Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Проклятые кровью 5 страница



       Плохо. Все очень плохо, Алия.

       Она схватилась за рукоятку ножа, но вздохнула, как только его руки прикоснулись к ее грудям. Все что она хотела в этом мире, было то, чтобы он теребил ее соски, пока посасывал ее плоть. И как по волшебству, он сделал именно то, чего она хотела. Она не смогла сдержать тихий стон удовольствия.

       — Ты мне доверяешь? — он пробормотал, упираясь ей в кожу.

       — Нет. А ты мне доверяешь?

       — Ты считаешь меня сумасшедшим?

       Ее не мог не взволновать низкий тембр его голоса. Или скорее власть, которая в нем вибрировала. Он перебросил ее волосы на одну сторону и поцеловал затылок. —

       Итак, когда ты планируешь использовать этот нож на мне?

       — Скоро. Совсем скоро.

       С надеждой на успех, он посадил ее к себе на колени. Она развернулась у его руках и прижала острие ножа к его подбородку. Он усмехнулся.

       Это была первая настоящая улыбка, которую она увидела, но какая это была улыбка: кривая, блестящая, безрассудная. Улыбка человека, собирающегося выпрыгнуть из самолета. Она сразу же захотела его поцеловать. Она сожалела, что не могла быть такой же беззаботной.

       Вместо этого она покрутила нож в предупреждающем жесте.

       — Принц не может доверять никому. Он сидит, прислонившись к двери. Спит с ножом под подушкой.

       — Это правда, — сказал он.

       — Принц не может доверять даже своим близким.

       — Я доверяю своей семье.

       Представляю. Этих самодовольных, добродетельных Фостинов, ну просто семейка Бивера Кливера[4], расположившаяся в небольшом Бруклинском особняке.

       Он продолжил.

       — И я доверял бы своей жене.

       — И был бы дураком.

       Они были настолько близко друг от друга, что она могла видеть, как крошечный, звездообразный шрам пересекал его кожу под правым глазом. Так близко, что она могла посчитать белые солнечные лучики, которые расходились от его зрачков. Благодаря этим белоснежным полоскам, его глаза казались странными на расстоянии.

       Его губы смягчились и разомкнулись, только ненадолго. Электрический разряд пробежал между ними.

       Это было опасное, опасное желание. Ее рана затянулась и боль ушла. Она больше в нем не нуждалась. Не было никакой причины оставаться рядом с ним.

       И не существовало никакой причины, по какой она бы могла уйти.

       Проклятие, что со мной происходит?

       Во рту пересохло, громкий стук сердца раздавался у нее в ушах, она убрала кончик ножа от его подбородка, перевернула его, и провела лезвием вверх по его щеке. Его охватила дрожь, и он прикрыл глаза, длинными серебристыми ресницами, скользнувших по его щекам. У кого-нибудь еще она приняла бы это за жест покорности, но в данном случае она предположила, что он боролся за самообладание. Князь брал то, что хотел и когда хотел. Михаил был слишком хорошим. Он был против этого.

       Его намерения заслуживают проверки.

       Повернув голову, она дотронулась своими губами его губ. Они оба были в синяках, с распухшими губами. Михаил издал короткий, болезненный звук, но все притянул ее ближе, запуская руки в ее волосы.

       Снова она целовала его, на этот раз, открыв рот. Снова он стонал. Мучительно. Он перестал быть заботливым и хорошим. Она загорелась. Они крепко прижимались друг к другу, удовольствие от их поцелуя было пронизано болью, болью поощряющей их.

           

       Михаил опустил ее на пол. Он втиснулся между ее ногами, его член, прижался точно там, где он и хотел находиться. Но была проблема. Она все еще оставалась неподвижной.

       Он поднял свою голову и посмотрел вниз на нее. Ее глаза были широко открыты. Страх? Вряд ли. Гнев, возможно. Нож возник в ее руке.

       — Ты не посмеешь. Ты не можешь овладеть мной, — задыхаясь, она задержала дыхание.

       — Овладеть тобой сейчас?

       Она следила за ним подозрительно.

       — А это мило, Фостин.

       Одним скользящим движением, она перевернула его на спину и оседлала его. Он схватил ее за запястья, оставляя ей нож. Она не высвобождалась из его хватки. Все на чем он мог сосредоточиться, так это то, как сильно он хочет поцеловать ее.

