ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 3 страница

— Я же говорил, что не надо было скрещивать Пандору с тем тощим арабским жеребцом, которого ты подобрал с тонущей фелюги, — сказал однажды вечером Ричард.

— А как, по‑ твоему, я должен был поступить? — возмутился Габриэль. — Дать ему утонуть? Если бы я его не подобрал, он бы погиб. К тому же, несмотря на малый рост, он очень горяч и обгонит любую из наших лошадей. Мне кажется, что ты слишком рано делаешь выводы. Пусть сначала жеребенок подрастет.

После этого разговора Марии очень захотелось увидеть малыша, и теперь она ласково поглаживала его, называя разными нежными именами, а жеребенок лизал ее ладонь.

— Ты такой чудесный! Просто прелесть! — шептала она ему на ухо, мысленно соглашаясь с Габриэлем, что жеребенку надо подрасти, прежде чем о нем можно будет судить.

— Прелесть! — неожиданно прогремел у нее за спиной голос Ричарда. — Если ты хочешь посмотреть на прелестное существо, пойдем, я покажу тебе малышку, которая родилась только вчера. Вот она‑ то чистых английских кровей, это сразу видно. Лучшей лошади не найдешь на всей Ямайке.

Из всех, с кем Марии довелось познакомиться в поместье, Ричард Сэттерли относился к ней наиболее настороженно. Не то чтобы он был настроен враждебно, но всячески давал понять, что не одобряет ее присутствие в доме.

Ричард не походил ни на одного из своих родителей, и за все время пребывания в “Королевском подарке” Мария никогда не видела улыбки на его лице; в нем не было ни тепла, ни радушия старших Сэттерли. Он, казалось, любил их, но обращался с ними удивительно грубо.

— Ричард никогда не подбирает слова, а говорит то, что думает, хотя ему иногда не хватает здравого смысла, — призналась Марии миссис Сэттерли. Она очень переживала, что сын никак не женится. — Такой же, как его хозяин, — причитала она. — Видит Бог, я сделала все, что могла. На какие только уловки я ни пускалась, пытаясь познакомить его с хорошей девушкой. Сколько их тут у нас в гостях перебывало — не счесть, но ни на одну из них он не обратил внимания.

Ричард был ровесником Габриэля и производил бы приятное впечатление, не будь он таким суровым. “У него симпатичное лицо, — думала Мария, следуя за ним к загону для малышей. — Ему бы только почаще улыбаться”. Она с наслаждением вдыхала теплый запах лошадей, сена, кожи и, закрыв глаза, живо представляла себя дома, в Каса де ла Палома. Ей казалось, что она идет седлать свою любимую кобылу и через несколько минут они отправятся на утреннюю прогулку. От тоски по дому у нее больно сжалось сердце, но резкий голос Ричарда вернул ее к действительности.

— Вот она! Ну разве не чудесное животное! А когда вырастет, будет такая же красавица, как и ее родители, не то что этот ублюдок Пандоры. Гордость! Надо же было так назвать беспородное животное!

— А я не согласна с тобой. Габриэль прав — подождем, пока малыш подрастет. Может быть, он будет не таким большим и сильным, как Пандора; но зато у него могут проявиться достоинства, которых не окажется у других лошадей.

Ричард так гневно посмотрел на нее, что Мария непроизвольно сделала шаг назад и наткнулась на стоящего позади человека. Она резко обернулась и увидела улыбающееся лицо Габриэля.

— Неужели мой слух меня не обманывает и ты действительно хоть в чем‑ то согласна со мной? — насмешливо спросил он.

— Да! Я считаю, что малышу нужно дать шанс, но это вовсе не означает, что я изменила свое мнение о тебе.

У Габриэля, видимо, было хорошее настроение, и он не обратил внимания на колкость Марии. Он тоже пришел взглянуть на жеребенка, и костюм его сейчас мало чем отличался от одежды простых слуг: расстегнутая почти до пояса белая рубашка, холщовые штаны, домотканые чулки, простые кожаные туфли без пряжек. Но даже в этом наряде, при его росте и широких плечах, он производил сильное впечатление. Мария почувствовала, что у нее в груди зарождается приятное теплое чувство, и ей все труднее осознавать, что они — смертельные враги.

