Глава 18. Часть третья. Призраки. Часть четвертая. Проклятие

Проклятие

Глава 60

Она понятия не имела, как долго находилась в этой темнице. Знала, что эта тусклая, темная комната расположена под замком Комрек – ей об этом сказали когда-то очень давно, и это осталось у нее в памяти редким лучом света в перекатывающемся море черноты. Но большинство ее воспоминаний о том, как она взрослела, становилась женщиной, были темными и смутными. Когда у нее впервые случилось кровотеченье, она подумала, что умирает. Она знала, что отличается от женщин, от медсестер, на протяжении многих лет приходивших окатывать ее водой из шланга, когда она съеживалась в углу своей комнаты, своего единственного дома, смеясь над ее криками протеста, – они никогда не применяли теплую воду, только холодную, до замирания сердца холодную струю замораживающей, убивающей микробы жидкости.

Она содрогнулась при мысли об этом и о белом порошке, который бросали на нее горстями, говоря между приступами злобного смеха, что это для ее же блага, чтобы «бить вшей», ползавших в редких волосах у нее на голове, равно как в спутанных лобковых волосах и густой кустистости подмышек. Каким-то образом она всегда знала, когда приближалось время принудительной дезинфекции, хотя и не понимала, как это ей удается, потому что понятие времени не имело для нее смысла; обычно же она усердно обыскивала собственное тело в поисках крохотных существ, которые его населяли, нащупывая их, своих единственных компаньонов, вытаскивая, а затем бросая по одному в свой почти беззубый рот и раздавливая их жесткие тельца деснами, прежде чем проглотить. К настоящему времени она находила их вкусными, а также доставляющими развлечение на протяжении долгого и одинокого заточения.

Она знала, что она ненормальна, как телесно, так и умственно, потому что над ней жестоко насмехались, ее поносили и мучили так называемые нянечки – но не врачи в белых халатах и с тщательно отдраенными руками, – и она могла сравнивать их незапятнанные и безупречные формы со своими собственными.

Кроме того, она смутно помнила, как много, очень много лет назад, когда время еще имело какое-то значение, ее забрали из ее комнаты – безукоризненно чистой, с удобной кроватью и стульями – и врачи и медсестры ставили эксперименты на ее теле и разуме. По окончании экспериментов они всегда казались разочарованными, хотя и награждали ее чем-нибудь сладким, прекрасным на вкус. Ни экспериментов, ни сладких наград больше не было. Через некоторое время – она не знала, какое именно – ее поместили в ужасную, холодную комнату под высоким замком, где она с тех пор и пребывала в одиночестве и всеми игнорируемая.

Только два события из прошлого остались в ее несчастном больном сознании. Однажды, закрыв дверь ее камеры, чтобы никто не слышал ее протестующих криков, один из медбратьев вторгся в ее тело. Казалось, он находил странное удовольствие в том, что делал, хотя она знала, что уродлива и неправильно сложена. Затем этого человека стало тошнить, он стал блевать на каменный пол камеры, тело у него согнулось, руки уперлись в стену для поддержки, широкие плечи вздымались, а горло извергало рвоту. Это ее тревожило. Покончив со всем, он унесся из комнаты, и больше она никогда его не видела.

В течение следующих месяцев живот у нее раздулся, а менструальная кровь перестала течь, хотя она не могла понять причину этих пугающих изменений в своем теле.

В тот день, когда родился ребенок, она была в истерике от страха, но никто не пришел помочь ей, потому что прошло много времени после последней чистки и никто другой не замечал выпуклости в ее животе, затерянном в объемистом халате, который она носила. Преодолевая сильную, невыносимую боль, она помогала чем только могла чему-то маленькому, что наконец появилось у нее между ног и лежало там, покрытое слизью, фекалиями и кровью, мертворожденное и безмолвное. Измученная, она взяла крошечное, скользкое тельце на руки, не зная, что с ним делать. Она потеряла сознание, а когда пришла в себя, его больше не было.

Второе событие, о котором она помнила, хотя только смутно, случилось, когда ее привели в комнату с голыми бетонными стенами и положили в ванну, наполовину наполненную какой-то шелковистой водой. Она помнила, как плавала на поверхности странной жидкости, а к ней были присоединены всякие штуки: провода, прикрепленные к верхней части головы, и трубки, засунутые в ноздри и зафиксированные на руках, – с глюкозой, чтобы ее поддерживать, так ей сказали. Когда свет в комнате выключили, она оказалась в полной темноте, хотя чувствовала, что за ней по-прежнему наблюдают. Они смеялись. «Не волнуйся, – сказали ей, – через три месяца все закончится».

После первых нескольких недель полного сенсорного голодания ей на ум стали приходить странные и причудливые мысли: символ, черный, белый и красный, внушающий как ужас, так и благоговение, в какой-то мере эстетический, но вливающий ей в сердце холодный страх.

Она не сознавала ни его значения, ни того, что он представляет, но он был для нее живым. С течением времени она сначала стала симпатизировать ему, затем сопереживать, а под конец и понимать его. В ее подсознании, том месте разума, где она теперь обитала, появлялись и исчезали другие озадачивающие, туманные и неопределенные эмблемы. Зловещее серебряное изображение черепа и скрещенных костей; какой-то украшенный угловой крест; две буквы, SS, резко очерченные, как удары молнии.

Формировались дальнейшие сообщения, вызванные из подсознания, но еще не определенные, только звуки голосов, кричавших фразу, которую какое-то время трудно было разобрать. В конце концов эти неразличимые голоса слились в один, исполнившись власти и незыблемой правоты. «Sieg Heil! – орали они. – Sieg Heil! Sieg Heil! Sieg Heil! »

Но начали вползать и другие сущности: извилистые формы, проскальзывавшие в ее бессловесную темноту – ее единственную сферу, ее вселенную, ее космос, – в опрометчиво задействованную пустоту, которой стало теперь ее сознание. Эти порождения «Оно» – одной из трех частей психического аппарата и бессознательного источника мощной психической энергии – играли и плели интриги у нее в мозгу, лишь тонко связанном с телесной оболочкой, сливаясь с ее коллективной памятью об ушедших эпохах, о жестокостях, прикрепляющихся к этим творениям ради своих собственных целей.

В невменяемом сознании этой женщины они нашли идеальный канал, способный помочь им вернуться в физическое измерение.

Глава 61

Седрик Твигг ковылял дальше по замку и отчаянно пытался скрыть дрожь в руках, для чего плотно прижимал к груди громоздкую сумку. Он слизывал слюну, сочившуюся у него из угла рта. Вскоре вокруг начали поговаривать о слонявшихся в лесу диких кошках, но, как видно, проблема была улажена тем самым утром. Гости были заинтригованы, но благодаря высокому уровню препаратов на основе лития, вводимых без ограничений, даже страшное событие, случившееся накануне вечером, уже притупилось у них в памяти. Кроме того, здесь уже находился и занимался этим делом должным образом проверенный охотник за привидениями, не иначе – парапсихолог. Времени теперь мало, осознавал Твигг. Но у него ушло несколько месяцев, чтобы составить план и тайком запастись особо опасными материалами и техническими приспособлениями, необходимыми для его прощания с замком Комрек и всеми его обитателями. А нынешний день, когда здесь должны собраться все заправилы, был необыкновенно благоприятным.

Он знал, что с развитием его болезни хозяева скоро осознают его дальнейшую бесполезность, а потому изыщут способ обеспечить его молчание в будущем. Он ненадолго задумался, не выбрали ли они для его казни ныне несуществующего новичка, Эдди Нельсона, и эта мысль вызвала у него скованную улыбку.

На протяжении последних двух месяцев у Твигга не было никаких проблем в приобретении нужных ему материалов – радиоуправляемых переключателей, чтобы активировать бомбы, таймеров и инициирующих составов, аммиачной селитры, дизельного топлива и, конечно, различных деталей для импровизированных детонаторов – все это он покупал у тех, с кем был связан в Лондоне и других городах. Это время было для него напряженным и стало еще более драгоценным, когда он узнал дату внепланового совещания в Комреке, где примут участие важные лица в иерархии Внутреннего двора.

Предпоследняя бомба, имевшая особое значение для Твигга в личном плане, была хорошо скрыта внутри одной из башен замка и предназначалась для того, кого он считал настоящим монстром. При всем том переполохе, что разразился накануне вечером, проникнуть в башню убийце было совсем нетрудно. Зажигательное устройство запалит всю внутреннюю деревянную отделку башни, в первую очередь полы и винтовую лестницу, из-за чего обитателю самой верхней комнаты спастись будет невозможно. Он – оно – рухнет в огненный ад, откуда и происходит! Твигг хихикнул. Сейчас практически все бомбы были на месте. Оставалось лишь еще одно маленькое путешествие на самый нижний этаж подвала замка. Он ковылял себе дальше, как вдруг из другой двери отделения интенсивной терапии появилась старшая медсестра Кранц.

– Мистер Твигг, – резко сказала она. – Что вы делаете в этой части замка?

Он был рад увидеть пластырь и повязку у нее на носу, явно сломанном, а также темно-фиолетовые и желтые пятна у нее под глазами. Она ему никогда не нравилась – так же, как и он ей.

– Сэр Виктор попросил меня взглянуть на повреждения в шахте лифта, – солгал он и тут же добавил еще одну ложь: – В прежние времена я был инженером, а ему, полагаю, нужна профессиональная оценка.

Она ухмыльнулась под маской, скрывавшей ее изувеченный нос.

– Вы? Инженером?

Он с трудом сдержал смех, настольно ее гнусавый голос отличался от ее обычных интонаций, суровых и четких.

– В свое время я много чем занимался, дорогуша, так что был бы признателен, если бы вы мне не мешали. – Он надеялся, что она не заметила смазанности некоторых его слов, и решил впредь говорить как можно короче.

– Где ваш пропуск? – рявкнула она. – Никто не спускается на самый нижний этаж без пропуска от сэра Виктора.

Твигг сунул руку в карман плаща и достал темную титановую карту-ключ.

– Вы же знаете, как все заняты подготовкой к совещанию сегодня вечером, и сэр Виктор не исключение. Собственно, он занят больше, чем кто-либо, так что вместо того, чтобы тратить время на выписывание мне пропуска, чтобы показывать его всякому, кто попадется на пути, он выдал мне вот это. – В подтверждение своих слов он помахал перед ней твердой металлической карточкой.

Если на то пошло, это действительно была карта-ключ Хельстрема, которую Твигг сунул себе в карман более года назад, когда здоровяк неосторожно оставил ее на углу стола. Самое смешное, Хельстрем никому не признался, что потерял свою карточку к нижнему этажу подвала, чтобы не выглядеть дураком, кладущим ее где попало. Вместо этого он просто заказал новую карту, никого не уведомив о причине. Тщеславие, полагал Твигг. Сэр Виктор, очевидно, не хотел, чтобы его работники знали, что он может по глупости потерять нечто столь важное.

Старшая медсестра Кранц продолжала с подозрительностью изучать Твигга.

– Что у вас в пакете? – спросила она, указывая на сумку, которую он прижимал к груди.

Убийца терял терпение – ему трудно было скрывать признаки своей болезни. Он слизывал слюну, которая собиралась в углу рта, и напрягал шею, чтобы помешать слабому, но постоянному покачиванию головы.

– Мои инструменты! – почти крикнул он. – Инструменты, чтобы оценить строительные проблемы, которые могло вызвать падение лифта!

Хотя Твигг был странным типом, очень мало общавшимся с младшим персоналом, его гнев был для Кранц внове; каким бы замкнутым и недружелюбным он ни был, никто прежде не слышал, чтобы он повышал голос, и теперь это ее поразило.

Утро для нее выдалось неважным, поскольку пришлось объяснять происхождение травмы лица. Она не была уверена, что ее рассказ о том, как она поскользнулась и при падении ударилась о каменную стену, кого-то убедил. Но заметила ухмылки, которыми обменивались младшие медсестры и прочие из медицинской команды. Усиливая ее раздражение, Твигг сказал:

– Если хотите выяснить это у сэра Виктора, когда он занят как никогда, он, я уверен, оценит ваш звонок. – Его речь прозвучала несколько неясно. Это был блеф, но тот, который, как обнаружил Твигг, обычно срабатывает, когда в дело вовлечены смятение и нервозность.

Вместо того чтобы отклонить это предложение, медсестра Кранц просто повернулась на пятках своих белых башмаков и потопала обратно в отделение интенсивной терапии: там наблюдались многие из клиентов Комрека с жалобами на тошноту и боли в животе (не говоря уже о тяжелых психических травмах) после страшного инцидента накануне вечером. Кранц была слишком занята, чтобы тратить свое время, не говоря уже о времени сэра Виктора.

– Слишком долго там не задерживайтесь, – ворчливо бросила она через плечо Твиггу лишь затем, чтобы последнее слово осталось за ней.

Высокий охранник, наблюдавший за этим оживленным обменом репликами, сразу же отошел в сторону, так что Твигг мог вставить свою металлическую карту в слот кодового дверного замка. Хотя сам он был чуть ли не в два раза крупнее маленького лысого человечка, охранник инстинктивно чувствовал в нем нечто опасное. Возможно, это объяснялось холодными, немигающими, выпуклыми глазами Твигга. Или, может быть, этот охранник смотрел слишком много фильмов о Хеллоуине.

– Не хотите ли, чтобы я сопроводил вас, сэр? – спросил охранник, на груди у которого висел короткий электрошокер. Ему это вовсе не улыбалось – он обычно не ходил туда, где держали сумасшедших (особенно с тех пор, как двери камер стали ненадежными, позволяя психам бродить по длинному коридору вне своих камер), но чувствовал, что сделать такое предложение было его неприятной обязанностью.

– Нет, я ссс… Я сссам управ…

– Простите, сэр? – Ему было трудно разобрать то, что он услышал.

– Я сказал, что и сам управлюсь, – огрызнулся Твигг, из-за раздражения поневоле говоря более четко.

– Очень хорошо, сэр, – ответил охранник. – Я лишь спущусь с вами по лестнице, чтобы убедиться, что там все в порядке.

Охранник Грюнвальд вошел первым, и Твигг последовал за ним вниз по лестнице. Если Комрек на верхних этажах походил на дворец, то нижний этаж замка был полной противоположностью. От каменных стен пахло, сквозь них просачивалась вода, края ступеней были стерты и скошены. И чем ниже они спускались, тем слышнее становился приглушенный вой. Крыса – довольно большая – поспешно перебежала им дорогу внизу и скрылась где-то в темноте. Все потолочные светильники были защищены решетчатыми металлическими колпаками, а в выбоинах бетонного пола собрались лужи.

Охранник, вооруженный также пистолетом «Глок» 34-й модели с емкостью магазина в семнадцать патронов, а еще двумя световыми гранатами, висевшими у него слева на широкой груди, тем не менее нервничал в этом темном подземном обиталище, выглядевшем так, словно за столетия ничего не изменилось, если не считать тусклых ламп на потолке и дверей с кодовыми замками. Даже загрязненный воздух, затхлый и гнетущий, казался каким-то старым. Но в основном его пугали мягкие стоны и приглушенный плач, доносившиеся из отдельных камер.

– Хорошо, сэр, – сказал он торопливо, так как чувствовал потребность поскорее оставить это гнилое место, – в коридоре никого, но если вам понадобится помощь, то в стене справа имеется красная кнопка тревоги. Тогда я пойду. – С этими словами он стал подниматься по лестнице, перешагивая по две ступеньки за раз.

Твигг зашаркал ногами по коридору, стискивая свою сумку, как мог бы Шейлок прижимать к себе мешок серебра. Он не обращал внимания на крики и неясный шепот, доносившиеся из-за дверей, хотя отчасти чувствовал, чем вызваны страдания тамошних обитателей: в пределы замка Комрек словно бы вступило что-то невыносимое, хотя и невидимое. Некоторые из наиболее впечатлительных сотрудников рассказывали ему, что видели здесь маленькие черные шары, плавающие в воздухе. Предвестники смерти, говорили они. Если так, их появление не будет для него неожиданным.

Он продолжал становящееся трудным путешествие по сырому коридору, порой чувствуя на себе взгляды, направленные на него из щелей в дверях камер. Однако никто не пытался привлечь его внимание, стуча по стеклу или окликая его. Он находил это странным, учитывая тяжелую атмосферу, царившую здесь, в самой глубине исторического здания.

Заметив то, что искал, прямо перед собой, он попытался ускорить шаг, но ноги его не слушались. Кроме того, ему было трудно дышать в ужасной тесноте, как будто воздух был там каким-то густым, даже перенасыщенным. Ему казалось, что он улавливает очень слабые запахи моря, но это, похоже, не очень помогало. Наконец он оказался там, куда шел.

Это место было отмечено мусором, пылью и большими кусками щебня, каменной кладкой, смешанной с вырвавшимися железными прутьями арматуры, свисающими кабелями, изогнутыми полосами металла и кусками камня. Груда щебня практически перегораживала коридор, и он осторожно поставил тяжелую сумку на свободное место, прежде чем карабкаться на другую сторону. Кабина лифта была разбита, ее стены согнулись и скрутились, но, подавшись вперед и посмотрев вверх, он заметил, что большое отверстие, выбитое с одной стороны лифта, вместе с другим отверстием дальше образовывали своего рода желоб между склоненной крышей лифта и кривым полом. Ему пришлось быстро отвести взгляд – мелкие плавающие пылинки раздражали его выпученные глазные яблоки. Он поморгал, чтобы их очистить.

Потребовалось бы несколько месяцев, чтобы разобрать завал и установить новый лифт. Для него это не составляло никакой разницы. Если его план сработает как надо, то в конечном итоге будет разрушено все здание. Твигг отвернулся – ему не терпелось взяться за работу.

Спотыкаясь, он снова перелез через завал, осторожно поднял свою сумку, уделяя должное почтение и внимание устройству, которое сам старательно собирал. Взрывчатка «C4» лежала в картонной коробке и была уже снабжена детонатором, а таймер уже вел обратный отсчет. Прятать это устройство не было необходимости, потому что здесь, среди мусора, оставленного разбившимся лифтом, его за несколько часов до детонации никто не заметит.

Седрик Твигг ухмыльнулся творению своих рук, подумав о последствиях, которые вскоре наступят. Позади него находилась старая, но прочная с виду деревянная дверь. Если повезет, то взрывная волна отскочит от нее, направившись туда, где она вызовет наибольшие повреждения фундамента замка.

Незамеченная им другая дверь, расположенная напротив лифта, приоткрылась, когда он был занят своей работой. Всего на пару дюймов. Как раз достаточно для пары безумных сощуренных глаз, чтобы следить за его движениями.

Дверь быстро снова закрылась, а Седрик Твигг отступил назад, любуясь своим мастерством и хитростью и хлопая в ладоши, чтобы отряхнуть с них пыль.

Глава 62

Эш, одновременно разъяренный и озадаченный, спускался по широкой лестнице. Его состояние было вызвано тем, что он обнаружил. Оборудование, которое он расставил в стратегических точках вокруг здания, оказалось разрушено.

Прежде чем покинуть комнату Дельфины, чтобы переодеться в свежее, Эш долго целовал ее на прощание. Он снова чувствовал возбуждение, пусть даже прошло так мало времени после того, как они оставили ее постель, и улыбка у нее была теплой, чуть ли не озорной, когда она отправила его в путь, наставительно сказав, что им обоим надо вернуться к работе. Но волнение у нее в глазах по-прежнему было вполне очевидным.

Отправившись снять утренние показания, он обнаружил, что все его датчики разбиты вдребезги. Он был и разозлен и сбит с толку. Не люди ли Хельстрема виноваты? Если так, то зачем? Какой цели можно было достичь этим бессмысленным варварством? Или сверхъестественные сущности каким-то образом нашли канал, проводник, чтобы войти в самые глубины этого злосчастного места? Он вспомнил безумную женщину в самом нижнем подземелье замка и стигийские орбы, плававшие в ее сырой, плохо освещенной камере. Такую возможность нельзя игнорировать, но люди, управлявшие Комреком, казалось, странным образом не хотели признать опасность, которой они подвергались, или дать ему полную свободу действий для борьбы с ней. Хельстрему давно пора рассказать ему всю правду о древнем замке. Он просил Эша представить ему отчет о проделанной работе, так что это было прекрасным поводом.

Старый охранник, сидевший у подножия лестницы, едва взглянул на исследователя, когда тот проходил мимо.

* * *

Из-за стойки регистрации Вероника удивленно посмотрела на исследователя, который прошел мимо и громко постучал в дверь кабинета менеджера. Она подумала, что он выглядит усталым, и хотела было тепло ему улыбнуться и поздороваться, но, увидев сердитое выражение на его задумчивом, но несомненно красивом лице, решила воздержаться. Кроме того, у нее было много дел. Ей сказали, что на протяжении всего дня ожидается прибытие многих важных посетителей на поспешно созванную конференцию, предваряемую банкетом, подготовкой которого занимался Джеррард.

* * *

Эш постучал в дверь снова, и в маленьком интеркоме раздался голос Дерримана, прозвучавший одновременно и механически, и трепетно.

– Да, кто это? – Парапсихолог догадался, что у Дерримана тоже выдался дурной день.

– Это Дэвид Эш, – ответил он. – Хочу увидеть сэра Виктора.

– Ах да, сэр Виктор упоминал, что послал вам записку. По-моему, вы немного опоздали.

Это здоровяка только порадует, подумал Эш и сказал:

– Тогда вам лучше меня впустить.

Послышалось жужжание, дверь кабинета приоткрылась на дюйм. Эш распахнул ее и двинулся прямо к закрытой двери кабинета Хельстрема, не обратив внимания на протянутую руку Эндрю Дерримана, вставшего, чтобы приветствовать исследователя. Стукнув разок в дверь основанием ладони, он сразу вошел, не дожидаясь приглашения.

– Либо у вас серьезные неприятности, либо кто-то играет в пакостные игры, – сказал он, прежде чем удивленный директор смог вымолвить хоть слово.

Хельстрем, сидевший за большим кедровым столом, коротко глянул на экран своего компьютера, а затем снова на Эша, и его щеки, длинные и плоские, покраснели даже прежде, чем он заговорил.

Эш шагнул вперед, уперся костяшками пальцев скрещенных рук в столешницу и смотрел здоровяку в лицо, стянувшееся от злости.

– Вы опоздали! – проворчал Хельстрем следователю, который продолжал нависать над столом.

– Так и есть, черт возьми! – Эш чувствовал, что такому властному человеку, как Хельстрем, несмотря на его периоды вежливости, следует противостоять, а не потворствовать. – Я только что выходил проверить оборудование, которое установил вокруг замка. Собирался проанализировать результаты для своего отчета. Беда в том, что анализировать нечего. Все мои приборы раскурочены и не подлежат ремонту.

Он рассматривал странное лицо Хельстрема с тесно стянутыми чертами, уставившись в маленькие глубоко посаженные глаза. Хельстрем в ответ буравил его негодующим взглядом.

– На что вы намекаете? – спросил он, отталкивая свое кресло, словно собираясь встать и разобраться с рассерженным парапсихологом.

– Я не намекаю, а прямо говорю, что мое оборудование сознательно уничтожено кем-то – или чем-то – здесь, в замке. Либо у вас имеется диверсант из числа людей, либо паранормальная ситуация, в которой пребывает Комрек, серьезна именно в той мере, о которой я вас предупреждал.

Эш выпрямился, убрав руки со стола.

– Советую вам, как и прежде, немедленно эвакуировать всех обитателей здания – или заниматься этими демонами самостоятельно. Я ничего не могу поделать! Если это нечто сверхъестественное, то оно зашло слишком далеко, и вам следовало вызвать меня гораздо раньше.

– Вы прекрасно понимаете, что мы не можем просить всех наших гостей покинуть Комрек. Кроме того, сегодня вечером будет банкет для важных членов Внутреннего двора, за которым последует еще более важное совещание. Мы теперь не можем обойтись без вас, мистер Эш. Если вы уедете, вы нарушите наш договор, и я приму соответствующие меры.

Прежде чем Эш успел что-то сказать, за спиной у него раздался стук в дверь. Генеральный менеджер нервно просунул голову в щель.

Черты лица Хельстрема снова сжались в кучку.

– В чем дело, Дерриман? Вы что, не видите, что я занят?

– Вы просили принести эту карту памяти, – упорствовал худой и сутулый человек, входя в кабинет и воздевая руку с крохотной флеш-картой. Эш заметил, что на лбу у него до сих пор наклеена широкая полоса лейкопластыря, теперь несколько неряшливая. Он понял, что медсестры в последнее время были слишком заняты, чтобы заниматься такими незначительными травмами, как порез на лбу у Эндрю Дерримана.

– Карту памяти? – грубо переспросил Хельстрем.

– Да. Помните? Файл Хойла? Вы хотели, чтобы его сегодня завершили.

Дерриман протянул руку через стол, и следователь увидел устройство. Вдоль одной его стороны был проштампован ряд цифр.

Хельстрем отвернулся и прошел через кабинет к аккуратному ряду серых металлических шкафов. Ящики в них были длинными и узкими, заметил Эш, очень похожими на депозитные ячейки, если не считать того, что глубины их хватало только для карт памяти. На каждом были разные буквы алфавита. Хельстрем открыл ящик с пометкой Х, поместил в него флешку и сразу же снова его запер.

«Х» – значит Хойл, подумал Эш. Он едва не выругался вслух, поняв, что это значит. При нем были другие числа, которые он записал на уединенной поляне в лесу. Если бы ему удалось соотнести номера из записной книжки с компьютерными файлами, он мог бы выяснить, кто лежал на этом странном, жутком кладбище – раскрыть хотя бы некоторые тайны Комрека. Он обхватил пальцами записную книжку в кармане. Ему хотелось ухмыльнуться, но он сохранял сдержанное выражение лица, заметив, что Хельстрем пристально смотрит на него из-под густых бровей. Тот через плечо Эша обратился к своему менеджеру.

– На этом все, Дерриман. Полагаю, теперь там ничего не упущено.

– Думаю, вы найдете, что файл включает в себя все соответствующие пункты, сэр Виктор, – кротко ответил Дерриман, уже пятясь к двери.

Хельстрем заставил его остановиться, прежде чем он успел ускользнуть.

– А вот мистер Эш обвиняет здесь кого-то в порче его оборудования.

– Я… – начал Эш, но Хельстрем не дал ему договорить.

– Он обвиняет нас в вандализме, – перебил здоровяк, снова усаживаясь и, по-видимому, наслаждаясь игрой. – Вы знаете что-нибудь об этом, Эндрю?

– Ко-конечно, нет, сэр Виктор, – запинаясь, проговорил Дерриман. – Ни-никто из наших людей не-не стал бы трогать инструменты мистера Эша.

– Вот видите, мистер Эш. Честный ответ от честного человека, чья лояльность не вызывает сомнений. В конце концов, что бы мы выгадали?

Облокотившись на стол, он обратил свое воинственное лицо к исследователю.

– Так вот, я говорю это только из-за исключительно необычных происшествий, случившихся за несколько последних недель, особенно из-за вчерашнего инцидента в обеденном зале, чумы библейского масштаба. Стало быть, лишать вас шанса раскрыть тайны, окружающие Комрек, вряд ли будет в наших собственных интересах, не так ли? Именно так. С нашей стороны это было бы и странно, и саморазрушительно. На мой взгляд, теперь уже ничего нельзя сделать, чтобы снять нежелательную проблему до нашей конференции сегодня вечером. Я не могу ее отложить – это причинило бы неудобство слишком многим важным людям. Проблема согласования времени, видите ли. Ожидается прибытие двенадцати членов, и все они уедут завтра утром, если не будет принято иное решение, в случае чего заседание продолжится завтра, пока не будет достигнут консенсус.

Он вперился в исследователя.

– Итак, я ожидаю от вас, Эш, что вы сделаете все возможное, чтобы контролировать, – он еще раз подчеркнул, – этих, этих… – Он потерялся, как назвать то, о чем говорил. – Хорошо, давайте называть их духами, которые создают такой хаос в Комреке. Делайте все, что можете, чтобы уменьшить их силу, используйте какое-нибудь литургическое мумбо-юмбо, если желаете. Вуду, экзорцизм… – Хельстрем иссяк, по-видимому, исчерпав все идеи. Он теперь практически умолял Эша.

– Должно же быть что-то…

Эш вздохнул.

– Я не знахарь, – язвительно сказал он. Испытывая сильную неприязнь к сэру Виктору Хельстрему, он, однако, никогда не позволил бы своим антипатиям помешать расследованию. Нельзя подводить клиента, каким бы неприятным он ни был. Кроме того, он чувствовал, что на карту поставлен его собственный профессионализм.

– Послушайте, я почти ничего не могу сделать, чтобы остановить происходящее. Я полагал, что моя работа состоит в обнаружении его причины – будь то призраки, преследующие Комрек, или что-то еще. При том, что большинство моих инструментов разрушено, я в любом случае не могу дать вам ответ. Я советовал вам покинуть замок, пока его не оставят в покое… – Он поднял руку, предупреждая протесты здоровяка. – И я понимаю, что это невозможно. Но может оказаться, что неземные влияния просто израсходовали свои силы при нападении вчера вечером. Чтобы вызвать такие мощные проявления, как личинки и мухи, с их стороны потребовалось бы очень много энергии – можно надеяться, что это исчерпало их силы.

Хельстрему это представилось благоприятным признаком. Его лицо озарилось надеждой.

– Подождите, подождите, – предостерег его исследователь. – Я сказал: может оказаться. Мы просто еще не знаем, насколько они сильны. Полагаю, они приводятся в наш мир кем-то или чем-то, присутствующим здесь.

Он не добавил, что этим чем-то могла быть самая ткань замка, зло, существовавшее здесь на протяжении веков. Убийства, пытки, насилие, даже злые умыслы жестоких умов, которые здесь обитали, – темные дела и кровавая жестокость, которые могли резонировать по сей день. Хотя скептицизма у Хельстрема поубавилось, он мог бы ополчиться на такую возможность.

– Вот что я предлагаю сделать, – сказал Эш и увидел, что здоровяк весь обратился в слух. Он поддержит любую идею, которую выдвинет парапсихолог, если она не будет требовать эвакуации замка.

– Да? – поторопил его Хельстрем, которому не терпелось ухватиться хоть за какую-нибудь соломинку.

– Вполне вероятно, что здесь присутствуют злые духи, стремящиеся причинить вред Комреку и его обитателям, – не важно, они или не они разрушили мое оборудование. В таком случае мы можем лишь бороться с этими сущностями физическим образом.

– Итак, ваше предложение? – нетерпеливо сказал Хельстрем.

– Дадим гостям транквилизаторы, может, даже введем их в искусственную кому.

Здоровяк кивнул, но ничего больше не сказал.

– Затем возьмем ваших охранников, расставим их по всему замку, обезопасим здание. Живые могут отпугнуть даже духов. – Эш пожал плечами, как бы закончив.

– Я правильно понял? Использовать наших собственных охранников, чтобы защититься от внеземных существ?

– Об этом я и толкую, – ответил Эш.

– Не очень-то сильная стратегия, не так ли?

– Это все, чем мы располагаем.

Хельстрем посмотрел куда-то за исследователя, словно бы удивленный.

– Дерриман… вы все еще здесь?

– Д-да, сэр Виктор.

Эш повернулся, чтобы посмотреть на генерального менеджера Комрека; он тоже забыл, что высокий, но робкий человек все еще находился в помещении.

– Хотите что-то добавить? – нетерпеливо спросил Хельстрем.

– Вообще-то нет, не совсем, – последовал ответ. – Но, но я таки задумался кое о чем, что сказал нам мистер Эш.

Эш удивленно поднял брови. Возможно, Дерриман был не так уж робок, потому что его последние слова прозвучали смелее, чем обычно.

– Ну так говорите, – проворчал Хельстрем, черты которого скрутились в пугающей гримасе.

– Помнится, мистер Эш отметил, что эти призраки, если это правильное слово, были «привлечены» через кого-то или что-то, что уже пребывает здесь, в Комреке. Это верно, мистер Эш?

– Да. Это вроде кондуита, паранормального канала. Или, возможно, порчи, уже укоренившейся за поколения бесчеловечных деяний, имевших здесь место на протяжении всей истории замка.

– Но по-прежнему приносимой этим таинственным кем-то или чем-то. – Дерриман становился тем увереннее, чем больше он говорил.

– Верно, – согласился Эш.

– И вы думаете, это притягивание осуществляется снизу.

– Ближе к делу, – резко сказал Хельстрем.

Снова занервничав, Дерриман посмотрел мимо Эша на своего босса.

– Сэр Виктор, эти люди в… в камерах на нижнем этаже подвала? В зоне сдерживания?

– Что насчет них?

Дерриман несколько раз быстро и нервно кивнул.

– Та женщина в последней камере?

– Я ее видел. – Эш снова повернулся лицом к Хельстрему. – Это та, в камере у которой полно граффити, нарисованных калом и кровью. – Он перевел дыхание. – Кто она? – Он опять обернулся, понимая, что честного ответа от Хельстрема не дождаться. – Кто она, Эндрю?

Генеральный менеджер Комрека снова стал заикаться, и на этот раз его слова были бессвязны. Он все время глядел мимо Эша на своего босса, который оставался за столом и по-прежнему хмурился, из-за чего странные черты его лица собирались в тугой узел.

– Что он пытается сказать, сэр Виктор? – решительно спросил Эш. – Кто же эта женщина? Когда она здесь появилась и кто платит за ее содержание, каким бы оно ни было?

Хельстрем проигнорировал его упрек, но вдруг словно бы покорился, и плечи у него обвисли, из-за чего он неожиданно показался Эшу меньше.

– Она появилась в Комреке, когда была еще младенцем, через несколько месяцев после начала войны с Германией. Она еще не ходила, я не знаю, сколько точно ей было лет. Боже, это было задолго до того, как я сам здесь появился. Меня еще даже на свете не было. Я не знаю всей этой истории.

– А я думаю, что знаете, – спокойно произнес Эш. Дерриман закрыл дверь и переминался с ноги на ногу на заднем плане.

Хельстрем глянул на Эша, снова обретая некоторую суровость.

– Конфиденциальность клиента, мистер Эш. Конфиденциальность клиента, – произнес он снова.

– Вам нужна моя помощь? Мне нужно больше информации.

Здоровяк вздохнул, смиряясь.

– Ладно, тогда садитесь и внимательно слушайте. Из того, что известно мне самому, рассказать вам я могу не так много, только архивный отчет, который я прочитал.

Эш придвинул стул поближе к столу и больше не сказал ничего такого, что могло бы заставить здоровяка замкнуться.

– Она находится в Комреке с того дня, когда ее тайно сюда доставили. За всю свою жизнь она никогда его не покидала, ни на один день.

– Как ее зовут? – Вопрос был поставлен прямо, но мягко.

– Этого я не могу разглашать ни при каких обстоятельствах.

– Она всегда была сумасшедшей?

– Мистер Эш, она была ненормальной с рождения. Теперь это называют синдромом Дауна.

– Дети с синдромом Дауна, как правило, счастливы, – сказал Эш.

– Она такой не была. Она всегда любила быть одна, закатывала истерики, когда к ней приближались, если это не был кто-то, кто приносил ей еду.

– Неужели она всегда жила взаперти?

– Я не уверен. Это, конечно, началось еще до того, как я сюда прибыл. Но ее изоляция служит ее же безопасности, как и безопасности всех остальных.

На этот раз заговорил Дерриман.

– В архивном отчете говорится, что никто не ожидал, что она проживет более пяти лет. Было большой неожиданностью, что ей миновало двадцать, но теперь она так или иначе прожила более семидесяти лет.

– Господи, она выглядит на все сто! – воскликнул Эш.

Эш был взволнован. Что за родители могли ей позволить вот так прожить всю жизнь?

– У нее была няня? – спросил он. – Кормилица; кто-то, кто находился бы при ней, играл с ней, утешал ее?

Хельстрем сердито прокашлялся.

– На протяжении всех лет у нее сменилось несколько компаньонок. Но, по моему опыту, с ней всегда было трудно иметь дело, и она по большей части ничего не хотела, кроме как быть сама с собой.

– Но она, конечно, не всегда сидела одна в той камере на третьем этаже под землей? – в ужасе спросил Эш.

– Туда ее поместили после того, как она совсем сошла с ума. К тому времени приближаться к ней стало по-настоящему опасно. Она представляет угрозу для других гостей.

Дерриман снова подал голос:

– Врачи здесь очень старались ей помочь, и в течение какого-то времени после ее прибытия ее навещали люди, облеченные властью.

– Так в каком же возрасте она полностью обезумела?

– В пятнадцать лет.

– В пятнадцать лет? – Эш был полон недоверия и ярости.

– Как я сказал, – ответил Дерриман, – врачи в Комреке пытались разобраться в ее симптоматике. Но в конце концов им пришлось успокаивать ее лекарствами. Они также пробовали экспериментальное лечение.

У Эша словно бы застыла кровь. Он чувствовал онемение.

– Какое лечение?

– Главным образом, сенсорной деривацией. Теперь она представляется довольно варварским методом, подобно электрошоковой терапии, но в то время считалась перспективным направлением. Ее оставили одну в совершенно темной комнате, поместив в неглубокую ванну с соленой водой. Но потом она впала в глубокую кому, из которой ее не могли вывести.

– Ее, конечно, не оставили в темной комнате?

– Эксперимент продолжался три месяца, я полагаю. По окончании ее поместили в одну из небольших палат больницы. Ее по-прежнему не могли пробудить, хотя мозг у нее функционировал, а значит, происходила какая-то умственная деятельность. Она видела сны, Дэвид. Она все время видела сны. Врачи наблюдали у нее постоянное движение зрачков под закрытыми веками. Кома длилась три года. Очнувшись, она по-прежнему оставалась совершенно безумной, и вскоре не осталось никакой альтернативы, кроме как поместить ее в зону сдерживания, где она и остается до сих пор, опасная и для себя, и для тех, кто пытается ей помочь. – Дерриман вопросительно глянул на Хельстрема. – А я могу рассказать о?..

Здоровяк сердито смотрел из-за стола. Наконец он сказал:

– Полагаю, это больше не повредит, и, да, предоставит Эшу полную картину в отношении безумия этой женщины, а также нашего… ну, нашего отвращения к ней. Расскажите ему.

Эш повернулся к Дерриману, чей вид выражал сразу и грусть, и неловкость. Следователь, заинтригованный, ждал, когда тот начнет.

После нескольких мгновений задумчивости слегка сутулый мужчина начал говорить.

– Когда ей было около двадцати, у нее родился ребенок. Никто не знает, от кого; может, от другого пациента или от охранника-извращенца.

Дерриман, явно чувствительная душа, несмотря на его статус в этом странном и сомнительном учреждении, содрогнулся. Ожидая продолжения, Эш заметил, что Хельстрем уставился в стол, а брезгливое выражение еще сильнее стянуло черты его лица. Дерриман тяжело вздохнул.

– Под бесформенным халатом, который она носила, никто даже не заметил ее беременности. Кажется, родила она совершенно одна, в темнице. – Дерриман признал наконец, что нижний этаж подвала был темницей, а не эвфемистической «областью сдерживания».

Следователь не смотрел, но ему представилось, что Хельстрем скорчился у себя за столом.

– Дальше, Эндрю, – призвал Дерримана Эш. – Что случилось с ребенком?

Менеджер расправил плечи, словно подбодряя себя перед продолжением постыдной история.

– Мы считаем, что ребенок был мертворожденным. Ее нашли в камере позже, когда доставили пищу. Видимо, она перекусила пуповину, чтобы отделить младенца, мальчика, от ее собственного тела. Похоже, ей понравился вкус, и она съела плаценту ребенка. Но это еще не самое худшее. Когда их нашли, большие куски были откушены от ног ребенка и живота, а она начинала пожирать его руку.

Эша едва не вырвало, но он подавил подступавшую тошноту. Рассказ продолжил сэр Виктор Хельстрем.

– Как указал Дерриман, ребенок был мальчиком, вероятно, родившимся преждевременно и, конечно, не полностью развитым. По официальной версии, он родился без глаз, только с пустыми глазницами в черепе, хотя в конфиденциальном докладе по этому вопросу предполагается, что невменяемая родильница сама высосала ему глаза.

Эш мельком вспомнил о сражении с сербом и своем собственном злодеянии ради самообороны. Его передернуло.

– Бедняга, – сказал в заключение Хельстрем, и Эш не был уверен, имеет ли он в виду ребенка или молодую женщину, которая его родила. Понимала ли она хотя бы, что происходит?

Дерриман поспешно заговорил снова, словно желая без промедления завершить рассказ об этом отвратительном эпизоде.

– Боюсь, после этого, ею, насколько мы понимаем, почти полностью пренебрегали. Видите ли, никто не хотел к ней приближаться; например, ее не купали, но поливали водой из шланга.

– Боже мой, – сказал Эш тихим скрипучим голосом.

– Теперь ей не предоставляют никакого лечения. В Министерство обороны ежегодно направляется доклад о ней – понятия не имею зачем, – но, если не считать этого, ее с тем же успехом могло и не существовать.

Он пожал плечами и поднял руки ладонями наружу, словно завершая историю старухи.

Эш был ошеломлен.

– Что… – начал он. – Что насчет ее родителей? У нее, по крайней мере, должны иметься законные опекуны?

Он уловил встревоженные взгляды, которыми обменялись Хельстрем и Дерриман. Хельстрем заговорил:

– Это не ваша забота. – Здоровяка все сильнее раздражала манера Эша задавать вопросы, но пока он еще сдерживался.

– Но должно же быть что-то в ее прошлом, в ее происхождении. В ее чертовых генах, будь они прокляты!

Хельстрем поднялся на ноги, и его крупная фигура нависла над столом.

– Достаточно! Ваша задача, Эш, состоит в том, чтобы разобраться с призраками в Комреке, и все. Предлагаю вам вернуться к работе.

Эш был не из пугливых.

– Вчера я, когда был у нее в камере, видел на стене нацистскую символику – свастики. Как вы это объясните? – упорствовал он.

– Хватит! – взревел Хельстрем. – Дерриман, проводите, пожалуйста, мистера Эша.

Эш стряхнул с себя осторожную руку, потянувшую его за локоть.

– Вы что, не понимаете? – крикнул он Хельстрему в ответ. – Эти черные орбы, плавающие вокруг нее. Те годы, что она провела в коме, а затем в еще большей изоляции, каким-то образом позволили ей нечувствительно привлечь обратно в Комрек страшные сущности, которые, я считаю, побывали и даже проявили себя в замке много лет, а может, и столетий тому назад. Дерриман прав! Эта женщина является источником ваших проблем. Ее извращенный ум призвал их обратно, ее безумная психическая энергия послужила им проводником. На протяжении этих десятилетий забвения они набирали силу, а теперь готовы нанести удар. – Он покачал головой в отчаянии. – Разве вы не видите? Дуглас Хойл. Его палата находилась прямо над ее камерой. Он испытал на себе всю силу злых духов, так долго дремавших в замке Комрек.

– Тогда что же вы предлагаете? – обрушился на него Хельстрем.

– Понять, что уже слишком поздно, – сказал Эш упавшим голосом. Хельстрем уставился на него, и Эш впервые увидел настоящий ужас в этих маленьких затененных глазках.

Глава 63

Тихоня Пэт находился на своем обычном месте у подножия огромной изогнутой лестницы, сидя с закрытыми глазами, кивая головой и скрестив на груди руки, из-за чего могло показаться, что он спит. Но он не спал, он пребывал в глубокой задумчивости. Ибо за доброжелательной и предупредительной внешностью Пэта скрывался ирландец, душа которого была полна глубокой скорби и смирения.

Он не издавал ни звука, сидя там, и почти не двигался, если не считать того, что у него осторожно поднималась и опускалась грудная клетка да иногда изменялась поза, например, смещалась стопа. Угрызения совести и чувство вины жили в нем в течение многих лет, отказываясь его покидать. Пэт знал, что так оно всегда и будет, вплоть до смертного часа. А после него? Как совладает его дух с вечным проклятием?

– О’Коннор.

Пэт вздрогнул от резкости, с которой была произнесена его фамилия. Много лет назад к отцу Патрику О’Коннору обращались осторожно, с благоговением. Но это было много лет назад, когда он был священником в небольшом городке, всего в нескольких милях от Слиго. Он поднял голову, глаза у него распахнулись, а тело, пусть даже он не встал, сразу же застыло навытяжку, потому что он узнал голос.

Его шеф, Кевин Бэббидж, начальник службы безопасности Комрека, шагал к нему через вестибюль, стуча по мраморному полу жесткими ботинками. Бэббидж обходился с ним грубо, и с его трудным характером приходилось мириться. Пэт нисколько его не боялся, хотя всегда старался держаться уважительно, потому что тот, в конце концов, был его боссом.

Коренастый начальник службы безопасности остановился прямо перед старым охранником.

– Опять спишь на работе? – сказал Бэббидж скорее с покорностью, чем с гневом.

– Никак нет, мистер Бэббидж, – ответил Тихоня Пэт с должным уважением. Ирландский акцент у него все еще чувствовался, даже после всех этих лет вдали от родины, страны, в которую он никогда не сможет вернуться. – Просто давал небольшой отдых глазам и мозгу. Вы, конечно, хорошо знаете, что я всегда начеку, пусть даже так не выгляжу.

Бэббидж не испытывал к старику неприязни – на самом деле он проницательно считал, что О’Коннор себе на уме.

– Мне нужно, чтобы ты был особенно внимательным, Пэт. Сегодня много чего будет происходить, и я хочу, чтобы ты держал ухо востро.

– Еще больше, чем происходило утром в лесу? Дикие кошки и все такое?

– Нет, ничего похожего, но во второй половине дня и вечером мы ожидаем нескольких очень важных посетителей. Все должно быть в порядке.

– При той драме, что случилась накануне, мистер Бэббидж? Вы надеетесь, что все будет нормально?

– Знаю, знаю. Какие-то загадочные происшествия.

Боже, ты правильно это понял, подумал Пэт, медленно кивая головой.

– Сообщай обо всем необычном, что увидишь. Вообще обо всем и сразу же. Пользуйся рацией, не пытайся меня искать. Хорошо?

– Конечно, я все сделаю, как говорите. Я, кстати, заметил, что наш странный тип вел себя как-то необычно. Он направлялся в медицинский блок, но шел как-то смешно, понимаете?

– Как я понял, ты имеешь в виду мистера Твигга?

– Да, его самого. Как-то он странно держался. К тому же он прижимал к груди большой тяжелый мешок, а когда вернулся, мешок был пуст, я видел, что он просто помахивает им в одной руке.

– Да, несколько человек упоминали, что он в последнее время не вполне здоров. Но я не думаю, что это повод для беспокойства. Скорее всего, он просто отнес что-то на экспертизу для анализа.

Например, чью-нибудь голову, подумал Пэт про себя, и лишь отчасти в шутку. Хотя тот ничего не говорил, Пэт давно догадался о смертельной профессии Твигга. Он знал этот тип. Да и коттедж в лесу ему не предоставили бы просто так, ни за что.

– Послушай, сегодня у нас больше оснований для беспокойства, чем Седрик Твигг, – настаивал Бэббидж. Он поднял широкое запястье, поросшее черными волосами, выглядывавшими из-под обшлага рубашки, посмотрел на часы и выругался.

– Половина четвертого. Большая часть чертова дня позади. – Вдалеке они услышали знакомый звук лопастей несущего винта. – Прибывают первые гости, – сказал он, потом снова выругался. – Будь начеку, когда пойдут через вестибюль, Пэт. Я имею в виду, поднимись на ноги, просто пока они не пройдут мимо. Вскоре, когда они зарегистрируются, ты сможешь снова спокойно отдыхать. Но старайся не засыпать, хорошо?

– Точно так, мистер Бэббидж. Об этом можете не беспокоиться.

Начальник службы безопасности повернулся, чтобы пойти в сторону огромного кабинета управления, где садящийся вертолет будет показан на экране монитора.

– Кстати, мистер Бэббидж, сэр…

Бэббидж остановился и с явным раздражением оглянулся на старого седого охранника.

– Что еще, Пэт? У меня много дел.

– Ну… я просто хотел спросить, не заметили ли вы, что сегодня после полудня происходит со светом?

Бэббидж нахмурился.

– О’Коннор, ты думаешь, мне больше нечего делать…

Пэт пропустил упрек мимо ушей.

– Посмотрите, видите? Не кажется ли вам, что он какой-то желтый?

Бэббидж осмотрелся, поднял взгляд к высоким окнам фойе, потом опустил его к полуоткрытой дубовой входной двери. У света, проходящего через них, забавный оттенок, подумал он, но какое, черт возьми, это имеет значение?

– В этом нет ничего неестественного, тем более ближе к вечеру, – раздраженно сказал он.

– Но не в октябре, сэр. Я выходил наружу, смотрел на небо. С моря словно бы наползает дымка.

– Значит, так и есть. Дымка с моря.

– Но ведь ветра нет. Ни малейшего дуновения, понимаете? Из-за этого у меня сегодня мурашки по коже бегают.

Бэббидж усмехнулся.

– Размечтался, приятель. Поднимаешь шум из ничего.

Пэт покорно вздохнул.

– Все же какая-то странная здесь атмосфера.

– Черт возьми, Пэт. У меня и так дел хватает. Так что просто выполняй свои обязанности и постарайся, чтобы я снова не застал тебя спящим.

Патрик готов был сказать Бэббиджу, что он не спал перед этим, а думал. Думал о многих странных вещах. Но все равно было слишком поздно: начальник службы безопасности уже уходил прочь.

* * *

Последние посетители Комрека были встречены сэром Виктором и мистером Дерриманом и препровождены в свои апартаменты. Пэт гадал, сколько еще должно прибыть. Четверо прилетели на вертолете ранее днем, затем еще троих привезли из аэропорта Прествика, еще один, не будучи в состоянии лететь частным самолетом, добирался сам. Ожидали еще четверых, которые должны были прилететь в большем и более роскошном вертолете с Оружейной ярмарки в Лондоне непосредственно в замок Комрек ранним вечером. Видимо, всех четверых задерживали индивидуальные деловые обязательства, иначе все участники конференции уже были бы на месте.

Вместе с лордом Эдгаром Шоукрофт-Дракером и сэром Виктором Хельстремом они соберутся на важное совещание, на котором, возможно, будет присутствовать и Эндрю Дерриман, но лишь затем, чтобы отвечать на любые вопросы, относящиеся к его компетенции. Пэт по опыту знал, что никакого протокола заседания не будет, что все сказанное, намеченное и согласованное останется в полной тайне, ничего не попадет ни в архив, ни на пленку. Считаться будет только мажоритарный консенсус.

Пэт знал об этом, потому что за его спокойными манерами скрывался живой и пытливый ум. Как отец О’Коннор, он был строгим, но добрым священником, простым с теми, кто исповедовался в тяжких грехах, но суровым в соблюдении законов Церкви. Возможно, некоторые считали его слишком непогрешимым в служении Богу, но в те времена местные священники руководили своими приходами, и в целом их влияние было сильнее правления закона. Отец О’Коннор был красивым молодым человеком, и это, при его любезных, но авторитарных манерах, привлекало многих молодых девушек и даже жен некоторых прихожан. Многие разделили бы с ним ложе, чтобы потом умолять Бога о прощении. Он слишком хорошо осознавал свою привлекательность и понимал их искушение. Огромным было и его собственное искушение, ибо несколько девушек обладали темными волосами, высокими скулами, зелеными миндалевидными глазами и твердыми челюстями – этой особой ирландской красотой, столь радующей глаз.

Но отец Пэт также веровал в Бога своего, и чудо веры пронизывало его насквозь, несмотря на его огорчения.

Его также уважали мужчины, знавшие его по-настоящему, потому что он тоже мог быть жестким мужчиной. Потому что у него была еще одна прочная вера – в воссоединение Ирландии. Жить в республике было недостаточно, больше всего на свете он желал, чтобы его страна была целой, без разделения между Севером и Югом. Среди других ценностей эта была самой важной, преподанной ему его отцом. Отцом, который умер от штыка британского солдата, вонзившегося ему в спину.

Хотя он не испытывал ненависти ни к британцам, ни к протестантам на севере, совесть у него о них не говорила, так что, следовательно, он не испытывал жалости, когда стрелял в них или участвовал в их подрывах. Несмотря на то что беспорядки превозносили как религиозный конфликт, в глубине души он знал, что религия играет здесь лишь малую роль: все дело было в том, чтобы территория находилась под одной нацией, а это могло произойти лишь при избавлении земли от протестантов Ольстера.

Те, кто боролся вместе с ним, знали, каким он был бесстрашным и жестоким. До тех пор, пока не пострадали дети. Летом 1979 года лорд Луи Маунтбеттен приехал в свой дом для отдыха в Муллагморе, маленькую приморскую деревню между Бундораном в графстве Донегал и Слиго. Многие люди ИРА жили в Слиго или приезжали туда на время отпуска, и ирландская полиция предупредила Маунтбеттена, что он рискует жизнью, если продолжит проводить там время.

Маунтбеттен когда-то занимал высокий пост в британской армии и был наставником молодого принца Чарльза, который почитал своего храброго двоюродного деда. Маунтбеттен проигнорировал предостережения. А утром того рокового лета он решил повести свою тридцатифутовую деревянную яхту в залив для ловли омаров и тунца, не ведая о том, что накануне ночью Томас Макмагон из ИРА проскользнул на неохраняемую яхту и прикрепил к ней пятидесятифунтовую радиоуправляемую бомбу.

Было решено, что честь осуществления взрыва будет предоставлена отцу Пэту. Однако отцу Пэту не сказали, что Маунтбеттена будут сопровождать старушка восьмидесяти трех лет и трое детей: четырнадцатилетние мальчики-близнецы и ирландский юноша пятнадцати лет, работавший на яхте.

Операция прошла строго по плану, отец Пэт подорвал бомбу точно в назначенное время. Один из близнецов был убит наповал, другой на всю жизнь остался калекой, престарелая баронесса умерла некоторое время спустя от ужасных ран. Лорд Луи взрывом был сметен в море, где и утонул, не приходя в сознание.

Но смерть ирландского юноши причинила отцу Пэту самое глубокое горе, когда он узнал всю правду о том, что сделал, а вскоре вслед за этой терзающей сознание печалью пришли чувства скорби и вины за свои действия в тот прекрасный, яркий день.

Томаса Макмагона арестовали при попытке ускользнуть обратно через границу, но он, хотя и был осужден за убийство, так и не выдал имен своих товарищей по заговору.

В конце концов у отца Пэта наступило полное психическое расстройство. Чувство вины привело священника к самой грани безумия, поскольку он столкнулся со злом внутри своей собственной души. Это повлекло его по дороге в ад, а затем ушло, предоставив ему самому найти путь обратно.

