|
|||
Андрей Белянин 10 страница— Локи, — сквозь зубы процедила Фрейя. Нас остановил возникший из ниоткуда щуплый, но высокий бог. Он был одет в кожу и меха, торс укрывали крупные пластинчатые доспехи, а голову — шлем с небольшим забралом, закрывавшим глаза. Сквозь прорезанные щели дразнился красноватый отсвет. Руки унизаны ворованными перстнями, голос вкрадчивый и крайне раздражающий, манера речи невероятно двусмысленная: от детского простодушия до явного сарказма. Вот, значит, он какой — Локи, бог хитрости и обмана, чьи мемуары украл старый Сыч, прежде чем отправиться в погоню за моей женой. — Уйди с дороги, мы спешим. — Куда? — неискренне удивился бог. — Отец оповестил всех, что он идет на Фенрира. Все наши обязаны явиться на его зов и помочь связать большого волка. — Я ничего об этом не слыхал. — Красный свет его глаз стал еще ярче. — Однако надо мчаться — я не смею ослушаться приказа самого… как то бишь, Одина?! Но ты мне не сказала, кто этот смертный? Быть живым в Валгалле невежливо… — Он друг мне, и покончим с этим. — Голос маленькой Фрейи наполнился гневом, даже кошка зашипела, выгибая спину и топорща усы. — Уйди с дороги, путь еще не близкий, я трачу время в праздной болтовне. — Уже бегу… но здесь небезопасно! В лесах гуляют злые великаны, а за вон той пушистою грядой я видел волка и волчицу в паре. У них была любовная игра, но речь их мне ясна как богу. Она шептала что‑ то о душе, а он так нежно звал ее — Наташа… Им хорошо вдвоем. — Наташа?! — невольно вырвалось у меня. Я беспомощно оглянулся на Фрейю, она только хмыкнула и толкнула кошку пятками. Лукавый бог обмана исчез так же неожиданно, как и появился. — Забудь. Локи лжец и сплетник. Там наверняка нет твоей жены, да и не было никогда. А вот обо мне он теперь растреплет каждому встречному‑ поперечному. Я ненавижу его, хоть он мне и родственник. — Согласен. Такой тип мужчин всегда вызывает у меня стойкую антипатию. Но я… может, мы все же увеличим шаг и проверим? — Проверим что? — Ну… что там действительно… не Наташа. — Тебе моего слова мало?! Ты кому веришь, мне или ему? — почему‑ то обиделась Фрейя и, глядя в сторону, добавила: — Ну, иди… иди сам, проверь, вернешься — расскажешь. А я здесь посижу, мне и тут не дует. — Фрейя, прости, — опомнился я. — Ее там нет, Сигурд, — вздохнула она. — Поверь мне, ее там нет. Он обманывает тебя и хочет поссорить со мной. Не надо никуда сворачивать, нас ждут у холма. И в эту минуту снежную тишину прорезал далекий женский крик. У меня похолодело сердце… — Это она! — Я побежал, почти по колено проваливаясь в сугробы и на ходу пытаясь избавиться от тяжелого щита. Фрейя что‑ то кричала вслед, но сейчас никакие увещевания не могли меня остановить. Я вообразил себя настоящим викингом, обезумевшим берсерком, пережравшим мухоморов, и вовсю рвался спасти любимую женщину. Меня не волновало, что там может быть ловушка, не интересовало количество врагов, все лучшее, чем природа наградила мужчину, проснулось во мне и яростно толкало вперед, требуя подвига. В результате, конечно, я попал в засаду. Слева и справа от меня вздыбился снег — два бритоголовых великана ловко перекрыли пути к отступлению. Снежная гряда впереди зашевелилась, открывая еще четверых притаившихся дуболомов. Ребята попались немаленькие… Я едва ли доходил до пояса самому низкорослому. — Взять живым! — громогласно скомандовал кто‑ то. От великого испуга я совсем потерял голову. Дальнейшее поведение было для меня настолько неадекватным, что по сию пору при воспоминании о тех