Глава двенадцатая

Пишу в вагоне по пути из Олбани в Нью-Йорк. Салон-вагон почти пуст. Рядом со мной губернатор Тилден, с сегодняшнего дня больше не губернатор. В данный момент он сидя спит с выражением деликатного ожидания на лице. Биглоу через проход напротив. Неподалеку детектив, приставленный к Тилдену для охраны, читает роман в желтой обложке. Наши попутчики с некоторым любопытством посматривают на новоизбранного президента. Сегодня первый день нового, 1877 года.

Должен сказать, что никогда еще в своей жизни я не чувствовал такой усталости. По правде говоря, мы все трое начинаем сникать от непрекращающегося напряжения.

Сегодня утром уходящий с поста губернатора штата Нью-Йорк Сэмюел Тилден сопровождал своего преемника, некоего Люциуса Робинсона, в зал Ассамблеи Капитолия штата, чтобы принять у него губернаторскую присягу.

Мы с Биглоу сидели в дальнем конце зала, и боюсь, что Биглоу проспал большую часть очень милой речи Тилдена. Его извиняет лишь то, что он помогал ее написать.

В качестве официального хроникера Тилдена для «Геральд» я был весь внимание. Прочая всеамериканская пресса не представлена вовсе.

Биглоу сказал, что количество журналистов, присутствовавших на инаугурации губернатора штата Нью-Йорк, невелико. Этот факт кажется мне зловещим, учитывая, что сегодня Тилден произносит первую публичную речь после избрания его президентом.

С чрезмерной деликатностью Тилден упомянул нынешний «предмет разногласий», заметив, что на состоявшихся до сих пор двадцати двух президентских выборах конгресс просто регистрировал голоса выборщиков. Теперь же конгрессу предстоит сделать выбор между двумя диаметрально противоположными списками, поданными четырьмя штатами. Тилден напомнил аудитории о том, что три года назад конгресс объявил незаконным нынешнее правительство штата Луизиана, счетная комиссия которого сочла возможным отменить результаты народного голосования. Тилден также назвал незаконными подобные же комиссии Южной Каролины и Флориды. Однако вместо того, чтобы громоподобно заклеймить самую продажную и тираническую администрацию в истории Америки и высоко поднять свое знамя в качестве нашего законного лидера, он на протяжении всей речи говорил как эксперт до конституционному праву, а вовсе не гневный трибун, выразитель чаяний обманутого народа.

Тилден не упомянул две комиссии конгресса (одну сенатскую и другую — палаты представителей), которым поручено изыскать способ решения проблемы. Комиссия палаты по вопросам полномочий уже объявила, что решение должно быть выработано внутри конгресса. Тилден это одобряет, потому что, согласно конституции, спорные президентские выборы переносятся в палату представителей, как это случилось в 1800 году, когда полковник Бэрр и Томас Джефферсон получили равное число голосов в коллегии выборщиков. Палате пришлось выбирать между ними, и, на мой взгляд, она сделала не лучший выбор.

Другое решение состоит в том, чтобы образовать специальный орган вне конгресса и предоставить выбор ему. Тилден считает, что такой путь противоречит как конституции, так и традиции. Что ж, довольно скоро мы все узнаем, потому что объединенное заседание обеих комиссий назначено на 12 января. Джейми требует, чтобы я отправился в Вашингтон.

После вступления нового губернатора в должность мы с Биглоу проводили Тилрена на Игл-стрит, где уже стояли упакованные чемоданы и несколько доброжелателей (нового губернатора среди них не оказалось), а также представитель Нью-йоркской центральной железной дороги.

— Мы уезжаем пятичасовым поездом, — сказал Тилден.

— Багаж будет отправлен сразу, губернатор…

— Сразу в Вашингтон, в Белый дом, — услышал я собственный голос. Все, хотя и сдержанно, засмеялись; даже Тилден улыбнулся, но ничего не сказал.