       Ее колени прижались к его ребрам.

       — Вот как я играю.

       Он разжал руки.

       — Скажи мне, что ты хочешь. Я сделаю это.

       — Все что угодно? Я признаюсь, в это трудно поверить, князь.

       Она послала ему легкую сардоническую улыбку, которую он посчитал невообразимо сексуальной.

       Что угодно, чтобы оказаться внутри тебя снова.

       — Проверь меня.

       Она встала.

       — Встань и разденься.

       Он знал, что она не ожидала, что он повинуется, но был более чем счастлив, избавиться от холодной, влажной одежды. Казалось, она верила, что власть находиться под контролем. Ему это говорило о том, что он получит то, что хотел.

       Несколькими быстрыми движениями он сбросил свою рубашку и стянул свои липкие штаны. Он не мог припомнить, чтобы это когда-либо было так трудно, так тяжело и так туго.

       Отпихнув одежду в сторону, он снова встретил ее пристальный взгляд, только чтобы прочесть в нем изумление, смешанное с ужасом. У него, что такой отталкивающий вид?

       Указывая на его грудь, она спросила:

       — Как ты это сделал?

       Ах, это.

       Монограмма, которую она вырезала на его груди, должна была быстро исчезнуть, но он сделал ее постоянной. Используя сломанную ручку в своем гостиничном номере, он втер чернила в линии буквы A, делая себе тюремную татуировку.

       Было приятно видеть ее в состоянии полного шока. Он только стоял там, ожидая, пока она не сможет удержаться со следующим вопросом.

       — Но …, зачем?

       Он пожал плечами. Он и себе не мог, до конца, это объяснить. Эта буква А была клятвой самому себе, что он никогда не отступит. Подготовкой к бою. Эта буква А была напоминанием о ее прикосновении.

       — Ты серьезно свихнулся.

       Это заставило его улыбнуться. Улыбаться было больно, так же как и целовать ее, но это помогло ему очнуться от долгого застоя. Она потрясла головой, как будто он был безнадежен, ее веки опустились, поскольку ее внимание привлек его член. Осознание того, что привлекло ее внимание, разгорячило его на несколько мучительных градусов. Она была первой, кто прикоснулся к этому. И потом, под ивами-

       Черт. Он мог кончить, просто думая об этом. Настало время двигаться дальше.

       — Это очень плохая идея, — пробормотала она.

       Но она хотела его. Из практики, которая у него была, он не мог ошибиться, видя блеск в ее глазах или учащенность ее дыхания.

       — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил он, пока она не передумала.

       Ножом, в ее руке, она указала на софу. Он сел, и она встала между его колен. Проводя ногтем вверх по всей длине его члена, она спросила:

       — У тебя есть презервативы?

       Михаил уставился на нее, моргая, чувствуя себя идиотом от ее прикосновений.

       — У меня нет. У меня не было секса с другими вампирами на протяжении десяти замечательных лет, — сказала она.

       Ее игрушки не могли зачать ей ребенка. Он мог.

       — Я предполагаю, что ты приехал сюда готовый начать размножаться.

       Он фыркнул. Нет. Главным образом он думал о выживании. Но да, размножение представлялось…отличная мысль. Зачатие ребенка казалось такой безумной идеей. Его член моментально среагировал.

       — Не говори мне, что ты не носишь с собой хотя бы один? Или ты спишь только с людьми?

       — Я не трахал никого на протяжении десяти лет, ни вампиров, ни людей.

       Она отошла очень тихо, осторожная как добыча.

       Возможно, она думала, что он врет, но это было правдой. После того, как она его бросила и на него опустилась серая пелена, он продолжал двигаться. У него была любовница, потом другая, но он ничего не мог им дать, за исключением безразличия, в конечном счете. Они научились ненавидеть его, и это справедливо. В конце концов, он бросил попытки поддерживать какое бы то ни было подобие отношений.

       Когда ему нужен был секс, в парке он находил вампиршу, которая только что поохотилась и обращался к ней. Кормление, заставляло кровь бежать горячее, так что они практически всегда соглашались переспать с ним. Эти грубые анонимные встречи поддерживали его на протяжении долгого времени. Но даже они потеряли, в конце концов, остроту ощущений, и он стал монахом.

