ЗАПИСКИ ОФИЦЕРА АРМИИ НАПОЛЕОНА. 4 страница

25 июня утром мы проходили через торговое местечко Багим, где была ярмарка, и мы все купили для себя нательные кресты. В деревне, где мы остановились на ночлег, мы попали к добродушным крестьянам, не бранившим нас и за деньги снабдившим кое-какой провизией.

Вечером прибыл русский офицер с остававшимися в Гавриловке товарищами, не успевшими, однако, похоронить утонувшего друга, долго не получая ответа от губернатора.

26 июня остановились мы в Мучелеске, татарской деревне, каких очень много в Пензенской губернии.

Татары гораздо добродушнее и гостеприимнее русских: когда мы вошли в отведенное нам помещение, хозяйка принесла и поставила на стол с большой учтивостью хлеб-соль, что у них означает «добро пожаловать», поэтому считается большой обидой, если не отведать хлеба сейчас же. Хозяйка внимательно следила за нами, приветливо улыбнулась, когда мы отрезали себе по куску хлеба и сделалась еще приветливее, увидав, что мы не перекрестились, как русские, прежде чем начать есть. Она подсела к нам на скамью и хотела вступить с нами в разговор. Но так как татары говорят на языке, совершенно непохожем на русский, то мы могли объясняться только пантомимой. Увидав, что мы с удовольствием едим хлеб (мы были голодны), она встала, открыла большую печь и поставила на стол полный обед. Наконец пришел сам хозяин, жена сейчас же отвела его в сторону и рассказала ему о нас, после чего он также дружелюбно нам улыбнулся и тоже подсел к нам. Когда перед уходом мы хотели расплатиться, они отказывались от денег, пока мы не объяснили им, что это не плата, но благодарность.

Простившись 27 июня 1813 г. с нашими радушными хозяевами, мы поехали дальше в деревню Каменку, где почти везде на свои просьбы получали ответ: «нету».

28 июня мы прибыли в плохое село Константиновку. В этой местности мы обратили внимание на безрогих коров. Мы ощупывали у некоторых головы, но нигде не обнаружили признаков рогов. Вид получается странный и некрасивый.

29 июня 1813 г. мы прибыли в Пензу, большой губернский город. Здесь нас встретили приветливо и разместили в хороших домах. Я и мои артельные товарищи попали к старшему лесничему, Клев-Громову; нам отвели большую хорошую комнату, но больше ничего не дали. Зато здесь нам была сообщена радостная весть, что мы будем распределены в этой губернии.

Пенза лежит в красивой местности на реке того же названия; здесь живет много состоятельных помещиков, и жители оказались гораздо приветливее, чем в других местах.

Тут проживало несколько человек немецких ремесленников, между прочим — пензенский портной, баденец, оказавший много дружеских услуг своим соотечественникам. Те по возвращении сообщили о нем великому герцогу, и он по-княжески его наградил.

Город вытянулся в длину; все улицы, кроме главной, немощеные, как в большинстве русских городов, и после дождя положительно непроходимы. Однако, во всех более значительных городах передвижение облегчается, благодаря извозчичьим дрожкам, везущим вас куда угодно за ничтожную плату. Есть здесь также рестораны и бильярды, ио очень плохие.

По истечении 18 дней, довольно приятно прожитых нами в Пензе во время ярмарки, все пленные были вытребованы в полицию. Те, кто не получили разрешения губернатора, князя Голицына, остаться здесь, были распределены по уездным городам и отправлены на следующий день в Краснослободск, Городище и Саранск.

Мы, оставшиеся от нашего первоначального транспорта, попали в Саранск и, совершив путешествие туда в три дня, 18-го вечером, еще засветло, прибыли в этот город. Здесь всем нам были отведены хорошие квартиры, и жители оказались очень радушными и приветливыми.

Полицмейстер Иван Яковлевич Этсукот был прекрасный человек; он уже раньше получил извещение о нашем прибытии и заранее распорядился, чтобы нам были отведены удобные квартиры. Его приказание было исполнено полицией в точности. На следующий день мы, все офицеры, хотели поблагодарить полицмейстера, но он уже уехал. Старый француз, гувернер детей его, принял нас очень любезно и обещал известить нас о приезде полицмейстера. Через несколько дней мы получили приказ явиться к нему, к 10 часам утра. Мы оделись как можно лучше и пошли. Он принял нас очень предупредительно, выразил сожаление, что мы не застали его дома, когда являлись представиться, и потом пригласил всех обедать.