Около пяти часов в этот серый, холодный день мы приехали на вокзал. К моему изумлению, никто не пришел нас проводить. Мы неловко стояли возле пузатой печки в почти пустом зале вокзала, не зная, о чем говорить.

Вдруг мне показалось нереальным, что эта одинокая скромная фигура — президент великой страны, центр национального кризиса. «Тилден или кровь! » Сейчас рядом со мной в салон-вагоне дремлет первая половина этого призывного клича. Наступит ли время второй половины?

Можно, конечно, объяснить отсутствие толпы. Сегодня первый день нового года, и все либо сидят дома, либо наносят визиты. Поезд почти пустой, и все же…

Мы прогромыхали через городок Гудзон. Между краснокирпичными домами виднеется скованная льдом река. Буер с голубым парусом скользит по льду к своре мальчишек, которые разожгли костер. Дым из труб Кэтскилла придает замерзшему ландшафту некое сходство с адом; не хватает медленных взмахов громадных крыльев дантовского Сатаны, чтобы моя аллегория стала полноценной.

Я пересел на свободное место рядом с Биглоу. Он не спит.

— Что вы об этом скажете?

Биглоу отлично понял, что я имел в виду. Он заговорил очень тихо, чтобы не потревожить Тилдена:

— Губернатор никогда не был популярен в Олбани. Они равнодушны к нему.

— Но он же президент…

— Да. Странно, не правда ли? Одержать такую победу и наблюдать, как ее уводят из-под носа.

— Ну, этого еще не случилось.

— Все теперь в руках конгресса. — В голосе Биглоу я слышу отчаяние. — И Хьюита. Представления не имею, что он предпримет завтра на заседании палаты представителей.

— Нельзя ли убедить губернатора взять руководство в свои руки?

— Он не хочет. «Разделение властей», говорит он.

— А тем временем южные демократы в конгрессе готовы перебежать на сторону Хейса?

— Пока нет. Пока Хейс и Грант не посулили им чего-либо.

Глаза Тилдена приоткрылись. Он смотрит на нас безучастно. Мы все трое смотрим друг на друга, а поезд несется на юг, рассекая морозный воздух. Никому из нас нечего сказать.

Четырнадцатое января 1877 года. Воскресенье. Я все еще в Нью-Йорке. Джейми был огорчен, что я не поехал в Вашингтон, но теперь он, думаю я, видит все преимущества того, что я нахожусь рядом с Тилденом.

Должен сообщить, что в разгар всей этой высокой политической драмы нашлось место и для комедии. В день Нового года, когда я был в Олбани, Джейми обходил с визитами дома, где его еще принимают.

Когда он добрался до дома своей невесты, мисс Мэй, он был уже настолько пьян, что помочился в камин в прихожей. На прошлой неделе родственник теперь уже бывшей невесты остановил Джейми у входа в «Юнион-клуб» и отхлестал его кнутом.

Я нашел Джейми в скверном настроении; он все еще покрыт синяками. Он ничего мне не рассказал о случившемся, да это и не нужно, потому что об этом сейчас говорит весь Нью-Йорк.

Два дня назад обе комиссии конгресса собрались на объединенное заседание, однако до сих пор из Вашингтона не слышно ничего нового. Члены обеих комиссий вершат свои дела в абсолютной тайне. Эта нехарактерная скрытность очень всех нас тревожит.

Вчера вечером из Вашингтона приехал Хьюит, он привез с собой проект резолюции, который комиссии собираются представить конгрессу. Вероятно, Тилден и Хьюит просидели над ним всю прошлую ночь, изучая проект по пунктам.

Незадолго до полудня Тилден и Хьюит спустились в гостиную, где собрались подлюжины советников (и ваш покорный слуга). Тилден выглядит на редкость невозмутимым. Я наконец научился понимать, что его невозмутимость не более чем маска, скрывающая крайнее раздражение.

— Джентльмены, объединенная комиссия конгресса приняла решение о создании избирательной комиссии. Хотя члены конгресса войдут в ее состав… это новшество будет функционировать вне конгресса, а следовательно, вне конституции.