событиях мою душу охватывает священный трепет. Что с нами сделала цивилизация? В общем, я выхватил болтавшийся на боку меч, перехватил рукоять обеими руками и неумело рубанул на манер дровосека! Удар пришелся в колено ближайшему великану. Тот взвыл от боли и удивления и опрокинулся на спину. — Сигурд! Держись, я здесь! Огромная кошка теплой молнией скользнула меж двоих здоровяков, и раскрасневшаяся Фрейя отважно метнула копье в грудь третьего. Потом был бой… Я помню его очень смутно, потому что зажмурил глаза и махал мечом во все стороны. Со стороны моя драка с великанами более всего напоминала попытки четырех взрослых людей запихнуть в мешок упирающуюся курицу. Курицей был я. Дочь Одина защищалась отчаянно, и кошка Фиона тоже. Вот, кстати, кошку все‑ таки поймать не смогли, но нас двоих в конце концов, естественно, повязали. Причем не какими‑ нибудь мудреными узлами, а всего лишь обмотав целым километром толстенной веревки, так что, стянутые вместе, спина к спине, мы здорово походили на бабушкин клубок. Фрейя ругалась. Очень грязно и поэтично, мне понравилось. Трястись в мешке на спине у великана не очень приятно, зато тепло. Я думаю, в любом положении можно отыскать положительные моменты, так что я старался не впадать в уныние. Несли нас недолго и на пол бросили невежливо. — Вытащите их! — приказал тот же громкий голос. Мешок развязали… — Это Утгард — крепость великанов, — экскурсоводческим тоном пояснила Фрейя. Я понимающе кивнул. Судя по всему, положение достаточно безнадежное…
* * *
Помещение, где нас, так сказать, выгрузили, представляло собой примитивнейшую комнату огромных размеров. Общие параметры не меньше обеденного зала у Одина, но если там усаживалось за столами не меньше сотни воинов, то здесь едва ли насчитывалось два десятка. Разница в том, что великаны, естественно, во всех параметрах значительно крупнее самого высокого викинга. Соответственно подогнана и мебель, и посуда, и оружие. Великаны пьянствовали за кустарными столами, осушая целые бочонки дорогих вин, так что аромат изысканного алкоголя густо висел в воздухе, перемешиваясь с режущим запахом подгорелой свинины. Лица у всех присутствующих — самые дебильные. Головы лысы или бриты наголо, усов и бороды не видно ни у одного, одеты, как бомжи с большой дороги, но оружие держат под рукой — грубокованые мечи, тяжелые мясницкие секиры и обычные разбойничьи дубины. Уверен, все, что есть в замке, — результат повального грабежа всех, кто только попадал в поле зрения этих головотяпов. В центре зала, по примеру Асгарда, было установлено подобие трона, на нем восседал не самый большой великан, но рожа у него была самая паскудная, простите за выражение, иначе не скажешь. Он вперил в нас нетрезвый взгляд. — Ха! Вот, значит, какие пташки к нам залетели… Это кто ж? Нешто сама Фрейя? Кра‑ са‑ авица на‑ род‑ на‑ я‑ я‑ я… — Не вмешивайся, Сигурд, — почти не разжимая губ, попросила дочь Одина, — я смогу за себя постоять, они не посмеют меня тронуть. — Че молчишь, мышка?! Мужики, тут нам бабу невинную доставили — во! Мне она на… ик! Не нужна. Может, кто хощет? Я подумал о том, что мне все же стоило бы потрепыхаться в клубке, ну хоть слегка имитировать праведный гнев и благородную готовность заступиться за честь дамы. На самом деле никакого героизма в душе и на грош не было. Я вполне трезво понимал, что помочь девушке вряд ли смогу, а погибнуть за нее всегда успеется. Это — не трусость, это — здравый смысл. — А с нею кто?! Жених али полюбовник? Чей‑ то морда его мне не