— Хочешь посмотреть на столь нелюбезного сердцу Ричарда жеребца?

Ричард, нахмурившись, пробурчал что‑ то невнятное, и Габриэль рассмеялся.

— Только время рассудит, кто из нас прав… А пока пусть решает Мария. Смею я надеяться, что ты еще раз согласишься со мной?

Ричард не дал ей ответить.

— Конечно, время покажет, что прав я. Куда годится такой конь? Он слишком мал для того, чтобы возить тяжести, и ни один англичанин не захочет ездить верхом на таком худосочном животном, — произнеся все это, Ричард повернулся к ним спиной и зашагал прочь.

Габриэль повел Марию к стоящему невдалеке от конюшни загону. Был жаркий солнечный день, и, поглядев с беспокойством на непокрытую голову Марии, он сказал:

— Если ты собираешься часто выходить из дома, попроси Нелли найти тебе какую‑ нибудь шляпу.

— В этом нет нужды, — мягко проговорила Мария, обрадовавшись ни к чему не обязывающему разговору. — Я провожу в доме большую часть дня. Сегодня мне впервые разрешили отойти так далеко.

— Нелли не перегружает тебя работой? Ты не устаешь? — озабоченно спросил Габриэль.

— Нет‑ нет! Нелли очень добра ко мне, да и все остальные тоже.

Они подошли к узкому загону, огороженному жердями. Легко приподняв Марию, Габриэль поставил ее на одну из толстых перекладин.

— Вот это и есть Фролик — отец того жеребенка.

Что скажешь?

Как будто понимая, что его рассматривают, изящный гнедой жеребец встал перед ними на дыбы. Разглядывая его волнистую гриву, длинные стройные ноги, гордо посаженную голову, огромные умные глаза, пристально смотревшие на нее, Мария подумала, что никогда раньше не видела такой красивой лошади. Шея выгнута дугой, хвост высоко поднят — конь ловко перебирал своими длинными ногами, словно давая представление присутствующим. Затем, неожиданно заржав, ускакал в дальний конец загона.

— Вот потому‑ то я и спарил их с Пандорой. Если жеребенок унаследует быстроту и изящество отца, а размерами пойдет в мать, я буду просто счастлив. А ты что скажешь?

— Он очень красив! И такой резвый! — Глаза ее горели от удовольствия.

— А ты хотела бы на нем покататься? Он слишком мал для наших мужчин и слишком резв для Нелли…

Такое предложение было для Марии полной неожиданностью, и она повернулась к нему так резко, что Габриэлю пришлось поддержать ее, чтобы она не упала. Он ухватил ее за талию.

— Ты и вправду позволишь мне проехаться на нем?

— Оказывается, существует много вещей, которые мне хотелось бы разрешить тебе, — сказал он странным тоном.

Только сейчас она ощутила его сильные руки на своей талии и отвела глаза в сторону. Как хорошо было бы склонить голову на его плечо! А губы, его нежные и ласковые губы, они совсем рядом!

Его руки крепче обвились вокруг ее стана, и, не в силах больше противиться, Мария подняла на него глаза.

— Мария… — хрипло прошептал он, и взгляд его остановился на ее приоткрывшихся губах.

Она качнулась в его сторону и.., услышала громкий голос Ричарда.

— Габриэль! — кричал он, стоя около конюшни. — Пришло письмо от Зевса!

Вздохнув, Габриэль выпустил ее из своих объятий.

— Надо будет как‑ нибудь поговорить с Ричардом о его бестактном поведении, — пробурчал он, смущенно улыбнувшись.

— Он только выполняет свои обязанности, — сказала Мария, соскакивая с ограды. — Может быть, это важное послание… Не случилось ли чего у Зевса? Ведь после отъезда в свое поместье они с Пилар так редко дают о себе знать.