Он не вполне понимал, почему теперь стыд должен был править его расположением духа и всеми действиями, потому что в прошлом он помогал террористической организации во всех видах злодеяний. Но эти убийства никогда не касались детей, особенно ирландских детей. Мысли об ужасающей смерти мальчика мучили его и во сне, и в часы бодрствования. Сейчас он горевал даже о Маунтбеттене, семидесятидевятилетнем старике, отправившемся в приятный день на рыбалку со своей семьей. Какая слава могла быть в убийстве таких людей, как они?

Наконец он больше не мог переносить свою вину и испросил аудиенции у своего архиепископа и признался ему в преступлениях против врага, которого уже не мог ненавидеть.

Архиепископ, естественно, рассмотрел предмет самым серьезным образом, но приказал священнику молчать о его связи с террористами. Он также предписал ему покаяние, но только в уединении его дома, а не в приходской церкви перед верной паствой. Тем временем архиепископ проконсультируется с Ватиканом, чтобы определить порядок действий. До тех пор священник должен был сохранять молчание.

Через месяц все было решено, и священника известили о его наказании. Отец О’Коннор будет сослан в секретное место в Шотландии. Его прихожанам следовало сказать, что он в короткий срок принял пост в Южной Америке.

И вышло так, что тридцать с лишним лет спустя Тихоня Пэт, ранее известный как отец Патрик О’Коннор, оказался сидящим в замке Комрек у подножия большой лестницы, устланной красным ковром. Это стало рутиной, которая вселяла онемение в его душу и тихо подавляла в нем чувство вины, хотя никогда не избавляла от него полностью.

Вплоть до недавнего времени.

Пока странная, гнетущая атмосфера не начала опускаться на замок. Или, может, этот необычный гнет восходил, поднимался из глубин самого ада.

Ранее в тот же день он наблюдал, как из охранников собрали целое подразделение и сообщили им о диких кошках, недавно зачумивших лесные угодья Комрека. Он был и свидетелем ужасного инцидента с личинками и мухами в обеденном зале.

Потом этот Твигг. Что-то дурное присутствовало в этом человеке, Тихоня Пэт нутром это чуял.

А раньше этот охотник за привидениями, Дэвид Эш, сбежавший по лестнице и ворвавшийся в кабинет директора. Потом ушел, по-прежнему с мрачным лицом и с горящими от ярости глазами.

Однако уязвленное виной сознание Пэта беспокоил кое-кто еще – собственно говоря, два человека, тревожившие его в течение последних нескольких месяцев. Пэт многое о них знал, потому что, хотя сам не очень-то умел говорить, был прекрасным слушателем. С наблюдательной точки своего личного чистилища в этом огромном фойе он становился свидетелем всех приходов и уходов. А недавно он наблюдал, как ухудшается в замке совокупное настроение. Ему казалось, что все здесь, как гости, так и сотрудники, день ото дня становятся все более испуганными. И он полагал, что знает почему.

Глава 64

Дэвид Эш тоже увидел слабый желтый оттенок у неба за пределами замка и почувствовал его гнет.

Это могло быть дымкой, гонимой с моря, но не было ни ветерка, чтобы нести ее в глубь суши. Это не было и морской дымкой: это было загрязнением самого воздуха. И каким-то образом оно задержалось также и внутри замка, так что самые яркие цвета интерьера приглушались и притуплялись. Ткань штор и обивка светились менее ярко, как и великолепные гобелены, изображающие древние битвы и сцены охоты, чьи цвета теперь сделались пресными.

С каждой минутой Эш беспокоился все больше. Инстинкт подсказывал ему, что назревает некое бедствие, которое проявится скорее раньше, чем позже. Если Хельстрем решил не обращать внимания на его предупреждение, то так тому и быть, однако парапсихологу не хотелось оставаться рядом и стать свидетелем всего, что произойдет. Но он не покинул бы замок без Дельфины, и была еще одна вещь, которую ему надо было проверить в первую очередь.

Он думал о своем испорченном оборудовании. Либо духи были полны решимости уничтожить любые доказательства своего присутствия, либо кто-то, какой-то человек, не хотел, чтобы ему удалось определить, что же именно преследует Комрек.

Теперь его работа здесь казалась бесполезной, возможно, даже завершенной. Он предупредил Хельстрема, а Хельстрем отказался действовать. Эш сделал все, что мог. Теперь он хотел только одного – оказаться как можно дальше от Комрека.

Желтизна неба снаружи усилилась. Тени внутри замка становились гуще и длиннее, в старинном здании неуклонно укоренялся мрак.

Он не хотел оставаться здесь, когда наступит ночь.

* * *

Сначала он тихонько постучал в дверь комнаты Дельфины. Не дождавшись ответа, постучал настойчивее. Наконец повернул ручку и вошел.

Комната была пуста.

Из-за непрекращавшейся суеты гостям, напичканным седативными средствами, велели не покидать своих комнат, в результате чего в залах и коридорах стояла жуткая тишина. Но это не означало, что никому не потребуется врачебный уход. Возможно, он найдет ответ у нее в кабинете.

Выскочив из комнаты, Эш пустился по коридору, ведущему к огромной лестнице. Он вздрогнул, проходя мимо разрушенной шахты лифта, где внешнюю дверь крест-накрест перегораживали две желтых предупреждающих ленты, чтобы никто ее не открыл. Миновав лишь одного вооруженного охранника, Эш стал спускаться по застеленной темно-красным ковром лестнице, перешагивая через две ступеньки за раз.

При звуке его приглушенных шагов старый седой охранник, сидевший на своем обычном месте у подножия лестницы, посмотрел вокруг и бросил на парапсихолога слегка подозрительный взгляд.

Эш остановился и резко спросил у него:

– Вы знаете, где кабинет доктора Уайетт?

Старик смотрел на него несколько секунд, его выцветшие глаза, казалось, обшаривали лицо Эша, словно пытаясь прочесть его мысли. Наконец он поднял руку с толстыми пальцами и указал вниз по длинному фойе.

– Вы найдете его через четыре двери слева, сэр, – вежливо ответил он.

– Спасибо, – сказал Эш и тотчас целеустремленно зашагал к консультационному кабинету Дельфины.

На этот раз Эш вошел сразу, без стука. Он оказался в небольшой прихожей, где напротив пустого стола регистрации стоял двухместный диван. Через открытую дверь напротив он увидел Дельфину, работавшую за письменным столом. Она удивленно подняла глаза, и лицо у нее осветилось приветливой улыбкой.

– Дэвид, – сказала она, начиная подниматься со стула.

Пройдя в кабинет, Эш столь же радостно улыбнулся ей в ответ, крепко целуя ее в губы и усаживая обратно на ее место.

Кабинет был украшен ласкающими глаз акварельными пейзажами, на самом большом из которых изображался ручей, текущий по гладким камням и расширявшийся в приятный поток. (Уж не сознания ли? – подумал он. ) Стены были окрашены светло-голубой пастелью, в одном углу стояло высокое растение в горшке, а на маленьком кофейном столике помещалась ваза с цветами.

Она перевела дух после его затяжного поцелуя.

– Что тебя сюда привело? – спросила она с озадаченным выражением. – Я как раз заканчивала кое-какие документы, а потом собиралась тебя найти.

– Сегодня обходишься без секретаря? – спросил он.

– Весь вспомогательный персонал попросили оставаться у себя в комнатах. После всего, что случилось, многие из них все равно слишком напуганы, чтобы работать. Разве ты не заметил страшного чувства гнета, опускающегося на замок? Полагаю, это может быть просто эмоциональной реакцией на все, что здесь совсем недавно случилось.

– Случилось на настоящее время, ты имеешь в виду.

– Думаешь, последует нечто большее? – Она запрокинула голову, чтобы посмотреть на него, и глаза у нее расширились от страха.

– Надо уходить, Дельфина. После того, что случилось с нами сегодня утром, я почти не сомневался, что ты отдыхаешь или тебе обрабатывают раны в медицинском блоке.

– Меня дикие кошки не очень-то поранили. Ты пострадал куда больше.

Подняв одну из его исцарапанных и ободранных рук со стола, на котором та лежала, она стала нежно целовать ему пальцы.

– Все в порядке. Обезболивающие еще не совсем перестали действовать.

Успокаивающие кремы и анестетики, которыми обработали его раны, особенно глубокие царапины на лице, сейчас на самом деле почти улетучились, но он не стал упоминать об этом Дельфине. Он надеялся, что шрамы со временем исчезнут.

– Дельфина, я серьезно говорю об уходе. Уже темнеет, и нам надо выбраться, прежде чем все это начнется снова.

– Что ты имеешь в виду? Призраков?

Он кивнул.

– Я уверен, что сегодня вечером будет пик, и не хочу быть поблизости. И чтобы ты была поблизости, тоже не хочу. Ты должна пойти со мной.

Она опустила глаза и некоторое время ничего не говорила. Снова подняв голову, она сказала лишь с намеком на вызов в голосе:

– Мы это уже обсуждали. Во-первых, – серьезно сказала она, – нам никогда не уйти с территории. Выходы слишком уж хорошо охраняются.

– Мы найдем дорогу. Сегодня вечером основное внимание будет сосредоточено внутри замка.

– А во-вторых, – продолжала она, как будто не слыша его слов, – я не могу оставить Льюиса. Он…

– Тогда я понесу его на своей чертовой спине, – перебил ее Эш, теряя терпение.

– Ты не понимаешь, Дэвид. Комрек – это его дом. Во что превратит его внешний мир?

На это Эш не мог ответить сразу. Даже если у них все получится, к бедняге Льюису отнесутся как к уроду. Будут использовать его в качестве подопытного кролика, феномена для тестирования, для проведения экспериментов. И он никогда не сможет покинуть места, где его будут держать, никогда не сможет ходить по улицам, видеть солнце, любоваться городами, потому что все станут на него глазеть. Здесь он, по крайней мере, мог ходить по территории, бывать в садах, в лесу.

– Я уверен, мы найдем какое-нибудь место, где…

– Нет, Дэвид, это невозможно. – Дельфина постаралась, чтобы это прозвучало как последнее слово по обсуждаемому вопросу, оставив Эша встревоженным и разочарованным – хотя он понял ее отказ.

Вдруг его осенило.

– Что, если бы мы пошли к лорду Эдварду Шоукросс-Декстеру, как бы там его ни звали, напрямую? Умоляли бы его отпустить нас?

– Лорд Эдгар, – поправила она его. – Лорд Эдгар Шоукрофт-Дракер.

– Похоже, влиятельный человек.

– Так оно и есть. Но лорд Эдгар тоже очень болен.

Это заставило Эша сделать паузу.

– Он умирает, – добавила Дельфина.

– Боже…

– Мезотелиома. Очень редкая и неизлечимая форма рака. В желудке у сэра Эдгара массивная опухоль, а другие – в правом легком и в шее.

Неудивительно, что он выглядел таким серым, подумал потрясенный Эш.

– Поэтому сегодня и проводится конференция. Чтобы избрать его преемника в качестве главы Внутреннего двора.

Эш посмотрел вниз, слегка покачивая головой. Снова подняв глаза, он сказал:

– Почему ты не говорила мне, что он умирает?

– А что, должна была? Это конфиденциальный медицинский вопрос, а поскольку я сама врач, мне не следовало даже упоминать тебе о его болезни.

– Прости. Это в самом деле неизлечимо?

– Боюсь, что так. Эту болезнь могут слегка притормозить исключительно лекарства. Без них, я думаю, он бы уже давно умер.

– Как долго, по-твоему, он протянет? – Эша это по-настоящему заботило, пусть даже он не доверял этому могущественному человеку и его тайной организации.

– Кто может сказать? Может, еще три месяца, а может, только до завтра. Вот почему конференцию нельзя отложить.

– Но если Шоукрофт-Дракер уже одной ногой в могиле… прости… – он воздел руку, как бы защищаясь, – я не хотел говорить так прямо, но если мысли о смерти хоть сколько-нибудь его смягчили, то он просто может оказаться восприимчивым к нашему желанию уехать. Всем троим – тебе, мне и Льюису. Он даже мог бы предоставить нам самолет.

– Ну, Дэвид, для такого прагматика, как ты, это оптимистично до глупости.

– А я известен своим пессимизмом, – едко, но с искренней улыбкой сказал он. – Слушай, давай попробуем. Если мы сумеем увидеть лорда Эдгара и я объясню, что ситуация в Комреке становится все хуже, он может прислушаться. В конце концов, ради этого меня в первую очередь и наняли. Мои полномочия действительны.

Она уныло покачала головой.

– Не знаю. По-моему, они в первую очередь переоценили твои возможности. Кроме того, он будет готовиться к сегодняшней конференции.

– Значит, мы знаем, где он сейчас будет – у себя в номере на шестом. У тебя есть соображения, кто будет его преемником? Хельстрем?

– Я думаю, сэр Виктор предпочел бы вернуться в бизнес по продаже оружия за рубеж. Основными клиентами Внутреннего двора долгие годы были Эмираты и африканские страны. Он уже заработал себе почетный титул, и надо приложить усилия, чтобы гарантировать его сохранность.

– Усилия Внутреннего двора, конечно.

– Конечно, – подтвердила она. – Ему понадобилось некоторое время оставаться за кулисами, вон он здесь и оказался.

– Естественно. Бьюсь об заклад, ему это ненавистно.

– Уверена, что так и есть.

– Значит, так. – Он глубоко вздохнул. – Ты согласна с моим планом?

– Обратиться к лорду Эдгару? Ты же все равно к нему обратишься, верно?

Его молчание послужило ей ответом.

– Я подумал, что ты могла бы оставаться с Льюисом, пока я повидаюсь с Шоукрофт-Дракером. Потом, если он согласится, я приду и заберу вас. Если же не согласится, я все равно приду за вами, и мы выберемся отсюда без его помощи.

Она, казалось, смирилась с этой идеей.

– Еще один момент, – сказал он.

Дельфина на мгновение закрыла глаза.

– Дэвид, пожалуйста, только ничего опасного, – взмолилась она, открывая их снова.

– Кабинет Хельстрема пуст? Ты сказала, что большинству сотрудников велели оставаться у себя в комнатах, и я думаю, что они с Дерриманом будут приветствовать делегатов конференции.

Она опасливо кивнула.

– Сэр Виктор, конечно, будет. Насчет мистера Дерримана не знаю.

– Ты можешь меня туда провести?

– Зачем, Дэвид?

Он рассказал ей о карте памяти, которую принес Дерриман, и о шести цифрах, проштампованных на ней.

– Мне надо проникнуть в этот шкаф, Дельфина. Никто не узнает о твоем участии, обещаю тебе. – Он широко улыбнулся, но почти невесело, с закрытыми губами. – С твоей карточкой-ключом мы сможем попасть к нему в кабинет?

Она медленно кивнула.

– Тогда чего мы ждем?

– А что, если сэр Виктор не принимает делегатов? Что, если он у себя в кабинете? – сказала Дельфина.

– Слушай, мы спросим старичка, что сидит у лестницы, знает ли он, где находятся Хельстрем и Дерриман. Если кто-то из них все еще в кабинете, мы забудем об этом.

Он поцеловал ее в лоб, а затем в губы, словно ободряя, и она вернула ему поцелуй в полном объеме. Его чувства воспарили, он словно растворялся в ней, и ему не хотелось от нее отрываться.

Наконец, когда у обоих перехватило дыхание, он прервался.

Не говоря больше ни слова, он повел ее за руку через пустую приемную и в холл. Когда она повернулась, чтобы закрыть за собой дверь, Эш заметил, что через главные двери замка входит какой-то человек в стильном темно-синем пальто. Закрыв большую дверь, вновь прибывший зашагал через вестибюль, постукивая по твердому мраморному полу хорошо начищенными туфлями. Он вез за собой маленький чемодан на колесиках. Одно из крошечных колесиков громко визжало в тишине длинного, почти пустого холла.

Зачесанные назад черные волосы, седина на висках, дорогой шелковый галстук и белая рубашка с жестким воротничком. Гладковыбритое надутое лицо с самодовольным выражением.

– О нет, – простонал Эш. – Только этого мне и не хватало.

Глава 65

Саймон Мейсби энергично помахал рукой Эшу, но следователь не захотел отвечать на этот жест.

– Буду с вами через секунду, – выкрикнул Мейсби, подходя к стойке регистрации. – Тот же старый номер, как я понимаю, Джеррард? – Его голос глухо раскатывался по длинному коридору.

– Да, сэр, как всегда. Проветрен и готов, чтобы вы заселились прямо сейчас.

– Полагаю, все, кроме меня, уже зарегистрировались?

– Пока что семеро, сэр. Остальные прибудут в ближайшее время.

– Великолепно. А сэр Виктор, мистер Дерриман – где мне их найти? В кабинете?

Желтолицый регистратор вежливо помотал головой.

– Нет, сэр. Они сейчас в зале приемов вместе с другими вновь прибывшими.

– А лорд Эдгар?

– У себя в номере, готовится к конференции, сэр. На повестке дня первым пунктом значится ужин, после коктейлей в честь прибытия.

– Х-м-м, похоже, мне нужно поторопиться, – оживленно сказал Мейсби.

– Можно не спешить, мистер Мейсби, сэр. Час коктейлей всегда затягивается.

– Точно, так всегда и бывает, – ответил Мейсби, понимающе подмигивая Джеррарду. Затем он обратил взгляд в сторону Эша и Дельфины, которые ждали неподалеку от центра холла.

Он двинулся прямо на них, уже протягивая одну руку, чтобы обменяться рукопожатием с Эшем, что парапсихолог сделал неохотно, отметив, какая мягкая и липкая у того ладонь; когда он впервые встретился с щеголеватым консультантом, пожатие у него было сухим и твердым. Возможно, в этот вечер на уме у него были неприятные мысли. Мейсби сразу же обратился к Дельфине.

– Доктор Уайетт, как приятно встретиться с вами снова. Я сомневаюсь, что во всем королевстве найдется столь же прелестная женщина-психолог, как вы.

Она вяло улыбнулась в ответ на его покровительственное замечание, но, прежде чем она успела что-либо сказать, он снова повернулся к Эшу, и манера у него резко изменилась.

– Я слышал, вы не очень-то помогаете с этими предполагаемыми призраками, – сказал он, нахмурившись, но морщины едва проступали на его гладком лбу.

Эш подумал, не использует ли он ботокс.

– Это не совсем верно, – спокойно ответил Эш, решив не позволить Мейсби вывести его из себя. – Я установил, что призраки реальны. Я посоветовал сэру Виктору эвакуировать людей из замка.

– Ну-ну, это немного чересчур, не так ли? – ухмыльнулся консультант.

Эш небрежно пожал плечами и был рад увидеть искру раздражения в острых глазках Мейсби.

– Тогда, я думаю, вы должны подняться и предоставить мне устный доклад, пока я буду переодеваться к коктейлям и ужину.

– Не могу этого сделать.

– Простите? – вспылил Мейсби. – Что значит – не можете? Я настаиваю.

– Настаивайте сколько вам угодно, но я сейчас слишком занят. Может быть, позже? – добавил он, совершенно уверенный, что позже этой ночью все будут «слишком заняты», хотя он не собирался быть среди них.

– Ну… Ну, если это лучшее, что вы можете сделать, так тому и быть, – выпалил Мейсби. – Но можете не сомневаться, что я доложу о таком отношении вашему начальству.

– Так тому и быть, – твердо сказал Эш, бросая Мейсби его собственные слова.

Нарядный консультант резко отвернулся от Эша с Дельфиной и быстро зашагал к изогнутой лестнице.

Он поднимался через две ступеньки за раз, не ответив на салют старого охранника, мимо которого прошел.

Тихоню Пэта это заботило меньше всего: он думал совершенно о других вещах.

Глава 66

Бывший преподобный отец Патрик О’Коннор весь день пребывал в унылом, но задумчивом настроении. Все эти приходы и уходы: наблюдение за сбором охранников, оповещаемых о задании по очистке леса от диких кошек; возвращение двух глупых недорослей, а также так называемого охотника за привидениями и прелестной женщины-психолога; торопливость снующих туда и сюда горничных, слуг, официантов и уборщиков, готовящихся к вечернему празднеству.

Но, Господи Иисусе, этот жирный черный деспот, скрывшийся из африканской страны, которую он поставил на колени, где сотни и тысячи умерли от голода или погибли ужасной смертью от рук его собственной милиции, куча военных преступников и так называемых бизнесменов, мошенников и лжецов, даже, черт их возьми, насильников! Живущих в роскоши в этой великолепной обители, преследуемой привидениями. Да, уж он-то знал, что здесь есть привидения и всегда были, с тех пор как он сюда прибыл более тридцати лет назад, но на этот раз преследование было яростным, дьявол получал свое, позволяя им купаться в незаслуженной роскоши за невероятно высокую плату. Но сколько бы веревочке ни виться… Верная пословица, что и говорить.

Перед этим, стоя на пороге, он недоумевал по поводу желтого неба, грязно -желтого неба, замаранного грехом, но теперь, с наступлением темноты, ставшего темно-синим. Луна со временем сделалась желтоватой, словно в нее влилась все та же небесная желтизна. И даже запах старого замка изменился, потому что по залам и коридорам веяло чем-то странно едким и острым.

Весь день он размышлял, вспоминая о временах, когда был священником и паства его прихода в маленьком городке приходила к нему спросить совета и исповедоваться в грехах. Честные, богобоязненные люди, они откладывали в сторону распри и разногласия ради этого благословенного утра, мужчины всегда надевали лучшие свои костюмы, детям начисто отдраивали лица и шеи, женщины красовались в самых лучших воскресных платьях – выносливый народ, воздававший своему Создателю истинное уважение. Само собой, мужчины могли напиваться и буянить субботним вечером, но когда наступало воскресенье, они все равно приходили на службу, несмотря на больные головы, синяки и шишки, обозначавшие их развлечения накануне.

На протяжении будних дней он наставлял робких, избиваемых мужьями жен, объясняя им, что развод есть тяжкий грех в глазах Церкви. Но с тех пор у него было предостаточно времени подумать. Почему к женщинам надо так относиться? Разве Христос говорил когда-нибудь, что уйти от жестокого мужа нехорошо? Были ли глаза Церкви тем же, что и глаза Бога?

А потом были девушки, такие счастливые и полные жизни. Как много их приходило к нему, отпав от благодати, забеременев от какого-нибудь парня, сказавшего слова любви? Правильно ли было запрещать им пересекать Ирландское море, чтобы сделать аборт? Кто он такой, чтобы судить, сам будучи грешником? Грешником, повинным в убийстве. Смертным грешником.

И пока медленно тянулся этот долгий день, а самый воздух в замке все более заражался злом, его мысли вновь и вновь обращались к тяжкому греху, непрерывно совершавшемуся другим церковником, представителем его собственной веры: архиепископом Карсли.

Он не знал, какую именно порчу этот заблудший человек ежедневно наводил на бедную сестру Тимбл, но судил об этом по ее глазам, темнота вокруг которых свидетельствовала о муках, постоянно ею претерпеваемых. Пэт был уверен, что здесь замешана сексуальная развращенность. Однако у самодовольного священнослужителя не было никаких признаков угрызений совести, пусть даже его грех был столь очевиден в выражении лица у доброй сестры. Это не могло продолжаться. Он не позволит этому продолжаться.

Под застегнутым на молнию жилетом он ощущал тяжесть пистолета, и его замысел набирал обороты. В последнее время у него возросло разочарование в недостатках своих братьев, и ему пришло в голову, что на его подсознание могут воздействовать другие силы, дразня его похотливыми мыслями о том, чем занимались архиепископ Карсли с монахиней. Эти мысли становились все хуже, и теперь Тихоня Пэт чувствовал себя надломленным и сбитым с толку. Но больше всего в нем было ханжеской ярости.

Что-то надо сделать, говорили ему хитрые голоса у него в голове. Ложный епископ позорит всех католиков, включая его самого, расплачивающегося покаянием за свои грехи в этом странном чистилище. Разврат Карсли показывал, что в сердце прелата не было никакого раскаяния.

Этот человек должен понести наказание без отлагательств, в этот самый день. И оно будет наложено на него преподобным отцом Патриком О’Коннором.

Он прикоснулся пальцами к оружию, скрытому в наплечной кобуре.

Глава 67

Дельфина сунула карту-ключ в считывающее устройство на двери главного кабинета и подождала, чтобы слабое жужжание сообщило ей об отпирании замка.

Дверь открылась, она протиснулась внутрь, и Эш последовал за ней. Пока Дельфина еще осматривала помещение, Эш прижался ухом к двери Хельстрема и несколько мгновений прислушивался. К тому времени, когда она к нему присоединилась, он убедился, что комната по ту сторону двери пуста. Расслабившись, он попробовал повернуть латунную дверную ручку. Она не поддалась.

– Что теперь? – встревоженно шепнула Дельфина.

Опустив руку во внутренний карман куртки, он достал маленький кожаный бумажник, застегнутый на кнопку.

– Инструменты ремесла, – сказал он. – Иногда не обойтись.

Эш раскрыл бумажник, продемонстрировав наборы тонких металлических стержней, размещенных по обеим его сторонам. Опустившись на колени, он положил на пол футляр с инструментами для взлома, каждый из которых хранился в отдельном отделении. Вынул один из них, немного массивнее и прочнее на вид, чем большинство остальных. Конец у него был скошен под углом около сорока пяти градусов, а рукоятка несколько расширена для простоты в обращении.

– Вот это называется вращатель, – мягко объяснил он ей. – А вот это, – он показал ей другой металлический стержень, потоньше, с загнутым заостренным концом, – и есть собственно отмычка.

Он поднес оба инструмента к дверному замку.

– Похоже, замок цилиндровый, поэтому не должен быть слишком сложным, – сказал он, вставляя вращатель в замочную скважину. За ним последовала отмычка, которую он еще дальше вдвинул в замочную скважину, поддерживая ее вращателем при кручении. – Там пять штифтов, внутри которых мне нужно надавливать, пока они не щелкнут – звук едва слышный, но я почувствую сброс давления. Буду делать по два за раз, а напоследок займусь самым ближним.

Потребовалось всего несколько секунд, чтобы он покрутил обоими приспособлениями и негромкий, но слышимый щелчок сообщил им, что дверь открыта. Эш медлил, все еще не вынимая вращатель и отмычку. Он посмотрел на Дельфину.

– Ты ведь не думаешь, что эта дверь на сигнализации, верно?

Она замерла, не располагая ответом, а он улыбнулся, осторожно поворачивая ручку и распахивая дверь настежь.

– Ладно, я же проверил, есть ли на ней контактная полоска, когда был здесь раньше, – сказал он, все еще улыбаясь. Она посмотрела на него с укоризной.

Они осторожно вошли и, хотя оба знали, что комната будет пуста, вздохнули с облегчением, когда она таковой и оказалась.

– Из тебя бы вышел хороший грабитель, – заметила Дельфина, озираясь по сторонам.

Эш указал на тонкие серые шкафы, выстроившиеся в ряд вдоль стены по ту сторону стола Хельстрема.

– Верно. А вот здесь начинается самое интересное.

Пока они обходили стол, парапсихолог шарил глазами по его поверхности в смутной надежде найти ключи к шкафу, но видел только обычный офисный беспорядок. На всякий случай он попробовал выдвижные ящика шкафа, но те были крепко заперты.

– Как ты думаешь, Хельстрем не мог оставить свои ключи в ящике стола?

– Сомневаюсь, – ответила Дельфина, возвращаясь к столу. Она потянула каждый из его ящиков, но ни один не сдвинулся с места. – А ты не можешь вскрыть замки? На этих шкафах, я имею в виду.

– Нет, терпения не хватает. Но с виду они для меня не слишком крепкие.

Эш подошел к заваленному всякой всячиной столу и взял металлическую линейку, слегка постукивая ею по ладони.

– Надеюсь, фокус удастся.

Продолжая постукивать линейкой по открытой ладони, он осмотрел занятные предметы мебели, изготовленные на заказ. Сунул руку во внутренний карман курки и достал блокнот, в котором записал номера с кладбища.

– С какого шкафа начать? – прикинул он вслух. Потом показал Дельфине наборы цифр в записной книжке. – Находишь какую-нибудь связь с ними?

Она изучила номера, потом снова посмотрела на шкафы. Еще дважды переводила взгляд с одного на другое, прежде чем наконец сказать:

– Ты ошибся, когда записывал. Глянь, где в начале ты пишешь восемь, должно было быть B. Видишь, вон там, на шкафу, чуть выше ручки, стоит B.

Эш просунул крепкую стальную линейку в узкий зазор между ящиком и рамой шкафа. Потребовалось некоторое усилие, и мгновение казалось, что замысел невыполним. Потом, когда они с Дельфиной надавили на линейку как на рычаг, замок вдруг сломался и ящик выскочил на несколько дюймов. Торжествуя, они приостановились, чтобы осмотреть его содержимое, прежде чем вытянуть его, насколько это возможно.

Внутри, как костяшки домино, лежали рядами проштампованные карты памяти с отчетливо видимой маркировкой. Имелись и несколько еще пустых пазов, явно ожидавших, когда их заполнят картами с информацией о вновь прибывших.

Эш справился со своим блокнотом и вытащил флешку с совпадающим номером.

– Ладно, давай вставим вот эту в компьютер и посмотрим, что появится на экране.

Дельфина взяла у него флеш-карту и подошла к компьютеру, надев при этом очки. Эш тем временем просматривал другие флешки в шкафах, сличая их коды с теми, которые торопливо записал в свой блокнот, затем повернулся и посмотрел через плечо Дельфины. Когда та попыталась получить доступ к файлу, появилось окно с запросом пароля. Она подняла взгляд на Эша.

– Вот этого я и боялась.

– Я тоже. Наверное, было бы слишком просто, если бы Хельстрем использовал собственное имя? Хотя он важничает еще как?

– Попробую, но сомнительно. – Дельфина без успеха попыталась вводить SIR VICTOR HAELSTROM[54] и ряд вариантов. – Нет, так не получится, – сказала она, глядя на экран. – Слишком уж просто.

– Да, дурацкая была мысль. – Эш положил ей на левое плечо руку, словно для поддержки. – COMRAICH? [55]

Она ввела это слово тремя способами, сначала заглавными буквами, потом строчными, наконец, только с заглавной первой C. Все попытки были неудачны.

Не желая терпеть поражение, она начала пробовать случайные слова: COURT, GULFSTREAM, REFUGE[56]. Все не то. Плечи у нее опустились, но REFUGE заставило Эша призадуматься.

– Не REFUGE. Но попробуй… – начал он, но она его опередила.

– SANCTUARY[57], – сказала она, чувствуя зуд от волнения.

Но это опять оказалось не то.

– Это безнадежно, Дэвид. Мы так всю ночь можем здесь просидеть и все равно не подобрать правильного пароля.

Но ее последняя попытка подтолкнула что-то у него в памяти. Кто-то – он не мог вспомнить, кто именно, – называл замок Комрек по-другому.

– Святилище. – Он выпрямился, глядя в пространство и стараясь вспомнить большее. – Святая святых, вот как это было! Но попробуй просто SANCTUM[58].

Она ввела слово, и экран сразу почернел, а потом осветился вновь со словами ПАРОЛЬ ПРИНЯТ.

Он наклонился и обнял ее, и Дельфина улыбнулась, когда некогда пустой экран вдруг заполнился информацией:

Беттерфильд, Бертрам: B61074

Прибытие: 21 июня 1886

Дата смерти: 7 февраля 1906

Заинтересованные стороны извещены

Тело кремировано: 8 февраля 1906

Затем следовала краткая биография, но Эша с Дельфиной больше всего интересовала причина заточения Беттерфильда в Комреке на протяжении двадцати лет. Оказалось, что он – хотя был до мозга костей британцем и в свое время считался поборником британского империализма и торговли – являлся тайным агентом Германии, которая пыталась подорвать господство Великобритании в области производства и торговли. Беттерфильд помогал Германии в ее борьбе за получение власти и территорий в Африке. Поэтому в отношении него были достигнуты конфиденциальные договоренности с Внутренним двором.

Что ж, в этом была какая-то справедливость, размышлял Эш, пробегая дальше по официальным заметкам, выведенным на экран компьютера. Допрошенный старшими чинами службы безопасности, Беттерфильд рухнул и во всем признался. Эш прикинул, какие методы допроса применялись в те дни. Довольно жестокие, подумал он.

Бертрам Беттерфильд согласился исчезнуть из общества – его предупредили, что он остался жив лишь потому, что сама королева Виктория не санкционировала его казнь. По иронии судьбы, богатство, накопленное Беттерфильдом, пошло на оплату его нежеланного пребывания в Комреке.

– И здесь он в конце концов умер, – сказал Эш, расправляя плечи, уставшие так долго склоняться над компьютером.

– Попробуем еще?

Эш помотал головой.

– Я бы хотел найти кого-нибудь из более поздних или, по крайней мере, особу, о которой мы что-то знаем.

Он вернулся к шкафам и снова заглянул в свой блокнот. Выбрал наугад запись.

– Здесь в одной записи вроде как семь цифр, то есть она должна быть более поздней, но, думаю, это все же не одиннадцать, как я записал, а буква М, просто середина стерлась.

Взломав с помощью линейки ящик «M», он вытащил из него первую попавшуюся флеш-карту. Дельфина заменила ею первую флешку.

– Скрести пальцы, – сказала она, когда на экране появился запрос пароля. – Давай молиться, чтобы пароль не был каждый раз другим.

Она снова набрала SANCTUM и улыбнулась, когда был предоставлен доступ.

– Господи Боже… – выдохнул Эш, когда появилось имя, хотя обычно обходился в речи без божбы.

Максвелл, (ИЭН) РОБЕРТ

наст. Ян Людвик Хок

– Мы сорвали куш, Дельфина, – сказал Эш, охваченный благоговейным ужасом.

– Роберт Максвелл – газетный магнат? – Дельфина повернулась, чтобы снова посмотреть на экран.

– Да, он был издательским магнатом, его единственным соперником в качестве медиагиганта был Руперт Мердок, и Мердок в конце концов победил. Говорят, что Максвелл покончил с собой или умер от сердечного приступа, после того как начали раскрываться мошеннические финансовые сделки, которые он провернул, чтобы поддержать свою рушащуюся империю. Он даже запускал руку в пенсионные фонды своих работников, чтобы укрепить свою газетную империю. Посмотри на экран:

Максвелл, (ИЭН) РОБЕРТ

наст. Ян Людвик Хок

Родился: ЧЕХОСЛОВАКИЯ

Прибытие в КОМРЕК: 6 ноября 1991

Умер: 9 августа 1996

Эш покачал головой.

– Это не может быть правдой.

Но они с Дельфиной продолжали читать, открывая все больше об этом человеке.

5 ноября 1991 года стало известно, что Роберт Максвелл упал с яхты «Леди Гислейн», проплывавшей рядом с Канарскими островами. Когда три дня спустя его тело обнаружили, он был почти неузнаваем, раздутый и поврежденный рыбой. После поспешного вскрытия, проведенного испанским патологоанатомом, пришли к выводу, что смерть наступила в результате утопления. Его тело было быстро кремировано. Согласно официальной версии, у него случился сердечный приступ и он, потеряв сознание, упал в море, хотя многие считали это самоубийством человека, потерпевшего крах, как в финансовом, так и в политическом отношении. Ходили также слухи, что Максвелл был убит агентами Моссада.

– До сих пор все изложенное, – пробормотал Эш Дельфине, – общеизвестно. Может, он и был убит Моссадом. Спецслужба Израиля высоко ценится среди спецслужб по всему миру, но никогда не славилась своей утонченностью.

Он указал на следующий блок информации, когда Дельфина прокрутила текст.

– Нет, смотри, вот оно, – сказал он, быстро читая вновь появляющиеся строки и вкратце излагая их Дельфине. – Это Внутренний двор вместе с нашими собственными силами безопасности организовали похищение Роберта Максвелла Особой корабельной службой. Он так много знал о столь многих людях в столь многих странах, что, когда его бизнес-империя начала рушиться, возникло соревнование, кто возьмет его первым. Его бросили на произвол судьбы: все эти правительственные чиновники и бизнесмены от него отвернулись.

Эш на мгновение выпрямился и потянулся, прогоняя боль из спины.

– Он украл 400 миллионов фунтов стерлингов из пенсионных инвестиций своих компаний. Похоже, Внутренний двор и Британское правительство заключили между собой хитроумную сделку. Если Корабельная служба могла тайно похитить его и передать ВэДэ, то с помощью пентотала натрия из него могли вытянуть все его секреты…

– И с помощью других, более опасных препаратов, которые я и называть не хочу, – вставила Дельфина.

– Верно, – сказал Эш, – идеальное решение. Потом его могли оставить доживать здесь свои дни, успокаивая препаратами лития или чем-нибудь еще.

– Но тело, извлеченное из моря тремя днями позже?

– Это мог быть кто угодно соответствующего возраста и телосложения, какой-нибудь бродяга или пьяница, которого не стали бы разыскивать. Надлежащей аутопсии не было, а труп быстро кремировали. Никто никогда не проводил надлежащей идентификации.

– Это ужасно. – Дельфина от отвращения затрясла головой. – Какой злой мир. – Эш снова наклонился над ней, когда появился дальнейший текст.

– Господи, – снова прошептал он в изумлении. – Ты только посмотри.

Глаза у психолога расширились, когда она прочитала дальше.

– Смерть Максвелла 9 августа 1996 года была результатом самоубийства…

– Полагаю, он не вынес пребывания взаперти, какой бы роскошной тюрьма ни была.

Показалась следующая строка, и оба они ахнули от того, что было на экране.

– …после передозировки ягод тиса.

– Ягод тиса? Как…

Дельфина перебила его.

– Семена тиса ядовиты. Летальная доза составляет от пятидесяти до ста граммов. Я думаю, он однажды прогуливался по лесу, возможно, это входило в его двигательный режим. Оказался среди пластин кремированных и предположил, что в один прекрасный день и он закончит вот так, вдали от глаз общественности и, конечно, своих драгоценных сыновей и дочерей. Думал ли он о своей жене, кто знает? Он оставил ее в 1991 году.

– Значит, он выбрал свой собственный выход, – с налетом грусти сказал Эш. – Должно быть, приходил туда неделя за неделей, каждый раз собирая ягоды и унося их в замок, спрятав их где-нибудь в одежде, это же совсем нетрудно… Он, родившийся в стране, которая тогда была Чехословакией, всего в жизни достиг сам и заявлял – или хвастался, – что до семи лет никогда не носил обуви. Воевал в чешской армии, дослужившись до капитана. Что-то вроде героя, если верить тому, что он говорил. В некотором смысле, его заклятым врагом был Руперт Мердок, которому удалось перехитрить его, захватив две газеты-бестселлера – «Сан» и ныне несуществующую «Ньюс оф зе Уорлд».

Дельфина вдруг встревожилась.

– Дэвид, мы уже так долго сидим в кабинете сэра Виктора…

– Ты права. Не будем испытывать судьбу. Давай уходить.

Он торопливо взял по пригоршне карт памяти из обоих ящиков, которые взломал, и сунул их в карман куртки.

– Не знаю, кого мы заполучили, но думаю, некоторые имена заинтересуют полицию. Может, даже озадаченных историков.

– Но ты же не собираешься показывать их властям. Боже мой, если это откроется, то Внутренний двор рухнет! Ты – мы – подвергнемся ужасной опасности, если сэр Виктор узнает.

Он вернулся к ней и поцеловал ее в щеку.

– Именно так. В любом случае, что-то подсказывает мне, что находиться сегодня в замке Комрек будет рискованно. Вот почему я так настаиваю, чтобы мы ушли.

Она встала, сняла очки и убрала их в карман куртки.

– Но как? – взмолилась она. – Как мы отсюда выберемся?

– Как я уже сказал, я пойду к Шоукрофт-Дракеру и объясню ему ситуацию. Не стану говорить, что мы стащили у Хельстрема особые файлы, но, во-первых, предупрежу его, что надо эвакуировать замок, а во-вторых, если он откажется, попрошу у него разрешения уйти только нам.

– Он никогда этого не позволит.

– Посмотрим. Не забудь флешку Максвелла, – сказал он.

Она передала ее Эшу, и та отправилась к остальным в его куртке.

– Теперь пойдем!

Пока они шли обратно через главный кабинет, Эш заметил, что бумаги на столах двигаются, словно их касается ветер, хотя все окна были закрыты. Эш нахмурился и остановился. Он почувствовал слабое громыхание у себя под ногами.

Начинается, подумал он.

Глава 68

Дельфина осторожно закрыла дверь главного кабинета, затем осмотрела вестибюль. В нем было тихо и спокойно, словно в какой-то огромной подземной пещере.

– Дэвид, – сказала она, касаясь его руки, – Тихоня Пэт пропал.

– Старик-охранник? Да, я заметил. – Возможно, Тихоня Пэт тоже почувствовал подземное громыхание и пошел на разведку.

– Он редко покидает это место, – сказала Дельфина, указывая на пустой стул. – Иногда может патрулировать здание, но не в это время.

– Давай уйдем отсюда, и подальше, – предложил Эш. – Не хочу, чтобы кто-то заинтересовался, что мы делаем. Пока что удача нам улыбалась, и я не хочу ее спугнуть.

Они пошли по коридору, и звук их шагов отдавался эхом от стен и высокого потолка. Эш не мог отделаться от чувства, что находится внутри собора, пусть даже в замке Комрек не было ничего святого.

Парапсихолог остановил Дельфину, потянув ее за руку, и огляделся, чтобы убедиться, что его не сможет услышать никто другой.

– Дельфина, не возражаешь, если мы заскочим к тебе в кабинет? – прошептал он.

– Нет, но зачем?

– Скажу тебе там.

До ее комнаты было уже рукой подать. Едва оказавшись в прихожей, он тихо закрыл за ними дверь.

– Что… – начала она, но он дал ей знак молчать, прижав указательный палец к губам.

– Давай пройдем к тебе в кабинет.

Она бросила на него полный сомнения взгляд. Ее мысли было легко прочитать, и он ответил ей невинной улыбкой.

– Не думай, что этого у меня на уме нет, но мы здесь по менее приятному поводу.

Озадаченная, она открыла дверь в свой кабинет, где Эш едва не рухнул на ее удобный диван.

– Дельфина, не знаю, как ты, но после вчерашнего почти фатального полета на самолете, эпизода с мухами, ночного бдения, морских пещер этим утром, а потом этих проклятых диких кошек я просто почти выбился из сил. Теперь что-то подсказывает мне, что сегодня дела здесь пойдут еще хуже. Останемся мы или уйдем, я смогу все это выдержать, но…

– Но тебе надо что-то такое, что поддержало бы твои силы.

Он повернул руки ладонями кверху и, поднимая их с колен, выдавил из себя усталую улыбку.

– Я успел заметить, что у тебя здесь стоит шкаф с лекарствами, и подумал, что если там есть какой-нибудь бензедрин[59] или что-то наподобие… – У него был робкий вид.

– Я против амфетаминов любого рода, – сказала она. – Но у меня есть кое-что, что может тебе помочь, хотя это, конечно, не бензедрин. Время не стоит на месте, Дэвид.

Достав из сумки связку ключей, она открыла металлический шкаф.

– В одной американской компании разработали препарат в форме таблеток, который действует в некотором смысле аналогично риталину[60]. Первоначально он входил в группу фармацевтических препаратов, используемых для лечения нарколепсии, даже болезни Альцгеймера.

Она вытянулась всем телом, стоя на цыпочках, чтобы достать с верхней полки маленькую коробочку.

Все еще сидя, Эш с сомнением спросил:

– Разве риталин не прописывают гиперактивным детям?

Дельфина, снова повернувшись к нему, положила картонную коробку на стол.

– Не для того, что ты думаешь. На самом деле риталин улучшает внимание, память и когнитивную гибкость, поэтому он помогает контролировать тех, кто страдает СДВГ[61]. – Она подняла коробку. – Это модафинил[62]. Как и кофеин, он стимулирует центральную нервную систему. Позволяет бодрствовать всю ночь, может, и больше, и концентрирует умственные способности, но, должна предупредить, слишком сильно, а еще он нарушает суточный цикл; ты будешь вести себя так, будто ночь – это день, и наоборот. Ты действительно хочешь этого, Дэвид?

Ее беспокойство было трогательным, но предстоявшая ночь, несомненно, потребует большой выносливости.

– Да, – сказал он. – Боюсь, что так. И, думаю, тебе это тоже может понадобиться.

– Это крайне неэтично. Мне запретили бы заниматься врачебной деятельностью, если бы это всплыло. Сначала надо пройти надлежащее медицинское обследование и проконсультироваться с врачом.

Он протянул руку, чтобы взять коробку, но она ее удержала.

– Я дам тебе упаковку с десятью штуками, что и так слишком много, но ты можешь поделиться со мной.

Он улыбнулся, когда она открыла коробку и достала блистер из серебристой фольги, а потом перегнулась через стол, чтобы передать ему. Он взял упаковку, радуясь, что она живет в реальном мире.

– Не волнуйся, злоупотреблять я не буду. Не так устроен.

– Но ты пьешь абсент.

Это потрясло его.

– Откуда…

– Сэр Виктор велел обыскать твой чемодан, прежде чем его доставили в твою комнату.

Эш откинулся на спинку дивана, и в его синих глазах ясно читалось смущение.

– И рассказал тебе? Зачем?

– Хотел, чтобы я за тобой следила. Мейсби сказал, что ты когда-то фактически был алкоголиком.

– Значит, в этом все дело? Ты просто следила за мной?

Она поспешно обошла стол и села рядом с ним на диване. Нежно повернула его лицом к себе.

– Я бы никогда не шпионила за тобой, Дэвид. Ты должен это понимать. То, что произошло между нами, было больше, чем просто влечение, – и с моей стороны не было никаких скрытых мотивов.

Эш помолчал, а потом тело у него вроде бы расслабилось. Он притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы, а она поцеловала его в ответ.

Когда она наконец оторвалась, то, запыхавшись, сказала:

– Я люблю тебя, Дэвид.

– После двух дней знакомства? – В его ответе не было ни скепсиса, ни насмешки, лишь удивление. – Ты мало обо мне знаешь, – заставил он себя сказать.

– Сегодня утром мы оба много говорили. Мне не нужно знать чего-то еще, чтобы тебя любить. – Вид у нее вдруг стал неуверенным. – Это не слишком резко? Прости, если так. Я просто стараюсь быть честной.

Он потерся носом о ее щеку.

– Можешь быть сколько угодно резкой, если это правда.

– Так и есть. У меня нет сомнений.

– Я чувствую то же самое, Дельфина.

– Я знаю.

– Чертовы психологи, – тихо сказал он. Они снова поцеловались, крепко обнявшись. Вспомнив об их бедственном положении, Эш мягко выпустил ее из рук.

– У нас много дел. Вроде того как убраться отсюда как можно дальше.

Наслаждаясь мгновением, она держала глаза закрытыми, но распахнула их, хотя все еще действовала, словно в тумане.

Эш был серьезен.

– Поднимись в комнату Льюиса и оставайся с ним, пока я буду говорить с лордом Эдгаром. Подготовь его к уходу и положи к себе в сумку все лекарства, которые ему могут понадобиться. – Он разорвал упаковку модафинила пополам и протянул ей половинку. – По пять на брата, идет? Может, одну таблетку дашь Льюису, если у нее нет неблагоприятной реакции с какими-нибудь другими лекарствами, которые он принимает.

– Не должно, но мне надо быть осторожной. Лекарства, которые он уже принимает, поддерживают его в равновесии и предотвращают какие-либо припадки.

Эш положил свою полоску в карман.

– Хорошо, здесь тебе самой решать.

– Не знаю, Дэвид. Это все кажется таким… таким крутым поворотом. Просто не верится.

– Думаю, ты поверишь, прежде чем кончится эта ночь. Я чувствую – ощущаю, – что давление возрастает. А ты нет?

Словно по команде, верхний свет в кабинете вдруг мигнул, потом потускнел. Следователь снова почувствовал, как задрожал пол под ногами.

Дельфина крепко за него схватилась. Оглядев комнату, она увидела, что мягко выписанные пейзажи на стенах начинают крениться. Один из ее обрамленных дипломов упал на пол, и стекло разбилось вдребезги.

– Пойдем, у нас мало времени, – сказал Эш, поднимая ее на ноги.

– Здесь есть лестница на шестой? – спросил Эш, поскольку они удалились от парадного фойе.

– Да, за старой оружейной, но мы можем подняться на лифте. На том, что поновее, для важных персон.

– Нет. – У Эша не было никакого желания оказываться внутри любого другого лифта, каким бы грандиозным тот ни был. – Пойдем по лестнице. Так безопаснее.

Она посмотрела на него вопросительно, но последовала за ним.

Когда они приблизились к оружейной, он почувствовал знакомую вибрацию, исходившую из комнаты впереди.

Он схватил Дельфину, прежде чем она ступила через порог. Она посмотрела на него с удивлением, широко раскрыв глаза, и он указал внутрь комнаты.

– Посмотри на оружие.

Посмотрев, она ахнула.

Все древние экспонаты – мечи, пики, топоры и многое другое – ощетинивались на искусно устроенных подставках; низкий гудящий звук исходил из их изношенного в битвах металла, меж тем как смертоносные орудия вражды дрожали в своих креплениях.

– Дэвид?.. – шепнула Дельфина.

– Все будет в порядке. Не думаю, что у этого хватит мощи, чтобы высвободить их. Пока еще нет.

– У чего не хватит мощи?

– У темной силы, поднимающейся из-под замка.

– Дэвид, нам нельзя туда идти! Это опасно!

Перед ним вдруг промелькнуло воспоминание о Грейс, с которой сдиралась кожа у него на глазах, пока он беспомощно лежал на земле. Он боялся за себя, но больше боялся того, что могло случиться с его новой любовью. На этот раз он не позволит силам зла отнять ее у него.

– Придется вернуться, – крикнул он, перекрывая шум. – Поднимемся по парадной лестнице на следующий этаж, а там вернемся на это же место.

Оба они повернулись и, взявшись за руки, побежали по мраморному залу к изогнутой лестнице, видневшейся прямо впереди. Увидев в дальнем конце большие деревянные входные двери, Эш пожалел, что не может просто продолжить бег, чтобы увести Дельфину из этой обители зла. Но он понимал, что сначала должен кое-что сделать. Когда они стали подниматься по широкой изогнутой лестнице, он заметил, что место старого охранника все еще пустует и что обоих регистраторов, сидевших за длинной стойкой, больше нет.

В сущности, Комрек представлялся пустым, словно Хельстрем внял наконец его предупреждению и эвакуировал все здание.

Но в глубине души Дэвид Эш знал, что это не так. На самом деле замок наполнялся сущностями, в настоящее время лишенными формы, элементалями с одной-единственной целью.

Уничтожить Комрек и всех находящихся в нем.

Глава 69

Тихоня Пэт поднялся наконец на площадку шестого этажа и присел в найденное там пустое кресло, чтобы отдышаться и дать отдых мышцам в ногах. Вот что получаешь в моем возрасте, сказал он себе, когда день напролет сидишь на чертовом стуле и совсем не упражняешься. Слабые ноги и геморрой.

Он довольствовался тем, что десятилетиями упивался своей виной без общения с Господом, на деле же ему было слишком стыдно, чтобы попробовать. Ему не дали признаться в своих преступлениях полиции, и даже в исповедальне его епископ не отпустил ему грехи; он даже не наложил покаяния, а лишь сидел за деревянной решетчатой ширмой, обдумывая, как отдалить молодого священника от католической церкви. Пришло время кое-что изменить.

Источник гнева горести Тихони Пэта сегодня заключался в наблюдении за лишенным сана архиепископом Карсли, меж тем как бедная миловидная сестра Тимбл следовала за ним, тихо шевеля губами и перебирая изящными пальцами деревянные бусины своих четок после каждого повторения молитвы. У Пэта не было никаких сомнений, что она молится о душе человека, за которым следует. Человека, который над ней издевается.

Но хотя теперь уже все сотрудники замка сходились в том, что отношения между священником и его служительницей были нечестивыми, никто не мешал их продолжению; никто, по его сведениям, даже не пытался.

Вплоть до сего мига, потому что он, некогда преподобный отец Патрик О’Коннор, решил этим же вечером положить конец такому поруганию своей Церкви и своей религии.

С огромным трудом поднявшись с кресла, он направился к часовне. Услышав голоса, доносившиеся из одного из причудливых помещений, расположенных вдоль устланного красным ковром коридора, он постарался смягчить свои шаги, уже приглушаемые пышным ковром. Он подошел к приоткрытой двери, откуда доносился гул голосов, время от времени сопровождаемый взрывами смеха: там располагались важные персоны – делегаты конференции, на которых всем сотрудникам было приказано производить хорошее впечатление.

Но до чего же неудачное время выбрали для их визита. В замке происходили странные вещи. Что нынешним вечером будет на повестке дня конференции? Будут ли они обсуждать эти сверхъестественные события? Может быть, даже увидят некоторые из них собственными глазами? Пэт подумал, что это весьма вероятно.

Сейчас, однако, насущнее были другие проблемы. Тихоня Пэт знал, что исполнение воли Божьей путем прекращения разврата архиепископа Карсли будет справедливым воздаянием за его собственные грехи.

Крадясь мимо двери, он заглянул в дворцовый покой и увидел внутри нескольких мужчин, стоявших прямо и безупречно в своей официальной вечерней одежде.

Пусть пьют свое шампанское или дорогие коньяки, пусть повеселятся, прежде чем весь ад вырвется наружу.

Пэт медленно продвигался по лабиринту проходов и коридоров, пока не добрался наконец до арочных двойных дверей в часовню замка. Приложив ухо к щели между ними, прислушался. Он услышал запись музыки, гимна, лишь смутно знакомого. Ему показалось, что он слышит слабый крик женщины. Не мудрствуя лукаво, Тихоня Пэт вытащил из наплечной кобуры кольт 32-го калибра времен Второй мировой войны, достаточно надежное оружие для старого воина, который никогда еще им не пользовался и вряд ли воспользуется им снова. Держа его стволом вверх, он протиснулся в двери и шагнул в уединенную часовню, сгорбившись и согнув колени, вытянув перед собой напряженные руки, обхватывая обеими ладонями никелированную рукоятку и держа кончик правого указательного пальца на спусковом крючке.

Он чуть не упал на колени, когда увидел статую Девы Марии, Непорочной Матери Иисуса, которая взирала на экс-архиепископа Карсли и сестру Тимбл с пьедестала рядом с алтарем перед высоким арочным витражом, краски которого скрадывались темнотой снаружи. Вместо этого он смело направился к паре, не обращая внимания на производимый им шум.