       Алия опомнилась и скрестила руки.

       — Так это значит, ты пришел ко мне с инициалом, вытатуированным на твоей груди и спермой, хранящейся в твоих яйцах на протяжении десяти лет.

       — Я думал, это сделает меня неотразимым.

       Это почти заставило ее улыбнуться. Почти.

       — Посмотри на меня Михаил. Ты говоришь, что сделаешь все, что я захочу, но я не вижу этого в твоих глазах. Это не соответствует твоему положению.

       — Я князь.

       — Видишь? Ты не просто говоришь " князь". Ты мурлычешь. Ты, как и все остальные.

       — Я не такой как они.

       Он увидел в ее крови вещи, которые ему не понравились. Картинки, воспоминания, страхи — он не знал, что точно это было — но он не думал, что ее коронованные любовники были добры к ней.

       — Такого как я больше нет.

       Она схватилась руками за голову.

       — Уф! Они все так говорили. Ты точно как они.

       Он не мог ничего сказать, не мог понять все эти барьеры. Да он принц. Кто еще мог бы быть предназначен такой королеве, как она? Он встал, она отпрыгнула.

       Держа руки вверху, он пошел вперед, пока головка его члена не задела тонкий, мокрый шелк, липнувший к ее животу. Она не отодвинулась. Осторожно, он упустил свои руки на ее гладкие, холодные плечи.

       — Забудь кто Я. скажи мне, что сделает тебя счастливой. Счастливой прямо сейчас.

       Покраснев от гнева, или чего-то большего, она выпалила:

       — Я хочу видеть, как ты теряешь контроль. Я хочу видеть, как ты умоляешь.

       Он перенес свой вес с одной ноги на другую и его член скользнул в мучительном дюйме от ее живота.

       — Поверь мне, я очень близко к потере контроля.

       — В этом и проблема.

       — Я думал это то, чего ты хотела.

       Она отступила назад, чтобы остыть, так как она действительно этого хотела. Намеки на гнев и страх которые он почувствовал в ней исчезли. Казалось, она приняла решение.

       — Ты будешь делать, как я говорю.

       Ее слова были не игривые. Они были остры, как плеть.

       Никто не говорил с ним так. Никогда. Он открыл рот, чтобы огрызнуться на нее, но любопытство взяло верх, и он передумал.

       Если бы он отказался, все бы опять свелось к нулю. Бой. Сейчас она была достаточно слабой, что бы он победил. Но он знал что такая " победа" будет ничего не значащей. Если он хотел понять ее, он должен был побывать в ее мире.

       Он ждал распоряжений.

       — Сядь там.

       Она указала на кожаную скамейку, а не на софу. Ту, которую он использовал, как щит. Ту, что она потрошила. Пена высовывалась из-под обивки. Он исправил это.

       — На другую сторону.

       Он передвинулся в другую сторону, и сел перед зеркалом на стене. Одна сторона его лица была расцарапана, а глаз был опухший и закрытый. Вряд ли хотя бы один дюйм его тела не был покрыт синяками, а тонкие очертания буквы " А" были покрыты другими рубцами. Его член стоял наготове, невероятно красный.

       Она не могла по-настоящему хотеть его. Это была какая-то ловушка.

       Но она подошла и встала перед ним, невооруженная и такая же избитая. Медленными, тщательно продуманными движениями она порвала свою длинную ночную рубашку снизу вверх и сняла прозрачные остатки. Все ее длинное гладкое тело состояло из тугих мускулов. Ее груди были более тяжелыми, чем он помнил, соски, высокими и темные. Белый шрам представлял собой дугу вокруг ее правой груди. Он очень хотел ощутить его языком. Она спустила трусики. Ее длинные, сильные ноги были созданы для скорости. Волосы на лобке выбриты в тонкую полоску.

       Выпрямившись, она изучала его в течении долгих секунд, строгая, как богиня. Его пульс участился, пока он ждал ее следующего движения. Он пытался, также, сохранить дыхание. Он пытался не шевелиться, когда все что он хотел сделать, это свалить ее на пол и трахать, пока от них вообще ничего не останется.