— Думаю, что нет, — ответил Габриэль спокойно. — Скорее всего он пишет, что принимает мое приглашение и приедет погостить во вторник.

Лицо Марии засветилось радостью.

— А Пилар? — Она вопросительно посмотрела на него. — Она приедет вместе с ним?

— Думаю, что да, ведь я пригласил их обоих погостить здесь немного, — сказал он, улыбнувшись.

Лицо Марии приняло настороженное выражение. Она подозрительно посмотрела на Габриэля.

— А где ты собираешься их поселить? В доме только две подходящие спальни — твоя и моя. Невинная улыбка осветила его лицо.

— Я думаю, можно сделать некоторую перестановку… В конце концов, у меня такая большая кровать, а ты такая маленькая…

Глава 5

Мария нахмурилась, чтобы скрыть свою радость, и отвела взгляд, рассматривая буйную зелень растущих неподалеку тропических деревьев.

Глупо притворяться, что плен для нее непомерно тяжел, тем более что она по уши влюблена в своего повелителя и отлично сознает это. Все понемногу менялось в ее жизни, и Мария научилась быстро приспосабливаться к новым условиям, но одно препятствие мешало ей чувствовать себя счастливой — она была Дельгато, а он Ланкастер! Мария тяжело вздохнула. Если бы Габриэль был так же труб и безжалостен, как Диего или дю Буа, ей было бы легче ненавидеть и презирать его, но он всегда был добр к ней. Если сравнить здешнюю жизнь с тем, что Мария видела у себя в Каса де ла Палома, сравнение оказалось бы явно не в пользу Диего. “Королевский подарок” был тихим, спокойным местом, где все слаженно работали, хорошо друг к другу относились; хозяин был добр и трудолюбив, и слуги платили ему взаимностью. Конечно, не все и не всегда шло гладко, но это были исключения. И все из‑ за ее дурацкого высокомерия.

Увлеченная своими мыслями, Мария не заметила, как с лица Габриэля исчезла улыбка.

— Мария, — тихо позвал он, голос его был тревожен и глух. — В чем дело? Что‑ то случилось? Тебе неприятно мое прикосновение?

Не в силах справиться с собой, примирить сердце и разум, она резко выпалила:

— Боюсь, что ты забыл, кто я! Рабыня не может испытывать к своему хозяину ничего, кроме ненависти! Почему ты так добр и мил со мной? — с надрывом закричала она. — Ведь я Дельгато! Это что‑ нибудь значит для тебя?

Лицо Габриэля сразу помрачнело.

— Это хорошо, — медленно произнес он, — что ты еще раз напомнила мне о пропасти, которая лежит между нами… — И он с наигранной учтивостью поклонился ей. — Не бойся, я не стану силком тянуть тебя в свою постель, на это место достаточно желающих и без тебя. А что до моей доброты, то я могу приказать, чтобы тебя били каждый вечер, а по утрам посылали работать в поле. Тебя это больше устроит?

Они стояли друг против друга — гордость, злость и обида переполняли обоих. Первым заговорил Габриэль.

— Я изо всех сил старался забыть прошлое, во всяком случае все, что связано с тобой. Иногда я действительно забываю, что ты сестра Диего… Не мы начали войну между нашими семьями, но мы могли бы постараться изменить что‑ то в наших судьбах, если бы захотели.., если бы убрали то, что, как острый меч, лежит между нами…

Мария в изумлении смотрела на него. Слова Габриэля больно ранили ее.

— Что ты хочешь сказать? Ты отпускаешь меня? Ты не будешь больше мстить Диего за то, что произошло на “Вороне”?

— Не говори глупостей! — неожиданно рявкнул он. — Ты моя, и я никуда не отпущу тебя! А что касается твоего брата… Только ценой своей жизни он сможет расплатиться за то зло, что причинил моей семье! Пока он жив, я связан клятвой, которую дал тогда! Клятвой, которую из‑ за тебя нарушаю чуть не каждый день.

