Два года спустя 7 страница

Мы проехали мимо крошечных бакалейных и мясных лавочек, ремонтных мастерских, магазинчиков, торгующих скобяным товаром, выпечкой, коврами, матрасами, свернутыми циновками, садовой мебелью из белоснежной пластмассы и автомобильными шинами, сваленными кучей прямо на тротуаре. Среди них попался один, где, судя по всему, продавались только тачки, выкрашенные в синий цвет. Я повернулась к спутникам, чтобы указать на эту странность, и на противоположной стороне дороги заметила мула, тянущего длинную повозку, груженную выпотрошенным, разбитым кузовом старинного автомобиля марки «дакия». На капоте сидел мужчина, держащий в руках поводья. За его спиной, внутри автомобильного остова, торжественно восседали три женщины в черных одеяниях и чадрах. Я так и ждала, что они сейчас станут официально приветствовать толпу поднятием рук в длинных, как у королевы, перчатках.

— Смотрите! — воскликнула я.

Но Майлзу было не до того. Он не мог оторвать глаз от дороги, изо всех сил пытаясь увернуться от множества подстерегающих его препятствий, а Джез с Ив были увлечены жарким спором по поводу какой-то рок-группы, о которой я прежде не слышала. Когда они оторвались друг от друга и выглянули в окно, гибридный экипаж вместе с его седоками был уже далеко позади. Перед нами выстроился ряд муниципальных зданий, у каждого стоял вооруженный часовой в форме. За ними виднелись длинные, окрашенные охрой стены крепости, которая производила странное впечатление сооружения одновременно древнего и вполне современного.

Потом за окнами побежала сельская местность, гектары возделанных земель, накрытых полиэтиленовыми пленками и сетками от птиц, поля с посевами стручкового перца, банановыми плантациями, оливковыми, апельсиновыми и лимонными рощами, финиковыми пальмами, на ветках которых висели тяжелые гроздья плодов. Ландшафт постепенно становился все более открытым, почва — красной и сухой. Группы женщин в темно-фиолетовых, желтых и черных платьях ярко выделялись на фоне пыльной рыжеватой земли, на которой они работали. Колючие кактусы самых разных форм и кустарники с острыми шипами образовывали естественные ограждения между полями, где в тени одиноких деревьев сидели пастухи, наблюдая за стадами тощих овец и покрытых черной шерстью коз, которые уничтожали все съедобное, что могли найти под копытами. Совершенно призрачное пространство, в котором все — деревья, скалы, дорога и поля — было покрыто белой пылью, знаменовало собой переход от морского побережья к пейзажам горной местности. Сразу после знака, указывающего каменоломню, на котором был изображен огромный, объеденный с обеих сторон холм из белого камня, будто два великана поспорили, чей кус будет больше, мы свернули с главной дороги. Начался долгий подъем к лабиринту синеватых гор, виднеющемуся на горизонте.

На первой, иногда на второй передаче наш «пежо» то медленно полз вверх, то катился вниз, как по американским горкам, по узенькому, головокружительному серпантину. Виды кругом были столь великолепны, а шансы свалиться в пропасть так велики, что в конце концов все перестали болтать и только изредка делали замечания по поводу страшного обрыва, уходящего вниз с правой стороны.

— Как, интересно, на такой дороге можно разъехаться? — трагическим голосом спросила Ив.

В ту же минуту из-за поворота, кренясь то в одну сторону, то в другую, показался доверху набитый грузовик, увешанный гирляндами талисманов удачи и разрисованный яркими пальмами и верблюдами, и помчался прямо на нас. Мы сразу поняли, что надо срочно сворачивать в первую попавшуюся выемку или расщелину в скале. Иначе нам грозит лобовое столкновение с машиной, в которой находятся люди, больше полагающиеся на судьбу, чем на искусство того, кто крутит баранку. Сидя сзади, я судорожно надавила на несуществующую педаль тормоза.

— Ядрена вошь, мы их чуть не задели! — выдохнул Джез, по очереди заглядывая нам в глаза.

