![]()
|
|||||||
ГЛАВА VII 5 страницаЯ оглянулся. Дэзи, сжавшись от страха, смотрела в пространство между мужем и Гэтсби, а Джордан уже принялась сосредоточенно балансировать невидимым предметом, стоявшим у нее на подбородке. Я снова перевел глаза на Гэтсби, и меня поразил его вид. Можно было подумать, – говорю это с полным презрением к злоязычной болтовне, слышанной в его саду, – можно было подумать, что он «убил человека». При всей фантастичности этого определения, в тот момент лучшего было не подобрать. Это длилось ровно минуту. Потом Гэтсби взволнованно заговорил, обращаясь к Дэзи, все отрицал, отстаивал свое доброе имя, защищался от обвинений, которые даже не были высказаны. Но она с каждым его словом все глубже уходила в себя, и в конце концов он умолк; только рухнувшая мечта еще билась, оттягивая время, цепляясь за то, чего уже нельзя было удержать, отчаянно, безнадежно ловя знакомый голос, так жалобно звучавший в другом конце комнаты. А голос все взывал: – Том, ради бога, уедем! Я не могу больше! Испуганные глаза Дэзи ясно говорили, что от всей ее решимости, от всего мужества, которое она собрала в себе, не осталось и следа. – Ты поезжай с мистером Гэтсби, Дэзи, – сказал Том. – В его машине. Она вскинула на него тревожный взгляд, но он настаивал с великодушием презрения: – Поезжай. Он тебе не будет докучать. Я полагаю, он понял, что его претенциозный маленький роман окончен. И они ушли вдвоем, без единого слова, исчезли, как призраки, одинокие и отторгнутые от всего, даже от нашей жалости. Том взял полотенце и стал снова завертывать нераскупоренную бутылку виски. – Может, кто‑ нибудь все‑ таки выпьет? Джордан? … Ник? Я молчал. Он окликнул еще раз: – Ник? – Что? – Может, выпьешь? – Нет… Я сейчас только вспомнил, что сегодня день моего рождения. Мне исполнилось тридцать. Впереди, неприветливая и зловещая, пролегла дорога нового десятилетия. Было уже семь часов, когда мы втроем уселись в синий «фордик» и тронулись в обратный путь. Том говорил без умолку, шутил, смеялся, но его голос скользил, не задевая наших мыслей, как уличный гомон, как грохот надземки вверху. Сочувствие ближнему имеет пределы, и мы охотно оставляли этот чужой трагический спор позади вместе с отсветами городских огней. Тридцать – это значило еще десять лет одиночества, все меньше друзей‑ холостяков, все меньше нерастраченных сил, все меньше волос на голове. Но рядом была Джордан, в отличие от Дэзи не склонная наивно таскать за собою из года в год давно забытые мечты. Когда замелькали мимо темные переплеты моста, ее бледное личико лениво склонилось к моему плечу и ободряющее пожатие ее руки умерило обрушившуюся на меня тяжесть тридцатилетия. Так мы мчались навстречу смерти в сумраке остывающего дня.