— Неудивительно, что я ненавижу тебя! Не выношу, когда ты прикасаешься ко мне! — тихо, но отчетливо произнесла Мария.

— Что ж, придется немного пострадать, — быстро проговорил Габриэль и, обняв Марию, приник к ее губам.

Она вырвалась из его объятий и прошипела со злобой:

— Ненавижу! — Глаза ее остановились на изуродованной шрамом щеке.

— Жаль, что в ту ночь я не вонзила нож тебе в сердце, — крикнула она вне себя от гнева.

В зеленых глазах Габриэля появилось странное выражение; он как‑ то сразу стих и отпустил ее руку.

— Вероятно, так и случилось, — сказал он до неузнаваемости странным голосом, и грустная улыбка тронула его губы. — Уверен, что Талия позабавилась бы всласть. А теперь иди в дом, Мария, и скажи миссис Сэттерли, что я прочитаю послание Зевса позже. Боюсь, что его визит уже не доставит мне того удовольствия, какого я ожидал. — И, повернувшись, он зашагал в сторону конюшни.

Мария медленно пошла по направлению к дому, на ходу вытирая слезы, которые ручьем текли по ее щекам. Она опять, в который уже раз, оттолкнула его, но сейчас ей было больно, как никогда. “Бессмысленно продолжать эту никому не нужную борьбу, — думала она, — борьбу между семейной гордостью и любовью к нему”. Ей надо наконец сделать выбор, и в этой внутренней борьбе, готовой разорвать ее сердце на части, принять какую‑ то одну сторону.

Мария передала Нелли все, о чем просил Габриэль, и, поскольку никакой работы для нее не нашлось, поднялась к себе в спальню.

Лежа в одиночестве, она по‑ прежнему думала о том, что настало время сделать окончательный выбор и решить раз и навсегда, какой путь она выберет. Она устала от метаний между зовом своего сердца и тем, что ей диктовали законы семейной гордости.

Да и о каком, собственно, выборе может идти речь, если она любит Габриэля Ланкастера, и все остальное по большому счету не имеет для нее никакого значения. Но даже если она сделает решительный шаг, жизнь не избавит ее от проблем. Надо чтобы и Габриэль поступил так же, чтобы она стала для него чем‑ то большим, нежели просто добыча.

И что тогда? Довольствоваться ролью невольницы? Или любовницы? Делить с ним постель, зная, что только желание обладать ее телом приводит к ней Габриэля? Никогда! Она резко села на постели. Да, она любит его, но довольствоваться ролью любовницы не хочет.

Мария невольно поморщилась, когда подумала о других женщинах. Кто такая Талия? Она почувствовала жгучую ревность. Нет! Он может приводить ее в бешенство, злить, смущать, быть высокомерным, но она любит Габриэля и заставит его полюбить себя. Удастся ли ей это? Время покажет. Мария немного успокоилась и снова легла. Если бы она собственными руками не вбила между ними клин… Надо постараться как‑ то исправить ситуацию. Пока ей было неясно, как это можно сделать, но Мария надеялась, что любовь подскажет правильный путь. А для начала она постарается, чтобы ни одна женщина не оказалась в постели Габриэля, даже если ей самой придется проводить там каждую ночь. На лице Марии появилась озорная улыбка, и она театрально вздохнула. На какие только жертвы не пойдешь ради любви!

Весь день Габриэль думал о Марии, о том, как легко ей удалось перевернуть его душу. В памяти все время всплывали слова, сказанные Талией Давенпорт накануне отплытия “Ворона”:

— Я молю Господа, Габриэль, — кричала она ему вслед, — чтобы однажды ты встретил женщину, которая будет тебе недоступна. И если Господь добр, она разобьет твое сердце!

Что ж, признал он, ее проклятия почти сбылись.

Насильно мил не будешь. Он страстно мечтает о Марии, но мысль о том, что его ласки неприятны и даже отвратительны ей, гонит его прочь от нее. Как бы Талия торжествовала, если бы знала это! Он уверен, если бы не упрямство Марии, не ложное чувство фамильной гордости, законам которой она подчинила свою судьбу, он сумел бы сделать ее счастливой, и их любовь положила бы конец вековой вражде.