       Медленно, она опустилась на колени. В зеркало он мог видеть ее попку, в форме сердечка и завитки ее влажных волос на спине.

       Она опустила руки на его колени и раздвинула их. У него сердце екнуло.

       — Как твое самообладание?

       — Отлично.

       — Ты так думаешь?

       — Я это знаю.

       — В таком случае, поклянись, что ты не кончишь, пока я тебе не скажу.

       — Я клянусь, — у него пересохло во рту.

       Опять же, он удивил ее. На этот раз она овладела своей реакцией гораздо лучше, но все же он мог ее увидеть. Она не могла поверить, что он согласился. Он любил выводить ее из равновесия.

       Она вышла. Он ерзал и смотрел, как она несет маленькую черную коробку из китайского кабинета. Возвращаясь, она змеевидно виляла бедрами, чем заворожила его, не смотря на то, что черная коробочка беспокоила его.

       Снова встав перед ним на колени, она отставила коробочку в сторону и подсунула руку под его яички. Руки, ноги онемели и мозг отключился. С таким же успехом она могла пленить его. Приподняв их выше, она дунула на его член. Ничего больше. Сначала она широко открыла рот и дыхнула горячим, влажным воздухом на его пенис. Потом она вытянула губки и дунула на влажную кожу. Ее великолепный, красивый рот широко открывался, потом закрывался, широко открывался, потом закрывался возбуждая и дразня его плоть. Он смотрел на нее, как завороженный. Она потянулась за коробкой и достала из нее перо.

       Пером она провела вверх и вниз и вокруг головки. Ощущалось только легкое щекотание, но его член дернулся и поднялся в ответ. Это разгорячало его чувства, но не делало ничего, чтобы удовлетворить их. Он откинулся на руках и сделал глубокий вдох.

       — Что ты думаешь о пере?

       — Я не думаю, что должен тебе что-то говорить.

       Она засмеялась.

       — Ты сказал достаточно.

       Отбросив перо, она наклонила голову и облизала его от основания до головки, до тех пор, пока его член заблестел слюной. Слабые толчки сотрясали его бедра и предплечья. Он заставил себя расслабиться.

       — В чем дело? — она удивленно взглянула поверх его члена. — Собираешься кончить? Уже? Пожалуйста, скажи мне, что твоя сперма не свяжет меня с тобой.

       — Нет, только кровь, — он задыхался. — Безопасно. Продолжай. Боже Милостивый, пожалуйста, продолжай.

       С улыбкой она вытянула длинный, острый язычок и аккуратно слизала каплю. Михаил закрыл глаза.

       Но он не смог заблокировать свои ощущения. Ее горячий, влажный рот прошелся по головке и опустился вниз по его стволу. Прижавшись губами, она начала сосать. Он схватился за сиденья с двух сторон и сильно сжал.

       — Почему ты так напряжен? — поддергивая его, произнесла она, играя роль заботливой жены. — Ты должен расслабиться. Давай.

       — Это приказ?

       Она подмигнула и опять накрыла ртом его головку. Одновременно, она снова взяла его яички, на этот раз немного сжимая их. Своим быстрым, как у змеи язычком она лизнула уздечку. Он понял, что наслаждаясь, он забыл обо всем. Забыл, что это может быть изысканной пыткой.

       Пот начал капать вниз по его вискам. Она снова набросилась на него. Кожа по его головке покраснела и надулась, готовая лопнуть от одного прикосновения.

       — Ты бы хотел сейчас кончить?

       Он кивнул. Простое вопрос заставил его яички напрячься.

       — Попросишь меня?

       Он покачал головой, пыхтя через нос.

       — Упрямый.

       — Не хочешь просить.

       — Ты сказал, что хочешь делать все, что нравиться мне. Эта просьба мне бы понравилась.

       — Нет.

       — Тогда ты потеряешь контроль. Ты нарушишь свою клятву.

       Он покачал головой.

       Опять появилась коробка. Из нее она вытянула длинную нитку жемчуга и маленькую баночку. Он глубоко вздохнул.

       Оставив ему возможность смотреть, и недоумевать, и страдать, она медлила, распутывая нить жемчуга. Высоко держа нить, она дала возможность гладким и прохладным жемчужинам каскадом опуститься вокруг его члена. Затем подняла их и опять взяла его в рот, чтобы пососать и позволить своей горячей слюне каскадом стекать по его пенису. Он схватился за кресло, опять.

