Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Секреты модельной общаги 10 страница



— Прошу, наслаждайтесь, — произнес Иван, наливая нам шампанское в высокие бокалы.

Больше английских фраз в тот вечер я почти не слышала, так как вместо того, чтобы пусть с трудом, но все-таки говорить по-английски, все решили, что проще перейти на один русский. То и дело компания взрывалась хохотом — смеялись все, кроме меня, разумеется, — и каждый раз Светлана наклонялась ко мне и пыталась объяснить, в чем юмор, естественно с катастрофическим результатом. Однако я не очень переживала, что исключена из общей беседы, зато у меня появилась возможность рассмотреть повнимательнее тот странный, незнакомый мне мир, в который я попала. А вот Светлана чувствовала себя здесь как рыба в воде; от нее исходило какое-то сияние, словно она наконец-то стала знаменитой, приобрела имя, а не была обычной девчонкой, пытающейся пробиться в модельном бизнесе и живущей в дерьмовой клетушке в Финансовом квартале. К ней подходили мужчины, чтобы церемонно выразить свое почтение, совсем как в давние времена.

Почти на каждом столике стояла бутылка охлажденной водки. Мужчины разливали ее в стаканы для воды и пили неразбавленной. Женщины тоже прикладывались к водке мелкими глоточками или залпом пили шампанское, но все-таки старались не увлекаться, тогда как мужчины с каждым часом все больше пьянели. Девушки здесь были похожи одна на другую, все красотки, все блондинки восточноевропейского типа — таких любят представлять в обществе русско-американской дружбы.

Иван сделал заказ, и нам принесли нелепое количество белужьей икры, а также еще шампанского и водки. Мы начали закусывать деликатесом — рыбьими яйцами. Светлана дала мне понять одними глазами: “Вот видишь, я же говорила! Как шикарно! ”

Я не очень-то привыкла есть икру — если честно, я впервые ее пробовала, но мне не хотелось показаться простушкой, поэтому я продолжала откусывать от тоста соленые кусочки один за другим.

Без всякого предупреждения на сцене распахнулся синий бархатный занавес, и публика взорвалась бурными аплодисментами. Вышел небольшой оркестрик. Потом появилась женщина лет под тридцать в обтягивающем блестящем платье с огромным вырезом, из которого грозил вывалиться пышный бюст. Надравшиеся водкой мужчины, громко завопили, удвоив аплодисменты.

И мы словно перенеслись на восемьдесят лет назад, когда певица затянула сентиментальные русские песни под неунывающий оркестрик. Публика следила за выступлением с неугасающим восторгом, пока она пела бог знает о чем, чуть ли не проглатывая микрофон. А после зрители стоя провожали со сцены свою любимицу оглушительными аплодисментами. Алина зевнула. Светлана все это время о чем-то говорила с Иваном, почти ничего не замечая вокруг.

Иван вынул из кармана маленькую коробочку и протянул моей соседке по комнате. Она открыла и продемонстрировала всем пару маленьких серег с бриллиантами. Захихикав, Светлана кинулась обнимать Ивана — но прежде быстро оценила цвет и чистоту камней.

Иван виновато взглянул на меня.

— Иван просить прощения, в следующий раз я иметь подарок и для тебя, — сказал он.

— Все в порядке, мне не нужно… — стала отказываться я, гадая, не является ли это обычным жестом вежливости, принятой среди русской мафии.

Концерт закончился, из динамиков снова зазвучала русская попса, а на сцену выскочил мужчина в черном костюме и начал с жаром что-то выкрикивать по-русски — вероятно, созывая дам, потому что кое-кто из молодых женщин начал пробираться к сцене. Они выстроились по обе стороны от конферансье, ритмично раскачиваясь под музыку и с хохотом запрокидывая головы; мужчины, оставшиеся за столиками, принялись свистеть. Тогда женщины стали задирать подолы платьев, демонстрируя ножки.