Габриэль всю жизнь с презрением отвергал саму мысль о том, что когда‑ нибудь появится женщина, которая завоюет его сердце, очарует и увлечет его. Сейчас он уже не был настолько самоуверен. Когда‑ то ему казалось, что он может спокойно прожить без любви, и вот теперь, к огромной своей досаде, понял, как обманывал себя. Мысль о том, что Мария покинет его или будет принадлежать другому, приводила его в бешенство.

Сколько раз за последние месяцы он проклинал ее, часто называя про себя испанской ведьмой! Он давал себе слово, что будет с нею жесток, но одного ее взгляда было достаточно, чтобы вдребезги разбились все его мстительные планы. Разве не поклялся он, отправляясь в свое поместье, что никогда не забудет ее выходки, чуть не стоившей ему жизни? И вот прошло совсем немного времени, а он все чаще задумывается о том, как бы сам поступил на месте Марии — ведь верность семье и преданность своему народу весьма похвальные качества. И он с удивлением осознал, что ее поступок даже восхищает его.

Он готов был освободить ее, но только при условии, что Мария останется в “Королевском подарке” и будет делить с ним ложе… Но как добиться этого? Как проложить мост над кровавой пропастью вражды и ненависти? Над этим следовало еще поломать голову.

К немалому удивлению Габриэля, Мария с готовностью откликнулась на его первые попытки как‑ то наладить отношения. Она охотно согласилась поехать с ним верхом, и Габриэлю казалось, что ей приятно его общество, что окружающий пейзаж, тропические птицы с необычайно ярким оперением, сидящие на деревьях, чистые водоемы, поросшие по берегам гигантскими папоротниками, зеленые поля сахарного тростника — все это радует ее. День, проведенный с Марией, принес ему огромное наслаждение, и, озадаченный ее доброжелательностью, он все крепче запутывался в сетях, которые она с истинно женской интуицией искусно плела вокруг него. Наблюдая, как ловко она справляется с арабским жеребцом, Габриэль вспомнил ее верховые прогулки на Эспаньоле, вспомнил, как, объезжая плантации сахарного тростника, Мария пыталась передать ему весточку от Каролины. Она рисковала, а он тогда нагрубил ей.

— Мария, ты знаешь что‑ нибудь о Каролине? Она жива? — голос его дрогнул.

Мария замерла; сначала она хотела найти какую‑ нибудь отговорку, но потом решила, что, пожалуй, не стоит — он слишком серьезно относился ко всему, что касалось сестры. Однако, вспомнив разговор с миссис Сэттерли и с ужасом представив Габриэля мертвым, все‑ таки покривила душой.

— Я не знаю. Уже много месяцев как я не видела ее и ничего не слышала о ней.

— Когда вы виделись в последний раз? — с надеждой спросил Габриэль.

— Больше года назад, — неохотно отозвалась Мария.

— Где? — настойчиво продолжал он. Мария глубоко вздохнула.

— Я не скажу тебе, — твердо сказала она. В ее глазах заблестели слезы, и она тихо прошептала:

— Я не хочу посылать тебя на верную смерть. — И, пришпорив коня, поскакала прочь, не обращая внимания на крики Габриэля.

Мария кинула поводья удивленному Ричарду и бегом кинулась в дом. Она не должна больше говорить с Габриэлем о Каролине, он может заставить ее сказать правду и тем самым обречь себя, а она не хочет брать на душу этот грех.

Габриэль догнал ее на кухне, когда Мария уже собиралась подняться к себе.

— Не надо играть со мной в такие детские игры, — гневно крикнул он, схватив ее за руку. — Так где же она?

— Я не скажу тебе, но у нее все в порядке, и с ней хорошо обращаются.

— Ты думаешь мне этого достаточно? Неужели ты не хочешь помочь? Ради всего святого, скажи правду, пока я не задушил тебя.