— Но это же только проект, — быстро ответил Биглоу. — Конгресс может его отвергнуть.

— Мистер Хьюит сообщил мне, что демократы — члены сенатской комиссии уже одобрили в принципе создание такой комиссии…

— Но, губернатор, после консультации с вами палата представителей, которую мы контролируем, может отвергнуть это предложение, — сказал один из юридических советников Тилдена.

Тилден повернулся к Хьюиту:

— Не слишком ли поздно вы со мной консультируетесь?

У Хьюита был жалкий вид: весь день он страдал от нескончаемых приступов икоты. Подобно Наполеону, он держит руку под сюртуком, поглаживая свой диспепсический желудок.

— Губернатор, комиссия палаты представителей не консультируется с вами даже сейчас. Этим я хочу сказать, что конгрессмены осуществляют свое конституционное, независимое право. Я, безусловно, консультируюсь с вами.

Сидя за покрытым бязевой скатертью столом, мы тщательно рассмотрели план создания избирательной комиссии. Как всегда, губернатор вникает во все детали. За ночь он изучил проект до тонкостей.

— Лично я считаю этот проект абсолютно неконституционным.

— Тогда опротестуйте его! — Хотя Биглоу и юрист, у него совершенно не юридический темперамент. — Палата представителей вас поддержит…

— Джон, я не имею права открыто вторгаться в сферу законодательной власти Соединенных Штатов…

— Тогда сделайте это тайно! — воскликнул преданный поборник закона Биглоу.

На причудливо изогнутых сине-серых губах мелькнуло подобие улыбки.

— Мне кажется, что вы не вполне поняли мистера Хьюита. Поскольку демократы в сенате одобряют эту комиссию, он считает, что палата представителей должна последовать примеру сенаторов. Мы уже не можем остановить это…

— Но что вы советуете? — спросил Хьюит тоном человека, не выдержавшего экзамен; так оно, в сущности, и было.

— Конечно, я не могу посоветовать вам согласиться с этим проектом. Но я готов дать советы относительно ряда деталей.

Затем проект избирательной комиссии был тщательно рассмотрен еще раз. Она будет являть собою трибунал, состоящий из тринадцати достойных граждан. Девять будут отобраны из обеих палат конгресса. Четыре — члены Верховного суда. Каждая палата конгресса отберет по пяти представителей в комиссию, из которых один будет исключен по жребию.

Тилден считает этот последний образец конгрессовского остроумия абсолютным легкомыслием.

— Может быть, я потеряю пост президента, но я не собираюсь выигрывать его в лотерею, — сказал он твердо.

— Тогда как же следует отбирать членов комиссии? — спросил Хьюит.

— Только не жеребьевкой и не путем интриг. Я бы посоветовал вам действовать медленно и обдуманно. Все-таки в нашем распоряжении есть еще целый месяц.

Однако Хьюит удивительно малодушен.

— Есть опасность, губернатор, что… ну, словом, конфликта с генералом Грантом.

Тилдена это позабавило.

— Нарочно не придумаешь ничего более полезного для нашего дела, чем приказ президента ввести войска в Капитолий. Но он этого не сделает. Не понимаю, зачем нужно сдаваться до решающей схватки? Для этого у нас будет сколько угодно времени, если мы проиграем. Нет, мы должны добиться выполнения наилучших условий.

— Сегодня демократы — члены обеих комиссий хотят собраться в Вашингтоне. Они хотят знать ваше личное отношение к этому плану.

— Коль скоро вы ставите вопрос таким образом, я отвечу: я не одобряю этот план. — Тилден вдруг показал зубы. За благодушным невозмутимым фасадом пряталось глубокое возмущение. — Эта комиссия чрезвычайно вредна. Но если ее создание будет одобрено конгрессом, я приложу все силы, чтобы свести к минимуму опасность поспешных и глупых действий. А вы тем временем можете сказать, что лично я не желаю иметь с этим ничего общего и что я глубоко сожалею… — губернатор бросил на меня многозначительный взгляд, — о том, что конгресс в обстановке секретности выработал план, представляющий собой не что иное, как незаконные президентские выборы, противные любым обычаям этой страны.

