Часть вторая

Долгое время я был маленьким мальчиком, выдумавшим себе идеальную семью. Разглядывая доставшиеся мне скудные картинки, я воображал первую встречу родителей. Несколько слов об их детстве, обрывочные упоминания о юности, об идеальной любви – жалкие крохи, на которые я набрасывался с жадностью, чтобы выстроить свою версию их жизни. На свой манер я разматывал запутанный клубок их прежнего существования, и точно так же, как я выдумал себе брата, я сочинял – будто писал роман – подробности их встречи, результатом которой стало мое рождение.

Занятия спортом, их общее увлечение, свело вместе Максима и Таню. Моя история могла начаться только на стадионе, куда я их так часто сопровождал.

Стадион «Альзасьенн», со спортивными площадками, бассейном и гимнастическими залами, находился на берегу реки Марны. Вы подходили к его кованым воротам, увенчанным ажурным аистом, миновав многочисленные прибрежные ресторанчики, меню которых сводилось к жареной картошке и молодому белому вину и где по воскресеньям устраивались танцы под аккордеон. Юноши в рубашках с закатанными рукавами и девушки в цветастых платьях смыкали объятия под звуки аккордеона и, разгоряченные танцами, раздевались тут же и с разбегу бросались в прохладную реку. Беззаботная радость купальщиков, возгласы танцующих являли собой резкий контраст с тяжелым прерывистым дыханием аскетов в безупречно белых футболках, демонстрирующих свое мастерство на дорожках стадиона.

Максим – несомненная звезда стадиона. Он блистает в спортивном зале, сокрушает своих противников по греко‑ римской борьбе, без труда выполняет сложнейшие упражнения на кольцах. Вынужденный рано оставить учебу и начать работать в трикотажном магазине своего отца, он ищет самоутверждения. Из‑ за скудных финансовых возможностей Жозефа, румынского эмигранта, трое его детей не могли рассчитывать на хорошее образование. Двое старших легко смирились со своей участью, обзавелись семьями и без сожалений шли проторенной родительской дорогой. Но младший, Максим, мечтает стать врачом или адвокатом, получить профессию, которая наделяет званием. Обращение «мэтр» или «доктор» смягчило бы иностранное звучание фамилии, от которой так и веяло чуждым, в которой угадывались гортанные «р» и запах восточноевропейской кухни – ассоциации, не слишком привлекательные в глазах молодого человека с повадками денди. Одержимый Парижем, Максим желает раствориться в нем, стать своим. Он методично следует моде, копируя беззаботный стиль Парижа тридцатых годов.

Любимец своей матери, Каролины, умершей, когда Максим был еще ребенком, он умеет соблазнять, одевается со вкусом, носит дорогие рубашки. Он хочет блистать, и первая серьезная покупка, которую он совершает, – спортивная машина с откидным верхом: хромированная сталь и салон из дорогой кожи. Небрежно опираясь локтем на дверцу, он с шиком раскатывает по Парижу, ветер треплет его волосы. Он ищет восхищения во взглядах прохожих, притормаживая у стоянок такси, чтобы предложить свои услуги. Он нравится женщинам, его мужская привлекательность явно находит отклик.

В одну из таких поездок по берегу Марны Максим замечает кованые ворота стадиона. Увиденное производит на него сильное впечатление, спортивная страсть молодых людей задевает его за живое, и Максим тотчас решает присоединиться к ним. Сломя голову кидается он во все доступные виды спорта, дабы достичь вожделенного совершенства.

Через несколько лет активных занятий он приобретает осанку настоящего атлета, что приносит ему наконец‑ то моральное удовлетворение и позволяет забыть о смущающей фамилии.

Таня единственная, кто способен сплести в замысловатый орнамент разноцветные линии разметки, которым исчерчен стадион. Опытный глаз художницы превращает их в запутанные абстракции: стальные перекладины, высекаемые искры, взмахи и падения сплетаются в причудливые цветные знаки в ее альбоме для эскизов.

Она работает манекенщицей, а в свободное время рисует эскизы для одного из журналов мод. Изящные женские силуэты в три четверти, изогнутые линии, ультрамодные платья, высокие прически, украшенные эгретами.