Мария в отчаянии посмотрела на миссис Сэттерли.

— Ну, хватит, хватит, господин Габриэль! Оставьте ее! Она сама вам все скажет, но только в свое время. — Нелли оставила яблоки, которые чистила для пирога и, не обращая внимания на гневный взгляд Габриэля, подошла и освободила руку Марии. Подтолкнув ее в спину, она спокойно сказала:

— Иди, дорогая, мы поговорим об этом позже. Мария послушно покинула кухню и, поднимаясь по лестнице, услышала разгневанный голос Габриэля.

— Ты сошла с ума! Она же знает, где находится Каролина!

Ответа миссис Сэттерли она уже не расслышала, но до нее донеслись успокаивающие интонации ее голоса. Через некоторое время в дверь спальни постучали. Дрожащими руками Мария открыла дверь, на пороге стояла миссис Сэттерли.

— Ну вот что, дорогая, прежде чем ты скажешь ему правду, давай поговорим. — Неужели я должна солгать ему? — Мария удивленно уставилась на домоправительницу.

— Конечно! — не моргнув глазом, сказала миссис Сэттерли. — Одно дело, когда он теряется в догадках, что с ней, и совсем другое, когда знает, что она жива. Теперь он будет носиться с этой идеей, как собака с костью, пока ты не скажешь ему, где Каролина. Было бы гораздо лучше, если бы ты ничего ему не говорила.

— А разве вам безразлично, жива она или нет? Разве вы не хотите, чтобы Каролина вернулась? — спросила Мария.

— Милое дитя, это мое самое заветное желание… но не ценой жизни хозяина. Пока он здесь — я за него спокойна, но если он отправится на поиски сестры, боюсь, мы никогда больше не увидим обоих. Ты понимаешь? Если бы я знала, что у него есть хоть какой‑ то шанс вернуть сестру.., я бы ни минуты не сомневалась в том, что ты должна сказать ему правду. Но надежды на успех почти нет. Вот поэтому я не хочу, чтобы он рисковал собой. Для всех нас это может кончиться трагически. — Миссис Сэттерли внимательно посмотрела на девушку. — Я права, у него нет шансов?

— Никаких.

— Ну что ж, придется убедить в этом хозяина. Я успокоила его, сказав, что сама поговорю с тобой, и ты в конце концов образумишься.

— А что потом? Когда наступит это “в конце концов”? — спросила Мария.

— Тогда, — миссис Сэттерли строго посмотрела на нее, — тогда ты солжешь и укажешь ему безопасное место.

— Сеньора Сэттерли! — Мария задохнулась от негодования.

— Я не позволю ему умереть так бессмысленно, — твердо сказала домоправительница.

Разговоров о Каролине больше не возникало, но в присутствии Габриэля Мария чувствовала себя неуютно, ей казалось, что его взгляд пронзает ее насквозь, что если бы он мог, то силой выколотил бы из нее признание.

Приезд гостей немного разрядил накалившуюся атмосферу в доме. Но чуткая Пилар сразу уловила, что здесь что‑ то не так, и, как только они с Марией остались наедине, спросила:

— Девочка моя, что случилось? Почему сеньор Ланкастер так разгневан? Разве я не просила тебя унять свой буйный темперамент и не делать глупостей?

Мария грустно улыбнулась.

— А я ничего и не делала, просто отказалась сказать, где находится его сестра.

— А кто его сестра? — не понимая, спросила Пилар. — И почему ты должна знать, где она?

— Неужели ты не помнишь ее? — В голосе Марии звучало неподдельное удивление. — Англичанка, горничная Хустины…

— Та, которую Рамон… — воскликнула Пилар " осеклась, вспомнив высокую светловолосую девушку.

— Ты понимаешь, почему я не хочу говорить ему об этом? Он попытается вырвать ее у Рамона, но, боюсь, что даже ему это не удастся.

Пилар молча кивнула головой.