       Когда он стал влажный настолько, насколько она хотела чтобы он был, она обвила его член жемчужинами, по спирали, от основания до его головки. Обхватив его, она стала двигать рукой вверх и вниз. Жемчужные бусы катались и скользили по его влажной коже, как сотни ласковых пальцев.

       — Ах.

       Это был отчаянный крик, даже для его собственных ушей. И это не принесло ему облегчения. Все еще поглаживая его жемчугом, она низко наклонилась и начала целовать его бедра с внутренней строны, чередуя поцелуи с болезненными царапинами.

       Он корчился, борясь с желанием качать в ответ бедрами. Оргазм уже наступал на него, трубил о своем приближении. Он пытался отстраниться от ее ласк.

       — Ух, ах.

       — Аххх! — Он топал ногами. Опустил голову и стиснул зубы. — Ырррррррр.

       — Скажи, пожалуйста!

       Она наклонилась вперед, чтобы облизать его пупок.

       Древесина треснула под его руками. Скамейка накренилась.

       В бешенстве он воткнул ногти в порез на руке — тот, который он получил, борясь с ней в бассейне — широко раскрывая рану. Боль откинула его от края.

       Аромат его крови отвлек ее. Она подняла свою голову, ее ноздри расширились. Хотя он подозревал, что должен выглядеть безумным, она не закрыла глаза, только сказала:

       — Будет лучше, если ты встанешь до полного разрушения скамейки.

       Удерживая его за член, она опустила его на пол. Он растянулся на холодной, твердой плитке, благодарной ей за грубость

       Все еще поглаживая своей рукой медленно сверху вниз, она спросила:

       — Как ты хочешь кончить Михаил?

       — В тебя.

       Его губы невольно растянулись, обнажая зубы.

       Ее мурлыканье стало холодным.

       — Ты хочешь этого. Входить в меня снова и снова, пока мы оба не вспотеем, пока я не начну молить о пощаде, тугая, горячая, скользкая. Или может ты представляешь, как берешь меня сзади…

       — Заткнись.

       — Ты собираешься кончить, Фостин. Ты не можешь это контролировать. Скажи, пожалуйста, прежде чем ты нарушишь свою клятву.

       — Этого не произойдет.

       Она сняла бусы с его члена и они скользнули на плитку. Со злым выражением лица, она повернулась к нему задом и оседлала его, открывая ему великолепный вид на ее попку и блестящую, влажную промежность. Но она предупредила:

       — Не трогать.

       Поднявшись на бедрах, она поднесла свою голову к его члену и медленно дюйм за дюймом опустила его в рот. Кончики ее пальцев щекотали его яички, и она начала двигать своей головой вверх и вниз. Его бедра оторвались от пола. Он услышал хрюканье и понял, что это было его собственное.

       Звук открываемой крышки. Небольшая баночка из коробки. Ее теплый, сальный палец заскользил назад вдоль его промежности и добрался к его заднему проходу.

       Никто и никогда не прикасался к нему таким образом. Он не знал, что способен чувствовать себя так хорошо. В сочетании с медленным посасыванием его члена это было невыносимо. Он вздохнул, хлопая ладонями о пол, и боролся, не сдаваясь.

       Ее палец придвинулся к нему нежно, подразнивая его, пока он не открылся ей, и кончик ее пальца скользнул внутрь. Овладевая им. Тем временем ее голова двигалась, она не останавливаясь сосала, ее слюна, горячая и гладкая. Его член прыгал у нее во рту. Пульсирующий. Живой.

       — Черт! Черт! ЧЕРТ!

       Глаза налились кровью. Ничего больше. Но он не кончил. Он сначала взорвется. Он умрет.

       Кончик ее пальца мягко шевелился, поглаживая его глубоко внутри. Слезы брызнули из уголков его глаз. Она замедлила движения на члене и спокойно сказала, смилостившись над ним:

       — Кончи для меня сейчас, Михаил.

       Извержение было настолько быстрым, настолько интенсивным, что он закричал. Его бедра дернулись как самолет, а по окончанию, самолет вырвался из его тела. Смутно он осознал, что находится в ее рту. Глотание. Всасывание. Смутно он осознал, что ее палец все еще массажирует его простату, требуя, чтобы он отдал больше.