— Я телеграфирую нашим лидерам, что вы возражаете против этого плана, — Хьюит выглядел абсолютно растерянным.

— Сообщите им также: я глубоко ценю тот факт, что они решили любезно посоветоваться со мной постфактум. — Холодные глаза тигра сверкнули над покрытым скатертью столом. — Я понимаю, почему им нужно мое благословение их недальновидных действий, однако увольте меня от этого. Лично я посоветовал бы передать дело в арбитраж. Я ведь юрист, а не революционер.

— Губернатор, если вы решительно против этого плана, он не будет одобрен, — испуганно сказал Хьюит.

Мы с Биглоу переглянулись. Вот он, шанс Тилдена. Однако тигр за нашим столом превратился вдруг в адвоката.

— Я не могу ставить себя в положение человека, отвергающего решение конгресса, когда стоящая перед нами дилемма требует именно этого. — Этот юридический аргумент, мрачно провозглашенный Тилденом, подорвал его собственную позицию.

Несколько позднее Биглоу попытался переубедить его, однако Тилден твердо придерживается своего принципа. Теоретически он согласится на создание избирательной комиссии, но будет настаивать на изменении способа отбора ее членов.

Незадолго до полуночи прибыл посыльный от славного Чарлза Френсиса Адамса. Этот великий человек предлагает, чтобы Тилден и Хейс совместно призвали к проведению новых выборов.

Тилден развеселился.

— Без репетиции республиканцы украли у нас три штата; теперь же, набив руку, они украдут целых шесть. Передайте мистеру Адамсу мою благодарность, — сказал он посыльному. — Мы увидимся с ним позднее.

— А что я могу обо всем этом написать в «Геральд»?

— Я был бы вам крайне признателен, если бы вы создали впечатление, что я в настоящее время занимаю нейтральную позицию.

— Но могу ли я написать, что вы готовы драться за пост, на который вас выбрали? — С каждой минутой мною овладевает все большая тревога. Тилден-адвокат активно работает против Тилдена-вождя, сумевшего увлечь большинство сограждан требованием реформ.

— Надо говорить не «драться», мистер Скайлер. Пока, во всяком случае. Следует сказать «оспаривать».

Двадцать пятое января. Отель «Уиллард», город Вашингтон.

Семнадцатого января был опубликован проект создания избирательной комиссии. В тот вечер я задал губернатору Тилдену очевидный вопрос: как он относится к проекту, который теперь должен быть утвержден конгрессом?

— Мое отношение к нему не изменилось. — Усталый голос; Тилден совсем потерял свою знаменитую «хватку». — Я придерживаюсь конституции, обычаев, сложившихся в ходе двадцати двух предыдущих президентских выборов. Если ни Хейс, ни я не имеем большинства в коллегии выборщиков, тогда конституция требует, чтобы президент был избран палатой представителей, а вице-президент — сенатом. Если палата представителей назовет меня президентом, как она намерена сделать, я немедленно поеду в Вашингтон и приму присягу президента, даже если через пять минут после этого я буду убит.

— А что же губернатор Хейс?

На тонких губах промелькнула улыбка.

— Единственное, что нас объединяет, — это отвращение к избирательной комиссии.

— Тогда почему бы вам обоим не отвергнуть ее?

— Во-первых, ни один из нас не в состоянии контролировать собственную партию в конгрессе. Особенно теперь. К тому же губернатор Хейс ощущает свою зависимость от сената: как-никак республиканец — председатель сената — подсчитывает голоса выборщиков. А вообще дело сделано.

— Но ведь конгресс может еще отвергнуть законопроект, представленный объединенной комиссией?