То ли из-за икры, то ли из-за шампанского, то ли из-за того, что мне казалось, будто я спустилась на парашюте в Санкт-Петербург, но меня начало слегка мутить.

Поощряемая Иваном, Светлана поднялась, чтобы тоже пройти на сцену. Она схватила меня за руку, собираясь тащить за собой. Сережки ярко сияли, лицо расплылось в широкой улыбке.

— Хизер идти со Светланой танцевать? — спросила она.

— Нет, Хизер себя плохо чувствует, иди одна, — сказала я.

Она прошла к сцене и поднялась по боковым ступенькам. Иван тихо отдал распоряжение одному из служащих заведения, после чего тот немедленно подошел к сцене и прошептал что-то на ухо конферансье.

Из микрофона зазвучала громкая фраза, закончившаяся растянутым “Светлана-а-а-а-а-а! ”, а затем к полному восторгу моей соседки на нее упал луч прожектора. Все захлопали в ладоши. Это был звездный час Светланы. Танцуя, она не попадала в ритм, а неестественные движения делали ее похожей на манекен, но зрителям, видимо, это не мешало. Они были в восторге. Здесь, в нескольких милях от сурового мира кастингов и модельных агентств, Светлана получала то, что ей причиталось. Одесский Лебедь наконец дождался обожающей его публики.

Обратно в Манхэттен мы со Светланой возвращались в машине Ивана: хотя почти весь его “бизнес” находился на Брайтон-Бич, сам он жил в центре, поэтому вызвался нас подвезти. Ночь выдалась бурной, но Светлана не угомонилась.

Мы сидели все трое на заднем сиденье, я с краю, Светлана посредине. Она ластилась к Ивану, воркуя по-русски. Я делала вид, что ничего не замечаю, пока она все крепче к нему прижималась. Он немного поворчал, и я краем глаза увидела, что она подбирается рукой к его ширинке. Светлана похихикала, и до меня ясно донесся звук расстегиваемой молнии. Я не дрогнула, только внимательнее принялась разглядывать вид за окном, который вдруг стал мне чрезвычайно интересен.

Я надеялась, что Светлана довольствуется тем, что немного пошурует в трусах Ивана, — но нет, на этом она останавливаться не собиралась. Светлана справилась и со второй ширинкой. Я покосилась в их сторону и увидела одним глазком, как она выпустила на свободу его возбужденный инструмент. Неплохо, Иван.

Светлана наклонилась и принялась обслуживать его прямо тут, словно рядом не было никого — ни меня, ни водителя, не отрывавшего взгляда от дороги. Я буквально влипла в дверцу, не веря своим ушам, но была вынуждена слушать причмокивания и стоны русского, пока Светлана вовсю старалась доставить ему блаженство, которое он бы не забыл до конца своих дней.

Вскоре Светлана сама принялась стонать и даже положила руку Ивана себе на затылок, чтобы он регулировал ритм, и все заднее сиденье превратилось в русскую симфонию звуков удовольствия. Я постаралась слиться с дверцей в единое целое, тесно прижавшись к ней и надеясь, что Ивана надолго не хватит.

Иван тяжело задышал и начал непроизвольно дергать ногой, как пес, которому чешут брюхо как раз в нужном месте. Светлана поддала жару, все громче и громче оглашая салон машины стонами. Я поняла, что великий миг не за горами, так как Иван выпалил поток каких-то русских слов, насколько я поняла, эквивалентных “О господи! ”, а затем прокричал по-английски, видимо учитывая мое присутствие: “Толстый, как колбаса! ” Я инстинктивно прикрыла лицо рукой, а он застонал в экстазе.

Но, как оказалось, я зря беспокоилась. Уверена, дорогой читатель, тебя мучает вопрос с тех пор, как ты познакомился со Светланой, какой исход она предпочитает, занимаясь оральным сексом с русскими мужчинами на заднем сиденье автомобиля после ночи веселья с икрой, шампанским и танцами на сцене. Спешу тебе поведать, что когда возникла проблема выплюнуть или проглотить, то Светлана решительно отказалась портить липким месивом свое платье, брюки Ивана или сиденье машины.