       Он извергался и извергался, дергаясь и издавая стоны, орошая ее рот. Впервые в его жизни его отпустило. Он не пытался это контролировать, или избежать этого. Он остался там, пока это продолжалось, и так он и лежал, влажный и опустошенный, оставшийся в живых после кораблекрушения, выброшенный на берег, пока она с ним не закончила.

 


       ГЛАВА 7

 

       Она решила, что он вырубился. Переход от его криков, эхом отзывающихся от стен к гробовой тишине, ее расстроил. Его тело, которое было влажным от пота и перевязано веревкой после происходящего стало мягким и податливым.

       Алия убрала волосы с глаз и вытерла рот. Никто и никогда прежде не сопротивлялся ей так долго. Но ничего другого она от него и не ожидала.

       И он не просто сдался, он сдавался снова и снова, позволяя сопротивлению слой за слоем — всем его тренированным, всем его естественным защитным силам — пасть. Он отдался моменту и оставил себя уязвимым. Это заставило ее властное сердце смягчиться.

       Он мог отбиться от нее. Или перевести все в шутку. Или попытаться изменить правила. Но он играл в ее игру сердечнее, чем она когда-либо видела. Ни один из принцев, которых она видела по всему миру, не позволяли этому зайти так далеко. Она не могла понять его мотивов.

       Михаил Фостин удивительно повзрослел.

       Оставив его, она перешагивая через гильзы, битое стекло, и куски штукатурки, пробивалась к кухне, где схватила бутылку вина и два бокала. Когда она вернулась, он по-прежнему лежал, растянувшись у скамьи, которую он разрушил.

       Пока она наполняла бокал вином, он зашевелился.

       — Я подумал, что ты убьешь меня каким-то захватывающим способом.

       Она вспыхнула гордостью, слыша, каким скрипучим и ленивым был его голос.

       Подталкивая его пальцами ноги, она предложила ему бокал вина.

       Он покосился на вино. Она сделала глоток из своего бокала, морщась от боли, так как он задел порезы у нее во рту.

       — Пуританин.

       Она вернулась в кухню, чтобы налить ему бокал воды, вспомнив, что его родители пьют только кровь, воду и скотч.

       Его голос догнал ее в коридоре.

       — Зачем мне играть в человека? Почему я должен притворяться и быть ниже, чем я есть на самом деле?

       Но даже при том, что Михаил и его родители, были старой закалки, его брат Грэгори управлял ночным клубом, где смешались и вампиры и люди — и где, без сомнения, вампиры употребляли несанкционированные напитки. Алекс Фостин, как она слышала, шагнул еще дальше. Он готовил еду. Она задавалась вопросом, было ли это источником напряженности в их семье. Всегда ищешь слабинку, не так ли Алия?.

       Вернувшись, она вручила ему воду и он пил, утоляя жажду, по-прежнему сидя на полу. Она взгромоздилась на кресло поблизости.

       Несколько глотков вина, которые она сделала, ударили в голову. Это означало, что она опасно слаба.

       — Мне нужно поесть. Я собираюсь позвать нескольких кормильцев для нас.

       Он резко повернул голову в ее сторону, неодобрительно сверкнув глазами.

       — Ты не должна использовать кормильцев. Охота держит тебя в форме.

       — Хорошо охотиться в Нью-Йорке, но не в Лос-Анджелесе. Приходится ездить кругами, чтобы найти жертв. А движение здесь ужасное. Да еще нужно парковаться… — Она махнула рукой. — Легче заказать.

       — Я пойду. Я найду кого-нибудь и приведу их к тебе.

       Алия скрестила руки на груди. Князь. Он не просто попытался начать менять способ ее питания, но он также напомнил ей о другом небольшом факте.

       — Как я могла забыть? Ты же не голоден, так ведь?

       Неожиданный румянец вспыхнул на его щеках.

       — Я хорошо поел этим вечером.

       — Я поражена, что ты можешь смотреть мне в глаза, говоря это.

       — Я не вижу ничего плохого, в том, что признаю это. Но я не могу сказать, что мне жаль, что я попробовал тебя на вкус.