— Конгресс примет его. Самые громкие возражения будут не со стороны нашей партии, а со стороны «стойких» республиканцев. — Это меня поразило. Я попытался развить тему, однако Тилден лишь покачал головой и улыбнулся своей загадочной улыбкой. Несмотря на его официальные заявления, мне начинает казаться, что он даже доволен всем происходящим.

Когда мы прощались, Тилден непроизвольно (быть может, слово «автоматически» скоро станет неологизмом Столетия? ) сказал: «Встретимся позже».

Вечером накануне отъезда из Нью-Йорка у меня состоялся длинный разговор с Джейми, который был необычайно мрачен и необычайно трезв.

Очевидно, новогоднее происшествие произвело на него глубочайшее впечатление. Я до сих пор не вполне точно знаю, что же все-таки произошло в этот злосчастный день; впрочем, этого не знает никто. Нью-Йорк разделился даже на две враждующие фракции. Большинство утверждает, что Джейми осквернил угольный камин гостиной дома полковника Мэя. Другая, и весьма значительная группа оспаривает эту версию, утверждая, что на самом деле речь идет не о камине, а о фарфоровой подставке для зонтиков, именно она удостоилась чести наполниться преображенной «адской смесью». Самая меньшая, но зато и самая посвященная секта не просто верит, но и, магическим образом, точно знает, что Джейми воспользовался синей делъфтской китайской вазой. Эти прилагательные неизменно повторяются именно в таком многозначительном порядке, как Ave Maria. Несколько твердых нонконформистов утверждают, что рояль тоже сыграл заметную роль в этой сакральной истории.

Во всяком случае, третьего января член семьи его бывшей невесты по имени Фред Мэй остановил Джейми возле «Юнион-клуба». Мэй был вооружен кнутом из коровьей кожи. В окна «Юнион-клуба» около десятка напуганных зрителей, подобно греческому хору, с жалостью и ужасом наблюдали за ужасной схваткой, которая завершилась тем, что оба свалились в сугроб.

Желая спасти свою честь, Джейми вызвал затем Мэя на дуэль. Седьмого января герои встретились в местности, называемой Овраг убийц, модной среди дуэлянтов из-за того, что один возможный убийца находится в штате Делавэр, а другой в Мэриленде, и, таким образом, даже в случае убийства возникает непреодолимый юридический тупик.

Однако до убийства дело не дошло. Мистер Мэй счел уместным выразить свое презрение к осквернителям ваз или каминов выстрелом в воздух. Джейми настолько нервничал, что не выстрелил вообще. Честь была спасена.

Джейми только однажды упомянул о дуэли. Я, разумеется, помалкивал. Я заметил, что он все время беспокойно ерзает и одергивает рубашку.

— Что с тобой? — спросил я наконец.

— Мэй! — воскликнул Джейми, разумно предполагая, что я знаю, о ком и о чем он говорит. Он расстегнул рубашку. — Смотрите! — И показал жилет из металлической сетки. — Абсолютно пуленепробиваем. Чистая сталь высшего качества. Но очень колется!

— Он собирается в тебя стрелять? — спросил я.

— Да. Он подстерегает меня. Крадется среди деревьев. Забирается на пожарные лестницы. Но я готов к встрече с ним. — Джейми вытащил из кармана сюртука маленький револьвер. — Я сплю теперь с открытыми глазами.

— Убери эту штуку. — Поскольку мне при виде огнестрельного оружия в лучшем случае становится не по себе, револьвер в руках Джейми Беннета кажется мне чересчур опасной игрушкой.

Джейми убрал револьвер и, абсолютно не меняя тона, сказал:

— Ему тоже следовало бы держать глаза открытыми. Твоему другу Тилдену.

— Я только что от него. Как это ни удивительно, он производит впечатление человека, довольного созданной комиссией.

— Следите за Дэвисом. Все дело в нем.

— Член Верховного суда?