Вытерев губы и застегнув молнию на штанах Ивана, Светлана села прямо и повела себя так, словно ничего не произошло, но перед этим она мне слегка подмигнула, потрогав сережку в ухе. Минет длится минуты, а бриллианты остаются навсегда.

 

 

 

 

За следующие несколько дней город оказался под снежным одеялом, когда зима решила напомнить о себе, а тут подоспело и второе свидание с Робером. Я ждала его целую вечность и все-таки дождалась.

Насчет того случая на заднем сиденье машины Светлана взяла с меня слово ничего не говорить ни Кайли, ни другим девушкам в агентстве. На самом деле ей было все равно, если я расскажу, как она ублажала мужчину в салоне машины, когда я сидела рядом с ней. Она не хотела, чтобы я проболталась о другом — что мужчина, которого она обслуживала, был некрасивым, немолодым и грузным папиком. Будь на его месте молодой жеребец из модельного агентства, я уверена, она, наоборот, попросила бы меня растрезвонить всем направо и налево!

К сожалению, эти эскапады совершенно не отвлекли Светлану от Робера: она все время заговаривала о нем, с тех пор как до нее дошли слухи о его возвращении в Нью-Йорк. Разумеется, я уже об этом знала, так как мы постоянно обменивались эсэмэсками и даже разговаривали по телефону за два дня до назначенной встречи. Я старалась не думать слишком много о Робере, но болтовня Светланы невольно возвращала все мои мысли к французу.

В день свидания с Робером мне пришлось тащиться в агентство на обмер. Наконец были отпечатаны снимки моей первой фотосессии, и Рейчел пришла от них в восторг. Я получилась великолепно! Я всем понравилась! После предыдущего обмера я сбросила еще два фунта, больше благодаря уменьшению калорий, чем занятиям на тренажерах: хотя я получила кроссовки, высланные мамой, у меня совершенно не нашлось времени даже проверить, по-прежнему ли они впору, не говоря уже о том, чтобы спуститься в тренажерный зал. Рейчел вроде бы искренне порадовалась моему успеху и даже назвала меня “дорогая”. Она усадила меня в кабинете, словно я вдруг стала ее лучшей подругой, и принялась расспрашивать, как там дела в общежитии, разумеется отметив, что я могу ничего не скрывать.

— Я просто хочу убедиться, что с девочками все благополучно, что ни у кого нет каких-нибудь проблем или депрессии. Мы не хотим, чтобы кто- то из вас сбился с пути. Знаешь, как иногда бывает: девочки чересчур увлекаются вечеринками или совершают какую-нибудь глупость, боже у паси. Ты думаешь, я добилась всего благодаря тому что каждый вечер где-то веселилась?

“Нет, разумеется, нет, Рейчел. Я тоже никогда никуда не выхожу по вечерам, мэм, — говорили мои энергичные кивки. — В десять уже в постели, с потушенным светом! ”

— Итак… никто не перегибает палку с вечеринками и тому подобным?

Она улыбнулась, призывая меня к откровенности, но я почувствовала что-то неладное, какую- то каверзу. Она пыталась сделать из меня доносчика!

— Что вы, мы все очень серьезно относимся к карьере, Рейчел, очень-очень серьезно, буквально ни о чем другом не говорим, — солгала я.

— Хорошо. Это я и хотела услышать. Мы очень тщательно отбираем, с кем работать, и каждой девочке даем шанс стать топ-моделью, мы со своей стороны делаем для этого все возможное, — надменно заявила она. — Если кто не добивается успеха, то здесь нашей вины нет, — закончила она, отпуская меня на все четыре стороны.

Если беседа началась по-дружески, то закончилась определенно в духе Рейчел. Она не только попыталась заставить меня доносить на других моделей, но более или менее ясно дала понять, что если я не окажусь на обложке “Vogue”, то это будет целиком моя вина, а гены, вкус или простое везение тут ни при чем.