До обеда мы выпили еще по несколько чашек чая и выкурили по трубке турецкого табаку, при чем наш хозяин имел любезность предложить лично каждому набитую трубку. В двенадцать часов слуга подал хорошую наливку, что принято у русских для возбуждения аппетита; потом сели за стол. Полицмейстер, говоривший только по-русски, сидел на верхнем конце рядом с французом, жена его с детьми — на нижнем, а мы, офицеры, по обеим сторонам стола. Обед был прекрасный и пили только вино. За десертом слуга подал полицмейстеру бокал шампанского, он встал, выпил за наше здоровье, а потом каждому поочередно наливали в тот же бокал, и все мы пили за здоровье полицмейстера и его жены. После обеда мы перешли в другую комнату, где уже был приготовлен кофе, выкурили там еще по трубке, выпили по несколько чашек кофе, побеседовали еще несколько времени, потом простились, и полицмейстер взял с нас обещание часто навещать его и обедать у него.

Благодаря любезному отношению к нам полицмейстера, мы познакомились и с другими дворянами, и потом ни одни именины, ни одно семейное празднество не обходилось без нашего присутствия. Простой народ держался с нами также вежливо; редко кто проходил мимо не кланяясь.

Дворяне приютили у себя некоторых из нас под предлогом обучения детей тем или иным предметам; врачи лечили и т. д. Таким образом, несмотря на свой жалкий вид, мы получили доступ в семейный круг дворян.

Жизнь была очень дешевая, так что десяти пятаков, т. е. 15 крейцеров, нам вполне хватало на день. Если мы не получали никуда приглашения обедать, мы готовили себе обед сами. Постепенно мы снова обзавелись бельем и также понемногу избавились от паразитов.

И здесь нас часто спрашивали, не хотим ли мы остаться в России; нам будут отведены земли в немецких колониях в Саратовской губернии и т. д. Однако такая блестящая перспектива не соблазнила никого из нас, и все стремились домой на родину.

О политике мы не знали почти ничего, потому что не могли читать русских газет, а то, что слышали, было совершенно извращено или ложно, благодаря слабым географическим познаниям рассказчиков.

16 августа 1813 г. открылась здешняя восьмидневная ярмарка. В городе на площади были устроены палатки. Товары были очень дешевы и хороши. Мы, пленные, все осматривали и провели это время очень весело. Главным образом, нас привлекала конская ярмарка; лошадей было очень много и среди них замечательно хорошие; были целые табуны степных коней, свободно стоявших в изгородях. Когда являлся покупатель и облюбовывал одну из лошадей, продавец садился на объезженную лошадь и выезжал за ограду. Табун сбивался в кучу, головами в средину и бил задними ногами, когда к нему кто-нибудь приближался; но у продавца на длинном шесте была прикреплена петля, он ее набрасывал на голову лошади, которую хотел поймать, и спокойно выводил ее к покупателю.

Тут были жеребцы, казалось, проявлявшие своим гордым видом, что сознают свою красоту, и всех их продавали за ничтожную цену: 50, 80, 100 рублей ассигнациями.

Покупателей было очень много, собрались все окрестные помещики, и город в это время кипел оживлением; так как ярмарка здесь бывала только раз в год, то помещики закупали все нужное на целый год, поэтому денежный оборот был очень большой.

Наши врачи пользовались большим успехом, потому что во время нашего пребывания здесь между помещиками было много больных, а в городе не оказалось ни докторов ни аптек. Их вообще не встретишь нигде, кроме губернских городов, поэтому жители были очень рады, что среди пленных оказались доктора. Одному из наших врачей обещали очень многое, если он останется в России еще на несколько лет, но он все-таки предпочел вернуться на родину.

Русские очень способны, особенно легко они усвоивают иностранные языки, и большинство дворян говорят хорошо по-французски; я знал девушек лет двенадцати-пятнадцати, кроме родного языка говоривших и довольно порядочно писавших по-польски, по-французски, по-немецки и немного по-итальянски. Так же способно простонародье, оно скоро научилось от нас многим словам, и нас часто просили сказать, как называется та или другая вещь по-немецки.

