и от морганатического брака, он также не тянул. Так что нишкни, пацан, – здесь серьезные люди тоскуют..

Нестеров не любил работу на подобных массовых мероприятиях. И не потому, что при столь плотном контакте с потенциальными клиентами риск расшибона несколько возрастал (при том, что сами братки уже давно смирились с тем, что их скорбные физиономии на похоронах запечатлевают все кому ни лень – от эфэсбэшников до журналистов), просто по-человечески неприятно было смотреть на всю эту клоунаду: большинство присутствующих покойному при жизни готовы были глотку перегрызть, но как только человек помер, всё – слезы, сопли, спи спокойно, дорогой товарищ. Бригадир вспомнил, как в прошлом году присутствовал на похоронах Кости-Могилы. Отпевание тогда происходило в лавре, и хотя хор певчих был потрясающе красив, настроиться на возвышенный лад мешали периодически раздававшиеся трели мобильников. Даже здесь дело было превыше всего; Нестеров невольно усмехнулся, вспомнив группу неумело и невпопад, однако зело старательно крестившихся молодых «качков». Тогда старший из них, заметив, что многие из присутствующих стоят с зажженными свечами, протиснулся к выходу, купил у испуганной бабульки охапку свечей оптом и важно раздал своим. Свечи зажигали, естественно, от «Зиппо». И то ладно – хоть не от хабариков…

Бригадир в очередной раз поравнялся с Ольховской, скосил глаза на часы, а затем мечтательно запрокинул голову, что в переводе на общепонятный означало «Сейчас на кладбище поедут, там пусть Пасечник со своим экипажем пасется – а у нас все, шабаш, время вышло». Полина поняла Нестерова правильно, чуть заметно улыбнулась, а бригадир не без удовольствия отметил, что с ролью «грузчицы» она уже вполне освоилась и для новичка держится весьма и весьма уверенно.

Смена освободилась непривычно рано – к началу четвертого уже и сдались, и отписались. Нестеров решил воспользоваться этим обстоятельством и за остаток дня сделать установки по оставшимся трем адресам и тем самым завершить эту порядком поднадоевшую тему. После вчерашнего фиаско бригадир окончательно перестал верить в положительный результат этих мероприятий – слишком уж устаревшей и неконкретной была исходная информация. К тому же, немного представляя себе характер и методы работы Ташкента, можно было не сомневаться в том, что в своей жизни тот старается придерживаться озвученного известным поэтом тезиса: «Никогда не возвращайтесь в прежние места». Однако Нестеров привык доводить начатое дело до конца, и в этом с ним была солидарна и Полина. Впрочем, у нее были на то свои резоны – она надеялась, что работа по установкам на какое-то время переключит внимание смены от Камыша, а там, глядишь, он немного успокоится и, может быть, все-таки переборет себя и поможет.

Ситуация немного осложнялась тем, что Козырев подвизался в управленческом гараже строго с девяти до шести, так что катать их на «лягушке» сейчас было некому. Но ради такого дела Нестеров решил воспользоваться ладонинской «девяткой»[65] и раскошелиться на такси. В самом деле – не на общественном же транспорте колесить? Тем более что адреса были раскиданы в самых разных концах города. В настоящий момент бригадира в большей степени беспокоило другое: вчера Паша отказался поехать с ними в адрес, сославшись на явно выдуманную отмазку, а сегодня уже Лямка промямлил что-то невразумительное про якобы внезапно заболевшую бабушку и тоже попросил увольнительную на вечер. Пацаны чего-то крутят. И дай-то бог, чтобы это было нечто лично-срочное, хуже если они решили (а с них станется! ) заняться параллельным личным сыском. Ивана Нестеров, конечно, отпустил, но принял при этом твердое решение: сегодня оставшиеся адреса добить, а завтра устроить производственное совещание с обязательной явкой всех участников их тайного «Союза меча и орала». В последние дни дисциплина во вверенном ему подразделении стала хромать – похоже, и правда пришла пора заняться серьезной индивидуально-воспитательной работой.