Хозяйке агентства, разумеется, не стоило знать о моей работе в галерее — я была уверена, что она велит мне попусту не тратить время, немедленно оттуда уйти и, вместо того чтобы отвечать на телефонные звонки, заниматься на тренажерах по четыре часа в день, сосредоточившись на модельном бизнесе. Я представила, как она скажет: “Ты думаешь, я добилась всего благодаря тому, что тратила время на пустяковую работу, отвлекавшую меня от карьеры? ” Я бы не осмелилась упомянуть, что благодаря заработанным у Виллема деньгам я только-только начала выживать. Она бы наверняка ответила, что если бы я больше времени уделяла карьере модели, то очень скоро ко мне потекли бы настоящие деньги. Естественно, Рейчел не учитывала, что успех, возможно, наступит не сразу, а жить на что-то нужно. Скорее всего, она сказала бы, что это очень хорошо, если у нас нет денег на пропитание!

Вот я и начала вести двойную жизнь: покидая общагу, шифровалась под девушку от искусства. Однажды в аптеке я раздумывала, не купить ли мне очки для полной маскировки, но потом поняла, что это будет чересчур. Я перестала разговаривать о галерее с остальными девушками из опасения, что они проговорятся другим моделям, а потом слух дойдет до Рейчел, и кто знает, что тогда произойдет. Впрочем, имея дело с Рейчел, можно не сомневаться, что поднимется крик.

Мало того что все эти неприятности произошли накануне свидания с Робером, так надо же, в назначенный день, когда я вернулась в общагу, Светлана буквально лезла на стенку. Оказалось, накануне вечером Елена видела Робера и сказала об этом моей соседке по комнате, подтвердив слухи о его возвращении. Светлана была сама не своя, гадая, куда он может пойти в этот вечер. Она даже не подозревала, что меньше чем через два часа мы с ним увидимся. Я прикусила язычок.

— Хизер идти со Светлана в “ПиЭм” — там может быть Робер, он туда часто ходить веселиться, — сказала она с мольбой в глазах.

Мне бы следовало тут же прямо во всем признаться, вместо того чтобы по-глупому хранить тайну. Нужно было просто выложить карты на стол, сказать, что увижусь с Робером, что она его не интересует, а интересую я. Разумеется, признание не прозвучало.

— Нет, Светлана, Хизер сегодня занята, — сказала я.

— Занят? — удивилась Светлана.

Ей, естественно, было невероятно любопытно, какое такое важное дело может помешать мне отправиться вместе с ней на поиски самого Робера дю Круа.

— Да, хм, я должна идти, э-э, по делу, — выпалила я и быстренько заперлась в ванной.

Я решила подкраситься к свиданию — по крайней мере, Светлана здесь не могла меня достать.

Наша новая соседка, блондинка из Исландии, вселившаяся всего несколько дней тому назад, робко постучала в дверь, желая знать, надолго ли я тут застряла.

— Выйти, пожалуйста? — спросила шестифутовая светловолосая версия Бьорк.

— Одну секунду! — отозвалась я.

Черт! Я буквально через дверь ощущала, что Светлана только и ждет, когда я выйду. Что же я ей скажу?

Исландка вновь настойчиво застучала.

— Да, пописать? — сказала она.

— О'кей, о'кей, уже выхожу, — прокричала я, заканчивая краситься.

Исландка, чье имя я сейчас уже не помню, метнулась в ванную, едва я открыла дверь в ответ на ее “да, пописать”. Светлана сидела за компьютером и хохотала над какой-то фразой в чате. Я кинулась в спальню переодеться.

Втискиваясь в узкие джинсы Diesel, я невольно посмотрела на Светланин алтарь Роберу, который она соорудила из вырезанных журнальных фотографий. Совсем скоро я намеревалась заполнить пустое пространство рядом с Робером! Мысль волновала меня, но в то же время заставляла призадуматься: вырезала бы Светлана меня?

