|
|||||||
Умри ради меня 13 страницаТяжело было представить, что Винсент убивал людей, настоящих людей или ревенантов. Хотя теперь, когда я увидела, как отлично он сражается, я понимала, что он и его друзья могли бы, наверное, справиться с целой армией. Но что представлял собой человек, который половину столетия только и думал, что о мести? Да, в нем таилось нечто холодное и опасное, то, что и привлекло, и встревожило меня, когда мы встретились… но все это имело свои причины. И теперь я знала, в чем они состоят. Я представила, как лицо Винсента искажается от ярости, и вздрогнула при этой мысли. – В чем дело, Кэти? – спросил он. – Может, ты хочешь, чтобы я убрал эту фотографию? Я только теперь заметила, что продолжаю смотреть на портрет Элен. – Нет! – воскликнула я, оборачиваясь к Винсенту. – Нет, Винсент. Она – часть твоего прошлого. И меня совсем не пугает то, что ты продолжаешь думать о ней. Не успев договорить, я поняла, что лгу. Меня пугала эта прекрасная девушка. Единственная любовь Винсента. И хотя ее прическа и одежда надежно удерживали Элен в далеком прошлом, все же Винсент так тщательно охранял память о ней, что это воздействовало на все, что он делал – и чего не делал, – с тех самых пор, как она умерла. – Все это было очень давно, Кэти. Правда, иной раз мне кажется, что все случилось только вчера, но обычно чудится, что прошла целая жизнь. Да и в самом деле прошла целая жизнь. Элен ушла, и я надеюсь, что ты мне поверишь, если я скажу, что тебе не с кем состязаться, ни с ней, ни с кем‑ либо еще. Он как будто хотел добавить что‑ то еще, но не мог подобрать слов. Я не стала его подталкивать. Меня устраивало то, что мы, наконец, оставили тему прежних возлюбленных. Я взяла Винсента за руку и отвела в сторону. Но хотя фотографии остались за спиной, неуверенность меня не покинула. – Ты тут посиди пока, я скоро вернусь, – сказал Винсент и вышел из комнаты. Я обратила свое внимание на книжные полки, где выстроились томики на разных языках, все вперемешку. Немалую часть книг на английском я знала. «Надо же, у нас одинаковые вкусы», – с улыбкой подумала я. Заметив на нижней полке ряд пухлых альбомов с фотографиями, я вытащила один из них и открыла. На внутренней стороне обложки стояла написанная от руки дата: «1974–78», и я хихикнула, начав перелистывать страницы и рассматривая снимки Винсента в выразительной одежде хиппи, с длинными волосами и баками. Хотя в этом стиле самом по себе, определенно, было что‑ то глупое, Винсент все равно выглядел таким же привлекательным, как сегодня. В нем ничего не изменилось, кроме стиля в одежде. Я перевернула следующую страницу и увидела Эмброуза и Юла, стоящих рядом с огромным африканцем. На следующей странице была Шарлотта с яркой косметикой и в едва заметном платьице; она стояла рядом с Шарлем, похожем на певца Джима Моррисона в молодости: растрепанные волосы, без рубашки, на шее – бусы в несколько рядов. Я невольно громко рассмеялась при виде этого снимка. – Что нашла смешного? – спросил Винсент, закрывая за собой дверь. Он поставил на стол бутылку с водой и два стакана и подошел ко мне. – А, обнаружила мой тайный запас снимков для шантажа! – Покажи и другие, им просто цены нет, – сказала я, наклоняясь и ставя альбом на место. Выпрямившись, я обнаружила, что Винсент находится в нескольких дюймах от меня. – Ох, не знаю, Кэти… Это слишком ранит мою гордость – позволить тебе увидеть себя в виде клоуна в течение почти всего двадцатого века. Тебе это дорого обойдется. – Сколько? – выдохнула я, ошеломленная его внезапной