       Он оказался возле нее одним размытым движением. Теперь она знала его силу. Вплотную. Но она позволила ему приблизиться к себе. Позволила ему прижать ее руку к прыгающему пульсу на его горле. Когда он говорил, его низкий голос вибрировал под ее пальцами.

       — Скажи, что ты не соблазнилась бы.

       Алия сглотнула, вспомнив его язык на ее ранах. Какой бы на вкус была его кровь? Его пот и сперма были отличными. Но она не может погрузиться в это безумие.

       — Меня тошнит от этой идеи.

       Он накрыл ее ладонь своей.

       — Ты знаешь, как они живут внутри нас. Потом.

       Он имел в виду после обескровливания. Да. Ее враги всегда с ней.

       — Представь себе эту близость с живым человеком. Живая связь, душа к душе.

       Интимность. Ее самая любимая вещь в мире. Она отвернулась.

       — Ты боишься, что не сможешь быть связанна таким образом.

       — А почему я должна хотеть этого?

       — Ты боишься… ты боишься потерять душу.

       Она резко развернулась, чтобы впиться в него глазами.

       — Я слышал это в твоей крови.

       Это знание заставило ее чувствовать себя испачканной и слишком уставшей.

       — Я надеюсь, ты получил удовольствие от своего обжорства и подслушивания.

       Он склонил голову, немного озадаченный, как если бы он все еще читал ее.

       — Благодаря этому, ты мне нравишься еще больше. И кстати, это неправда.

       Глаза Алии начало щипать. Это были слезы? Какого черта? Она опустила ногу на кусок штукатурки, измельчая ее в порошок.

       — Теперь мне гораздо легче. Потому, что это именно то, о чем я действительно беспокоилась. Нравлюсь ли Михаилу Фостину или нет.

       — У тебя есть право быть уставшей.

       Он поднял с пола ее нож и протянул ей с поклоном.

       — Идем, отдохни со мной. Продолжить битву мы можем и позже.

       Она отвернула лицо в нетерпении. Неважно видел ли он ее слезы или нет, они все равно делали ее слабой и глупой. И именно потому, что она была слабой и глупой, она позволила ему уложить себя на софу. Они растянулись на ней вместе, Михаил позади нее. Он притянул ее к своей груди. Это был знакомый жест, как знакомые и удобные старые джинсы. Но это также привело ее в замешательство. Никто не держал ее так, с тех пор, как она ушла от него. Она никогда не была в состоянии доверять кому-либо так сильно.

       Алия рассмеялась сама с себя. И что, теперь я ему доверяю. Фостину, который склоняет меня к браку, который — еще этой ночью — схватил меня, избил и стрелял в меня?

       Она держала свой нож прижатым к груди, просто на всякий случай.

       — Поспи немного, а я принесу тебе еды.

       — И потом ты снова захочешь кормиться от меня.

       От не ответил.

       — Что происходит с тобой теперь…. теперь, когда ты действительно кормился от меня?

       — Я такой же, как и был до этого.

       — Ты врешь. Я помню историю, сказку о связанном мужчине, который не мог питаться.

       — Роланд. Роланд и Иллисия.

       — Да эту. Что с ним случилось?

       Он вздохнул.

       — Это грустная история.

       — Мне такие больше всего и нравятся.

       — Я помню это.

       Михаил отбросил волосы с ее лица. Этим жестом напомнив ей о матери. Долгое время она была обижена на мать за то, что та была такой нежной и всепрощающей. За то, что она умерла молодой и оставила ее в доме с одними мужчинами.

       То, что она отправилась жить со своей тетей в Нью — Йорк, спасло ей жизнь, она была уверена в этом, и встреча с Михаилом и его семьей была откровением для нее. Она никогда не знала, что семья может быть такой сплоченной. На какой-то замечательный период времени она была одной из них. Пока она не предала их всех.

       — Только ангелы и демоны никогда ни о чем не сожалеют, — сказал Михаил.

       — Ты все еще можешь слышать мою кровь?

       — Нет. Я только понимаю, что ты расстроена.

       Алия закрыла глаза. Быть с ним было больше похоже на сдирание скальпеля. Это должно закончиться, и как она ему и сказала, это не может закончиться хорошо.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.