Я кинула последний взгляд в небольшое зеркальце. Выглядела я великолепно: волосы взбиты ровно настолько, насколько надо, и джинсы сидели чертовски хорошо, хотя влезть в них было нелегко. Теперь бы выбраться на улицу без Светланиных допросов…

Я медленно приоткрыла дверь, стараясь не производить шума, и почувствовала сигаретный дым — значит, Светлана никуда не ушла, это точно. Оставалось открыть дверь пошире, попрощаться и уйти, только и всего.

Я вышла в гостиную, и Светлана тут же отвернулась от компьютера.

— Хизер уходить? — поинтересовалась она, удивляясь, что я бросаю ее одну.

— Ну-у, да, договорилась поужинать с… э-э… другом семьи, — пробормотала я, двигаясь к двери.

— Друг? Для друга ты одеться секси. — Она удивленно выгнула бровь. — Кто друг?

— Нет-нет, вовсе не секси, это просто друг. Мне пора!

— Светлана идти позже, — сказала она. — Если с “другом” облом, Хизер звонить, йес?

— Конечно. Ой, опаздываю! — воскликнула я, выбегая за дверь со вздохом облегчения.

Всего только одно свидание с Робером, а уже такие осложнения! Нет, придется все ей рассказать. Она моя соседка и соучастница совместных ночных вылазок, а может быть, даже подруга. Я должна во всем ей признаться, чтобы пощадить ее чувства. Впрочем, посмотрим, как все обернется. Какой смысл ранить ее, если у нас с Робером ничего не получится, правильно?

На улице огромными хлопьями тихо падал снег, делая более пышным белое покрывало на тротуаре. Пока я ловила такси, невольно стала свидетелем игры в снежки, затеянной двумя молодыми парнями, одетыми как бизнесмены, в костюмах и пальто: они зачерпывали снег руками, лепили снаряды и швыряли, как в старые добрые времена. Они заметили, что я за ними наблюдаю, перестали на секунду кидаться снежками и помахали мне. Я улыбнулась и тоже им помахала. После этого они снова вернулись к снежному бою.

В этот вечер Робер был, как всегда, обаятелен и учтив. Официанты “Нобу”, [34] как обычно, уделяли нашему столику особое внимание. Но в Робере чувствовалась какая-то сдержанность, словно он был чем-то расстроен. А меня просто распирало изнутри от предвкушения того, чем мы займемся после ужина: мне немного надоело, что из нас двоих развлекается только одна Светлана, и мои гормоны уже давно напоминали мне, что, возможно, пришла пора оставить монашество. Накануне свидания я даже совершила болезненный, но продуктивный визит к эпиляторше по рекомендации Светланы.

В перерыве между закусками и главным блюдом беседа текла как-то вяло. Подчиняясь внезапному порыву, я решила заговорить о Виллеме Клюстере. Мне было любопытно, почему Робер так отреагировал на него, когда мы были в “Бунгало”. Второй вопрос, не дававший мне покоя: чем Робер занимался в Париже столько времени и не связано ли это с другими женщинами? Итак, я спросила о Виллеме. Ни в нашей электронной переписке, ни в телефонных разговорах я ни разу не упомянула, что работаю в галерее, точно так же я не рассказывала Виллему, что собираюсь на свидание к Роберу. Как-то в самом начале я спросила у бельгийца о его знакомстве с дю Круа, и он тогда очень серьезно ответил, глядя мне в глаза: “Ты ведь с ним встречаешься? ” Я кивнула. “Я бы предпочел о нем не говорить”, — сказал Биллем, только еще больше раззадорив мое любопытство. Интересно, что все-таки произошло между ними?

— Робер, помнишь, как мы ходили в “Бунгало”? — поинтересовалась я.

— Одну секунду, — сказал Робер, вынимая свой сотовый. — Я должен ответить. Это быстро. — Он начал разговаривать по телефону, торопливо решая какой-то деловой вопрос. — Послушайте, нам придется вернуться к этому позже, а сейчас вы прервали мой ужин с красивой молодой дамой, — сказал он в трубку, улыбаясь мне. — Прости, что ты говорила?