близостью. И невольно облизнула губы. – Хмм… Дай подумать, – прошептал Винсент, обхватывая меня за талию и прижимая к себе. Его пальцы скользнули к моей пояснице, и от этого у меня ноги стали как ватные. – Пожалуй, придется тебе заплатить несколькими поцелуями вот сюда… Он наклонил голову, его губы очутились в дюйме от моего уха, теплое дыхание коснулось кожи. По всему моему телу пробежали мурашки, когда Винсент прижался ртом к моей шее сбоку. Я вздрогнула и инстинктивно глубоко вздохнула, когда он стал целовать меня, медленно продвигаясь к горлу. Когда он добрался до ямочки между ключицами, то остановился и сказал: – А может, сюда… И я почувствовала, как он осторожно дотронулся кончиком языка до ямочки. Я застонала и обняла его за шею. Он прижал меня крепче и продолжил медленно, дразнящее целовать мое горло, пока не добрался до подбородка. Моя голова сама собой откинулась назад, и он подхватил меня ладонью под затылок, пока его губы добирались от подбородка к губам. – Или сюда, – пробормотал он, прежде чем легко, очень легко коснуться моих губ. Все мое тело напряглось от предвкушения. Я ждала, но больше ничего не произошло. Заставив себя открыть глаза, я увидела, что глаза Винсента закрыты и что его лоб наморщился от напряжения. Он начал медленно отодвигаться от меня, его объятия ослабели. Я ждала целую секунду. А потом в отчаянии обхватила его лицо ладонями и притянула к себе. Когда наши губы встретились, я сама прижалась к нему изо всех сил. Винсент чуть заметно качнулся вперед и вскинул одну руку, чтобы опереться на стену. Я ощутила плечами книжную полку и прислонилась к ней, прижимая к себе Винсента. – Уау! – наконец выговорил он, выворачиваясь из моих рук. Отступив на шаг назад, он, задыхаясь, не позволил мне приблизиться к нему. – Кэти, я же не пытаюсь сбежать, – произнес он с насмешливым упреком. – И еще должен предупредить тебя, что моя спальня – не лучшее место для нападения на меня. Здесь я чувствую себя слишком слабым, кровать‑ то всего в двадцати футах от нас… Я попыталась сосредоточиться на его словах, но никак не могла вернуться в реальный мир. – Ты выглядишь слишком соблазнительно, – продолжил Винсент, тяжело дыша. – Так что мне довольно трудно устоять перед соблазном затащить тебя в постель прямо здесь и сейчас. Он повернулся и быстро отошел от меня; раздвинув занавески и открыв окно, он впустил в комнату холодный ноябрьский воздух. Я почувствовала, как ледяное дыхание улицы слегка разгоняет туман в моей голове, и села на пол рядом с полками. – Пожалуй, вон там тебе будет удобнее, – сказал Винсент, подхватывая меня на руки и перенося на диван. Потом он поставил передо мной стакан воды. – Не желаете ли остудить свой пыл, мадемуазель? – промурлыкал он с веселой улыбкой. Я благодарно кивнула и жадно осушила стакан. Потом, протянув его обратно Винсенту, я развернулась к спинке дивана, чтобы спрятать лицо. «Ох, боже… Что я такое натворила? » – думала я, приходя в ужас от воспоминания о том, как набросилась на Винсента как раз в тот момент, когда он сам сообразил, что пора остановиться. – Ну что, Кэти? – хихикнул Винсент, силой отводя мои ладони от пылающего лица. – Извини… – с трудом выговорила я. Потом откашлялась. – Извини, я… я так налетела на тебя, да еще в твоей собственной комнате… Вообще‑ то я не… – Все в порядке, – перебил меня Винсент, но вид у него был такой, словно он только что свалился с горы. Или вот‑ вот лопнет. – Нет, не в порядке. Вообще‑ то у меня нет привычки вот так бросаться на людей. Я хочу сказать, я, конечно, уже целовалась