Таня живет вместе с матерью, Мартой, в трехкомнатной квартире на улице Берт, возле самого Монмартра. Во второй половине квартиры находится ателье Марты. В детстве Таня часами сидела на скамейке, наблюдая за порханием рук матери, маленькой круглой женщины, вечно облаченной в рабочий халат и старые разношенные шлепки. Из‑ под этих самых рук выходили чудеса элегантности и стиля. Под влиянием матери детские рисунки Тани приобрели утонченность, она заполняла набросками целые тетради, выдумывая новые наряды, силуэты с широкими плечами, четко обозначенными талиями. Сразу после школы, едва получив аттестат о среднем образовании, Таня, полная решимости, записалась в школу модельеров.

Они живут вдвоем. Марта день и ночь работает, чтобы обеспечить дочери достойную жизнь. Отец Тани давно их оставил. Девочка хранит на ночном столике его старую фотографию: смычок в руке, худое лицо, превращенное умелым фотографом в лицо мрачного гения. От отца ей досталась безупречная фамилия, по звучанию напоминающая английскую, в отличие от фамилии Марты, в которой угадывается инородность и легкий акцент уроженки Литвы, в ту пору – маленькой русской провинции с размытыми границами, которые Таня с трудом определяет на карте.

Безработный скрипач, Андре никогда не знал успеха, играя от случая к случаю «Калинку» и «Очи черные» в русских ресторанах Парижа и аккомпанируя опереточным певцам в захудалых мюзик‑ холлах. С самого раннего детства он старался приучить Таню к музыке, и об отцовском инструменте у нее остались самые тяжкие воспоминания. Чтобы удовлетворить родительские амбиции, Таня с радостью стала бы одной из тех чудо‑ девочек, о которых пишут на первых полосах газет, но ей так и не удалось извлечь из скрипки ничего, кроме кошмарного скрежета, болью отдающегося в висках отца и вызывающего у него одну лишь ярость.

Однажды Андре ушел, не сказав на прощанье ни слова. С тех пор они его больше не видели. Последняя долетевшая до них весточка – почтовая открытка, отправленная из Африки. Что он мог там делать? Таня представляла, как отец обучает игре на скрипке детишек в какой‑ нибудь бурской деревне, несомненно куда более талантливых, чем она сама.

От недолгого присутствия отца в ее жизни у Тани осталась смутная тоска по артистической карьере. Она сознает свою красоту, но ни комплименты, ни восхищение окружающих не придают ей уверенности. Еще в школе она страдала от своей посредственности: кроме способностей к рисованию только лишь ее спортивные достижения были отмечены преподавателями. Одна из ее подруг занимается на стадионе «Альзасьенн» и как‑ то раз приглашает Таню составить ей компанию. Очень быстро та понимает, что нашла свое призвание.

Максим сразу отметил красоту Тани и вознамерился покорить девушку. Таня также находит привлекательным этого юношу Она с нетерпением ждет его появления, неотрывно следит за ним взглядом, иногда приходит посмотреть на него во время соревнований. Мужественная красота и стать Максима, уверенно и без труда заключающего противника в железный захват, не оставляет ее равнодушной.

В черном купальном костюме и белой резиновой шапочке, подчеркивающей правильные черты лица, Таня ослепительно хороша. Взмывая в воздух, она группируется, совершает несколько головокружительных пируэтов и затем, подобно черной стреле, пронзает воду, которая смыкается над ней без единого всплеска. Максим не пропускает ни одной тренировки женской команды, каждый раз устраиваясь у подножия вышки бассейна и жадно следя глазами за девушкой.

Он любит легкие победы и автоматически отмечает точеную щиколотку, откровенное декольте. Улыбка, многозначительный взгляд – и новая жертва безропотно садится в его машину. Он везет ее ужинать, осыпает обещаниями. Увлеченный мгновением, очарованный красотой, он принимает желание за любовь, но очень скоро прелесть новизны исчезает и Максим теряет всякий интерес.

С Таней все будет по‑ другому, он в этом уверен. С ней, вопреки своей привычке, он решает не торопиться.

Его наметанный и безжалостный взгляд способен выявить слабые места любой, даже самой совершенной фигуры. Утратившие упругость мышцы ног, массивные ступни, ничтожный намек на отвисший животик – и вот уже его не прельщает ни безупречная талия, ни высокая грудь.

С Таней не так: все в ней кажется ему идеальным, отвечающим его самым сокровенным мечтам.