Джейми кивнул. Затем вопреки своим новым правилам он закрыл оба глаза и заговорил:

— Комиссия будет состоять из пятнадцати членов. Пять человек из сената. Из пяти сенаторов трое за Хейса и два за Тилдена. Из пяти конгрессменов трое за Тилдена и двое за Хейса. Таким образом, палата представителей и сенат взаимно уничтожаются. В комиссию назначены четыре члена Верховного суда. Двое за Хейса. Двое за Тилдена. Эти четверо судей, согласно закону, установленному избирательной комиссией, должны выбрать пятого члена Верховного суда в качестве независимого судьи, и им будет Дэвис…

— Ты считаешь, что конгресс согласится с этим… новшеством?

— О да. Не сомневаюсь. И в том, что пятым членом от Верховного суда будет Дэвис. Он и решит исход выборов. Он из Иллинойса. Один из основателей республиканской партии, которого в Верховный суд назначил Честный Хам. Однако Дэвис чаще всего высказывается как демократ, потому что в один прекрасный день он сам хочет стать кандидатом в президенты от демократической партии…

— Значит, он отдаст свой голос за Тилдена.

— Не исключено. Так или иначе, следите за ним. Он хитер.

Нордхофф подтвердил оценку Дэвиса, данную Джейми.

— Однако еще рано говорить. Пока нет самой избирательной комиссии. — Это было вчера. Сегодня, двадцать пятого января, мы находимся на подпути к созданию этой комиссии.

47 голосами против 17 сегодня рано утром сенат одобрил законопроект. Я весьма приободрился, узнав, что 16 из 17 сенаторов, проголосовавших против законопроекта, — республиканцы, и среди них Блейн, который предупреждал свою партию, что избирательная комиссия отнимет у них главное оружие: тот факт, что, согласно конституции, председатель сената (ныне это республиканец Томас У. Ферри) производит подсчет голосов выборщиков. Однако Конклинг горячо поддержал законопроект, и это тоже добрый знак, поскольку он отнюдь не тайно поддерживает Тилдена. Выступая от имени самого Хейса, сенатор Шерман резко высказался против комиссии. Как я понимаю, это означает, что всемогущий пятый член Верховного суда поддержит Тилдена.

Во всяком случае, уныние республиканцев вполне объяснимо: остаются спорными двадцать голосов. Для избрания президентом Тилдену достаточно получить из них всего один голос. Кажется невероятным, чтобы он мог потерять все двадцать, тем более что они принадлежали ему с самого начала.

Сегодня около полудня я был в гардеробе палаты представителей и разговаривал с Хьюитом. Он очень доволен итогами утреннего голосования в сенате. Пока мы говорили, законопроект о создании избирательной комиссии передали в палату представителей.

— Завтра мы утвердим его двойным большинством!

Нас прервал посыльный, вручивший Хьюиту телеграмму.

Прочитав ее, он начал ловить ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— О боже, — произнес он.

Один из стоявших рядом конгрессменов взял у него телеграмму. Он тоже пришел в ужас.

— Но они не могут. Это немыслимо.

— Они это сделали. Значит, это мыслимо. — Так я удостоился привилегии одним из первых в Вашингтоне узнать, что законодательное собрание штата Иллинойс сегодня утром избрало члена Верховного суда Дэвиса в сенат Соединенных Штатов; демократическая партия оказала ему полную поддержку.

— Но Дэвис все равно может остаться в комиссии, — воскликнул Хьюит. — Он ведь должен занять свое место в сенате лишь в марте.

«Однако захочет ли он остаться в комиссии? » — этот настоятельный вопрос мгновенно распространился по гардеробу, фойе, городу и стране.

Я обедал сегодня вечером у Гарфилдов с дюжиной республиканских лидеров. Единственной дамой была благородная Лукреция, нисколько не огорченная своей исключительностью.

Нечего и говорить, мы беседовали о комиссии и внезапном избрании Дэвиса в сенат.

— Мистер Скайлер — тилденовский лазутчик, — весело предупредил своих друзей Гарфилд. — Не будем плести заговор чересчур открыто. — Он помахал мне мокрым носовым платком: все эти дни он страдает от сильной простуды.