Я попыталась отвлечь себя от сомнений в том, что жизнь моя, будучи в руках Майлза, продлится больше минуты, и посвятила оставленное мне судьбой время сверке окружающего ландшафта с картой этой местности, купленной в магазине «Стэнфорде» в Ковент-Гардене. Напечатана она была в Марокко и не имела абсолютно ничего общего с продукцией Картографического управления, которой я привыкла пользоваться. Масштаб не указан, цвета какие-то странные, дорог на фоне окружающей местности почти не разобрать. Некоторые берберские названия выглядят так экзотически, что мне не удалось произнести в уме даже начальных звуков: что-то вроде «Ими Мкурн», «Ида Угнидиф» и «Тизг Зауин». Через какое-то время роскошная возможность любоваться пейзажами с их суровой романтикой, зубчатыми очертаниями горных вершин, выветренными скальными массивами, каменными террасами и высохшими руслами водных потоков, вдоль которых росли миндальные деревья, взяла верх над глупой обязанностью не отрывать глаз от дороги, и я совершенно успокоилась.

Я совсем не ожидала, что Марокко окажется столь прекрасной страной, хотя красоту ее, пожалуй, не выразишь на языке холмов, покрытых зеленой травкой, с их мягкими складками, и равнин английского сельского пейзажа. Тут скорее понадобился бы другой, особый язык, шершавый, дикий и грубый. Я думала, что люди, обитающие здесь, тоже, наверное, такие же шершавые, дикие и грубые. Иначе им не выжить в этой местности.

Перевал Тизи-н-Таракатин мы проехали, когда солнце уже лениво спускалось к горизонту. Воздух был чист, тени цвета индиго резки. Едва мы пересекли дорогу, вьющуюся по седловине горы, и сделали поворот, как от восхищения у меня перехватило дыхание. Перед нами раскинулась изумительная по красоте, уходящая вдаль к горизонту долина Амельн. Справа над ней нависала отвесная стена горного хребта Джебель аль-Кест.

— Видите там скалу? — спросил Майлз, обернувшись через плечо, и протянул руку по направлению к скалистой стенке.

Я провела мысленную линию от его пальца до скалы, которая была просто изумительной даже на первый взгляд.

— Прямо посередине там проходит освоенный Джо Брауном[33] классический маршрут пятой категории сложности. Он так и называется «Середка». Отличный маршрут, крутой и довольно длинный, ощущение потрясающее, дух захватывает.

Я усмехнулась. Энтузиазм Майлза был заразителен. Нет ничего необычного в том, что практичный йоркширский скалолаз Джо Браун, без сомнения, один из кумиров Джеза, нарек этот маршрут столь прозаично, когда вокруг столько экзотичных берберских названий, произнося которые можно язык сломать. Чем дальше мы ехали по долине, тем становилось веселей. Даже Майлз вроде взбодрился и принялся показывать нам маршруты, по которым они проходили или мечтали об этом: Большая Чешуйка, Старые Друзья, Белая Башня, Черная Колея, Черная Полоска, Большая Плита и Гребень Страждущих. Красные скальные стены нависали над нами на протяжении всего пути. От одной мысли полазить по ним у меня чесались и становились влажными руки. Когда я прикидывала длину вертикалей, меня поочередно охватывало то восхищение, то страх. Некоторые из них были сотни под три метров, а то и больше. Я по таким еще не лазала. Мой опыт исчерпывался скалами, имеющимися у нас в Британии, главным образом с одним уклоном. Маршрут с множеством таковых, да и то не более ста метров, можно найти разве что под ласковым солнышком Корнуэлла. Морские волны нежно лижут там подножие гранитных скал, а после прохождения маршрута всегда можно полакомиться мороженым, которое продают в окошке фургончика на автостоянке. Здесь пришлось бы лезть по скале, причем по незнакомой, в африканской жаре с рассвета и до вечерних сумерек. В этой местности не существует службы спасения, безопасных спусков вниз, а уж тем более фургончика с мороженым, поджидающим тебя на вершине. Украдкой я посмотрела на Ив. Интересно, каково ее впечатление от этих жутких каменных склонов? Но в скалолазании у нее опыта было поменьше, и она вряд ли могла оценить уровень их сложности. Так что все решения придется принимать мне и быть ведущей на маршруте. Я представила себе, что лезу по такой скале только с подругой, и меня вдруг охватила жуть. С одной стороны, мне очень хотелось быть первой, лидировать, с другой — груз ответственности вдруг показался слишком уж большим. В конце концов, возможно, не так уж плохо, что мы оказались в компании двух парней. Они здесь все знают, и скалы, и местность. Скорей всего, для начала мы полезем вчетвером, пока я не привыкну и не изучу маршруты.

