ГЛАВА ВТОРАЯ

В затемненной комнате Коул, опершись о спинку кровати, закрыл глаза. Трудно было поверить, но настроение у него было еще хуже, чем больная голова и живот, уж не говоря о пульсирующей боли в правом предплечье. Вчера он выпил огромное количество виски, потому что, извлекая проклятую пулю, доктор посвятил этому, как показалось, целые часы.

Когда же док извлек ее, то сообщил Коулу, что пуля, затронув кость, так серьезно ее повредила, что его рука будет восстанавливаться месяцы, вначале в гипсовой повязке, а потом много времени уйдет на то, чтобы он снова мог пользоваться своей «стреляющей» рукой.

Это сообщение потребовало от Коула полного самоконтроля, чтобы не впасть в ярость на глазах доктора и шерифа. Принимая же во внимание, насколько он был пьян, когда услышал эту новость, ему можно было даже выдать медаль за выдержку. Думать сейчас он мог только о том, что не сможет выполнить еще две работы. Одна была легкая: богатый человек хотел заполучить побольше земли, так что он нанимал Коула, чтобы тот убедил некоего бедного фермера, что ему с семьей будет гораздо лучше продать богатому эти свои несколько акров. Это очень подходило Коулу, потому что все, что тут требовалось, – это болтать, рисуя заманчивую картину земель в других местах. Обычно все покупались на то, что где‑ то там вдали есть эта земля – золотоносная, так что надорвавшийся на работе фермер был даже рад оставить свою пашню.

Вторая работа была потруднее. Скотовод прогонял часть скота через территорию своего врага, и он нанял несколько человек с оружием, чтобы защитить коров и своих ковбоев.

А как сейчас Коулу выполнить эти работы, когда стреляющая рука в гипсе? Он не мог пойти к первому скотоводу и сказать правду: он должен справиться с заказом без оружия. Если эта новость уйдет в народ, очень скоро люди станут нанимать местного проповедника для таких разговоров. Если он не хочет упасть во мнении клиентов, то должен заставить их верить, что опасна каждая работа и для нее нужен человек, который стреляет с опережением.

Но сейчас он вышел из игры на целые месяцы. И все почему? Из‑ за какой‑ то пигалицы, сказавшей ему кое‑ что, что ранило его чувства, вот почему. Он чувствовал себя почти так же, как лучший ученик, получивший свою первую плохую оценку на экзамене по арифметике. И вот кого напомнила ему эта худая маленькая мисс Лэсем: его первого учителя, несчастливого старого коршуна, который беспрестанно повторял ему и другим ученикам, что они ничтожества и никогда не поднимутся выше. Мисс Лэсем заставила его почувствовать, что он должен ей доказать, что чего‑ то стоит, а может быть, и себе тоже. Она заставила его захотеть доказать ей, что он не преступник.

Сейчас же в его голове звучали, как эхо, вопросы – застрелят ли его из‑ за того, что у него ухудшилось зрение или слишком замедлилась реакция, и обе проблемы возникли из‑ за его возраста.

Меняя положение в постели, пытаясь устроиться поудобнее, хотя это не удавалось сделать с мыслями, он внезапно открыл глаза, а потом почти вскрикнул удивленно: мисс Лэсем, как привидение, тихо стояла у его постели в затемненной комнате.

– А вы что здесь делаете? – спросил он, передавая голосом свои выводы, что все случилось по ее вине, что он бы не был там, где он сейчас есть, если бы не она.

– Я пришла, чтобы извиниться, – сказала она спокойным голосом, по которому невозможно было понять, что она думает. Он привык к женщинам, которые рыдали и кидались на него, страдая и повторяя что‑ то вроде: «Помоги мне, помоги мне». Но эта маленькая рыбка была холодной, как лед. – И чтобы вас поблагодарить, – добавила она. – Если бы вы не вмешались, не знаю, что бы могло со мной случиться.

Он почти смягчился, услышав ее слова, и был готов пробормотать что‑ то приютное, как она вдруг сказала:

– Если бы вы не ворвались в банк, оружие бы не выстрелило, грабитель никогда бы меня не схватил. Но все‑ таки, полагаю, эту мысль отбросить нельзя.