Постепенно они сближаются, блестящая гордая чемпионка доверяет ему свои сомнения и страхи. Под маской успеха он угадывает растерянность маленькой девочки. Через несколько недель Максим уже не может обойтись без общества Тани. Они вместе ходят на тренировки, вместе путешествуют по окрестностям в его элегантной спортивной машине, Максим показывает Тане свои самые любимые уголки Парижа – площадь Согласия под дождем; залитую светом старомодных фонарей площадь Фюрстенберг с ее провинциальным очарованием; рынок Алигр; маленькое деревенское кладбище возле церкви Шарон.

Через несколько месяцев Максим и Таня поселяются вместе в спокойном квартале Парижа, где спустя несколько лет я и появлюсь на свет. На следующий год они решают пожениться. Таня оставляет работу модели и присоединяется к Максиму на улице Бург‑ л'Аббе. Согласно их взаимному увлечению, магазин начинает торговать спортивными товарами.

Максим живет в волшебном очаровании этой встречи. Таня испытывает схожее чувство, но она хотела бы ребенка.

Максим колеблется, еще хотя бы несколько лет он предпочел бы владеть Таней безраздельно. Угроза надвигающейся войны является дополнительным аргументом: разумно ли думать о рождении ребенка в столь непростое время?

Париж с замиранием сердца ждет развития событий. Общая тревога читается на лицах прохожих, слышится в оживленных дискуссиях у газетных киосков. Максим и Таня работают больше, чем раньше, дела в магазине идут все лучше, будто призрак надвигающейся войны провоцирует покупательскую лихорадку. Эта же лихорадка охватывает и стадион, где пара продолжает свои тренировки. Каждый здесь стремится превзойти самого себя, напряженность состязаний растет, жажда победы изливается во все более ожесточенных схватках противников.

По радио объявляют об оккупации Польши немецкими войсками. Сводки становятся все более частыми и тревожными. Максим и Таня не пропускают ни одной, замирая перед переносным радиоприемником, включенным в маленькой кладовке за магазином.

На первой полосе газет, в траурной рамке, помещено объявление о вступлении Франции в войну. Происходящее кажется нереальным: две армии, послушные решениям политиков, принятым в закрытых кабинетах, отправляются убивать друг друга на север Франции, вдоль длинной и нечеткой границы. Сюда же, в Париж, не доносятся ни стрельба, ни крики боли. Франция, надежно защищенная линией Мажино, о которой они столько слышали в последнее время, без сомнений, быстро одержит победу. То, что станет кровью, грязью и смертью, видится отсюда новым спортивным состязанием.

Каждый раз, когда мои родители говорили о войне, всплывало название маленького городка, где они укрылись, как только угроза голода и арестов стала реальной и вынудила их бежать из оккупированной зоны. Они закрыли магазин, оставив ключи Луизе, соседке и верной подруге. Она должна была следить за сохранностью товаров во время их отсутствия. Один из дальних родственников, служивший в мэрии департамента Эндр, что находился в свободной зоне, дал им адрес семьи, готовой их приютить. Найдя надежное пристанище, Максим и Таня покинули Париж и отправились в Сан‑ Готье. Это название они и поныне произносят с каким‑ то священным трепетом. В их воспоминаниях два проведенных там года были словно долгие каникулы, полные света и счастья, – тихий оазис посреди вихря всеобщей паники.

Родители поселились в семье отставного полковника и его дочери, незамужней школьной учительницы.

Вдалеке от кровавого хаоса войны, городок оказался островком полного спокойствия и безмятежности. Полковник поддерживает добрые соседские отношения с окрестными фермерами, которых знает давно. С самого начала войны те промышляют тайным забоем скота, благодаря чему еды вдоволь. В первое время Таня и Максим не могут поверить в то, что на столе свежие яйца, настоящее сливочное масло и запеченный окорок. Тревоги, лишения, скудный рацион больших городов кажутся далекими и нереальными.

Их разместили в гостевой спальне под крышей, они легко вписались в размеренную жизнь этого дома и проводили тихие вечера в обществе полковника под монотонный ход старинных напольных часов. В обмен на жилье Максим работает в парке поместья, помогает соседям: колет дрова на зиму, занимается огородом и растениями. Таня ведет уроки гимнастики в местной школе. Эти занятия оставляют достаточно свободного времени, чтобы познакомиться с окрестностями, совершая долгие велосипедные прогулки по местным холмам. С первыми теплыми днями Таня возвращается к прерванным тренировкам. Уверенным брассом она пересекает Крёз, взбираясь иногда на груду камней старого разрушенного моста, служащего волнорезом, чтобы нырнуть в сверкающую прохладу реки. Сидя на поросшем травой берегу, Максим любуется тонкой фигурой жены, сиянием солнечного нимба над ее головой.