Нервы мои все еще трепетали, когда мы достигли конца долины.

Джез с улыбкой обернулся к нам, высунул руку в окно, указал на утес, самый высокий в цепи, и предложил:

— Посмотрите вон туда. Видите? Завтра мы пройдем по нему все вместе. Вам очень понравится. Да, Майлз?

— Восхождение под руководством опытных мастеров! — с язвительной улыбочкой обернувшись через плечо, заявил тот. — Такая вот досталась вам халява. За это будете кормить нас обедом.

— Ага, всю неделю. — Джез подмигнул, а может быть, мне это показалось из-за его косоглазия. — Подъем потрясающий, виды просто сказочные. Паркуемся, проходим через развалины древнего селения, потом по козлиной тропе, а там и скала. Все займет пару часиков, если, конечно, не бегом, как в прошлом году. Тормози, Майлз, приехали!

Тот свернул на немощеную боковую дорогу и остановился. Мы вышли и с удовольствием стали разминать ноги, затекшие за трехчасовую поездку. После автомобильного кондиционера воздух казался сухим и жарким, пахло какой-то плесенью, землистой и пряной одновременно. Я закрыла глаза, смакуя этот запах. Ничего подобного в Британии я не ощущала. Несмотря на это, он казался мне странно знакомым.

— Не так уж и страшно, верно?

Чья-то рука легла мне на плечо, и я даже вздрогнула от неожиданности. Майлз стоял рядом, напряженно уставившись на меня синими глазами. Не знаю почему, но мне это показалось очень странным. Две-три секунды я молча смотрела на него так, словно передо мной стоял инопланетянин. Потом он наконец смущенно отвел глаза в ту сторону, где Джез демонстрировал Ив окружающие скалы.

— Прости, нет, я не об этом думала, — сказала я. — Совсем о другом.

— Маршрут довольно длинный. Здесь почти все такие. Триста метров. В путеводителе сказано, что он пятой категории сложности, но с таким уклоном вряд ли это так. Спокойно можно пройти. Вбил крюк, не понравилось — вынул. — Мы улыбнулись друг другу, и вся неловкость прошла. — Ты только посмотри, — продолжил он. — Потрясающе, верно? Прямо как на картинке. Некоторые просто не видят. В общем-то, да, когда она полностью освещена солнцем, разглядеть легче. Но стоит раз заметить — и все. Уже невозможно не видеть при любом освещении. Это как объемное изображение, магический кристалл.

Я пригляделась. Темно-красная стена ущелья нависала над селением. Я видела глинобитные домики розового и терракотового цветов, разбросанные здесь и там, крохотную белую мечеть и такие же маленькие деревья. Огромные скальные образования пирамидальной формы были будто беспорядочно навалены одно на другое. Их острые грани очерчивали иссиня-фиолетовые тени. Невозможно было судить о размерах, все выглядело поистине грандиозно. Следуя указаниям Майлза, я проследила линию огромного гребня, идущую направо от самой высокой вершины, посмотрела вверх и буквально через мгновение увидела то, что он хотел мне показать. Когда это случилось, я взгляда не могла оторвать. Вот это да! Два глаза, прячущиеся глубоко в тени, длинный нос и закругленная морда! Вот она, Львиная Голова! Очень странно, но сомневаться не приходилось. Сердце мое забилось. Я закрыла глаза, и сразу же за львиным образом в моем воображении проступило черноглазое выразительное лицо какого-то юноши.