Монахиня смотрела в сторону от него, склоняясь над первой скамьей. Карсли стоял прямо за ней, обхватывая руками ее талию. Он посмотрел на охранника, разглядел револьвер, но не прекратил своего занятия: угроза, казалось, придала ему новую энергию. Ряса сестры Тимбл была задрана поверх ее бледных округлых ягодиц, и она тихонько вскрикивала от боли при мощных толчках Карсли. Еще несколько мгновений он так жаждал насыщения, что не обращал внимания на старого охранника, постанывая в экстазе: возможно, опасность увеличивала его извращенное удовольствие, и он еще сильнее таранил монахиню, по чьим пухлым белым бедрам начала сочиться кровь.

Пэт тоже издал громкий стон, но в отчаянии от языческого варварства, происходившего перед ним во всем своем богохульстве и грязи в самом доме Божьем.

– О, Пресвятая Богоматерь… – простонал он в болезненной тоске. Сестра Тимбл, чья растрепанная ряса собралась складками у нее на талии, услышала, как он расстроен, и медленно повернула к нему голову.

И адресованная ею охраннику похотливая, непристойная ухмылка окровавленным ртом – в собственном своем экстазе она нечаянно прокусила себе нижнюю губу – заставила его упасть на колени, а пистолет задрожал у него в руках.

Дикая, неистовая радость у нее в глазах, казалось, приглашала его присоединиться к веселью. И когда она размазала языком кровь у себя вокруг губ, он почувствовал, как волна желчи поднимается в его горло и выплескивается на короткий центральный проход между скамьями.

Глава 70

Эш с Дельфиной запыхались, пробежав через площадку второго этажа, затем миновали большой овальный обеденный зал, теперь безупречно чистый и свободный от посетителей, две из пяти библиотек замка и несколько зон отдыха, которые, несмотря на свою пышность, были в равной степени пусты и странно безлюдны. По дороге Эш заметил те самые плотные черные орбы, плававшие в залах либо поодиночке, либо группами, словно обследуя замок. Они были настолько плотны, так глубоко черны, что казалось, будто они поглощают самый свет. Серая дымка, словно реверсивные ореолы, мерцала вокруг их тьмы по мере втягивания света.

Дельфина замедлила шаг, словно зачарованная ими, и Эшу пришлось схватить ее за руку и чуть ли не тащить ее за собой. Даже при усилиях, затрачиваемых на бег, он чувствовал холодные пятна, когда они проскакивали сквозь них и, как пыль из хвоста кометы, тащили за собой холод, пока тот не отставал, откатываясь обратно в бесконечную мрачность, бывшую его источником.

А теперь, пытаясь восстановить дыхание и силы, они остановились у ряда элегантно оформленных лифтовых дверей цвета матового золота.

– Этот… – Дельфина сделала очередной вздох. – Этот лифт может довезти нас до шестого этажа.

– Нет, я же сказал: нам нужна лестница. – Он постоял секунду, тяжело дыша. – Думаю, мне пора «подкрепиться». Присоединишься?

Он достал из кармана блистер и сунул в рот таблетку модафинила; Дельфина последовала его примеру – как показалось Эшу, неохотно, – и они оба поспешили вперед.

Вскоре они достигли гораздо менее элегантной части здания. Здесь не было ни плюшевого ковра, ни величественных портретов, просто длинный, узкий коридор с тусклым верхним освещением, хотя нельзя было сказать, виной тому маломощные лампы или странно гнетущая атмосфера замка. Они продолжали путь к задним помещениям замка Комрек, и каждый раз, когда они проходили под потолочной лампой, та ярко вспыхивала, а затем разлеталась вдребезги у них над головами, заставляя их пригибаться, прежде чем спешить дальше.

Когда взорвалась первая лампочка, Дельфина слегка вскрикнула от удивления, свободной рукой выбирая у себя из волос тонкие осколки стекла. Но они продолжали идти вперед, и каждая лампа вспыхивала, а затем детонировала с резкостью выстрела, оставляя коридор у них за спиной в темноте.

– Куда теперь? – спросил он, когда они дошли до конца коридора.

Он видел, что Дельфина дрожит, явно пытаясь держать себя в руках. Она указала трясущимся пальцем.

– К башне. Мы достигли угловой башни. Этой лестницей пользуются горничные и носильщики, когда работают в этой стороне здания. На самом верху – комната Льюиса. – Она хватала воздух маленькими быстрыми глотками.

– Ты в порядке? – Он положил ей руку на затылок, продевая пальцы сквозь ее пышные черные волосы.

Она энергично кивнула, на мгновение к нему прижавшись, и сказала:

– Пойдем, пойдем дальше. Льюису будет страшно сегодня одному.

Свет на лестнице почти совсем померк, и поэтому Эш вытащил «Мэглайт».

– Держи, – сказал он. – Показывай дорогу.

Поднимаясь, они миновали высокие вертикальные щели, через которые лучники некогда выпускали свои стрелы. Эш выглянул из одной такой прорези, чтобы увидеть спокойное море, покрытое серебряным полотном, сотканным полной и сейчас волшебно яркой луной. А как же Франкенштейн и его приятель Дракула, грозы с клубящимися облаками и змеящимися молниями? – подумал он. Таблетка явно действовала.

Они достигли площадки шестого этажа и несколько секунд передохнули, прислоняясь спинами к изогнутой каменной стене. Все еще не отдышавшись, Эш взял Дельфину за плечи.

– Пора разделиться, – сказал он. – Убедись, что с Льюисом все в порядке. Я приду за вами, как только переговорю с Эдгаром Шоукрофт-Дракером.

Она смутилась, и ее темные глаза стали смотреть в сторону, что он находил таким очаровательным.

– Я уже говорила: старайся называть его лордом Эдгаром, – предупредила она.

Ее предостережение заставило его улыбнуться.

– Я не очень-то разбираюсь в титулах.

Он слегка подтолкнул ее к следующему пролету, но она на мгновение воспротивилась.

– Что, если он не согласится нас отпустить? Что, если он захочет удержать нас здесь?

– Тогда мне придется его убедить. – На этот раз в его улыбке не было тепла.

– Дэвид, ты должен быть осторожен, – взмолилась она. – Это тебе не ротарианцы.

– Знаю. Очень даже хорошо знаю. Но в этом человеке, лорде Эдгаре Шоукрофт-Дракере, я кое-что чувствую. В глазах у него я вижу огромное сожаление.

– Ты это почувствовал, всего лишь мельком его увидев?

– Да. Как ты думаешь, я прав?

– У меня было время его изучить. Он ни с кем не говорит, кроме сэра Виктора, Дерримана и, естественно, своего дворецкого, Байрона, и не позволяет мне подойти к нему или поговорить с ним наедине. Он больной человек, Дэвид. Каждый раз, как его увижу, мне кажется, что болезнь прогрессирует. Но разум у него не ослабевает: он по-прежнему сильный лидер.

– Поверь мне, я уверен, что ты права. Но если я смогу убедить его…

Дельфина его оборвала.

– А если нет? – снова спросила она.

– Я же сказал: постараюсь его убедить. Если он откажет, мы все равно уйдем. Просто уйти станет труднее. Слушай, теперь тебе пора…

Его последние слова были тверды и возражений больше не терпели. Он снова направил ее к ведущей вверх лестнице.

– Фонарь не выключай. Батареи полностью заряжены, так что он протянет долго. Теперь ступай!

Быстрый поцелуй в щеку, и он отослал ее в путь. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом спирали.

Эш почувствовал, что в нем собирается новая свежесть, и подумал, не потому ли так быстро действует таблетка, что адреналин ускоряет распространение лекарства в организме. Все равно: это помогало, чем бы оно ни было. Он стал пробираться по проходам замка, пытаясь вспомнить путь к апартаментам лорда Эдгара, и вскоре столкнулся лицом к лицу со знакомым человеком.

Глава 71

– Мистер Эш? – удивленно спросил Байроне, свернув за угол и едва не врезавшись в парапсихолога.

– Мистер Байрон! Я – гм… – пробормотал Эш.

– Не стоит добавлять «мистер», – сказал слуга с грациозной легкостью, порожденной многолетней службой. В одной руке он удерживал в равновесии поднос, на который была наброшена ткань, полностью скрывавшая его содержимое.

– Чем я могу вам помочь, мистер Эш? У вас растерянный вид. Если вы ищете сэра Виктора, то, боюсь, он сейчас очень занят, развлекая кое-каких очень важных гостей, прибывших в замок. Думаю, он будет занят до поздней ночи.

В этом можешь не сомневаться, подумал Эш.

– Собственно говоря, Байрон, – сказал Эш, – я ищу люкс лорда Эдгара. У меня к нему срочное дело, которое не может ждать. Неотложное дело.

Байроне заморгал от внезапно вызывающего тона исследователя – или, может, от его дерзости.

– Его светлость сейчас отдыхает, и у меня есть указание не беспокоить его. Вам, возможно, известно, что он не вполне здоров.

Эш начинал терять терпение.

– Уверяю вас, – сказал он ровным голосом, – я должен сообщить ему нечто такое, что имеет огромное значение для благополучия как Комрека, так и всех, кто в нем находится. Не могу выразить, насколько это жизненно важно для всех нас… особенно для сегодняшних «очень важных гостей». – Что-то приукрасить никогда не повредит.

Байроне помолчал и подумал. Потом сказал:

– Боюсь, вам придется обсудить этот вопрос с мистером Дерриманом.

Он сделал вид, что уходит, но Эш намеренно преградил ему путь. Он не обманывался внешним вид дворецкого, потому что Байроне был коренаст, а нос у него выглядел так, словно в свое время ему доводилось принимать удары. Насколько понимал Эш, этот слуга мог быть наемным телохранителем и не только обслуживать нужды своего хозяина, но и защищать его. Он мог быть даже вооружен.

Как бы то ни было, он бы без колебаний сразился с ним, если бы жизни Дельфины и Льюиса оказались поставлены на карту. Эш напряг мышцы, готовясь.

Если Байроне что-то заметил, он ничем этого не выдал, лишь посмотрел на Эша более пристально, словно принимая решение.

– Говорите, жизненно важно? – невозмутимо спросил он.

– Совершенно верно. Это в буквальном смысле вопрос жизни и смерти.

– Ах, смерти… – Байроне устало улыбнулся и, хотя Эш ожидал, что тот просто повернется на каблуках и уйдет, продолжил говорить. – Послушайте, сэр. Я как раз доставляю его светлости лекарства и объясню ему ситуацию. Тогда он сам сможет принять решение. Я знаю, что он сильно интересуется вашими исследованиями. Но предупреждаю вас, мистер Эш, что если вы собираетесь обмануть его парапсихологическими бреднями, то последствия для вас будут самыми серьезными.

– Это угроза, Байрон?

– Ну да, сэр. Чем еще это может быть? – дружелюбно сказал дворецкий.

Эш улыбнулся про себя. Дело может обернуться изрядной дракой, подумал он, увидев оруженосца в новом свете.

– Договорились, – сказал он. – Я не обещаю ничего, кроме правды и честности. Все остальное полностью зависит от лорда Эдгара. Я просто делаю свою работу.

– Очень хорошо, сэр. В таком случае подождите, пожалуйста, здесь.

Эш сел в кресло, обитое цветочным гобеленом, и пронаблюдал, как Байроне скрылся за угол, держа поднос на высоте плеча, как официант.

С нетерпением ожидая решения вопроса, Эш почувствовал, как что-то пробежало у него по ноге. Он едва успел заметить коричневую крысу, прошмыгнувшую вдоль плинтуса, прежде чем скрыться в тени, из которой она так недавно появилась.

Глава 72

Старшая медсестра Кранц была подозрительна.

Другие обязанности увели ее от стойки регистрации медицинского блока, так что у нее не было возможности узнать, вернулся ли этот жуткий чахлый человечек, Седрик Твигг, из зоны сдерживания на нижнем этаже подвала – из «темниц», как она называла про себя это место. Она спросила у медсестры, которая сидела за стойкой вместо нее (довольно невзрачный, тощей девушки двадцати с чем-то лет, которую Кранц затащила к себе в постель только раз, через неделю или две после ее приезда несколько лет назад), но та ответила ей лишь пожатием плеч. Старшая медсестра не собиралась рисковать жизнью и сама спускаться и проверять, не там ли еще ошивается Твигг, – в конце концов, в эту ночь было полнолуние, и, хотя находились те, кто считал такую связь мифом, на некоторых психов лунный цикл определенно воздействовал. И это – наряду со многими удивительными событиями, происходившими в последнее время в Комреке, – было только одной из причин, по которым она больше никогда не пожелала бы пойти туда одна. Она прекрасно знала, как сильно презирают ее и пациенты, и медперсонал. И каким-то инстинктом чувствовала, что опасность в ту ночь таилась повсюду, об этом говорило что-то в тяжелой атмосфере замка. Все казалось странным, в воздухе как будто присутствовала статика, гнет, что часто предшествует грозе. Однако ее все равно мучило любопытство. Неужели Твигг действительно получил разрешение войти в одиночку в запретную зону? Неужели сэр Виктор действительно одолжил потертому человечку свою карточку-ключ? Старшей медсестре Кранц это представлялось невероятным.

Что же делать? Если Твигг все еще внизу, что он мог замышлять? Она не доверяла этому изворотливому лысому человечку. Не участвует ли он в каком-то мошенничестве? Она никогда не слышала, чтобы он производил какие-либо строительные заключения. Кроме того, она хорошо знала, что Внутренний двор действительно его использовал, и это было еще одной причиной, чтобы как-то робеть рядом с ним.

Кранц задумала найти начальника службы безопасности, Кевина Бэббиджа, и все взвалить на него. Приняв решение, она быстро вышла на лестницу, ведшую на первый этаж замка.

Топоча ногами, она прошла к вестибюлю, недоумевая, что это были за маленькие черные шары с расплывающимися угольно-черными ореолами. Несколько раз моргнула, словно пытаясь избавиться от черных точек, плававших у нее в зрачках. Там и сям торопливо сновали охранники в темных одеждах, как будто никто из них не знал, куда надо идти и что вообще происходит. За длинной стойкой не было никого из регистраторов. Тихоня Пэт тоже, казалось, покинул свой пост.

Кранц направилась к массивной двери центра управления и громко постучала.

– Да? – раздалось из крошечного динамика на дверной раме.

– Это старшая медсестра Кранц. Мне нужно видеть мистера Бэббиджа.

Раздался жужжащий звук, и дверь клацнула. Распахнув ее, Кранц шагнула на ступенчатую платформу, откуда открывался вид на огромную комнату. Перед рядами телемониторов сидели трое мужчин, отчаянно стуча по клавиатурам в попытке прояснить покрытые одинаковым слепящим снегом помех экраны, каждый из которых должен был показывать определенную область замка. Дисплеи компьютеров, куда ни взгляни, были заполнены строками прокручивающегося бреда, факсы изрыгали чистые листы бумаги, и даже в телевизионных новостях не осталось ничего, кроме темных двойных изображений безмолвных дикторов. Охладители воды пузырились, а из кофеварки со свистом вырывалась струя пара. Не работали даже телефоны.

Начальник службы безопасности Кевин Бэббидж, стоявший перед интерактивной доской, выглядел готовым рвать на себе волосы, если бы не его короткая стрижка.

Он заметил рыжую медсестру, стоявшую на платформе у двери и с растерянным выражением лица наблюдавшую за хаосом широко раскрытыми глазами.

– Какого черта вам нужно, Кранц? – завопил Бэббидж через всю комнату. – Не видите, что ли, что у меня и так хватает проблем?

Тем не менее, он отошел от доски и поспешил к ней по проходу между столами. Если возникла еще какая-то проблема, то он, казалось, не хотел, чтобы об этом узнали другие его сотрудники.

– Что случилось? – буркнул он, обогнув металлический поручень лестницы и поднявшись на платформу.

– Простите, мистер Бэббидж, – быстро ответила Кранц, ничуть не испуганная его грубой манерой, – но некоторое время назад я видела, как этот тип, Твигг, спустился на нижний этаж подвала, откуда, насколько я знаю, он до сих пор не вернулся.

Бэббидж нахмурился.

– А вы что, все это время ждали, когда он снова появится?

– Нет-нет – я была занята. Я только что об этом узнала. – Ее ответ прозвучал столь же жестко. – Но мне показалось странным, что у него оказалась своя собственная специальная карта-ключ. Он сказал мне, что ему ее дал сэр Виктор, чтобы он сделал какое-то строительное заключение, но я не могу себе такого представить, а вы?

Глядя на хаос внизу, Бэббидж провел ладонью по своим щетинистым волосам, а потом сдался.

– Ладно, ладно, посмотрю вместе с вами. Дерримана поблизости не видно?

– Он, наверное, наверху, распивает коктейли с большими шишками.

– Да, похоже на правду. Ладно, идемте, посмотрим, что к чему. Здесь все равно мы ничего не выясним.

Они вышли из комнаты управления, и Кранц пришлось бежать рысцой, чтобы не отстать от начальника службы безопасности.

В спешке они не замечали маленьких орбов, плававших теперь у них над головами, у высокого потолка зала, как миниатюрные черные воздушные шары, собираясь вместе, поглощая свет вокруг себя и в конечном итоге становясь одной огромной бурлящей размытой тенью.

Глава 73

У Эша едва не лопалось терпение, когда он услышал шаги, приближавшиеся с той стороны, куда перед этим ушел Байроне.

– Спасибо, что подождали, мистер Эш, – сказал слуга, показавшись из-за угла, теперь без подноса.

– Вы знаете, что в этой части замка у вас бегают крысы? – сказал Эш, вставая.

– Увы… – (Вот слово, которое в наши дни нечасто услышишь, подумал Эш), – в старых зданиях это обычная проблема, сэр. Наши пробираются наверх из темниц внизу.

Еще один человек назвал нижний этаж подвала тем, чем он на самом деле и являлся. Эш решил, что ему это нравится.

– Но они редко забегают так высоко, – пояснил дворецкий. – У нас есть очень голодные кошки, чтобы крысы держались подальше.

– В самом деле? – сказал он. – Честно говоря, я не видел ни одной кошки внутри Комрека, с тех пор как здесь нахожусь. – Хотя утром видел многих снаружи, подумал он.

Байроне на секунду приостановился.

– Вот вы упомянули об этом, сэр, и я осознал, что и сам в последнее время не видел замковых кошек. Примерно с неделю.

– С тех пор как в поместье пробрались дикие кошки?

– Хм, полагаю, что так. – Слуга снова пошел. – Во всяком случае, мистер Эш, могу вас порадовать: его светлость согласился вас принять. Пожалуйста, следуйте за мной.

Эш последовал за дворецким по длинному и широкому коридору. Байроне, сначала шедший на пару шагов впереди Эша, замедлил ход, так что скоро они шли плечом к плечу.

– Я дал его светлости лекарства, но может оказаться, что он очень быстро устанет, – приглушенным голосом сказал дворецкий. – Если так, то вам придется уйти.

– Я полагал, у него сегодня важное совещание?

– Так и есть, мистер Эш, потому-то ему и надо отдохнуть до его начала.

– А ужин перед совещанием, на который его ждут?

– Боюсь, он будет вынужден извиниться. Но посмотрим, как оно обернется. Я только прошу вас не утомлять лорда Эдгара сверх меры. Договорились?

У Эша не было никакого желания утомлять умирающего, но ему надо было, чтобы тот дал разрешение покинуть территорию замка Дельфине, Льюису и ему самому. Он был уверен, что без этого разрешения у них ничего не получится.

– Я постараюсь быть кратким, – сказал он, – но ему необходимо узнать кое-что о Комреке.

Байроне посмотрел на него тяжелым взглядом.

– Только для его же блага и для блага его гостей, – поспешно добавил Эш. Он уже решил, что главной целью будет получение разрешения уйти. Если Шоукрофт-Дракер захочет услышать большее, то так тому и быть: он получит полную историю. Но парапсихолог слишком хорошо знал, как много воспримет – или сможет воспринять – тот, кто не верит в существование духов.

Они подошли к двери лорда Эдгара. Слуга легонько постучал, затем открыл ее и отступил в сторону, пропуская Эша.

Следователь удивился тому, что увидел. В отличие от обильной роскоши люкса Хельстрема, лорд Эдгар сделал выбор в пользу великолепной простоты, с замечательной и изысканной меблировкой и декором, с немногими, но радующими глаз украшениями. В большой комнате, выходившей на море, тяжелые портьеры высоких окон были раздвинуты, открывая живописный вид с вершины утеса на волны внизу, на которых рябили отражения ясной луны, господствовавшей над звездами на черном небе.

Снаружи он видел зубцы замка, хотя как противник мог надеяться взобраться по этой части скалы с почти вертикальным обрывом, было выше его понимания.

Простота этой большой комнаты, возможно, свидетельствовала о ясном, ничем не затуманенном сознании своего жильца. Но, оглядевшись в поисках хозяина, Эш увидел, что в комнате сейчас никого нет, кроме них с Байроне.

Эш стоял возле лишенного какого бы то ни было беспорядка письменного стола с покрытой кожей столешницей. Несколько документов были сложены аккуратной стопкой с одной стороны, имелись также хрустальное пресс-папье и серебряный нож для бумаг, но внимание Эша привлек запечатанный белый конверт, подпиравшийся пресс-папье. На нем мелким почерком значилось просто: Внутреннему двору. Он был размещен так, чтобы каждый, кто вошел в комнату, сразу бы его заметил.

Затем через открытую дверь на противоположной стороне комнаты донесся сухой, тихий голос:

– Пожалуйста, проведите сюда нашего гостя, Байрон.

Слуга провел исследователя к двери, на этот раз войдя первым.

– Мистер Дэвид Эш, мой господин, – возвестил Байроне, отступая в сторону, чтобы дать возможность Эшу впервые как следует взглянуть на серого человека, которого он видел мельком сразу по прибытии.

Лорд Эдгар сидел лицом к двери в удобном на вид кресле с высокой спинкой, чуть справа от горящего камина. Лорд Комрека оказался даже более тощим, чем помнилось Эшу. Вместо серого костюма и галстука, что были на нем в тот раз, его узкие плечи на манер шали укрывало толстое одеяло в зеленую и черную клетку. Ниже видны были серые клетчатые брюки и черные мокасины. Отсветы пламени из камина придавали правой стороне его лица розовый оттенок, но кожа с неосвещенной стороны была бледной и болезненной на вид.

Однако, несмотря на свою очевидную слабость, лорд Эдгар Шоукрофт-Дракер, казалось, пребывал в хорошем настроении.

– Простите, что не встаю ради такого случая, – с мимолетной улыбкой сказал он, – но рукопожатия, надеюсь, будет достаточно.

Он выпростал из одеяла слегка дрожащую руку, на мгновение показав шерстяной джемпер, обтягивавший круглый живот.

Эш шагнул вперед и взял протянутую руку, на ощупь сухую, как старый пергамент; он чувствовал усилие, вложенное в ее пожатие, и ответил на него крепко, но без излишнего давления. Затем длинные тощие пальцы лорда Эдгара снова спрятались под одеяло.

Лорд Эдгар указал на такое же кресло с другой стороны от камина. Усаживаясь, Эш отметил, что, хотя камин горел на полную мощность, тепла от него исходило гораздо меньше, чем можно было бы ожидать.

Заметив недоумение парапсихолога, старик доверительно наклонился вперед.

– Боюсь, продуваемые сквозняками старинные замки отбирают драгоценную малость тепла даже в летние месяцы. Мы делаем все возможное, чтобы держать своих гостей в тепле и уюте, но здесь, на вершине здания, так сказать, и на вершине мыса над Ирландским морем, сохранить тепло почти невозможно.

Расслабившись, он снова откинулся на спинку кресла.

До исхода ночи здесь будет гораздо холоднее, даже для гостей внизу, подумал Эш.

Пожилой лорд заговорил снова, и следователь испытал облегчение: этот пронзительный голос был достаточно громок, чтобы разбирать его слова без усилий.

– В разгар лета очень приятно прогуливаться у зубцов и дышать живительным, чистым морским воздухом. – Кивком головы он указал на пару французских окон. – Как видите, у меня туда легкий доступ. Двери ведут непосредственно к бойницам. Осенью или зимой мы обычно держим шторы закрытыми, чтобы защититься от сквозняков, но в такие ночи, как эта, я люблю смотреть, как восходит луна на фоне бархатной черноты вселенной со всей галактикой мерцающих звезд за ней. К сожалению, в наши дни из-за светового загрязнения такое зрелище редко можно увидеть в большинстве мест Великобритании.

Старик замолчал, но прежде чем Эш успел заговорить, он, казалось, собрался с силами еще раз.

– Что ж, мистер Эш, можем мы освежить вас глоточком? Жаль, у нас нет абсента, но я уверен, Байрон найдет для вас что-нибудь – э-э, если можно так выразиться, – что-нибудь более полезное для вашего здоровья.

Господи, неужели об этом знают все и каждый? – подумал Эш. Он не был чрезмерно удивлен, но почему его склонности к абсенту придавали такое значение?

Байроне, незаметно стоявший поблизости, выступил вперед.

– Чего бы вы хотели, мистер Эш? Добрый глоток односолодового виски изгонит у вас холод из косточек, если вам оно подойдет.

Шотландия? Виски? Что же может быть лучше, если в меню нет абсента?

– Односолодовое, будьте добры. Изготовитель по вашему усмотрению.

Он прикинул, известно ли им, что свой абсент он выпил до капли. Может, имелся свежий запас, ожидавший, когда он вернется к себе в комнату?

– Очень хорошо, сэр. А вы, ваша светлость? Приготовить сейчас ваш особый?

– Пожалуй, не стоит, – медленно сказал Шоукрофт-Дракер, словно раздумывая. Он вдруг выдал полуулыбку. – Принесите сейчас другое мое любимое, Байрон. Мне очень интересно услышать, что имеет сказать наш друг парапсихолог.

– Очень хорошо, мой господин. Сию минуту. – С этими словами дворецкий исчез в большой комнате.

– Итак, рассказывайте, мистер Эш, – начал лорд Эдгар, когда они остались наедине. – Вы уже обнаружили что-нибудь особо значимое в истории замка Комрек? Знаете ли вы о его насильственном прошлом, о проклятии, которое на него наложено? Это, конечно, должно представлять для вас интерес, особенно в связи с аномальными, даже сюрреалистическими инцидентами, которые недавно здесь произошли, не так ли?

– Как я понимаю, вы имеете в виду тот случай, когда семью одного из древних лэрдов сбросили с парапетной стены на скалы? Кое-что я об этом слышал.

– Несомненно, самые кровавые подробности были опущены.

– То, что мне рассказали, показалось мне довольно мерзким. Имеет ли это отношение к теперешним призракам, сказать не могу. Но зло, без сомнения, отбрасывает тень на это место.

Их внезапно прервало мягкое урчание вертолета, медленно спускавшегося снаружи, бросая перед собой на посадочную площадку резкий луч яркого света. Вскоре после того как машина приземлилась, шум утих.

– А, прибыли последние члены Внутреннего двора. – Он позволил себе легонько вздохнуть. – Долгое путешествие, должен я признать. Надеюсь, наши члены не переутомились для сегодняшней конференции, но если учесть их деловые обязательства, то это был единственный способ собрать почти всех в одном месте.

Вернулся Байроне, неся серебряный поднос, на котором стояли два стакана тонкого хрусталя. Первым он обслужил своего хозяина, и дрожащая рука Шоукрофт-Дракера протянулась из-под складок клетчатого одеяла за стаканом с густой на вид жидкостью. Затем дворецкий подошел с подносом к следователью, меж тем как лорд Эдгар приветственно поднял свой стакан.

– Вы знаете, – начал он, – чокаться стаканами было одной из моих маленьких радостей – это дает особое соприкосновение с другим человеком, тост за здоровье друг друга, можно сказать, – но, увы, теперь я обычно слишком слаб, чтобы сделать такое усилие.

Эш встал и в два шага покрыл расстояние между ними.

– Всего наилучшего, ваша светлость, – искренне сказал Эш, когда его стакан соприкоснулся со стаканом лорда Эдгара, и в звуке, который они произвели, действительно было что-то приятное. Лорд признательно улыбнулся.

Вернувшись на свое место, следователь заметил, что дворецкий отступил на теневую сторону комнаты. Эш также заметил, что в верхней части великолепного жертвенника стоял тот поднос, который Байроне нес в коридоре, когда он впервые с ним столкнулся. Ткань с узнаваемым узором, покрывавшая серебряный поднос, теперь была смята, обнаруживая нечто похожее на шприц. Вдруг раздался глухой удар, от которого задрожали окна.

– Что это было? – спросил Эш.

– Иногда море производит самые необычные звуки… не важно, на чем мы остановились? – почти про себя пробормотал Шоукрофт-Дракер. Показательный момент – гериатрическая радость из-за не совсем потерянной памяти. – Ах да, – продолжал он, и голос у него был не столь жалобным, каким был, пока он не отхлебнул странно густого напитка. – Проклятие! Муллахч, если использовать старое шотландское слово.

– Да, водитель, который доставил меня сюда из аэропорта, упоминал, как жену и дочерей лэрда Маккиннона сбросили с парапетной стены, и тот наложил проклятие на замок, прежде чем прыгнуть вслед за ними.

– К несчастью, все было намного хуже. Если бы он дважды не вступал в союз с англичанами, то мог бы дожить до глубокой старости.

Лорд Эдгар замолчал, опять задумавшись, и отражения огня танцевали у него в глазах под набрякшими веками. Эшу пришлось его расшевелить.

– Это ведь английский король объявил о завершении военных действий, не так ли?

– Искали способ отомстить, друг мой. Бедные шотландцы дважды были разбиты английским королем Эдуардом II, но когда на престол вступил Эдуард III, он устал от бессмысленных сражений и предоставил Шотландии независимость. Лэрд Маккиннон уже не был в фаворе у нового короля – по правде говоря, Эдуард мало о нем заботился, – и вот тогда-то кланы и отомстили.

Старик медленно и печально покачивал головой, словно видя разыгрывавшееся перед ним злодеяние.

– Лэрд-узурпатор, воевавший вместе с другими кланами, в конце концов стал претендовать на замок. Это был подлый, злобный человек, которому было на всех наплевать, даже на Бога. Он велел притащить побежденного лэрда Маккиннона и его семью из темницы как раз в эту комнату замка. В очаге развели сильный огонь, и в горящие бревна вставили длинный нож, так что его кончик раскалился докрасна.

В самом ли деле в комнате стало темнее из-за большего числа теней или это лишь мерещилось взбудораженному воображению Эша?

– У лэрда было две дочери, одной, по имени Финелла, было тринадцать, другой, со сладким именем Лин, исполнилось шестнадцать, хотя семейная история говорит нам, что она была более резвой из пары. Так или иначе, у парапета, за этой самой комнатой, Маккиннона принудили наблюдать, как его молоденьких дочерей пытали, истязали и, наконец, насиловали злобные и необузданные воины нового лэрда. Этот узурпатор носил соответствующее имя – лэрд Дихан, которым гордился, потому что в переводе на английский язык оно означает «демон». Можете ли вы представить себе это, мистер Эш? Маккиннон был вынужден наблюдать, как его юных непорочных дочерей пытают, мучают раскаленным ножом, насилуют перед ним, невинных детей, которых любишь больше всего на свете, – видеть варварство, обращенное против них, их борьбу, несмотря на страх и непонимание, их изнасилование грубейшими из членов клана. А затем увидеть, как их сбрасывают со стены на скалы, в море далеко внизу.

Эшу это не доставляло удовольствия, что лорд Эдгар, вероятно, понял, потому что его глаза, укрытые тяжелыми веками, постоянно искали взгляда парапсихолога, словно затем, чтобы оценить меру его чувствительности. Но Эш «надел» на свое лицо неподвижную маску, без намека на какие-либо эмоции, что, возможно, раззадорило главу замка Комрек, потому что его летопись стала еще более ужасающей.

– Согласно отчетам о том дьявольском дне, которыми мы располагаем, лэрд Дункан Маккиннон сражался как бешеный. Говорят, что он обладал недюжинной силой. Неизвестно, сколько врагов понадобилось, чтобы его обездвижить, но в конце концов силы его иссякли, и он сдался.

Голос изможденного человека оставался твердым, хотя Эшу он с каждый минутой казался все более сухим. Несмотря на заявленное отвращение, он, казалось, наслаждался безобразием своего рассказа.

– Маккиннона придавили к плитам пола, заставили опуститься на колени и стать свидетелем дальнейших ужасающих бесчинств в отношении его семьи, потому что теперь настала очередь его бедной истеричной жены, Элспет, рыдавшей по их утраченным дочерям. С нее тоже сорвали одежды, но, скорее, с целью ее унизить, а не изнасиловать. Ее заставили преклонить колени всего в футе от ее крепко удерживаемого мужа. Откинули ей назад волосы, чтобы открыть шею для варвара с топором. Только Богу известно, что за мысли рождались в этот миг в уме сломленного лэрда.

Эш понюхал свое виски, прежде чем поднести стакан к губам, делая вид, что восхищается ароматом напитка, меж тем как пытался обнаружить какой-нибудь намек на яд. И лорд Эдгар, и Байроне многозначительно на него смотрели, и у Эша не оставалось другого выбора, кроме как понадеяться на лучшее. Отпив глоток, поболтал его во рту, потом проглотил. Жидкий огонь побежал в горло, чтобы затихнуть на какое-то время, а затем словно бы с новой силой разгореться у него в груди. Это было восхитительно.

Но так же обстояло дело и с некоторыми ядами при смешивании с другими, более сильными ароматами. Какого черта, подумал он и сделал еще один большой глоток. Как ни странно, чувства у него сразу же обострились.

– Я вижу, вам нравится наш особый шотландский рецепт, мистер Эш, – сказал лорд Эдгар, улыбаясь с искренним удовольствием. – Так и должно быть. Это односолодовое виски «Макаллан» шестидесятилетней выдержки, к тому же вы пьете его из хрустального стакана «Уотерфорд», а это лучший сосуд, из которого его следует пробовать.

– И «Макаллан», и стакан – из самых лучших, – с готовностью согласился Эш, радуя своего хозяина. – На чем мы остановились?

Лорд Эдгар удовлетворенно хмыкнул и продолжил свой рассказ.

– Как раз в тот миг, когда Элспет должны были обезглавить, страшный мучитель, лэрд Лаглан Дихан, стал недоволен. Возможно, Маккиннон еще не выказал достаточного горя, и он, конечно, не умолял сохранить жизнь ни своей жене, ни даже своим дочерям. Слов мольбы о пощаде вообще не было, даже от Элспет, которая только плакала в отчаянии. Сам Маккиннон отказывался выказать слабость. Поэтому Дихан решил, что требуется нечто более радикальное, чтобы заставить своего заклятого врага подчиниться, возможно, даже позорно поклясться в преданности. Он приказал, чтобы голую Элспет разложили спиной на жернове, растянув в стороны руки и ноги. Когда ее вот так распластали, выставленную напоказ и дрожащую, завоеватель замка приказал отсечь от тела все ее четыре конечности, по одной за раз, чтобы она могла предчувствовать боль, которая наступит. Можно было бы подумать, что она умрет или, по крайней мере, потеряет сознание, прежде чем ей отрубят последнюю конечность, не так ли? Но нет, предание гласит о ее криках, обращенных к дочерям и к мужу, к Богу, чтобы тот быстрее ее забрал, положив конец ее страданиям. А Дункан Маккиннон мог только наблюдать, пока в конечном итоге на торсе Элспет не осталась одна только голова; потом, наконец, и ее отсекли от тела. Прежде чем расчлененный труп жены последовал за его дочерьми через парапетную стену, этой головой, с длинными седыми косами, размахивали перед ним, и глаза у нее оставались приоткрыты, чтобы он мог смотреть прямо в них. Читалось ли в ее взгляде обвинение, осуждение его за все, чего они лишись из-за того, что он выбрал сражаться в тех войнах вместе с англичанами против шотландцев, своего собственного народа? Мог ли мозг внутри этой отрубленной головы жить еще несколько секунд, оставшись без тела? Некоторые врачи утверждают, что это возможно, но кто знает? Оставляет ли это за собой энергию, проявления которой мы испытываем сегодня? Вы парапсихолог, мистер Эш, – что вы на это скажете?

Прежде чем заговорить, Эш сделал еще один глоток виски, пытаясь разбавить отвращение к только что услышанному рассказу. Он подождал, чтобы тепло, которое односолодовое виски разлило у него в груди, спало, а затем ответил.

– Думаю, все легенды в конечном итоге становятся преувеличенными, – сказал он. – Мне приходилось слышать самые ужасные вещи о многих древних усадьбах, в особенности о замках, главным образом по линии моей работы. Это не обязательно делает их правдивыми, но я знаю, что некоторые бесчеловечные деяния могут оставлять отметину, которая продолжает жить вместе со строениями. Такие эксцессы, что вы сейчас описали, могут вызывать настолько сильный резонанс, что они заносятся в самую ткань зданий. С течением времени – а это может занять сотни лет – они могут исчезать сами по себе. Это можно сравнить с аккумулятором, который постепенно разряжается.

– Понятная реакция, мистер Эш. Я имею в виду, с вашей стороны.

– Я изучал эти явления в течение многих лет, – сказал он и прикрыл ладонью свой стакан, когда Байроне приблизился с бутылкой.

– Я уверен, вы, мистер Эш, много чего занимательного можете рассказать. Но позвольте мне закончить рассказ о Муллахче, если, конечно, вы хотите услышать его окончание, – сказал нынешний лэрд замка Комрек, глядя на Эша так, словно был безмерно заинтересован его реакцией.

– Мне не нравятся незавершенные легенды, приукрашены они или нет. – У Эша было ощущение, что этот хитрый старик испытывает его по какой-то причине, которой он не мог распознать.

– Тогда вам это будет интересно. Лаглан Дихан еще не покончил с несчастным лэрдом Маккинноном. Пока двое сильных мужчин удерживали его на полу, Демон воткнул раскаленное докрасна лезвие в левый глаз Маккиннону. И когда тот закричал, он вытащил жгучее лезвие наружу и медленно вставил его в другой глаз. Но Маккиннон, хоть и корчился в агонии, все же ни разу не попросил о пощаде. Его поставили на ноги и приготовились тащить вниз, в темницы замка, чтобы он прожил все, что ему оставалось, в полной темноте и мучительных воспоминаниях. Но каким-то образом – то ли потому, что Маккиннон обладал невероятной силой и мужеством, то ли потому, что боль и пытки возбудили в нем сверхъестественные силы, – каким-то образом он вырвался из рук тех, кто его держал, чтобы вскарабкаться на самый край зубчатого парапета. Вскочив в амбразуру, он повернулся к своим мучителям и прокричал им свой последний вызов. Проклятие. Муллахч. Он сказал им, что замок, за который так яростно сражались, никогда не будет оставлен в покое, что его в конечном итоге поглотит то же пламя, которым были выедены его собственные глаза. Затем, прежде чем кто-либо мог до него добраться – хотя лично мне представляется, что никто ради этого особо не усердствовал, – лэрд Дункан Маккиннон бросился к своей смерти на скалистом взморье, простиравшемся далеко внизу.

На некоторое время Шоукрофт-Дракер потерялся – он не мигая смотрел в пламя камина, словно видя там образы предания, которое он только что изложил с такой вызывающей, почти графической точностью, как если бы это доставляло ему извращенное удовольствие.

Через несколько тихих мгновений старик, глава замка Комрек, заставил себя отвлечься от негреющего огня и переключил свое внимание на исследователя-экстрасенса.

Глава 74

Тихоня Пэт поднял голову, хотя оставался коленопреклоненным в маленьком проходе, ведущем к алтарю часовни. Снаружи донесся звук вертолета, садившегося на вертолетную площадку замка, меж тем как его прожектор высвечивал высокий витраж за статуей Пресвятой Девы.

Он уставился на Карсли, совершавшего извращенный грех в самом доме Божием, и растленную монахиню, которая предавалась содомии перед алтарем Господа, – эта сцена теперь высвечивалась, словно в страшном калейдоскопе. Дрожащий Тихоня Пэт поднял пистолет. Карсли воздел руку, и голос его прогромыхал как из бочки, меж тем как даже теперь он продолжал свои проникновения.

– Не-е-е-ет!

Пэт все равно нажал на спусковой крючок. Щелчок бойка эхом разнесся по часовне. Но пистолет не выстрелил.

Пэт быстро проверил предохранитель и попробовал еще раз, но результат был прежним. Он оттянул затвор, проверяя, есть ли патрон в патроннике. Все выглядело хорошо. Все выглядело угрожающе. Все выглядело готовым к бою.

Отпустив затвор, он попробовал еще раз, и опять ничего не произошло. Испуг развратной парочки обратился в смех. Карсли возобновил свои толчки.

– Такова воля Божья, знаешь ли! – крикнул Карсли, издеваясь над ним. В отчаянии Пэт склонил голову и пал ниц перед алтарем. Брошенный пистолет лежал рядом с его распростертой правой рукой. Слезы падали на тонкую красную ковровую дорожку, ведущую к ступеням алтаря.

Замутненным зрением он различал очертания монахини, все еще склоненной над первой скамьей, бывшего священнослужителя, продолжавшего на ней восседать, по-прежнему издевательски смеясь над смиренной фигурой, лежавшей не более чем в двенадцати футах от них. Монахиня под ним хихикала.

Но когда откуда-то из-под узкой кафедры донесся взрыв, она умолкла, а когда языки мгновенно последовавшего пламени охватили их, она больше ничего не слышала, не видела и не чувствовала. Она глотала языки пламени, которые опаляли ей горло, доводя до кипения ее легкие, меж тем как ее священнический любовник сплавлялся с ней в одно целое.

Тихоня Пэт, в свое время видевший достаточно взрывов, сразу понял, что стал свидетелем не гневной мести Бога, но действия потайного зажигательного устройства. С испуганным смирением он наблюдал, как пламя летит по проходу в его направлении. Несколько мгновений – и он сам стал частью ада. Куски горящих досок падали со сводчатого потолка, все, что было сделано из дерева, сразу охватывалось огнем, бушевавшим вокруг него. Он лежал, раскидав руки и ноги, его разум вопил в агонии горения. По крайней мере, он взирал на алтарь.

По крайней мере, его горящие руки простирались к нему, словно в мольбе.

И, по крайней мере, вся боль, все угрызения совести, все чувство вины испарялись, пока он умирал в жаровне, которая когда-то была святой часовней замка Комрек.

Глава 75

Минута была не особо подходящей, но Эш знал, что ему надо перевести разговор на предмет его с Дельфиной отбытия. (Казалось, на данном этапе лучше не упоминать, что они хотели захватить с собой и молодого человека из башни. )

Прежде чем он успел заговорить, старик поднял истощенную руку.

– Байрон, – прохрипел лорд Эдгар, – по-моему, мне надо сейчас получить еще одно лекарство, верно? Я уверен, что оно даст мне время завершить дискуссию с мистером Эшем. – Он посмотрел на исследователя. – Вы не могли бы выйти на минутку в другую комнату?

Эш встал на ноги и вместе с выпивкой прошел в кабинет лорда Эдгара. Он размышлял, как можно излагать истории, полные такого кровопролитного ужаса, – и не без энтузиазма, как это всего несколько минут назад сделал лорд Эдгар, когда в дверях появился Байроне.

– Его светлость уже готов, – объявил он с озабоченным выражением на длинном лице.

Следуя за Байроне в меньшую комнату, Эш прикидывал, какого рода «лекарство» предоставлял дворецкий на этот раз, – он уже решил, что хрупкий старик перед тем потягивал морфин. Байроне подошел к буфету, где по-прежнему стоял покрытый тканью поднос.

Лорд Эдгар Шоукрофт-Дракер послал Эшу все ту же странную полуулыбку, к которой следователь начинал привыкать, меж тем как Байроне наполнил еще один стакан густой с виду жидкостью и передал его лэрду.

– Полагаю, мистер Эш, что у вас есть много вопросов касательно Внутреннего двора и замка Комрек.

Боже, было так много вопросов, которые Эш хотел бы задать лорду Эдгару, хотя побег из Комрека являлся самым приоритетным.

– Ну… – медленно начал Эш, подбирая слова на ходу, – я вот подумал, откуда вам известно так много, ну, кровавых деталей Муллахча? Вы словно бы присутствовали там лично. – Замечание было грубым, парапсихолог понимал это, но на протяжении многих лет он не раз убеждался, что лесть является лучшим способом завоевать чье-то доверие.

Лорд Эдгар в ответ на это издал сухой смешок.

– Все было записано, молодой человек, и так близко к действительности, как черт его знает что. Видите ли, у Маккиннона имелся молодой писец, которого Лаглан Дихан заставил записать те события. Отчет на гэльском языке был переведен на английский для короля Эдуарда III и переплетен. Копии обоих находятся в частной библиотеке Комрека.

Эш отпил виски, наслаждаясь его дымным привкусом. Он гадал, насколько хорошо оно совмещается с модафинилом. Шоукрофт-Дракер смотрел на него оценивающим взглядом.

– То проклятие общеизвестно. Чего мы не можем понять, так это почему после стольких лет мира замок сейчас, по-видимому, преследуют призраки. Мы надеялись, что вы точно определите их источник и посоветуете нам, как положить этому конец.

– Я не экзорцист. Я говорил об этом и Мейсби и Хельстрему.

– Да, но, как я понимаю, вы специалист по борьбе с такими проблемами.

Эш ничего не сказал.

– Многие важные люди прожили в Комреке до самой смерти, по большей части в безмятежности. Но сейчас мы недоумеваем, что же нам делать.

– Все очень просто. Эвакуировать проклятое заведение!

– Пожалуйста, мистер Эш, не принимайте меня за дурака. Вы прекрасно знаете, что это невозможно. Для многих наших гостей уход отсюда будет означать немедленное лишение свободы – во многих случаях пожизненное.

– Разве здесь не то же самое?

– Называйте Комрек тюрьмой, если вам угодно, мистер Эш, но я сомневаюсь, что вы услышите хоть какую-нибудь жалобу от так называемых заключенных.

Эш решил, что пора завести разговор о безопасном проходе для себя и Дельфины.

– Говоря о заключенных, лорд Эдгар… – Но старик перебил его.

– Я уверен, что вы успели узнать нескольких печально известных личностей. Генерала Луковича, например, – добавил он с усмешкой. – Как я понимаю, он непреднамеренно спас вам жизнь. Это для вас удача.

Только теперь до Эша дошло, насколько ему везет до сих пор оставаться в живых. Во-первых, из разбившегося лифта он вышел почти невредимым; затем охранники прибыли в зону сдерживания как раз вовремя, чтобы не дать тамошним пациентам разорвать его в клочья; а этим утром их с Дельфиной спасли от диких кошек в самую последнюю секунду. Потом этот пароль для доступа к компьютерным файлам и то, с какой легкостью слово SANCTUM пришло ему в голову. Он никогда не верил в ангелов-хранителей, но получалось так, будто что-то здесь работало в его пользу. Удача или что-то еще, но он каким-то образом чувствовал, что он не совсем один. Так или иначе, если удача на его стороне, с тем же успехом может случиться так, что он оттолкнет ее от себя.

– У нас есть другие, подобные Луковичу, – говорил Шоукрофт-Дракер, – мы в Комреке не судим, мы просто слушаем.

– А то, что слышите, конечно, используете для шантажа.

– Ничего столь грубого, мистер Эш, хотя я признаю, что наши гости и их знания зачастую очень выгодны для нас.

– Как насчет Роберта Максвелла? Насколько «выгоден» был он вам во время своего здесь пребывания?

Лорд Эдгар напрягся и тщательно осмотрел исследователя тяжелыми, усталыми глазами.

– Как же вы это узнали? – Тон у него был скорее любопытствующим, чем угрожающим.

Эш понял, что действует себе во вред: чем больше он знает, тем меньше вероятность того, что лорд Эдгар позволит ему уйти.

– Ничего я не узнавал, – сказал он, отступая. – Это просто удачная догадка. Я никогда не верил истории, что у Максвелла был сердечный приступ или же он прыгнул за борт. Но ему надо было исчезнуть, а это было бы идеальным местом.

– Очень проницательно, мистер Эш.

Лорд Эдгар вдруг выпрямился, как бы делая усилие, чтобы вернуть себе властность. Эш знал, что Байроне наблюдает со стороны.

– Собственно говоря, невероятно проницательно, – продолжил он. – Вы, кажется, «угадали» о Комреке слишком многое. Полагаю, доктор Уайетт оказала вам некоторую помощь в этом вопросе. Возможно, мне надо было рассказать вам обо всем, это могло бы помочь вашей работе касательно нашей проблемы. Однако эта проблема не обязательно останется таковой слишком уж долго.

Эш нахмурился, недоумевая. Не намекал ли Шоукрофт-Дракер, что Эш скоро перестанет быть проблемой? Это звучало зловеще. Тем не менее, он был заинтригован: лорд Эдгар продолжал раскрывать тайны Внутреннего двора в большей мере, чем парапсихолог мог ожидать. Он был в ужасе от поименного списка преступников и деспотов, которые провели или проводили свои последние дни в Комреке, меж тем как весь мир полагал, что они стерты с лица земли. И все же это было увлекательно.

Самая интригующая история касалась Рудольфа Гесса, заместителя Гитлера, и его одиночного полета в Шотландию в разгар Второй мировой войны.

– Возможно, вы читали о знаменитых сестрах Митфорд? В частности, о Юнити Митфорд, которая стала одержима Гитлером и, к сожалению, влюбилась в него?

Лорд Эдгар снова подался вперед в своем кресле, словно одаривая исследователя своей доверительностью.

– Или, – тихо сказал он, – об одиночном прилете Гесса в Шотландию. Видите ли, Юнити Митфорд, зачарованная Гитлером, забеременела от него. Когда была объявлена война, она выстрелила себе в голову в Английском саду в Мюнхене. Покончить с собой ей не удалось, но пуля все же вошла ей в мозг. Семья доставила ее домой и сразу же отослала в тайное место, где она и родила ребенка от Гитлера.

Эш был серым от потрясения, но ему удавалось сохранять неподвижность и невозмутимость.

– А теперь, внимание, ирония судьбы! – Шоукрофт-Дракер по-прежнему наклонялся вперед в своем кресле, морщась. – Ребенок был не мальчик. Мечты Гитлера произвести наследника мужского пола, который пошел бы по его стопам, не оправдались. Ребенок был девочкой! – Лорд Эдгар слабо хлопнул себя по колену, словно считал такой исход чрезвычайно забавным.

– Мало того: великий фюрер, вождь Германии и большей части Европы в то время, не только родил девочку, но было очевидно, что она ненормальна! – Голос у него «взвился» чуть ли не до истерики, но Эш остался равнодушен. – Она была ненормальной, дорогой друг, с деформированной головой, и была, как должны были в скором времени обнаружить врачи и воспитатели, еще и слабоумной. Можете себе представить шок Гитлера, когда эта новость дошла до него? А уж Черчилль постарался, чтобы она дошла.

– Черчилль знал?

– Разумеется.

– Она умерла?

– Нет, с тех самых пор она живет в Комреке.

Эш ахнул.

– Ну конечно. В темницах. Эта изуродованная старуха – дочь Адольфа Гитлера и Юнити Митфорд. – Это не было вопросом.

Лорд Эдгар только кивнул.

Вдруг Шоукрофт-Дракер схватился за живот и согнулся с гримасой на лице. Байроне поспешил к своему хозяину, выглядя очень обеспокоенным.

– Я в порядке, – заверил его лорд Эдгар. – Пока нет, пока еще нет.

Он так подчеркивал эти слова, словно они вдвоем разделяли тайную договоренность. Эш изучал комнату, в частности, высокие французские двери, которые открывались на площадку перед парапетной стеной. Он искал возможность быстрого выхода, если возникнет такая необходимость.

Инстинкт подсказывал ему, что возникнет она очень скоро.

Глава 76

С опушки леса, но держась так, чтобы его не могли видеть ни обитатели замка, ни охранники, патрулирующие его периметр, Твигг наблюдал, как большой вертолет «Августа 109» садился неподалеку от более миниатюрной «Газели», прорезая ночное небо ясным лучом своего посадочного прожектора. Раньше он слышал, как прибыл другой вертолет, проделавший путь от Кэнэри-Уорфа и Биггин-Хилла[63] и доставивший наиболее важных членов Внутреннего двора. Пассажиры, высыпавшие из него на посадочную площадку, несомненно, устали, хотели пить и проголодались после столь долгого перелета. Их стильные костюмы, возможно, немного помялись после такого утомительного путешествия, но он был уверен, что они самодовольно пройдут вразвалочку в фойе замка, где их встретит сэр Виктор Хельстрем наиболее подобострастной, наиболее приемлемой стороной своей раздвоенной на доктора Джекила и мистера Хайда личности.

Сейчас высадились четверо пассажиров. Твигг увидел длинного и тощего Эндрю Дерримана, ничтожного, по его мнению, червяка, спешившего из замка, чтобы приветствовать опоздавших. Хельстрем, вероятно, находился в это время в одной из небольших парадных палат, выпивая с посетителями, прибывшими гораздо раньше.

Перед убийцей на разбросанных листьях был установлен набор детонирующего оборудования с питанием от батарей, который приведет в действие целую серию умело скрытых взрывных устройств. Он спрятал по всему замку множество бомб и зажигательных устройств – скрыл их как нельзя тщательнее, – которые, взорвавшись, запустят ряд цепных реакций, несущих хаос и разрушение.

Разместить взрывные устройства на вертолетах было достаточно легко. Ранее, как наблюдал Твигг, полностью экипированный охранник сопроводил высокопоставленных персон в замок (из опасения выхода на охоту других диких кошек вновь прибывших тщательно охраняли) и вскоре вернулся, чтобы следить за обоими вертолетами, возможно, на случай, если кто-либо из гостей Комрека, умеющих летать на таких машинах, решит, что хватит с него этого заточения. Твигг выжидал среди деревьев, пока не увидел, что охранник отбежал помочиться. Вот тогда-то убийца и получил свой шанс. В «Газель» Твигг положил зажигательную бомбу с таймером: прямоугольный брикет кирпично-красного «семтекса-10» в небольшой коробке, которую легко спрятать и взорвать, когда придет время. Много времени ему не понадобилось, и никто не появился рядом и не спросил, что это он делает внутри машины.

Твигг захихикал про себя, вспомнив об этом, и любовно посмотрел на детонатор, который начнет обратный отсчет шестидесяти секунд. Взрыв в подземелье замка будет сокрушительным. Он подождет немного еще, чтобы главные члены ВД поспешили к большему вертолету, а когда «Августа 109» поднимется в ночное небо, Твигг устроит величественный погребальный костер: взорвет винтокрылую машину в воздухе.

При этой мысли его хихиканье превратилось в едва сдерживаемый смех, из-за чего из носа у него выдулся сопливый пузырь.