Нестеров и представить себе не мог, насколько в своих подозрениях он оказался прав. Лямин действительно отправился на выполнение самостоятельной «разведывательной миссии», план которой они накануне вечером разработали вместе с Пашей. План был до безобразия прост и столь же безобразно авантюрен: юные «грузчики» решили устроить пункт наблюдения на детской площадке, расположенной в соседнем дворе, дождаться вечернего возвращения объекта, после чего под благовидным предлогом войти в парадную на плечах и срисовать домашний адрес. Ну а дальше рутина: адресная база, установление личности и дальнейшая пробивка. Возможно, этот план и проканал бы, имей они дело с рядовым обывателем, не озабоченным ежедневными проблемами собственной безопасности, но Камыш к таковым не относился. Опять же известно, что большинство жильцов квартир, оборудованных домофонами, очень не любят, когда вместе с ними в подъезд заходят посторонние… Нет, в принципе, любой авантюрный план может быть реализован, но для этого необходимо хотя бы одно из двух условий: либо реализацией плана занимаются профессионалы, которыми ни Козырев, ни Лямин пока не являлись, либо если в дело вмешивается счастливая случайность. Однако в этот раз она предпочла явиться к кому-то другому…

С самого начала все пошло наперекосяк. Ваня и Павел должны были встретиться на Рубинштейна в половине седьмого, однако смена освободилась раньше, поэтому Лямин был на месте уже в начале шестого. Назначая время встречи, они исходили из того, что нормальный человек (а уж тем более человек с замашками крутого) все равно раньше семи-восьми часов дома не появляется. Однако после того, как скучающий Лямин прогулялся до двора объекта, он увидел, что БМВ уже припаркована у подъезда. «Грузчики» рассуждали вполне логично, однако они не могли знать того, что запивший накануне Камыш в этот день просто решил устроить себе выходной – благо он был сам себе хозяин и ежедневное личное присутствие на точках абсолютно не требовалось. Бизнес крутился, деньги капали… Как говаривал Абдулла, «что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость? ».

Иван попытался позвонить Козыреву, чтобы доложить ему о возникших затруднениях, однако Паша в этот момент по каким-то причинам находился «вне зоны действия сети». Тогда Лямин дошел до Рубинштейна, купил себе баночку джин-тоника, вернулся обратно на детскую площадку и в ожидании Козырева комфортно устроился на скамеечке…

…По неофициальной статистике, примерно половина штатных сотрудников наружки попадает на службу в Управление не в результате собственного осознанного выбора, а волею случая. Как уже говорилось, даже в самом Главке далеко не все сотрудники в курсе, что собой представляет ОПУ и с чем его едят. Потому неудивительно, что молодые парни и девушки, обращенные в милицейскую веру, совсем ничего не знают об этой службе до тех пор, пока им в силу самых разных причин не делается соответствующее предложение. Но и после того, как это предложение принимается, проходит еще немало времени до того момента, как новоявленный сотрудник наконец в полной мере осознает, в какой блудняк он попал. Точно так произошло и с Ваней Ляминым – в его случае имело место классическое грибоедовское «шел в комнату – попал в другую».