Вечерами, проведя положенное время в обществе хозяев, Максим и Таня отправляются на прогулку. Окрестности погружены в глубокий сон, и молодые люди предоставлены сами себе. Они гуляют по тонущим в ночных сумерках берегам, с юношеским пылом целуются в тени деревьев, прижимаясь спиной к еще теплой каменной стене, что тянется вдоль дороги. Мирное журчание реки придает пейзажу особое очарование, луна озаряет все вокруг призрачным неярким светом. Разве можно представить себе посреди этой идиллии, что где‑ то воют сирены, безжалостно вырывая испуганных людей из тревожного сна, что сотни и сотни детей и женщин, объятые смертельным ужасом, тесно прижимаются друг к другу во мраке подвалов, которые станут их могилами?

Когда становится слишком свежо, они возвращаются, не размыкая объятий поднимаются наверх, стараясь, чтобы не скрипнула половица. Они предаются любви в темноте отведенной им спальни, на узкой жесткой кровати, и, счастливые, в обнимку засыпают до рассвета.

Я так долго считал себя первенцем, единственным ребенком. Мне хотелось думать, что я был зачат в Сан‑ Готье, в маленькой спаленке под самой крышей. Ужасы войны, преступления захватчиков почти не коснулись моих родителей, эвакуация обернулась долгим медовым месяцем. Я рисовал в воображении некоего доброго волшебника, который уберег городок от кровавой драмы. Война сводилась к выпускам новостей и сводкам, их гнусавым голосом зачитывал диктор. До поры до времени война надежно спрятала свое страшное лицо, чтобы в будущем явить его из‑ под обложек школьных учебников.

Вернувшись в Париж, Максим и Таня нашли свой магазин в целости и сохранности, но ждал их и сюрприз – по соседству открылось огромное количество новых лавочек. Торговцы, оставшиеся в Париже, благодаря отсутствию конкуренции и небывалому росту цен сколотили во время войны немалые состояния. Луиза дождалась возвращения друзей. Все годы оккупации она следила за их имуществом с таким же усердием, как и за своим собственным. Она выстояла и выдержала все выпавшие на ее долю испытания и лишения.

Первые послевоенные годы оказались труднее, чем время, проведенное в Сан‑ Готье. Не хватало продуктов, товары поступали крошечными партиями, приходилось ждать, когда фабрики заработают в полную силу. Мануфактуры в районе Вале‑ де‑ л'Об были пущены, заводы старались без опозданий выполнять шквал обрушившихся заказов. Еда отпускалась строго по карточкам, и рацион оставался скудным. Между тем Максим и Таня понемногу привыкали к прежнему укладу, старые клиенты спешили посетить вновь открытый магазин, и наконец‑ то оба смогли вернуться к прерванным тренировкам на стадионе «Альзасьенн».

Идут годы, и военные раны мало‑ помалу начинают зарубцовываться. Таня снова заводит разговоры о ребенке. На этот раз она проявляет настойчивость – она не может больше ждать. Но Максим продолжает сомневаться. Их семейная жизнь приносит ему столько радости, желание остается столь же острым, как и в начале. Он не хочет делить жену ни с кем, даже с собственным ребенком. Позже, говоря о моем зачатии, он скажет с улыбкой, что этот ребенок вырвался из‑ под его контроля.

Но вот беременность официально подтверждена, и Таня с радостью наблюдает за своим округляющимся животом. Однако роды проходят с осложнениями: врачи колеблются между наложением щипцов и кесаревым сечением. Наконец плод любви двух спортсменов появляется на свет, его окутывают теплом пеленок и с удивлением видят, насколько он далек от ожиданий – хрупкий, едва живой ребенок.

Я выжил благодаря постоянным заботам врачей и любви моей матери. Отец тоже любил меня. Во всяком случае, мне хочется в это верить. Преодолевая разочарование, он черпал в постоянных заботах и беспокойстве недостающую ему нежность. Но его самый первый взгляд оставил отпечаток в моем сознании, и я часто замечал в его глазах выражение горечи.

⇐ Предыдущая 123 4 5 Следующая ⇒