в своей жизни, даже с тремя ребятами, но я в первый раз вот так потеряла голову. Это как‑ то… неловко. И я сама удивилась… Винсент перестал, наконец, сдерживаться и захохотал во все горло. Потом, наклонившись ко мне и поцеловав в лоб, он сказал: – Что ж, это был приятный сюрприз, Кэти. Дождаться не могу, когда снова выпадет такой шанс… но не здесь. В каком‑ нибудь более безопасном месте. Вроде Эйфелевой башни, и чтобы рядом топталась сотня японских туристов. Я кивнула, втайне испытывая облегчение оттого, что Винсент желал продвигаться вперед не спеша, но в то же время гадала, почему это так. Винсент угадал мои мысли. – Это не значит, что я не хочу… зайти дальше. Поверь мне. Очень хочу. – Глаза Винсента пылали. Мое сердце колотилось как сумасшедшее. – Просто не сейчас. Я хочу насладиться тем, чтобы дать тебе возможность познать… многое, не доходя до главного. – Он скользнул пальцами по моему подбородку, по шее. – Ждать будет просто здорово, вот увидишь, хотя и не так легко. Когда он наклонился, чтобы еще раз легонько коснуться губами моих губ, я почувствовала себя так, словно выиграла в качестве приза Идеального Кавалера. Мне конец. «Хотя прямо сейчас мне хотелось бы, чтобы он не был таким уж идеальным», – подумала я, потому что у меня ужасно подскочила температура из‑ за того, что он отодвинулся от меня. Стараясь хоть как‑ нибудь отвлечься, чтобы избежать самовоспламенения, я поправила одежду и немножко пригладила встрепанные волосы. – Лучше нам пойти куда‑ нибудь, пока я сам не забыл собственные слова. Я провожу тебя домой, – сказал Винсент, беря наши куртки и мою сумку. Открыв дверь, он ждал, когда я до нее доберусь. – Должен сказать, я вообще‑ то подозревал нечто в этом роде, – загадочным тоном произнес он. – Подозревал что? – не поняла я. – Что в этой с виду старомодной девушке на самом деле скрывается дикая львица, – засмеялся Винсент. Закусив губы, я проскочила мимо него в коридор.
Когда я возвращалась домой тем вечером, это было похоже на пробуждение от долгого сна. Находясь рядом с Винсентом, я как‑ то забывала обо всей этой зловещей путанице с ревенантами, но все равно чувствовала себя так, словно бродила по фантастическим пейзажам Сальвадора Дали. Мир Мами и Папи после двадцати четырех часов пребывания в сюрреалистической картине выглядел невероятно спокойным и утешающим. – Ну и как? – спросила меня Джорджия, когда мы уселись ужинать. – Как теперь обстоят дела с Винсентом? Помогла тебе вечеринка в пижамах, решили вы свои проблемы? Она хитро усмехнулась, бросая в рот маленький кусочек хлеба. Мами укоряющее похлопала ее по руке и сказала: – Кэти сама нам расскажет то, что захочет рассказать, если решит, что нам нужно это знать. – Все в порядке, Мами, – откликнулась я. – Джорджия просто не может удержаться от любопытства по отношению к моим делам, потому что о своих делах ей сказать нечего! – Ха! – отреагировала Джорджия. Папи закатил глаза к потолку, явно не понимая, как его мирный дом мог с такой скоростью превратиться в некое подобие женского клуба. – Ну и? – спросила Джорджия, на этот раз льстивым тоном. – Да, похоже, мы во всем разобрались, – сказала я и, повернувшись к Мами, спросила: – А можно, он завтра придет к нам на ужин? – Конечно, – ответила бабушка с широкой улыбкой. – Ого‑ го! – воскликнула Джорджия. – Кэти больше не будет сидеть взаперти в своей спальне! Надо мне пойти к этому парню и лично его поблагодарить. – Эй, довольно, Джорджия! – остановил ее Папи. – Сможешь поблагодарить его завтра вечером, – сказала я и поспешила сменить тему.