Летом 2001 года семнадцатилетний Лямка приехал в Питер из Костромы с намерением поступить в Гидрометеорологический институт. Намерение это было выпестовано исключительно Лямиными-старшими, которые, отправляя свое единственное чадо в далекий Петербург, исходили из двух соображений: во-первых, здесь в отдельной двухкомнатной квартире жила бабушка Ивана, а следовательно, вопросы относительно скитания ребенка по общагам и питания всухомятку отпадали сами собой, а, во-вторых, мама Лямина в свое время заканчивала метеорологический факультет и до настоящего времени сохранила самые романтические воспоминания об этом периоде своей юности. Вчерашний костромской школьник, а ныне абитуриент Ваня Лямин подал документы, в назначенный день явился на первый экзамен и сразу же срезался на сочинении, хотя оно и оценивалось-то не по твердой оценке, а лишь как зачет-незачет (вот они, истоки Ваниных страданий над сочинением оперативных сводок). Заразившемуся извечным питерским вольнодумством Лямину очень не хотелось возвращаться обратно в Кострому, под папино-мамино крыло. Тем более – возвращаться на щите. Мгновенно сориентировавшись, он теперь уже без проблем поступил в топографический техникум, успокоив родных, что уж со среднеспециальным профильным образованием Гидромет от него никуда не денется. Возможно, так бы и случилось. Однако за то время, что Иван постигал азы геодезических наук, костромской райвоенкомат не сидел сложа руки – и за два года пребывания Лямина на берегах Невы не менее пяти раз доводил его маму до состояния гипертонического криза своими повестками и ночными визитами с участковым. В июле 2003 года Иван закончил техникум, а уже на следующей неделе родители прилетели в Питер, дабы на месте провести оперативное рабочее совещание на тему «Как нам закосить от армии». Вариант с попыткой очередного поступления в Гидромет отвергли как ненадежный – конкурс неожиданно взлетел и в этом году составлял уже почти пять человек на место. Ошибиться было нельзя. В конечном итоге семейный совет, действуя по принципу «из двух зол выбирают наиболее симпатичное», пришел к несколько парадоксальному решению – надо идти служить в ментовку, оттуда не забирают. К тому же не все ведь там поголовно с пистолетами и дубинками по улицам гоняются, небось и программисты, и прочие интеллектуалы требуются. Кого ж тогда, если не Ваню, и брать – ребенок с семи лет с компьютером, как с мишкой плюшевым, засыпал, а в четырнадцать сделал свою первую компьютерную программу. Правда, с остальными школьными предметами у Лямина были некоторые сложности – к примеру, грамотно писать он так и не научился, а город Екатеринбург на географической карте всегда безуспешно искал в районе Мурманска. Не случайно бабушка пыталась ворчать, что лучше бы ребенок книжки читал да сочинения писал – тогда бы уже давно без проблем в институте учился. Но бабушку подвергли обструкции и обозвали ретроградкой, ничего не смыслящей в техническом прогрессе. Та демонстративно обиделась и больше в спор отцов и детей не вмешивалась. Не откладывая в долгий яшик, на следующий день Ваня с отцом отправились в ближайшее территориальное РУВД – Выборгское. В отделе кадров отца с сыном попросили подождать, они вышли в коридор, присели на стульчики рядом с кабинетом и тут же попали в цепкие руки замполита отдела установки Димы Карташова, заскочившего в РУВД по своим служебным делам. Взглядом опытного установщика Дима мгновенно прочитал ситуацию, понял, что эти двое являются не просителями, а потенциальными соискателями, и в течение каких-то пяти минут в высшей степени убедительно перевербовал Ивана. В обязанности Карташова входило, в том числе, латание дыр в штопаной-перештопаной штатной сетке Управления. Находить кандидатов на службу с каждым годом становилось все проблематичнее, а начальство между тем на каждом совещании вставляло Карташову пистон за некомплект, грозя при этом самыми невообразимыми карами. «Ботаник»-программист Дмитрию не требовался, однако в аналитическом отделе уже давно томился хороший знакомый Карташова, которого начальник отдела соглашался отпустить в установку лишь в обмен на компьютерщика. Последние, будучи весьма востребованными и хорошо оплачиваемыми ныне господами, попасть в ментовку на первоначальный оклад в сто пятьдесят баксов желанием, понятное дело, не горели. А тут программист сам в руки идет! Не отдавать же его выборгским территориалам – загубят карьеру пацану, да еще и нехорошим вещам научат. Так Иван попал в расположение ОПУ. Попасть-то он попал, но потребовалось целых девять месяцев подготовки (пять – юридической и четыре – специальной) в учебном центре, чтобы документы на будущего младшего лейтенанта Лямина ушли наконец в Москву, а он сам впервые переступил порог своей новой конторы. Переступил – и оказалось, что его здесь не ждали. Выяснилось, что пару месяцев назад одному высокопоставленному милицейскому начальнику срочно понадобилось пристроить своего великовозрастного сына-балбеса на тихую и спокойную офицерскую должность в каком-нибудь непыльном месте. Таковым оказался аналитический отдел Управления, причем ченч, о котором так мечтал Карташов, тогда провернули буквально за пару недель. И вот теперь, когда выученный и горящий желанием немедленно начать борьбу с преступностью посредством нажимания на клавиши Лямин появился в отделе, выяснилось, что вакансии уже нет. Правда, их полным-полно оставалось в наружке. Аргументы типа «имею возможность, но не имею желания» в данном случае в расчет не принимались, и в самом начале лета Иван приступил к несению службы в должности «грузчика». Естественно, компьютера здесь ему никто не предложил…