ндравится. Тащите обоих сюда. Вы думаете, нас взяли под руки и повели? Да ничего подобного — по клубку кто‑ то просто пнул ногой, и он, подпрыгивая, словно футбольный мяч, подкатился к подножию трона. — Йорик — мое имя! Грозен я, могуч и страшен, а этих… врагов… своих — ем! — похвастался великан, распахивая щербатую пасть. — А ну говори, червь, че ты к ней прилепился? — Я… я требую, чтобы мне развязали руки! — Почему‑ то мне вдруг вспомнились бурные речи протеста политических узников. — Я буду жаловаться вашему начальству! Нас грязно заманили в ловушку путем самой гнусной провокации. Никто не объяснял причин, не выдвигал претензий, вообще не сказал ни слова… Нас вынудили к пассивной самозащите! Если мы — пленные, то требуем положенного статуса, утвержденного Организацией Объединенных Наций. Если же нет, если произошла ошибка или недоразумение, то мы готовы принять ваши извинения и, забыв обо всем, продолжить путь. — Сигурд, тебя что, так сильно ударили по голове? — вытаращилась Фрейя, а великаны заржали так, что с потолка брызнули летучие мыши. Видимо, я чем‑ то их очень развеселил. — Да он шут! — дошло до главного. Остальные дружно закивали. — А ну скажи еще че‑ нибудь! — Сначала объясните мне причину вашего дебильного смеха, — сдержанно зарычал я. — Если уровень интеллекта в ваших заскорузлых мозгах меньше, чем у курицы, то это не повод для пренебрежения элементарными нормами вежливости. Общеизвестно, что дураки бывают не только круглыми, но и длинными. Исходя из среднего уровня эрудиции каждого отдельно взятого индивидуума, можно вывести геометрическую прогрессию умственного развития каждого конкретного объекта в отношении к общему объему его черепной коробки, а следовательно… — Не, друганы, вы слышали?! — повалился главарь. — Какие слова выдает, а? Он же комик прирожденный. В ответ на мою отповедь великаны загрохотали еще громче. Звуковой резонанс был так велик, что коряво сложенные стены дали заметные трещины. Я окончательно перестал что‑ либо понимать и попросту заткнулся. Если все сказанное мной хоть каким‑ то боком относится к юмору… Оставалось мысленно развести руками, физически я этого сделать не мог. — Как твое имя, шут? Сигурд вроде… — Едва отсмеявшись, хамоватый Йорик развернул меня к себе лицом. — Не бойся, мы тебя не убьем. Во всем Йотунхейме не отыскать такого хохмача! Будешь нас веселить, а вот девчонка твоя… Че с ней делать будем, а, братва? — Съедим! — Спалим в огне! — Обреем наголо и пустим к папе Одину! — Раздерем на четыре куска! — Обольем водой на морозе! — Подвесим за ребро! — Оторвем руки‑ ноги и выбросим! — Не… надоело. Асов, ванов или людей смертных мучили уже по‑ всякому. Повизжит да и помрет. Скука, — призадумался вожак. Всем прочим мыслительный процесс явно был в тягость, и великаны вновь переключились на жратву. Пользуясь заминкой, я попытался повернуться к Фрейе: — Что будем делать? — Бежать бы надо… немедленно! Однако ночь темна, мы связаны и в плену в Утгарде. О, если б только вытащить мой нож, он в левом сапожке, а после веревки перерезать и… Увы! ни мне, ни тебе туда не дотянуться. — Это понятно, я имею в виду, что они собираются с нами сделать? — Ты что, оглох, достопочтенный Сигурд? — с изрядной долей раздражения ответствовала дочь Одина. — Они же все недавно рассказали. Тебе судьба — их веселить всечасно за корку хлеба, а не то конец! Мозг человеческий измыслить не сумеет всех пыток, каковым тебя подвергнут, коль ты однажды их не рассмешишь. — А ты? — Что я? Мой горький жребий еще неясен. Может