— Да, это дело безнадежное, — задумчиво сказала она. — Вот что, голубка моя, ты должна указать ему любое другое безопасное место. — Пилар в точности повторила слова миссис Сэттерли.

— Но ведь это обман! — воскликнула Мария.

— А ты хочешь, чтобы он не вернулся? — вполне резонно ответила Пилар вопросом на вопрос. — Успокойся, мы что‑ нибудь придумаем.

Мария промолчала в ответ, и Пилар с легким сердцем перевела разговор на другую тему:

— Деточка, ты не можешь представить, до чего же замечательно остановиться в нормальном доме, а не в…

—.. Лачуге, — закончил за нее Зевс. — Ведь именно так ты называешь наше жилище, — шутливо произнес он, входя в комнату. — Ну, ничего, скоро и у нас будет новый большой дом, который ты сможешь обставить по своему вкусу. А как ты поживала, голубка? Что тут случилось, почему капитан в такой ярости и постоянно твердит о твоем упрямстве?

Мария пересказала Зевсу разговор с Пилар, и, к ее огромному удивлению, он согласился с советом жены. Мария опешила.

— Неужели никто из вас не хочет, чтобы Каролина была свободна? Почему вы все пытаетесь скрыть от него правду?

— Да потому, голубка, — серьезно сказал Зевс, — что освобождение Каролины стало для него навязчивой идеей. Он постоянно винит себя за то, что он свободен, а она нет. Чтобы освободить ее, он готов мчаться куда угодно. Не думай, что нам самим приятно врать ему. Это нужно для его же безопасности.

— А ты уверена, что Каролина так уж хочет быть свободной? Или ты, например? — неожиданно спросила Пилар.

Мария посмотрела на подругу, потом перевела взгляд на Зевса и, стыдливо потупив глаза, тихо сказала:

— Я не могу отвечать за Каролину, а что касается меня, то нет.

— Вот видишь! — радостно воскликнул Зевс и, легко приподняв ее, усадил на диван. — А теперь, держись! У нас тоже есть новости. Поздравь меня, голубка! Моя языкастая жена весной подарит мне первого из наших многочисленных сыновей!

Вот это действительно была новость! Забыв обо всем, Мария захлопала в ладоши от радости.

— Это правда?

Пилар зарделась от смущения.

— Ты же обещал помолчать. Я хотела сама сказать об этом Марии, — с наигранным негодованием сказала она.

Зевс в ответ только весело рассмеялся и чмокнул жену в щеку.

— Скоро это ни для кого уже не будет секретом, дорогая. Через пару месяцев твой живот докажет всем, как сильно я тебя люблю.

Пилар что‑ то удовлетворенно пробурчала себе под нос и, указав на дверь, громко сказала:

— А теперь ступай! Найди сеньора Габриэля и хвастай ему о своей доблести, а нас оставь в покое, дай нам поболтать немного.

Нисколько не обижаясь на жену, Зевс хитро подмигнул им и вышел из комнаты. Как только за ним закрылась дверь, Мария бросилась подруге на шею.

— Пилар, дорогая, как я за тебя рада! Ты счастлива?

— Вернее было бы сказать — удивлена. Я думала, что я бесплодна.., ведь я уже была замужем, ты же знаешь, и ни разу не забеременела.

— Но ведь и твой первый муж был не чета Зевсу, не так ли? — засмеялась Мария.

День пролетел незаметно, и только вечером Мария вдруг осознала, в каком странном положении она оказалась. С момента приезда Зевса и Пилар она вела себя как хозяйка дома, представляя гостей и показывая им дом. Но еще больше ее удивляло то, что никто не находил это странным, все воспринимали это как должное. Даже Габриэль! И только когда гости поднялись наверх, чтобы переодеться к ужину, она спустилась на кухню.

— Могу я чем‑ нибудь помочь вам, сеньора Сэттерли? — с грустью в голосе спросила Мария. Ей могли позволить играть любую роль, но в действительности‑ то все было иначе. — Боюсь, что я забыла свое место.