…Солнце светило, птички щебетали, а девушки дразнили взор голыми коленками и прозрачными блузками. Терпения Ивана хватило ровно на одну выпитую банку джина, после чего душа его потребовала действия. И не просто действия – подвига. Ваня решил в одиночку, еще до приезда Козырева, лично срубить этот заколдованный адрес. Новый план был до гениальности прост (и как это Паша сам до него не додумался? ). Итак, дано: в доме шесть этажей, соответственно, в подъезде двенадцать квартир – справа и слева от наружного лифта. Требуется установить: в какой квартире живет нужный человек. Решение: по лестничной площадке подъезда установлены большие, под три метра высотой окна. Через них, если задрать голову повыше и повнимательнее всмотреться, можно увидеть практически все двери квартир со второго по шестой этаж, расположенные справа от лифта. Если человек будет выходить из квартиры с этой стороны, засечь его – как не фиг делать. Задача усложняется тем, что несколько часов кряду стоять под окнами, возведя очи к небу, не слишком комфортно. Следовательно, человека надо спровоцировать на то, чтобы он обязательно вышел в нужный момент. Как это сделать? Нет ничего проще. Нужно сделать так, чтобы внезапно сработала сигнализация на его машине. Если он выйдет из квартиры справа – его будет видно с улицы, если нет – то по движению лифта будет понятно, что человек живет в квартире слева. Резюме: молодец, Лямин! Садись, «пять»!

Для собственной подстраховочки Ваня придумал себе еще один, по его мнению, не менее гениальный, ход. Он достал из кармана помятую десятку и, присев на корточки, засунул ее под капот БМВ. Теперь можно даже и не спасаться бегством, а спокойненько дождаться объекта, убедиться, что это он самый и есть, а затем: «Ой, дяденька, извините, у меня под вашу машину денежка улетела». Лишний раз убедившись в том, что все гениальное – просто, Лямин решительно качнул черный «бумер», о котором в последнее время уже и кино снимают, и попсовые песни поют. Усиленная акустикой двора сигнализация сработала так, что всем чертям в округе стало тошно. Ваня вперился глазами в окна – двери по правой стороне не открывались, а лифт стоял без движения…

А он и не должен был двигаться, поскольку Камыш жил на втором этаже (как назло, слева от лифта! ) и предпочитал подниматься и спускаться пешком. Более того, в течение последних пяти минут он внимательно наблюдал из окон своей квартиры за манипуляциями Лямина и мучительно пытался вспомнить, где он видел этого пацана раньше. После того, как Иван засунул что-то под его машину, Камыш резко рванул к входной двери, намереваясь на месте выяснить, что это за хрень там происходит. Как был – в тренировочных штанах и тапках-шлепанцах на босу ногу, Женя выскочил во двор. Не ожидавший от него такой прыти Лямин побледнел и невольно сделал пару шагов назад, готовясь предпринять попытку скрыться бегством. Камыш мгновенно просчитал этот вариант, а потому с доверительной улыбкой и как можно беззаботнее спросил:

– Тебе чего, пацан? Ищешь кого?