— Я просто хотела узнать, помнишь ли ты, как мы ходили в октябре в “Бунгало”?

— Конечно.

— Ну так вот, я тогда познакомилась с одним человеком, другом Трины, Виллемом Клюстером, — сказала я, стараясь держаться как можно небрежнее. — Ты ведь его знаешь?

Робер как-то сразу помрачнел, уставился в тарелку и принялся ковырять остатки томата с моццареллой.

— Да, я, к сожалению… знаю мистера Клюстера, — с серьезным видом ответил он.

Такого Робера я прежде не видела — он всегда был так весел и общителен.

— К сожалению? — тихо переспросила я, гадая, что мог натворить владелец галереи, с виду такой безобидный, порядочный — истинный джентльмен. — Что случилось? То есть я не хочу вторгаться, но…

— Скажем так, я бы не доверял ему ни на квоту, — ответил Робер, слегка перепутав английские слова. — Особенно если бы был женщиной. Он известный волокита.

— Вот как? Я не… то есть я не так долго с ним беседовала, — сказала я, старательно делая вид, будто не беседую с Виллемом пару раз в неделю у него в галерее.

Биллем — и вдруг волокита? Неужели он так ловко все время притворялся?

— Поверь мне, Хизер, он змея.

То, как это сказал Робер, заставило меня промолчать. Мне не хотелось его расстраивать. Но, видимо, было поздно: до конца ужина Робер машинально расправлялся с едой и вел себя так, словно внутри у него все кипело.

В какой-то момент я решила, что будет лучше извиниться за то, что вообще подняла эту тему.

— Послушай, Робер, прости, что напомнила тебе о нем, я не думала, что для тебя это будет так… болезненно, — пробормотала я, чтобы хоть как-то исправить положение.

— Не извиняйся, все нормально, ты ведь не знала, — ответил он искренне. — Просто мне давно не приходилось вспоминать об этом человеке и его… делишках.

Делишках? Биллем вел дела чрезвычайно скрупулезно — так неужели я была для него еще одной потенциальной победой, которую он приберег на потом? Маловероятно, но Робер был так серьезен, что заронил в мою душу зерно сомнения.

Я просто места себе не находила от любопытства, что же все-таки произошло между этими двумя мужчинами, но не свойственная Роберу серьезность не позволила мне продолжать расспросы.

Мы закончили ужин, и к нам подошел официант, принес меню десертов и ликеров.

— Думаю, будет лучше отказаться от десерта. Я сильно устал. В последнее время слишком много работал — наверное, потихоньку превращаюсь в американца, — сказал Робер, и я послушно закивала.

Дура, какая дура! И зачем только я заговорила о Виллеме, ведь я же догадывалась, что Роберу эта тема будет неприятна! Я чувствовала себя ужасно. Кто знает, какое тяжелое воспоминание я пробудила в Робере, испортив идеальный вечер?

На улице меня все еще не покидала слабая надежда завершить монашеский период моей жизни. Я ждала, что Робер пригласит меня к себе, но это было глупо.

— Поедешь домой на такси. Я сейчас поймаю машину, — сказал он, и в ту же секунду к обочине подкатил черный седан.

Небо прояснилось, стало гораздо холоднее. Мои щеки горели от обжигающего ветра, под ногами хрустел снег.

— Хизер, прости, я не хочу, чтобы ты все превратно поняла, — хмуро произнес Робер.

Сердце куда-то упало, внутри все сжалось. “Превратно поняла? ” Ой-ой-ой…

— Я имею в виду сегодняшний вечер. Все было великолепно, не думай, будто я был не рад провести с тобой время.

Ладно…

— Но когда мы заговорили о месье Клюстере, на меня накатили дурные воспоминания, — сказал он. — И я не смог стряхнуть тот мрак, что пришел вместе с этим именем.