На следствии главным свидетелем был молодой грек Михаэлис, владелец ресторанчика у шлаковых куч. Разморенный жарой, он проспал до пяти часов, потом вышел погулять и заглянул в гараж к Джорджу Уилсону. Он сразу увидел, что Уилсон болен, и болен не на шутку – его трясло, лицо у него было желтое, одного цвета с волосами. Михаэлис посоветовал ему лечь в постель, но Уилсон не захотел, сказал, что боится упустить клиентов. Пока они спорили, над головой у них поднялся отчаянный шум и грохот. – Это моя жена, я ее запер наверху, – спокойно пояснил Уилсон. – Пусть посидит там до послезавтра, а послезавтра мы отсюда уедем. Михаэлис оторопел; они прожили бок о бок четыре года, и он бы никогда не поверил, что Уилсон способен на такое. Это был человек, как говорится, заезженный жизнью; когда не работал в гараже, только и знал что сидеть на стуле в дверях и смотреть на прохожих, на машины, проносившиеся мимо. Заговорят с ним, он непременно улыбнется в ответ ласковой, бесцветной улыбкой. Он самому себе не был хозяин; над ним была хозяйкой жена. Михаэлис, понятно, стал допытываться, что такое стряслось, но от Уилсона ничего нельзя было добиться – вместо ответа он вдруг стал бросать на соседа косые, подозрительные взгляды и выспрашивать, где он был и что делал в такой‑ то день, в такой‑ то час. Михаэлису даже сделалось не по себе, и, завидя на дороге кучку рабочих, направлявшихся в его ресторан, он под этим предлогом поспешил уйти, сказав, что еще вернется. Но так и не вернулся. Попросту забыл, должно быть. И только выйдя опять, уже в восьмом часу, он услышал в гараже громкий, злой голос миссис Уилсон, и ему сразу вспомнился давешний разговор. – На, бей! – кричала она. – Бей, топчи ногами, ничтожество, трус поганый! Дверь распахнулась, она выбежала на дорогу, с криком размахивая руками, – и прежде чем он успел сделать хоть шаг, все было кончено. «Автомобиль смерти», как его потом назвали газеты, даже не остановился; вынырнув из густеющих сумерек, он дрогнул на миг в трагической нерешительности в скрылся за поворотом дороги. Михаэлис и цвета его не успел разглядеть толком – подоспевшей полиции он сказал, что машина была светло‑ зеленая. Другая машина, которая шла в Нью‑ Йорк, затормозила, проскочив ярдов на сто, и водитель бегом кинулся назад, туда, где, скорчившись, лежала Миртл Уилсон, внезапно в грубо вырванная из жизни, и ее густая темная кровь смешивалась с дорожной пылью. Шофер и Михаэлис подбежали к ней первые, но, когда они разорвали еще влажную от пота блузку и увидели, что левая грудь болтается где‑ то сбоку, точно повисший на ниточке карман, они даже не стали прикладывать ухо к сердцу. Рот был широко раскрыт и в углах чуть надорван, как будто она захлебнулась, отдавая весь тот огромный запас энергии жизни, который так долго в ней копился. Мы еще издали увидели толпу и машины, сгрудившиеся на дороге. – Авария! – сказал Том. – Уилсону повезло. Будет ему теперь работа. Он сбавил газ, но останавливаться не собирался; только когда мы подъехали ближе, хмурое безмолвие толпившихся у гаража людей побудило его затормозить. – Может, все‑ таки взглянем, в чем там дело, – сказал он неуверенно. – Только взглянем. Глухой, прерывистый стон доносился из гаража; когда мы, выйдя из машины, подошли к дверям, стон стал более внятным и в нем можно было расслышать слова «Боже мой, боже мой! », без конца повторяемые на одной ноте. – Что‑ то, видно, стряслось серьезное, – с интересом сказал Том. Он привстал на носки и поверх голов заглянул в гараж, освещенный только желтыми лучами лампочки в металлической сетке, подвешенной под самым потолком. Что‑ то вдруг хрипло булькнуло у него в горле, он с силой наддал своими могучими плечами и протолкался вперед. Толпа заворчала и сейчас же сомкнулась снова, так что мне ничего не было видно. Но сзади напирало все больше и больше любопытных, и в конце концов нас с Джордан просто вдавили внутрь. Тело Миртл Уилсон лежало на верстаке у стены, завернутое в два одеяла, как будто ее знобило, несмотря на жару; склонившись над нею, спиной к нам, стоял неподвижно Том. Рядом полицейский в шлеме мотоциклиста, усиленно потея и черкая, записывал фамилии в маленькую книжечку. Откуда‑ то несся все тот же прерывистый стон, гулко отдаваясь в пустоте гаража; я огляделся и тут только увидел Уилсона – он стоял на высоком пороге своей конторки, обеими руками вцепившись в дверные косяки, и раскачивался из стороны в сторону. Какой‑ то человек уговаривал его вполголоса, пытаясь положить ему руку на плечо, но Уилсон ничего не видел и не слышал. Он медленно скользил взглядом от лампочки под потолком к тому, что лежало на верстаке, тотчас же снова вскидывал глаза на лампочку; и все время звучал его страшный, пронзительный вопль: – Боже мой! Боже мой! Боже мой! Боже мой! Том вдруг рывком поднял голову, оцепенело посмотрел по сторонам и что‑ то пробормотал, обращаясь к полицейскому. – М‑ и… – по буквам говорил полицейский, записывая, – к… – Нет, х… – поправлял его грек. – М‑ и‑ х… – Да слушайте же! – повысил голос Том. – А… – говорил полицейский. – Э… – Л… – Л… – Тут широкая рука Тома тяжело упала ему на плечо, и он оглянулся. – Ну, чего вам надо? – Как это случилось? Я хочу знать, как это случилось. – Автомобиль сшиб ее. Задавил насмерть. – Задавил насмерть, – повторил Том, глядя в одну точку. – Она выбежала на дорогу. Мерзавец даже не остановился. – Шли две машины, – сказал Михаэлис. Одна оттуда, другая – туда, понятно? – Куда – туда? – быстро спросил полицейский. – Одна из города, другая в город. Ну вот, а она… – он было поднял руку в сторону верстака, но сразу же уронил, – … она выбежала на дорогу, и та машина, что шла из города, прямо на нее налетела. Еще бы – скорость‑ то была миль тридцать или сорок, не меньше. – Как называется это место? – спросил полицейский. – Никак. У него нет названия. Рослый, хорошо одетый мулат выступил вперед. – Машина была желтая, – сказал он. – Большая желтая машина. Совсем новая. – Вы что, были при этом? – Нет, но эта машина обогнала меня на шоссе. Она шла со скоростью больше чем сорок. Пятьдесят верных, а то и шестьдесят. – Подойдите сюда и скажите вашу фамилию. Эй, дайте ему пройти, мне нужно записать его фамилию. Должно быть, кое‑ что из этого разговора долетело до Уилсона, по‑ прежнему раскачивавшегося в дверях конторки, – его стоны стали перемежаться новыми выкриками: – Я знаю, какая это была машина! Знаю, без вас знаю! Я увидел, как напряглась под пиджаком спина Тома. Он поспешно подошел к Уилсону и крепко схватил его за плечи. – Ну, ну, возьмите себя в руки, – грубовато подбодрил он. Уилсон глянул на Тома и хотел было выпрямиться, но колени у него подогнулись, и он упал бы, если бы не железная хватка Тома. – Выслушайте меня, – слегка встряхнув его, сказал Том. – Я только сию минуту подъехал. Я вам привел свой старый «форд», как мы уговаривались. Та желтая машина, на которой я проезжал здесь днем, была не моя – слышите? Я только доехал на ней до Нью‑ Йорка, а больше и в глаза ее не видал. Том говорил тихо, и никто, кроме меня и мулата, стоявших неподалеку, не мог разобрать его слов, но самый звук его голоса заставил полицейского насторожиться. – О чем вы там? – строго спросил он. – Я его приятель. – Том, не отпуская Уилсона, повернул голову к полицейскому. – Он говорит, что знает машину, которая это сделала. Она желтого цвета. Следуя какому‑ то неясному побуждению, полицейский подозрительно взглянул на Тома. – А какого цвета ваша машина? – Синего. Двухместный «форд». – Мы только что из Нью‑ Йорка, – сказал я. Кто‑ то, ехавший следом за нами по шоссе, подтвердил это, и полицейский снова занялся Михаэлисом. – Ну давайте опять сначала, по буквам… Приподняв Уилсона точно куклу, Том внес его в конторку, усадил в кресло и вернулся к двери. – Кто‑ нибудь идите, побудьте с ним, – коротко распорядился он. Двое мужчин, из тех, кто стоял поближе, поглядели друг на друга и неохотно двинулись к конторке. Том пропустил их мимо себя, затворил за ними дверь и отошел, стараясь не смотреть в сторону верстака. Поравнявшись со мной, он шепнул: «Поехали! » С чувством неловкости мы протолкались сквозь прибывшую толпу – Том властным напором плеч прокладывал дорогу, – и у самого выхода встретился нам спешивший с чемоданчиком врач, за которым послали полчаса назад, вероятно понадеявшись на чудо. Сначала Том ехал совсем медленно, но за поворотом шоссе он сразу нажал на педаль, и мы стремглав понеслись в наступившей уже темноте. Немного спустя я услышал короткое, сдавленное рыдание и увидел, что по лицу Тома текут слезы. – Проклятый трус! – всхлипнул он. – Даже не остановился!