— А мы и не плетем никаких заговоров. Мы для этого слишком глупы, — кисло отозвался «стойкий» преклонных лет. — Этот ваш Тилден положил судью Дэвиса в карман, сделав его сенатором.

После обеда Гарфилд задымил сигарой, а Лукреция принялась за вышивание. Время от времени иглой своих замечаний она пронзала гнетущую атмосферу вечера. Сегодня здесь в воздухе пахнет поражением.

Мы сидели с Гарфилдом в углу семейной гостиной, на короткий миг оторвавшись от общего разговора. Он тихо сказал мне:

— Завтра мы проиграем в палате. Это будет конец Хейса.

— Но разве Тилден не заслуживает избрания? Я хочу сказать: разве это не обычное правило — тому, кто получил большинство голосов, гарантирована должность? Возможность игры слов «гарантировать» и «Грант» вдруг забрезжила в моих мыслях, но я тут же прогнал ее. Мы все настолько поглощены отчаянной борьбой за власть, что любая попытка остроумия будет сейчас воспринята как богохульство.

— Я не уверен, что он победил. Ей-богу. — Прекрасные голубые глаза, как всегда, излучали искренность, и я, как всегда, был ими заворожен.

— Но что вы скажете о Луизиане? Ведь Тилден победил значительным большинством.

Гарфилд покачал головой.

— Не думаю. Правда. Я же был там. Меня посылал президент. И я абсолютно убежден, что на справедливых выборах победил бы Хейс.

— Но ведь у Тилдена был перевес в 20 ООО голосов.

— Допускаю, что ошибки были с обеих сторон.

— Ошибки или преступления?

У Гарфилда сделался несчастный вид: он не любит слышать или произносить суровые, точные слова, если может найти им эвфемистическую замену.

— И преступления тоже. В конце концов, мы говорим о штате Луизиана, а я никогда еще ничего подобного не видел. Занете ли вы, что глава счетной комиссии… — Он осекся. — Я не должен рассказывать все это, поскольку мне предстоит служить в избирательной комиссии.

— Можете не рассказывать. Я и без того знаю, сколько этот человек стоит. Он просил четверть миллиона долларов, и я полагаю, что ваша партия их ему заплатила, коль скоро он отдал голоса вам.

— Что мне представляется несправедливым, — сказал Гарфилд, уходя со своей неизменной стремительной грацией от опасной темы, — это пресса, которая игнорирует действительные проблемы. Например, едва ли не в каждом округе Луизианы демократы не давали неграм приблизиться к избирательным участкам. Угрожали им. Избивали их. Терроризировали. Поэтому, если даже первые результаты выборов в Луизиане точны, они бесчестны и непредставительны, поскольку негры практически не приняли участия в голосовании.

Должен сказать, что Гарфилд, как всегда, очарователен и убедителен. Какое бы преступление ни совершила его партия, он всегда найдет тот или иной способ…

Слово «неожиданность» весьма забавляет Нордхоффа.

— Дэвис знал по крайней мере две недели назад, что будет избран в сенат. И конечно, он этого хотел.

— Но знал ли об этом две недели назад Тилден? Это его рук дело?

— Понятия не имею. Тилден ваш друг, спросите его. Я знаю только, что Хьюит бродил в потемках до вчерашнего дня.

Дэвис далее сообщил, что он «в течение двух лет собирался выйти в отставку». Я пишу это в углу переполненной телеграфной комнаты, ожидая, пока Нордхофф закончит свои дела. Сегодня вечером я начну писать свою статью.

Как предсказал Гарфилд, законопроект об избирательной комиссии был принят палатой представителей двадцать шестого января. 191 голос «за» и 86 «против», среди последних — сам Гарфилд.