Слегка успокоенный доверительным тоном объекта Лямин скороговоркой выпалил заранее сочиненную легенду.

В этот момент Камыш наконец вспомнил, что этого парня он видел два дня назад на мосту при известных обстоятельствах. И поскольку среди «своих» такого чудилы не было и быть не могло, вывод напрашивался один – пацан тогда играл на стороне Полины. С учетом того, что ныне в ментовку повально берут всех без разбора, ничего удивительного в этом не было. Камыш чуток сблизился с юным ментенком и утвердительно кивнул:

– Да, бабки серьезные, бросать жалко… Ну, подбирай тогда, коль и правда твои.

Лямин недоверчиво покосился в сторону Камыша, взглядом оценил расстояние между ним и машиной, прикинул, что в случае чего отскочить успеет, и доверчиво нагнулся – не потому, что и правда денег жалко было, а для того, чтобы довести легенду до убедительного конца…

Конец и правда был более чем убедительный. Камыш в три тихих шага очутился рядом с Ляминым и несильно (все ж таки какой-никакой, а мент, представитель власти! ), но в то же время вполне ощутимо рубанул Ваню боковым под левое ухо. Ваня обмяк и, выражаясь литературным языком, «опал как озимые». Камыш подхватил его под мышки, осмотрелся по сторонам и потащил в свою квартиру. Здесь Женя самым бесцеремонным образом обшмонал бесчувственное тело – ксивы и других атрибутов, указывающих на принадлежность пацана к силовым структурам, не нашел, зато выудил из внутреннего кармана паспорт на имя Лямина Ивана Михайловича, 1983 года рождения, уроженца Костромы, проживающего на Светлановском проспекте, и недешевую портативную «Моторолу». Радиостанция была выключена, поскольку Лямин прихватил ее с собой исключительно из понтовых соображений – с ней он в большей степени ощущал себя разведчиком, хоть практика и доказывала, что обычная мобила в бою понадежней будет.

Женя уложил Лямина на диван, подошел к окну, закурил. Никакой суеты во дворе не наблюдалось, похоже, отряд не заметил пропажи бойца. Это было немного странно, но при опять-таки нынешнем ментовском раздолбайстве вполне допустимо. Сейчас больше всего Камыша занимал вопрос: имеет ли к этому инциденту какое-либо отношение Полина? Если она в курсе происходящего, тогда грош цена всем ее клятвам и уверениям. И пошла она в таком разе далеко и надолго. И Ташкента пускай за собой прихватит, там ему самое место. «Сейчас разберемся», – подумал Камыш, загасил сигарету и набрал мегафоновский номер Полины:

– Здравствуй, милая моя, я тебя заждался…

– Женя, привет. Извини, я не могу сейчас долго разговаривать… У тебя что-то случилось?

– У меня – ничего. А вот у Лямина Ивана Михайловича небольшие проблемы.

– Женя… Откуда ты знаешь? … Где он? … Что ты с ним сделал? …

– Значит, память меня не подвела и вы таки знакомы… Коллеги, значит? … Соратники, блядь…

– Пожалуйста, перестань материться и объясни толком, что случилось? Где ты встретил Ивана?

– Извини, начальник, с культурным человеком – я культурен, но с хамами – я хам! Так меня в советской школе учили. Ясно? А «встретил» я его в своем дворе у своей же машины… Адресочек, часом, не ты нашептала? … Хорошо, допустим, верю… Однако товарищ Лямин при нашей встрече не только не представился и не предъявил удостоверение личности, но еще и пытался закосить под Ваню-дурачка… Странный у тебя приятель, такой, знаешь, «в поле ветер, в жопе дым»…[66]

– Где он?