6 ноября 1813 г. многие офицеры получили через полицию деньги, не зная, кем они присланы; вероятно, ее величеством императрицей — матерью. На долю каждого досталось по 25 руб. ассигнациями, или 12 флор. 30 крейцеров; все, кому предназначалось пособие, были переименованы; меня, как всегда, постигло несчастье, и я не получил ничего; может быть, тому причиной была неправильность передачи конвойных офицеров, отмечавших меня то баварцем, то вюртембергцем и, наконец, офицером четвертого баденского гусарского полка.

16 ноября 1813 г. баварским офицерам была возвращена свобода; мы устроили прощальную пирушку, и они уехали 17 ноября, сопутствуемые нашими пожеланиями всякого благополучия.

Теперь мы утешали себя надеждой, что скоро наступит и наш черед, и эта надежда оживляла нас и приятно волновала кровь. Наконец 16 декабря 1813 г. получилась радостная весть. Мы радовались и веселились, а помещики, полюбившие нас, жалели, что приходится с нами расстаться, желали нам счастливого пути и многих ссудили деньгами на покупку шуб. Приобретя шубы, мы провели в радушном обществе еще несколько веселых дней.

24 декабря около полудня мы покинули свое местопребывание и 25 декабря 1813 г. приехали в Пензу. Стоял сильный мороз, и нам предстоял еще тяжелый путь, но радость чувствовать себя свободными помогала безропотно переносить все неприятности.

Император Наполеон роздал каждому из русских офицеров, находившихся пленниками во Франции, по 100 франков, в виде рождественского подарка. Император Александр пожелал сделать то же самое и приказал выдать всем пленным по 100 руб. ассигнациями, что составляло приблизительно одно и то же. Губернаторам было приказано выплатить всем пленным назначенную сумму. Поэтому мы обратились к пензенскому губернатору, князю Голицыну, через посредство немца-портного, пользовавшегося благосклонностью губернатора; однако выдачу нам денег откладывали со дня на день. Наконец, вследствие наших настояний, каждому из нас выплатили по 50 руб. ассигнациями, под тем предлогом, что мы отправляемся домой и деньги нам теперь не нужны, остальные 50 руб. были удержаны и попали в карман губернатора, как оказалось впоследствии, потому что мы расписались в получении ста рублей, как объяснил нам после иллирийский офицер, знавший русский язык.

Пребывание в Пензе представляло для всех нас много неприятностей, и мы стремились прочь; наконец 8 января 1814 г. мы выехали из Пензы и так как во время нашего пребывания там были освобождены все немецкие офицеры, то в транспорте оказалось пятьдесят человек офицеров. Каждому штаб-офицеру полагалась одна лошадь, а обер-офицеру — пара; конечно, такое количество лошадей было очень трудно достать на каждой станции.

На обратном пути мы снова проезжали через многие уже знакомые деревни; переночевали в Константиновке.

10 января 1814 г. мы прибыли в Мучелески, татарскую деревню, и отыскали там своих прежних хозяев; они сейчас же нас узнали и очень обрадовались, главным образом, тому, что мы возвращаемся на родину. Вечером мы приготовили чай с ромом и изрядно угостили своего хозяина.

11 января ночевали в Шенеце, 12-го — в Веретчине, где отдыхали целый день. 14-го прибыли в Гавриловку, где утонул Фогель; мы узнали, что после нашего отъезда тело его было предано земле полицией.

15 января мы были в Талинке, 16-го — в Тамбове, где нам пришлось опять остановиться на двенадцать дней. Тем временем прибыл из Саратовской губернии большой транспорт офицеров, присоединившийся к нашему, так что теперь число офицеров нашего транспорта достигало до 84 человек. Если ранее было трудно доставать нужное количество лошадей, то теперь сделалось еще гораздо труднее. Это очень мешало нашему путешествию, за что нас вознаграждал юмор этих офицеров.

Соединившись с 28 офицерами, прибывшими из Саратовской губернии, мы покинули город Тамбов 28 января 1814 г. и переночевали в деревне Лысогоры.

30 января мы были в Дмитровске, 31-го в городке Козлове, 1 февраля в Дарибеве, 2 февраля в Борисовке, 3 февраля в городке Липецке. Погода стояла теплая, снег таял и мы ехали все время по воде.