Коул опять опустил голову на подушку и поднял глаза вверх.

– Все выглядит так, что мне придется проторчать какое‑ то время не высовываясь, пока я из этого не выберусь. – Он опять взглянул на нее. – Мисс Лэсем, если вы хотите мне помочь, может, покажете мне ваш билет на обратный поезд? Я надеюсь, что вы собираетесь уехать от меня куда‑ нибудь подальше и поскорее, потому что у меня в порядке только одна рука и две ноги, и я опасаюсь, что вы еще что‑ нибудь натворите, и тогда с ними тоже что‑ то случится.

Она, по‑ видимому, не разобралась, что он над ней насмехается, потому что сказала:

– Извините, – и, повернувшись к нему спиной, подняла юбку и вынула кожаный бумажник из потайного кармана, потом повернулась и что‑ то подала ему.

Вначале он не понял, что она ему дала, и, пока вглядывался при слабом освещении, она прошла к окну и подняла штору.

Коул должен был воздержаться от замечания, что у него исключительно хорошее зрение, невзирая на тот факт, что она‑ то ничего не сказала по поводу того, что он не может читать в темной комнате.

– Что это? – резко спросил он.

– Мой билет на поезд.

– Я это понял, но это билет в Уэйко, в Техасе, и что это за список дьявола?

К своему неудовольствию, он повысил голос на последних словах. К верхней части билета был прикреплен список всех отъявленных, опасных, перерезающих глотки и «грабящих‑ собственную‑ мать» преступников, которых он, на свое несчастье, встречал. И даже убил одного из них.

– Что вы собираетесь делать с этими людьми? И почему у вас билет в Уэйко? Почему вы не возвращаетесь домой, где живете?

– В Уэйко я собираюсь потому, что надеюсь разыскать там Малыша Уэйко.

Коул начал говорить, потом ослабел, и его голова опять упала на подушку.

– Вы не против рассказать мне, что вы хотите от этого убийцы, находящегося вне закона, Малыша Уэйко?

Но прежде чем она ответила, он сверкнул глазами.

– Не имеете ли вы в виду предложить ему жениться? – буквально прошипел он.

– Конечно, – ответила она спокойно.

– Вас нужно запереть, вы это понимаете? И кому‑ то нужно защищать вас от самой себя. Вы хоть что‑ нибудь знаете об этих людях из списка?

– С тех пор как я получила письмо от сестры то ее предстоящем визите, у меня было время только для того, чтобы узнать все о вас, мистер Хантер. Несмотря на страх, который вы, видимо, навели на некоторых людей, те, кому вы помогли, сказали о вас только хорошее. Я предположила, что и другие такие же, как вы.

– Вы хотите сказать, что думаете, что и у других гангстеров золотое сердце?

Он не хотел сказать, что это у него золотое сердце, но он бы себя проклял, если бы взял свои слова обратно.

– Считать очень хорошим человека, строящего свою жизнь на отличном владении оружием, я не могу. Сомневаюсь, что у него вообще есть хоть какое‑ то сердце. Но это уже относится к вам и Создателю. Вы будете отвечать Ему, а не мне.

– Леди, – процедил Коул сквозь стиснутые зубы, – вы можете оскорбить человека еще до того, как он узнает, каков его небесный приговор. Хорошо, что вы не родились мужчиной, иначе вы бы не прожили последние двадцать лет. Лучше расскажите мне, что вы планировали делать с этим списком имен.

– Мне кажется все‑ таки, что это не ваше дело, мистер Хантер. Все, что я вам должна, – это извиниться, ну и… вот еще.

Она вынула маленький кожаный мешочек, и он понял, что в нем золотые монеты – по весу и по звяканью. Когда он не протянул руки, чтобы его взять, она положила мешочек на стол около кровати.

– То, что случилось с вами, – это моя ошибка, а я привыкла оплачивать свои долги. Сомневаюсь, что человек вроде вас отложил сколько‑ нибудь на черный день, так что эти деньги позволят вам прожить до того времени, пока вы снова не сможете стрелять в людей. Мне непереносима мысль, что вы из‑ за меня будете жить на улице или в лесу.