Двадцать девятого января президент Грант подписал закон, и избирательная комиссия стала фактом. До вчерашней бомбы демократы пребывали в эйфории. Все их расчеты строились на том, что Дэвис подаст решающий голос в их пользу. Теперь Дэвис улетучился (загадочное ли это исчезновение? ). Дэвис благочестиво всем говорит, что он не мог взять на себя ответственность за исход президентских выборов. С одной стороны, он весьма чувствительно переживает тот факт, что он уроженец Юга; с другой — в Верховном суде он занимал позицию, которой были недовольны многие республиканцы; наконец, он испытывает неловкость из-за того, что столь «неожиданно» сделался сенатором, причем усилиями не своих друзей-гринбекеров, а демократов штата Иллинойс.

Бегство Дэвиса вызвало настоящее замешательство. Ведь демократы в конгрессе поддержали создание избирательной комиссии только потому, что верили в решающее слово Дэвиса.

Нордхофф полагает, что республиканцам заранее было известно, что Дэвис не будет работать в комиссии, что Хьюит и демократы в конгрессе угодили в западню, которую подстроил себе сам Тилден, обеспечив место в сенате этому новому Макиавелли.

Если это правда, выходит, честные, лучистые и голубые глаза Гарфилда снова мне лгали?

Двадцать девятое января. Отель «Уиллард».

Сегодня утром я провел несколько минут с Хьюитом в гардеробе палаты представителей. У него все основания для того, чтобы выглядеть загнанной лошадью.

Мы стояли между двух письменных столов, втиснутые в этот промежуток толпой конгрессменов и лоббистов; я получил возможность пообщаться с ним, потому что, хотя желающих было чересчур много, ни одно из этой массы пропахших табаком (и кое-чем похуже) политических тел, облаченных в черные сюртуки, не решилось оттеснить меня с занятой позиции.

— Вы спросили у Дэвиса заранее, будет ли он служить?

— Конечно, нет, — твердо ответил Хьюит. — Это было бы неэтично. Кроме того, никому не пришло в голову, что он может отказаться. — Я ему верю.

И все же Нордхофф утверждает, что Тилден еще 13 января знал о предстоящем назначении Дэвиса в сенат. Почему Тилден не предупредил Хьюита? Может быть, Тилден втайне предпочитает не Дэвиса, а одного из четырех членов Верховного суда, остающихся свободными для назначения в комиссию?

С самого начала ведущие сенаторы-демократы официально поддерживали идею комиссии, потому что верили в беспристрастность всех членов Верховного суда вместе и каждого в отдельности на том основании, что эти джентльмены, столкнувшись с обманом, назовут его обманом. Я думаю, что это наивно, и не вижу никаких причин, чтобы исключить высшие юридические фигуры из всеобщей коррупции: они ведь тоже родом из этих джунглей. Нордхофф полагает, что сенаторы-демократы втайне недолюбливают Тилдена и желают его поражения.

Оставшиеся члены Верховного суда — сплошь республиканцы, по крайней мере номинально. В настоящий момент демократы хотят, чтобы пятым членом Верховного суда в комиссии стал некий Джозеф Б. Брэдли из Нью-Джерси. В Верховный суд его назначил Грант; позади у него длинная и несколько темноватая карьера адвоката железных дорог и судьи где-то на Западе. Изначально радикальный республиканец, Брэдли недавно председательствовал во время выездной сессии Верховного суда в южных штатах и был достаточно справедлив по отношению к белым.

Очевидно, Хьюит и Тилден уверены в Брэдли. Во всяком случае, так все говорят.

Двадцать девятое января. Отель «Уиллард».

Член Верховного суда Брэдли назначен пятнадцатым членом избирательной комиссии; его голос решит исход выборов, поскольку голоса четырнадцати других ее членов (Гарфилд в их числе) разделились, как все уже знают, поровну и они не изменят своей позиции, какие бы свидетельства ни были предъявлены им, этим благородным хранителям народной совести, которые под присягой обязались разоблачить мошенничество при подсчете голосов и избрать девятнадцатого президента Соединенных Штатов Америки.

Я так нервничаю, что сплю как убитый и не вижу никаких снов. И вообще я наслаждаюсь отменным здоровьем или же его видимостью.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