Дом Бьюкененов неожиданно выплыл нам навстречу из купы темных, шелестящих листвою деревьев. Том затормозил почти напротив крыльца и сразу посмотрел вверх; на увитой виноградом стене светились два окна. – Дэзи дома, – сказал он. Когда мы выбрались из машины, он взглянул на меня и слегка нахмурился. – Надо было мне завезти тебя в Уэст‑ Эгг, Ник. Сегодня все равно делать больше нечего. Какая‑ то перемена совершилась в нем; он говорил уверенно и с апломбом. Пока мы шли через освещенную луной площадку перед домом, он коротко и энергично распоряжался: – Сейчас я по телефону вызову тебе такси, а пока вы с Джордан ступайте на кухню, и пусть вам дадут поужинать – если вы голодны. – Он распахнул перед нами дверь. – Входите. – Спасибо, не хочется. Такси ты мне, пожалуйста, вызови, но я подожду здесь, на воздухе. Джордан дотронулась до моего локтя. – Зайдите, Ник, посидим немного. – Спасибо, не хочется. Меня поташнивало, и хотелось остаться одному. Но Джордан медлила уходить. – Еще только половина десятого, – сказала она. Нет уж, баста – я чувствовал, что сыт по горло их обществом: «Их», к моему собственному удивлению, в данном случае включало и Джордан. Вероятно, это было написано у меня на лице, потому что она вдруг круто повернулась и убежала в дом. Я присел на ступеньку, опустил голову на руки и сидел так несколько минут, пока не услышал в холле голос лакея, вызывавшего по телефону такси. Тогда я поднялся и медленно побрел по аллее, решив дожидаться у ворот. Я не прошел и двадцати шагов, как меня окликнули по имени, и на аллею, раздвинув боковые кусты, вышел Гэтсби. Должно быть, в голове у меня черт знает что творилось, так как единственное, о чем я в эту минуту подумал, это что его розовый костюм как будто светился при луне. – Что вы здесь делаете? – спросил я. – Ничего, старина. Просто так, стою. Почему‑ то мне показалось странным такое занятие. Я был даже готов предположить, что он замышляет ограбить дом. Меня бы не удивило, если бы из глубины кустарника за его спиной выглянули зловещие физиономии «знакомых Вулфшима». – Вы что‑ нибудь видели на шоссе? – спросил он после короткого молчания. Он помялся. – Она – совсем? – Да. – Я так и думал; я и Дэзи так сказал. В таких случаях лучше сказать правду. Конечно, это потрясение, но она с ним справилась. Он говорил так, словно только это и имело значение: как перенесла случившееся Дэзи. – Я вернулся в Уэст‑ Эгг кружным путем, – продолжал он, – и оставил машину в своем гараже. По‑ моему, нас никто не видел, но ведь наверно не скажешь. Он мне был теперь так неприятен, что я не стал его разуверять. – Кто была эта женщина? – спросил он. – Жена владельца гаража, ее фамилия Уилсон. Как это, черт возьми, произошло? – Понимаете, я не успел перехватить… – Он запнулся, и я вдруг все понял. – За рулем была Дэзи? – Да, – не сразу ответил он – Но я, конечно, буду говорить, что я. Понимаете, Дэзи очень нервничала, когда мы выехали из Нью‑ Йорка, и думала, что за рулем ей легче будет успокоиться, а эта женщина вдруг бросилась