Глава 10

Черноглазых мужчин в Тафрауте оказалось много, но ни один не был похож на того, которого я видела в своем воображении. Надо сказать, местные берберы были красивым народом с выразительными и весьма привлекательными чертами лица, гибкими и сильными телами. Я смотрела, как они ходят по улицам города в пыльных халатах, курят и разговаривают, шутят друг с другом и смеются, зачастую держась за руки.

— Это у них здесь не редкость, — сказал Майлз, кивая в направлении шагающей рука об руку парочки немолодых уже джентльменов в халатах с капюшонами и в желтых кожаных туфлях без задников, характерных для этого региона.

— Ага, в первый раз мы даже слегка испугались, — добавил Джез. — Думали, здесь все гомосеки.

— Вот они, плоды просвещения, — рассмеялась Ив. — А я считаю, что это очень даже мило. Разве плохо, если мужчина не скрывает чувств, не боится показать при людях свою привязанность и любовь к друзьям, к родственникам? Думаю, что мир стал бы только лучше, если бы все ходили, взявшись за руки.

Джез посмотрел на Майлза, поднял бровь и предложил:

— Может, и мы прогуляемся?

— А что, давай!

Они взялись за руки и пошли по улице явно с расчетом на публику. Местные, как по команде, повернули к ним головы. Поначалу они были явно озадачены, но потом широко заулыбались. Двое мальчишек в футболках с надписью «Манчестер юнайтед», гонявшие мяч по улице возле кафе, где мы пили кофе и листали свои путеводители, захохотали во все горло, показывая на них пальцем, а потом, с жутковатой точностью пародируя их движения, последовали за ними.

— Не уверена, кто кого лучше передразнивает, — сказала я, но все-таки была рада, что никто из местных не обиделся, глядя, как Джез с Майлзом валяют дурака.

Первые впечатления от городишки были вполне, можно сказать, благоприятные, даже на удивление. Я ведь не знала, что нас может ждать в том месте, где мы собирались пожить. На рекламных фотографиях фигурировали только окрестности, места, удобные для скалолазания. Порой в кадр попадали деревеньки с потрескавшимися глинобитными хижинами, похожие на те, что мы видели под Львиной Головой, очень необычные, потусторонние, что ли. Почти все постройки в Тафрауте были вполне современными. Ряды невысоких домов шли от долины вдоль главной улицы. Первые этажи везде занимали магазинчики и кафе. Я увидела три мечети и гостиницу на холме, построенную в местном старинном стиле. Мы приехали, когда солнце уже опускалось. Женщин на улицах было довольно мало.

— Наверное, добропорядочные хозяйки разошлись по домам готовить для мужчин ужин, — сказала Ив.

Но я была в этом не совсем уверена. Немногие женщины, которые попадались мне, работали на полях или возвращались оттуда домой. Они были с головы до ног закутаны в традиционные в этих местах одежды из черной ткани, которые носились так, чтобы видно было как можно больше рубчиков с искусной, замысловатой вышивкой. На ногах женщин я видела красные кожаные туфли без задников. Они с трудом шагали под тяжестью огромных охапок зелени, собранной, очевидно, на корм скоту. Содержать домашних животных в этой местности, по-видимому, было занятием нелегким. Из растительности по дороге через долину я заметила только кактусы, пальмы, растущие в пересохших руслах речек, и еще какие-то незнакомые мне деревья с прихотливо искривленными стволами и ветками. Они росли на оранжево-красной почве с такой равномерностью и на столь одинаковом удалении друг от друга, что я сразу представила сложную корневую систему, охватывающую под землей территорию каждого из них. Эти корни, как змеи, расползались во все стороны в отчаянных поисках влаги. Несмотря на атрибуты нашего времени — аптеки, автомобили, спутниковые тарелки, — все говорило о том, что этот регион граничит с пустыней, каменистой, сухой и пыльной. Зарабатывать на пропитание здесь очень непросто. В путеводителе я прочитала, что большинство местных мужчин почти весь год работают где-то вдали от дома, в больших городах Марокко. При этом они не утрачивают ценностей берберского народа, его практичности, решительности и строгой этики труда, необходимых для процветания маленького бизнеса где-нибудь в Касабланке или в Марракеше, и посылают деньги домой для поддержания семьи. Говорилось также, что контролирующий долину каменный лев, которого мы видели, приглядывает за женщинами, детьми и стариками, пока мужчины далеко. Я и в самом деле заметила, что почти все мужчины, встреченные нами здесь, либо уже пожилые, либо совсем еще молодые. С такой поддержкой местные женщины, должно быть, энергичны, уверены в себе и в своих силах.