– Да здесь у меня на диванчике лежит, отдыхает. Бескультурный товарищ – даже ботинки не снял…

– Женя! Что ты наделал? … Ты что, избил его?

– Бить не бил – сама понимаешь, на детей рука не поднимается. Так, для профилактики разок в ухо дал, чтобы впредь на скользкую дорожку не становился. Я, конечно, понимаю, что ментам нынче мало платят, но это еще не повод, чтобы у законопослушных граждан машины воровать.

– Какие машины? Что ты плетешь?

– Дык тачку мою угнать хотел. Хорошо еще, я недавно сигнализацию новую поставил… Весь двор переполошил, паршивец, так что, если потребуется, свидетелей предостаточно найдется…

– Женя! Я прошу тебя… Не трогай его, пожалуйста. Я… Я сейчас приеду к тебе, слышишь?

– Да уж, сделай одолжение. У меня тут все-таки не частная гостиница… Приезжай, милая, пока я окончательно… не растерялся…

Звонок Камыша застал Полину в машине. К тому времени они с Нестеровым уже сделали адрес на Энгельса (снова – пусто) и теперь, поймав частника, двигались в направлении Костромской. По телефонному разговору Полины бригадир понял – произошло очередное ЧП. Он попытался выяснить у нее, что случилось, однако Ольховская, кивнув в сторону водителя, мол, не будем при постороннем, лишь назвала новый адрес – «едем на Графский, быстро едем». Водитель лишь пожал плечами – довольно странная парочка платила хорошо, и ему было все равно, куда рулить.

Долетели до Графского. Нестеров задержался, расплачиваясь с водилой, после чего бросился догонять Полину. Та на ходу начала сбивчиво рассказывать бригадиру про Камыша. Из ее бессвязного монолога Нестеров мало что понимал, а потому просто слушал, впитывая информацию. На детской площадке они наткнулись на бесцельно слоняющегося Козырева. «Так – и этот здесь», – обреченно подумал Нестеров, лишь сейчас окончательно оценив масштабность предполагаемых разрушений. Он притормозил Полину и не терпящим возражений голосом прервал ее:

– Значит, так, други мои. Притормозили – отдышались. Сначала говорит Козырев, остальные слушают. Потом говорит Полина – остальные внимают. Кратко, по существу, без лишних эмоций. Эмоции я вам обещаю устроить потом. Паша?

Будь на голове бригадира чуть более пышная растительность, то от историй, поведанных его «грузчиками», волосы на ней безусловно встали бы дыбом. А так, с трудом подавив в себе желание витиевато выматериться в адрес Ольховской, а затем заехать в глаз Козыреву, он лишь сглотнул подступивший к горлу ком и прохрипел:

– Полина – веди. А ты… Натти Бампо[67] херов, жди здесь.

Они направились в адрес Камыша, а взъерошенный и подавленный Паша остался ждать их на той самой скамеечке, где еще час назад, беззаботно попивая джин, Ваня Лямин изобретал свой «гениальный» план.

В скором времени Полина вернулась вместе с Ляминым. Тот волочился за ней с потерянно-страдальческим видом, держась левой рукой за пострадавшее ухо. Ольховская усадила Ивана на скамейку и отправила Козырева за водой. Растерянный Паша, ошалело глядя на раненого товарища, зачем-то переспросил: «С газом брать или без? » – за что был послан Полиной на три известных буквы, и газообразно растворился в ближайшем продовольственном магазине. Через пару минут он вернулся с бутылкой минералки, и Ольховская наложила холодный компресс на многострадальную и пустую ляминскую голову.

Нестерова ждали почти час. Лямин, которому водные процедуры явно пошли на пользу, выдвинул было предложение всем вместе пойти на выручку: «Вдруг у них там драка завязалась? » – однако Полина посмотрела на него таким взглядом, что он сразу заткнулся и вплоть до возвращения бригадира больше не проронил ни слова… Наконец появился Нестеров. Александр Сергеевич подошел к своим, допил из бутылки остатки минералки и, обернувшись к Лямину, тихо приказал:

– Станцию!..