— У меня другое мнение. Думаю, что впервые с момента твоего появления в доме ты оказалась на своем месте. Хватит об этом. Надо развлекать гостей, а не путаться у меня под ногами на кухне. Если ты устала, то пойди и отдохни в комнате, которую хозяин велел приготовить для тебя еще вчера.

Не скрывая своего удивления, Мария смотрела на домоправительницу широко раскрытыми глазами.

— Комната? Для меня?

Все мысли миссис Сэттерли были сосредоточены на парадном ужине, ведь в доме были гости, а это случалось так редко.

— Деточка, — сердито сказала она, — разве ты не слышала, что я только что сказала? Беги, мне еще надо приготовить пирог с сыром и сделать к телятине соус с чесноком и зеленью.

Немного опешив от такого обращения, Мария кротко спросила:

— Где же моя комната?

— Комната?.. Ах да, твоя комната, — повторила миссис Сэттерли, оторвавшись от теста, которое месила, — это как раз напротив спальни господина Габриэля. — Она тепло улыбнулась Марии. — Я постаралась обустроить все так, чтобы тебе понравилось. А теперь беги, не мешай мне!

Проходя мимо розовой комнаты, Мария услышала приглушенные голоса и вяло улыбнулась. Как повезло Пилар, что у нее любящий муж. Подумать только, всего три месяца назад в Панама‑ сити ее дуэнья клялась, что никогда в жизни больше не выйдет замуж.

Открыв дверь предназначавшейся ей комнаты, Мария в изумлении замерла на пороге. Мебели здесь было немного, но то, с каким вкусом и любовью все было обставлено, тронуло Марию. Пол покрывал восточный ковер цвета красного вина с золотистым орнаментом, у стены стоял маленький шкаф с изящной резьбой, рядом красовалась кровать, покрытая сине‑ зеленым атласным покрывалом. В ногах кровати стоял небольшой, обитый зеленой кожей испанский сундук, и шляпки медных гвоздей блестели в лучах заходящего солнца, проникающих в комнату сквозь узкое, похожее на бойницу окно. На длинном мраморном столе, стоящем вдоль стены около кровати, Мария увидела фарфоровый тазик и кувшин, рядом лежало зеркало на длинной ручке, расчески, щетки, а в центре возвышался массивный подсвечник.

Несмотря на то что добрая половина комнаты оставалась пустой, Мария была довольна. Она почувствовала себя дома. Это была ее комната, и она поняла, что даже после отъезда Зевса и Пилар останется жить здесь. Ей не хотелось возвращаться в розовую комнату с ее утонченной элегантностью.

Она прилегла и уже совсем было задремала, когда раздался громкий стук в дверь. На пороге стоял Габриэль. Ни слова не говоря, он вошел и направился прямо к ней. У Марии сжалось сердце: неужели он опять будет допытываться о Каролине?

— В чем дело? Зачем ты пришел?

— Хотел узнать, как тебе понравилась новая комната. Ты заглядывала в шкаф и в сундук?

Габриэль распахнул дверцы шкафа — там висело несколько платьев; от обилия кружев, шелка и бархата у Марии запестрело в глазах. То, что они предназначались не для прислуги, было очевидно.

— Здесь ты найдешь всякие женские мелочи вроде корсетов, — сказал он, открывая сундук. — Мне пришлось помочь Ричарду подобрать эти вещи, он ведь не так хорошо знает твои размеры, как я, — Габриэль улыбнулся.

— Ричард? Это он подобрал все эти вещи для меня"?

— По моей просьбе, конечно. Если ты собираешься принимать гостей, то должна быть одета соответствующим образом.

— Но.., но ты забываешь, что служанкам, а тем более невольницам не по чину такие платья.

— Положим, ты никогда не была невольницей, моя маленькая колдунья. Тебе просто нравилось делать вид, что ты моя рабыня. Мы же оба прекрасно понимаем, что это не так. Сегодня ты снимешь это ужасное платье, и мы больше не будем притворяться. Я устал от этой игры.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 16 17 181920 21 Следующая ⇒