Вот, например, идут по улице две из них, наверное, возвращаются с рынка, в руках у них огромные корзины, полные овощей. Возле булочной они остановились обменяться приветствиями с какими-то молодыми мужчинами. Один из них, совсем еще юноша, почтительно взял руку той, что постарше, и поцеловал, потом отпустил и приложил ладонь к сердцу. Прямо XIV век какой-то, поразительная, поистине рыцарская галантность. Я не удержалась и широко улыбнулась, когда женщины продолжили путь в нашу сторону, о чем-то оживленно беседуя друг с другом. Вот они подошли поближе. Старшая, словно почувствовав на себе мой взгляд, вдруг замолчала и свободной рукой быстро надвинула на лицо покрывало, закрыв рот и нос. Ее спутница немедленно сделала то же самое. Они ускорили шаг и быстро прошли мимо, стараясь не глядеть в мою сторону. Я почувствовала укол в сердце. Мне дали понять, что я для них туристка, чужая в их мире. Что ж, так оно, конечно, и есть.

У мужчин, похоже, с межкультурными связями особых проблем не было. Джез с Майлзом быстро нашли общий язык со своими насмешниками и уже гоняли с ними мяч. Скоро к ним присоединились и парни постарше. Они бегали, толкались, кричали и смеялись с не меньшим жаром, чем детишки.

— Ага, — сказала Ив. — Футбол — это язык межнационального общения.

Мы сидели, разговаривали, прихлебывали кофе и наблюдали, как перед нашими глазами проходила будничная жизнь города. Через дорогу, в тени навеса над витриной парикмахерской, лежали две кошки, полосатые, свирепые, как тигры, с хитрющими глазами и длинными лапами. Как и мы, они предавались созерцанию. В метре от них на боку развалилась большая бродячая собака с тремя щенками, присосавшимися к ее сиськам. Люди, выходящие из заведения, переступали через нее очень осторожно, хотя я где-то точно читала о том, что мусульмане собак не любят, считая их нечистыми животными. Никто, похоже, не совал носа в чужую жизнь. Минута уходила за минутой, мне становилось все легче, спокойней. Маленькая, туго натянутая пружина внутри меня постепенно ослабевала.

Тем вечером мы решили отужинать в ресторане, который Майлз обнаружил еще в первый свой приезд, и тут выяснилось, что в городишке вместе с нами остановились еще как минимум три группы скалолазов. Кое-кто успел побывать в баре отеля, единственном месте здесь, имеющем лицензию на торговлю спиртными напитками, и был уже слегка на рогах. Было много криков, визгливого смеха и шума, когда мы шли, спотыкаясь в темноте, по узенькой улочке между стенами глинобитных домов. Вход в ресторан был озарен богато украшенным светильником, обрамлен побегами гибискуса и бугенвиллеи. На внешней стене яркими, несмешанными красками было нарисовано огромное улыбающееся солнце — вполне подходящий символ для такого городишки и отношения его жителей к жизни. Майлз постучал в дверь, через несколько мгновений она открылась, и мы увидели перед собой высокого человека в синем берберском одеянии и красном платке на голове. Сверкая глазами, он оглядел нас — дюжину скалолазов с Запада — волосатиков в потертых джинсах, отравляющих свежий ночной воздух запахом пива, женщин с бесстыдно непокрытыми головами. Мне невольно пришло в голову, что этот человек может подумать о нас, шумных, грязных, не уважающих никого, только самих себя, всех поголовно безбожников, но он заключил Джеза с Майлзом в объятия, умудрившись при этом захватить огромными ручищами всю компанию, и запустил нас внутрь.