быть, убьют, а может, лишь навечно изувечат, а может, и… Кто знает, добрый друг, что в голову ущербную взбредет, одно лишь ясно — мысли светлые ее не посещают. — Понятненько… — Возможно, в душе я несколько запаниковал, но изо всех сил старался этого не показывать. Девушка вела себя так достойно, что поневоле хотелось хотя бы выглядеть настоящим мужчиной. Мысленно я позвал Анцифера и Фармазона. Безрезультатно. Вообще‑ то они предупреждали… Между тем вожака великанов, похоже, осенила новая оригинальная идея. — А я все решил! Братва, мы ее опозорим! — Это как? — неуверенно откликнулись некоторые. — Башкой думать надо, а не… — выразительно постучал по лбу главарь. Звук был гулкий и протяжный. — Мы с нее тряпки‑ то поснимаем, нагишом в клетку пустим и плясать заставим! Рев восторга поддержал это гнусное предложение. Я почувствовал, что невольно краснею от стыда и бессилия. — Сигурд, милый, сделай что‑ нибудь, — осипшим голосом прошептала Фрейя, волнуясь, она постоянно перескакивала с верлибра на прозу. — Ты же ворлок искусный и рифмой владеешь волшебной. Гордо воспрянь, накажи негодяев примерно… Я тебя даже поцелую, только спаси меня, пожалуйста‑ а‑ а! По знаку Йорика один из великанов цапнул клубок с явным намерением выпутать оттуда Фрейю. Я решился и заорал, стараясь подражать лучшим традициям древних скальдов: — А ну, положь меня назад, тупица! Покуда нос твой не раздулся до размеров драккара Одина, а уши не отпали… Я — страшный ворлок! Я сейчас прочту ужасный стих с такой кошмарной рифмой, что поплохеет сразу всем изрядно. Положь клубок, балбес, барбос, мартышка! — Ух ты?! — Вожак удивленно осклабился. — Погодь, погодь‑ ка. Ворлок, говоришь? Ах ты, задохлик драный, как‑ то тупорыла последняя шутка твоя… — Отпусти нас, или клянусь не знаю кем из высшего пантеона, что сей же час попревращаю вас всех в мышей, например. — Лучше в лягушек, — вставила небожительница. Великаны помедлили минуту и опять разразились громоподобным хохотом. Судя по всему, их так веселили мои упорные попытки подражать поэзии Одина. А может быть, и нет, ребятки настолько недалеки умом, что им хоть пальчик покажи — засмеются. — Видали мы таких ворлоков… Хвастались, как и ты, а на деле один пшик получался. Ну че, братва, тащите клетку для девчонки, а колдунишка этот нас пока волшебством своим развлекать будет, — приказал Йорик и добродушно добавил: — Давай, сморчок, не тушуйся, читани‑ ка нам заклинания с выражением! — Я буду читать стихи. Настоящие, с рифмой, — честно предупредил я. — Читай! Не тяни! Давай! Давай! — раздалось из зала. — Порази их, Сигурд. — Попробую… Черт, в голову не идет ничего подходящего, только стихи о любви. Мне надо вспомнить… — Сигурд, они несут клетку… — По‑ моему, Фрейя попыталась потерять сознание.
Не бывает любви условной… В небе звезды повисли гроздью, Бьет двенадцать, сегодня в дом мой Обещала прийти гостья… Длинноногая недотрога. Кровь неровно стучится в венах, Что‑ то стукнуло в раме окон И прошло сквозняком по стенам. Только свет зажигать не буду, Даже если луна в тучах, Если я не поверю чуду, Хоть кому‑ нибудь станет лучше? Я приму ее руки‑ тени В ковш горячих моих ладоней, Брошу все дела на неделе Из‑ за глаз, что ночи бездонней. Пусть не скажет она ни слова, Я пойму сквозь ее молчанье Отрицание лобового, Понимание тонких тканей. И она, улыбаясь тайно, Мне напомнит, что все бывает, Что уже остывает чайник, Что уже шоколад тает. На прощание обернется, Бросит взгляд на жилье поэта И сюда уже не вернется, И мы оба поверим в это.