Глава 77

Свет от медленно угасавшего огня был столь же малодейственным, как и тепло от него, разбрасывая по всей комнате извивающиеся холодные тени. Эш не мог избавиться от мысли, что эти сплетающиеся, вечно движущиеся темные очертания похожи на сгущающиеся фантомы. С каждым мгновением они становились все сильнее и плотнее, и различать лицо лорда Эдгара было все труднее. Байроне, обслужив лорда, присел у стены, что удивило Эша, поскольку этот дворецкий был не из тех, что садятся в присутствии своего хозяина, не спросив разрешения. Но в том углу комнаты было очень темно, и Байроне скорее напоминал лишь смутное очертание, затерявшееся в тени. Эш заметил, что даже свет от лампы на небольшом столике померк до слабого мерцания, так что из-за затемнения все делалось туманным, не вполне определенным, словно мрак, паривший вокруг них, собирался сомкнуться.

Подбородок у лорда Эдгара теперь покоился на груди, и как раз в тот миг, когда Эш подумал, что тот заснул, старик поднял усталые глаза на исследователя. Эшу представилось, что лорда мучает боль, – тот поднял свой стакан с лекарством и отпил из него. Эш снова прикинул, что еще, кроме морфина, могло быть в этом стакане. Длинные французские двери громыхали в своих рамах, когда жесткий порыв ветра вдруг ударял по склону утеса и парапетной стене с бойницами.

Эш чувствовал, как его окутывал холод, а тени все сильнее наступали на угасающий свет от камина, который остывал, пусть даже поленья в нем продолжали гореть. Их с лэрдом словно бы обхватывал их собственный тайный мир, из которого исключалась безмолвная фигура Байроне.

– Лорд Эдгар, – начал Эш, – вы хорошо себя чувствуете?

Лорд разразился сухим хриплым смехом, как будто искренне чему-то удивился. Отсмеявшись, Шоукрофт-Дракер наклонился вперед, чтобы внимательнее всмотреться в черты лица Эша.

Исследователь уловил болезненную гримасу, стягивавшую лицо старика. Тем не менее, тот, казалось, был настроен поговорить.

– К сожалению, мой рак неизлечим. Видите ли, как бы человек ни был богат, под конец жизни здоровья ни за какие деньги не купить. Даже лучшие из специалистов не могут вылечить неизлечимую болезнь, сколько бы им за это ни предложили. Вы знаете, я шутил, когда был здоровым молодым человеком: «Что такое здоровье без денег? » Теперь даже я не нахожу это смешным.

– Что, ничего нельзя сделать?

– Вы невнимательны. «Неизлечимое» значит «неизлечимое», вот и все. – Он слабо стукнул рукой по подлокотнику кресла, чтобы подчеркнуть свои слова. – У меня, ко всему прочему, опухоль в желудке, которую они боятся удалить, опасаясь, что я умру на операционном столе. Посмотрите… – Он откинул клетчатое одеяло.

– Господи… – только и смог прошипеть в ответ Эш, когда увидел грубо вздувшийся живот лорда.

– Даже здесь, в Комреке, смерть не проведешь.

– Так почему вы рассказали мне так много – потому, что вам уже все безразлично, или потому, что знаете – мне отсюда никогда не выбраться? – спросил Эш, мимолетно подумав, не наставил ли уже Байроне ему в голову пистолет.

– Нет, мистер Эш. Полагаю, я пытаюсь как-то облегчить свою совесть. Я не по собственному выбору возглавил эту часть Внутреннего двора; это, можно сказать, определило рождение. Эту должность занимал мой отец, а перед ним – его отец. Собственно, семья Шоукрофт-Дракеров участвовала в деятельности Внутреннего двора с самого что ни на есть начала.

– Так зачем же проводится сегодняшняя конференция?

– Видите ли, у меня нет наследника. Основной целью встречи является избрание того, кто меня заменит. Думаю, сэр Виктор готов занять эту должность.

Он осторожно сделал большой глоток из стакана, который теперь почти опустел.

– Это от боли, мистер Эш. Хотя мне надо сохранить ясность мысли – всего лишь немного дольше. Морфин, я уже убедился, теперь едва притупляет рези; здесь у меня гораздо более мощный коктейль.

Шоукрофт-Дракер, казалось, медленно умирал у него на глазах, и Эш не знал, что делать дальше. Он повернулся к Байроне, но в сгустившейся темноте едва мог различить фигуру дворецкого, не говоря уже о его реакции.

– Второй пункт повестки дня заключается в том, предложить ли известной личности убежище в Комреке. Вы, может, помните, что некоторое время назад человек по имени Муса Куса был отправлен в Англию, чтобы заключить договор как с Великобританией, так и с Соединенными Штатами. Он выступал в качестве посланника…

– Каддафи, – закончил за него Эш.

– Верно, полковника Муаммара Мухаммада аль-Каддафи, если использовать его официальный титул. Но, хотите – верьте, хотите – нет, Муса Куса был гораздо более заинтересован обсуждать свое убежище. Собственно, у нас уже есть несколько богатых ливийских гостей, людей, которые решили покинуть свою страну и ее режим много лет назад, до того как все полетело кувырком. И кто бы стал их винить, хотя, я уверен, их семьи заплатили очень высокую цену за то, чтобы их близкие исчезли, что называется, с карты мира. Но Муса Куса, боюсь, искуплению не подлежал. Спецслужбы подозревают, что именно он координировал взрыв над Локерби.

На этот раз он прервал свои слова, не просто поморщившись, но едва сдержав болезненный стон. В каких бы незаконных делах лорд ни участвовал, Эш не мог не испытывать к нему жалости. Однако лорд Эдгар вскоре снова откинулся на спинку кресла.

Шоукрофт-Дракер вздохнул.

– Вскоре даже эта смесь не будет оказывать действия. Но еще через некоторое время это вообще перестанет иметь какое-либо значение.

Эш снова задумался, на что тот намекает.

– Итак, – сказал лорд Эдгар чуть бодрее, хотя голос у него оставался слабым, – примем ли мы этого нового гостя в Комрек? Я против этого, хотя многие члены Внутреннего двора готовы голосовать «за». Боюсь, его богатство чересчур убедительно, чтобы отказаться. И такому человеку предложат платить действительно очень высокую плату.

Когда Шоукрофт-Дракер на мгновение остановился, Эш поспешил спросить:

– Погодите. «Такому человеку»? Вы говорите о Каддафи, не так ли?

– Конечно, нет, – резко ответил лорд Эдгар. – Каддафи уже здесь.

Эш быстро справился со своим потрясением.

– Я, однако, считаю, что Каддафи представляет собой слишком большой риск даже для Комрека. На сегодняшней конференции я собирался настаивать на том, что нам надо избавиться от Каддафи. У нас уже есть доступ к его состоянию. Он полностью нам доверился, как только узнал, что мы будем обеспечивать выживших членов его семьи. Это слишком рискованно для Внутреннего двора, разве вы не понимаете? Мы знаем, что МИ-6 прекрасно осведомлено, что мы оказываем помощь определенным негодяям, но если бы они узнали, что мы проявили сочувствие к такому приверженцу геноцида, как Каддафи… ну, они сочли бы нас врагами государства. Это было бы равносильно тому, чтобы предоставить убежище Саддаму Хусейну во время иракского кризиса. Нет, собственное выживание Внутреннего двора зависит от его действий; существуют линии, которые мы никогда не должны пересекать.

– Но все остальные злостные военные преступники, финансовые махинаторы и свергнутые диктаторы, которых вы здесь ублажаете, – как это могут терпеть власть предержащие?

– Да, как, в самом деле? Но вы не принимаете во внимание наши знания. Поверьте, знание само по себе – великая сила.

– Да, как я уже говорил: шантаж.

– В точку, мистер Эш. Мы могли бы даже разрушить монархию, если бы только захотели. Первоклассная причина, чтобы оставить нас в покое, вы так не думаете?

С другого конца комнаты донесся стон, и оба они посмотрели в том направлении. Клубящиеся тени показались Эшу еще более глубокими.

– С вами все в порядке, Байрон? – спросил сэр Эдгар.

– Пока что да, мой господин, пока что да, – раздался невнятный ответ.

Лорд Эдгар вернулся к следователю, совершенно сбитому с толку этим обменом репликами.

– Я чувствую, что вы смущены, мистер Эш, так что давайте постараемся успеть как можно больше за то время, что осталось. Видите ли, я считаю, что принятие нашего потенциального гостя будет означать определенный ущерб для ВэДэ.

Эш терпеливо ждал, когда Шоукрофт-Дракер продолжит.

– Полагаю, вы слышали о некоем Роберте Габриэле Мугабе, – сказал лэрд.

– Мугабе хочет, чтобы его приняли в Комрек? – недоверчиво спросил Эш.

– Да, друг мой. Несмотря даже на рак предстательной железы, из-за которого ему, по всей вероятности, осталось совсем недолго, он на самом деле боится покушения. Нелепо, вы согласны?

– Нелогично, спору нет.

– Он же видит восстания, происходящие повсюду в мире, и понимает, что в конечном итоге то же самое произойдет и в Зимбабве. Он боится того, что сотворили бы с ним повстанцы, и предпочел бы прожить остаток своих дней в безопасности и комфорте. С теми миллиардами, что он украл у своего народа, он легко может себе это позволить.

– Но вы возражаете против того, чтобы его здесь приняли.

– Именно. Мы могли бы потихоньку укрывать одного убийцу, но двое чрезвычайно умножили бы риск. Мугабе стал бы ненужной проблемой, головной болью, которая, на мой взгляд, оказалась бы неизлечимой. Под угрозу была бы поставлена вся наша организация.

– Значит, на конференции, что состоится сегодня вечером, вы наложите вето на эту идею.

– Сегодняшний вечер больше не имеет для меня значения.

Еще более озадаченный, Эш сказал:

– Означает ли это, что вы позволите мне покинуть Комрек?

– Скоро вы будете предоставлены самому себе и тогда сможете делать все, что захотите. Да, вы будете вольны уйти, и я искренне надеюсь, что вам это удастся. – Старик захрипел, делая глубокий вдох, и Эш увидел, что плечи у него дрожат, а голова покачивается. Затем он сказал нечто такое, что показалось Эшу еще более удивительным: – Коррупция – продукт скоропортящийся, в чем многие из наших магнатов и политиков в конечном счете убеждаются на собственном опыте. И, Боже мой, я так от всего этого устал.

– Но вы могли бы распустить Внутренний двор, не так ли? – настойчиво сказал Эш, зная, однако, что это бесполезно.

– Иногда мне хотелось этого, но коррупция порождает еще большую коррупцию. Нет, здесь слишком много тайн, слишком много тайн…

Лорд Эдгар вдруг уронил голову на грудь, и на секунду следователю подумалось, что старик отошел. Он поставил свой почти пустой стакан виски и опустился на колени перед лордом, наклоняя голову, чтобы заглянуть в искаженное болью лицо.

– Лорд Эдгар?.. – Он легонько потряс его за костлявое колено. К его облегчению, лорд издал приглушенное ворчание и посмотрел вокруг себя полуоткрытыми глазами.

– Что, подумали – я умер? – спросил он у исследователя, остававшегося стоять на одном колене. Лорд Эдгар улыбнулся – очень бледно, но тем не менее. – Не могли бы вы… не могли бы вы кое-что для меня сделать? Не могли бы вы подойти к Байрону и сказать мне, как он?

Озадаченный Эш встал и прошел через комнату, чтобы взглянуть на дворецкого. Извивающиеся тени словно бы уступали ему дорогу.

Байроне сидел как-то окоченело неподвижно, слегка наклонившись набок. Просто чудо, что он не упал со стула, подумал Эш. Он понял – что-то произошло, поэтому коснулся шеи дворецкого, проверяя пульс. Пульса не было.

Он прошел обратно к Шоукрофт-Дракеру.

– Он мертв, – спокойно и невыразительно сказал он – словно врач, у которого на этой неделе умерло слишком много пациентов.

Еще одна слабая улыбка.

– Это хорошо, это прекрасно, – пробормотал лорд Эдгар.

Когда Эш захотел было вернуться в свое кресло, лорд схватил его за запястье с удивительной силой.

– Байрон выбрал более легкий путь, чем я.

Эш присел на корточки, чтобы слышать лорда Эдгара чуть более четко.

– Вы хотите сказать, что он сознательно лишил себя жизни?

Серый человек неловко кивнул головой.

– Он выбрал более простой способ, и это правильно. Ему было мало в чем каяться, кроме как в том, что он служил мне более сорока лет. Он выбрал пентобарбитон, быстродействующий барбитурат с небольшой примесью чего-то еще. Думаю, он подождал, пока не убедился, что вы не причините мне никакого вреда.

– Он думал, что я мог нанести вам какой-то вред?

– Ему – нам – трудно было предвидеть, как вы воспримете то, о чем я вам рассказал. Способ умереть, который я выбрал для себя, тяжелее и немного медленнее. Этот способ первоначально предназначался для вас.

Эш был должным образом потрясен, но, с другой стороны, его убийство было чем-то таким, чего он практически ожидал, тем более после этого разговора с куратором замка Комрек.

– Вам не нужно беспокоиться, мой мальчик, – сказал лорд, щеки у которого начали вваливаться, а скулы над ними становились все более заметны. Парапсихолог был уверен, что умирающий долго не протянет. Складки на лице у лорда Эдгара углублялись все сильнее, гравируя его и без того морщинистое лицо новым перекрестным узором из темных линий.

– Могу ли я что-нибудь для вас сделать? – искренне спросил Эш. – Может, сходить за доктором Причардом?

– Нет, нет… Дело сделано, и, как говорится, обратного хода нет. Ничто уже не удержит яд, попавший внутрь моего тела. Если бы вы могли передать мне то, что осталось…

Эш быстро протянул руку за стаканом, стоявшим сбоку. Он едва ли не нежно вложил его в дрожащую руку умирающего и помог поднести его к тонким губам.

– По крайней мере, это не так сильно притупляет мои чувства, как я опасался, – сказал лорд Комрека. – Хотя теперь уже и боль почти не заглушается.

Эш переменил позицию и сел в ногах у лорда.

– Может, вам следовало пойти тем же путем, что и Байрон.

– Он был таким верным слугой. Я рад, что он умер спокойно и, надеюсь, мирно.

– Почему вы не избрали тот же способ?

– Из любопытства, я полагаю.

Лицо у Эша было бесстрастным.

– Так чем же вы намеревались меня убить? – Эш указал на опустевший стакан.

– Сакситоксином. Он начинает действовать через тридцать минут после приема. Предоставляет все виды тяжелых симптомов: зуд, плавающие ощущения, мышечную слабость, головокружение, дыхательную недостаточность, паралич и, наконец, дисфункцию черепно-мозговых нервов. Все это очень неприятно – и как раз начинает происходить со мной. Не обнаруживается при вскрытии, если не знать точно, что именно искать. Я выбрал его специально для вас.

– Премного благодарен, – мрачно сказал Эш. – Что вы собирались сделать с моим телом?

Вместо того, чтобы ответить на его вопрос прямо, старик пошел по касательной.

– Мы знали, что вы были алкоголиком, но потом нас поставили в известность о причинах вашей зависимости.

Должно быть, Кейт рассказала Мейсби о Грейс, подумал он.

– Так вот почему мне все время предлагали выпить, начиная еще с поездки сюда.

– Верно.

– Одно вы истолковали неправильно. В действительности я не алкоголик. Да-да, знаю, что так говорит большинство алкоголиков, но я пью только крепкие напитки по определенным причинам. Думаю, если бы я рассказал вам, вы бы все поняли.

– Уверен, что понял бы: я знаю вашу историю.

– Значит, вы собирались узнать от меня, почему призраки преследуют Комрек, напоить меня своим приправленным виски, а затем спросить, не хочу ли я совершить экскурсию к парапетной стене, во время которой я бы «случайно» упал через край. Если бы мое тело было найдено, при вскрытии обнаружилось бы только очень хорошее односолодовое виски, и это убедило бы всех, что я погиб из-за пьяной оплошности. – Всех, кроме Кейт Маккаррик, подумал он про себя.

Эш откинулся на спинку кресла, сидя напротив умирающего.

– Вы очень проницательны, мистер Эш.

– Все-таки это слишком сложный путь, чтобы убить меня. Зачем меня отравлять, если вы и так собирались сбросить меня с обрыва?

Дыханием у лорда Эдгара стало мелким и быстрым.

– Внутренний двор скрупулезен в своих планах. Мы же не з-знали, какую д-драку вы бы учинили, если бы вы не были с-сначала отравлены. Это была идея сэра Виктора.

Так-таки и не знали? – подумал Эш. Он видел, что препарат начинает действовать на человека напротив него, чьи худые руки вцепились в подлокотники кресла. Он понял, что связная речь у Шоукрофт-Дракера долго не продлится.

Упираясь запястьями в колени, Эш подался вперед и мрачным голосом спросил:

– Почему же план изменился? Почему вы приняли яд, а не дали его мне?

Лорд поднял голову и посмотрел на исследователя снизу вверх, словно не зная, кто это такой. Но потом он вроде бы собрался, и Эш понял, что симптомы накатывали приступами.

– Можете называть это прозрением, мистер Эш.

Исследователь удивился четкой дикции старика.

– Когда я узнал, что мой рак неизлечим, то стал думать о своей жизни, о том, на что я ее употребил. Как использовал людей. Думаю, решение было принято, как только я увидел вас, когда вы приехали в Комрек. Я понял, что вы сравнительно молодой человек, что у вас впереди много лет жизни. Именно тогда я принял решение о своей собственной жизни и впервые понял, как испохабил ее, предоставляя защиту и помощь столь многим преступникам, деспотам и даже диктаторам, которые вынуждены были бежать и скрываться от своих соотечественников, украв все богатство у своих подданных, дети которых умирали от болезней и недоедания.

По его телу пробежала дрожь, и он слабо приподнял руку, давая Эшу знать, что он все еще в порядке.

– Хотите, я найду вам еще морфина? – спросил Эш.

– Нет, это очень любезно, но он мне больше не поможет. Я лишь хочу, чтобы мне хватило времени объяснить свою ненависть ко всему, что я сделал. Боюсь, что в отсутствии Байроне вам придется выступить в роли моего духовника. Многие ночи, с тех пор как мне был поставлен диагноз, мы с ним провели в этой комнате, обсуждая свои ошибочные пути.

Он покачал головой, продолжая при этом слабо улыбаться.

– Мы вместе служили во время Второй мировой войны – он был моим сержантом, – и знаем друг друга с тех самых пор. Он был мне другом, а не просто дворецким, хотя ни разу не перешел черты. Даже когда я сказал ему, что закончу свою жизнь по-своему, а не предоставлю это раку, он не пытался меня удержать. Напротив – он попросил разрешения умереть вместе со мной. Это ли не верность, а? Исчезающая порода, если говорить об этом мире.

Лорд Эдгар вдруг наклонился вперед, обхватив голову обеими руками, словно пытаясь подавить головокружение. Встревожившись, Эш тоже подался вперед, готовый поймать его, если тот начнет падать. Больной лорд непреднамеренно позволил одеялу сползти со своих плеч, и опухоль в желудке старика, покоившаяся на его костлявых бедрах, представлялась футбольным мячом.

Шоукрофт-Дракер снова прикрылся, хотя его движения были медленными и неуклюжими.

Эш надеялся, что лорд протянет немного дольше: у парапсихолога оставались вопросы, которые он хотел ему задать. Он подтащил свое кресло ближе, поставив его практически перед огнем, хотя его скудное тепло не представляло никакой опасности.

Вопросов, которые мог бы задать Эш, было много, но только один пребывал в его сознании на самом верху: вопрос о личности почти прозрачного молодого человека, который теперь ждал его вместе с Дельфиной.

– Лорд Эдгар, можете вы сказать мне, кто такой Малыш? – сказал Эш.

Глава 78

Олег Ринсинский лежал с закрытыми глазами на голубом BEMER-матрасе[64], и на его грубом, жестоком лице с тяжелыми веками и густыми черными бровями, сросшимися на переносице, играла широкая улыбка, открывая на обозрение меж толстыми губами пожелтевшие остатки зубов. Изредка пошкрябывая свой мощный, заросший щетиной подбородок, он являл собой образ типичного негодяя, одного из тех, с кем постоянно боролся агент 007. Его герой в бондиане всегда имел тенденцию быть главным злодеем фильма. Досадно, что в последних историях про Джеймса Бонда больше не было таких примитивных и тупых отрицательных героев. Почему бы им не отойти от привычного сюжета и не снять фильм, в котором плохой парень, мечтавший править миром, побеждал! Вот тогда бы он им поаплодировал.

А девушки? Куда подевались все эти Ингрид Питт, настоящие женщины, которые не только были резвы в постели, но и всегда могли удовлетворить потребность плохих парней в насилии? Где-то должен быть храм Ингрид Питт, где бы можно было возложить цветы и помолиться за нее. Будь у него кто-то, вроде Ингрид, с которой можно смотреть фильмы, и он был бы счастлив. Потому что она была настоящей женщиной, особенно в фильмах про вампиров, в которых была безумно хороша.

На синем магнитном матрасе, который должен был вылечить все его болезни, одинокий и обнаженный, он улыбался, мечтая о прекрасной Ингрид.

Сверхтонкие нити начинали слегка вибрировать, чем раздражали его. Согласно правилам, регулировать интенсивность должна была медсестра, но он так часто пытался залезть к каждой из них в трусики, что все они отказывались оставаться с ним в комнате после включения прибора.

Ринсинский заставил свое обнаженное волосатое тело расслабиться на узкой кровати с исцеляющим матрасом. Матрасы потоньше и меньших размеров, плотно привязанные ремнями к груди и животу, ограничивали движения. Вскоре он почувствовал нежное покалывание по всему своему зверскому телу.

Когда он впервые попробовал это устройство, врач сказал ему, что магнитная терапия хороша для стрессов и заболеваний кожи, а также для таких болезней, как артрит, астма, подагра, остеопороз, бесплодие, рассеянный склероз и шум в ушах, которые он себе приписывал.

Но сегодня ему пришлось настаивать на получении процедуры. Он был уверен, что она также обладает успокаивающим эффектом. А это было ему действительно необходимо, особенно после драматических событий накануне вечером в обеденном зале. Всем гостям сегодня было приказано оставаться в своих апартаментах, но Ринсинский был не из тех, кто выполняет приказы. Они наконец уступили, и одна из медсестер включила для него аппарат.

Через некоторое время он, мечтая об Ингрид, начал дремать – пока покалывание не стало слишком интенсивным, а потом не начало причинять довольно сильный дискомфорт.

Кричать медсестрам, казалось, не имело смысла – они, скорее всего, забились в свои кабинки с открытой планировкой, подумал он. Тем не менее, они должны были услышать его даже через закрытую дверь. Теряя терпение, Ринсинский пытался пошевелиться, изогнуть свое волосатое тело так, чтобы ослабить ремни, которые теперь казались затянутыми туже, чем когда их застегивали, – они как будто укоротились и стали жесткими, словно металлические скобы. Сначала он почувствовал боль в большом пальце левой ноги, который страдал от подагры. Боль усилилась. Затем стало происходить что-то странное: большой палец правой ноги начала прокалывать такая же сильная боль. А на его крики так никто и не отвечал.

Он боролся с ремнями, но от этого они только затягивались все туже. И вдруг запахло паленым. Он поднял голову с подушки и посмотрел на свое коренастое тело. Хотя ему трудно было увидеть что-то дальше своей бочкообразной груди и маленького матраса, который на ней лежал, он все же смог разглядеть верхний край правой ступни. Кожа на ней тлела. Он посмотрел на левую ступню и увидел, что та тоже начинала тлеть: над ней поднималась тонкая струйка черного дыма.

На этот раз он взревел на русском, затем на ломаном английском, но все равно никто не пришел ему на помощь.

Он мотал головой из стороны в сторону, отчаянно пытаясь освободить свое тело, вытащить свои толстые ноги, но не мог сдвинуться с места, как будто на самом деле был примагничен к матрасу, который с каждым мгновением становился все горячее.

– Помогите! – отчаянно кричал он. – Помогите мне, скорее!

Его вопль был громок как никогда, но никто не приходил.

– Боже мой, – застонал он, и слезы побежали из глаз по щекам его толстого грубого лица.

Вдруг мелькнула надежда! Он услышал, как кто-то дергает дверную ручку снаружи. Но дверь не открывалась.

– Ради Бога! – умолял он. – Кто-нибудь – помогите!

Жар под ним становился таким сильным, словно сверхтонкие нити внутри плавящегося матраса раскалились докрасна. Он попытался двинуть плечом, но жгучий пластик прилип к его коже, растягивающиеся нити поднялись вместе с плечом, а потом притянули его назад, как резиновые. А дым сгустился настолько, что он начал кашлять.

Кто-то за дверью стучал и звал его по имени, но слабо, как будто находился за несколько комнат от него. Однако на двери не было замка, не было и окон, которые можно было бы разбить. Не было никого, кто мог бы ему помочь.

Но они обязаны, и быстро. Он знал, что произойдет дальше.

И это произошло.

Два матраса, один под ним, другой привязанный к его груди, занялись крошечными язычками пламени, эти огоньки росли и танцевали вокруг него и над ним, там, где уже исчезли волосы на груди. А вскоре и все волосы у него на теле заполыхали миниатюрным лесным пожаром.

Он кричал, он крутился и ворочался, а слезы на лице с двойным подбородком мгновенно высыхали. Были слышны удары руками и ногами в дверь, персонал попытался добраться до него, но они не могли взломать дверь, пусть даже она не была заперта. И дым, поднимавшийся от его поджариваемого и исходящего паром тела, вился в воздухе, как насмешливые ду́ хи.

Ему представлялось, что в дыму он видит уродливые лица, с восторгом ждущие, когда он достаточно поджарится. Соки с шипением брызгали из его опаленного тела, как будто он был свиньей на вертеле.

Жир и мясо на его костях размягчились и в конце концов обратились в одно большое пламя. Он истошно завопил, но агония закончилась быстро, потому что все нервные окончания были сожжены. Но мучения возродились, когда ужасный огонь добрался до внутренних нервов, спрятанных глубоко внутри и обычно защищенных плотью и костями, так что его полупридушенные жалобные крики зазвучали снова, хотя и чуть слышно.

Умирая, он знал, что кричать бесполезно. Даже если бы удалось наконец взломать дверь, было бы уже слишком поздно.

И когда его злая душа убегала, словно жертва, спасающаяся от безумца с окровавленным топором, в его последнем видении не было ни жены, ни детей, но только прекрасная, роскошная секс-богиня Ингрид. Может быть, она даже будет ждать его у золотых ворот – ибо в тщеславии своем Олег Ринсинский не сомневался, что попадет на небеса.

Глава 79

– Малыш, – повторил Эш. – Молодой человек по имени Льюис, – настаивал он, тревожась, что не успеет окончить разговор до того, как старик скончается.

– Ах да. – Лорд Эдгар улыбнулся тонкими губами. – Дельфина все еще не может разобраться в этом – сколько времени? Три года?

– Я не понимаю.

– Его зовут Луис, произносится Луи. Всегда так было. Она просто сразу стала произносить его имя неправильно, а мы не стали ее поправлять, чтобы у других было меньше шансов понять, что к чему, понимаете? Теперь все разъяснилось?

Эш помотал головой.

Его светлость еще раз ударил по подлокотнику рукой, и Эшу показалось, что из него взвилась пыль. В комнате с каждой минутой становилось все темнее, казалось, они с лордом заключены в постепенно съеживающийся кокон тусклого света. Дверь, ведущая к парапетной стене, снова загромыхала о раму. Теперь он видел только начищенные туфли мертвого дворецкого и часть его брюк, почти закрывающих лодыжки; остальное тело, все еще сидевшее в кресле, наклоняясь под неудобным углом, терялось в тени.

Шоукрофт-Дракер вдруг снова захрипел, вытащил белый платок из-под клетчатого одеяла и прижал его ко рту.

– Я могу вам помочь? – осторожно спросил Эш.

– Нет, вы очень добры, но на самом деле нет. Думаю, мне осталось немного, и я хотел бы рассказать вам о Луи. Даже если я больше ничего не сделал, чем можно было бы гордиться, Комрек, по крайней мере, заботился о нем все эти годы.

– Держа его в башне и разрешая выходить только ночью, когда другие не могут его видеть? – Эш подавил в себе гнев, памятуя о том, насколько слаб был сидевший напротив него человек.

– Боюсь, это было необходимо. Вы видели, какая прозрачная у него кожа. Пока сюда не приехала доктор Уайетт, он почти никогда не покидал башню, настолько стыдился он своего вида. За двадцать с лишним лет у него никогда не было друга, с которым он мог бы поговорить. Прибытие доктора Уайетт в Комрек все изменило. Между ними установилось взаимопонимание.

– А она знает, кто он? – Эш наклонился к собеседнику, этот вопрос был важен для него. Неужели Дельфина не доверяет ему настолько, чтобы открыть эту тайну?

Лорд Эдгар, возможно, усмехнулся: из-за его болезненного дыхания трудно было понять.

– Мальчик мой, Луи и сам не ведает, кто он. Возможно, он чувствовал, что Дельфина могла бы рассказать ему об этом.

– Но вы-то знаете.

– Да, да, я, конечно, знаю. И я думаю, что настало время узнать об этом и ему. В конце концов, ему теперь должно быть уже почти тридцать.

– И?.. – нетерпеливо подгонял его следователь, понимая, что лэрда Комрека вот-вот покинет жизнь.

Сначала Эш подумал, что Шоукрофт-Дракер задыхается, и привстал, чтобы ему помочь. Затем он понял, что его собеседник смеется, превозмогая свою немощь.

– Я… Простите… мистер Эш. Я не имел в виду… насмехаться, но если бы вы только знали…

– Так расскажите мне.

– Я расскажу. Но… но позвольте мне рассказать это… по-своему.

Оба они какое-то время молчали, меж тем как отблески огня с каждой секундой сдавали позиции окружающей темноте, как медленно умирающая свеча. Движущиеся тени скрадывали расстояние между ними.

– Вы, конечно, помните принцессу Диану… – начал лорд Эдгар, и Эш внезапно почувствовал странный озноб, не имевший ничего общего ни с холодом в комнате, ни с ветром, яростно сотрясавшим окна.

Лорд Комрека снова затих. Эш чувствовал вину, но надеялся, что не потерял его, только не в этой важной точке рассказа. Потом старик принялся потирать запястье и приоткрыл клетчатое одеяло, еще раз выставив напоказ свою страшную опухоль.

– Странные ощущения, – сказал он, растирая теперь предплечье. – Какие-то покалывания, жжение. И зуд.

– Принцесса Диана, – напомнил ему Эш.

Он замер, затаив дыхание.

– Диана. Да. Прекрасная девушка. Но, видите ли, выйдя замуж, она довольно рано начала бунтовать. Сначала она была вынуждена носить немодные платья и довольно глупые шляпки. И только позже, когда она стала пользоваться услугами собственных стилистов, мы поняли, как она великолепна. Пять футов девять дюймов, и красавица при этом. Безупречная кожа, красивые глаза – внешность кинозвезды, если угодно.

Он качнулся в кресле. Только подлокотники помешали ему скатиться на пол.

– Минутку, – пробормотал он, и Эш наблюдал, как он пытается вернуться в прежнее положение.

Сакситоксин начинал действовать, понял Эш и пожалел, что ничем не может помочь этому человеку.

– Вы, возможно, помните, – продолжал тот тихо, – что однажды, в начале своего замужества, она бросилась вниз с лестницы во дворце в знак протеста. Она попыталась сделать это снова, некоторое время спустя, и обнаружилось, что она беременна. Она родила первого ребенка и мечтала о втором. Она…

– Помню, многие считали, что рыжие волосы принца Гарри означают, что у нее был любовник… гвардеец… – перебил его Эш.

Лорд Эдгар зашелся в кашле, цепляясь за подлокотники кресла.

– Как же у нас испорчены умы, – прохрипел он, когда приступ прекратился. – Все – все! – словно забыли, что брат Дианы, граф Спенсер, был рыжеволосым, пока не поседел. Ради Бога, да ведь этот цвет у Спенсеров в генах!

Эш против воли улыбнулся и поднял руки в знак капитуляции.

Лорд Эдгар подался вперед, так что их лица стали ближе и он мог говорить не повышая голоса.

– Пожалуйста, слушайте и постарайтесь больше меня не перебивать. У нас мало времени… Итак, как я уже говорил, когда Диана упала с лестницы во второй раз – это было в 1983 году, – она была беременна уже восемнадцать недель. Из-за падения начались преждевременные роды. Представьте себе, как были шокированы окружающие. Она никому не рассказывала о беременности.

Дельфина рассказывала ему, что Льюис родился в восемнадцать недель. Вывод напрашивался сам собой: Льюис – Луи – был ребенком Дианы!

– Но еще больше их всех потрясло состояние ребенка – или напугало, если предпочитаете, – продолжал лорд Эдгар.

– Его кожа: такая тонкая, что просвечивает, – сказал Эш.

– Она прозрачна. Давайте не будем кривить душой. Можно было ясно видеть все внутренние органы ребенка. Луи был ошибкой природы. Можете себе представить, как в связи с этим чувствовала себя королевская семья? Уильяму и Гарри, конечно, никогда ни о чем не рассказывали. Очевидно, вызвали Ее Величество и принца Филипа, и только они и принц Уэльский были в курсе всех обстоятельств.

Эш открыл было рот, чтобы что-то сказать, но лэрд Комрека остановил его усталой, дрожащей рукой.

– Пожалуйста! Не прерывайте меня больше. Я чувствую, что теряю силы, а я хочу, чтобы вы хотя бы знали, кем Луи является по праву рождения, каким бы неприглядным ни было его состояние.

Парапсихолог покорно опустил голову и слушал.

– Удивительно, но этот ребенок был не первым, страдающим от столь любопытной физической аномалии, но раньше ни один ребенок, рожденный с ней, не выживал. Естественно, у мальчика были врожденные пороки: большая вероятность кровоизлияния в мозг и сердечных заболеваний. Ребенок весил менее полутора фунтов. Он, говорят, был так слаб, что походил на новорожденного птенца. Помещался в ладони одной руки. Лечащие врачи советовали позволить ребенку умереть естественной смертью, но королева с принцем Филипом посчитали, что такое решение может быть принято только родителями ребенка. Диана была без сознания, а решать надо было немедленно, так что судьба мальчика полностью зависела от воли его отца.

О принце Чарльзе сказано и написано немало – в том числе и жестоких вещей, из которых многие несправедливы. Но я могу сказать вам, что он очень набожный человек, человек большой души и глубокого философского ума. Он понимал, с какими проблемами столкнется монархия, если новость о рождении этого ребенка станет достоянием общественности, и, конечно, знал, что жизнь у ребенка будет очень трудной.

Но Чарльз не убийца. Ребенка поместили в медицинский инкубатор, чтобы держать его в тепле, использовали искусственную вентиляцию легких, чтобы помочь ему дышать. Да, ребенок был недоношенным и родился с патологией, но позиция Чарльза была бескомпромиссной: пока у его сына есть шанс выжить, должно быть сделано все возможное, чтобы сохранить ему жизнь.

– Когда его спросили, как назвать мальчика, он без колебаний сказал «Луи»: небольшая дань памяти его двоюродному деду, который был убит ИРА четырьмя годами ранее.

Эш слушал с благоговением. Дельфина действительно не догадывалась, кем был ее пациент и друг.

– Конечно, все это было сделано тайно. Медицинскому персоналу, выходившему ребенка, никогда не сообщали об истинной его личности.

– А вы – когда вы узнали, кто он?

– Меня как главу Комрека проинформировали о происхождении ребенка, когда он прибыл, хотя, конечно, привели к присяге держать это в тайне. Даже сэр Виктор не посвящен в нее и никогда не будет, если… – лорд Эдгар изо всех сил старался сделать вдох, – если его не выберут новым руководителем.

Вот еще один крючок, на котором вы держите королевскую семью, подумал про себя Эш.

– Примечательно, что ребенок выжил. Можно даже сказать, чудом.

Эша поразила еще одна мысль.

– Принц Чарльз когда-нибудь навещал своего сына?

– Что касается принца, то для него сын умер. Нас проинструктировали через несколько дней после его прибытия сообщить ему о смерти мальчика от почечной недостаточности. Он согласился с тем, что тело надо кремировать здесь. Присутствовать он не хотел, и это было разумно.

– Кто давал вам такие инструкции?

– Высшая власть, мистер Эш.

Эш понял, что на эту тему его собеседник больше ничего не скажет, а время было на исходе.

– Но Диана?..

– О, ей сказали, что ребенок умер через несколько минут после рождения. Седативные средства были очень сильными, настолько, что, когда ей, наконец, разрешили прийти в себя, она едва помнила, что с ней произошло. Может, и не хотела вспоминать. Так или иначе, Диана, как мне говорили, никогда об этом не упоминала.

Эш, возмущенный тем, что он узнал, стал намеренно резким.

– Стало быть, никаких официальных доказательств того, что принц Луи существует, нет.

Шоукрофт-Дракер холодно ответил Эшу:

– Доказательство существует, и оно находится в сейфе в хранилище моего частного банка в Лондоне. Вместе с другими предметами…

Возможно, наступит время, когда Эш это вспомнит, но в данный момент его мысли пребывали в таком смятении, что он не придал словам лорда Эдгара особого значения. Старик еще раз покачнулся в кресле, крепко вцепившись руками в подлокотники.

– Головокружение, – сказал он следователю. – Просто еще один эффект сакситоксина. Мозги у меня странно себя ведут. Думаю, я попаду в плохое место. Возможно, там меня будет ждать Байрон, хотя он был лучше, чем я.

Эш опять опустился на колени перед лордом Эдгаром, поддерживая его за плечи. Боже мой, подумал он, он умирает у меня на глазах.

Движения лорда Эдгара медленно становились жестче, словно он снова обретал контроль над собой. Лица у них были почти на одном уровне, и лэрд Комрека смотрел на Эша потухающими, слезящимися глазами.

– Если бы я знал, – сказал он, переводя дыхание, – то выбрал бы для ухода способ Байрона. Он, должно быть, приятнее, чем этот, вам не кажется? Или я мог бы попросить Байрона выстрелить мне в голову.

Он громко застонал, и Эшу показалось, что тени вокруг них сгущаются все быстрее, становясь лихорадочными, перистыми пучками тьмы, проникающими в мягкий кокон света.

– Я…

Лорд Эдгар Шоукрофт-Дракер пытался говорить, но теперь его слова звучали так тихо, что Эшу пришлось поднести ухо к его губам.

– Эти призраки, мистер… мистер Эш, которых вы… приехали… исследовать. Знаете, они приходили ко мне раньше. Чаще… во сне, но не… но не всегда. Они… они показали мне мое будущее. Они открыли… мне… ад… ад, откуда они пришли. Тот же самый… Ад, что ждет… меня. И это уродливое… это отвратительное, ужасное… омерзительное место. Я был рад… так рад… что вы пришли ко мне сегодня. Понимаете, рассказав вам… рассказав вам… эти тайны, я мог бы спастись… спасти себя… по крайней мере, от некоторых из этих ужасов. Как вы думаете, это… возможно? Мистер Эш? Может быть… я искупил свои грехи хоть… хоть немного?

Его глаза ловили взгляд Эша, как будто он мог найти в нем ответ. Может быть, даже своего рода отпущение грехов.

Эш видел, что старик уже не может сфокусировать взгляд. Он отходит в мир иной, понял Эш, ожидая только ответа, какой-то искры прощения – от него, ото всех людей.

– Вы видите, я боюсь? Я ужасно боюсь. Пожалуйста, отпустите мне мои грехи, хорошо?

– Сожалею, лорд Эдгар. Но я не священник, – мягко сказал он.

Затем голова лорда Эдгара упала вперед, и жизнь окончательно его оставила.

* * *

Несмотря на отвращение, которое Эш испытывал ко всему тому, что поддерживал умерший, он чувствовал, что должен как-то отдать дань уважения покойному, но не успел. Где-то в замке – это прозвучало близко, должно быть, на том же этаже, – раздался еще один громкий взрыв.

Внезапно огонь из камина выплеснулся на Эша, заставив его вскрикнуть скорее от испуга, чем от боли. Он упал на пол и увидел, что танцующие тени пятятся, словно тоже опаленные неожиданно жарким пламенем. Он откатился от огня, но понял, что тот уже вернулся в камин и горит так же ярко и горячо, как это было, когда он впервые вошел в комнату.

Труп Байроне с глухим стуком упал на пол, а Эш стал подниматься. Он посмотрел на лорда Эдгара и увидел, что тот сидит прямо, но запрокинув голову на низкую спинку кресла и выгнув шею, так что кадык торчит, как ужасная шишка, готовая разломиться пополам, а щеки погружены в глубокую тень. Глаза закрылись не полностью, но стали тусклыми, а рот был широко открыт. Кресло его горело – один из подлокотников занялся в нескольких местах.

Поднявшись на ноги, Эш услышал, как дверь дальней комнаты с треском распахнулась. Затем послышались тяжелые шаги, и знакомый голос закричал:

– Часовня в огне, ваша светлость. Взрыв! И вот только что был другой в коридоре! Мы должны вывести всех наружу!

Дверной проем меньшей комнаты заполнила огромная фигура сэра Виктора Хельстрема.

Затем раздался звук такой страшный, что Эш на мгновение съежился.

Это Хельстрем заревел от ярости.

Глава 80

Проснувшись, Кейт Маккаррик обнаружила, что уже сидит в постели, а одеяло сползло до пояса. На ней была только легкая ночная рубашка, но тело под ней покрывала тонкая пленка пота.

Глаза у нее были широко открыты, но ничего не видели в полумраке спальни. После пробуждения голова была абсолютно пустой, и сознанию потребовалась пара секунд, чтобы все вспомнить. Тогда ее снова охватил ужас.

Она видела сон – нет, это был кошмар. Но как ни старалась она сосредоточиться, в голове крутились только обрывочные образы. Большинство из них были связаны с Дэвидом. Тот был в опасности. В страшной опасности. Кейт согнула колени под одеялом, обхватила их руками и уткнулась в них лбом. Она попыталась вспомнить, но, как и большинство снов, этот был неуловим, так что все, что она могла уловить, были чувства: ощущения страха и ужаса.

В замке Комрек происходило что-то дурное, что-то зловещее, и Дэвид Эш был в самом центре этих событий, как в ловушке.

Она откинула одеяло и подошла к большому зеркальному окну с видом на город. Сейчас ей необходимо было увидеть что-нибудь нормальное: дома с освещенными окнами, ночной транспортный поток, тени людей, идущих по тротуарам, – свидетельства самой жизни.

Кейт была знакома с необъяснимыми видениями и сенсорными иллюзиями, но эти ощущения в ее собственной голове были другими, какими-то более прочными, их, казалось, можно было коснуться.

И было это из-за экстрасенсорного дара Дэвида, хотя тот всегда высмеивал его и отрицал. Однако в последнее время – в течение последних нескольких лет – его отрицание становилось все менее категоричным, он как будто начинал признаваться в этом своем шестом чувстве, хотя и называл его просто сильной интуицией, а не экстрасенсорной способностью.

Она подумала – почувствовала, – что его разум отправлял сигналы бедствия, даже если он сам этого не осознавал. В замке Комрек происходило что-то ужасное, и ее удручало, что она ничего не может сделать, чтобы помочь ему. Кейт проклинала себя за решение лечь спать так рано после двух длинных бесед за ужином; возможно, в глубоко бессознательном состоянии ее подсознание посылало ей видения таких противоположных стихий, как огонь и вода.

Наверное, у нее была лишь одна маленькая возможность что-то предпринять. Даже если это и не будет особо действенно. Она надеялась, что ее подруга Глория Стэндуэлл не слишком раздражится, если она побеспокоит ее так поздно ночью.

Кейт потянулась к телефону на прикроватной тумбочке.

Глава 81

Хельстрем промедлил в дверях всего пять секунд. Сначала он уставился на Дэвида Эша, потом на тело лорда Эдгара Шоукрофт-Дракера; труп Байроне он и вовсе игнорировал.

Пока Хельстрем ревел, Эш не успел прийти в себя, прежде чем тот бросился к нему, вытянув перед собой огромные руки, чтобы схватить остолбеневшего исследователя. Эш попал в мощные тиски, и оба они полетели через всю комнату так быстро и с такой силой, что сокрушили высокие французские окна и вылетели на площадку перед парапетом, где ветер с моря стал трепать их волосы и одежду.

Они повалились, такую набрали инерцию, и Эш использовал краткий миг передышки, чтобы откатиться от главного исполнительного директора, чья толстая рука пыталась снова его схватить. Но Эш быстро вскочил на ноги, меж тем как грузный Хельстрем, с трудом поднявшись на колени, по-прежнему ревел, обдуваемый ветром.

Яркий свет полной луны высвечивал длинные зубцы парапетной стены, заливая площадку чистым серебряным сиянием. Ветер ворошил Эшу волосы, а вдали он видел серебристо-белую пену бегущих волн. Это напомнило ему о том, как высоко находилась вымощенная плитами площадка, и его охватила холодная дрожь, когда он подумал о судьбе семьи Маккиннона. По какой-то причине у Хельстрема, казалось, были такие же убийственные намерения относительно него.

Он не стал ждать. Громоздкое тело Хельстрема, обдуваемое ветром, все еще было согнуто, и его массивная голова представляла собой слишком хорошую мишень, чтобы не обращать на нее внимания. Парапсихолог нацелился ботинком прямо в нее и изо всех сил ударил ногой.

Хельстрем взревел от боли и отлетел к стене, ему повезло не упасть через одну из открытых амбразур. Он оставался сгорбленным. Эш не любил драться ногами (собственно, он вообще не любил драться), но у него не было выбора. Хельстрем был способен раздавить его как жука, и они оба это знали.

Если ему удастся оглушить этого здоровяка, подумал Эш, он еще может получить шанс убежать. Он снова бросился на Хельстрема и ударил его левой ногой в мясистое бедро. Хельстрем взвыл, но боль, казалось, только заводила, а не подавляла его. Он устоял, несмотря на поврежденную ногу, и ответил сильным ударом руки. Его увесистый кулак попал Эшу в висок, отбросив парапсихолога через проход. Ему удалось остаться на ногах и встретить Хельстрема, когда тот, хромая, побежал на него.

Они столкнулись посреди выложенной плитами площадки, и Эшу пришлось хуже, потому что Хельстрем был и выше его и гораздо тяжелее. Он застонал, когда Хельстрем толкнул его обратно, распластав на стене напротив парапета. Сбившись с дыхания, он сделал все, что мог, чтобы уклониться от следующего удара Хельстрема, но кулак верзилы вонзился между шеей и ключицей. Это было похоже на удар кувалдой, но Эш, стараясь не обращать внимания на сильнейшую боль, быстрым движением обогнул противника, собрал все силы и ударил его точно по почкам. Это был хороший удар, чувствительный, и Хельстрем выгнулся назад, давая Эшу возможность ударить еще раз.

Он заехал кулаком в массивную голову Хельстрема, попав в скулу и почти разбив об нее собственные пальцы. Он вздрогнул и сделал шаг назад, чтобы перегруппироваться, облизнул ушибленные пальцы, ощутив вкус крови – своей крови, – пока Хельстрем шатался, все еще стоя на ногах.

Здоровяк, собрав все черты лица в злобную усмешку, вытянул массивные руки, изогнутые, как у борца сумо, а ноги у него были широко и устойчиво расставлены, словно он готовился вытолкнуть своего соперника с дохё[65]. У Эша не было никаких сомнений в том, что границы гипотетической арены простираются и за парапетную стену, и он присел, заняв оборонительную позицию. Он хотел было бежать, но левая нога, не так давно разодранная когтями дикой кошки, теперь болезненно пульсировала; кроме того, Хельстрем загораживал своей тушей почти всю ширину прохода.

Его противник приближался. Он был готов броситься в любую секунду. Эш делал ложные выпады то в одну сторону, то в другую, но противник каждый раз был наготове. В третьей попытке исследователь решил применить иную тактику: он сознательно бросился на Хельстрема, опустив голову, чтобы ударить удивленного противника прямо в живот. Хельстрем попятился на несколько футов, но и только. В результате этого маневра Эш оказался в пределах досягаемости для него.

Эш вдруг почувствовал, что его ноги перестали касаться пола, – Хельстрем буквально вышиб из него дух и потащил беспомощного исследователя к внешней стене. Он подумал, что у него того и гляди сломается позвоночник, и захрипел, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Это было безнадежно: противник был слишком силен, и его стальная хватка плотно прижимала руки Эша к бокам. Он почувствовал, как его спина и голова внезапно врезались в стену. Хельстрем резко изменил позицию и схватил Эша за грудки, подтягивая его к краю стены, и Эш вдруг обнаружил, что его голова и плечи висят над пустым пространством, а ветер дует ему навстречу от подножия утеса, находящегося на шестьсот футов ниже.

Как ни странно, он был поражен, насколько четко слышны волны, бьющиеся о скалистый берег; все его чувства усилились, обострились, и на нависшем над ним лице Хельстрема с его странными чертами, собранными в один перепутанный клубок, отчетливо выделялась каждая деталь.

Было ли так у всех, кто умирал насильственной смертью? Для них тоже все вдруг обретало высокое разрешение и совершенный стереозвук? В ярком лунном свете он различал даже поры на лице своего противника, волоски внутри его небольшого кривого носа, пузырьки слюны у него на губах.

Затем Эш почувствовал, как его тело опрокидывается дальше над пенящейся бездной, проходя точку невозврата.

Он приготовился умереть.

Глава 82

Когда Кевин Бэббидж и Рейчел Кранц спустились по каменной лестнице в подземелье, их ноздри были оскорблены зловонием и висящей в воздухе пылью. Начальник службы безопасности начал жалеть о своем решении сопровождать старшую медсестру в этой экспедиции. Хотя здесь всегда присутствовал запах экскрементов, мочи и немытых тел, исходящий из камер, но никогда не пахло так сильно, как сейчас. Шедшая рядом Кранц оперлась рукой о стену, чтобы не упасть, ибо освещение было тусклым, а ступеньки истерлись от векового использования. Ее рука угодила в мокрую слизь, и она вытерла пальцы о свою белую форму.

В качестве меры предосторожности начальник службы безопасности приказал охраннику зоны сдерживания, Грюнвальду, держать тяжелые автоматически закрывающиеся двери открытыми на тот случай, если возникнет проблема и Бэббиджу с медсестрой понадобится быстро ретироваться. Он навалился плечом на железную дверь и сморщил нос, когда из подземелья пахнуло вонью. Облегчение часового, которому не нужно было идти с ними, было слишком очевидно.

И хотя Бэббиджа нельзя было назвать особо чувствительным, он не мог не понимать, что в замке Комрек в последнее время происходит что-то очень странное, и дело не только в личинках и мухах. У гостей, да и у обслуживающего персонала определенно ощущалась какая-то подавленность, гораздо более сильная, чем когда-либо прежде. Да и сам замок изменился. Даже потолочные и настенные лампы светили тускло, как будто генераторы работали не на полную мощность. И было холодно, так чертовски холодно, что несколько человек не снимали верхнюю одежду даже в зале управления. При каждом выдохе он видел, что изо рта у него идет пар.

Когда они достигли нижней ступени, Бэббидж расстегнул две пуговицы на пиджаке на случай, если понадобится быстро вытащить пистолет. Он повернулся к длинному темному коридору. В нем трудно было что-то разглядеть, хотя все светильники на потолке горели. Он решил распорядиться и еще раз проверить генераторы.

Медсестра Кранц стояла рядом.

– Смотрите, – сказала она, указывая в конец коридора.

Прищурившись, Бэббидж вгляделся в тени, но увидел только щебень и мусор, вызванные крушением старого лифта.

– Я не… – начал было он, но остановился, увидев какую-то фигуру, женщину, одетую в халат заключенных. Она прижимала что-то к груди.

– Это она, – сообщила старшая медсестра. – Она. Сумасшедшая. Замки камер, должно быть, снова испортились. – Рыжеволосая сестра раздраженно цокнула языком. Она двинулась было вперед, но Бэббидж удержал ее.

– Подождите минутку. – Начальник службы безопасности подошел к ближайшей двери камеры и толкнул ее. Дверь была заперта, и он заглянул через панель наблюдения армированного стекла. Там было еще темнее, но он смог разглядеть фигуру человека, лежавшего в позе эмбриона на койке.

Кранц тем временем попыталась открыть дверь напротив и обнаружила, что та закрыта. Она заглянула в смотровое оконце размером с почтовый ящик. Комната выглядела пустой, но когда ее зрение адаптировалось к полутьме, она различила, что там кто-то сидит, вжавшись в угол камеры. Это был мужчина, потому что на нем были тонкие пижамные брюки. Он упирался лбом в согнутые колени, а руки у него были зажаты между ног. Она резко постучала по окну ногтем, и заключенный поднял голову и посмотрел на нее широко открытыми безумными глазами. От этого взгляда Кранц бросило в дрожь, а ведь она привыкла иметь дело с психами.

Она вздрогнула, когда к ее плечу прикоснулась чья-то рука.

– Эта тоже? – спросил Бэббидж.

– Что?..

– Дверь, – напряженным голосом пояснил он. – Она заперта?

– А! Да. Да, там старик, скорчился в углу. Он не может выбраться наружу.

– Как и другой. – Начальник службы безопасности повернул голову, чтобы найти взглядом фигуру, которую Кранц заметила минуту назад. Женщина по-прежнему стояла там, глядя на них, в воздухе вокруг нее парили черные шары.

– Как, черт возьми, она смогла выйти, если двери всех остальных камер заперты? – Бэббидж жалел, что не захватил свой фонарик: от этого постоянного мрака у него мурашки ползли по спине. По правде говоря, весь чертов замок уже несколько недель заставлял его чувствовать, как по спине пробегает волна страха.

– Ладно, – тихо сказал он Кранц, лишь отчасти скрывая свою нервозность. – Давайте запихнем ее обратно, прежде чем она всполошится. – Он пошел вперед, и Кранц поспешила за ним, толкая по пути все двери и убеждаясь, что они тоже заперты.

Неожиданно Бэббидж остановился, и медсестра едва с ним не столкнулась.

– Смотрите. Эта штука, которую она держит, – сказал он нервно. – Что это? – У него было нехорошее предчувствие насчет свертка, который сумасшедшая так крепко прижимала к своей плоской груди.

– Просто коробка. – Голос у Кранц был резким: она занималась причудами душевнобольных так много лет, что даже не помнила, сколько именно. – Наверное, нашла ее в обломках.

Когда медсестра пошла к сумасшедшей, Бэббидж заметил, что в руках у той совсем не коробка. Предмет был весь в пыли, и в нем было что-то странное. Он видел только пыльные провода на верхней части и маленький выступ.