В семь тридцать на следующий вечер я получила от Винсента сообщение: «Привет, моя красавица. Не сообщишь мне код вашей входной двери? » Я отправила ему четыре цифры и две буквы, и минутой позже прозвенел дверной звонок. Я нажала кнопку интерфона, открывая дверь на лестницу. – Третий этаж, налево, – сообщила я в микрофон. Мой пульс основательно участился, когда я открыла входную дверь и вышла на площадку, ожидая Винсента. Он в одно мгновение одолел все три этажа, держа в одной руке огромный букет цветов, а в другой – какой‑ то пакет. – Это для твоей Мами, – сообщил он, быстро наклоняясь и целуя меня в губы. Мое сердце колотилось уже просто оглушительно. Винсент вопросительно вскинул брови. – Предложишь мне войти или хочешь узнать, сумею ли я переступить порог без приглашения? – И добавил шепотом: – Я же ревенант, а не вампир, детка! Выражение его лица заставило меня забыть о волнении, и, глубоко вздохнув, чтобы взять себя в руки, я потянула его за руку в квартиру. – А вот и Мами, – пробормотала я, когда бабушка вышла к нам из кухни. Она утром посетила свой салон красоты и теперь выглядела невероятно элегантной в черно‑ белом шерстяном платье и на каблуках в четыре дюйма. – Так вы и есть Винсент, – сказала она, целуя его в обе щеки. Запах гардении окутал нас. Мне очень нравились бабушкины духи… Она отступила на шаг, чтобы как следует рассмотреть Винсента. Похоже, Мами его высоко оценила, судя по выражению ее лица. – Это вам, – сказал он, протягивая ей здоровенную цветочную гору. – О, это же от Кристиана Тору! – воскликнула Мами, сразу заметив карточку флориста. – Как мило! – Давай куртку, – предложила я, и Винсент быстро снял ее, оставшись в ярко‑ голубой хлопковой рубашке, заправленной в темно‑ коричневые вельветовые брюки. Я просто поверить не могла в то, что этот убийственно красивый юноша принарядился и принес цветы только для того, чтобы произвести впечатление на моих родных. И сделал это ради меня. – Папи, позволь представить тебе Винсента Делакруа, – сказала я, когда из своего кабинета появился дед. – Рад с вами познакомиться, сэр, – вежливо произнес Винсент, когда они пожимали друг другу руки. Потом поднял свой пакет и сказал: – Это для вас. Заглянув в пакет, Папи извлек из него бутылку и был явно поражен, когда присмотрелся к этикетке. – Шато Марго, сорок седьмой год? Где ты это отыскал? – Это подарок от моего дяди, он сказал, что уже имел удовольствие познакомиться с вами, мадам, – ответил Винсент, глядя на Мами. – Вот как? – с нескрываемым любопытством произнесла Мами. – Он совсем недавно приносил вам картину на реставрацию. Месье Гримо де ла Ренье. У Мами расширились глаза: – Жан‑ Батист Гримо де ла Ренье – твой дядя? Винсент кивнул. – Да, я живу у него с тех пор, как умерли мои родители. – Ох… – выдохнула Мами и ее взгляд смягчился. – Как жаль… в этом вы с Кэти схожи. Испугавшись, как бы мои родные не начали задавать слишком много вопросов, я взяла Винсента за руку и повела в гостиную. – Не хочешь чего‑ нибудь выпить? – спросил Папи, когда мы устроились у камина. – Легкий коктейль? – Было бы неплохо, спасибо, – кивнул Винсент. – Да и я не откажусь, – сказала я. Папи вышел, и как раз в это мгновение в гостиной появилась Джорджия. В зеленом шелковом платье она выглядела просто ошеломительно, и мое собственное платье, простое, черное, выглядело по сравнению с нарядом сестры настоящей тряпкой. Винсент вежливо встал. – Джорджия, – начал он, – я знаю, что Кэти уже извинилась за меня, когда мы бросили тебя там, в ресторане. Но я хотел и сам принести извинения. Я бы ни за что не поступил подобным образом, если бы не состояние Эмброуза. И все равно это было непростительно. – Я всегда считала себя человеком понимающим, – сказала Джорджия с очень легким южным акцентом. – И если бы не был так хорош, я совсем не уверена, что простила бы тебя. Но, учитывая обстоятельства… – Она умолкла, неторопливо целуя его в обе щеки. – Бога ради, Джорджия! – воскликнула я, недоверчиво качая головой. – Оставь мне хоть немножко! – Я это понимаю так, что я прощен, – со смехом произнес Винсент.