к нам, и как раз другая машина навстречу. Это произошло буквально в одну минуту, но мне показалось, что она хотела нам что‑ то сказать, может быть, приняла нас за кого‑ то знакомого. Дэзи сначала крутнула в сторону от нее, но тут эта встречная машина, и она растерялась и крутнула обратно. Хватая руль, я уже почувствовал толчок. Вероятно, ее задавило насмерть. – Разворотило всю… Он вздрогнул. – Не надо, старина… Ну, а потом – я просил Дэзи остановиться, но она не могла. Пришлось мне использовать ручной тормоз. Тогда она повалилась мне на колени, и дальше уже повел я. – К утру она совсем оправится, – продолжал он после короткой паузы. – Но я побуду здесь, на случай, если он вздумает мучить ее из‑ за того, что вышло в «Плаза». Она заперлась в своей спальне, а если он станет ломиться к ней силой, она мне даст сигнал – включит и выключит свет несколько раз подряд. – Ничего он ей не сделает, – сказал я. – Ему не до нее. – Я ему не доверяю, старина. – Сколько же вы намерены тут простоять? – Хотя бы и до утра. Во всяком случае, пока все в доме не улягутся. Мне пришла в голову новая мысль. Что, если Том узнал, что за рулем была Дэзи? Он мог усмотреть тут какую‑ то связь, мог подумать… мало ли что он мог подумать. Я оглянулся на дом. Два или три окна нижнего этажа были ярко освещены, да наверху теплились мягким розовым светом окна Дэзи. – Подождите меня здесь, – сказал я. – Пойду послушаю, не слышно ли чего в доме. Я по краю газона вернулся назад, стараясь не хрустеть гравием, пересек площадку и на цыпочках поднялся на крыльцо. В гостиной занавеси на окнах не были задернуты, и можно было сразу увидеть, что там никого нет. В конце той вер вериницы, где мы обедали в первый мой приезд, три месяца назад, желтел небольшой прямоугольник света – вероятно, окошко буфетной. Туда я и направился. Штора была спущена, но я нашел место, где она чуть‑ чуть не доставала до подоконника. Дэзи и Том сидели друг против друга за кухонным столом, на котором стояло блюдо с холодной курицей и две бутылки пива. Он что‑ то горячо доказывал ей и в пылу убеждения накрыл рукой ее руку, лежавшую на столе. Она время от времени поднимала на него глаза и согласно кивала. Им было невесело; курила лежала нетронутая, пива в бутылках не убавилось. Но и грустно им не было. Вся сцена носила характер привычной интимности. Казалось, они дружно о чем‑ то сговариваются. Спускаясь на цыпочках с крыльца, я услышал фырканье такси, искавшего, должно быть, поворот к дому. Гэтсби ждал на том месте, где я его оставил. – Ну как, ничего не слышно? – с тревогой спросил он. – Нет, все тихо. – Я постоял в нерешительности. – Едемте со мной, вам нужно поспать. Он покачал головой. – Я подожду, пока Дэзи не погасит свет, – тогда буду знать, что она легла. Спокойной ночи, старина. Он засунул руки в карманы и поспешил отвернуться, как будто мое присутствие нарушало торжественность его священного бдения. И я пошел, а он остался в полосе лунного света – одинокий страж, которому нечего было сторожить.
|
|||||||
|