5 февраля мы прибыли в село Патриаршее. Здесь у нас вышла ссора с крестьянами, они ударили в набат, сбежался весь народ, и нам пришлось занять оборонительное положение. Мы нисколько не испугались, так как были все вооружены саблями, а многие пистолетами. Конвойный офицер сейчас же поехал в уездный город Донск, откуда была прислана полиция, и крестьяне были наказаны.

После задержки нескольких дней мы прибыли 11 февраля в городок Елец, 12-го в деревню Козаки, а оттуда в деревню Черняево, где остановились на ночлег. 13 февраля были в городке Ливнах, где провели и 14-е, потому что не могли достать лошадей.

15 февраля прибыли в Дроску, 16-го в Либович, 17-го в Неруч, где снова задержались благодаря отсутствию лошадей. 19 февраля, когда мы приехали в Дмитровск, мне очень хотелось есть, я купил поэтому у мужика кусок хлеба. Это увидал слуга из усадьбы и был так тронут, что заставил меня зайти к нему в дом и сытно накормил меня. Потом привел к себе еще несколько человек офицеров, и мы провели у него очень приятно несколько часов. 20 февраля 1814 г. мы прибыли в Орел, большой губернский город. Здесь нас поместили очень плохо. В комнате, нам отведенной, совсем не держалось тепло и все время капала вода, так что зонтик оказался бы очень полезным.

Здесь мы встретились со многими из вильненских товарищей, прибывшими за неделю до нас и уехавшими на следующий день после нашего приезда.

26 февраля 1814 г. я отпраздновал за чаем в обществе нескольких товарищей 27-ю годовщину своего рождения. Наконец на следующий день мы выехали в деревню Богдановку. Почти всю дорогу ехали по замерзшей речке. 4 марта мы прибыли в Катково, небольшую деревню, где нельзя было ровно ничего достать, чтобы поесть. Нам пришлось здесь провести несколько дней из-за ужасной метели.

7 марта прибыли в деревню Городище, и должны были переждать здесь целый день из-за отсутствия лошадей.

9 марта мы ночевали в селе Азотском, 10-го в Новом, здесь переправились через Десну.

11 марта мы прибыли в город Трубчевск. Полицмейстер был очень веселый человек, пригласивший к себе в дом всех офицеров и устроивший обильное угощение. Нам отвели хорошие квартиры. Вечером я, Бюлов и Клейн получили приглашение к зятю полицмейстера, где нас угощали чаем, пуншем и т. д., и я много играл на флейте. — 12 марта мы прибыли в Погар, маленькое местечко, где нам отвели недурную квартиру. Мы приняли к себе капитана Трольша из другого транспорта; вечером мы пошли к еврею, торговавшему пивом и водкой, где наш друг угостился через меру. В Погаре мы прожили несколько дней и провели время недурно.

15 марта 1814 г. прибыли в Стародуб, небольшой городок, где поместились довольно удобно.

Наше путешествие подвигалось очень медленно, потому что транспорт был слишком велик, лошадей приходилось доставать с большим трудом, к тому же конвойные офицеры обыкновенно обманывали крестьян в плате, и между ними постоянно выходили ссоры. Мы пожаловались на офицера властям, но это ни к чему не привело, и все осталось по старому, как всегда делается в России. Снег таял все сильнее; мы продали за ничтожную цену свои большие сани и, прожив в Стародубе четыре дня, выехали 19 марта в село Нижнее. 20 марта нам достались плохие лошади, поэтому мы отстали от своего транспорта или, вернее, мы остановились в деревне Солишково, где застали русского полковника, ремонтера. Полковник радушно приветствовал нас, и мы очень приятно провели время до поздней ночи за чаем, ликером и т. д. Впрочем, поручику Бюлову сделалось дурно от крепких напитков, к тому же в жарко- натопленной избе; мы вывели его на воздух, где он скоро пришел в себя.

21 марта мы прибыли в город Зыбков, где нагнали транспорт и поехали дальше в Новое Место; здесь мы снова посетили усадьбу, где доктор Клейн прописал рецепт чахоточному помещику; тот успел уже за это время умереть, но нас все-таки приняли очень приветливо. — 22-го мы ночевали в селе Носвоецком, где провели следующий день. — 24-го мы добрались с большим трудом на плохих лошадях до деревни Гримыка. — 25-го мы миновали городок Ветку и переночевали в селе Дуровиче.