Обеды и ужины во Франции могут тянуться часами. Особенно когда приглашены гости. К счастью, поскольку назавтра был школьный день, мы провели всего по полчаса за каждой переменой блюд. Мне совсем не хотелось, чтобы мои бабушка с дедушкой имели вдоволь времени и вышли бы за рамки простой вежливой беседы, проявляя слишком глубокий интерес к моему загадочному гостю. – Итак, Винсент, я полагаю, ты студент? – спросил Папи, наслаждаясь горячими закусками. Винсент ответил, что изучает право. – В таком юном возрасте? Извини за любопытство, но сколько тебе… Дед умолк, не закончив фразу, чтобы не задавать прямой вопрос, что было бы уж слишком невежливо. – Мне девятнадцать. Но мой дядя нанимал мне частных учителей, так что я на пару лет обогнал сверстников. – Повезло тебе! – одобрительно кивнул Папи. После этого Винсент пресек личные вопросы тем, что начал расспрашивать сам. Папи с удовольствием рассказал ему о своем бизнесе и о путешествиях, которые он предпринимал ради поиска интересных вещей, о том, что такой поиск заводил его в самые разные места, от Среднего Востока до Северной Африки. Винсент упомянул о своем интересе к антиквариату и к древнему оружию, и этой темы хватило на время главного блюда, нежного как масло бифштекса. Мами поинтересовалась у Винсента о коллекции живописи, принадлежавшей его дяде, и явно была поражена знаниями юноши о художниках, стилях и периодах. К тому времени, когда мы добрались до десерта, Винсент и мои родные уже болтали и смеялись так, словно знали друг друга долгие годы. Винсент и Джорджия поддразнивали друг друга и меня, и я видела, как бабушка переводит взгляд с Винсента на меня и обратно, явно довольная тем, что видит. И наконец, мы устроились в уютных креслах в гостиной с эспрессо без кофеина и блюдом шоколадных конфет, и Мами спросила Винсента, не хочет ли он прийти к нам снова – через две недели. – Девятого декабря у Кэти день рождения, ей исполняется семнадцать, а поскольку она отказывается устраивать настоящий прием, мы подумали, что можем просто по‑ семейному поужинать дома. – Вот это действительно интересно! – сказал Винсент, широко улыбаясь мне. Я схватилась руками за голову. – Да не хочу я устраивать суету из‑ за этого дня рождения! Винсент окинул взглядом остальных и заявил: – Ничего не поделаешь, другим‑ то этого хочется! – Значит, договорились? – спросила Мами, одобрительно поглядывая на меня. Я скривилась, но согласно кивнула. – Ну, если уж тут начали направо и налево раздавать приглашения, как насчет того, чтобы пойти куда‑ нибудь со мной и Кэти вечером в пятницу, а, Винсент? – спросила Джорджия. – Я бы с удовольствием, но у меня уже есть планы на тот вечер. – И Винсент подмигнул мне. – И без Кэти, так? – с вызовом бросила Джорджия. – Ну, а она обещала моему другу Люсьену прийти в его клуб на вечеринку. И судя по тому, что я слышала, тебе бы лучше составить ей компанию, потому что он обещал собрать целую толпу самых красивых парней, каких только можно себе представить… – Джорджия замолкла на полуслове, увидев, как вдруг помрачнело лицо Винсента. – Ты говоришь о Люсьене Пойтевине? – спросил он. Джорджия кивнула. – Ты его знаешь? Винсент мгновенно налился гневной краской. Выглядел он так, словно готов был вот‑ вот взорваться. – Я знаю о нем. И честно говоря, даже если бы я не был занят в пятницу, мне все равно пришлось бы отказаться. Я видела, что Винсенту приходится прилагать огромные