На этот раз я читал очень старательно и выразительно, с придыханиями, правильным выдерживанием пауз и щемящими нотами настоящего чувства в голосе. Слушатели замерли. Несколько секунд висела гробовая тишина. Потом раздался непонятный стук, моей щеки коснулось ледяное скольжение воздуха. Великаны побледнели, общее веселье словно покрылось гробовой доской. — О небо, Сигурд, так ты ее вызвал? — выдохнула достойная дочь Одина, на мгновенье приходя в себя и вновь впадая в беспамятство. — Кого? — не понял я. В центре зала материализовалась стройная женская фигура в черном…
* * *
В зале стало заметно холодней. Общее оцепенение изредка прерывалось зубовной дробью или тихим вздохом ужаса. Хотя ничего особенно ужасного, на мой взгляд, не происходило. Появившаяся из ниоткуда женщина, видимо, была очень красивой. Я говорю «видимо», так как ее лицо до половины скрывалось под большим головным платком. Я мог разглядеть лишь бледные тонкие губы да точеную линию подбородка. Платье, несмотря на старомодный фасон, очень выгодно подчеркивало ее фигуру. Она плавно повела рукой, на которой вдруг оказался большущий черный ворон. Так фокусники в цирке прячут голубя в рукаве, чтобы ненадежней сразить доверчивых зрителей. Однако никто не спешил аплодировать. — Кто звал меня? — мелодичным голосом пропела гостья. — Не… это не мы! Мы не звали! Не надо нам… — наперебой загомонили великаны, почему‑ то не делая даже легкой попытки встать с места. Они сидели перед ней тихо, словно первоклассники перед строгим директором школы. — Фрейя! — Я попытался толкнуть локтем свою подругу по несчастью, но она не откликнулась. Плохо дело… Надо бы отсюда выбираться побыстрее, меня ведь жена ждет. Наташа отнюдь не страдает женским паникерством, и если пишет записки, то это действительно важно. По пустякам она бумагу переводить не станет, а уж камни — тем более. — Кто звал меня? — повторила женщина, интонация не изменилась ни на йоту, но в помещении стало еще неуютней. — Это… он! — очнулся щербатый Йорик. — Он! Сигурдом его зовут! Не мы это… Он, ворлок проклятый, вызвал твой гнев, Черная Хельга. Все закивали, женщина повернулась ко мне, я постарался улыбнуться пообаятельнее: — Прошу прощения, леди Хельга. Видите ли, я еще не очень опытный ворлок, и некоторые заклинания порой выходят из‑ под контроля. — В каком смысле? — ровно спросила она. — В том, что результат почти всегда непредсказуем, — охотно пояснил я. — Современная поэзия вполне безобидна, а вот рифмы моего времени каким‑ то образом влияют на пространственно‑ бытовые структуры молекулярной связи. Как следствие вербальные колебания, способные привести к… Великаны попадали на пол, и даже Черная Хельга, кажется, вздрогнула. — О таких вещах не говорят вслух. Откуда ты появился, ворлок Сигурд, который не боится призвать всесильную богиню смерти Черную Хельгу? — Это вы? — догадался я. — Именно. — Понятно… — С богинями такого уровня лучше быть вежливым. — Тогда я объясню все по порядку. Рассказ мог бы получиться очень длинным, но вкратце суть такова. Мы с Фрейей спешим навстречу к Одину, но эти великаны заманили нас в засаду. Мне пришлось читать стихи. — Ты вызвал меня заклинанием. — Ничего подобного, я прочел одно стихотворение о любви, причем не новое. Готов признать свое участие в вашем «вызывании», но оно было минимальным. Еще раз прошу прощения… — За что? Ты позвал меня на пир, ты предложил хорошую плату, ворлок. Черная Хельга честно держит свое слово. Чего ты хочешь? — Свободы, — решил я, все еще не совсем понимая, куда