Он посмотрел в дикие глаза, зловеще взиравшие на него. Зловеще, потому что голова у нее была слишком велика, чтобы держаться на тощей шее, и это означало, что челюсть ее покоилась на груди, а черные, раскосые глаза с расширенными зрачками, привыкшими к темноте, в которой она постоянно жила, не могли выглядеть никак иначе, кроме как зловещими.

И тут Бэббидж словно тихонько простонал:

– О нет, нет…

Потому что маленький выступ в верхней части предмета, который выглядел как простая коробка, вдруг засветился красным.

Опыт сразу подсказал ему, что в ее тощих, когтистых руках не что иное, как бомба замедленного действия. Бомба замедленного действия? Так вот чем занимался этот жуткий ублюдок Седрик Твигг… Рейчел Кранц, шедшая впереди, чтобы разобраться с этой ненормальной, застыла как вкопанная из-за стонов Бэббиджа.

Она посмотрела через плечо, увидела выражение ужаса у него на лице, затем перевела взгляд обратно на полоумную старуху с коробкой в руках. Коробкой с красным огоньком. Красный свет мигнул три раза, пока она смотрела, затем…

Оглушительный взрыв мгновенно испарил дочь Гитлера, затем спалил до костей кожу старшей медсестры Рейчел Кранц и швырнул горящие клочья начальника службы безопасности Кевина Бэббиджа в дальний конец коридора, обратившись в бурно кипящей поток, полный пламени и плоти, который свернул, взмыл по лестнице, чтобы сожрать охранника, а затем прогрохотал дальше.

Вскоре после этого взрыва, который буквально потряс замок до основания, произошла целая серия других.

Глава 83

Одинокий сгорбленный человек, когда-то бывший полковником и тираном, слонялся по круглой комнате высокой башни, одетый в традиционный костюм своего народа, потому что ему не позволили взять с собой военный мундир (и ни одной любовницы! ). Давая выход своей ярости, он пинал стулья и ломал мебель, разбивал роскошные вазы, стоявшие на покрытом ковром полу.

Когда-то его называли монстром нечестивые западные СМИ, но не в лицо, конечно, и никогда в его присутствии. Ни политики, ни дипломаты, ни журналисты, ни оппозиционеры – они особенно, трусливые сволочи, – никто, даже монархи, никогда не называли его чудовищем в глаза.

Но теперь, в физическом отношении, он и был чудовищем. Чтобы избежать несправедливого гнева своего народа, он пережил болезненную косметическую операцию в клинике Марселя. Это они посоветовали ему изменить внешность, чтобы когда-нибудь снова выйти в реальный мир – неузнанным. Но не так, только не так.

Он остановился, сжав на мгновение свою отвратительную голову обеими руками, ибо боль в висках была мучительной, боль развивалась постепенно в течение нескольких недель и теперь достигла максимума и стала невыносимой, выжимая из глаз, почти скрытых в тени под нависшим выступающим лбом, слезы боли и жалости к себе. Что-то было не так с этим заведением, с этим так называемым замком Комрек, что-то непонятное, но явно дурное; иногда он думал, что призраки сотен тысяч его людей последовали за ним в это холодное, пустынное место, только чтобы мучить его, а другие уже ждали его здесь, чтобы издеваться над ним и постоянно шептать: Локерби, Локерби, Локерби …

План Внутреннего двора, благодаря которому он бежал от повстанцев, когда наконец понял, что не сможет победить, был умен и искусно выполнен. Как у всех диктаторов, у него имелись двойники, люди, которые так походили на него, что их можно было использовать в качестве приманки. У него было два двойника, над которыми так хорошо поработали хирурги, что даже его собственные телохранители не могли отличить их друг от друга.

В последние дни революции одного двойника отправили из осажденного Сирта в родной город полковника Бани-Валид с небольшой колонной военной техники. У повстанцев не было сомнений в том, кого они захватили, потому что стоматологическую карточку диктатора заменили карточкой двойника на тот случай, если будет проводиться посмертная экспертиза.

Тем временем Внутренний двор ввел настоящего тирана в группу «легальных» бизнесменов, чей частный самолет готов был взлететь с маленького аэродрома близ Хомса, спрятав его в салоне под коротким рядом сидений.

Пока он бесился, вспоминая все это, до его ушей донесся ужасный грохот: взрыв, этот звук он знал слишком хорошо. Потом еще и еще, и последний взрыв был настолько силен, что башня, его орлиное гнездо, сотряслась до самого основания.

Он запаниковал. Неужели диверсанты выследили его в этом тайном месте, в безопасном, как ему было обещано, убежище, к тому же невероятно дорогом? Нет, конечно, этого не может быть! Но потом последовали еще взрывы, некоторые вдали, другие чуть ближе. И наконец еще один, который прогремел совсем рядом: пол прямо у него под ногами внезапно содрогнулся так сильно, что он не удержался и упал на колени.

К его облегчению, разрушений не последовало: и пол, и покрывающий его ковер остались нетронутыми. Однако вскоре он почувствовал запах дыма: ковер, на котором он запоздало молился о прощении, начал нагреваться, потом тлеть, и вскоре жар и дым стали невыносимыми.

Он пополз на четвереньках к двери. Дверная ручка была горячей на ощупь. Бросившись на дверь всем телом, он открыл ее, для защиты накинул на голову полу своего халата и выбежал на маленькую верхнюю площадку винтовой лестницы.

Он кричал, но его крики терялись в хаосе. Никто его не слышал. Никто не пришел к нему на помощь. Он плакал навзрыд, в пересохшем горле саднило от сгущающегося дыма, в котором, казалось, проявлялись какие-то фигуры, и некоторых из них он узнавал. Это были мужчины и женщины, которых он казнил как врагов государства. Потом душные завихрения, взметнувшись, складывались в другие знакомые лица, все они злорадствовали, ухмыляясь до тошноты, пока не превращались в других, многих из которых он не знал или забыл за сорок лет, в течение которых обрекал людей на мучения и гибель, но все они хорошо знали его.

Он с воем бросился обратно в свой люкс, не подозревая, что пламя из комнаты под ним уже пожирает пол. Когда он добрался до середины комнаты, снизу поднялся огненный столб, питаясь деревянными досками и балками, жадно поглощая пышный ковер у него под ногами.

В ужасе он глянул вниз – там полыхало огромное ревущее пламя, образуя широкие ворота, через которые полковник Муаммар Каддафи ушел из этого мира, погрузившись в глубины ада.

Глава 84

Хельстрем сдавливал Эша так сильно, что тот почти терял сознание, но даже в таком состоянии следователь услышал ужасный грохот, а затем почувствовал, как содрогается все здание от сильнейшего взрыва. Пальцы у него крепко сжались, отчаянно цепляясь за каменные зубцы по обе стороны от него, чтобы помешать Хельстрему вытолкнуть его на залитые морем скалы.

Он почувствовал, что хватка у верзилы ослабла, – Хельстрема отвлекли звуки, похожие на раскаты грома где-то в глубине замка.

Внезапный прилив адреналина снова вернул Эшу остроту восприятия и быстроту реакции. Когда Хельстрем отвернул от него свою огромную голову, ища источник взрыва, следователь оттолкнулся от толстых камней, между которыми был зажат, и отодвинулся от края пропасти. Прежде чем до Хельстрема дошло, что случилось, Эш выскользнул у него из рук, упав на каменный пол площадки.

Хельстрем изогнул шею сильнее и увидел, что Эш растянулся на полу позади него. Он повернулся всей своей тушей к парапсихологу, который поднимался, опираясь на локоть. Их взгляды встретились, и за злобным презрением, которым был полон взгляд Хельстрема, Эш увидел растерянность. Громила снова вытянул перед собой руки и сделал шаг к беззащитному сыщику.

– Оставь его в покое, ублюдок!

Вопящий голос донесся, казалось, ниоткуда. Оба они повернули головы и посмотрели в сторону французского окна, из которого вывалились минутой раньше. Если Хельстрем и раньше казался растеряным, то теперь он выглядел совершенно сбитым с толку.

Эш удивился не меньше, когда разглядел Дельфину, стоявшую совсем близко к выломанной двери в позе человека, готового стрелять: на полусогнутых, широко и устойчиво расставленных ногах. В вытянутых вперед руках она сжимала что-то, направленное прямо на Хельстрема.

Предмет, который она держала, выглядел как розовый тюбик губной помады. Это была странная картина: огромная фигура Хельстрема, яркий лунный свет у него за спиной, отбрасывавший длинные черные тени на мощенный каменными плитами пол, тонкая фигурка Дельфины в позе стрелка, а за ней, в проеме разбитой двери, где в лунном свете сверкали осколки стекла, застыл Луи в длинной кашемировой накидке и мягкой обуви. Он стоял совершенно неподвижно, и Эш мог только догадываться, какой испуг и растерянность тот должен был чувствовать. Смуглое лицо Дельфины побледнело в призрачном лунном свете, а тюбик помады, который она направляла на Хельстрема, был, возможно, самым абсурдным элементом этого стоп-кадра.

Эш обернулся на Хельстрема, на лице у которого блуждала глупая улыбка, а мелкие черты окончательно стянулись к центру массивной головы.

– Не будь дурой, девочка, – зарычал великан и сделал еще один шаг, на этот раз в ее сторону. – Чем ты можешь меня напугать…

Это было все, что он успел сказать.

Большим пальцем Дельфина нажала на кнопку, и два провода вылетели из оружия и прилипли к его туше. Он закричал от внезапного удара, и все его тело содрогнулось в лунном свете, пораженное зарядом в 50 000 вольт, который отправил в него «Тайзер».

Хельстрем попятился, электрического заряда не хватило, чтобы человек его размеров потерял сознание, но боль от него была настолько сильной, что у него опорожнились и кишечник, и мочевой пузырь. Его отбросило к парапету, и он резко осел в щель между зубцами, а затем, не в силах остановиться, по инерции опрокинулся назад и перевалился через край стены.

Они услышали его крик, ужасно громкий, затихающий по мере того, как его тело исчезало в ночи. Крик прервался только тогда, когда он упал на источенные волнами скалы внизу.

Весь дрожа, Эш поднялся на ноги и поспешил к небольшой фигурке Дельфины, которая теперь стояла с поникшими плечами и головой. Она уронила оружие и почти упала в объятия Эша.

– О Боже, Дэвид…

Она дрожала сильнее него, следователь почувствовал это, когда крепко прижал ее к себе.

Плечи у нее содрогались от рыданий.

– Я совсем не хотела убивать его, Дэвид, поверь мне. Хотела только отключить на время. Когда он двинулся на тебя…

Мучительные рыдания прервали ее слова.

– Дельфина, он собирался меня уничтожить. Ты спасла меня от безжалостного злодея. У меня против него не было ни единого шанса.

– Когда… когда я увидела, как он пытается столкнуть тебя со стены, я ничего не могла придумать, кроме как воспользоваться «Тайзером», который лежит у меня в сумочке. Мы с доктором Сингхом всегда держим такой при себе на случай, если понадобится успокоить буйного пациента. Я… До сих пор мне никогда не приходилось его применять.

– Просто впредь не забывай применять его для своих губ.

Он скорее почувствовал, чем услышал, что она слабо рассмеялась, а потом прижалась к нему еще крепче.

Приглушенные взрывы продолжали доноситься с различных этажей замка, хотя уже не такие мощные, как первый. Они услышали отдаленный крик, человеческий, и посмотрели друг на друга в смятении.

– Черт возьми, что происходит? – больше самому себе, чем Дельфине, сказал Эш. – Похоже на бомбы. Замок кто-то атакует? – Он чувствовал, что эти взрывы были делом человеческих рук, а не сверхъестественных сил. Они не были обязательной частью того, что грядет, но не могли не ухудшить ситуации.

Те же вопросы он прочел и в ее испуганных глазах.

– Мы с Льюисом слышали взрыв где-то на шестом этаже, по-моему. Ты его слышал?

Эш вспомнил громкое бум, когда огонь в комнате лорда Эдгара выплеснулся из камина и опалил ему лицо возрожденным жаром. Все это, должно быть, было вызвано взрывом, после которого Хельстрем бросился в люкс лорда, чтобы предупредить его.

– Это произошло, когда я повела Льюиса вниз. Не знала, стоит ли нам оставаться в его комнате, и беспокоилась о тебе. Дверь в номер была широко открыта, и было видно все до внешней стены. Мне стало совсем страшно, когда я увидел тело лорда Эдгара в кресле и Байроне на полу.

Несмотря на все смятение, только что пережитую схватку и страх, Эш вдруг стал более бдительным. Он схватил Дельфину за локти.

– Дельфина. Я знаю, кто Льюис. Мы должны защитить его. Надо вытащить его отсюда.

Она посмотрела на него с недоумением.

– Я не понимаю…

– Сейчас и не надо. Скажи, этот «Тайзер» можно еще использовать?

– Нет, его нужно зарядить от электрической сети.

– У нас нет на это времени. Прямо сейчас в Комреке происходит что-то ужасное.

Он торопливо потащил ее обратно через открытые двери к Луи, который стоял в полумраке совершенно неподвижно, с капюшоном, надвинутым на голову так, что лицо оставалось в тени.

– С вами все в порядке, Льюис? – Эш слегка наклонился вперед, пытаясь взглянуть на лицо молодого человека – молодого принца.

– Я в порядке, мистер Эш. А вы как?

Эш улыбнулся озабоченности принца в изгнании и слегка приукрасил свое самочувствие.

– Я – прекрасно. Но мы должны покинуть замок Комрек, понимаете? И немедленно.

Луи взял психолога за руку.

– Дельфина объясняла мне, почему мы должны уйти, но я немного запутался.

– Когда освободимся, окажемся далеко отсюда, в каком-нибудь безопасном месте, где мы сможем поговорить, я расскажу вам все, что знаю.

– Все?

Теперь улыбка Эша стала еще теплее.

– Все, – пообещал он. Еще один взрыв сотряс комнату, хотя он прозвучал так, словно донесся откуда-то из подвала.

Дельфина быстро заговорила, как будто полностью осознавая, что время уходит.

– Дэвид, у Луи эпилепсия. Точнее, у него синдром Леннокса-Гасто, а это означает, что приступ может начаться в любой момент. Я дала ему иновелон, пока мы ждали, поэтому он должен быть в порядке, если только адреналин не выйдет у него из-под контроля. Я подумала, что надо тебя предупредить.

– Все будет хорошо, – сказал он.

– А еще, как ты знаешь, у него гемофилия. Стоит порезаться, и он может истечь кровью до смерти, если мы не сможем быстро остановить кровотечение.

О Боже, подумал Эш.

– Что-нибудь еще?

В его голосе слышна была ирония, и Дельфина, несмотря на страх, едва не улыбнулась.

– Думаю, ты не захочешь сейчас слушать о его проблемах с пищеварением.

Эш не мог не усмехнуться.

– Значит, не будем составлять меню, пока не выберемся отсюда.

Дельфина встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в левую щеку, но увидела легкую гримасу боли у него на лице.

– У тебя щека обожжена, – встревожилась она.

– Да, небольшой ожог, но ничего серьезного. Ну, пойдем уже.

И они направились в коридор – Эш шел впереди, а Луи в середине, все еще сжимая руку Дельфины.

Глава 85

Самый мощный взрыв из всех, – для него Твигг использовал взрывчатку «C4» – потряс все здание и выбросил во всех направлениях потоки огня, которые распространились по коридорам подземелья, опалили стены и выбили двери камер в случайном порядке. Огонь сжег некоторых скорчившихся заключенных, меж тем как другие остались целы.

Уничтожив Кевина Бэббиджа и Рейчел Кранц, взрывная волна прошла через приемное отделение, где было много горючих материалов, так что большая часть самого нижнего подземного этажа быстро сгорела. Остались только прогорклый, задымленный воздух и обжигающе горячие, почерневшие стены.

Но Твигг очень продуманно использовал разрушительную энергию своих дьявольских устройств. Взрывные волны и огонь добрались до шахты старого лифта, проломили отверстия в крыше кабины и взметнулись на верхние этажи, так что пламя распространялось на каждом из них, уничтожая все, что могло его питать.

Доктор Вернон Причард выглядел не так, как обычно. Галстук-бабочка распустился и едва держался на шее, верхняя пуговица рубашки была расстегнута, один конец ее воротника вылез на лацкан пиджака, покрытого пятнами крови, у ботинок из-за затвердевшей на них мучнистой пыли был неопределенный цвет. Доктор Причард был потрясен, что было ему совершенно несвойственно.

На его высоком лбу кровоточила глубокая рана, нанесенная осколком стекла, и в настоящее время он сопротивлялся попыткам испуганной медсестры остановить кровь ватой – единственным средством, которое она смогла в панике найти, несмотря на то что они находились в медицинском блоке Комрека.

Проблема состояла в том, что медицинский блок Комрека горел. Раздраженный ее неуклюжими попытками, он взял окровавленный тампон из рук медсестры и резко сказал, чтобы она шла на поиски пострадавших пациентов, нуждающихся в помощи. Он приложил к ране вату, пропитанную антисептиком, а затем зажал ее шелковым носовым платком. Но скоро и платок покраснел, пропитавшись кровью.

Все медсестры и санитары вокруг него помогали тем пациентам, которые могли ходить или которых можно было везти в инвалидных колясках, добраться до висящей на одной петле двери, ведущей на лестницу. До сих пор не видя ни одного больного на тележке, он догадывался, что его подчиненные выбирали для эвакуации только самых легких пациентов. Офисные перегородки горели, и пламя уже начинало лизать панели навесного потолка. Скоро, понял он, загорится весь потолок.

Он заметил индийца-психиатра, блестящего специалиста, молодого человека, правда, временами чрезмерно высокомерного.

– Доктор Сингх! – крикнул он, стараясь перекрыть вопли и крики испуганных пациентов. – Выведите как можно больше людей в вестибюль, а если понадобится, то и на улицу.

Сунил Сингх осторожно вел старика на двух костылях к широкой лестнице, ведущей на верхний этаж.

– Сделаю все, что смогу, сэр, – сказал он, – но здесь так много лежачих больных.

Медсестра дернула Причарда за рукав.

– Можно ли пользоваться лифтом, сэр?

– Нет, только в крайнем случае. Вы же помните пожарные учения. В горящем здании нельзя использовать лифты. – Он наклонился к ее уху, чтобы не приходилось кричать. – Делайте все возможное, но пока выводите больных по лестнице.

Кто-то вскрикнул, когда часть подвесного потолка обвалилась с металлического каркаса. Огонь быстро распространялся, а взрывы все не прекращались.

Когда мимо протискивался доктор Сингх с почти вдвое согнутым стариком, Причард остановил его.

– Доктор Сингх, вы могли бы спасти пятерых жизнеспособных пациентов, пока помогаете одному этому. Если есть такие, кому нельзя помочь, оставьте их!

– Но…

– Нет. Вы должны понимать, что есть те, кого можно спасти, и те, кому просто не повезло. Выбирайте, кому вы можете принести больше пользы.

Даже в панике и смятении Причарду удалось добиться, чтобы его совет прозвучал как приказ.

– Хорошо, – признал его правоту Сингх. – Но вы-то будете помогать?

– Нет. Внизу есть те, кому помощь нужна еще больше. Я иду в зону сдерживания.

– Это неразумно! Взрыв произошел именно там.

– Мы не можем дать этим беднягам сгореть только потому, что они душевнобольные. Медсестра Кранц, кажется, пропала без вести, так что вы должны сделать все возможное, чтобы помочь как можно большему количеству пациентов.

С этими словами доктор Вернон Причард бросился к дальнему концу лестничной площадки и в быстро тускнеющем свете стал спускаться в подвал, где огонь, казалось, уже должен был самоуничтожиться. С этой надеждой он продолжал свой путь.

* * *

Когда быстро движущийся огонь вырвался из подвала вперед и вверх, он нашел там много пищи: древесину, гобелены и картины. Достигнув длинного вестибюля с высоким потолком, он соединился с прочими воспламенениями, которые породили продуманно размещенные Седриком Твиггом зажигательные бомбы.

Гости замка бежали вниз по покрытой ковром лестнице, паника вынудила их не подчиняться строгому приказу оставаться у себя в комнатах. И гости, и персонал пытались как можно скорее покинуть горящее здание.

Среди толпы, собравшейся на широкой лестнице, был Эндрю Дерриман, одетый в смокинг, и выражение его длинного умного лица было еще более тревожным, чем обычно. Толпа едва не смела его, но он сумел пробиться через нее и решил навести порядок в хаосе. Бюст древнего дворянина, стоявший в нише изогнутой стены, вдруг рассыпался на мелкие части, и осколки мрамора вылетели наружу, как шрапнель, убивая и калеча тех, кто был ближе. Дерриман быстро наклонился, когда над его головой пролетал обломок, но окружающим его людям не так повезло. Одному человеку острый осколок срезал нос, а другой постоялец пробил балюстраду и упал на мраморный пол внизу, сломав себе шею. Многие были раздавлены насмерть, хотя мало кто обратил на это внимание.

* * *

– Кит! Кит! Где ты?

Сандра «Пушинка» Беллинг бежала по задымленному коридору к комнате Кита Уэстона. После пугающего и необъяснимого нападения миллионов крошечных мух в обеденном зале, когда бывший гонщик сделал все возможное, чтобы защитить ее своим изуродованным телом, Кит с Сандрой вместе отправились к нему в комнату, где легли на кровать и проговорили до утра, раскрывая друг другу тайны, накопившиеся в их сердцах и душах. В основном говорила Сандра, ибо у сгорбленного маленького человечка с копной золотистых волос, падавших на лоб, чтобы скрыть его изуродованное лицо, оставался только обрубок языка. Она никогда не рассказывала никому в Комреке всей правды о смерти своего ребенка в спальне парижского отеля и, сделав это сейчас, как будто связала себя с ним. Услышав взрывы, Сандра первым делом подумала о Ките.

Коридор был заполнен множеством бегущих в разные стороны гостей, не понимающих, что делать. Видя, что потолок все больше заволакивают клубы дыма, она проталкивалась по коридору к комнате, по пути ища его глазами. Прозвучал пожарный колокол, кратко добавив свой звон к общему шуму и неразберихе, прежде чем внезапно стихнуть.

Оглянувшись, она увидела, что лестничная площадка в дальнем конце коридора теперь охвачена огнем. Добравшись до комнаты Кита, она увидела оранжевое зарево – струи огня в противоположном конце коридора. Если там тоже не пройти – а ей казалось, что так оно и есть, – то они оказались в ловушке.

На ее стук в дверь Кита ответа не последовало, и Сандра просто ворвалась в номер.

– Кит! – крикнула она опять, не увидев его. С освещением что-то было не так. Весь вечер оно мигало, а теперь лампы горели настолько тускло, что едва можно было что-то различить.

– Кит, пожалуйста! Где ты? – испуганно и тревожно кричала она.

Затем откуда-то снизу, с другой стороны кровати, она услышала звук, больше похожий на стон. Обогнув кровать, она увидела его, свернувшегося клубком в дальнем углу комнаты.

Опустившись на колени, она тронула его за плечо и попыталась повернуть к себе лицом. Он вырвался, как непослушный ребенок, и сжался еще плотнее, обхватив руками лодыжки.

– Кит, это я! Это Сандра, – умоляла она его.

Единственным ответом был еще один стон и слабое шевеление тела.

– Это Сандра, Кит. Разве ты не помнишь? Мы говорили и говорили. – Она старалась, чтобы голос у нее не дрожал, – не хотела пугать его еще больше. – Мы должны выйти. Замок горит!

– ‘Гонь! – вскрикнул он, и она вдруг поняла. Запахло дымом, Кит услышал крики и взрывы. Он снова переживал кошмар катастрофы, разрушившей его жизнь.

– Надо идти, Кит. – Она потянула его, и он снова вздрогнул. Дым, врывавшийся через открытую дверь, как будто гнался за Сандрой. Ей казалось, что в волнующейся черноте она видит отвратительные фигуры, неясные очертания, которые скрючивались и корчились, создавая формы, которые были тошнотворной пародией на людей, на лица, насмехающиеся над ними. Где-то вдали ей чудился плач крошечного ребенка. Ребенка, которому она позволила умереть.

– Нет! – с вызовом крикнула она. – Вы не сможете так со мной обойтись! Я расплачивалась слишком долго и теперь знаю, что никогда не расплачусь полностью. Но я не позволю вам забрать еще и его! – Она обхватила съежившегося Кита и поставила его на ноги. – Послушай, – сказала она, взяв его изуродованное лицо обеими руками. – Здание горит… – она постаралась сказать это спокойно, но твердо, и все же он отпрянул от ее слов, готовый забиться в угол. Она снова подняла его. – Не сейчас, Кит, – сказала она. – На этот раз я с тобой, и теперь никто – и ничто! – не заберет тебя у меня. – Сандра обнимала его, как будто он был ее мертвым ребенком.

Два дня назад она, как Кит, не сопротивлялась бы пламени, даже приветствовала бы боль как наказание за то, что она сделала, но теперь в ее руках была жизнь человека и возможность искупить свой грех.

Сандра обвела Кита вокруг кровати, не обращая внимания на едкие клубы, поднимающиеся вокруг них, но, увидев тяжелый дым, валивший через открытую дверь, и оранжевое зарево, мерцавшее за ним, она остановилась.

– Подожди, Кит, – предупредила она, пинком захлопывая дверь и одновременно поддерживая его. – Кит, в коридоре огонь. Этот путь слишком рискованный. Если я открою дверь, пламя ворвется сюда. Надо попробовать через окно.

Кит Уэстон посмотрел на нее своими васильковыми глазами, которыми был так знаменит. В этих когда-то улыбавшихся глазах не было ничего, кроме страха.

Она провела его обратно через комнату, которая быстро заполнялась дымом, заставлявшим их безостановочно кашлять. Подойдя к одному из двух подъемных окон с частыми переплетами, Сандра попробовала открыть его, хотя знала, что окна во всех гостевых люксах заперты, чтобы предотвратить попытки самоубийства (побега? ). К ее удивлению, Кит попытался помочь ей, хотя сил у него было даже меньше, чем у нее, и вскоре они отказались от этой затеи.

– Надо разбить его! – крикнула она ему, перекрывая рокочущий шум пожара. Еще один взрыв потряс замок, и они еще крепче вцепились друг в друга.

Сандра пробралась через задымленную комнату, полную плавающих призраков, взяла стул с прямой спинкой и, велев Киту отойти, швырнула стул в окно. Стекло разбилось достаточно легко, но деревянная рама осталась нетронутой, а отверстия в ней были слишком малы, чтобы пролезть. Она снова стала раскачивать стул.

– Дай м-мне попробовать, – услышала она. Он сказал это в своей странной бормочущей манере, которую мало кто мог понять. Он поднял тяжелый стул, потом набросился на раму. Потребовалось несколько попыток, прежде чем одна вертикальная перегородка раскололась, а затем наконец сломалась. После этого они смогли сравнительно легко вытащить остальные куски рамы, хотя за это пришлось заплатить несколькими рваными ранами от осколков стекла, не выпавших из деревянных пазов.

Сандра приблизила губы вплотную к его уху, чтобы не кричать, и тихо сказала:

– Кит, нам придется прыгать. Мы на третьем этаже, но внизу мягкая лужайка, и я сделаю нам посадочную площадку. – Она быстро собрала все одеяла и подушки и бросила мягкую груду из окна. Киту тоже пришла в голову мысль, и, почти исчезнув в завихрениях дыма, он схватил подушки с дивана и кресла, затем еще подушки и более толстые одеяла из бельевого шкафа, прихватив все, что мог унести, и передал Сандре, чтобы она добавила их к куче внизу. Через разбитое окно к ним прорывался свежий морской воздух, и они с жадностью глотали его. Но пора было прыгать.

– Ты первый, – сказала она Киту.

Он решительно затряс головой и указал на нее.

– Ты, – только и сказал он.

Она увидела в его голубых глазах решимость, пришедшую на смену страху, и поняла, что отказываться глупо.

– Хорошо, – ответила она. – Но ты прыгаешь сразу же после меня, – и она подождала, пока он не кивнул головой. Между тем дым превратился в клубящийся туман, закрывший все вокруг, и казалось, что к ним тянутся призрачные руки, пытаясь задержать их, пока пламя не проникнет в комнату; но эти дымные духи не имели материальной субстанции и не обладали физической силой. Она села на подоконник, прочитала про себя молитву и бросилась в пустоту.

Сандра кричала, пока падала, приземлившись жестко, но без повреждений, благодаря куче мягких подушек и постельных принадлежностей. Быстро скатившись с нее, она подняла глаза и увидела, что Кит, прежде чем прыгнуть, повис на подоконнике, уцепившись кончиками пальцев. Он приземлился с громким криком, явно потрясенный, но в остальном, по-видимому, невредимый.

Через мгновение Сандра была рядом с Китом, быстро ощупывая его, чтобы убедиться, что кости у него целы. Когда их глаза встретились в ярком лунном свете, оба улыбнулись. Потом они как один повернулись и побрели прочь, поддерживая друг друга, меж тем как замок у них за спиной сотрясали все новые взрывы.

* * *

Доктор Причард не увидел в зоне сдерживания никаких признаков огня как такового, только свидетельства того, что он здесь уже пронесся. Стены почернели, и в воздухе висела мучнистая пыль, создавая желтоватый туман, раздражавший горло. Он щурился в темноте – его бифокальные очки потерялись еще где-то в хаосе медицинского блока, – но все равно не мог ни на чем сфокусировать взгляд. Что за фигуры он видел в этом тумане из порошка и пыли? Он не мог по-настоящему зафиксировать их колышущееся присутствие, пока осторожно не спустился в разрушенный взрывом коридор и не оказался среди них. Он намеревался открыть двери всех камер, которые были еще заперты, и перевести их обитателей в безопасное место, потому что клятва Гиппократа, которую он дал еще стажером, всегда значила для доктора Причарда очень многое, несмотря на его в общем-то беззаботный имидж. Он знал свой долг и всегда исполнял его в меру своих способностей. Казалось, было очевидно, что нужно делать в сложившейся ситуации. Тем не менее, когда он спустился в это затемненное подземелье для сумасшедших, его намерения были далеко не ясны для тамошних жильцов со взбаламученными мозгами, чья психика сейчас была еще более возбужденной из-за шока, вызванного взрывом.

Доктор Причард полагал, что многие оглушены взрывом и еще больше напуганы наступившей следом за грохотом неестественной тишиной. Двери большинства камер были выбиты взрывом, но некоторые из обитателей затаились в них, боясь выходить наружу, хотя многие обрадовались обретенной свободе.

Однако доктор Причард не мог знать, что внезапно усилившееся функционирование их дефектных умов делало их более доступными для существ не от мира сего, для духов, которые еще не нашли себе успокоения за пределами материального мира. Психически больные пациенты Комрека были еще более восприимчивы, более подвержены злостным влияниям, прибывавшим из самых темных областей другого измерения как будто в ответ на громогласный призыв самого зла. Освобожденные слабоумные пациенты стали теперь сосудами для злонамеренных призраков, притянутых в Комрек личностью одной безумной женщины, которая приветствовала их и наделяла силой на физическом уровне.

Доктор Причард решил уйти как можно быстрее, забыв о клятве Гиппократа, но, прежде чем смог двинуться назад из тумана, в котором шевелились призрачные очертания, он столкнулся с огромной фигурой, которая выступила из толпы. Сильные, толстые пальцы вдруг обхватили врачу горло и крепко сдавили его, лишая способности дышать даже грязным и пыльным воздухом. Причард пытался говорить, пытался урезонить пациента, но тот продолжал сжимать ему горло. Он чувствовал, как его царапают другие руки, и отчасти узнавал некоторых из пациентов, с которыми часто разговаривал на протяжении многих лет, но теперь те же лица, всегда бывшие безумными, странно изменились. Они стали какими-то демоническими, черты лица стали резче, носы вытянулись, зубы заострились, брови нависли так, что их безумные глаза выглядывали как будто из глубоких пещер.

Пока он боролся, силясь высвободиться, из их слюнявых ртов исходило странное смешанное бормотание, настолько близкое по высоте и по тону, что можно было подумать, будто это один голос, только он был слишком пронзительным, слишком неблагозвучным, слишком хриплым, чтобы принадлежать человеческому существу.

Этот шум врывался в голову, доставляя ему едва ли не большую боль, чем все усиливающееся давление на горло.

И вдруг его почти оторвали от земли и затолкали, почти занесли в ближайшую черную пещеру, которая оказалась одной из камер темницы. Одни безумцы напирали сзади, а другие – их было еще больше – находились внутри, как будто ожидая его. Огромная фигура захлопнула дверь, и бормотание нарастало крещендо, меж тем как все больше и больше тел наваливались на него.

Его отчаянные крики достигли ушей медицинского персонала и пациентов наверху, куда немощных и больных выводили в надежде на то, что верхние этажи безопасны. Эти люди застыли в расстройстве всего на секунду, прежде чем, шаркая, продолжить свой путь, чтобы спастись от пожара.

Ни одному из медицинских работников – врачей, медсестер, терапевтов или санитаров – не пришло в голову спуститься в подземелье, чтобы узнать причину этих страшных, пронзительных и жалобных криков, которые вполне могли испускать души, только что прибывшие в ад.

Но тем, кому все же удалось уцелеть после пожара в Комреке, эти крики будут слышаться каждую ночь, когда стемнеет. Каждую ночь, пока сами они не умрут.

* * *

Осрил Убуту сегодня был облачен в полный восточноафриканский племенной наряд и царил в роскошной круглой гостиной на пятом этаже замка. Он, конечно, предпочел бы надеть военную форму цвета буйволовой кожи, с эполетами на плечах и бесчисленными военными медалями, украшающими грудь.

Ранним вечером он постучал в двери всех люксов подряд и своим громоподобным голосом пригласил их обитателей выпить с ним. Большинство согласилось с тем, что пропустить стаканчик – это именно то, что им сейчас необходимо, ибо многие из них уже стали практически невосприимчивы к своим обычным успокоительным препаратам на основе лития. Да, стаканчик крепкого напитка и веселая болтовня отвлекут их от мыслей о призраках и прочей ерунде на всю оставшуюся ночь.

И поэтому несколько его приятелей из числа важных гостей приняли приглашение деспота. Со своим отменно громким голосом Убуту, конечно, был в центре внимания в гостиной этим вечером, потому что он, несмотря на то что выглядел устрашающе в своем объемном белом хлопковом канзу [66], был наделен огромной харизмой и у него в запасе было много интересных – и жестоких – историй, чтобы занять остальных.

Вначале смех был довольно нервным, но, по мере того, как шло время и все больше гостей присоединялись к общему сборищу, а алкоголь смешивался с лекарствами, смех становился все более хриплым, а истории Убуту все более нелепыми. Затем, в середине особенно ужасного рассказа, касавшегося нового использования садовых ножниц, далекий взрыв вызвал вибрацию и позвякивание хрустальной люстры.

Убуту и его заинтригованные слушатели оглянулись в замешательстве, а затем последовали более близкие взрывы, которые заставили их застыть на месте. Но когда сильнейший взрыв сотряс всю комнату, из-за чего некоторые гости упали на колени, началась настоящая паника.

Некоторые побежали к открытым французским окнам, которые внезапно захлопнулась и не открывались, несмотря на все усилия мускулистых рук.

Осрил Убуту замер посередине комнаты, под люстрой, продолжавшей позвякивать. На его лице с крупными чертами застыла маска ужаса, ибо именно он больше всех не хотел быть один в эту ночь, он искренне верил в то, что замок преследовали рассерженные духи мертвых. Потому что он уже испытал гнев демонов, призраков тех, кого убил, – они посещали его сны в прошлом, в его постели, в его собственном дворце. И он советовался со знахарями, которые окуривали его зловонными таинственными травами, медленно тлевшими в кострах на земле, пока они танцевали вокруг него с пением и завываниями. Но ночные кошмары и видения наяву возобновились даже сильнее, чем прежде. И он позаботился тогда, чтобы работавшие на него знахари все до единого присоединились к тем обезглавленным, которые имели несчастье вызвать его недовольство и головы которых, изгрызенные крысами, лежали в подвалах дворца.

Но Убуту никогда не чувствовал такой тревоги, как сейчас. Он со страхом ожидал призрачной мести от каждого человека, которого он когда-либо убил, казнил или пытал.

Его взгляд обратился к пожилой, безукоризненно одетой даме с элегантно причесанными седыми волосами, сидевшей рядом.

Она оставила его компанию несколькими минутами раньше и теперь молча пила сухой херес из длинного узкого бокала. Ее изысканные украшения сверкали под переменчивым светом качающейся люстры.

Убуту не знал, что заставило его повернуться и посмотреть на нее. Она, казалось, пребывала в забытьи, погруженная в свой мир хереса и антидепрессантов.

Заметив, что он уставился на нее, она тревожно заерзала на красном сиденье кресла золотого дерева, одного из многих, расставленных вдоль выходящей наружу стены круглой комнаты. Пока они смотрели друг на друга, Убуту почувствовал, как из него что-то исходит. Что-то плохое. Настолько, что даже он сам был напуган.

А потом, к удивлению диктатора, волосы женщины, поднятые в высокую прическу, вспыхнули. Как будто не замечая этого, она продолжала невозмутимо смотреть на него. Он с любопытством наблюдал, гадая, закричит ли она, когда огонь достигнет кожи ее головы, но, прежде чем это произошло, языки пламени вырвались из всего ее тела. Сначала они были голубыми, но когда выросли и охватили коконом всю ее сидящую фигуру, то стали желтыми, а затем желтыми с оранжевым отливом. И все же она не двигалась, как будто парадоксальным образом замороженная, и лицо ее с отсутствующим выражением можно было ясно различить через тонкую стену огня.

Находившиеся в комнате тоже не могли не заметить этого: они стояли, разинув в изумлении рты. Пока они глазели, Убуту перевел взгляд на пустое кресло рядом с женщиной и не очень удивился, увидев, что и оно тоже загорелось, а затем следующее и следующее. Он медленно поворачивался на триста шестьдесят градусов, пока не поджег, одно за другим, все кресла золотого дерева, стоявшие по периметру гостиной.

Муж горящей женщины бросилась к ней на помощь, но мог только наблюдать, как ее неподвижное тело почернело, а тонкий бокал хереса растаял в ее пузырящихся пальцах. Жар превратил ее в головешку, части которой отпадали, чтобы догорать на полу. Наконец ее обугленное тело неуклюже повалилось с кресла и подпалило роскошный ковер.

Как только Убуту взглянул на этого человека, тот закричал и упал на колени, а его одежда уже горела. Диктатор поднял голову, и загорелась длинная драпировка окна, пламя с которой перебросилось на стены и побежало по потолку. Возбужденная толпа, давно пошвырявшая стаканы с алкоголем, отчаянно пыталась добраться до окон, надеясь через них проникнуть на идущий вокруг комнаты балкон, но была отброшена огнем. Люди по всей комнате падали на пол, надсадно кашляя от жара, обжигавшего горло, ибо этот странный огонь не давал дыма. Счастливчики задыхались, так как кислород поглощался пламенем с огромной жадностью. Те же, кому не повезло, становились добычей огня, который Убуту распространял, как заразную болезнь, и их дорогие наряды быстро превращались в пылающие лохмотья. Вскоре вся комната стала одним огромным костром.

Слезы текли у него из глаз, разъеденных температурой, но Осрил Убуту мог только стоять как вкопанный и смотреть на пылающих демонов, танцующих вокруг него. Он рычал в ответ на их насмешки, пытался плюнуть в их фантомные лица, но во рту и в горле было слишком сухо, слюны совсем не осталось. Вместо этого он вызывающе ревел, как лев, которым – он знал – он и был.

В конце концов, поняв, что даже лев, каким он был, не может победить этих дьяволов, он испустил крик могучего воина. Увидев, что огонь перекинулся на подол его канзу и вот-вот поглотит его самого, он побежал вперед через адское пламя. Разбивая плавящиеся стекла, он нырнул прямо через огонь, закрывающий французские окна. Убуту, ставший теперь сверкающим огненным шаром, перелетел через низкую балюстраду наружу и понесся к убийственным скалам далеко-далеко внизу.

Громогласный рев воина сопровождал его на всем пути. Равно как демоны в голове.

Глава 86

– Куда? – испуганно спросила Дельфина, стараясь не сжимать руку Луи слишком сильно, чтобы не остались синяки.

– На лестницу башни, – на ходу ответил Эш. – Там мы сможем спуститься на первый этаж. Но надо будет сделать остановку, чтобы захватить кое-какие вещи, которые нам пригодятся.

Они поспешили дальше, вздрагивая при каждом новом взрыве, толчком отдававшемся в ноги. Он чувствовал, что эти взрывы определенно были делом рук человеческих. Эш пытался понять, кто, черт возьми, мог установить эти бомбы. Кто-то, свихнувшийся на идее уничтожения древнего проклятия? Или просто кто-то, имевший зуб на Комрек? Кто бы это ни был, он знал свое дело: канонада была такая, как будто замок Комрек будет снесен, а все те, кто находились внутри него, как в ловушке, окажутся раздавлены или сожжены.

Эш давно бы заблудился в бесконечных поворотах задымленных коридоров и переходов, если бы не Дельфина, которая, казалось, всегда точно знала, в каком направлении они должны двигаться.

Серый кислотный туман, едкий и зловещий, свисал с потолка. Кое-где им пришлось пробираться через огромные горящие залы. Замок был оснащен усовершенствованной системой пожаротушения, но она по какой-то причине не сработала.

Наконец, к великому облегчению Эша, они достигли винтовой лестницы башни.

– Будет лучше, если мы пойдем друг за другом, ближе к правой стене, где ступени шире, – сказала Дельфина.

Дым устремлялся вверх, втягиваясь в круглую башню, выступавшую в роли печной трубы для пожаров внизу. Вскоре у всех троих заслезились глаза, но идущий впереди Эш не останавливался. Он слышал, как надсадно кашлял Луи, и надеялся, что хрупкое тело молодого человека выдержит. Эш старался не сбавлять шага, чтобы не дать Луи и Дельфине времени испугаться всего того, что происходило вокруг. К счастью, сквозь узкие окна проникал яркий лунный свет, и это помогало находить путь в дыму. Однако по мере их продвижения вниз становилось все темнее.

– Дельфина, – снова позвал Эш, – фонарик, который я тебе давал, при тебе?

– В сумочке.

– Передай его мне, пожалуйста. Все труднее видеть, что под ногами.

Чем ниже они спускались, тем гуще становился дым. Они боялись поворотов, за каждым из которых путь мог преградить пожар. Возвращаться наверх было бессмысленно.

Кашель Луи становится все сильнее, Эш на мгновение остановился и вытащил из кармана куртки чистый белый носовой платок.

– Прикройте им рот и нос, – сказал он молодому принцу. – Так будет чуть легче.

Молодой человек кивнул и повиновался. Дельфина тоже достала маленький носовой платок и последовала его примеру. С удовлетворенным бурчанием Эш продолжил спуск и в первый раз заметил, что хромает. Раньше адреналин маскировал боль, но теперь каждый раз, когда он наступал на левую ногу, ее словно прокалывали горячим железным прутом от пятки до колена. Он пытался не обращать внимания на боль, но не мог не морщиться всякий раз, когда ступал на левую ногу.

Дым струился вверх, и иногда в его толще исследователю виделся темный орб, а сам дым, казалось, сворачивался в дьявольское лицо, слишком расплывчатое, чтобы его можно было толком рассмотреть, но всегда одно и то же, хотя длилось это не более мгновения-другого. Враждебность, обитавшая в замке Комрек, выступала как катализатор злых духов, была своего рода порталом, придавая бестелесным призракам подобие колеблющейся формы. Была открыта некая дверь, позволявшая этим сущностям выходить наружу, и он молился – буквально молился, – чтобы ее можно было снова закрыть, но только после того, как призраки будут изгнаны туда, где им место.

Наконец Эш, Дельфина и Луи оказались на третьем этаже замка. Эш подумал, не следует ли оставить здесь Дельфину и принца ждать его, но решил, что вместе им будет безопаснее.

– Пригнитесь и следуйте за мной, – сказал он им. – Старайтесь оставаться внизу, где нет дыма.

Согнувшись в три погибели, так что дымовое облако плыло всего лишь в нескольких дюймах у них над головами, они ковыляли вдоль коридора. Эш обернулся и увидел, как Луи цепляется за руку Дельфины, изо всех сил стараясь не отставать. В дальнем конце коридора площадка центральной лестницы была настоящим адом.

Они добрались до комнаты Дельфины и остановились.

– Возьми все, что может понадобиться, – проинструктировал ее Эш. – Но не слишком много! Может быть, только несколько шарфов и балаклаву. Намочи их водой и обвяжи один вокруг лица, убедись, что нос закрыт. То же самое сделай для Луи. Да, и замени эти туфельки на что-нибудь более практичное.

– Я переобуюсь в сапоги.

– Прекрасно, – сказал Эш. И очень сексуально, подумал он.

– Дэвид, – сощуренные, воспаленные от дыма глаза Дельфины смотрели ему в глаза. – Ты все время хромаешь. Тебе больно?

– Думаю, болит там, где меня подрала дикая кошка. Поверь, я весь в синяках и ссадинах, так что эта рана не имеет большого значения – так, до кучи. Слушай, забери фонарик, он может понадобиться вам с Луи.

Он протянул ей «Мэглайт».

– Луи?

– Льюис на самом деле Луи. Потом объясню.

Она выглядела озадаченной, но, к облегчению Эша, не стала требовать от него дальнейших объяснений. Взять «Мэглайт» она отказалась.

– Сегодня полнолуние, и в эту пору луна всегда светит прямо в мое окно. Кроме того, освещение все еще, кажется, работает, хотя и тусклое.

– Ладно. Сделай все как можно быстрей, и встречаемся в моей комнате. Помнишь, где она?

– Конечно.

Несмотря на серьезность их положения, он улыбнулся. Открыв дверь, он заглянул в ее комнату, чтобы убедиться, что там безопасно. Насчет луны она была права: внутри все было залито мягким серебряным светом, хотя это делало тени глубже. Эш мягко подтолкнул Дельфину и Луи.

– Не задерживайтесь.

С этими словами он пошел дальше, низко пригнувшись и хромая, касаясь левой рукой деревянных панелей коридора. Они были теплыми на ощупь, и из этого он заключил, что весь замок разлетится, как пороховая бочка, как только огонь разгорится как следует. По крайней мере, какое-то время он не слышал взрывов и мог только надеяться, что их больше не будет.

Эш добрался до своей комнаты и открыл большой чемодан, по-прежнему лежавший на багажной подставке в ногах смятой постели (значит, горничная сегодня не заходила).

Первым делом он вынул большой водонепроницаемый «Мэглайт», тяжелее и мощнее того, который только что предлагал Дельфине. Затем вытащил пригоршню осветительных палочек, таких же, что использовал в туннеле под замком. Он полез глубже, чтобы найти последний предмет, хотя надеялся, что ему никогда не придется применять его в гневе: боевой нож, лезвие которого, частично зазубренное по верхней кромке, имело фут в длину.

Удовлетворенный, он переложил все вынутое в наплечную сумку. Глянув на то, что осталось от его снаряжения охотника за призраками, он иронично подумал, что в нем теперь не было никакой необходимости: призраки в Комреке, несомненно, имелись. Здесь, в замке, они нашли свое «окно», свое «магнетическое» присутствие – старуху в камере, расположенной напротив лифта на третьем подземном этаже, дочь Адольфа Гитлера и Юнити Митфорд. Исследователь был уверен, что она и служила тем каналом, через который эти сущности попадали в замок, хотя, конечно, все злодеяния, которые здесь происходили, увеличивали для них привлекательность Комрека, равно как и то, что он был построен на стыке лей-линий. И, ко всему прочему, было еще вековое проклятие – Муллахд. Оно, должно быть, тоже сыграло свою роль. Для мира духов это была настоящая буря.

Эш перекинул ремень сумки через голову, чтобы тот пересекал грудь, и пристегнул к поясу кожаные ножны с боевым ножом. Дверь открылась, вошли Дельфина и Луи, все еще пригибаясь из-за густого дыма в коридоре.

Эш одобрительно хмыкнул, увидев, что они оба укутались мокрыми шарфами, над которыми виднелись только их испуганные глаза.

– Куда идем? – серьезно спросила Дельфина.

На секунду Эшу в голову пришла сумасшедшая идея, но он сразу же ее отбросил.

– Можно было бы спрыгнуть из окна, особенно если я спущу тебя вниз на руках, высунувшись как можно дальше, но не думаю, что у Луи это получится.

– А я не думаю, чтобы у меня самой это получилось, – с усмешкой возразила Дельфина. – Ты что, не видишь, как здесь высоко?

– Просто подумал.

Он подошел к открытой двери и посмотрел в обе стороны. Пожар быстро распространялся в дальнем конце коридора. Языки пламени, похожие на поток горящей воды, бежали по потолку, едва не гипнотизируя удивительной красотой: оттенками цвета, завитками. В вихрящемся дыме, который порождало пламя, плавало много темных орбов. Пролетая сквозь дым, они сталкивались и соединялись, пульсировали, готовясь к тому, чтобы создать более полную форму, призрак, паранормальное явление четвертого уровня. Эш чувствовал, что некоторые из них уже завершили этот переход.

Хотя орбы были нечеткими и походили на тонкие полосы, быстро перемещаясь вдоль коридора, Эш различал в них однотонных, уродливых шотландских воинов, расплывчатые палаши, поднятые в призрачных кулаках, намек на бесцветные килты над худыми ногами. Видение мгновенно исчезло, когда он почувствовал, что Дельфина встала рядом.

– О Боже, – затаив дыхание, шепнула она. – Эти черные орбы: точно такие же ворвались в офис несколько дней назад.

Он с облегчением понял, что она не видела всего того, что видел он.

– Вернемся, откуда пришли, – сказал он, перекрывая рокот. – Винтовая лестница должна довести нас до первого этажа, по крайней мере.

– Так и есть, – сказала она, протягивая ему мокрую балаклаву. Он быстро натянул ее на лицо, затем повернулся к ним обоим.

– Не отставайте. Надо двигаться быстрее, чем раньше.

Он взглянул на потолок в коридоре, словно делая отметку. Бегущий огонь был уже чуть ли не у них над головами.

Глава 87

Эндрю Дерриман продирался через толпу дерущихся у подножия большой лестницы, считая, что должен навести порядок среди паникующего персонала и гостей. Почему не работала противопожарная система на потолке? Тревожная сигнализация прозвучала еле слышно: что, и здесь диверсия?

Генеральный менеджер вышел наконец из окружения, протолкавшись через груду упавших тел. Путь к главному выходу из замка был заблокирован огнем, и зал быстро наполнялся людьми. Скоро здесь начнется смертельная давка. Он видел, что Вероника и Джеррард все еще сидят на своих местах, ошеломленно выглядывая из-за длинной деревянной стойки регистрации.

– Вероника! – позвал он, соорудив рупор из ладоней вокруг рта. – Откройте проход через стойку и дверь кабинета и проводите их к боковому выходу. Постарайтесь их успокоить! Постройте их парами. – Несмотря на испуг, он ни разу не заикнулся.

Люди вокруг Дерримана пробирались между лежащими телами. Он направлял их к стойке, лак на которой начинал пузыриться. Подняв руку, чтобы защититься от жара, он увидел, что пламя уже совсем рядом со стойкой.

– Скорее, ради Бога, скорее! Там, за кабинетами, есть выход – Вероника и Джеррард покажут вам. Но, пожалуйста, не паникуйте, время еще есть!

Последнее утверждение было ложью, но это все равно не имело значения: гости уже карабкались через горячую стойку и перли напролом. Дерриман остановился, чтобы помочь тем, кто скатился вниз по ступеням, но вскоре его сбили те, кто еще держался на ногах. Он неловко упал, заскользив по мраморному полу. Когда он приподнялся, опираясь на локоть, перед ним открылась картина полного хаоса.

Дерриман понимал их страх, но не был готов к тому, чтобы клиентура Комрека, по большей части происходившая из весьма утонченных слоев общества, превратилась в царапающуюся, орущую толпу, которой было не до своих товарищей. С верхней лестничной площадки с криком упал человек, и Дерриман закрыл глаза, чтобы не видеть, как тот ударился о жесткий мраморный пол. Но он не мог не слышать мокрого звука от приземлившегося тела и резкого хруста сломанных костей.

Жуткие вопли паникующей толпы гостей заставили Дерримана зажать уши, но затем в голове у него вздыбилась мысль: Лорд Эдгар! В безопасности ли он?

Несмотря на тяжелое состояние здоровья его светлости, этот гордый старик всегда относился к Дерриману с уважением, как бы сильно нервный менеджер замка ни заикался и ни запинался в его присутствии.

Когда произошел первый взрыв, высокопоставленные делегаты наслаждались предваряющими ужин коктейлями в самой высокой и роскошной гостиной Комрека. Дерриман с сэром Виктором поспешили к источнику взрыва и обнаружили небольшой ад, бушевавший в часовне.

Сэр Виктор отослал Дерримана обратно к серьезно испуганным гостям из Внутреннего двора, чтобы успокоить их и в целях безопасности отвести вниз, на первый этаж, пока он, Хельстрем, пойдет сообщить его светлости о пожаре. Значит, с лордом Эдгаром должны быть двое – Хельстрем и Байрон, они смогут о нем позаботиться.

Но потом начались другие взрывы, кажется, во всем замке, и важные персоны настояли на том, чтобы немедленно покинуть Комрек, и не только из-за опасности, но и потому, что не хотели оказаться поблизости, когда прибудут аварийно-спасательные службы или, что еще хуже, представители СМИ. Если огонь разгорится, пылающий замок будет виден на мили вокруг, и, хотя они гордились своей самодостаточностью, собственная пожарная служба Комрека вряд ли была достаточно оснащена для борьбы с таким масштабным пожаром.

Дерриман и важные персоны вскоре попали в хаос, неразбериху и панику на нижних этажах. Казалось, на главной лестнице собрались все гости и сотрудники, и организованная эвакуация превратилась в паническое бегство. Он мог только надеяться и молиться, что Хельстрем вовремя предупредил лорда Эдгара и успел вывести его светлость из замка по лестнице башни.

Образ винтовой лестницы заставил его вспомнить о другом: Малыш, должно быть, один в своей комнате на верхнем этаже башни. Боже мой, подумал ли кто-нибудь о нем? Вскочив на ноги, высокий сутулый человек провел ладонью по лбу, задев пластырь, который все еще там был. Неужели он оставит Малыша погибать в огне?