усилия к тому, чтобы выглядеть спокойным. – Винсент! – шепнула я. – Что… Он заставил меня замолчать, схватив мою руку и нечаянно (я надеюсь) сжав ее так, что мне стало больно. «Вот это уже совсем никуда не годится», – подумала я. – И кто же такой этот Люсьен Пойтевин? – строго спросил Папи, хмурясь на Джорджию. – Просто мой хороший друг, – резко ответила Джорджия, сердито глядя на Винсента. В гостиной стало тихо. Винсент, наконец, чуть наклонился в сторону Джорджии и заговорил самым дипломатичным тоном: – Я бы не стал об этом говорить, если бы не был уверен в этом на все сто процентов, но дело в том, что Люсьен Пойтевин недостоин даже того, чтобы находиться в одной комнате с тобой, Джорджия, а уж тем более – считаться твоим другом. Все одновременно разинули рты. И Джорджия, кажется, впервые утратила дар речи. Вид у нее был такой, словно ее ударили. А потом еще и окатили ледяной водой. Бабушка с дедушкой переглянулись, и ясно было, что они очень встревожены ночными похождениями Джорджии. Джорджия злобно посмотрела на меня и Винсента, а потом резко встала и выбежала из гостиной. Молчание нарушила Мами. – Винсент, не мог бы ты как‑ то объяснить, почему ты думаешь, что Джорджии не следует иметь дела с тем человеком? Винсент не отводил взгляда от кофейной чашки. – Простите, что испортил окончание такого чудесного ужина. Просто я знаю многое о том человеке, и я бы не хотел, чтобы хоть кто‑ то из тех, кто мне дорог, оказался рядом с ним. Но больше я ничего сказать не могу. Еще раз приношу свои извинения за то, что расстроил вашу внучку в вашем собственном доме. Папи, качая головой, вскинул руку, как бы говоря, что беспокоиться не о чем, а Мами встала и начала собирать чашки. Когда я присоединилась к ней, она заговорила: – Не стоит так огорчаться, Винсент. Мы в нашем доме стараемся поддерживать определенный уровень открытости и честности, так что в твоих словах нет ничего дурного. Я уверена, Джорджия сама извинится перед тобой за свою вспышку, когда вы увидитесь в следующий раз. – Я бы не стала этого утверждать, – пробормотала я себе под нос. Услышав мои слова, Винсент мрачно кивнул. – Ну, мне пора, – сказал он. – Уверен, завтра у всех вас немало дел. – Я тебя провожу, – заявила я, намереваясь допросить его с пристрастием, как только мы очутимся снаружи дома. Папи тоже встал, чтобы проводить гостя. Поблагодарив моих родных за приятный вечер, Винсент вышел в коридор. Я пошла следом за ним, взяла куртку и закрыла за нами дверь. – Что… – начала было я. Но Винсент мгновенно прижал палец к губам, и мы оба напряженно молчали, пока не очутились на улице. Как только входная дверь захлопнулась за нашими спинами, Винсент схватил меня за плечи и пристально всмотрелся в мое лицо. – Твоей сестре грозит смертельная опасность. Моя растерянность тут же перешла в тревогу: – О чем ты говоришь? Что не так с этим Люсьеном? – Он мой заклятый враг. Главарь парижских нума. Мне показалось, будто кто‑ то схватил меня и изо всех сил швырнул о кирпичную стену. – Ты уверен, что мы говорим об одном и том же человеке? – спросила я, отказываясь верить в услышанное. – Потому что когда я с ним познакомилась… – Ты с ним встречалась? – задохнулся от ужаса Винсент. – Где? – Да в том самом клубе, куда я ходила с Джорджией потанцевать. – Это то самое место, где ты видела Шарля? – Ну да… вообще‑ то Шарль именно с ним и разговаривал, когда я уходила. Я только не понимаю… – Ох… Это