— Мой дом — ваш дом! — объявил он по-английски, хотя и с сильным акцентом.

Мы протопали в заведение, послушно сняли в прихожей туфли и альпинистские кроссовки и расселись там, где нам было указано, на табуретки и скамейки с подушками вокруг низеньких круглых столиков. Мы пировали в мерцании свечей на фоне резной штукатурки и яркой парчи на стенах, наслаждались обильно сдобренной пряностями чечевицей и лепешками, мясом ягненка, поданным прямо в таджине, [34] с черносливом и миндалем, и еще ароматным куриным кускусом с овощами, приправленными ярко-красным соусом. Попробовав его, все мы задохнулись от восхищения и стали умолять написать нам рецепт.

Ресторатор почесал кончик носа.

— Фамильный секрет. Главное — приправа из двадцати с лишним пряностей. Если расскажу, как делается, зачем вам больше сюда приходить? Пропадет все очарование. Тайна — важная вещь в жизни, разве нет?

Произнеся этот монолог, он собрал наши пустые тарелки и проследовал на кухню, шурша синим одеянием.

Мы с Ив, подняв брови, со значением посмотрели друг на друга.

— Какой интересный дядька, скажи?

— Потрясающий, — задумчиво согласилась я.

Мы провели в этой стране всего несколько часов. Нам повсюду встречались люди, сдержанные в манерах, уверенные и непринужденные в поведении. Это казалось весьма привлекательным для человека, привыкшего замечать во всяком лондонце только самонадеянное и нахальное желание показать свое пресловутое превосходство над всеми другими, его неистребимую жажду в каждом видеть соперника, маскирующую неуверенность в себе и недоверие к другим людям.

— Шеи не сверните, — сказал Джез, насмешливо глядя на нас с Ив, когда мы с любопытством пытались заглянуть со своих мест в недра кухни. — Уже опоздали. В прошлом году он познакомил нас с женой.

Потом разговор естественно повернул в русло альпинизма, скалолазания. Мы поговорили и о планах на следующий день. Компания подобралась смешанная по возрасту, возможностям и амбициям. Кроме нас с Ив тут оказались еще три женщины. Одной, в прическе которой пробивалась седина, было уже явно за пятьдесят, две другие, Джесс и Хелен, выглядели помоложе и поярче. Они щеголяли скорее округлостями, чем извилинами. Из пятерых мужчин, не считая Джеза с Майлзом, двое были средних лет и трое — совершенные юнцы, глупые позеры. Они то и дело хвастали, какие маршруты хотят покорить.

— Тут целые гектары девственных непроходимых скал, — вещал блондин с видом главнокомандующего армии-победительницы, который собирался силой завоевать любовь всех девственниц города. — Каждый маршрут — конфетка. Они ждут не дождутся, когда мы по ним пройдем.

Хелен наклонилась через стол, заглянула Джезу в глаза, захлопала ресницами и заявила:

— А мне показалось, что тут очень сложные горы. То есть маршруты, я хочу сказать. Мы с Джесс вот что подумали. Может, вы с Майлзом не против взять завтра нас с собой? Вы ведь уже здесь побывали, все знаете, будете нам проводниками, что ли. Познакомите с обстановкой, со скалами, а?

Она призналась, что прежде никогда не лазила по скалам в естественной среде.

На лице Майлза сразу нарисовался неподдельный ужас, но Джез оказался добрей товарища.

— Очень жаль, девочки. Мы-то с удовольствием, да вот только уже обещали взять с собой завтра Ив и Из. Попробуйте потренироваться на граните. Там есть даже пара вполне проверенных маршрутов. Думаю, вам как раз подойдет. Технически они сложные, зато неопасные.