она клонит. — Иди. — Богиня в черном сделала неуловимое движение пальцами, и с нас опали веревки. Фрейю я успел подхватить, девушка категорически отказывалась приходить в себя, но, по‑ моему, старательно симулировала. — Так мы можем идти? — Идите, идите, вас никто не задерживает. Я погощу здесь, — мило улыбнулась Черная Хельга. — Эй, Йорик Йотунхеймский, ведь ты не прогонишь меня? — См‑ сми‑ сми‑ луй‑ ся… — еле слышно прошипел главарь, распластавшись на полу. — Уходи побыстрее, ворлок Сигурд. Если захочешь снова покормить меня, то смело читай свои стихи, я рада такому поставщику. Не благодари и не оборачивайся, тебе не следует видеть, что здесь будет происходить. Великаны жалобно заскулили, и Фрейя, не открывая зажмуренных глаз, потащила меня за руку. Мы двинулись к выходу, дверь — одна, проблем с выбором направления никаких. Мою совесть тревожили нелепые подозрения… Пока мы шли по широкому коридору или, скорее, тоннелю внутри горы, я размышлял, а когда впереди забрезжил слабый лунный свет и мы вышли, на широкой снежной равнине мои ноги остановились сами. — Фрейя?! — Что? — Эта женщина… Черная Хельга, она ведь и в самом деле богиня смерти? — Конечно. Почему ты спрашиваешь? Бежать надо. — Но… она что, их всех убьет? — Сигурд! — Остановившись, дочь Одина грозно посмотрела мне в глаза. — Великаны — это зло. Они бы не задумываясь убили и тебя и меня. Ты их победил, прочел заклинание и вызвал Черную Хельгу. Что именно она с ними сделает, мне все равно. Ты позвал ее на пир, и она не уйдет голодной! — Я ее не звал! — Мое раздражение усиливалось тем, что Фрейя была абсолютно права. — Я всего лишь прочел стих. Понимаешь, обычное стихотворение на самую распространенную тему. В моем мире стихи о любви не служат приглашением на ужин для богини смерти! — Но она пришла! Я не знаю, как ты это сделал, и знать не хочу, но главное не в этом — нам пора! Нас ждут на холмах… — Подождут. — Что‑ о?! — Я скоро вернусь. — Куда ты? — Фрейя ухватила меня за рукав, но я как можно деликатнее отцепил ее руку. — Понимаешь, я не хочу, чтобы из‑ за меня кто‑ то умирал. Пусть даже великаны. Мне надо вернуться и остановить ее. — Ты сошел с ума! — завизжала перепуганная Фрейя. — Никто не может остановить Черную Хельгу, даже мой отец. Она рассердится и поглотит твою душу! Ты не должен… не можешь… не смеешь бросить меня одну! — Пойдем со мной. — Ни за что! — Дочь Одина демонстративно повернулась ко мне спиной. Я не стал спорить, просто развернулся и быстрыми шагами бросился по тоннелю вниз. Не знаю, зачем я это делал, не могу объяснить… Возможно, гуманистическое начало слишком сильно в современном человеке, хотя как остановить грозную богиню, мне тоже не было известно. Возможно, это выглядело глупо. По крайней мере, когда я ворвался в обеденный зал — меня не встретили овациями. Даже наоборот. Великаны взглянули с тихой ненавистью, а Черная Хельга даже не обернулась. У ее ног уже лежало четыре бездыханных тела… — Зачем ты вернулся, ворлок? — Хочу продолжить свой поэтический вечер. — Правильное решение вспыхнуло в голове, мгновенно сформировавшись в четкий план действий. — Раз уж всем так понравились мои стихи, то почему бы не прочесть еще одно? Это тоже о любви. — Заклинание? — уточнила богиня смерти. — Стихотворение, — наставительно поправил я. — Не знаю, как вам это покажется, в смысле — к каким последствиям приведет, но… Собственно, оно у меня одно, начинающееся такими словами: Уходи! С моей ладони Скатывайся вниз, как капля. Когда я выдохнул последнее слово — черная