ужасно, – пробормотал Винсент, закрывая глаза. – Винсент! Объясни, наконец, что происходит! – потребовала я, ощущая поднимавшуюся к горлу тошноту. Если Люсьен был таким чудовищем, что это могло означать для моей сестры? Я содрогнулась при мысли о том, как Джорджия тем вечером в клубе обменялась с Люсьеном поцелуем. Она явно ничего не знала о его темных делишках. Джорджия вообще ничего не видит дальше своего носа в том, что касается понимания людей. Бабушка однажды пожаловалась, когда одного из приятелей Джорджии арестовали за грабеж: «Она ничего дурного в людях не видит! Твоя сестра вовсе не глупа, просто у нее полностью отсутствует интуиция». «На этот раз такой недостаток может оказаться фатальным», – подумала я. Винсент достал из кармана телефон. – Жан‑ Батист? Шарля захватил Люсьен. Я уверен. Да… буду через несколько минут. – Пожалуйста, объясни мне! – умоляюще произнесла я. – Мне нужно бежать домой. Можешь пойти со мной? – Нет, – покачала я головой. Я должна была вернуться и разобраться с тем беспорядком, который оставил в нашем доме ураган по имени Винсент. – Я должен идти, – повторил он. – Тогда я тебя немного провожу, – предложила я, – и ты мне все расскажешь по дороге. – Хорошо, – согласился Винсент, беря меня за руку. Мы зашагали по ярко освещенной улице в сторону его дома. – В общем, Кэти… Ты ведь знаешь, что в каждой истории всегда есть плохой парень? – Догадываюсь. – Так вот, в моей истории плохой парень – это Люсьен. – Что ты подразумеваешь под «твоей историей»? – неуверенно спросила я. – Я хочу сказать, это что означает, что вы стоите по разные стороны баррикад? Вы в разных командах? Винсент покачал головой: – Нет. Только он и я. Это давно началось. – Погоди, – пробормотала я, складывая в уме кусочки головоломки. – Это не тот ли тип, о котором вы все то и дело упоминаете? «Тот самый», или как там? – Я помолчала, соображая. – Это не Люсьена ли ты видел в Сен‑ Поле… не его ли Юл заметил поблизости, когда Эмброуза ударили ножом? Винсент кивнул. – И кто же он такой? – Когда он был человеком, во время Второй мировой войны, он состоял во французской милиции, или La Milice, военизированных частях, которые создало управляемое немцами французское правительство, чтобы бороться с Сопротивлением. – Ты говоришь о режиме Виши? – Да. Кроме того, что они преследовали и убивали членов Сопротивления, эти отряды еще и помогали отыскивать иудеев, чтобы отправить их в концентрационные лагеря. Они прославились своим умением пытать; они умели заставить говорить любого, кто попадал им в руки… Если честно, они были куда более опасными для нас, чем гестапо или СС, потому что были французами. Они говорили на нашем языке, они знали топографию городов, они были друзьями и соседями тех людей, которых предавали. – Винсент посмотрел мне в глаза. – Это было страшное время для моей страны. Я кивнула, не говоря ни слова. Мы пересекли авеню с трехполосным движением и пошли дальше. – Люсьен предал сотни человек, а не напрямую – так и тысячи, он отправлял своих соотечественников на смерть, пытал и убивал, чтобы продвигаться вверх по служебной лестнице. Он быстро достиг высокого поста в министерстве информации и пропаганды режима Виши. В июне 1944 года группа бойцов Сопротивления, переодетых в форму милиции, ворвалась в здание министерства информации, куда ради безопасности переехали Люсьен и его жена. Была уже ночь. Бойцы нашли пару в постели и убили