Хелен чисто по-женски бросила на меня ревнивый взгляд такой силы, что мне показалось странным, почему от меня не осталась кучка пепла. Я слегка пожала плечами — мол, не собираюсь с тобой тягаться, милая, — зато Ив наслаждалась каждым мгновением возникшей ситуации.

— Да, мы собираемся взять Львиную Голову, а что? — небрежно сказала она и положила руку Джезу на бедро, будто оно уже было ее собственностью.

Лицо его сразу застыло. Он изо всех сил пытался не выдать своих чувств.

Пожалел бедных девушек человек, который был самым старшим из нас, с бледным траурным лицом и в очках. Он находился здесь с женой, той самой женщиной с сединой в короткой прическе, и ее братом.

— Завтра мы идем по скале, которая прямо над Умснатом, — обратился к Элен этот мужчина. — Там только один уклон, есть много хороших маршрутов для начинающих. Хотите, пойдемте с нами.

Я видела, что Элен не собирается сдаваться без боя, но, к счастью, наша милая беседа была прервана хозяином ресторана, вернувшимся к нам с большим подносом, на котором стояли серебряный чайник и дюжина стаканчиков. За ним шла блондинка в марокканской тунике. Она оглядела всех нас и усмехнулась, видимо наслаждаясь нашими физиономиями, вытянувшимися от изумления, когда из кухни бербера явилась не какая-нибудь вездесущая матрона, закутанная во все черное, а чистокровная уроженка Европы. Она быстро и ловко разлила мятный чай, пуская струю с огромной высоты, чтобы напиток в маленьких красивых стаканчиках дал пену, расставила их перед каждым вместе с изысканно маленьким миндальным печеньем.

Дойдя до меня, женщина вдруг остановилась как вкопанная, наклонилась и сказала:

— Какая красивая вещица. Здесь купили?

Я совсем забыла, что на мне амулет, а наши скалолазы так увлеклись разговорами о спорте, что не обращали на него внимания. Я притронулась к нему кончиками пальцев и вдруг почувствовала, что он теплый, словно вобрал в себя тепло горящих свечей, прекрасной еды и всей атмосферы, сосредоточил его в своих красных кристаллических дисках.

— Мм… Нет. Это… Мне подарили.

— Вы знаете, что это такое?

— Немного, — осторожно ответила я.

— Сомневаюсь, что эту вещицу изготовили в Шеффилде, — усмехнулась жена ресторатора. — По всему видно, что она сделана человеком пустыни, в крайнем случае мастер старался, чтобы было похоже на предмет, сработанный кочевниками. Тафраут стоит на древнем торговом пути из Сахары в Тарудант и дальше к побережью. В украшениях, которые делают здесь, заметно южное влияние.

— Это и вправду изготовлено в пустыне? Вы уверены?

Она засмеялась и ответила:

— Извините, нет, конечно, я не знаток. Но вы поспрашивайте вокруг. У Мхамида есть похожие ожерелья, у него лавка в торговом квартале. У Хусина тоже. Если хотите узнать побольше об этой штучке, поинтересуйтесь у них.

Тут рядом с ней возник ее муж, посмотрел на меня блестящими черными глазами и посоветовал:

— Вам стоит поговорить с Таибом. Это мой родственник, знаток всяких древностей, у него бизнес в Париже. — Мужчина произнес это слово на французский манер: «Пари». — Сейчас он как раз здесь, в Тафрауте, у него vacances. [35] Если хотите, я договорюсь о встрече.

— Нет-нет, спасибо, вы очень добры, но не надо, — ответила я, и мне вдруг стало отчего-то тревожно.