— Прости, Робер, я не хотела…

— Шшш, — нежно успокоил он. — Ты ни в чем не виновата. Видишь ли, была одна женщина…

Ему не пришлось больше ничего говорить. Я поняла.

— Прости, — сказала я, рисуя в своем воображении, чем Биллем мог насолить Роберу, который, хоть и был воплощением уверенности, теперь демонстрировал мне уязвимую сторону.

— Тебе пора домой. Сегодня, как, впрочем, и всегда, ты была прелестна, — сказал он и легонько поцеловал меня в щеку.

Пожалуй, это все-таки лучше, чем в лоб, но не намного.

Он усадил меня в машину и захлопнул дверцу. Как только я оказалась одна, мой мозг лихорадочно заработал — кому верить? На меня произвела впечатление боль Робера. И в отличие от Виллема он хоть как-то разъяснил ситуацию. Биллем же вообще отказался об этом говорить. Я дала себе слово повнимательнее приглядеться к бельгийцу и не дать себя провести. Но до тех пор, пока его чеки оставались платежеспособными, я не могла себе позволить бросить работу только потому, что, возможно, он дурно обращается с женщинами.

Я раздумывала над этим, пока такси увозило меня, оставляя позади высокого француза, чей темный силуэт, освещенный одиноким уличным фонарем, уменьшался с каждой секундой.

Следующий день принес две неожиданные доставки: одну в виде огромного букета цветов и вторую в виде новой соседки по комнате — хотя, строго говоря, она не была “доставлена”, бедняжку грубо вышвырнули на обочину, словно пачку газет из почтового грузовика.

Утром снова повалил снег, а так как в тот день у меня не было кастингов, ничего не оставалось, как остаться в общаге и переждать метель. К счастью, и в галерее у меня был выходной, так что появилось время переварить услышанное от Робера. Я тогда здорово расстроилась. Неужели Биллем и в самом деле обманщик? Мне хотелось обдумать все это наедине, но, как назло, у Светланы тоже не было кастингов, или она просто решила пропустить их из-за чересчур сильного похмелья. Я была уверена, что она обрушит на меня миллион вопросов о вчерашнем вечере. С кем я виделась? Куда ходила? Было ли весело? А потом, скуля, как брошенный щенок, примется сетовать, что не нашла Робера, в то время как я весь вечер провела с ним.

Поэтому я целый день старательно ее избегала, что не так-то просто сделать в комнатушке размером с кладовку. Я даже пошла на крайние меры: спустилась на этаж ниже в спортивный зал — лишь бы скрыться от Светланы. Я немного побегала по тренажерной дорожке, но мне стало так противно и скучно, что пришлось плестись обратно, а там Светлана, не вылезавшая из своего розового халатика, бродила без дела по комнате, курила сигареты, выдувая дым в треснутое окошко, и клацала клавишами компьютера.

Что я могла рассказать ей о Робере? Действительно, что, когда я сама не знала, увижу ли его еще раз. Если вспомнить, как вчера завершился вечер, то напрашивался вывод, что мои отношения с французом зашли в тупик. С самого начала он был какой-то подавленный, а потом совсем помрачнел, стоило мне упомянуть о Виллеме. Неужели я упустила свой шанс? Впрочем, это был всего один вечер — возможно, у Робера просто выдался неудачный день.

Я продолжала помалкивать, выслушивая жалобы Светланы на то, что она нигде не могла найти Робера, хотя сначала заглянула в “Шатер”, потом пошла в “Розовый слон” и даже проделала весь длинный путь в “Сохо Гранд” в надежде столкнуться с французом. А я тем временем ужинала с ним в “Нобу” и беседовала. Мне стало жаль Светлану, но, если честно, не слишком. Она ведь даже его не знала толком! Откуда могло взяться взаимное чувство, если она не провела с ним наедине ни минуты? В глубине души я понимала, что пытаюсь себя оправдать. Я втайне надеялась, что именно я являюсь избранницей француза, с которой его связывает взаимное чувство, — пусть даже мы ни разу с ним не поцеловались на прощание, что немало меня беспокоило. Но если мы не целовались, можно ли считать наши встречи свиданиями? Нет, наверное, все-таки лучше подумать о Светлане, а не о том мелком недоразумении, когда все было так хорошо, просто идеально и он вот-вот должен был наклониться, нежно приподнять мое лицо за подбородок и…

