Петь для России - великое счастье!

Петь для России - великое счастье!

Вы родились в Днепропетровске. Днепропетровск, Днепр… Про Днепропетровск песня есть, а вот про Днепр нет. Не вдохновляет?

У меня про Озерку есть. Озерка это рынок в Днепропетровске. А река Днепр? Да она и в Киеве, и в Чернигове есть, еще во многих местах. Меня вдохновляет то, что касается лично человека.

А вдохновляют ли Вас последние события на малой Родине?

Совсем нет. Ненадолго, я думаю, это все.

И каков же, на Ваш взгляд, финал?

Все вернется в то русло, которое устраивает Россию.

В советское время Вас часто показывали по телевизору. И, как сейчас помню, ждал Вашего появления, как Пугачевой, Антонова, Боярского. Красивые песни, у Вас и голос довольно завораживающий. Такой бездонный и интимно нашептывающий. С такими голосами рождаются или их выращивают? Как однажды сказал Киркоров: “В детстве у меня никогда не было особого голоса, но я его вырастил, т. е. развил. Теперь могу петь и басом и тенором”. Что Вы скажете по этому поводу?

Я не думаю. Я не думаю, что он может басом. У меня был случай один раз с Киркоровым, знаете какой? – Ко мне в Оренбурге после концерта подошел Филипп (у меня был концерт в Оренбурге, а у него был выходной). И он мне сказал: “Толя! Дай мне, пожалуйста, песню”. Я ему сказал: “Когда научишься петь, тогда дам”. Думаю, что он надолго это запомнил, но, как видите, до сих пор он еще не поет мои песни и, думаю, что не будет.

Не позволяете?

Не потому, что не позволяю. Когда он начал общаться с Пугачевой, я не говорю, когда как муж и жена, а раньше. Алла, как бы, была его продюсером. И у него появились Пугачевские интонации во всем: в исполнении, приеме по использованию голоса, пассажи, такие как у нее, вот эти завывания: “Уау, Уоу”, - ненавижу, блин. Знаете, я занимался со многими известными певцами, которые присутствуют в нашей несгибаемой, непотопляемой тусовке.

И, все-таки, по поводу голоса… Без шуток…

Дело в том, что я вообще не хотел петь. Первым мне об этом сказал, по-моему, Паша Слободкин, тогда руководитель “Веселых ребят”, во времена, когда он дружил с Пугачевой. Еще тогда он мне говорил, что я сам должен петь. А начал я петь от безысходки, потому, что надо было в эмиграции деньги зарабатывать. И волей-неволей пришлось петь. А вот уже тогда немножко втянулся, английский язык я не знал, там вариации, поэтому пел скэт. Скэт – это, если Вы знаете, в джазовом исполнении это слог, положенный на музыку. Я без слов пел одному очень известному продюсеру Джону Хэммоту. И он мне говорит: “Ты должен сам петь и петь на английском”. Я не придал этим словам особого значения и продолжал петь русские песни. А он обратил самое серьезное внимание на это. Очень трудно было с самого начала, знаете, не голосом владеть, а владеть дикцией, владеть окончанием, допевать все слова до конца. Это было очень трудно. Но потом втянулся. Здесь мне очень помогла моя жена, она филолог и поэт, и она со мной долго занималась.

12 Следующая ⇒