Он пожал плечами и продолжил разливать чай. Я чувствовала на себе взгляды людей, сидящих вокруг. И гнет этих взглядов пригибал меня книзу и очень тяготил. Мне казалось, что наливается тяжестью и мой талисман. Я постаралась поскорей избавиться от этого неприятного ощущения и закрыла глаза. Какой-то страх черной волной поднимался у меня в груди. Такого я не испытывала даже в самые критические моменты. Например, во время восхождения на вершину Баббл Мемори я прошла уже половину маршрута и застряла среди мягкого и хрупкого известняка. Любая опора крошилась под ногами. Сейчас меня бросало то в холод, то в жар, и сердце бухало в груди, как молот. К горлу подступила желчь. Я старалась проглотить ее, усилием воли заставляла себя дышать ровнее.

«Убирайся прочь», — яростно приказала я.

Надо загнать этот страх в область затылка, где я прятала все, что не должно вылезать наружу. Я сжала амулет в ладони, и мне показалось, что он тоже пульсирует в такт с моим сердцем, все медленней и медленней. Я открыла глаза. Никто на меня не смотрел, даже Ив. Подруга сверлила Джеза взорами, ловила каждое его слово, так и льнула к нему с раскрытым ртом и сияющими глазами. Даже смотреть в них было больно, поэтому я отвернулась. У меня было такое чувство, будто они сидят передо мной голые, покрытые потом. Меня даже мучила совесть, словно я несла за подругу, взрослую женщину, какую-то ответственность. Я убрала амулет под свитер, прислушалась к тому, о чем говорят, но в тему общего разговора въехала с трудом.

В ту ночь я несколько раз просыпалась. Меня будил унылый лай бродячих собак, а уже перед самым рассветом раздался призыв муэдзина к утренней молитве. Я лежала на узенькой односпальной кровати и прислушивалась к дыханию Ив, посапывающей в другом конце комнаты. Меня мучили обрывки сна, мерцающие на краю сознания. Я старалась припомнить, о чем он, но сон от меня ускользал, оставляя лишь неопределенное чувство страха, словно случилось нечто ужасное, а я этого не знаю. Я будто получила некое предсказание или предостережение, и это непременно скажется на моей дальнейшей судьбе.

Глава 11

Мариата сидела на корточках под навесом, сооруженным из пальмовых веток в стороне от стоянки, и смотрела, как искусные руки женщины-кузнеца обрабатывают раскаленный добела кусок железа. Молот ее размеренно поднимался и падал, и монотонный ритм ударов убаюкивал девушку. В такой работе было что-то подлинное, первобытное. Это восхищало Мариату, но в равной степени и отталкивало. По правде говоря, нечто похожее она испытывала и к самой женщине-кузнецу. Мариата жила в этих местах уже давно, не один месяц. Теперь здесь ее новый дом. Она чуть ли не каждый день приходила в кузницу и наблюдала за работой инедена, но все еще не знала, как относиться к этому существу по имени Тана с большими сильными руками и маленькими, но явно женскими грудями, одетому в мужскую одежду, но всегда со свободно свисающим лицевым покрывалом. Обрабатывать металл на огне должны только мужчины, для женщин это занятие — табу. Приходить сюда и наблюдать за работой кузнеца им тоже нельзя. Пусть Тана — женщина не простая, не как все остальные, да ведь и Мариата тоже не из их числа. Не зря же ее так тянет сюда, не просто так искусство кузнеца волнует ее, находит странный отклик в груди. Может быть, в этом ремесле есть нечто подобное поэзии? Как из отдельных слов вдруг возникает складное стихотворение, так и Тана берет бесформенный кусок железа или серебра. Она непрерывно постукивает по нему, наблюдает за ним требовательным глазом, издает негромкие восклицания, когда видит несовершенство своего изделия, снова с жаром набрасывается на металл, осторожными легкими ударами подчиняет его своей воле, придает ему нужную форму. Вдруг они чем-то похожи друг на друга — девушка из древнего рода и это странное существо, лишь отчасти принадлежащее племени и во многом чуждое ему? Может быть, после долгих часов, проведенных рядом с Амастаном, у Мариаты возникает потребность в человеке, который общается с духами и мог бы понять изнурительные требования, предъявляемые такой работой. Наверное, девушка нутром чуяла, что могла выслать сдерживаемых духов в пылающее пламя этой кузницы.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