Я долго мусолила эту мысль, пытаясь расслабиться и посмотреть телевизор. Хоть бы день поскорее закончился или Светлана ушла куда-нибудь, думала я, когда раздался оглушительный стук в дверь.

— Кого там несет?

Я взглянула на Светлану, не ждет ли она кого, но русская почти не обратила внимания на стук.

В дверь снова постучали, и я слетела с дивана. Русская даже не повела головой в мою сторону, настолько была поглощена игривыми посланиями, мелькавшими на экране монитора, от парней со всего мира.

— Пожалуй, надо открыть, — сказала я, прыгая к двери.

Оказалось, что более дальновидного решения я не могла принять.

Я открыла дверь и увидела курьера с огромным букетом цветов. Он дрожал от холода, запорошенный снегом.

— Доставка Хизер Джонстон, — произнес он с сильным мексиканским акцентом.

Услышав это, Светлана, самая любопытная из всех проныр, развернулась к двери. Проклятье! Она увидела цветы и поняла, что они предназначены мне.

Я сразу смекнула, что цветы, должно быть, от Робера — шестое чувство сработало, — поэтому я попыталась выставить курьера в коридор. Мне это почти удалось, и, загородив собой дверной проем от глаз Светланы, я выхватила из букета маленькую карточку и сунула ее в лифчик. Курьер изумился.

— А-а, вы подписать? — спросил он, несколько встревоженный моим поведением, которое со стороны, наверное, казалось диким.

— Да-да, — сказала я, быстро нацарапала свое имя на его квитанции и захлопнула дверь.

Я повернулась, держа в руке благоуханный букет, и оказалась лицом к лицу со Светланой.

— От кого? — спросила русская, обнюхивая цветы маленьким носом в поисках карточки.

— Э-э, от моих, э-э, родителей, в честь, э-э, годовщины, — придумала я с ходу и только потом поняла, какой дурой нужно быть, чтобы поверить, будто родители станут посылать своим детям цветы на собственный юбилей. — То есть моей годовщины… хм, день моего зачатия!

Второе объяснение оказалось не лучше первого, такое же глупое, только в двадцать раз отвратительнее. Надо же было придумать, что мои родители пошлют мне цветы в память о том дне, когда они “сделали это”.

— Хизер годовщина? — переспросила Светлана. Моя беспомощная ложь даже ее не обманула. — Ты что-то скрывать! — Она обошла вокруг меня, словно детектив, принюхиваясь к цветам. — Светлана выяснить, кто есть таинственный мужчина!

— Нет-нет, никакого таинственного мужчины, с чего ты взяла? Обычный дружеский букет, всего делов! — сказала я. — Давай поставим их в воду!

Я начала вести себя как полная дура, мне нужно было убраться подальше от пытливых глаз русской. Оставив цветы на кухонном столе, я проскользнула мимо Светланы в ванную, закрыла дверь, заперлась и, вынув карточку из лифчика, распечатала маленький конвертик

Послание было простым и лаконичным: “Хизер, очень рад был тебя видеть. Прости, что мои мысли витали где-то далеко. Ты была самым ярким событием того дня. Робер”.

На меня сразу нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере: подбородок Робера, его уверенный голос, то, как он взял меня за руку… Я прижала карточку к груди, словно героиня из прошлого, посаженная под замок садисткой мачехой и только что получившая письмо от возлюбленного. Однако очень скоро я вышла из транса, подумав о Светлане и ее безумных поступках. Нас ведь разделяла всего лишь картонная дверь.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.