Дерриман никогда не считал себя особенно хорошим человеком, но он никак не мог оставить несчастного юношу умирать в одиночестве в своей комнате. Конечно, может быть, он уже мертв, но что, если Дерриман еще может спасти его, но не сделает этого? Эта мысль заставила его содрогнуться. Он никогда себе этого не простит. Пусть это глупо и бессмысленно, но это единственно правильно. Он сделал все, что мог, чтобы обеспечить безопасность членов Внутреннего двора, а теперь настало время прийти на помощь тому, кто не в состоянии спастись самостоятельно, даже если это означает пожертвовать своей собственной жизнью.

Дерриман отвернулся от беснующейся, уродливой, эгоистичной толпы и бросился бежать по длинному мраморному залу к лестнице башни.

Глава 88

Дельфина тихонько вскрикнула, когда крыса прошмыгнула у нее между ног. Эш обернулся на крик, стараясь не слепить других своим мощным фонарем.

– Крысы, – сказал он спокойно, – бегут с тонущего корабля. Они не принесут вреда, если не загораживать им дорогу.

Множество зверьков бежали и скользили по ступенькам ближе к центральной каменной кладке.

– Дальше, наверное, будет еще хуже. Но не бойтесь – им так же страшно, как и нам, и они хотят только одного – выбраться из горящего здания.

По мере того как они приближались к первому этажу, дым, окутывавший винтовую лестницу, становился все гуще.

– Только старайтесь не поскользнуться, – предупредил он Дельфину и похожего на монаха Луи. Эш с тревогой отмечал, что количество черных орбов, двигавшихся в дыму, увеличивается. Некоторые из них пульсировали, пытаясь принять более человеческую форму. Он понял теперь, что его аппаратуру для наблюдения вывели из строя не злоумышленники в человеческом обличье, но духи. А ведь он почти поверил, что в этом виновна медсестра Кранц. Отверженная женщина и все такое.

Эш остановился еще раз: ему очень не нравились эти крутящиеся формы внутри текущего, завивающегося дыма. Он надеялся, что ни Луи, ни Дельфина еще не замечают их.

– Как вы, Луи? – терпеливо спросил он.

Голова в капюшоне кивнула только раз, а мокрый платок, закрывавший рот, заглушил ответ.

– Я в порядке, но далеко ли еще?

– Я думаю, мы почти добрались до первого этажа. Еще пара поворотов. – Он чуть не добавил «ваше высочество», но вовремя остановился.

Они продолжали свое путешествие вниз вместе с грызунами, сопровождавшими их всю дорогу. Наконец, достигнув лестничной площадки первого этажа, они остановились, тогда как крысы продолжили свой путь вниз, в глубины замка. Дым крутился по длинному коридору с мраморным полом, вздымался вверх к почерневшему высокому лепному потолку, а внизу все было затуманено смогом. Через широкие двери из коридора были видны зарева пожаров внутри номеров. Гобелены, древесина, драпировки, мебель и ковер на широкой лестнице – все было в огне. В дальнем конце коридора можно было различить человеческие фигуры, бежавшие через тревожный дымный мрак, меж тем как языки пламени вырывались из других открытых дверей.

Исследователь порывисто схватил Дельфину за руку с такой силой, что та поморщилась.

– Есть здесь какие-нибудь другие выходы? – крикнул он, перекрывая шум. – Аварийные двери, окна, любые отверстия, через которые можно выбраться отсюда?

Она категорично помотала головой, одной рукой притянув закутанного в капюшон Луи ближе к себе.

– Все окна зарешечены. Есть боковые выходы, но они всегда заперты, а у меня нет ключей!

Господи, Министерству здравоохранения и безопасности здесь бы очень понравилось, подумал Эш.

– Давай посмотрим, что там дальше, куда бегут эти люди.

Взяв Дельфину за локоть, он предоставил ей поддерживать Луи, который дрожал, сгорбив плечи. Эш торопил их обоих, понимая, что через несколько минут весь вестибюль будет полностью охвачен огнем.

Дельфина упала, и парапсихолог опустился на колени, чтобы помочь ей встать, меж тем как Луи тоже тянул ее за плечо. Эш испытал глубокий ужас, ощутив коленом, как нагрелся мрамор. Он прижал ладонь к полу и почувствовал, что поверхность еще теплее, чем ему показалось вначале. Бог знает, что происходило в медицинском блоке внизу.

Снова встав на ноги, все трое двинулись вперед, как прежде, уворачиваясь от огня, который вылетал из дверей с обеих сторон, как будто в комнатах прятались драконы. Эш придерживался середины коридора, чтобы огонь не достал их. Казалось безумием, что они бегут к пожару в дальнем конце зала, а не от него, но, похоже, это было их единственной возможностью. В любой момент он ожидал очередного взрыва, но, к счастью, этого не происходило.

Он мимолетно задумался, кто же мог нести ответственность за эти взрывы. Не официальные органы, такие как спецслужбы или военные, верно? Погибло слишком много невинных людей. Нет, это должен быть кто-то, кто хорошо знает Внутренний двор и обижен на него. Но в таком случае как мог этот кто-то проникнуть в помещение, так мощно и продуманно защищенное хорошо вооруженной охраной, способной оказать сопротивление небольшой армии? Может быть, это было заключительным актом какой-то давней вендетты, целью которой было обнаружение и уничтожение этого престижного убежища.

Он был уверен, что упускает в своих рассуждениях что-то очевидное, но на данный момент его больше заботило, как им покинуть замок, а не кто пытался его уничтожить.

Они прошли мимо большого лифта и уже приближались к старому, разрушенному. Перед ними находился широкий вход в оружейную комнату. Эш замедлил шаг и остановился, дав знак своим спутникам следовать его примеру.

Почти валясь с ног, но поддерживаемые слабеющими силами исследователя, они вопросительно посмотрели снизу вверх в синие глаза Эша – единственное, что они могли видеть на его лице, закрытом маской. По выражению этих глаз они поняли только, что он недоумевает, думая о чем-то, что находилось далеко за пределами хаоса, простирающегося перед ними.

– Оставайтесь здесь, – сказал он им, оттянув к подбородку теперь уже высохшую балаклаву, чтобы его яснее было слышно.

– Дэвид, ты куда?..

Но он уже оставил их и осторожно подходил к широкому проходу в оружейную.

Эш почувствовал ее вовремя – ту вибрацию, которую ощущал и раньше, когда заглядывал в оружейную в ожидании лифта. Чем ближе подходил он к комнате, тем сильнее становилась вибрация. Если эта экспозиция и прежде чувствовалась опасной, то сейчас инстинкт говорил ему, что опасность значительно возросла.

Он встал по одну сторону от входа в оружейную, используя каменную стену как щит, затем осторожно завел голову за угол и заглянул в комнату.

Богатая коллекция оружия дрожала в фиксаторах, щелканье и стук в его присутствии становились громче. Десятидюймовый драгунский пистолет тяжело упал на пол. Расположенные полукругом сабли с короткими лезвиями отчетливо дребезжали в своих креплениях. Длинная пика с жутким металлическим наконечником свалилась и отскочила от жесткого пола. Казалось, что чрезвычайно мощное магнитное поле отрывало их от стены. Краем глаза он увидел мчащийся к нему объект и отстранился как раз вовремя – нож с толстым лезвием вырвался из крепления, пронесся рядом с его головой, с лязгом ударился в противоположную стену, выбив из нее кусок камня, и рикошетом отскочил на пол.

Дельфина и Луи были теперь прямо у него за спиной. Он вытянул руку, чтобы не дать им пройти дальше, и они с ужасом смотрели, как гремит о стены древнее оружие.

Исследователь медленно отодвигал своих спутников назад, и дребезжание звучало тем тише, чем дальше они отступали.

– Что это, Дэвид? – спросила Дельфина. – Что порождает такие вибрации?

– Можно назвать это полтергейстом, но, по-моему, это явление гораздо сильнее, – сказал он ей. – Думаю, это теллурическая энергия – иначе говоря, «энергия земли». Эта дрожь порождается некоей силой под нами, хотя я, кажется, обладаю какой-то странной способностью привлекать ее. Бог знает почему: может, я действую как своего рода триггер. Попросту говоря, мое присутствие вызывает паранормальное волнение. Конечно, все немного сложнее. Я постараюсь объяснить, если… – он понял, что выбрал не то слово, – когда мы отсюда выберемся. Но нет никаких шансов пройти здесь и уцелеть. Нам нужно найти другой выход.

Вдруг Луи поднял руку, выпростав ее из-под накидки, и указал на вход в вестибюль. Эш посмотрел в этом направлении и увидел, что кто-то выходит из клубов дыма, заполнявших теперь все пространство.

– Мистер Эш! – звал голос. – Доктор Уайетт!

– Кажется, это Эндрю Дерриман, – сказала Дельфина, часто, но неглубоко дыша, отчаянно стараясь не задохнуться.

Эш видел, что Дельфина не ошиблась. Генеральный менеджер Комрека спешил к ним – и собирался пройти мимо оружейной!

– Дерриман, стойте! – как можно громче закричал Эш и предостерегающе замахал руками.

Но Дерриман был слишком возбужден или слишком потрясен, чтобы прислушаться к словам парапсихолога.

Он почти уже миновал вход в большую оружейную комнату, когда древний железный топор оторвался от стены и полетел прямо в него, словно брошенный могучим воином. Его лезвие, затупленное временем, но по-прежнему грозное, вонзилось Дерриману в висок.

С ужасом смотрел Эш, как Дерриман пошатнулся и повернулся, еще не вполне упав. Он смотрел прямо на Эша с недоуменным, почти комичным выражением, как бы спрашивая, что же такое произошло. Затем из раны в черепе полилась кровь, и другое древнее оружие полетело в него изо всех концов комнаты. Он успел издать единственный короткий, но резкий крик, прежде чем был повергнут на пол, где тело его выглядело огромной и нелепой подушечкой для булавок, проткнутое лезвиями, мечами, копьями, обоюдоострыми палашами и другим смертоносным оружием, старым, но таким же страшным и жестоким, как и несколько веков назад.

И только когда круглая голова железной булавы с дюймовыми шипами разбила ему лицо, смерть наконец оборвала его агонию.

Глава 89

Ариберт Хайм, зловещий нацистский врач, загубивший сотни тысяч людей в отвратительном австрийском концлагере Маутхаузен, вышел из своего люкса на пятом этаже замка. Он вздрагивал каждый раз, когда очередная бомба взрывалась где-то в здании, и прятался в комнатах, которые до недавнего времени разделял со своим нацистским коллегой Алоисом Бруннером.

Хотя приятно было иметь весь люкс в своем распоряжении, прошлой ночью Хайм, как ни странно, чувствовал себя очень одиноким. И испуганным.

Хайм решил оставаться в постели, пока не закончится суета, с силой зажимая уши руками, чтобы заглушить крики и вопли, топот бегущих ног. Он готов был пролежать так всю ночь, если понадобится, натянув на голову постельное белье и зажимая уши руками, но появилась большая проблема, которая заставила его действовать. Несмотря на то что дверь была закрыта, а голову накрывали простыни, он почувствовал едкий запах дыма.

Замок пылал.

Торопливо напялив халат и шлепанцы, он осторожно вышел в коридор и направился к источнику бедственных звуков: к лестничной площадке пятого этажа. Он добрался до ограждения над широкой изогнутой лестницей, посмотрел вниз и увидел, как гости и персонал замка дерутся друг с другом, чтобы спуститься, хотя снизу вверх поднимаются огромные клубы дыма. Там, внизу, в самом конце овальной лестницы, он увидел мерцающее оранжевое зарево – значит, там горело. Почему же эти глупые люди бежали в том направлении?

Как лемминги, они бежали не от огня, а прямо к нему.

Возможно, там был выход, который пожар еще не перекрыл. Конечно, центральные двери должны были загореться. Значит, боковая. За стойкой регистрации был еще один выход – через кабинеты. Но он определенно не собирался присоединяться к толпе внизу, превратившейся в один огромный клубок из рук и ног.

Даже евреи шли к смерти мирно, и единственным звуком, который тогда доносился, был плач, приглушенный металлическими дверями газовых камер. И сейчас он услышал этот жуткий звук, даже сквозь крики и вопли ужаса людей внизу, которые боролись друг с другом, чтобы выбраться из груды поверженных тел, изливаясь с лестницы и разливаясь по вестибюлю, как нефтяное пятно.

Но он, Ариберт Хайм, не потеряет своего достоинства, присоединившись к ним, как бы он ни был напуган. Нет, лучшим способом не попасть в паникующую толпу будет уйти прочь, найти другой путь к спасению. Именно так он и поступит. Это покажет Dummkцpfe [67] достойный образ действовать, используя свой мозг, который все еще хорошо соображает, пусть даже тело немного ослабело. Он спасется от огня, как в свое время спасся от союзников.

Когда он возвращался тем же путем, дым на пятом этаже сгустился, да так, что его плотный темный слой достиг потолка, а более бледное дымовое подбрюшье дрейфовало на полпути от пола до потолка. Он попытался облегчить надсадный кашель, сняв халат и закутав им голову и плечи, оставшись в пижаме в голубую полоску и сгибаясь, чтобы избежать дыма. Между тем, из глаз у него катились слезы, хотя они были вызваны не дурными предчувствиями или страхом, а едкими испарениями. Он покосился на темный задымленный потолок, уверенный, что видит там образования, похожие на маленькие, черные как смоль шары, некоторые из которых пульсировали.

И кое-что гораздо худшее.

Хайм слегка вскрикнул, быстро натягивая халат обратно на голову, когда, вынужденный сделать более глубокий вдох, втянул жгучие пары. Он был уверен, что из дыма формируются руки, когтистые лапы нереального существа, которые пытались его достать. Это только мое воображение, говорил ему некогда бесстрастный ум, стараясь не поддаваться панике. Но у него было совершенно ясное представление о тех образах, которые воспринимали его затуманенные глаза. Спотыкаясь, он миновал дверь своего люкса, но задерживаться не стал: глупо было бы укрываться внутри. Кроме того, он имел в виду иную цель.

Один раз он упал, с трудом поднялся, чувствуя необъяснимую слабость, и наконец добрался, куда намечал, – в то место, где коридор резко расширялся и переходил в богато украшенный холл. Он достиг большого лифта.

С некоторым трепетом Хайм нажал кнопку вызова просторного лифта, раздумывая, догадался ли кто-нибудь еще использовать данный способ передвижения на первый этаж. Хайм был уверен, что единственная опасность таилась в передней части замка, где он сам видел мерцающее оранжевое зарево в клубах дыма у подножия овальной лестницы. Безусловно, должна иметься другая лестница в задней части здания.

Его усталые старые ноги в последние дни с трудом удерживали его вес, а сегодня вечером – вероятно, из-за всех этих недавних волнений и ужасов – они были еще более слабы, чем когда-либо. Он не смог бы спускаться по каким-то древним каменным ступеням – скорее всего, упал бы и сломал себе шею.

Немец с тревогой снова нажал кнопку вызова и нетерпеливо ждал звонка, извещающего о прибытии лифта.

Между тем, дым вокруг него становились все гуще. Он согнулся, едва не упираясь лицом себе в колени, – грубый кашель раздирал ему горло. Давило в груди. Он ждал. И ждал.

Среди теней вокруг него было несколько почти осязаемых. Он пытался не обращать на них внимания, но плотно закрывал халатом голову, лишь изредка выглядывая, чтобы убедиться, что лифт еще не пришел, оставшись не услышанным. Когда наконец лифт прибыл, он бросился к медленно открывающимся дверям и засунул между ними пальцы в тщетном усилии ускорить процесс. Но двери открывались положенное им время, а из-за своих стараний он только потерял халат, соскользнувший со спины на пол.

Он попытался протиснуться в отверстие боком и оторвал с куртки своей пижамы в голубую полоску пуговицу – та пролетела через холл и приземлилась на полу около дивана золотого дерева.

Он едва не упал внутрь вместительной кабины, кашляя, брызгая слюной и утирая слезы с глаз. Едва он опомнился, двери лифта стали закрываться. Закрылись они гораздо быстрее, чем открывались, почти захлопнулись.

Дым в лифте походил на тяжелый смог. Когда его глаза приспособились видеть в этих условиях, хотя еще и несколько нечетко, он понял, что был не один.

Собственно говоря, лифт был забит людьми.

Он был забит людьми до отказа, и все они стояли спиной к нему.

И, как ни странно, все они, насколько он мог судить в полутьме, были одеты в такие же сине-полосатые пижамы, как у него.

Когда он несколько раз моргнул, чтобы видеть лучше, то понял, что одежда у них была оборванной и грязной, местами дырявой и болталась на их телах, как если бы была раза в три или четыре больше, чем нужно. А голубые полосы были темнее. И шире.

Хайм пытался подавить кашель, чтобы не привлекать к себе внимание, но не мог сдержаться. В горле у него слишком першило, во рту было слишком сухо. За одним удушающим приступом кашля немедленно следовал другой, потом еще один. Зажимая рот рукой, он пытался заглушить кашель, но в пределах заполненного людьми cпускающегося лифта тот все равно звучал пронзительно. Он не мог вспомнить, нажимал ли он на кнопку первого этажа, когда вошел.

Наконец они стали поворачиваться к нему: изможденные лица, ввалившиеся одержимые глаза, скулы, торчащие над глубоко запавшими щеками, и челюсти, едва не пронзающие кожу. На одежде у них не было пуговиц, а материал был настолько изношенным и грубым, что он задался вопросом, как могли они выживать в таком холоде.

Ибо в лифте было очень, очень холодно, так что дым превратился в ледяной туман. Но никто из них, казалось, этого не замечал. Они просто взирали, как Ариберт Хайм, Доктор Смерть, смотрит на них и дрожит.

И не только от холода, но еще и потому, что даже после стольких лет он вспомнил некоторые из этих изможденных лиц с бритыми головами. Это галлюцинация, вот и все, сказал он себе; прошлое, вызванное к жизни его собственной паникой. Но теперь призраки, которых он, Ариберт Хайм, создал много лет назад, приближались к нему. И даже когда они набросились на него и начали раздирать ему лицо, он все еще верил, что они только плод его воображения. Духов умерших не существует. Несмотря на то что они топтали его и били, сорвали с него одежду и, взломав костлявыми пальцами грудную клетку, вытащили его еще бившееся сердце, он знал, он знал, без тени сомнения, что все это нереально, это галлюцинация, невозможная, чтобы быть правдой.

Но страшная боль, которую он испытывал, была реальной.

И умер он настоящей ужасной смертью, несмотря на то что отказывался в это верить.

Глава 90

Дельфина закричала и спрятала голову на груди у Эша, чтобы не видеть, как тощее тело Эндрю Дерримана рассекается на куски, даже уже будучи лежащим на каменном полу.

Оружие по-прежнему летело со стен и вонзалось в лежащее ничком тело. Для жестоких духов, управлявших им, казалось, не было достаточно того, что он мертв. Эш, защищая Дельфину руками, гадал, для чего это делается: с целью просто еще больше изуродовать упавшую фигуру – или чтобы помучить их, зрителей. Труп Дерримана дергался при каждом очередном попадании, но Эш знал, что это происходит потому, что беспощадные орудия попадают в нервы и сухожилия. Жизнь уже оставила тело несчастного.

Не начнут ли эти орудия вскоре вылетать из оружейной и нападать за ее пределами? Между тем, его ушей достигли истеричные крики и звуки разрушений от разрастающегося огня. За входом в оружейную комнату трудно было увидеть что-нибудь отчетливо, так как дым стал плотнее, а отблески огня достигали большой высоты. Все, что он мог разглядеть, были размытые очертания мельтешащих фигурок. Где-то там должен быть выход, иначе эти люди бежали бы по коридору, спасаясь от огня, но любая попытка добраться до вестибюля приведет к неминуемой гибели от летающего оружия. Ясно было только одно: здесь им нельзя оставаться.

– Нужно уходить, – сказал Эш, когда железная дубинка ударилась о косяк двери в оружейную комнату.

Дельфина посмотрела на него с ужасом. Луи просто стоял рядом, прямой и неподвижный, словно загипнотизированный тем, что происходило внутри оружейной.

– Дэвид, куда мы пойдем? – спросила Дельфина, и он с облегчением услышал, что голос у нее не дрожит. Если бы она сдалась, было бы совсем плохо.

– Последуем за крысами, – как можно спокойнее ответил он.

Они вернулись к винтовой лестнице и спустились по ней до входа в медицинский блок. Там лестница закончилась.

– О Боже, этого я и боялся. – Эш постарался, чтобы его слова не прозвучали слишком безнадежно, жалея Дельфину и Луи. – Больше эта лестница никуда нас не приведет.

Там, где должно было быть продолжение лестницы, теперь была только груда щебня.

– Должно быть, стены обрушились при взрыве, – сказал он.

– Смотри! – указала Дельфина. – Крысы. Они бегут дальше, в медицинский блок. Может, они выведут нас отсюда.

Эш подошел к открытой двери медицинского блока. Заглянув в нее, он сразу же понял, что ошибся. Каким-то образом, возможно, из-за множества запутанных поворотов на темной винтовой лестнице, они пропустили дверь на верхний этаж медицинского блока и спустились ниже.

– Кажется, мы зашли дальше, чем хотели, – сказал Эш, повернувшись к Дельфине.

Она подошла ближе к нему, ведя за собой Луи.

– Конечно! Ты прав – здесь приемный покой и смотровые кабинеты. Лестница не взорвана, ее здесь никогда и не было.

Эш смотрел на второй подземный этаж, замечая отдельные очаги огня, яростно пылавшие внутри, плавившиеся пластиковые занавески, отгораживающие боксы для выздоравливающих пациентов. Дальше по коридору горели все палаты. Жар, шедший изнутри помещения, заставил исследователя заслонить лицо руками, пока Дельфина помогала Луи, поправляя высохший шарф, которым была обернута его шея и нижняя часть лица. Кроме того, она натянула поглубже его капюшон, слегка сбившийся назад от быстрого движения. Теперь видны были только его затененные глаза, полные тревоги.

Он дрожал, но и она тоже.

Эш вдруг заговорил, прочистив горло от дыма:

– Кажется, я понимаю, куда бегут эти твари. Отсюда есть выход, хотя я не знаю, сможем ли мы им воспользоваться.

Брови у Дельфины поползли вверх, а глаза блестели от слез, вызванных дымом.

– О чем ты, Дэвид?

– Чувствуешь ветерок? – спросил он у нее. – Видишь, как пламя наклоняется в нашу сторону? Откуда-то дует сквозняк, и я, кажется, знаю откуда. Да я уверен в этом, черт побери. Из старого туннеля контрабандистов, который ведет из морских пещер.

Пока они говорили, три больших грызуна прошмыгнули мимо них, устремляясь к пылающей области впереди.

– Они подтверждают мою догадку. Направляются к старой шахте лифта, в которую обрушилась кабина.

– Откуда ты знаешь? Может, они бегут прямо в огонь.

– Нет, только не крысы. Их ведет природный инстинкт сохранения жизни, а он не ошибается. Крысы только тогда покидают тонущий корабль, когда у них есть возможность куда-то доплыть, даже если это всего лишь спасательная шлюпка, полная моряков.

Несмотря на зной, Дельфина дрожала. Она держала Луи за руку.

– Хорошо, капитан Блай. Если вы думаете, что мы сможем пройти через это пламя, то мы, конечно, попробуем.

Эш улыбнулся ей, прежде чем снова натянуть на лицо балаклаву.

– Надо поторапливаться и идти, пригибаясь! – крикнул он через плечо. – И ни за что не останавливаться, – добавил он. – Пойдем вот там, где разрыв среди пламени. Посмотри на крыс, видишь, как они через него проныривают?

Она кивнула, со страхом следя за грызунами, стремглав бежавшими по второму подвальному этажу через огненный коридор.

– Пошли!

Эш схватил ее за руку и помчался к светлеющей впереди полосе, и такова была сила его хватки, что у нее не было другого выбора, кроме как следовать за ним. Она крепко держала Луи за руку, но тот и сам не отставал от нее, и все трое, низко согнувшись, побежали по огненному проходу.

Дельфина чуть не споткнулась обо что-то, лежавшее на земле, но Эш и Луи подхватили ее под руки. Поддерживая ее с двух сторон, они возобновили свое передвижение, меж тем как одежда у них начинала тлеть от жара, который лизал их со всех сторон.

Эш заставлял их двигаться, а Луи, ничуть не будучи помехой, поддерживал Дельфину, когда ноги у нее снова подкашивались, меняя руки, чтобы не ослабевала хватка, помогавшая ей сохранить равновесие. Жара становилась невыносимой, но Эш все равно тащил их за собой, хотя тело у него слабело, каждый шаг давался с трудом, словно он шел через патоку, а боль в левой ноге усиливалась. Внезапно они вышли на открытую площадку, где пламя отступило. Дальше виднелись разделенные перегородками офисные кабинки, все пустые и горящие.

Передышка возникла благодаря шахте большого лифта. Воздух, должно быть, спускался по ней вниз, потому что дышать стало легче. Они на мгновение остановились. Когда Эш, наклонившись и опершись руками на колени, пытался набрать немного кислорода в легкие, он заметил, что на Луи дымится одежда. Эш дотронулся до нее – материя была горячей на ощупь. Обессиленный исследователь стал отряхивать накидку, борясь с желанием похлопать по ней в особенно сильно дымящихся местах, чтобы не повредить нежную кожу принца. Дельфина, немного собравшись с силами, стала ему помогать. Вскоре накидка, хотя и оставалась теплой на ощупь, была в безопасности, и все они отдыхали. Дельфина и Луи понимали, что Эш скоро снова заставит их бежать.

Именно тогда Дельфина заметила обнаженное тело, лежавшее на земле, наполовину высовываясь из лифта, словно человек пытался выползти из кабины, когда двери открылись. Почему он был голым? Во время спуска внутри лифта, наверное, было жарко, как в печи.

Возможно, из-за этого он сорвал одежду? Двери пытались закрыться несколько раз, пока он выползал, ударяя его снова и снова, пока механизм не сломался из-за тела, вклинившегося в середину.

Она указала на лежавшее ничком тело, и Эш оглянулся, чтобы посмотреть. Он подошел к лифту и осмотрел покрасневший труп. Старик лежал на животе, голова была повернута набок на ковровом покрытии. Глаза и рот у него были широко открыты, словно в смертельном шоке. Эшу редко приходилось видеть такое ужасное выражение: казалось, он был напуган до смерти.

Внутри лифта лежали остатки одежды – разодранная в клочья полосатая пижама.

Эш почувствовал, как Дельфина подошла и встала рядом.

– Боже мой, – сказала она, и ее слова были еле слышны в треске раскалывающегося дерева и стекла и в гудении пламени. – Его лицо! Оно неузнаваемо. Наверно, надо его вытащить полностью?

Эш увидел кровь, сочившуюся из-под груди человека. Она текла плавно, как густое темное масло, и языки пламени отражались в ней, меж тем как она медленно впитывалась в ковровое покрытие.

– Нет, оставь все как есть, – сказал Эш. – Мы уже ничем не можем ему помочь.

Кислород постоянно убывал, пожираемый голодной огненной бурей, и воздуха становилось слишком мало, чтобы дышать. Он сунул руку в карман куртки и вытащил полоску модафинила, полученного у Дельфины. Дрожащими руками выдавил две таблетки и сунул их в рот. Глотать было почти невозможно, даже слюны не было, не говоря уже о воде, чтобы запить их. Каким-то образом ему это удалось, хотя он чувствовал, что таблетки застряли где-то в горле.

– Дэвид…

Он видел, что Дельфина тоже дышит с трудом. Она согнулась совсем низко, где было хотя бы на малую толику больше воздуха.

– Ты… ты принял… слишком много, – выдавила она.

– Мне это понадобится. Я думаю… – он сделал глубокий вдох. – Тебе тоже надо принять таблетку.

Она отрицательно помотала головой, а он смог только пожать плечами. Он посмотрел на Луи, чтобы узнать, в каком тот состоянии, и удивился.

Принц, которого Эш считал мальчиком – несмотря на то, что ему было уже под тридцать, – стоял, выпрямившись, на расстоянии одного или двух футов. Он был совершенно неподвижен и абсолютно спокоен. Он зачем-то откинул капюшон, хотя все еще был закутан в мягкий шарф так, что только глаза были видны под идеальной округлостью лысины, а череп защищала лишь тонкая, как папиросная бумага, кожа.

Но именно эти глаза зачаровали Эша, так как вместо огней, отражавшихся в них, теперь он видел, что они, прежде почти бесцветные, стали лазурными, неяркого, но глубокого оттенка, слегка преобладавшего над темным фоном позади. Покой, пребывавший в них, был совершенно не связан с ситуацией, в которой они все находились. Эш попытался вспомнить, где и когда он видел такую же синеву ранее, но не мог. Ему не удавалось ухватить это ускользающее ощущение, но он был уверен, что уже видел глаза такого цвета и выражения где-то в другом месте.

Эш поднялся и подошел ближе к нему. Мягкая, но необыкновенная синева в огромных, загадочных глазах немедленно потухла.

Луи сказал:

– Нам надо спешить. Туда.

Он указал вперед. Из-за страшного пожара в блоке ориентироваться представлялось невозможным, но так как указанное направление совпадало с тем, куда Эш намеревался идти, он не стал спорить.

Дельфина снова стояла рядом с ним.

– Дэвид, ты видел его…

– …глаза? Да. Я думал, мне показалось. Слушай, нам надо идти в этом направлении. Посмотри туда, где мы были минуту назад.

Дельфина повернула голову и увидела, что приемное отделение и палаты для выздоравливающих стали сплошной огромной преисподней, где больше не было прохода, по которому они сюда добрались. Она повернулась, чтобы снова посмотреть на Эша и Луи.

– Но как нам идти вперед? Мы в ловушке.

– Может, и нет, – ответил Эш. – Здесь рядом поворот, надо посмотреть, что за ним.

Не говоря больше ни слова, он натянул капюшон принцу на голову, затем, схватив Дельфину и Луи за локти, быстро повел их дальше. Он вынужден был признаться самому себе, что почти сдался, когда вдруг удивительный синий свет в глазах Луи вернул ему силы. Он верил чувству надежды, которое этот свет ему даровал.

– Ни за что не останавливаться! – крикнул он, отчетливо осознавая, что нельзя терять ни минуты, если они хотят выжить.

Завернув за угол, они с Дельфиной хрипло ахнули от облегчения.

Глава 91

Эш, Дельфина и Луи стояли перед двумя прозрачными дверями из толстого пластика, надпись над которыми гласила: ОТДЕЛЕНИЕ ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ. Путь за дверями, казалось, был свободен, пламя пока лизало только окрашенную в белый цвет стену, которая тянулась дальше, чем можно было видеть, и краска на которой начинала пузыриться и съеживаться, образуя коричневые узоры.

Они видели, что все больше грызунов огибают угол и поворачивают направо у толстого пластикового барьера. Казалось, они бегут прямо в пламя, которое охватывало стену, отделявшую отделение интенсивной терапии от смотровых комнат. Подойдя ближе, Эш увидел, что между стеной и огнем было что-то вроде воздушного туннеля, оставлявшего внизу несколько дюймов пространства, свободного от пламени. Его зной крысы, видимо, были готовы терпеть, поскольку это был путь к спасению, хотя он понятия не имел, откуда они это знали. Насколько он мог судить, помещение по ту сторону горящей стены было еще не тронуто огнем, но Эш решил, что через несколько минут пламя сожрет стену, а затем и палату за ней.

Он бросился туда вместе с Дельфиной и Луи, ударив локтем по одной из пластиковых дверей, которые уже начали плавиться, и оторвав от нее куртку, когда к ней приклеились нити горячего липкого пластика. К счастью, он оставался еще достаточно прочным, чтобы приглушать и страшный жар и дым, когда дверь вернулась в прежнее положение.

Эш шарил взглядом по длинной узкой палате, обнаруживая в ней больничные кровати, медицинскую аппаратуру, прозрачные тенты и другое, менее знакомое оборудование, тележки для транспортировки кислородных баллонов, манжету для измерения артериального давления, брошенную на стуле, стоявшие около покинутых коек капельницы, содержимое которых лилось на пол. Еще дальше в палате стояло несколько кроватей, на которых под белыми простынями, очевидно, лежали трупы.

Там было невероятно жарко, и в горле у него хрипело при каждом вздохе. Двигаться надо было быстро, если они хотели опередить огонь, угрожавший поглотить палату. Оглянувшись, чтобы поторопить Дельфину и Луи, он с удивлением увидел, что те стоят возле одной из кроватей.

Неужели они нашли брошенного живого пациента? Как бы им этого ни хотелось, они не могли взять его с собой. Он поспешно подошел к ним и взглянул на кровать.

Он увидел пожилого мужчину с седыми волосами и впалыми щеками. Темная зияющая дыра его беззубого рта позволяла предположить, что человек этот мертв. Эш искренне на это надеялся, меж тем как Дельфина снимала с него кислородную маску.

Она протянула прозрачную пластиковую маску Луи.

– Сделай два-три глубоких вдоха, – велела она, проверив кислородный баллон и убедившись, что тот работает.

Луи повиновался, и грудь у него поднималась и опускалась, когда он вдыхал чистый кислород.

– Глубже, – сказала Дельфина. – Наполни легкие и задержи дыхание на две-три секунды.

И снова принц послушно последовал ее совету.

Дельфина взглянула на Эша.

– Надеюсь, ты не слишком брезглив, – сказала она.

Эш опешил: мысль воспользоваться кислородной маской, снятой с трупа, который при жизни был болен неизвестно чем, была довольно отталкивающей.

– Ты следующий, – сообщила она. – Это прибавит тебе сил.

Он почти уже взял маску, но увидел страшную усталость в ее нежном взгляде.

– Сначала ты, Дельфина. Ты просто с ног падаешь.

Она не возражала. Взяв маску у Луи, она сделала не меньше восьми глубоких вдохов. Когда она передавала маску Эшу, он снова увидел блеск в ее темно-карих глазах.

Эш последовал ее примеру. Боже, как она была права. Он сразу же почувствовал прилив сил. Чистый кислород был им всем необходим. Но, чтобы выжить, им снова надо было бежать.

Эш сделал всего шесть глубоких вдохов и бросил маску на кровать. Хотя и не полностью обновленный, он, несомненно, чувствовал себя гораздо более энергичным. Может, таблетки, которые он принял, тоже его подбадривали.

– А теперь идем, – сказал он тоном, не допускающим возражений.

Они поспешили в дальний конец палаты, минуя плавящиеся пластиковые двери справа, сквозь которые просачивался дым. Что будет за дверью в конце палаты? – размышлял он, пока они бежали, а наплечная сумка била его по бедру. Ну что ж, если сумка помогла Индиане Джонсу, то и у меня может сработать. Эш засмеялся и понял, что вдохнул кислорода слишком много и слишком глубоко. У него слегка кружилась голова. Он заставил себя сосредоточиться на мысли: Что делать, если за дверью в конце блока пожар будет непроходимым?

Скоро это выяснится. Луи готов был протолкнуться через двойные двери, но Эш схватил его за рукав. За полупрозрачными дверями легко можно было видеть оранжевое зарево.

Он снова отодвинул одну пластиковую дверь локтем.

Жар, мгновенно вырвавшийся оттуда, был почти непереносим, но он увидел, что пространство для передвижения есть. Подгоняя своих спутников переступить порог, он позволил армированной пластиковой двери снова захлопнуться.

– Не останавливайтесь! – крикнул он, так как остальные его поджидали. Они обогнули огонь и держались ближе к теплой каменной стене справа.

Дельфина вдруг остановилась так резко, что Луи наткнулся на нее.

– Чувствуете? – закричала она, перекрывая треск огня и горящего дерева. – Откуда-то спереди поступает воздух!

Именно на это и надеялся Эш: они приближались к шахте старого лифта.

Он повел их дальше, и теперь они двигались быстрее, поддерживаемые столь необходимой ободряющей вестью, а также чистым кислородом, который совсем недавно наполнял им легкие.

Наконец они достигли той точки, которую Эш наметил, как только они покинули оружейную комнату. Перед ними была тяжелая деревянная наружная дверь лифта, полуоткрытая, словно оставленная в таком положении последним пассажиром, но на самом деле отброшенная в сторону мощным взрывом в подземной темнице. Эш с Дельфиной, прижимаясь к боковой стенке, заглянули в черноту шахты и почувствовали свежий ветерок, дувший снизу.

Следователь сунул руку в кожаную сумку и достал тяжелый, длинный фонарь. Он осветил его лучом яму, мрачно осознавая, что за спиной у него пышет жар. Он воспрянул духом, потому что сквозняк в шахте пах не только пылью и сажей: в этой смеси присутствовал намек на морской воздух.

– Взгляни, Дельфина, видишь, что там? – Он подтянул ее ближе и крепко обнял, чтобы она могла заглянуть в шахту и увидеть то, на что он указывал.

– Это крыша старого лифта! – воскликнула она. – Она повреждена и перекосилась, но с одного бока есть отверстие, через которое можно пролезть. Думаешь, тот большой взрыв, что потряс все здание, произошел здесь, внизу?

– Угу, – ответил он почти беспечно. – Кто-то – Бог знает кто – поместил бомбу в щебень, что оставался после того, как кабина лифта пробила потолок. Давай, нам нужно идти дальше. Я опущу тебя на крышу лифта – на то, что от нее осталось; потом опущу Луи, чтобы ты помогла ему дальше.

Вручая Луи длинный фонарь, он сказал;

– Светите Дельфине, чтобы она видела все вокруг себя и внизу.

Луи взял «Мэглайт» и направил яркий луч в шахту.

Без колебаний Дельфина позволила Эшу взять ее за запястья, помочь ей перебраться через край отверстия, а затем аккуратно опустить ее в провал.

– Ну как? – крикнул он ей, стоя теперь на коленях, чтобы она оказалась как можно ближе к искореженной крыше лифтовой кабины.

– Почти достаю до нее ногами. Можешь отпускать.

– Уверена?

– Уверена.

– Хорошо!

Он наклонился, насколько это было возможно, и осторожно позволил ее запястьям скользить сквозь его ладони, пока кончики ее пальцев не перестали касаться его рук.

– Даже не упала, – отозвалась она, когда он наконец отпустил ее. Голос у нее скрипел и прозвучал глухо. У всех троих першило в горле от дыма, наполнявшего воздух. – Крыша выгнута так, что с нее можно соскользнуть. Металл горячий, но терпеть можно.

Должно быть, крышу лифта, и без того изогнутую, пробило взрывом.

– Фу! – донесся до него ее вскрик. – Здесь крысы. Наверное, спрыгнули через край или спустились по стенам. Сейчас смотрят в отверстие, над которым я стою. Кажется, я их нервирую.

Он слегка улыбнулся.

– Отойди в сторону и дай им пройти. Лучше мы пойдем одни, без них. – Эш снова стал серьезным. – Если стоять у них на пути, они могут и напасть. А так они миролюбивы.

– Похоже, ты все о них знаешь! – отозвалась она.

– Когда работал в старинных зданиях, повидал их немало, но, правда, не в таких количествах. Не беспокойся, они обычно безопасны. – Кроме тех случаев, когда опасны, подумал он, но решил не говорить этого вслух.

Максимально расширив луч фонаря, они с Луи наблюдали, как Дельфина отодвигается как можно дальше от вмятины с отверстием. Они видели, как взволнованная масса ощетиненных грызунов на манер водоворота вытекает через воронкообразную дыру.

– Теперь вы, Луи, – сказал Эш, глядя на принца. – Бросьте фонарь Дельфине, она нам посветит.

Луи повиновался, и психолог ловко поймала фонарь и направила свет на них.

Отвернувшись от внезапного яркого света, Эш обнаружил других грызунов, собиравшихся в углу за Луи. Они перепрыгивали друг через друга, чтобы убежать от жара, а те, что были впереди, осторожно наблюдали за людьми.

– Так, ваша очередь, Луи. Перелезайте через край и держитесь. Я возьму вас за запястья и опущу. Дельфина внизу ждет, она поймает вас, если упадете, так что не бойтесь.

Луи поступил, как ему было сказано, и краем глаза Эш увидел, что крысы подползают ближе. Принц висел над краем, и, заметив, как слаба его хватка, Эш немедленно схватил его за тонкие запястья. Они были странным на ощупь, мягкими и эластичными, кости под кожей походили на палочки, покрытые тонкой резиной. Эш боялся, что, если он сожмет их слишком сильно, они сломаются. Исследователь аккуратно опустил молодого человека. Увидев обращенное кверху лицо Луи, огромные выпученные глаза, отчетливо видимые вены, мышцы, сухожилия и зубы, он чуть не отшатнулся в шоке, но вдруг заметил жидкость, образовавшуюся в слезных протоках принца, когда тот увидел выражение ужаса на лице у исследователя.

Эшу стало стыдно. Он воспринимал Луи как уродца, как будут относиться к нему многие другие, если им удастся выбраться из Комрека.

Он впервые имел возможность рассмотреть уродство принца как следует – как он ненавидел себя за то, что, пусть даже и мысленно, произнес это слово, – маска вместо лица, яркие отражения огня, танцующие над контурами его тонкой, как калька, кожи. Луи изо всех сил пытался освободиться, он явно презирал, даже ненавидел себя. Эш чувствовал страдания принца, но только крепче сжимал его тонкие запястья.

Эш почувствовал, как кто-то бежит у него по спине, а затем перебирается ему на руку, используя его тело как своего рода лестницу. Он чувствовал, как другая крыса бежит у него по плечу с другой стороны, чтобы спуститься по руке, цепляясь острыми когтями, перейти с его кисти на тонкую голую руку Луи, рукав с которой соскользнул вниз.

– Дельфина! – крикнул Эш. – Лови Луи, если сможешь. Это не трудно – он легок как перышко! – Психолог пробиралась из своего убежища на углу крыши лифта. Она подняла фонарик, чтобы посмотреть вверх, и закричала, так как на нее упало с дюжину крыс. Но она не опустила руки, чтобы принять Луи, умудряясь при этом держать фонарь, зажав его в кулаке.

Эш наконец отпустил фигуру в накидке, и Дельфина приняла Луи в руки почти сразу же, поддерживая его, когда он оказался в ее объятиях.

– А теперь отойдите на угол! Оба. Я прыгаю к вам!

С липнущими к нему крысами, ощущая спиной палящий огонь, Эш скользнул через край дверного проема и упал на крышу лифта. Другие, меньшие существа бросались через край, как лемминги. Когда он с глухим стуком и сотрясением кабины, из-за которого Дельфина с Луи едва не потеряли равновесие, приземлился, на него посыпались испуганные крысы. Теряя опору, он отбивался от них, сбрасывая зверьков с крыши, а тех, казалось, устраивало соскользнуть через зазубренное отверстие вниз и исчезнуть в темноте.

Он перебрался к двум своим спутникам и увидел, что Дельфина по-прежнему крепко обнимает Луи. Фонарь она направляла в угол, чтобы не слепить Эша.

Эш тронул Луи за плечо.

– Простите, Луи, – тихо сказал он.

Луи обернулся: капюшон снова покрывал ему голову.

– Все в порядке, мистер Эш. Я понимаю.

Дельфина удивленно посмотрела на Эша, но тот только покачал головой. Хотя Луи неловко пробормотал слова, голос у него был настолько полон прощения – и настоящего понимания, – что Эшу хотелось повернуть к себе и обнять его хрупкую фигурку. Через что должен был пройти молодой человек за все эти годы? Некто, чье предназначение в том, чтобы его рассматривали, изучали, кололи, прикрепляли к нему электроды просто для того, чтобы узнать, как работает нервная система, как перемещается по телу кровь, как переваривается пища? И что будет с ним дальше, если они все-таки уцелеют и выберутся из замка? Дикая вакханалия СМИ, вопросы, задаваемые в парламенте, новые поношения принца Чарльза. Компрометация монархии.

Даже если они окажутся за пределами замка, Эш не сомневался, что небольшая армия охранников выследит их и при необходимости застрелит всех троих. Таким образом, не будет ни доказательств, ни свидетелей. Властям скажут, что Дельфина, юный отшельник и Дэвид Эш бесследно сгорели. И Кейт скажут то же самое.

Они слышали постоянные шлепки, с которыми из отверстия падали крысы; две из них горели на лету.

Языки пламени уже вырывались из дверного проема наверху.

– Нам придется пробираться через темницу, – сказал Эш. – Будем надеяться, что там не осталось гостеприимных встречающих. Дельфина, маленький фонарь, который я тебе давал, еще у тебя?

– В сумке.

– Включи его, а я возьму большой. Помни, что нужно держать диафрагму широко открытой. Сузишь луч, если понадобится сфокусированный свет.

С этими словами исследователь взял тяжелый «Мэглайт» и осветил им наклонную крышу лифта. Недолго думая, он скользнул с нее, чуть не потеряв контроль, пока падал. К счастью, это длилось недолго: через миг он уже полусидел на груде обломков, оставленных взрывом. Направив широкий луч вдоль коридора, он высветил выжженную стену и выбитые двери камер. К счастью, здесь было мало горючего материала, ибо взрыв уже выжег старые доски и вообще все, что могло воспламениться.

Запах был ужасный, и сажа и пыль вскоре покрыли не закрытую маской часть лица. Он где-то слышал, что иногда в центре взрыва разрушения бывают незначительными, поскольку основная сила взрыва вырывается наружу, поэтому, хотя он и стоял среди руин, все обстояло не так плохо, как он ожидал.

Он неуверенно повел фонарем вокруг и обнаружил рядом с собой дверной проем, дверь из которого была выдавлена взрывом внутрь небольшой камеры. Это была темница, где держали дочь Гитлера. Ему потребовалось сделать всего несколько шагов, чтобы пройти по засыпанному щебнем коридору и осветить «Мэглайтом» пустую комнату, скудная мебель в которой обратилась в пепел: обгоревших останков там не было. Он задался вопросом, что сталось с безумной старухой.

Отступив, он осветил мощным фонарем другой конец коридора, который почти терялся в облаке пыли и дыма, оставшихся после взрыва. Сердце у него екнуло, когда среди клубов дыма он различил движущиеся фигуры.

Конечно. Заключенные. По какой-то причине они перебрались в тот конец, возможно, намереваясь воспользоваться лестницей, чтобы сбежать из тюрьмы. Они, должно быть, вышли из своих камер, когда взрывная волна прокатилась по коридору и вверх по шахте лифта.

Сейчас он едва различал несколько фигур, медливших над чем-то темным, распластанным на земле. Но некоторые из смутно различимых лиц начали оборачиваться на новый источник света. Он услышал их тихий ропот, а затем тревожные крики. Они или боролись друг с другом, чтобы уйти, или паниковали при виде света, боясь возмездия. Он снова попытался разглядеть человека, лежавшего лицом вниз рядом со ступеньками, и, хотя опознать его было невозможно, Эш видел, что на нем не было обычного мешковатого халата, какие носили заключенные пациенты.

Эша посетила ужасная мысль: вдруг лежащее тело – явно мертвое – принадлежало кому-то, кто пришел сюда, чтобы открыть камеры и перевести пациентов в безопасное место, но заключенные сбили его с ног и убили? Эш содрогнулся. В любом случае, он не хотел больше оставаться в их компании. Пора было двигаться дальше.

Эш почувствовал на лице дуновение ветерка, который был достаточно силен, чтобы взъерошить его покрытые пылью волосы. Он нес сажу и запахи, оставленные взрывом, по направлению от него в дальний конец коридора, где суетились мелкие фигурки заключенных – растерянных, испуганных и опасных.

Но его интересовал противоположный конец подземного коридора и толстая деревянная дверь, всегда запертая, чуть было не ставшая для него смертельной ловушкой во время стычки со здешними сумасшедшими. Он посветил туда «Мэглайтом» и улыбнулся, увидев, что от двери почти ничего не осталось, только деревянные обломки валялись в туннеле дальше, а изогнутые железные петли висели, ничего не поддерживая.

С потолка потайного туннеля огромными слезами капала вода, стекая по мшистым стенам, словно в гроте. Откуда она бралась, он не знал, хотя догадывался, что здесь должна была иметься целая сеть трещин и щелей, проходящих сквозь скалы. На неровном полу виднелись широкие лужи, но основная масса воды текла узкими потоками по обе стороны прохода вдоль стен, следуя понижению туннеля, который, Эш чувствовал это, вел к большой морской пещере, расположенной на сотни футов ниже береговой линии.

– Дэвид? – донесся встревоженный голос Дельфины с крыши лифта. – Как ты там?

– Лучше не бывает, – ответил он. – Похоже, здесь есть выход. Помоги Луи спуститься, я его поймаю.

– А это не опасно?

Он еще раз осмотрел туннель, освещая его фонарем, установленным на максимально широкий угол. Грызуны вереницей пробирались по пологому полу прохода, который так терпеливо проложили и поддерживали контрабандисты и работорговцы несколько веков назад.

– Крысы, кажется, считают, что не опасно, – ответил он. – А у них, как я уже говорил, врожденная способность к выживанию. Надо идти, Дельфина, пока на нас не обрушился весь этот чертов замок. – И пока заключенные не заметили, куда мы направляемся.

Он услышал, как Луи скользит вниз по короткому, грубому металлическому желобу, и схватил его за ноги, как только они появились. Эш плавно опустил принца на землю и снова почувствовал, каким тот был маленьким и хрупким. Следователь боялся, что трудно будет провести сосланного принца по извилистому и скользкому туннелю контрабандистов.

И он даже думать не хотел о чудовищной паутине, которая, как он знал, лежала у них на пути.

Глава 92

Идти было тяжело. По нескольку раз каждый из них поскользнулся на влажном и склизком полу туннеля, усыпанном замшелыми камнями, которые упали с грубо прорубленного потолка. Местами рухнули целые отрезки, вынуждая их огибать кучи камней или карабкаться на них и спускаться.

Пару раз они поскальзывались все одновременно, особенно когда спуск становился круче. Эш с Дельфиной изо всех сил старались смягчить падение Луи. Но их усилия не всегда были успешными: один раз Луи упал так внезапно, что они не успели поймать его, но он никогда не кричал, хотя каменный пол, должно быть, больно ранил его нежную кожу. К счастью, его кашемировая мантия, какой бы легкой она ни была, спасала от худших передряг. В одном месте, на гладком и крутом склоне, не было никаких ступенек, так что все они заскользили вниз вместе. Дельфина ахнула, но Эш, который шел впереди, сумел развернуться и смягчить их падение, широко раскинув руки и поймав их обоих, прежде чем они столкнулись с каменным основанием.

Они шли дальше, приспустив маски, но дыша затхлым, спертым воздухом, который лишь изредка освежался дуновением соленого морского ветерка снизу. Через десять минут Луи стал все чаще спотыкаться, хватаясь рукой за стены, чтобы удержать равновесие.

– Думаю, нам надо передохнуть, Дэвид, – голос Дельфины звучал глухо и эхом отдавался в туннеле. – Луи совсем выдохся.

Эш не хотел останавливаться, но понимал, что она права. На каком-то этапе он, в конце концов, мог бы и понести принца, но нога у него все еще болела, и он решил по возможности оттянуть этот момент. Они дошли до нескольких неотесанных ступеней, и следователь дал знак, чтобы все на них присели.

– Ты права. – Он посмотрел на Дельфину, сидевшую на ступеньке позади него. Она казалась скорее усталой, чем испуганной. Ее лицо, с которого упал шарф-маска, выглядело чумазым и тревожным, на фоне грязной кожи белки глаз были подчеркнуто белыми. Она заметила, что он разглядывает ее, и улыбнулась так радостно, словно ее оставили все тревоги.

Луи сидел позади Дельфины. Эш потянулся назад и положил руку на его покрытое накидкой колено. Он не удивился, обнаружив, что Луи дрожит, и, хотя странное лицо принца было скрыто в тени капюшона, следователь знал, что оно выражает страх.

– Вы справитесь, Луи? – тихо спросил он, мягко потрепав молодого человека по колену, чтобы приободрить его.

– Конечно, мистер Эш, – ответил тот с решимостью в голосе.

– Пожалуйста, зовите меня Дэвид.

Что будет с монархией, когда откроется правда о Луи? Эш готов был оплакивать его. Бедный, несчастный сын, от которого отвернулись из страха перед общественным мнением.

– Дэвид, – сказала Дельфина, – я тут вдруг подумала… Подвинься, ладно?

Она переместилась на ступеньку ниже и села рядом с ним.

– Что? – машинально спросил Эш. Мысли у него еще витали где-то в другом месте.

– Что, если эта дорога не ведет в пещеру на берегу? Что, если лифт упал ниже уровня пещеры? – Она схватила его за руку.

– Туннель, конечно, не ведет в тупик, сквозняк для этого слишком сильный. Но в любом случае, разве у нас есть выбор? Мы не можем просто сидеть здесь; когда замок рухнет, он может разрушить и весь утес, на котором стоит, с нами вместе.

Он вздохнул, но не мог отвести взгляд от ее умоляющих глаз. Он решил, что теперь, вероятно, не лучшее время, чтобы рассказывать ей о массе паутин, перегораживавших туннель от стены до стены, от пола до потолка.

Между тем, мимо них шмыгали крысы, пробегая вниз по ступенькам бесконечной суетливой вереницей. Они, казалось, безумно спешили. Может быть, они знали что-то такое, чего не знал он.

Эш, Дельфина и Луи продолжили свой долгий, опасный спуск, снова закрыв масками лица, хотя уже привыкали к зловонию пещерной воды. Эш шел впереди, освещая туннель широким лучом «Мэглайта», за ним Луи, а последней Дельфина.

По пути им уже попалось несколько паутин, свисавших с потолка, пока еще тонких. Эш сметал их прочь длинной ручкой фонаря, а на душе у него становилось все тревожнее, ибо он знал, что ждет их впереди.

Даже теперь, спустившись гораздо ниже замка, они ощущали отдельные вибрации, сопровождавшиеся небольшими обрушениями пыли и камешков с потолка туннеля, это означало, что в здании над ними рушится горящая древесина, падает каменная кладка. Возможно, до того момента, когда вся эта громадина рухнет, оставалось совсем немного. Эш боялся, что если это произойдет, то зигзагообразный туннель, в котором они находились, будет разрушен страшным ударом. Тут и там провисающий свод туннеля поддерживали деревянные перекладины, а начинающие обрушаться стены подпирали толстые стойки, но эти опоры были древними, сгнившими в одних местах и согнувшимися от напряжения в других. Как долго смогут они сдерживать все увеличивающееся на них давление сверху?

Он делал все, чтобы Дельфина и Луи двигались как можно быстрее, но дорога становилась все труднее. Затем луч «Мэглайта» наткнулся на препятствие, которого он боялся больше всего. Перед ними висела огромная запутанная паутина, черная от вековой пыли и свалявшаяся в колтуны в тех местах, где с потолка капала вода.

– О Боже! – отшатнулась Дельфина.

Луи застыл как вкопанный.