фигура в зале исчезла. О присутствии Черной Хельги теперь напоминали лишь трупы несчастных великанов да бледные рожи их уцелевших собратьев. Щербатый Йорик неуверенно открывал рот, словно собираясь выдать что‑ то важное. Я почему‑ то решил, что он хочет сказать «спасибо». — Не стоит благодарности. Я рад, что вам понравилось. Настроение слушателей всегда ощущается, даже если не прорывается в виде банальных аплодисментов. К сожалению, наше выступление окончено, мне пора. Был очень рад всех вас видеть… — И… гн… ем… уй… — забулькал глава великанов, вытянув в мою сторону руки. — Чего, чего? — улыбнувшись, переспросил я. — Н‑ не‑ не дай‑ те ему уй‑ ти! — кое‑ как овладел голосом вожак. Великаны, медленно выходя из замороженного состояния, начали концентрироваться на моей скромной особе. Вот и делай после этого добро людям. — Как вам не стыдно? Да если бы… Чья‑ то рука цапнула меня за ворот, обрывая гневную проповедь, и основательно встряхнула. — Фрейя?! — Бежим же, наконец! О Сигурд, ты просто сумасшедший и меня тоже заразил… Бежим! Мы неслись к выходу как ошпаренные, в тоннеле уже грохотали тяжелые шаги преследователей. Ужасающий рев великанов заставлял сыпаться мелкие камни с потолка. Выбежав на свежий воздух, небожительница сложила ладошки рупором и закричала в ночь: — Фиона! Где же ты, дитя мое?! Явись на зов! Твоя хозяйка зовет тебя и ждет скорее. Фиона, эй! Быстрей, быстрей, родная! Персиковая кошка появилась словно из‑ под земли. Фрейя прыгнула ей на спину, протянув мне руку: — Садись же, храбрый Сигурд! Великим воином, отважным, благородным ты показал себя сегодня, потому — прими награду. Сзади сядь и обними меня покрепче, это можно… Поскачем мы туда, где ждет отец, и всем богам я покажу героя, сумевшего спасти и жизнь и честь беспечной Фрейи… Прыгай же ко мне! Надо было сразу воспользоваться ее любезным предложением, но в эту минуту слева раздалось приглушенное рычание. Я скосил глаза… На бело‑ фиолетовом снегу выделялся четкий силуэт ощетинившейся волчицы. Желтые зрачки сверкали, как звезды. — Наташа?
* * *
— Да, это я, любимый. Поняв, кто мне ответил, достойная дочь Одина так и застыла верхом на кошке, забыв прикрыть рот. В ту же секунду волчица прыгнула мне на грудь, сбила с ног и яростно зарычала: — Где ты шляешься по ночам?! — Тебя ищу, — неуверенно ответил я. Разговаривать с хищным зверем было как‑ то… непривычно, что ли. Я даже подумал о внезапной шизофрении на почве переутомления, но только на секунду. Наташины лапы по‑ прежнему упирались мне в ключицы, а горячая пасть так и сыпала упреками: — Я тебя жду, жду, жду… Полдня угробила, чтобы записку на камне выбить, палец молотком ушибла! Где ты был столько времени?! Появляешься, весь запыхавшийся, одет, как чучело с рогами, хватаешь за ручку первую подвернувшуюся девицу и лезешь к ней на колени! Молчишь? Правильно, не рассчитывай, что я легко тебе поверю. Я пожал плечами. Однозначного ответа не было. Позади, из тоннеля, раздались угрожающие выкрики преследователей. — Великаны Йотунхейма? — сощурилась волчица. — Чем же ты их так рассердил, зайчик мой? — Да ничего особенного, рыбка моя… — закашлялся я. — Прочел пару стихов — не понравилось. У них абсолютно атрофирован вкус к серьезной поэзии. Читают на пирах какую‑ то галиматью, ни рифмы, ни смысла… — Какие именно стихи? — О любви. — Посвященные… мне? — Ну естественно, дорогая! — Сережка, я тебя люблю, — растаяла Наташа. — И я тебя люблю, но великаны этого не понимают. Давай выбираться отсюда. Слезь с меня, пожалуйста, и