Иван достал из кармана «Моторолу» и протянул ее бригадиру. Нестеров убрал ее в дипломат, при этом не удержался и ругнулся в сердцах:

– Дай дураку хрен стеклянный, так он мало того, что разобьет, так еще и порежется. – Затем, обращаясь уже ко всей смене, устало сказал: – Самое правильное сейчас было бы сообщить вам, что наша поисковая группа на этом свою работу прекращает… Потому что вам, с вашими талантами, самое место в борделе выступать, а не в разведке служить. И если я сейчас не цитирую царя Соломона, который говорил «ребята, идите вы все в одно место – то бишь в жопу», [68] то только лишь потому, что мама меня учила никогда не поступать по первому зову сердца, поскольку оно всегда благородно. Короче, пошли вон отсюда – завтра будем разговаривать.

Лямин хотел что-то возразить, однако Паша сердито дернул его за руку и чуть ли не силой утащил его от тучеподобного Нестерова. А бригадир, увидев попытку Полины двинуться в направлении подъезда Камыша, в свою очередь попридержал ее за руку:

– Не надо туда идти. Евгений просил передать тебе, что, если ты захочешь подняться, он все равно не впустит.

– Александр Сергеевич, он… Он очень зол на меня?

– Очень. Мне кажется, в душе он уже простил тебя и именно поэтому очень зол…

– Женя поможет нам найти Ташкента?

– А разве я сказал, что мы будем продолжать искать Ташкента?

– Простите меня, Александр Сергеевич, это я во всем виновата…

– Полина, прошу тебя, поезжай домой. Ну не доводи до греха.

– Хорошо, я поеду. Только скажите – он поможет?

– Не знаю. Наверное – да… Кстати, он у тебя оказался очень неплохим мужиком. Даром что… Хотя какой там к черту браток – нормальный парень, по крайней мере с мозгами.

– Я знаю. Вот только он не «у меня». Спасибо вам, Александр Сергеевич. И, пожалуйста, сильно ребят не ругайте…

– Хорошо, сильно не буду: я им просто башки поотрываю и дам в руки поиграться…

Привести свои угрозы в исполнение Нестеров не смог по той причине, что со следующего дня смену перевели на вечерний график работы. Посему провести полноценное толковище с раздачей слонов всем участникам «графской разборки» не удавалось – каждый раз не хватало третьего, то бишь зависающего в гараже Козырева. Такая возможность представилась лишь на четвертые сутки, когда по отделу объявили «день здоровья». Личный состав уже неделю жил в предвкушении массового выезда на природу, однако накануне был жутко обломан новыми вводными, присланными из отдела кадров. Вместо желанного выезда на Кавголовское озеро, где футбол, волейбол и прочее, народу предлагалось к девяти утра явиться на стадион «Динамо» и принять участие в пятикилометровом кроссе и зачетных стрельбах. Мало того, после сдачи нормативов всем оставшимся в живых следовало вернуться в родную контору – здесь спортсменов ожидала культурная программа под названием «Суд офицерской чести». Сдавать бег в двадцатиградусную жару, да по питерской влажности – это надо было еще додуматься. Узнав о предстоящем спортивном «празднике», Полина невольно подумала, что, возможно, это лично ей (а в ее лице и всему отделу) таким вот образом Шлемин решил отомстить за давешнюю пощечину на поминках Антона. Мол, чтоб не забывала, чьи в лесу шишки. Нестеров посочувствовал смене, высказавшись о кадровиках словами классика, дескать, «были времена и хуже, но не было времен подлей». Впрочем, самому бригадиру завтрашнее самоистязание не грозило – не в том он был возрасте, чтобы пятками на стадионе сверкать. Уж насколько кадровики были безбашенными, но все ж таки уважение к сединам и они имели.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