Эш осветил фонарем всю отвратительную массу в поиске слабых мест, но черные переплетения казались прочными, как скалы, которые их окружали. Он смотрел на поток крыс, целеустремленно исчезавший в небольшое отверстие в паутине на уровне пола, но, насколько он знал, крысы не боятся пауков. Он сфокусировал луч света так, чтобы тот проник в огромную паутину как можно дальше. Там внутри по нитям в поисках пищи двигались какие-то существа, некоторые из которых были толстыми и луковицеобразными. У него мурашки побежали по телу, как будто твари с мохнатыми ногами на самом деле ползали по нему. Пауки поменьше тоже перемещались по массе переплетенных нитей, но вдали от больших, для которых они и сами могли бы послужить пищей. Он никогда не слышал о пауках-каннибалах, но никогда и не проходил через такую паутину, как эта.

Дельфина указала своим маленьким фонарем на кошмарный клубок перед ними.

– Мне здесь никак не пройти, Дэвид. Прости, п-прости, но у меня это просто не получится.

Эш повернулся к ней лицом.

– У нас нет выбора, Дельфина. – Он старался, чтобы его голос звучал спокойно и уверенно. – Это не может простираться далеко. – Откуда ему знать? – Мы будем на другой стороне за считаные секунды. Я буду прокладывать путь, а вы с Луи пойдете прямо за мной.

– Нет, Дэвид! – Она была в панике. – Эти огромные твари, похожие на крабов, – что это?

– Всего лишь пауки. Они не могут причинить тебе вреда, – добавил он.

– Ты этого не знаешь! Я никогда не видела таких здоровых пауков – откуда нам знать, на что они способны?

– Мы все равно не можем здесь оставаться – и назад идти не можем. Так что нам все равно придется пройти через это. Мы можем двигаться быстро. Нас защитит одежда.

– Говори за себя. На Луи только накидка, а я вообще в юбке. Ни у кого из нас нет перчаток. Почему мы не можем просто подождать здесь, пока это все не закончится?

Потолок содрогнулся и обрушил на них пыль и мелкие камешки, как будто вмешиваясь в разговор.

– Видишь? – Эш почти умолял. – В туннеле небезопасно. До сих пор нам везло, но если мы не уйдем отсюда… – Он не стал договаривать.

– Я – я не смогу!

Он услышал в ее голосе истеричные нотки и прижал ее к груди. «Мэглайт» освещал содрогающийся потолок.

– Дельфина, ты должна верить мне. Я проведу вас через это. И потом, мы можем использовать кое-какие хитрости.

Она подняла на него заплаканные глаза, отчаянные и не убежденные.

– Какие хитрости?

– Твои очки в сумке?

Вопрос смутил ее на секунду, затем она понимающе кивнула головой.

– Хорошо. Надень их для начала – они защитят глаза.

Дельфина порылась в своей маленькой кожаной наплечной сумочке и вытащила коричневый футляр для очков. Она быстро открыла его и достала очки в черной оправе.

Эш улыбнулся: вместо того чтобы придать ей строгости, очки, казалось, сделали ее еще более уязвимой.

– Ты пойдешь в середине, между мной и Луи. Если вы не против, Луи, – добавил он, озабоченно глядя на закутанную в мантию фигуру.

Луи кивнул, движение головы внутри капюшона было едва заметно.

– Конечно, – нервно пробормотал он.

– Прекрасно, мы пойдем плотно, – сказал Эш. – Это будет сэндвич с Дельфиной, да?

Она ответила неуверенной улыбкой.

– Но сначала… – Эш открыл замок своей видавшей виды наплечной сумки и вытащил пучок осветительных палочек. Три из них он дал Дельфине, она посмотрела на него выжидающе, Эш знал, что надо просто занять ее чем-то, по крайней мере, это поможет держать ее страх под контролем.

– Слушай, я хочу, чтобы ты надломила их и бросила в паутину как можно дальше. Давайте нагоним на этих чертовых пауков страху, а заодно осветим себе дорогу.

Сам он сделал именно то, о чем сказал Дельфине: надломил палочки, чтобы химикаты смешались и засветились разными цветами. Красный, ярко-зеленый, желтый – ослепительное сияние. Размахнувшись, он швырнул первую палочку как можно сильнее в запутанную массу. Дельфина последовала его примеру.

– Хорошо! – поощрил ее Эш. – Бросай их ближе к середине, чтобы у нас была дорожка!

Вскоре паутина засверкала, как рождественская елка. Она выглядела бы довольно мило, если бы не силуэты существ, беспорядочно удиравших через перепутанный шелковистый ужас.

Увидев эту картину, Дельфина снова с отвращением отшатнулась.

– Я не смогу! – крикнула она Эшу.

– Мы еще не закончили, – спокойно ответил он, освещая фонарем вереницу крыс, бежавших вдоль основания стены и бесстрашно проходивших через паутину.

Опустившись на колени, он схватил пробегавшего мимо него зверька за длинный хвост, поднял его, бьющегося и визжащего, в воздух на вытянутой руке и изо всех сил швырнул в середину паутины. Мгновенно остановившись, толстые черные силуэты начали вдруг быстро двигаться к запутавшемуся грызуну. У Эша не было никакого желания наблюдать за ожесточенным боем, развернувшимся между тремя огромными пауками и испуганным животным. Нападавшие пауки бросались вперед через сетку, ими же сотворенную, кусали грызуна и отступали, чтобы позволить другим выполнить тот же маневр. Он догадался, что укусы их были ядовиты.

Тем временем он поймал другую крысу, и, пока та протестовала и извивалась у него в руке, положил фонарь на мокрый пол туннеля, чтобы он светил прямо на других крыс, ослепляя их. Освободившейся рукой схватил еще одну крысу, на этот раз держа ее за загривок, чтобы избежать бешено скрежещущих зубов, а остальные разбежались. Он вскочил и бросил корчившееся животное глубоко в клубок, затем, по-прежнему держа крысу, схваченную первой, за облезлый хвост, широко размахнулся и запустил ею прямо в центр лихорадочной бури, которую уже вызвал внутри страшной баррикады.

Как бы сильно он ни заботился о Дельфине, он знал, что сейчас должен быть строгим с ней.

– Обхвати меня за талию, – приказал он, подтащив ее обратно с того места, куда она отступила. – Держись за меня крепче и натяни шарф на голову, постарайся закрыть как можно большую часть лица. Очки защитят тебе глаза, но главное – ни за что не отпускай меня, я буду твоим проводником.

Он подозвал Луи ближе.

– Луи, вы пойдете последним, держитесь как можно ближе к Дельфине. Возьмите у нее фонарь. Натяните шарф на нос, а капюшоном прикройте лицо. Помните, что вы крупнее пауков. – Эш большим пальцем указал на сражающихся тварей у себя за спиной.

Обернувшись, он немного раздвинул диафрагму «Мэглайта» и пододвинулся ближе к Дельфине.

– Помни, надо как можно плотнее прижиматься к моей спине. Это касается и вас, Луи, – держитесь как можно ближе к Дельфине. Если увидите, что к вам приближается одна из этих тварей, попробуйте ослепить ее светом.

Эш сунул руку под куртку и вытащил из ножен боевой нож. Глубоко вдохнув затхлый воздух подземелья, он натянул на лицо свою байкерскую балаклаву, а нож и фонарь выставил перед собой.

– Держитесь крепче, идем! – крикнул он напоследок и стал проталкиваться в огромную черную паутину.

Глава 93

Эш, размахивая ножом и фонарем с длинной ручкой, с трудом прокладывал путь через плотную массу. Он не сразу понял, как тяжело будет перерезать основные нити, образующие каркас паутины, потому что те, казалось, становились чем дальше, тем прочнее. Тем не менее, он пробивался, и его удары становились все отчаяннее. Продвижение было медленным, но он ни разу не приостановился. Он чувствовал, как дрожит Дельфина позади него, прижимаясь головой к его лопаткам, и мог только надеяться, что Луи держится к ней так же близко.

– Держитесь плотнее! – крикнул он, чтобы подбодрить их, меж тем как нити паутины попадали ему в глаза, заставляя все время щуриться. Что-то пробежало у него по голове, что-то слишком легкое, чтобы быть крысой. Он энергично потряс головой, но не был уверен, что сбросил это что-то со своих густых волос. Клочья паутины падали сверху, норовя приземлиться на голову и плечи, но он проталкивался дальше, прочищая глаза тыльной стороной руки, в которой держал нож.

Внезапно он увидел нечто чудовищное, несшееся прямо к его лицу, – большое существо с раздутым, бледным телом, безусловно, не крысу. Это был негостеприимный хозяин паутины – с сальной кожей, вроде бы мириадами глаз, сучащий четырьмя парами толстых волосатых ног. Он выглядел так, словно полон крови и готов лопнуть. Эш не был уверен, может ли паук видеть или чувствовать его, – ведь он, должно быть, провел большую часть своей жизни в полной темноте; или же множество глаз позволяют ему видеть в любых условиях? Эти мысли промелькнули у него в голове в один миг – и почти инстинктивно он ткнул лезвием ножа прямо в морду кошмарного существа, стряхивая его быстрым движением, чтобы нож оставался свободным и смертоносным. Он с отвращением посмотрел на жирную клейкую субстанцию, оставшуюся на зубчатом участке клинка.

– Похоже, скоро конец! – крикнул он, надеясь, что другие поверят его лжи. – Все идет хорошо!

Слева от него происходила неистовая драка, и он почувствовал, что Дельфина прижалась к нему еще крепче. Он рискнул бросить взгляд и увидел в лимонно-зеленом свечении палочки, как еще одна крыса сражается с двумя большими пауками и их сцепленные вместе тела опускаются через паутину. Он молча пожелал крысе удачи, решив, что предпочитает грызунов отталкивающим арахнидам.

Эш продолжал бить и резать, останавливаясь лишь затем, чтобы бросить пригоршню осветительных палочек. Пауков теперь выползало больше, чем он мог оттолкнуть в сторону или раздавить ногами. Он полез в карман за очередной порцией палочек, и у него упало сердце, когда пальцы ухватили воздух, – он понял, что палочки закончились. Путь впереди становился все темнее, несмотря на сильный луч фонаря, и на мгновение паутина показалась ему сплошной стеной, но он набросился на нее с еще большей свирепостью, меж тем как пауки продолжали хватать его когтями за голову и лицо. Нож проходил через сеть, как сквозь масло, но массивный «Мэглайт» стал легко запутываться, и ему приходилось постоянно его освобождать, замедляя ход. Слава Богу, что есть модафинил, подумал он, растаптывая нижние нити паутины, как будто это была просто высокая и густая трава.

Он посмотрел вниз и увидел, что одно из мерзких существ собирается вцепиться ему в ногу. Он с силой наступил на него и услышал тошнотворное хлюпанье, когда лопнуло его выпуклое тело. Из него брызнули грязно-зеленая жидкость и кровь.

Он почувствовал, как Дельфина вцепилась в него еще крепче.

– Держитесь, мы почти у цели! – снова крикнул он через плечо, и на этот раз его слова не были ложью, потому что он все сильнее чувствовал запах моря и, несмотря на паутину, ощущал дуновения соленого бриза, идущие прямо от волн. Он нанес еще один удар по клубку перед собой и с облегчением увидел, что паутина редеет, нити становятся менее запутанными.

– Эй, я думаю…

Коротко вскрикнув, Дельфина поскользнулась и упала, хватаясь за его ноги в тщетной попытке удержаться. Он повернулся, схватил ее за плечи и посмотрел на закутанную фигуру принца.

– Мы почти пришли, Луи! – крикнул он. – Вы сможете пройти здесь. Возьмите мой нож. Большинство пауков позади!

Молодой человек сделал так, как было ему сказано, и храбро погрузился в паутину, хотя, наверное, предпочел бы помочь Дельфине подняться на ноги.

Эш перенес все свое внимание на Дельфину.

– Ты как? – он уткнулся лбом в ее лоб.

– Я… прости меня, Дэвид. Один из них подполз ко мне, и у меня ноги подогнулись. Боже, у меня все поджилки трясутся!

Она попыталась сесть, и Эш увидел огромного паука в двух дюймах от ее вытянутой руки. Осторожно, стараясь не задеть ее, он опустил тяжелый и твердый «Мэглайт» вниз и раздавил тварь в лепешку. Дельфина вздрогнула от хрусткого звука и тотчас отвернулась.

Он быстро поднял ее на ноги, и Дельфина указала на что-то, ползшее по его открытой шее.

– Что там? – спросил он.

– Похоже на сороконожку, только плоская и отвратного серо-желтого оттенка, – ответила она, морщась.

Как только он это услышал, Эш почувствовал как по горлу топочет множество маленьких острых ножек. Лацканы старой полевой куртки, которая была на нем, и воротник которой он поднял, чтобы защитить шею, опустились в пылу борьбы с паутиной. Дельфина с выражением отвращения на чумазом, но решительном лице протянула руку и схватила насекомое. Эш почувствовал, как лапки сороконожки сопротивляются, цепляясь за его кожу, но после недолгих колебаний психолог ухватила причудливое существо крепче и сняла его с Эша, оставляя двойной ряд уколов на шее. Молясь, чтобы когти насекомого не были ядовиты, Дельфина отбросила хищную тварь подальше.

Эш положил руку ей на плечо и притянул ее как можно ближе к себе. Наклонив головы, они продолжали идти вперед по дороге, расчищенной Луи, лишь изредка проверяя, не появилось ли что-нибудь угрожающее у них на пути.

Паутина стала тонкой, и через несколько секунд они оказались на свободе. Это напоминало «рождение» бабочки из отвратительного кокона. Борьба заставила их обильно вспотеть, а теперь они словно попали в морозилку, где пот на коже мгновенно застывал.

Луи ждал в темноте в нескольких ярдах от паутины. Эш направил луч фонаря на Дельфину и осмотрел все ее тело с головы до пят. Голыми руками он снял всех сидевших на ней пауков и обрывки паутины, которые нашел, затем осторожно повернул ее спиной к себе. Спина была покрыта пауками, но, к счастью, не слишком крупными, и он быстро с ними расправился.

Эш передал фонарь Дельфине, и она осмотрела и очистила его от пауков. Когда она закончила, Эш сделал то, что он хотел сделать уже, казалось, целую вечность. Он обнял ее. Поднял ей подбородок и поцеловал ее в губы.

Отстранившись, он пристально посмотрел ей в глаза и сказал:

– Я люблю тебя, Дельфина.

Она бросилась к нему в объятия и осыпала поцелуями все лицо, не обращая внимания на то, что вся перепачкалась. Глаза у нее наполнились слезами, на этот раз от счастья, а не от страха.

– Я тоже люблю тебя, Дэвид, – нежно сказала она.

Они целовались, пока не вспомнили о третьем члене своей команды. Эш забрал длинный «Мэглайт» у Дельфины и направил свет на Луи.

Тот стоял неподвижно, невдалеке от них, чуть ниже по туннелю.

Словно парализованные, Эш и Дельфина в ужасе уставились на него.

Глава 94

«Везунчик» лорд Лукан неторопливо удалялся от горящего замка, держась в стороне от охваченных ужасом гостей, к которым присоединились паникующие охранники и обслуживающий персонал Комрека. Все они толкались, пытаясь выбраться из здания через одну из узких боковых дверей, выкрикивая грубые слова и проклятия.

Насколько ему было известно, в Комреке никогда не устраивали учебной пожарной тревоги, и к тому же он не хотел идти в толпе людей той породы, которых в замке принимали в качестве гостей. Он любил находиться среди людей своего круга. К несчастью, их с каждым сезоном становилось все меньше.

Многие из гостей мужского пола были завернуты в дорогие халаты или дрожали в шелковых пижамах, а немногие женщины накинули шубы прямо на ночное белье. Он сам был в изящном темно-синем пальто «Сэвил-Роу» с отделанными бархатом воротником и лацканами, надетом поверх столетней измятой пижамы и кардигана столь же почтенного возраста. Мерцающие отблески огня хорошо были видны, когда он приподнимался на носках редко обуваемых лакированных туфель. Лукан был свидетелем того, как один из охранников Комрека ударил прикладом ружья гостя, который возмущался, что его грубо выталкивали через пожарный выход. Человек упал как подкошенный и был тут же растоптан. Лукану удалось избежать такого рода опасностей, тихо пробираясь бочком вдоль стены.

Бегущие из Комрека вели себя так же недостойно, так же не по-джентльменски, решил он, как те, кто тонул на «Титанике». Огонь наступал на пятки, становился все ближе, а выход из вестибюля через стойку регистрации по офисному коридору был настолько узким, что люди вынужденно оказывались в страшной тесноте. В таких условиях порядок неизбежно нарушается, полагал он, и вскоре замещается стадным чувством.

По крайней мере, он, наконец, освободился из этого ада и дышал ночным морским воздухом, хотя и довольно прохладным. Он плотнее запахнул свой потертый кардиган, застегнул пальто и поднял воротник, защищая шею. Его длинные волосы были беспорядочно взъерошены сильным ветром, который мчался вдоль скал от бушующего моря.

Вместо того, чтобы обойти площадку и присоединиться к толпе гостей и сотрудников, которые спаслись из огня и теперь смотрели на пылающий замок, дрожа и не зная, что делать, он повернулся к променаду с видом на море, вдоль которого стоял ряд пушек и несколько скамеек на выбор. Когда он поднялся по лестнице на променад, яркая луна сияла, как новенькая серебряная монета.

Не успел он присесть, как двери замка, расположенные ниже уровня променада, распахнулись, извергнув из древнего здания большую группу мужчин в смокингах. Это, должно быть, были те самые важные персоны, что собирались в Комреке этим вечером. Он заметил, вытянув шею вперед и вбок, что их ведет странный паренек, которого звали то ли Мэйби, то ли Мэйсли. Они были взволнованы, но соблюдали порядок, не было сомнений, что это не паническое бегство, а организованное отступление. А почему бы и нет? Эти люди не боялись быть заживо сожженными: у них были свои собственные, особые пути эвакуации.

Они оживленно совещались со странным малышом Марсби, и никто из них не заметил сидевшего наверху Лукана. Некоторое время он слушал треск пожара в замке и смотрел на море в серебряных прожилках.

Потом он услышал другой шум: звук вертолета, прогревающего двигатель, а сразу же за ним приглушенные трубные звуки далеких сирен.

Ночь, подумал он, будет беспокойной.

Глава 95

– О, Луи… – почти простонала Дельфина.

Эш поймал ее за руку, прежде чем она бросилась к одинокой фигуре принца, ждавшего там, застыв, словно в шоке, боясь того, что может случиться, если он двинется.

Следователь взял у Дельфины фонарь, настроил его луч так, чтобы он стал шире и мягче, и снова направил его на изгнанного принца.

Пауки, большие и маленькие, покрывали его коричневую мантию, двое из них заползли на капюшон. Большинство из них были совершенно неподвижны, но некоторые ползали по худенькому телу принца. В правой руке он все еще держал боевой нож, который дал ему Эш.

Эш начал медленно подходить к нему, стараясь светить ровно и говорить спокойно своим вдруг ставшим сухим голосом.

– Луи, все будет хорошо. Просто оставайтесь там, где стоите и стойте очень, очень тихо.

Он чувствовал, что Дельфина идет рядом, слева от него. «Мэглайт» он держал в правой руке.

Идти плавно было непросто, пол был неровный и скользкий.

– Не нервничай, Дельфина, – прошептал он женщине-психологу, которая до сих пор не была полностью уверена, что на ней не осталось ни одного паука. Она прислушивалась к малейшему движению на одежде – и под нею. – Если ты бросишься к нему, он запаникует. – Эш чуть не поскользнулся, но сумел не упасть и не уронить фонарь. – Я не хочу, чтобы так случилось. – Он говорил тихо, почти шептал.

С ужасом они смотрели, как большой паук с двумя ядовитого вида клешнями на мохнатых лапах полз по ноге Луи и остановился у него на лодыжке.

Эш вздохнул с облегчением, когда молодой человек не отреагировал: он был как будто в трансе, охваченный страхом и не способный пошевелиться. В данных обстоятельствах это хорошо, подумал следователь, медленно приближаясь к принцу.

– Что будем делать? – прошептала Дельфина.

Эш поднял свободную руку, чтобы остановить ее.

– Прежде всего, давай посмотрим, так ли все плохо на самом деле, – так же тихо ответил он. Она посмотрела на него, сбитая с толку.

Но быстро поняла, что он имеет в виду.

Теперь они находились очень близко к неподвижной закутанной фигуре, но Эш стал обходить Луи по широкому кругу, ни на секунду не переставая освещать его фигуру. Принц по-прежнему оставался неподвижным. Дельфина опасалась, что Луи в любой миг может потерять самообладание, возможно, начнет стряхивать с себя пауков, а может быть, повернется и бросится с криками бежать вниз по темному, казавшемуся бесконечным туннелю. Она последовала по кругу за Эшем, гадая, какую тактику он выбрал.

– Не стоит подходить слишком близко, мы же не хотим их возбудить, – совсем тихо прошептал Эш идущей за ним по пятам Дельфине.

– О Господи!

Теперь они уже были за спиной у Луи, и если спереди на нем находилось несколько видов существ, неподвижных или ползавших по нему, то сзади его мантия была покрыта пауками всех форм и размеров, и двое из них были необыкновенными серо-белыми монстрами с заметно выступающими синими венами под тонкой кожей раздутых животов.

Поскольку Луи прикрывал их с тыла, когда они пробивались через гигантскую паутину, к его незащищенной спине прицепилось множество пауков самых разных видов и размеров. Эша внезапно посетило неуместное в данных обстоятельствах озарение относительно их экосистемы: учитывая то, что летающих насекомых в туннеле было мало, эти пауки наверняка ели друг друга, более крупные, очевидно, поглощали маленьких. Как бы в подтверждение правильности его догадки один паук побольше подманил меньшего, обездвижил его, а затем сразу же перешел к его пожиранию, не заворачивая в шелковистый кокон, чтобы съесть позже.

От этого зрелища его затошнило, но не сильнее, чем от количества отвратительных существ, ползавших по спине у Луи.

– Боже, Дэвид, что же нам делать? – снова послышался настойчивый шепот Дельфины.

У него уже был план, но требовалось время, чтобы обойти вокруг Луи и оценить проблему.

– Луи, – тихо сказал он. – Слушайте меня, но пока не двигайтесь. Сначала отдайте мне нож. – Молодой человек повиновался, и Эш вернул нож в ножны. – Теперь я уберу паука с вашей лодыжки. Не беспокойтесь, я просто стряхну его. Вы ничего не почувствуете.

Эш очень на это надеялся.

Медленно и осторожно обойдя Луи, он опустился на колени к его ногам. Всего один щелчок, сказал он сам себе с какой-то мрачной дерзостью, учитывая, кем на самом деле был молодой человек.

Без колебания, точно и уверенно, он с силой ударил фонарем по существу, сидевшему сейчас на подъеме у принца, и отбросил его прочь, прежде чем оно смогло что-то сделать. Когда тварь неловко приземлилась на спину, перебирая в воздухе жирными, мохнатыми ногами, Дельфина ловко поставила низкий каблук своего сапога на барахтающегося паука и с усилием на него надавила. Убрав ногу из клейкой массы, оставшейся от паука на сыром полу туннеля, она вытерла подошву сапога о небольшой скалистый выступ. Эш был поражен ее спокойствием.

Он встал и внимательно осмотрел капюшон. Говоря, он старался не обращать внимания на ощетинившегося паука, сидевшего на ткани в нескольких дюймах от незащищенной щеки Луи.

– Луи… – начал он спокойно и доверительно. – Луи, на вашей мантии нет пояса, она застегивается изнутри?

Эш чувствовал удивление и смущение, испытываемые под капюшоном.

– Я спрашиваю серьезно, Луи. Можете ответить мне быстро?

За молодого человека ответила охваченная любопытством Дельфина.

– Она застегивается сверху донизу на кнопки. Луи сам захотел, чтобы было сделано именно так – не слишком по-монашески.

– Их много?

– Кнопок? Нет, всего несколько штук, заканчиваются у колен. Подол должен был достигать пола, но, опять же, Луи не хотел, чтобы он ограничивал ширину шага.

– Она сидит свободно? Выглядит именно так.

– Да.

– Хорошо. Это может оказаться нашим преимуществом. Но действовать надо быстро. Эти существа на ткани пока, по-моему, растеряны, но, кажется, начинают приходить в себя. Из равновесия их может вывести что угодно. Нельзя, чтобы они забрались внутрь.

Дельфину бросило в дрожь, когда она поняла, что Эш собирается предпринять.

– Отойди в сторону, – сказал он, решительно на нее посмотрев. – Хорошо, Луи. Теперь наклонитесь вперед.

Капюшон склонился вперед на дюйм.

– Медленно, – продолжал Эш. – Просто наклонитесь немного. Это не очень-то величественно, – его поразила мысль, что он говорит с членом королевской семьи, – но так надо. Постарайтесь оставаться спокойным, когда наклонитесь, все остальное предоставьте мне. Я собираюсь очень быстро поднять подол мантии вверх и закинуть его вам за голову, надеюсь таким образом поймать этих мелких гаденышей в ловушку.

Он намеренно употребил слово «мелких».

– Ну, готовы?

Тонкая фигура, которая казалась больше из-за свободной, объемной мантии, медленно наклонилась вперед.

– Прекрасно, достаточно, – сказал Эш, стараясь казаться уверенным и осторожно двигаясь вокруг Луи, чтобы не испугать пауков, которые, как он заметил, стали проявлять признаки беспокойства.

– Я сосчитаю до трех, Луи, и сдерну с вас мантию. С теми, что останутся, мы легко разделаемся.

Установив «Мэглайт» на максимально концентрированный луч, такой яркий, что было трудно смотреть на него прямо, он протянул руку и отдал фонарь Дельфине.

– Держи его так, чтобы он светил в пол, затем, когда я скажу «два», направь его прямо на мантию – подержи секунду-другую, надеюсь, он ослепит этих чертовых тварей. Помни, они привыкли жить в темноте.

Она взяла фонарь и кивнула. Ее била крупная дрожь.

– Опусти его! – прошипел он и указал на грубое дно туннеля, потому что она нервничала и забыла о том, что он ей сказал. – Готова? Счет «два» для тебя, «три» для меня.

Эш вытер потные ладони о брюки.

– Ну, начали. Раз-два-три!

С широко расставленными руками он присел на корточки, чтобы захватить подол мантии, одним быстрым движением поднял легкую ткань и встал, протянув одежду поверх головы Луи, сняв ее полностью, вместе с капюшоном. Оставив накидку вывернутой наизнанку, он изо всех сил бросил ее обратно в огромную паутину. Пауков, выпавших от резкого сотрясения, Эш раздавил.

Темный сверток повис криво, но крепко застрял в паутине.

Дельфина бросилась вперед, чтобы обнять Луи – теперь почти обнаженного, если не считать белых шорт и мягких спортивных туфель.

– Мы не закончили. – Он кивком указал ей на Луи, на прозрачной коже которого еще оставалось несколько черных существ. Дельфина резко вздохнула, прижав руку к губам. Эш схватил у нее фонарь и руками снял ослепленных пауков с тела молодого принца так аккуратно, как только мог. Это не заняло много времени, и исследователь был очень рад, когда все закончилось.

Правда, не совсем.

Эш посмотрел вниз на белые боксерские шорты Луи и нахмурился.

– Мне жаль, но это тоже надо снять, Луи.

– Но…

Он остановил Дельфину взглядом.

– Вы можете обвязать бедра моим шарфом, – сказала она, сочувствуя стеснительности и ранимости своего пациента и друга.

Эш снял свою полевую куртку с длинными полами и помог Луи надеть ее. Тот с улыбкой поблагодарил исследователя, хотя материал, должно быть, был для него слишком грубым. Между тем Дельфина сделала что-то хитрое со своим шарфом, превратив его в саронг, который прикрыл голые ноги Луи. Эш осветил лучом «Мэглайта» спускающийся вниз туннель.

Он попытался вспомнить, сколько еще им надо пройти, но все было как в тумане. Выход не может быть слишком далеко, верно? Вряд ли он забрался далеко от входа в пещеру, когда был здесь раньше.

Дельфина обняла Луи, поддерживая его. Принц был совершенно обессилен и дрожал – на этой стороне паутины царил почти штормовой ветер, направляющийся вверх по туннелю от большой нижней пещеры. По крайней мере, воздух с запахом моря был освежающим.

– Мы будем держать Луи между нами, – сказал он Дельфине. – Возьми его под левую руку, а я возьму под правую, чтобы освещать путь широким лучом фонаря. Дельфина, а ты можешь взять маленький фонарь и светить нам под ноги, чтобы мы видели, куда наступаем.

Холод заставил его содрогнуться. Луи, должно быть, по-настоящему мерзнет в одной моей потертой куртке, от холода в ней не укрыться, подумал он.

– Нам еще далеко, Дэвид? – спросила Дельфина, больше беспокоясь о Луи, хотя промозглый холод и ее пробирал до костей.

– Я – хм… Не думаю. Не могу вспомнить.

– А такие страшные сюрпризы еще будут?

Он покачал головой и сделал паузу. Быть может, подумал он.

– Пошли, – сказал он вслух, – пора наконец выбираться отсюда.

Глава 96

Как и все остальные гости Комрека, Петра и Питер в тот день сидели у себя в апартаментах. Он прокрался к ней в комнату, принеся с собой очередную порцию наркотиков, полученных от подкупленного охранника, который регулярно снабжал его «дурью». Охранник нервничал, потому что знал: если его поймают на этом деле, он будет казнен, а его тело бросят в печи замка, по этому поводу у бывшего военного не было никаких иллюзий, так что Питер был вынужден платить очень дорого, чтобы заинтересовать его.

В люксе у сестры они провели остаток дня, намереваясь остаться там и на всю ночь, лежа голыми в кровати с балдахином и разжигая наркотиками любовную страсть, сильную, как никогда прежде, после длительного вынужденного воздержания. К вечеру они были в приятной дымке, в которой болтали, снова исследовали тела друг друга, пребывая в глубоком наркотическом угаре, и прикончили последнюю дозу кокаина, которую Петра привезла с собой в Комрек в модифицированном ингаляторе для астматиков. За это время они увлажнили пересохшие глотки тремя бутылками «Шабли», которые Петра выкрала в баре одной из пустых гостиных.

В какой-то миг им показалось, что они слышат отдаленный топот и что кто-то стучит в дверь спальни и кричит какие-то непонятные слова. Во всяком случае, это их рассмешило. Вместе, в объятиях друг друга, они мирно задремали, а затем попали в восхитительные места, где сны были реальностью, а все остальное было фантастикой. В таком бессмысленном, сомлевшем состоянии они пребывали до самой ночи, и приглушенные взрывы мало что для них значили. Даже сильнейший взрыв, сотрясший спальню, не произвел никакого эффекта, лишь слегка нарушил их глубокий сон, заставив Питера перевернуться в кровати и закрыть уши подушкой.

Петру разбудил дым, просочившийся под дверь. В ее сюрреалистическом сне наяву черный дым стал демонами с огромными черными, раскосыми глазами, волосатыми хоботами вместо носов и острыми когтями вместо рук. Окружив кровать, они смотрели на нее и на ее спящего любовника. Они лукаво улыбались, с толстых губ капала слюна, взгляды у них становились все похотливее, скрюченные когти тянулись к ее обнаженной груди, словно хотели к ней прикоснуться. Однако эти монстры были сотканы из дыма и не могли реально соприкоснуться с ее голой плотью.

Остатки соображения, которыми она еще располагала, подсказали ей, что, хотя демоны были мнимыми, дым был достаточно реален. Ибо от него першило в горле и резало глаза.

Она подумала, что где-то в замке она слышит крик. Потом еще один. И в комнате становилось слишком жарко.

– Питер! – закричала она, отчаянно тряся его за плечо.

Он шевелился, но не просыпался.

– Питер! – теперь она просто вопила, и он наполовину пришел в себя. Инстинкту выживания удалось прорваться в помраченный разум. Он сел на кровати, затуманенным взором наблюдая за клубящимся дымом. Спальня была раскалена.

– О, черт, – прохрипел он, – замок горит! – Он повернулся к сестре. – Почему никто не пришел за нами? Почему не слышно пожарной сигнализации?

– Может, не работает, – неуверенно сказала она.

Он быстро осмотрел дверь, дым в щели которой теперь так и валил.

– Боже, Боже мой! – Его глаза метнулись к окну, и пристальный взгляд Петры последовал за ними.

– Почему на них решетки, мать твою?! – заорал он, как будто в этом была ее вина.

– Ты сам говорил, что так надо. Чтобы никто не выбрался.

– Или не выбросился! – Он понял, что решетки в данном случае предназначались для нее: она уже дважды пыталась покончить с собой.

Он вскочил с кровати, таща за собой постельное белье, оставив сестру ничем не прикрытой. На мгновение у него закружилась голова, и он потянулся к спинке кровати, чтобы не упасть.

– Что ты собираешься делать? – простонала Петра, поджав ноги и обхватив колени руками.

– Хочу посмотреть, можно ли отсюда выбраться! – рявкнул он через плечо, шаркая к двери и придерживая волочащуюся простыню у пояса.

– Нет, Питер. Не ходи туда! Это слишком опасно!

– Но мы же не можем здесь оставаться, черт возьми!

Он редко так сердито кричал на нее. Петра услышала панику в его голосе. Он боялся за них обоих. Он положил руку на медную дверную ручку и тут же отдернул ее.

– Горячая! – крикнул он, отпрянув назад. Но другого выхода отсюда нет, сказал ему возбужденный разум. Он обернул руку простыней и снова потянулся к дверной ручке.

– Нет, Питер, нет!

Но было слишком поздно. Как только он распахнул дверь, пламя схватило его красно-золотыми когтями, а постельное белье вспыхнуло почти сразу. Затем оно раздулось, и бегущие языки огня поглотили его полностью.

С горящими волосами, пузырящейся кожей, обожженный и брызжущий соками уходящей жизни, он повернулся к своей голой, плачущей сестре, застывшей на кровати с балдахином. Странно, но, может быть, потому, что ум у нее все еще был задурманен наркотиками, она по-прежнему видела его бледно-голубые глаза сквозь огонь, плескавшийся вокруг его тела. Он все еще смотрел прямо на нее. Рот у него был открыт, и она была уверена, что, прежде чем начать глотать огонь, Питер позвал ее по имени.

Его пылающие руки, местами кроваво-красные, а кое-где уже почерневшие, потянулись к ней, к единственному человеку, кого он по-настоящему любил и который знал все его секреты, как он знал ее. Шатаясь, он двинулся к кровати, и Петра поняла, чего хочет ее любимый брат.

Питер жаждал ее утешения, ибо она была всем, что у него когда-либо было.

И она не отшатнулась. Она, напротив, раскрыла ему объятия, как делает мать, чтобы успокоить поранившегося ребенка. Тогда, словно огненный шар с размытым и почерневшим образом какого-то существа внутри, которое могло когда-то быть человеком, он рухнул на свою сестру.

И, крича от боли, Петра обвила брата руками. А потом, плотно прижавшись к нему, и ногами.

Глава 97

– Я бы с удовольствием пристрелил парня, который написал все эти чертовы книги ужасов о крысах, – устало сказал Эш.

– Зачем же ты тогда их читал? – Дельфина говорила вымученно бодрым тоном, видимо, ради Луи, решил Эш, когда все трое остановились на краю большой пещеры.

– Думал, интересно.

Луи, все еще зажатый между Эшем и Дельфиной, задрожал сильнее, когда увидел, что простирается перед ними.

– А на самом деле?

Эш понимал, что она затеяла этот разговор, чтобы скрыть свою тревогу.

– Ну, – ответил он, – местами. Но многовато информации о том, на что способны крысы, особенно когда возбуждены.

Они оставили позади себя гигантскую паутину и, к их большому облегчению, после нескольких зигзагообразных поворотов туннеля без дальнейших злоключений оказались наконец перед скользкой каменной лестницей, ведшей к прибрежной пещере. Дельфина сморщила нос от отвратительного кислого запаха, который появился у них на пути, прежде чем они добрались до последней ступени.

– Это помет летучих мышей, – объяснил Эш. – А сами по себе они безобидны. Да и, наверное, охотятся снаружи. На насекомых, не на людей, – быстро добавил он. – Вампиров здесь нет.

Однако теперь, когда они стояли на последней ступени, Эш обозревал пещеру с ужасом. Ибо это было место, которое грызуны выбрали своим убежищем, инстинктивно догадываясь, что прилив вымывает все из наружной пещеры, а волны слишком сильны, чтобы маленькие зверьки могли справиться с ними. Неприятный сюрприз, которого опасался Эш, материализовался: крысы – а их там были тысячи – заполнили пространство перед ними, пережидая шторм и загораживая им дорогу.

В основном они вели себя спокойно, но из-за недостатка места некоторые огрызались на тех, что пытались через них перелезть. Они издавали пищащие звуки, как играющие дети, но вскоре шум утих, и грязные, взъерошенные животные улеглись на ночь. Вскоре, однако, они захотят есть, а из еды у них на выбор были только трое двуногих.

– Что будем делать, Дэвид? – тихо прошептала Дельфина, чтобы не побеспокоить море грызунов, заполнивших их путь вперед.

Луи оглянулся на исследователя, словно ожидая, что тот немедленно выдаст решение новой проблемы. У него был совершенно сумасшедший вид: фигура в оливково-зеленой полевой куртке Эша, с торчащими из-под нее ногами-палочками, внутри которых виднелись тени костей. Он отчаянно дрожал, и Эш, которого тоже била дрожь, горячо надеялся, что шоковое состояние принца не выльется в эпилептический припадок.

– Единственный путь – вперед, – решительно ответил Эш. – Видели когда-нибудь фильм Хичкока «Птицы»?

Луи выглядел смущенным, но Дельфина сразу же кивнула головой.

– Помните сцену в конце?

На этот раз Дельфина не отреагировала.

– Великолепная сцена, – продолжил Эш. – Герой открывает входную дверь в дом своей матери. Это отличный кадр, полный успокоившихся птиц, город неподалеку, а чайки и вороны занимают все видимое пространство. У героя нет другого выхода, кроме как увезти свою семью и подругу подальше, пока птицы не напали снова. Он полон напряжения, потому что хотя противники – птицы, – по всей видимости, на данный момент спят, но угроза по-прежнему идет с ним шаг в шаг.

– Дэвид… – Дельфина тревожилась и была нетерпелива.

– Хорошо. Итак, герой забирает свою мать, подругу и девочку – свою племянницу, кажется, – и проводит их мимо птиц к ожидающей их машине. Они садятся в автомобиль и очень осторожно трогаются, ожидая, что в любой миг будут атакованы.

Он замолчал.

– И что с ними случилось? – заинтересованно спросила Дельфина.

Эш пожал плечами.

– Не знаю. Дальше шли титры.

– Это не смешно, Дэвид, – проворчала Дельфина. – Что мы теперь предпримем? Сколько времени может пройти, прежде чем они обратят на нас внимание?

Хотел бы я знать, подумал Эш.

Несколько грызунов равнодушно смотрели в их сторону. Большинство из них сидели, по-видимому, на данное время вполне довольные. Но Эш чувствовал наполняющие воздух вибрации агрессии, которые могут вылиться ежесекудно в открытое нападение.

Отвечая Дельфине, Эш тихо сказал:

– Сделаем то же, что сделали персонажи фильма, только без автомобиля: мы просто пройдем через них. Если, конечно, у вас нет более эффективного плана.

Дельфина не могла ничего придумать, поэтому еще раз согласно кивнула, но на этот раз с громким вздохом. Эш обхватил рукой Луи и притянул к себе женщину-психолога, и та с готовностью откликнулась, нуждаясь в его поддержке и стремясь обрести его решимость.

Что касается Эша, он крепко обнимал ее, зарывшись лицом ей в волосы. Он не хотел потерять ее. Он не хотел потерять эту женщину, которую любил и которая, он в этом не сомневался, тоже любила его. Память о прошлых страданиях и трагедиях он перенес в самый дальний уголок сознания, чтобы случайно не навлечь на нее опасность. Он не позволит никому и ничему отнять ее у него. Эш поцеловал ее в щеку и губами почувствовал вкус слезинки, вытекшей у нее из глаза.

– Я обещаю, что мы пройдем через это вместе. Ты, я и Луи. Мы прошли долгий, трудный путь, и это последнее препятствие между нами и морской пещерой. Просто верь мне, хорошо?

Губы у нее дрожали, и улыбка получилась неубедительной, хотя она и очень старалась.

– Конечно, я верю тебе, Дэвид. Ты же знаешь.

– Хорошо. Мне необходима твоя поддержка.

Он неохотно отпустил ее и посмотрел на Луи, на необычном лице которого трудно было что-либо прочитать.

– Я тоже верю вам, мистер Эш, – сказал он своим странным, высоким и мелодичным голосом. – Я сделаю все, как вы скажете, сэр.

Мистер Эш? Сэр? О Боже, подумал исследователь, Луи и в самом деле королевских кровей.

– Я уже говорил – как насчет того, чтобы звать меня просто Дэвид? – с улыбкой сказал Эш. Это был единственный ответ, который он смог придумать.

– Хорошо… Дэвид.

– Так-то лучше. – Эш понял, что нужно двигаться. Было очень холодно, и ветер, дувший с моря, резко свистел в туннеле на другой стороне пещеры. Даже если крысы не тронут их, он не был уверен, что Луи сможет пережить ночь в таких условиях. Он вспомнил узкий проход, который ему пришлось преодолеть, чтобы добраться до этого места, где они находились сейчас; его скалистый, низкий, нависший потолок. Могло случиться так, что из-за взрывов в замке грунт осел еще больше или даже случился камнепад, преградивший и без того узкий проход. Что ж, они разберутся и с этой проблемой, когда с ней столкнутся. Но пока главной опасностью оставались крысы.

Он жестом подозвал Дельфину и Луи ближе.

– Итак, мы сейчас команда и должны все вместе осторожно идти через толпу крыс, как если бы они были загорающими на пляже. Они не нападут первыми, если мы не спровоцируем их, наступив на хвост или на лапу. Если какая-нибудь вскочит сама по себе, постарайтесь не обращать на нее внимание. Оттолкните ее ногой, но не бросайте вызов всем сразу. Разбирайтесь с каждой отдельно.

Эш посмотрел прямо на Луи и понял, что больше не замечает его прозрачности.

– Луи, а вас я перенесу.

Он поднял руку, отметая все протесты.

– У тебя гемофилия, Луи, – вставила Дельфина. – Если тебя укусит крыса, мы не сможем остановить кровотечение.

Луи увидел в этом смысл, пусть даже и не хотел быть обузой. Он кивнул в знак согласия.

– У вас есть выбор, – добродушно сказал Эш. – Я могу нести вас на руках, на плече, как пожарник, или на закорках. Решайте.

– На закорках, – быстро ответил принц, снова напомнив Эшу скорее возбужденного мальчика, чем человека, приближающегося к тридцати.

– Вот и прекрасно. Дельфина может нести большой фонарь, чтобы освещать нам путь, а вы можете держать меньший для дополнительного света. – Он внимательно посмотрел на обоих. – А если увидите особенно неприятный экземпляр с жаждой крови в глазах, светите на него оба – концентрированным лучом, Дельфина, – и старайтесь ослепить его. Они могут убежать или оказаться загипнотизированными, что угодно, для нас главное, чтобы мы могли продолжать идти. – Он повернулся спиной к Луи и передал «Мэглайт» Дельфине. Слегка согнув колени и разведя в стороны локти, Эш сказал Луи: – Прыгайте на борт. Убедитесь, что сидите прочно, и светите немного вперед, чтобы мы с Дельфиной видели, куда ставим ноги.

С этими словами исследователь сделал один пробный шаг от каменной лестницы, подождал, чтобы убедиться, не вызвало ли это движение шевеление среди до сих пор пассивных грызунов, и когда этого не произошло, сделал следующий шаг.

Вскоре они сравнительно легко преодолели полпути через каверну. Грызуны очень хорошо знали, что кто-то идет, но, за исключением некоторых, присевших и нюхавших воздух, пахнувший пометом летучих мышей, они только визжали, но не делали ничего, чтобы задержать людей. Эш украдкой бросил взгляд на неровный каменный потолок. Несколько едва различимых летучих мышей были видны по краям. Но как только он снова посмотрел вниз, то услышал звуки, исходившие из меньшего туннеля на другой стороне пещеры.

Вдруг все крысы задрожали как одна и тоже посмотрели в сторону выхода. Эш почувствовал нарастающее напряжение, как будто в высокой пещере резонировал гул от электрического тока.

Шум становился все громче, как от приближающегося поезда метро, а затем тысячи черных и коричневых летучих млекопитающих ворвались через отверстие, возвращаясь с ночной охоты. Визг и писк, издаваемые летучими мышами и испуганными крысами, заполняли помещение эхом, а акустика пещеры усиливала шум в несколько раз.

Немедленно началась битва: летучие твари снова и снова набрасывались на злоумышленников, посягнувших на их территорию, меж тем как крысы бросались на летучих мышей, хватая некоторых из них, скорее случайно, чем благодаря мастерству, и их полчища разрывали упавших млекопитающих на куски, но разъяренные летучие мыши пикировали сверху, перерезая крысам глотки своими смертоносными клыками.

В этом хаосе Эш увидел, что Дельфина застыла в глубоком шоке, и был вынужден закричать, чтобы она пришла в себя.

– Отверстие, Дельфина! Пробирайся туда, откуда они прилетели!

Все еще с Луи на спине – Эшу случалось носить рюкзаки тяжелее него – он слегка толкнул локтем Дельфину, чтобы вывести ее из ступора. Она взглянула на него и наконец поняла, чего он от нее хочет. Она сосредоточила взгляд на черной дыре, откуда изверглись летучие твари, и начала к ней пробираться.

– Вряд ли их там осталось много. Когда они прекратят вылетать, мы вылезем! – Эш поторапливал Дельфину, пиная любую крысу, которая смотрела на него слишком долго. Тем не менее он почувствовал несколько укусов, пронзивших его плоть через брюки.

– Луи, прижмите голову к моей спине! – крикнул он через плечо. Принц, который отбивался от летучих мышей металлическим фонарем, повиновался. Группа крыс разбежалась при их приближении, и открылись разбросанные белые кости, которые Эш видел во время своей первой вылазки в пещеру внутри утеса. Он заметил, что Дельфина остановилась в шоке, столкнувшись с человеческими черепами.

Но ее быстро отвлекла летучая мышь, запутавшаяся у нее в волосах. С визгом она потянулась назад свободной рукой и попыталась сбросить бьющееся животное. Жест был безнадежен, потому что чем больше маленькое существо барахталось, тем сильнее запутывалось в пышных черных локонах Дельфины.

Находясь в двух шагах позади нее, с Луи, отчаянно цеплявшимся за его спину, Эш подался вперед и схватил жесткий, бешено трепещущий меховой комок, чувствуя, как ломаются в его пальцах тонкие кости животного. Исследователь выдернул мышь вместе с прядью волос Дельфины. Визг летучей мыши был настолько тонким и высоким, что он затерялся в общей какофонии, но ощущение ломающихся крошечных костей осталось с Эшем.

Дельфина повернулась к нему лицом, и он увидел, что она изо всех сил старается подавить слезы страха или боли – или того и другого. Однако времени для объятий и выражения сочувствия у них не было.

– Беги! – закричал он ей. – Просто беги, не обращая ни на что внимания. Мы почти у цели!

Так они и сделали, отмахиваясь от возбужденных, мстительных крылатых и четвероногих зверьков. Некоторые крысы переключили внимание на странных хлопающих крыльями противников, иметь дело с которыми было легче, чем с большими людьми, пробирающимися через помещение. Но некоторые крысы, посмелее, подскакивали и вцеплялись в одежду Эша и Дельфины, большинство повреждали только материю, хотя некоторые царапины и укусы достигали цели.

Эш с гордостью смотрел, как Дельфина, которая, казалось, как-то осмелела и даже разозлилась, пинала животных, отбрасывая их со своего пути. Ему стало легче идти, хотя он, как и раньше, был обременен молодым человеком на спине. После двух минут, которые больше походили на два часа, все трое достигли отверстия, которое к этому времени, к счастью, освободилось от летучих мышей.

Эш мягко опустил Луи спиной ко входу, закрывая его от крыс собственным телом. Дельфина распласталась на скале по другую сторону отверстия. Эшу опять пришлось кричать, перекрывая кошмарный шум.

– Дельфина! Ты идешь… – он остановился, увидев крылатое существо, летевшее прямо на него. Эш инстинктивно выбросил кулак, сбив летучую мышь на землю; она лежала, подергиваясь, и тут подскочили две крысы и разорвали ее на части.

Эш продолжал, перекрывая шум сражающихся тварей.

– Ты идешь первой, Дельфина. В одном месте потолок опускается очень низко, но ты легко пролезешь. Так ты доберешься до большой прибрежной пещеры. – Он вспомнил, как лесничий, Йонас Маккевин, сказал, что если погода снаружи плохая, то летучие мыши не вылезают из пещеры. Поскольку утро еще не наступило, а летучие мыши уже вернулись обратно в свое безопасное убежище, Эш решил, что они, должно быть, были застигнуты внезапным штормом.

– Луи, держитесь позади Дельфины. Я буду прикрывать тыл. – Он повернулся к женщине-психологу. – Сфокусируй луч до предела. Если попадутся отставшие летучие мыши, ослепляй их.

– Разве они не слепые? – прокричала Дельфина, которой ужасно хотелось покинуть огромную пещеру.

Эш покачал головой.

– Вовсе нет, это миф. Но если хотят ослепнуть, мы им поможем: для этого мы и пойдем вереницей.

Он взял маленький фонарь у принца и одарил его веселой и обнадеживающей улыбкой, несмотря на безумие ситуации, в которой они находились.

– Ну, идем. Дельфина, я думаю, погода сегодня неважная, так что не жди, что пещера окажется домом родным.

Она забралась внутрь, размахивая перед собой лучом фонаря. Луи и Эш быстро последовали за ней, так же страстно, как и Дельфина, желая как можно скорее убраться из пещеры. Психолог вскоре достигла точки, в которой туннель опускался ниже всего, и заставила себя улечься на живот, пытаясь не задеть двух маленьких крабов, что ей удалось. Они заковыляли от нее бочком своей смешной, но жуткой походкой. И тогда воздух, мчавшийся по проходу во внутреннюю пещеру, наполнился приветственным шумом волн, и Эш вдохнул сильный соленый запах моря.

Ползшая впереди Дельфина повернула голову и крикнула через плечо:

– Мы пришли! Мы в пещере!

Эш улыбнулся. Слава Богу! От липкого ила, через который им пришлось пролезть, и неотделимого от него зловония его снова затошнило, как и утром.

– Вы слышали, Луи? – окликнул он принца. – Мы почти пришли. Но будьте осторожней, выходя в пещеру, – похоже, на море штормит.

Луи ничего не ответил, но ускорил движения, помогая себе локтями, чтобы быстрее достичь пещеры.

Наконец они вышли из узкого прохода, и их немедленно окатили морские брызги. Вода была холодной, но чистой и хоть немного смыла грязь с их одежды и лиц. Но Боже, как, однако, было холодно!

Дельфина и Луи уже двинулись дальше по каменному уступу, который использовался для разгрузки контрабандных товаров. Эш осторожно пробирался по скалистым выступам, перешагивая через провалы. Добравшись до Дельфины и Луи, он обнял их обоих, поцеловав женщину-психолога в соленые губы, а Луи в лоб. Они оба дрожали, продрогшие до костей.

Выключив маленький фонарь, он обменял его на больший, который взял у Дельфины.

– Положи его в сумку, чтобы оставался сухим, – сказал он. – Пока будем светить большим «Мэглайтом».

Волны врывались в открытую пещеру и обрушивались на уступ. Эш мысленно застонал. Надо было как можно скорее увести дрожащего Луи из пещеры и подняться на вершину мыса. Каким-то образом надо будет найти там убежище, а может быть, во всей этой неразберихе, которая должна сейчас происходить в замке, они смогут даже найти способ убежать из поместья Комрека.

Еще одна волна хлынула в пещеру, и они вцепились друг в друга, чтобы не дать ей увлечь их за собой, когда она будет отступать. Эша беспокоила неприятная мысль. Что, если прилив еще продолжается? Что же делать, если пещера окажется полностью затоплена?

Он озирался вокруг, отчаянно ища высокое место, где можно было бы дождаться отлива, но нигде, нигде вообще не было ничего подходящего.

– Дэвид! – резкий крик Дельфины заставил его повернуться к ней. – Посмотри на Луи, у него кровь!

Это было самое плохое из всего, что могло случиться. Страдающий гемофилией принц может легко истечь кровью, пока они найдут способ выбраться отсюда.

– Мы должны выяснить, где у него повреждение, – решительно сказала Дельфина, беря ситуацию под свой контроль. Она начала расстегивать пуговицы на куртке, в которую был одет Луи, и Эш помог ей вытащить его из нее. Странное тело мальчика было в синяках и местами практически черным. А затем Эш увидел, что кровь идет у принца из мягкой, прозрачной ноги.

– На ноге! – крикнул он.

Рана была на икре, примерно на середине, и сама по себе не выглядела слишком серьезной. Но для Луи она могла оказаться смертельной.

– Надо остановить кровь! – крикнула Дельфина, опускаясь на колено, чтобы осмотреть рану ближе. – Должно быть, крыса укусила его, пока ты его нес на спине.

– Или поцарапала. – Эш снял с головы балаклаву. Быстро перекрутив ее снова и снова, пока не получился плотный жгут, он сказал Луи, чтобы тот сунул ногу в середину.

– Слишком свободно. – Дельфина уже пыталась остановить кровь своим влажным шарфом, но Эш знал, что делает, и поднял импровизированный жгут чуть выше раны.

– Дельфина, у тебя в сумке есть ручка или что-нибудь наподобие? Что-то, что поможет натянуть ткань вокруг его ноги.

– Может быть, маленький фонарик подойдет? У него довольно длинная ручка.

– Нет, нам нужно что-то прочное, но тонкое.

Она открыла сумочку и вытащила авторучку «Монблан».

– Годится.

Эш выхватил у нее ручку, сунул ее между голенью Луи и охватившей его ногу тканью и начал поворачивать ее по часовой стрелке. Жгут плотно охватил ногу, пережимая поток крови, а Дельфина снова зажала рану шарфом. На мгновение ярко-красная жидкость замедлилась до минимума, и Эш направил на рану свет большого фонаря. Они ждали. И ждали. Кровь сочилась, не останавливаясь. Луи вдруг осел на скалу.

– Надо его положить, – сказала Дельфина – и поднять ногу повыше.

Эш стал осторожно опускать несчастного принца, пока голая спина Луи не легла на холодный мокрый выступ, где было мало места и для двоих, не говоря уже о троих. Дельфина задрала Луи ногу, и опять они ждали, молились и надеялись, что кровотечение замедлится и, в конце концов, прекратится.