обоих. У меня отвисла челюсть. Похоже было на то, что Винсент рассказывал о событиях, в которых участвовал лично… – И ты тоже там был? – решилась спросить я. Винсент кивнул. – Да, вместе с двумя другими ревенантами. А остальные были людьми, и они не знали, кто мы такие. – Но Люсьен‑ то тогда был человеком! А ты говорил, что ревенанты стараются не убивать людей. – Вообще нам было приказано захватить Люсьена в плен, чтобы он мог ответить за свои преступления по закону. Но среди людей был один, чью семью Люсьен уничтожил лично, и он не смог сдержаться. Он застрелил их. Я вздрогнула, представив себе всю эту картину. В подобных историях всегда ждешь, что зло будет наказано. Но если подумать о том, каково оно в реальности… быть застреленным в постели, вместе с женой… Это было слишком ужасно. – Люсьен в ту ночь запомнил наши лица, и, когда он вернулся в качестве ревенанта, он начал охотиться на нас. Он сумел убить большую часть людей, участвовавших в операции, и со временем добрался и до двух других ревенантов. Остался только один я. Мы уже несколько раз сталкивались с ним, но он не сумел меня убить. И я его – тоже. – Но тогда какого черта Шарль с ним разговаривал? – спросила я. – Ты должна понять… Шарль – совсем не плохой. Он просто запутался. Я говорил тебе, что ему было очень трудно смириться с нашей судьбой. Это ведь действительно нелегко, постоянно умирать и оживать. Когда ты кого‑ нибудь спасаешь, а потом видишь, что этот человек радуется жизни, чувствуешь, что дело того стоит. Но иногда ведь получается не так, как хочется. Например, тот, кого ты спас при попытке самоубийства, повторяет ее, и уже успешно. Юнец, которому ты не дал умереть от наркотика, не видит в том причины изменить свою жизнь и снова окунается в то, из чего ты его вытащил. Как раз поэтому Жан‑ Батист и не хочет, чтобы мы наблюдали за спасенными. Но хуже всего – это когда ты пытаешься кого‑ то спасти и терпишь неудачу. Шарль не сумел спасти ту девочку. Он, конечно, спас другого ребенка, но он не в силах сосредоточиться на успехе. Он одержим провалом. И тем, как теперь чувствует себя мать малышки. У Шарля доброе сердце, – тихо продолжил Винсент. – Может быть, даже слишком доброе и большое. И тот случай стал для него последней соломинкой. Я вижу только одну причину к тому, что Шарль отправился к Люсьену: он просто уже не может выносить нашу жизнь. Он хочет умереть. Если он сам дался им в руки, ему только и нужно, что попросить убить его и сжечь его тело. А они, конечно, будут только рады это сделать. – То есть он задумал самоубийство?! Я остановилась, охваченная ужасом при мысли о том, что Шарль намеренно отправился навстречу окончательной гибели. – Похоже на то. Винсент взял меня за руку и потянул вперед. Мы уже почти дошли до его дома. – Но если Люсьен – настоящий убийца, то… что будет с Джорджией? История Шарля меня потрясла, но в тот момент я могла думать только об опасности, грозившей моей сестре. – Какие между ними отношения? – спросил Винсент. – Похоже на то, что они встречаются… что у них настоящие свидания. – Думаешь, это всерьез? – У Джорджии ничего не бывает всерьез. Винсент немножко подумал: – Вокруг Люсьена всегда много женщин, и у него вроде бы нет причин убивать кого‑ нибудь вроде Джорджии. И если она сама не впутается в дела его банды, то, скорее всего, худшее, что ей грозит, так это то, что Люсьен ее как‑ то использует, а потом прогонит.
|
|||||||
|