побежим, ладушки? — А с этой… у тебя точно ничего не было? — Волчица зыркнула в сторону всадницы на кошке, все еще пребывающей в состоянии столбняка. — В противном случае я ее съем! — Ни в одном глазу! — клятвенно заверил я. В этот момент на выходе показались два самых шустрых великана. При виде нас они яростно взревели, потрясая тяжелыми топорами. — Назад, лягушачье отродье! — рявкнула моя жена, топнув передней лапой, потом она коротко провыла непонятную мне комбинацию звуков, трижды взмахнула хвостом, и… великанов не стало. На их месте действительно сидели две гигантские жабы, размером с телят. Они выпучивали глаза, надувались, но пока не смели даже квакнуть в нашу сторону. Надеюсь, это несколько задержит ретивость остальных. — Теперь бежим! Я поднялся на ноги, стряхнул снег и вновь полез на кошку. — Куда?! — Наташины зубы цапнули меня за короткий плащ. — Но… э… верхом будет быстрее, и потом, Фрейя сама предложила… — А ты и рад стараться?! Не зли меня, любимый, сегодня и без того тяжелый день. Мне будет неловко наблюдать, как ты обнимаешь ее, сидя сзади, или она тебя, если ты спереди… Однако в чем‑ то ты прав, для бегства нужна скорость. Поехали! — С этими словами волчица необычайно ловко перехватила меня за рукав и легко перебросила себе на спину. В документальном кино я видел, как волки таким образом уволакивают овец или телят. Конечно, я был потяжелее, но и Наташа не была обыкновенной волчицей. Моя жена — ведьма, оборотень, и силы ее во много раз превосходили силы обычного зверя. Мы понеслись вперед так быстро, что я был вынужден закрыть глаза от снежной пыли. Фрейя пришпорила свою Фиону следом за нами. Великаны толпились у входа, шумно обсуждая причину появления столь необычных жаб и напрочь забыв о погоне. Видимо, там все‑ таки кто‑ то догадался о страшной судьбе своих быстроногих товарищей. Связываться с ведьмой и увеличивать количество земноводных никому не хотелось. Я болтался на Наташиной спине, словно мешок с опилками. Левая рука намертво зажата железными челюстями, а правая цепко держится за жесткий мех. Одна нога полощется на ветру, другая загребает каблуком снег. Волчья рысь необычайно мягка и упруга, так что меня лишь плавно покачивало в такт бегу. Слегка приоткрывая зажмуренные глаза, я видел персиковую кошку, бесшумно скользящую рядом. Фрейя что‑ то кричала Наташе, скорее всего уточняя маршрут, чуткие уши волчицы должны были улавливать все, несмотря на ветер, сносящий слова. Бежали мы достаточно долго, не менее часа. Небо начало светлеть, и Наташины прыжки становились все более тяжелыми. Она начинала уставать… — Все. — Я кубарем повалился с волчьей спины. — Всю жизнь мечтал, чтобы женщины носили меня на руках, но чтобы на спине, да еще таким образом… — Дальше, шутник, пойдешь сам. Нельзя, чтобы нас видели вместе. — Но… куда же ты? — Обо мне не беспокойся. — Супруга нежно лизнула меня в нос. — Я должна быть в свите Фенрира. Мы встретимся с тобой на холме. Постарайся больше не попадать ни в какие неприятности. Я люблю тебя! — Я тоже. Не исчезай надолго… Серая волчица скрылась в густом перелеске. Мы с Фрейей стояли у подножия большого заснеженного холма, за ним чернела стена векового леса. Кошка Фиона тоже пропала, — видимо, оставшуюся часть пути нам придется идти пешком. Или с утра похолодало, или я пригрелся на волчьей спине, но сейчас меня начал прихватывать морозец. В горле першило, тело под одеждой покрывалось гусиной кожей, и дочь Одина посматривала на меня как‑ то настороженно. Ее ротик медленно открылся…
|
|||
|