26 марта ночью скрылись наши крестьяне с лошадьми; поэтому мы нагрузили свои вещи на оставшиеся сани и отправились пешком до села Лошева, откуда один помещик доставил нас на своих лошадях 27-го в деревню Будово. Отсюда другой помещик довез нас до Старой Рудни, где мы снова нагнали транспорт. — 28 марта 1814 г. мы переправились через Днепр с опасностью для жизни, так как был ледоход, и прибыли в какой-то еврейский городок. Здесь нам снова пришлось четыре дня ожидать лошадей. Наконец 2 апреля мы снова тронулись в путь и прибыли в польское местечко Старое-Поболово. 3 апреля нам удалось достать только одну лошадь; мы нагрузили на нее свои вещи, а сами пошли пешком. Ночлег предполагался в селе Михалеве, но так как весь транспорт был уже далеко впереди, мы решили дойти до Бобруйска. Весь город был переполнен русскими войсками, так что мы поместились в количестве двадцати человек на одной квартире. Убедившись, что здесь невозможно достать лошадей, доктор Клейн купил лошадь, чтобы нагрузить на нее наши вещи, и 6 апреля мы снова продолжали путь пешком и пришли в Постоянку, где переночевали в убогой корчме среди леса. 7 апреля после обеда мы прибыли в местечко Вильшу и пошли дальше в городок Глуск. 8 апреля нам снова пришлось переночевать в скверной корчме в Вятчинке. 7 апреля мы пришли в плохонькое местечко Урочье, 10 апреля в местечко Слуцк. Здесь мы приютились у помещика, не хотевшего нас пускать, но мы настояли на своем. 11 апреля мы миновали городок Романов, пошли дальше и остановились на ночлег в корчме при дороге. В Бобруйске мы отстали от транспорта и нагнали его только в Белостоке.

12 апреля мы прибыли в Тимковичи, маленькое местечко; дальше лошадь отказалась идти, поэтому мы продали свои вещи за бесценок евреям и продолжали 13 апреля свой путь до городка Резвича, куда добрались в полном изнеможении. Поэтому мы сделали складчину и подговорили еврея доставить нас за 22 рубля серебром на тройке в Белосток. У меня больше не было денег, один из друзей внес временно мою часть, пока мы не встретим комиссара.

14 апреля рано утром мы уселись в повозку и быстро доехали до городка Снова, миновали его и остановились на ночлег в ближайшей корчме. 15 апреля проехали местечки Столовичи и Полонку вплоть до города Слонима, где переночевали и отдыхали следующий день, потому что еврей не соглашался ехать в шабаш.

17 апреля 1814 г. мы снова миновали два городка Озерницу и Зельву и остановились в Волковыйске.

18 апреля мы миновали местечки Шедловицу и Берестовицу и переночевали в корчме при дороге.

19 апреля мы прибыли в Белосток, прекрасный город, вновь отстроенный Вильгельмом, королем прусским. Красивый замок с парком украшает город и окрестность; улицы мощеные, имеется красивая церковь и т. д. Жители говорят по-немецки, потому что все ремесленники — немцы. У нас сразу сделалось отрадно на душе, почувствовав себя среди Польши в немецком городе.

Здесь был сборный пункт возвращавшихся из плена офицеров и солдат: ежедневно уходили и прибывали новые транспорты. Здесь мы были переданы вюртембергскому комиссару Рейфу, снабдившему нас деньгами.

Я имел несчастье заболеть и пролежать весь прекрасный май в постели; тем временем все мои товарищи уже двинулись дальше, и майор фон Вундт назначил меня начальником последнего отряда.

9 июня 1814 г. мы выступили из Белостока. В моем транспорте находился больной капитан Ферд, фон Клейн, доктор Клейн, штаб-фурьер Штиф, фельдфебель Кнорн, 3 капрала и 70 человек солдат. Первый переход был через городок Книшин до Крипно. 10-го мы были в городке Тикочине и перешли через реку Нарев; на мосту мы остановились и вознесли благодарность Богу, что эта роковая страна осталась у нас позади.

⇐ Предыдущая 1 2 34