Эш быстро понял, что этого не произойдет. После того как утонула его сестра, следователь боялся воды, но решил, что, как бы сильно он ее ни боялся, придется прыгнуть в море и плыть вдоль берега к деревянной лестнице, которая вела на скалу, где можно будет найти помощь. Кто-нибудь из Комрека сможет связаться с береговой охраной и фельдшерами. Может, ничего не получится, но надо попробовать.

– Это единственный шанс для него, – сказал Эш и стал снимать тяжелые ботинки.

– Нет, Дэвид, не делай этого! – умоляла она. – Ты не сможешь… – Но затем накатила следующая огромная волна, и все изменилось.

Глава 98

Стена воды взорвалась в пещере, наполняя каждую впадинку, выскабливая пеной, как щеткой, даже высокие каменные потолки, и смыла Эша, Дельфину и Луи с их неустойчивой позиции на уступе. Эш услышал крик Дельфины, но этот звук сразу же потерялся в яростном грохоте моря.

Когда их смывало, Эш едва успел ухватиться за выступающий кусок скалы, и уже через мгновение вода, наполнявшая пещеру, подняла его достаточно высоко, чтобы он смог покрепче уцепиться перед полным погружением. Он держался за камни под водой, а вокруг него закручивались огромные волны, угрожая разорвать его хватку, прежде чем наконец отступят.

Под водой свет от большого фонаря, который все еще светил самым широким лучом, как и в момент затопления, освещал воду, направленный к некогда зияющему входу в пещеру. Эшу показалось, что он видит темную фигуру Дельфины, пытающейся вынырнуть на поверхность, а дальше, впереди нее, размытое пятно, которое могло быть только Луи, борющимся с течением, уносящим его из пещеры.

Доплыть до них можно было только под водой, но сначала ему нужно было наполнить легкие воздухом. Он оттолкнулся, чтобы поднять голову над поверхностью и сделать глоток воздуха. Это было трудно. Турбулентные воды крутили его, словно он был в гигантской стиральной машине, но, едва сделав самый глубокий вдох в жизни, он нырнул обратно, отталкиваясь от скал под водой, чтобы придать своему телу импульс, и работая руками, чтобы опуститься вниз, в темные глубины, освещаемые верным «Мэглайтом».

Он чувствовал, что течение увлекает его из пещеры, и подчинился стихии, используя ее силу, чтобы достичь Дельфины и Луи.

Исследователь знал, что не был очень хорошим пловцом, но его инстинкт самосохранения взял верх.

Вдруг свет от фонаря потускнел, уступая освещению другого вида. Когда Эш снова всплыл, над ним были не скалы, а облака, но находились они далеко на востоке, позволяя чистой, яркой луне царствовать на ночном небе. И, хотя дикие порывы ветра были невероятно сильны, а приливные волны увенчивались серебряной пеной, дождя не было. Он удивился, увидев, что береговые скалы по большей части были над водой. Он понял, что путь в морскую пещеру пролегал гораздо глубже берегов по обе стороны от него, что объясняло силу и объем приливных волн, ибо у них был беспрепятственный доступ.

Барахтаясь в широкой впадине, уносимый обратным течением все дальше и дальше в море, Эш озирался в поисках Дельфины и Луи. Не было видно никаких признаков их присутствия, так что он нырнул снова, и соленая вода обожгла ему глаза, а яркий лунный свет вскоре потерялся в темноте.

Снова оказавшись на поверхности, он мельком увидел Дельфину всего в нескольких ярдах от себя. Слава Богу! Он нырнул еще раз, подплыл к ней и подставил ладонь ей под руку, подталкивая наверх. Через несколько секунд они оказались лицом к лицу, отчаянно молотя руками по воде.

Она задохнулась от облегчения и на краткий миг обвила его руками. Недалеко от них над волнами выступал скалистый валун, и он указал на него энергичным жестом. Она горячо кивнула, и они поплыли к нему вместе. Когда они достигли камня, он прижался щекой к ее щеке.

– Видела где-нибудь принца? – крикнул он, и даже для своего испуганного состояния она стала выглядеть ошеломленной.

– Луи, – быстро крикнул он, надеясь, что она не расслышала его в завываниях ветра. – Где ты видела Луи в последний раз?

– Я… – Она поперхнулась водой, цепляясь за скалу, как за собственную жизнь. – Я не… Я не знаю. Его… унесло от меня!

Эш вспомнил предупреждение Йонаса Маккевина о том, как опасны течения в этой части побережья.

Затем:

– Дэвид! Посмотри! Вон там!

Она указывала на какую-то точку ярдах в тридцати от них. Если бы луна не была такой яркой, она бы никогда не заметила маленькую белую голову, которая вдруг появилась на качающейся поверхности моря. Эш тоже заметил ее, и теперь ему приходилось сопротивляться волнам, которые пытались унести их в море. Может ли направление волн измениться так быстро и так резко? Луи скоро утащит за пределы досягаемости.

– Дельфина, я поплыву за ним. – Его губы почти касались ее щеки. – Я хочу, чтобы ты оставалась здесь.

Она схватила его за руку.

– Ты будешь в безопасности, просто держись за камень. Думаю, ветер уже затихает. Посмотри на волны – они стали намного меньше.

Теперь, когда прежде набегавшие волны отхлынули от берега, они оба поднялись выше вместе с водой и смогли ухватиться за более удобные выступы в верхней части омываемого морем валуна.

Дельфина снова вцепилась в него. В лунном свете он видел, что она не только озабочена, но и устала. Так или иначе, она выглядела еще красивее. В серебристом свете ее кожа казалась бледной, гладкой, как фарфор, оттеняемая иссиня-черными волосами, которые обрамляли ее лицо крупными завитками. Широко распахнутые глаза без слов молили его остаться в безопасности.

Господи, как хотелось Эшу сидеть здесь, пока не придет помощь или пока вода не схлынет. Но он не мог позволить молодому принцу, который никогда не жил нормальной жизнью, просто утонуть.

– Обещай мне, что останешься здесь, – повторил он. Глаза у нее снова широко раскрылись, и он увидел в них покорность.

Не говоря больше ни слова, Эш оттолкнулся от камня и быстро поплыл к тому месту, где видел Луи. Теперь течение помогало ему, отлив нес его все дальше и быстрее в море.

Ему показалось, что он заметил что-то прямо над поверхностью в нескольких ярдах впереди, но он не был уверен, потому что видение быстро исчезло. Теперь он уже ничего не мог сделать для Джульетты, но, возможно, ему удастся спасти Луи, может, им не обязательно умирать обоим.

Затем, в ярком лунном свете, он увидел Луи прямо под собой, идущего ко дну. Когда он нырнул, все потемнело, и он почувствовал, что течение тащит его в глубину. Принц пропал, полностью скрылся из виду. Еще одно воспоминание из утренней прогулки вдоль берега мелькнуло перед ним: Маккевин сказал, что примерно в тридцати ярдах от берега находится глубокий морской шельф с опасными течениями. Он почувствовал желание снова всплыть на поверхность, но вдруг понял, что под ним происходит что-то очень странное.

Несмотря на то что глубокая вода была так темна, сквозь нее медленно проступало что-то светлое. Свет усилился, и он различил силуэт Луи: руки у него были раскинуты в стороны, ноги сведены вместе, голова неподвижна. Поза молодого принца напоминала распятие.

Нежный синий свет, постепенно набирая силу, шел из-за Луи. Он лучился сквозь его обнаженную плоть, проявляя кости и органы, как рентген. Саронга на нем уже не было, и Эш заметил, что повязка, которую он сделал для пораненной ноги молодого человека, тоже спала и уплывает прочь. Небольшой ручеек тьмы струился из раны, как тонкая струйка дыма, и растворялся в морской воде. Пока он смотрел, кровотечение остановилось совсем. Чудесная, величественная и мирная синева спокойно и равномерно распространялась под водой, как мягкое, тихо вздымающееся облако с размытыми краями. Ей не мешало даже сильное течение. Она парила внизу, как утонченный эфирный туман, и Луи погружался в нее. Эш вспомнил синеву, которую видел в глазах Луи ранее, и слабый лазурный свет над съежившейся фигуркой принца при первой встрече с ним в его комнате.

Это был тот же самый чистый оттенок.

Медленно опускаясь, принц был похож на одно из тех экзотических существ из океанических глубин, чья прозрачная природа позволяет им выдерживать давление многих тонн воды, а хрупкая колоколообразная форма – блуждать в самых глубоких океанах, подобно неземным пришельцам.

Сначала Эш подумал, что Луи должен быть мертв, потому что сквозь прозрачную грудную клетку он ясно видел его легкие – те были плоскими. Кроме того, тело принца медленно и грациозно поворачивалось, пока он плыл вниз. И тут Эш, чьи легкие были на пределе, увидел, что Луи улыбается ему, а лицо его удивительно красиво в своем покое.

Эш почувствовал, что этой улыбкой Луи говорит ему, что все хорошо, что его смерть была возвращением к той, чья любовь забрала его к себе, чтобы теперь всегда его лелеять. Его мать призвала его в другое, возвышенное место.

Эш с трепетом наблюдал, как Луи опускается в самую красивую синеву, какую он когда-либо видел. Бестелесный, мягких оттенков туман медленно окутывал Луи, обволакивал его, и вскоре он потерялся из виду в лазурной дымке.

Парапсихолог был загипнотизирован и знал, что видит что-то по-настоящему великое. Однако его легким отчаянно не хватало воздуха. Хотя до поверхности было далеко, он стал подниматься не спеша, без паники, потому что знал, что находится под защитой. Пока он поднимался, свет внизу убывал. Он оглянулся через плечо, перед тем как всплыть. Теперь под ним ничего не было, только черная пустота.

Мать и сын исчезли.

Глава 99

Все это было очень необычно.

Вдали у моря лорд Лукан увидел три маленьких огонька, направлявшихся прямо к Комреку. Что это за огни? – спросил он у себя. Это не могут быть чертовы аэропланы, слишком близко друг к другу.

Его отвлекли крики и шум лопастей вертолетного винта, доносившиеся с берега, где находились вертолетные площадки замка. Он оглянулся и увидел, что больший из двух вертолетов Комрека готовится взлететь. В лунном свете все было отчетливо видно. Лукан с неодобрением наблюдал поведение так называемых важных персон, которые толкались, буквально дрались, чтобы забраться на борт летательного аппарата. Он слышал их крики ярости и негодования и треск огня в замке, даже перекрывавшие вой сирен – который теперь был слышен совсем близко, возможно, у въезда на территорию. Один человек с визгом выбежал из небольшой боковой двери – спина, руки и волосы у него пылали, но никто не пришел ему на помощь.

Лукан снова повернулся к вертолету. Тот уже поднимался в воздух, причем одна важная персона в смокинге наполовину свисала из кабины, а кто-то на пассажирском сиденье рядом с пилотом – он был похож на жирного малыша Мейсби – изо всех сил старался вытолкнуть несчастного паникующего ублюдка, который сражался как дьявол.

Но у него не было шансов. В вертолете была полная неразбериха, и беспорядочно набившиеся пассажиры нарушали равновесие машины. Они поднялись уже, должно быть, футов на сто в воздух, когда несчастный тип выпал с пронзительным криком, который продолжался около трех секунд, прежде чем его тело распласталось на земле.

Все это довольно волнительно, подумал Лукан.

А затем случилось самое ужасное.

Роскошный вертолет, поднявшийся на высоту в три сотни футов, только что развернувшись и взяв курс на море, живописно взорвался, выбросив большое облако желтого и красного огня с черной окантовкой. Пылающие обломки падали с неба вперемешку с горящими частями человеческих тел.

Не оглохнет ли он теперь на всю оставшуюся жизнь от этого громоподобного взрыва, спрашивал сам себя Лукан, направляясь к зубчатой стене, ограждавшей променад, чтобы наблюдать падение обломков вертолета на скалистые берега внизу. Горящие куски разметало по скалам.

Затем его внимание привлекло что-то странное дальше по берегу – мигающий небольшой огонек включался и выключался.

* * *

Седрик Твигг хихикал, прикрывая рот рукой, хотя никто не услышал бы его в самой густой части леса, где он спрятался, чтобы наблюдать за своей работой. Его план сработал отлично.

Замок Комрек ярко пылал, сильный ветер, дующий с моря, раздувал пламя. Звуки падающих стен и обрушающихся перекрытий были музыкой в его ушах. Те, кто выжил после взрывов и вырвался из этого ада, теперь стояли, как зомби, перед разрушительным пожаром, трясясь от страха за свою жизнь.

Взрыв вертолета был проявлением силы, чудесной демонстрацией мастерства одного человека, его искусства – великолепный фейерверк в ночном небе, затмевающий луну и звезды.

Но теперь он услышал приближающиеся сирены. Полиция? Звуки раздавались достаточно близко, уже на территории. Он снова захихикал, собирая детонаторы и все остальные вещи в большой саквояж.

О, есть же еще кое-что, о чем он чуть не забыл после замечательного пиротехнического зрелища. Вертолет «Газель» тоже должен взорваться. Надо подождать завершения шоу.

Глава 100

Эш медленно продвигался вперед, то погружаясь под воду, то выныривая.

Захлебываясь и задыхаясь, он старался держать голову над неспокойной поверхностью моря, барахтаясь в воде и в то же время пытался плыть брассом. Он отчаянно устал. Удивительный душевный подъем, который он испытал, став свидетелем необычного зрелища в глубине, за пределами шельфа, уже покинул его. Борясь против свирепого течения, которое пыталось унести его дальше в море, он молился еще об одном чуде, которое помогло бы ему добраться до Дельфины и безопасности.

И когда силы окончательно оставили его, действительно случилось своего рода чудо: его рука ударилась обо что-то твердое, и это был не камень, а… металл. Эш яростно отбивался ногами от течения, а руками судорожно пытался уцепиться за то, что оказалось металлической трубой, шедшей прямо под поверхностью воды.

Он сразу понял, что это такое, потому что уже видел ее раньше: длинную трубу канализации, которая вела от замка к береговой линии, а затем в море.

Эш даже закричал от облегчения, собирая последние силы, чтобы выбраться из моря, цепляясь за трубу, опасаясь потерять соприкосновение со спасительной металлической поверхностью, боясь, что его руки слишком устанут от усилий.

Он упорно, фут за футом, заставлял себя продвигаться вперед, используя верхушки волн, поднимаемые ветром, чтобы помочь себе. Он знал, что в ближайшее время достигнет более высокой части каменистого взморья, где уже можно будет достать ногами дно. Если повезет, прилив отступит настолько, чтобы и Дельфина смогла выйти на берег.

Но море не отпускало его. Оно отбросило его обратно, и на мгновение он подумал, как легко было бы прекратить усилия, позволить своему телу медленно опускаться на дно, как это сделал Луи. Как это вынуждена была сделать Джульетта. Искушение почти сломило его: быть вдали от этого мира и его проблем, снова оказаться среди друзей, увидеть Грейс, которая, может, ждет его… Но нет! Видение Грейс уступило место другому – он увидел лицо Дельфины, и это видение придало ему сил, он должен продолжать бороться: вперед, вперед, еще чуть-чуть… еще… еще…

Сознание у него начало отключаться из-за полной, непреодолимой, безнадежной усталости. Она разрушала его – не только мышцы рук и ног, но и разум. Мысли, которым надлежало оставаться устойчивыми, дали сбой. Силы окончательно покинули тело, оно больше не подчинялось разуму. Он чувствовал, что уходит под воду, но это уже не имело никакого значения, потому что не было сил сделать еще один вздох. Вода была похожа на мягкую постель. Если бы он мог просто прилечь на нее ненадолго…

Кто-то ухватил его за волосы и грубо потащил. Боль была мучительной, но только мгновение, потому что другая рука подхватила его под мышки и сильно потянула. Он плыл теперь в правильном направлении, и колени его скребли по гладкой гальке и твердым камням берега.

Эш приподнялся и втянул столько воздуха, что легкие, казалось, вот-вот лопнут.

Чьи-то руки подняли его, и, в полубреду от слабости, он увидел лица, знакомые лица…

* * *

Эш лежал на берегу, на гладком валуне, ногами в мелкой луже. Мир вокруг был все еще размытым, и ему пришлось несколько раз моргнуть, чтобы очистить глаза – от морской воды или от слез, он сам не знал. Наконец мягкие, ласковые руки вытерли ему глаза, а затем лоб и щеки. Он поднял голову и увидел лицо Дельфины в окружении развеваемых ветром пышных черных волос, и она улыбнулась ему. Ему пришлось собрать все свои силы, чтобы улыбнуться ей в ответ, и что-то в ее взгляде сказало ему, что она никогда не уйдет. Она поцеловала его, и он поднял усталую руку, чтобы погладить ее шею под густыми кудрями.

– Дэвид, – шепнула она, приблизив губы к его уху. – Луи?..

– Он ушел, – так же тихо ответил Эш. – Но поверь мне, Дельфина. Он в лучшем мире.

Когда она, наконец, отстранилась, он увидел другие фигуры вокруг них.

К счастью, холодный ветер немного утих, так что можно было не кричать, хотя несколько промокших людей, жавшихся друг к другу, по-прежнему чувствовали себя обязанными говорить громко.

– Простите, я чуть было не выдрал вам все волосы, – сказал Гордон Дэлзелл, – но только до них я и мог дотянуться. Иначе вас бы унесло обратно в море.

– Как вы узнали, где мы находимся? – спросил Эш, чувствуя, что усилия, требуемые, чтобы задать этот простой вопрос, для него едва ли не чрезмерны.

Другая фигура вышла вперед, темная на фоне лунного света.

– Ну, за это поблагодарите доктора Уайетт. Она спасла вам жизнь, а заодно и себе самой. – Голос принадлежал Грэму Гамильтону, бизнес-партнеру Гордона и его «другой половине».

Дельфина подняла маленький «Мэглайт».

– Когда ты оставил меня на скале, я думала, что потеряла тебя и Луи. – Она склонила голову, но Эш знал, что сейчас не время рассказывать ей об удивительном чуде, свидетелем которого он был в море. – Я никого из вас не видела и уже хотела плыть следом за тобой.

– Рад, что ты этого не сделала. – Эш не смог бы перенести потерю человека, которого он так любил. Больше не смог бы.

– Потом я вспомнила про фонарь: он все еще был у меня в сумке. – Она покачала тонким «Мэглайтом» в воздухе. – Сначала я прошлась лучом по морю в надежде, что найду тебя. Но вы оба пропали из вида.

Он видел, что на щеках у нее блестят слезы.

– А затем она взялась за ум, – прервал ее Грэм, словно боясь, что сцена может оказаться приторной. Ветер подул снова, так что Эшу пришлось напрягаться, чтобы расслышать его слова. – Доктор Уайетт посветила фонарем на вершину скалы – понятное дело, не на замок. – Усмешка Грэма казалась невероятно широкой в лунном свете.

– Твое объяснение затянулось, – добродушно сделал выговор своему партнеру Гордон. – Здесь ужасно холодно. Ну, она не просто пыталась сигнализировать людям наверху, она воспользовалась азбукой Морзе. Неплохо придумано, правда?

– SОS очень простой сигнал, – сказала Дельфина. – Мой отец показал мне его, когда мне было семь лет. – Она была одета в куртку Гордона, слишком большую для нее.

Грэм продолжил:

– Один старикан, из гостей, я помню его уже много лет, был на променаде возле замка, и я подошел узнать, нужна ли ему какая-нибудь помощь. Вместо ответа он просто указал вниз, где маленький огонек мигал, подавая сигнал SОS. Сначала я подумал, что там может находиться кто-то, кто выжил после взрыва вертолета. – Он заметил недоумение на лице у Эша. – Долго объяснять, не спрашивайте меня сейчас. Короче, я увидел Гордона, и мы взяли с собой мистера Маккевина, чтобы он провел нас вниз.

Эш увидел главного лесничего, стоявшего позади всех.

– Таким образом, с некоторым трудом… – Гордон посмотрел на Грэма. – Нам удалось спуститься на берег. Нам всем повезло, что начался отлив, иначе мы не смогли бы помочь доктору Уайетт вернуться на сушу.

Грэм вмешался, чтобы ни в коем случае не отстать:

– Как бы там ни было, мы добрались до нее, и, несмотря на то, что сама была мокрой, как мышь, – простите, доктор Уайетт, – она настояла на ваших дальнейших поисках. Мы ничего не видели, кроме сумасшедших волн, пока его орлиный взор, – он снова указал на лесничего – не заметил, как вы цепляетесь за канализационную трубу. Но дотянуться до вас мы смогли, только когда вы приблизились.

Он казался очень довольным своим рассказом.

Эш услышал характерный звук зависших вертолетов и посмотрел наверх. На вершине мыса можно было различить замок: за его горящими окнами и балконными дверями бушевало адское пламя, и прямо у него на глазах часть крыла рухнула со скрежетом и грохотом, перекрывшими шум моря, ветра, лопастей вертолета – и стрельбы.

– Что это?.. – он взглянул на окружающих.

Ему ответил Гордон:

– Метропольная полиция Скотленд-Ярда, Агентство по борьбе с организованной преступностью и Специальная воздушная служба, вместе с полицейскими Стратклайда, конечно, объединились, чтобы вскрыть этот гнойный чирей на заднице Соединенного Королевства. Им нужно кое-что уладить с людьми мистера Бэббиджа. Почему они решили провести операцию именно сейчас, ну, – возможно, это как-то связано с вами, мистер Эш. Стало известно, что вас не собираются выпускать отсюда живым.

– Меня? Вот не думал, что я такая важная персона.

– Давайте просто скажем, что у властей лопнуло терпение.

– Они выступили против Внутреннего двора?

Гордон посмотрел на Грэма, который пожал плечами.

– Это означает, что вам придется дать подписку о неразглашении государственной тайны, но я думаю, что вы не будете возражать.

Дельфина смотрела на Эша с недоумением.

– И я боюсь, доктор Уайетт, что вас тоже заставят пройти через эту процедуру. Но я уверен, что слово мистера Эша касательно вашего участия будет иметь большой вес.

Эш начал протестовать, но Грэм поднял руку.

– Не волнуйтесь, относительно нее уже было проведено тщательное расследование, и принято решение о ее невиновности. Поверьте мне, предстоит большой шум из-за того, что произошло здесь сегодня вечером и кто за всем этим стоит. Я не удивлюсь, если доктору Уайетт и вам, мистер Эш, будет предложено вместе покинуть страну на несколько месяцев, пока во всем этом не разберутся. После полного отчета, конечно. Вы знаете, как это бывает с духами.

– О, – встрял Гордон на фоне выстрелов, криков, воплей и шума вертолетов, заходящих на посадку, – и я думаю, этот отпуск – назовем его каникулами – будет предоставлен вам с оплатой всех расходов. Коль скоро вы понимаете, что есть пара фактов, которые не следует разглашать.

– Понятно, – ответил Эш, мозг у которого снова начинал функционировать в нормальном режиме.

– О, я уверен, что вы сможете заключить хорошую сделку, Дэвид, – сказал Грэм, улыбаясь от уха до уха. – Я думаю, вы оказали стране неоценимую услугу, пусть даже другие люди могут, э-э, придерживаться противоположного мнения. Но ничто не будет препятствовать раскрытию сегодняшних происшествий, и вы можете быть уверены, что средства массовой информации всем этим займутся.

– И, кстати, – добавил Гордон, – ваша начальница, миссис Маккаррик, получит солидное пожертвование на нужды Института экстрасенсорных расследований, а также двойную оплату за потраченное вами время. Если честно, Дэвид, я думаю, что вы сорвали хороший куш.

Эш вряд ли был бы впечатлен любым финансовым вознаграждением, которое могло быть предложено в качестве компенсации, но он заинтересовался причинами такой щедрости.

– Кажется, будто так и было запланировано. Что-то еще здесь происходит, чего я не знаю, не так ли?

– Ах да, – сказал Грэм, на этот раз серьезно. – Ну, о существовании Внутреннего двора властям было известно на протяжении нескольких поколений. Что касается Комрека, он служил и для злых, и для добрых целей. Скажем, он спасал от затруднений некоторых высокопоставленных лиц.

– Минуточку. – Эш пристально посмотрел сначала на Гордона, а затем на Грэма, настолько сосредоточившись на одной мысли, что не замечал, как утих ветер и успокоились волны, хотя поверхность моря все еще была покрыта зыбью. – Вы двое… Вы ведь просто два водителя? Откуда вы все это знаете? – И он вновь перевел взгляд на Гордона, который ему объяснил:

– В принципе, история, которую я рассказал вам в машине, была правдой, за исключением того, что наш шоферский бизнес был создан не в Эдинбурге, а в Лондоне, где мы возили некоторых очень важных людей. Из правительства. Но мы скучали по Глазго и переехали обратно. Все было прекрасно, пока несколько лет назад наш бизнес не пришел в упадок, и тогда этот жирный червяк Мейсби сунулся к нам с предложением, от которого нельзя было отказаться. Но мы попросили время, чтобы его обдумать…

Дэлзелл прервал рассказ, так как сверху до них донесся мощный грохот. Все посмотрели на скалу, где стоял Комрек. Огромные стены валились внутрь, огонь полностью вышел из-под контроля, несмотря на струи воды из шлангов пожарных.

Это побудило Грэма сказать едва ли не горестно:

– Ах, это конец целой эпохи.

– Да, и мы внесли в это дело свою лепту. Может, нам выдадут пенсионные прямо сейчас? – Гордон смотрел на разрушенный замок, зачарованный огнями, сиренами, выкрикиваемыми командами и доносящимся снова и снова далеким треском тяжелых пулеметов.

Не выпуская Дельфину из объятий, отчасти чтобы согреть ее, но главным образом потому, что ему не хотелось ее выпускать, Эш мягко сказал:

– Гордон, вы не закончили свою историю.

– Ну да. Ну, на следующий день у нас был другой посетитель, один тип из МИ-5, который сделал нам даже лучшее предложение – сообщать им обо всем, что здесь происходит. Мы принесли присягу, подписали Акт о государственной тайне и все такое. Так что с тех пор мы здесь шпионили. Они знают практически все, что здесь произошло.

– Но как вы поддерживали с ними связь? – спросила Дельфина.

– Это было достаточно просто. Мы часто выбирались в Глазго или даже в Эдинбург, и у нас был специальный номер, по которому мы звонили. Нас предупредили, что в течение первых нескольких месяцев мы будем под наблюдением одного из людей Кевина Бэббиджа, и так оно и было, но довольно скоро нам стали доверять.

– Кроме того, у нас были тайники, – добавил Грэм.

– Ага, – улыбнулся Гордон Эшу. – Прямо как в фильмах. Вы, конечно, помните, когда я вез вас сюда, мы остановились на Электрическом холме.

– Вот это было страшно, – сказал Эш.

– Привлекает многих туристов. Ну, вы помните, я оставил вас одного, чтобы предоставить вам полную иллюзию? На самом деле я отошел к нашему тайнику, это такой полый штырь, который втыкают в мягкий грунт. Он достаточно большой, вмещает записки и даже рулоны фотопленки, и у него плотная крышка, чтобы внутри было сухо. Он находился недалеко от автомобиля, но с дороги закрыт густыми зарослями. В тот день я просто должен был сообщить властям, что вы благополучно добрались. А также о проблемах с самолетом перед посадкой.

– А кто установил бомбы в замке? – захотела узнать Дельфина. – Вы вдвоем?

– Побойтесь Бога, нет, конечно! – воскликнул Гордон, искренне огорченный. – Мы такими вещами не занимаемся. И это не были ни Особая воздушная служба, ни Агентство по борьбе с организованной преступностью. Конечно, со временем они все выяснят.

Эш вздрогнул, чувствуя, как промозглый холод снова пробирает его до костей – адреналин перестал поступать в кровь.

– Так что же происходит сейчас? – спросил он, глядя на удалявшуюся фигуру Йонаса Маккевина, который незаметно пробирался через скалистый берег, залитый лунным светом.

Они проследили, куда он смотрит.

Гордон только усмехнулся, а Грэм сказал:

– Честно говоря, мы не знаем. Я вот думаю, что они вряд ли смогли бы сохранить такую историю, как эта, в тайне, даже если бы разослали всем редакторам новостей в стране извещения об уровне секретности D, или как там это теперь называется. И не забывайте о всемогущем Интернете. Маккевина, например, рано или поздно достанут. То, что он помог нам найти вас здесь, зачтется в его пользу. Но тут поймают так много больших рыб, что я сомневаюсь, дойдет ли его дело до суда. Я думаю, что многие, работающие здесь, получат большие, но условные сроки заключения, к ним отнесутся снисходительно, только им придется рассказать о Комреке все, что знают.

– Но будет ли привлечен сам Внутренний двор? – Эш задал этот вопрос вслух. Лорд Эдгар, сэр Виктор и Эндрю Дерриман мертвы, кто еще может быть связан с ВД?

Он посмотрел на Дельфину, чье грустное лицо оставалось бледным в лунном сиянии. Бледным и чистым. Как у Луи.

И это было той историей, пообещал себе Эш, о которой никто никогда не узнает.

Никогда.

Потому что, насколько ему известно, только королева, принц Филип и он, Дэвид Эш, простолюдин, знали всю правду о жизни принца, и только он один знал, как она закончилась.

Глава 101

Съежившись от холода и окружив поднятым потертым бархатным воротником длинные пряди волос, «Везунчик» лорд Лукан шел ночью по дороге, ведущей из поместья. Всякий раз, завидев фары или слыша звук приближающейся сирены, он отступал за деревья, чтобы не быть замеченным из многочисленных и разнообразных военных и полицейских машин, стремительно проносившихся мимо. По дороге ехали и пожарные машины – он насчитал их уже шесть штук.

Но, оглядываясь на оранжевое зарево в небе, он понимал, что замок, скорее всего, сгорит дотла.

Ну что ж, для Комрека игра окончена, подумал он про себя. И кто знает, может быть, и для Внутреннего двора в целом? Какой переполох поднимется среди аристократов. Еще будучи совсем юным, он знал, какие скелеты спрятаны в шкафах представителей класса, к которому он относился. Хотя сейчас ему уже не нужны друзья из его круга, дворяне или, как их обычно называют, высшее общество. Нет, он не скучал по ним. Ему ничего не жаль из своей прежней жизни. Ничего, кроме свободы.

О да, ему не хватает свободы.

Он еще раз отступил с обочины за деревья и был поражен, увидев, какие роскошные автобусы мчатся по направлению к пылающему замку. Несомненно, они предназначались для гостей Комрека.

Посмеиваясь, он снова выбрался на гладкий асфальт. Изредка раздавались одиночные выстрелы, но, очевидно, охранники у ворот усадьбы особо не геройствовали, потому что сейчас оттуда не доносилось ни звука.

Наконец, убедившись, что все действо осталось позади, он вышел на середину дороги. В лунном свете он видел впереди собственную тень и, проходя мимо блокпоста через широко открытые металлические ворота, выпрямил свое почти восьмидесятилетнее тело и отвел назад плечи, словно по команде «смирно». Голову он держал высоко и смотрел только вперед, как и подобает бывшему лейтенанту Колдстримского гвардейского полка.

Он бесстрашно пересек границу усадьбы и вышел на открытые дороги Шотландии, совершенно один в огромном мире.

Он твердо знал, что больше никогда не вернется в Комрек.

Глава 102

Возвращаясь в свой коттедж посреди лесных угодий поместья, Седрик Твигг устал. Большой саквояж с детонаторами и таймерами он бросил где-то далеко в лесу.

Он поплелся через подлесок и отошел от тайной узкой тропинки, ведущей к его коттеджу, так что теперь немного заблудился, хотя и двигался в правильном направлении. Сквозь деревья позади он слышал шум выстрелов: солдаты или полицейские разряжали свое оружие и кричали на гостей и персонал замка, чтобы те стояли на месте. Он взорвал небольшой вертолет «Газель» прямо на посадочной площадке, прежде чем тот успел взлететь. Пилот и пассажиры погибли. Теперь все остальные вертолеты будут стоять выключенными и обшаривать мощными прожекторами посадочную площадку, пытаясь обнаружить злоумышленника. Он замирал всякий раз, когда луч света проникал сквозь заросли, но множество хвойных деревьев образовывали густой навес, и он был уверен, что заметить его невозможно.

Он медленно продвигался вперед, часто спотыкаясь о корни деревьев, полный решимости вернуться в единственное место, где чувствовал себя в безопасности. Дыхание у него было поверхностным и резким, едва наполняя его плохо работающие легкие. Руки и ноги дрожали. Уже недалеко. Скоро он будет дома. Нужно не забыть забрать все профессиональные инструменты с чердака и зарыть их в лесу. Выкопать хорошую глубокую яму. Обязательно надо сделать так, чтобы их невозможно было найти при самом тщательном обыске, коттедж непременно обыщут. Пусть ему осталось немного, однако он не хочет провести остаток жизни в вонючей тюремной камере.

Его нос что-то учуял. Кошачья моча? Нет, только не это. Что бы это ни было, запах доносился оттуда, куда он шел.

Твиггу пришлось вытянуть руку и опереться на крепкий старый кедр, давая отдых ноющему телу. Он пытался выровнять хриплое дыхание, делая такие глубокие вдохи, что болели горло и легкие. Утирая пот со лба, он задавался вопросом, сколько еще идти. Сейчас уже должно быть недалеко, наверно, быть совсем рядом. Если только он не ходит по кругу. Не будь идиотом! Он же знает этот лес как свои пять пальцев.

Вот она! Чертова тропинка совсем рядом, ярдах в четырех. Почему же он не заметил ее до сих пор? Это все волнение. Но он все-таки взорвал этот дьявольский замок! Как ему хотелось вернуться и насладиться зрелищем его полного разрушения. Как это должно быть здорово! Но нет, слишком опасно. Можно попасться. Лучше вернуться в коттедж.

Он поплелся вперед.

Вот он, наконец-то, только и ждет, чтобы он вернулся. Милый маленький белый дом, милая маленькая дорожка, ведущая к входной двери конюшенного стиля… к открытой входной двери. Неужели он не закрыл ее, когда выходил сегодня из дома с сумкой гостинцев? Он же всегда ее запирал, когда уходил, верно? Возможно, треволнения предстоящего дня помешали ему выполнить привычный ритуал. Это все чертова болезнь, вот что это такое. Она распространилась по всему телу. Все лекарства были в коттедже – скоро они его успокоят.

Но что это за свет, сияющий в окнах? Почему чертовы окна открыты! Он не мог оставить их открытыми. Это совсем на него не похоже.

Очень осторожно убийца подошел к своему очаровательному маленькому домику в лесу.

Чем ближе он подходил, тем сильнее становился запах кошек. Жаль, он не захватил с собой пистолет. Он попытался ступать легко, когда достиг вымощенной дорожки, ведущей к входной двери, но ноги были неуклюжи, мозг не поддерживал тело в равновесии. Он шел медленно, но не из-за болезни Паркинсона, а потому, что начинал чувствовать какой-то страх. Волоча ноги, он добрался наконец до открытой двери.

Помедлил на крыльце.

И заглянул внутрь.

Освещенный только одной тусклой масляной лампой, интерьер комнаты терялся в полумраке и тенях.

Твигг присмотрелся и в темной комнате, освещенной лунным светом, проникавшим сквозь верхушки деревьев, начал различать смутные очертания. По каким-то причинам его тремор перешел в постоянную дрожь, когда очертания стали более отчетливыми. Седрик Твигг не был трусливым человеком – его профессия не позволяла такой слабости, – но этой ночью он вдруг познал истинный страх, и это ослабило его мочевой пузырь. Кошки занимали его маленький квадратный стол, а еще больше их лежало на лестнице, ведущей на второй этаж. Две из них сидели на кухонном стуле с жесткой прямой спинкой, еще несколько развалились перед очагом, в котором сейчас не горел огонь. Каждая издавала довольное мурлыканье, которое звучало скорее как приятное ворчание. Одна или две большие кошки бродили по комнате, помахивая толстыми кустистыми хвостами.

И все они смотрели на него злобными желтыми глазами.

Он заставил себя сделать один шаг в переполненную кошками комнату, чтобы увидеть нечто еще более странное. Кто-то сидел в старом продавленном кресле у камина. И этот кто-то тоже смотрел на него. Смотрел на него только одним глазом.

Любой нормальный человек на его месте повернулся бы и изо всех сил побежал бы обратно в лес. Но наемный убийца, по определению, должен был быть в какой-то степени безумным, даже если это его собственная мрачная тайна.

Твигг сделал еще два шага в комнату, чтобы вглядеться, потому что он не мог осознать, что такое видят его глаза.

Потому что в его комковатом, потертом кресле сидел человек, который никак не мог там сидеть.

Все волосы на голове Твигга встали дыбом, а дрожь внезапно прекратилась, словно его тело забыло, как это делается. Он застыл в своем старом потертом плаще, вперив маленькие выпученные глазки в… человека? .. сидевшего на его любимом месте.

Эдди Нельсон, его подмастерье, его мертвый подмастерье, смотрел на Твигга единственным глазом, который дикие кошки оставили у него на лице. Подняв свою вывернутую челюсть располосованной рукой к тому, что осталось от верхней части его лица, он сказал:

– Пьи-вет, Се-дик. – Твигг отпрянул назад. Дорогой синий костюм мертвеца висел лохмотьями, облепленными негашеной известью и грязью из свежевырытой могилы в лесу.

– Ззз… ззз’я т’ это, Ce-дик, – недовольно проскрежетал измененный голос: Нельсон двигал окровавленной нижней челюстью, как чревовещатель – челюстью манекена.

Твигг не нашел, что сказать в ответ. Вместо этого он скользнул взглядом вниз, к вскрытой утробе трупа, где из большой рваной раны свисали внутренности и кишечник. Нельсон пытался, как мог, удержать все эти серебристые трубки и полоски мяса, которые тускло блестели под тусклым светом масляной лампы, стоявшей… у ног мертвеца?

Они были без обуви и без носков, даже без пальцев. Просто комки трухлявого мяса, которые заставили онемевшего Твигга удивиться, как этот полуразложившийся человек смог добраться до его коттеджа. Полз по земле через лес? Или неуклюже шагал на обрубках? Сам ли себя он вырыл из неглубокой могилы или это дикие кошки вернулись, чтобы эксгумировать его?

При мысли о диких кошках Твигга снова охватила тревога. Теперь они рыскали вокруг него, а одна из самых больших, шелудивая, с грязной, вздыбленной шерстью, сидела на столе рядом, готовая броситься на него.

– Ммм… мои… д’узья, – объявил Нельсон с выражением, которое можно было принять за гордость.

Зловоние гниющей плоти и кошачьей мочи было настолько невыносимо, что убийце стало дурно. И снова вернулась дрожь, хотя теперь она больше походила на судороги. Большой ошибкой было повернуться и попытаться убраться отсюда через дверь. Но у него, конечно, не было выбора.

Дикая кошка прыгнула на его наполовину повернувшуюся фигуру, приземлилась Твиггу прямо на голову и впилась длинными когтями в щеку, чтобы удержаться. Твигг закричал, и это оказалось сигналом – все кошки в комнате набросились на него.

Фигура в кресле засмеялась, издавая своеобразный скрипучий, дребезжащий, пустой звук, который прекратился только тогда, когда рваный труп Эдди Нельсона, которого по-настоящему звали Нельсон Эдди, неловко уронил челюсть на пол, меж тем как обезумевшие дикие кошки опрокинули Твигга и хищно рвали его на куски. Последним, что увидел Твигг, была челюсть, окрашенная известкой, с прожилками засохшей крови, ибо она приземлилась всего в нескольких дюймах от его вытаращенных глаз-бусинок.

А последним, что он услышал сквозь визг кошек, был сиплый хохот Нельсона, когда мертвец попытался, но не смог удержать остатки кишок в своем разорванном животе.

Глава 103

Принц Филип, царственный супруг Ее Величества королевы Елизаветы II, нетерпеливо ходил взад и вперед по пышному ковру в комнате, которая была широко известна как Балконный зал Букингемского дворца. Именно там многочисленные члены королевской семьи стояли со счастливыми, может быть, слегка натянутыми улыбками и приветствовали многотысячную толпу, которая всегда собиралась на все важные торжества и государственные праздники.

Прервав свои хождения, принц остановился на минуту, чтобы посмотреть вниз на Мэлл[68]. Он встал, как всегда, в шаге от высокого задрапированного окна, потому что знал, что, когда Юнион Джек[69] поднят, указывая на то, что королева находится во дворце, толпы неисправимых оптимистов со всего света неизменно собираются у ворот дворца, в надежде узреть какого-нибудь члена королевской семьи, не задумываясь о том, что те тоже иногда смотрят на них. Даже слабая тень, промелькнувшая в окне, приводила туристов в неистовство.

Он обернулся и взглянул туда, где на маленьком позолоченном троне сидела его жена, читая доклад в кожаном переплете с золотым тиснением в виде Королевского креста на обложке. Королева Елизавета пользовалась возможностью быть ближе к людям, которым служила, как всегда поступала в тяжелые минуты, ибо вера и обожание подданных неизменно поддерживали ее стойкость.

Принц продолжил расхаживать, заложив руки за спину, но не сцепляя их, обеспокоенный тревожными складками на лице обычно невозмутимой королевы. Он не хотел беспокоить ее, пока она читала.

Доклад содержал сокращенное изложение событий, которые недавно произошли в замке Комрек. Из него следовало, что сейчас замок лежит в руинах, разрушенный практически до основания. В доклад, очевидно, были также включены некоторые ранее неизвестные детали преступной деятельности этого таинственного Внутреннего двора, который в течение десятилетий был бичом многих членов королевской семьи и придворных. Что было делать? Как поступить с ними? Принц Филип хмурился с выражением возмущения и разочарования.

Наконец его жена оторвала глаза от доклада и сняла очки для чтения. Она вздохнула, когда он подошел, и протянула ему папку. Теперь настала ее очередь терпеливо и безмолвно ждать, пока он быстро просматривал страницы.

Она думала, что, будучи слегка за девяносто, ее муж все еще остается интересным мужчиной. Когда-то спина у него была прямой как шомпол, но сейчас плечи опустились, словно на них тяжело давили годы пребывания на высоком посту.

Королева Елизавета не произнесла ни слова, пока он знакомился с отчетом Министерства внутренних дел.

Наконец он закрыл кожаную папку и с презрением бросил ее на стол поблизости. Он посмотрел на свою жену, которая могла ответить ему только взглядом, полным смирения.

Принц Филип вернулся к своему посту у высокой застекленной двери, выходящей на Мэлл.

– Черт бы их побрал, – тихо сказал он. – Черт бы их всех побрал.

[1] Первый магазин сети «WHSmith» был открыт в Англии в 1792 г. Генри Вэлтоном Смитом (англ. Henry Walton Smith). Сегодня в любом магазине Англии «WHSmith» можно насладиться чашечкой кофе и интересной книгой.

[2] Буш-хаус (англ. Bush House) – здание в центре Лондона между улицами Стрэнд и Олдвич, на южном конце улицы Кинзсвэй. Большую часть здания (четыре из пяти крыльев) в течение долгого времени занимала Всемирная служба BBC.

[3] Бридженд получил печальную славу «города самоубийц» после серии смертей молодых людей в 2007–2008 годах (в период с начала 2007 года по лето 2008-го было зафиксировано 22 самоубийства молодых людей в возрасте от 15 до 28 лет). В связи с этим в городе был отменен показ фильма «Явление» режиссера М. Найта Шьямалана (из-за «болезненности темы фильма для данного региона»).

[4] Главный персонаж романа Эмили Бронте «Грозовой перевал», часто рассматриваемый как архетип страдающего байроновского героя.

[5] Ротари Интернэшнл (англ. Rotary International) – международная неправительственная ассоциация, объединяющая Ротари-клубы по всему миру. Ротари-клубы позиционируют себя как нерелигиозные и неполитические благотворительные организации, открытые для всех стран, вне зависимости от национальной и расовой принадлежности, вероисповедания и политических взглядов. По данным самой Rotary International, по всему миру существуют более 33 000 клубов с более чем 1, 2 миллиона членов.

[6] Саентоло́ гия (часто также «сайентология», англ. scientology, от лат. scio и др. – греч. λ ό γ ο ς – «знание знания») – международное движение, основанное на созданной американским писателем-фантастом Роном Хаббардом системе верований и практик, состоящей из скомпилированных разного рода околонаучных и религиозных идей, и ориентированное на людей, стремящихся к карьере и успеху.

[7] Опус Деи (лат. Opus Dei – Дело Божие), также Прелатура Святого Креста и Дела Божия (лат. Praelatura Sanctae Crucis et Operis Dei) – персональная прелатура Католической церкви. Организация основана в Мадриде 2 октября 1928 года католическим священником святым Хосемарией Эскрива́ де Балагер.

[8] Каббала́ (ивр. ה ָ ל ּ ָ ב ַ ק, «получение, принятие, предание») – эзотерическое течение в иудаизме, появившееся в XII веке и получившее распространение в XVI веке. Эзотерическая Каббала представляет собой традицию и претендует на тайное знание содержащегося в Торе божественного откровения. Каббала связана с осмыслением Творца и Творения, роли и целей Творца, природы человека, смысла существования.

[9] Боб Гелдоф – ирландский музыкант, актер, общественный деятель. Его дочь, Пичес (р. 1989), – британская журналистка, телеведущая и фотомодель.

[10] «Mulberry» (Ма́ лберри) – английская компания, специализирующаяся на производстве сумок и аксессуаров из кожи. Также выпускает линию одежды.

[11] Рици́ н – белковый токсин растительного происхождения, представляет собой белый порошок без запаха, хорошо растворимый в воде. Чрезвычайно токсичен (особенно в виде аэрозоля). Для человека средняя смертельная доза (LD50) составляет – 0, 3 мг/кг.

[12] Добро пожаловать (гэльск. ).

[13] Спо́ рран (англ. sporran, на гэльском sporan) – поясная сумка-кошель, чаще всего кожаная, носимая на поясе, на ремне килта или на отдельном узком ремешке или цепочке.

[14] Половой акт, или коитус, или совокупление (гэльск. )

[15] Лэрд (англо-шотл. laird – землевладелец, лорд) – представитель нетитулованного дворянства в Шотландии. Лэрды образовывали нижний слой шотландского дворянства и, в отличие от титулованных лордов, участвовали в парламенте Шотландии через своих представителей.

[16] A bhidse! (гэльск. ) – Ну, хитрожопый (примерно). (Подходит и гораздо более грубое слово. – Ред. )

[17] Чертовски странно выглядит! (гэльск. )

[18] Я сожалею (гэльск. ).

[19] Сканк (англ. skunk – скунс) – сорт конопли (чаще всего гибридный), обладающий выраженным специфическим запахом и дающий быстрый и сильный наркотический эффект.

[20] Кружевной воротник по-прежнему являлся важным атрибутом наряда, который по-русски называют брыжами или плоеным воротником.

[21] Угги (Ugg boots, uggs, в английском языке читается [ʌ gz], «агз») – обувь для мужчин и женщин, изготовленная из овчины ворсом внутрь и гладкой поверхностью наружу, часто с синтетической подошвой.

[22] Шемаг – ку́ фия (араб. ك و ف ي ة, kū fī yд, множ. ч.: араб. ك و ف ي ا ت, kū fī yā t, также: арафатка (простореч. ), шемах, keffiyeh, shemagh, shmagh, kaffiyah, keffiya, kaffiya, ghutra, hatta) – мужской головной платок, популярный в арабских странах.

[23] Замок Колдиц – средневековый замок в одноименном городе в Германии, основанный в 1014 году. С 1803 года и до конца Второй мировой использовался в качестве различного рода закрытых заведений: 1803–1829 – трудовая колония; 1829–1933 – больница для умалишенных; 1933–1945 – концлагерь.

[24] Препараты ботулотоксина – лекарственные препараты, блокирующие нервно-мышечную передачу. Их получают из бактерий Clostridium botulinum, состоят из нейротоксина типа А и некоторых других белков.

[25] Сутент. Показания: гастроинтестинальные стромальные опухоли при отсутствии эффекта от терапии иматинибом вследствие резистентности или непереносимости; распространенный и/или метастатический почечно-клеточный рак у пациентов.

[26] Паллиати́ вная по́ мощь (от фр. palliatif, от лат. pallium – покрывало, плащ) – это подход, позволяющий улучшить качество жизни пациентов и их семей, столкнувшихся с проблемами угрожающего жизни заболевания.

[27] В состав реолизина входят частицы человеческого реовируса, который способен разрушать злокачественные опухоли.

[28] Диатриба (в данном контексте) – гневная устная или письменная речь обличительного характера; памфлет. В другом варианте: диатри́ ба (лат. diatriba, др. – греч. δ ι α τ ρ ι β ή ) – жанр античной литературы, выросший из публичной философской проповеди киников и стоиков, обращенной к простому народу, и литературно обработанной Бионом, Телетом.

[29] Прозак (Prozac). Антидепрессант; с момента выпуска приобретал все большую популярность благодаря своей эффективности при лечении депрессии.

[30] Перголид (pergolide) – лекарственное вещество, которое оказывает стимулирующее действие на находящиеся в головном мозге рецепторы дофамина; применяется для лечения паркинсонизма.

[31] Аффектация (от лат. affectatio) – искусственное возбуждение, неестественность в жестах, манерах, излишняя приподнятость речи.

[32] Знаменитый судебный процесс (фр. ).

[33] Метамфетами́ н (C10H15N) – производное амфетамина, белое кристаллическое вещество, использующееся в форме гидрохлорида, как наркотик, еще более стимулирующий, чем амфетамин и кокаин.

[34] Ли́ нии лей, чаще лей-ли́ нии (англ. ley lines), также мировые линии (фр. lignes du monde) – на сегодняшний день остающееся вненаучным понятие, называющее линии, по которым расположены многие места.

[35] Бейлиф (bailiff) – с XI в. управляющий манором (феод. поместьем) (манориальная система) лорда в Англии.

[36] Айкар (AICAR) – усиливает обмен веществ; сохраняет мышечный тонус; удерживает мышечную массу; поддерживает высокую спортивную форму даже без тренировок.

[37] GW1516 – препарат, разработанный компанией GlaxoSmithKline. Его основная цель – лечение ожирения и борьба с лишним весом. Продается в США и стоит $7000 долларов.

[38] Нейротрофический фактор мозга (также нейротропный фактор мозга; англ. brain-derived neurotrophic factor) – белок человека, кодируемый геном BDNF. BDNF – один из наиболее активно исследуемых нейротрофинов, веществ, стимулирующих и поддерживающих развитие нейронов, однако активность белка не ограничивается нервной системой.

[39] Лейпрорелин – агонист гонадотропин-рилизинг гормона (ГнРГ), является эффективным ингибитором секреции гонадотропинов при длительном приеме в терапевтических дозах.

[40] Конкер – это каштан, нанизанный на веревку. Состязания «Конкер» – это веселое времяпрепровождение для всей семьи.

[41] Секретная разведывательная служба – государственный орган внешней разведки Великобритании.

[42] Латрина (лат. latrina – отхожее место, уборная) – калька с латинского, использовавшаяся для обозначения общественных уборных.

[43] Орбы – паранормальные плазмоидные объекты, часто встречающиеся на фото цифровых и пленочных фотоаппаратов.

[44] Нелетальное электрошоковое оружие.

[45] Архитрбв или эпистелион (итал. architrave, от греч. ἀ ρ χ ι, «архи», над-, главный и лат. trabs балка) – архитектурный термин, имеющий троякое значение. Это всякая прямолинейная перекладина, перекрывающая промежуток между столбами, окнами и дверными проемами. В дорическом и тосканском ордерах архитрав – широкая гладкая балка; в ионическом и коринфском состоит из трех небольших горизонтальных уступов – фасций.

[46] Вильсон, Джеймс Гарольд (1916–1995) – политик-лейборист, лидер партии с 1963, премьер-министр Великобритании (1964–1970 и 1974–1976).

[47] Хит, Эдвард (1916–2005) – политик-консерватор, премьер-министр Великобритании с 1970-го по 1974-й.

[48] Маунтбеттен, Луи (1900–1979) – британский военно-морской и государственный деятель, адмирал флота.

[49] Каллагэн, Леонард Джеймс (1912–2005) – политик-лейборист, премьер-министр Великобритании с 1976-го по 1979-й.

[50] Мейджор, Джон (р. 1943) – британский политик-консерватор, премьер-министр Великобритании с 1990-го по 1997-й.

[51] Блэр, Энтони Чарлз Ли́ нтон (р. 1953) – бывший лидер лейбористской партии Великобритании, премьер-министр Великобритании (с 1997 по 2007 год).

[52] Браун, Джеймс Гордон (р. 1951) – британский (шотландский) политик-лейборист, премьер-министр Великобритании с 2007 по 2010 год.

[53] В 1966 году Пол Маккартни купил ферму у мыса, который находится на самом окончании полуострова Кинтайр и называется Малл-оф-Кинтайр. Восхищенный местной природой, в 1977 году Маккартни написал песню «Mull of Kintyre», одну из самых своих известных песен послебитловского периода, ставшую неофициальным гимном Шотландии: ее постоянно исполняют местные волынщики и военные оркестры.

[54] СЭР ВИКТОР ХЕЛЬСТРЕМ.

[55] КОМРЕК.

[56] ДВОР, ГОЛЬФСТРИМ, УБЕЖИЩЕ.

[57] ПРИЮТ.

[58] СВЯТИЛИЩЕ.

[59] Бензедрин (иначе фенамин) – это торговая марка, под которой в США производились и продавались амфетамины (стимуляторы, которые по своему воздействию на человека похожи на кокаин).

[60] Риталин уже на протяжении многих десятилетий активно используется в ряде стран для лечения детей, страдающих гиперактивностью и синдромом дефицита внимания.

[61] Синдром дефицита внимания и гиперактивности.

[62] Модафинил (алертек, провигил, модалерт) / Modafinil (Alertec, Provigil, Modalert) лицензирован в США и Евросоюзе в качестве препарата для лечения нарколепсии.

[63] Кэнэри-Уорф – важнейший после Сити финансовый район Лондона; Биггин-Хилл – лондонский аэропорт.

[64] Bio-Electro Magnetic Energy Regulations Therapy – терапия биоэлектромагнитной энергорегуляцией.

[65] Глиняная арена, на которой проводятся состязания по борьбе сумо.

[66] Одежда белого или кремового цвета, которую носят мужчины в регионе Великих африканских озер. Похожа на свободную тунику длиной до лодыжек или до пола.

[67] Дуракам (нем. ).

[68] Улица в центральной части Лондона, ведущая от Трафальгарской площади к Букингемскому дворцу.

[69] Государственный флаг Великобритании.

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 26 27 28 29 3031