И еще раз Коул по ее милости потерял дар речи. Это правда, что он никогда не откладывал ни пенни. А зачем бы он это делал, когда на своей работе никогда не знал, будет ли жив, доживет ли до следующего дня? Никогда раньше – до прошлого года – ему не приходило в голову, что ему уже делается плохо при мысли о спанье на земле и он томится по собственной постели. В самом деле, недавно ему захотелось иметь собственные вещи – вроде удобного кресла. И, может, даже еще шкаф, чтобы в нем были не только эти две рубашки – все, что он когда‑ нибудь имел за свою жизнь.

Но не в том дело, что она сказала правду, он просто не хотел это слышать.

– Я могу вас заверить, мисс, что сумею о себе позаботиться.

Он знал, что лучшая защита – это нападение, поэтому он взял ее список. Она не смогла бы сделать более ужасный список, даже если бы еще над ним поработала.

Он указал на первое же имя. Когда он заговорил, в его тоне слышалось отвращение:

– Этот человек убивает в затылок. Вы введете его в дом, он все украдет у вас и оставит мертвой.

Он передвинул палец вниз по списку:

– Этот умер. Умер. В тюрьме. Повешен. Вот этого я вчера застрелил в банке.

Он поднял брови, как бы показывая: «Я говорю, а вы сами смотрите».

– Вот этот, как змея. Этого застрелили шесть месяцев назад из‑ за мошенничества в карточной игре. Нет. Нет! Где вам дали этот список? Вы его скопировали из полицейских объявлений – «разыскивается»?

– Большинство из них мне назвали, когда я расспрашивала некоторых дам в городке. Я расспрашивала их о мужчинах, которые произвели на них впечатление, из всех тех, кого они встречали когда‑ либо.

– Дамы? – переспросил он. – Они, случайно, не живут в доме дверь в дверь с салуном «Золотая подвязка»?

– Да, там, – ответила она серьезно.

– Кто‑ то должен вас защищать от смой себя. Почему бы вам не уехать, позволив сестре выбрать для вас мужа? Если даже она возьмет мужчину с виселицы, она не сможет найти хуже, чем эти люди. Не пускайте никого из них в свой богатый дом.

Медленно, с ничего не выражающим лицом, она забрала билет и список, лежавшие перед ним.

– Вы, конечно, правы. Кроме того, сестра никогда не поверит, что мужчина женился на мне по какой‑ то другой причине, а не из‑ за денег, так что мой поиск в любом случае скорее бесполезен.

Она глядела на свои руки, натягивая перчатки, помогающие скрывать каждый дюйм кожи. На макушке – маленькая шляпка самого ужасного вида: он бы не удивился, если бы она была из запасов миссионеров.

– Ах, черт, – пробормотал он со вздохом.

Эта вежливая маленькая женщина со своим язычком, способным резать сталь, прямо зацепила его.

– Но вы не так уж плохи, – услышал он свою речь, – держу пари, если вы оденетесь поярче и наденете шляпку с голубым пером, вы будете хорошенькой. Любой мужчина будет вам рад. А что, я видел женщин, таких некрасивых, что птицы в ужасе отлетали в стороны, но и они выходили замуж и имели шестерых малышей, цепляющихся за их юбки.

Она слегка ему улыбнулась:

– Как вы добры, мистер Хантер. Но мне не удалось даже купить мужа.

Прежде чем он успел ей возразить, она подняла голову:

– Я благодарю вас за все, сэр. Я высоко это ценю. Я теперь лучше понимаю, почему люди так любят мою сестру. Это… очень волнующе – быть причиной геройского поступка. Это заставляет чувствовать себя достойной, чтобы кто‑ то рисковал своей жизнью для твоего спасения.

За все время она ни разу не присела, и так же, как раньше, дверь в комнату была открыта на требуемые шесть дюймов. Теперь она пошла к двери, затем – с рукой на дверной ручке – замерла, повернулась и подошла к нему. Наблюдая за ней, он заметил выражение удивления, промелькнувшее на ее лице, и, когда ее лицо утратило железный контроль, перестало быть настороженным, она стала почти хорошенькой. Быстро, под действием импульса, – а он был уверен: она редко его чувствовала, а еще реже слушалась, – она вернулась к его постели, наклонилась и поцеловала его в щеку. Потом вышла так же тихо, как вошла.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