Пригоршня роз 3 страница

Эшер из многолетнего опыта знал, что лучший способ привязать к себе служителей из людей — потворствовать их порокам. Наркотики, алкоголь, секс, насилие — вот инструменты, которыми он чаше всего гнул людей по своей воле. И даже то, что на их глазах забили до смерти одного из них, их не отрезвило.

Снова открылся занавес, на этот раз на сцене был мягкий диван с кожаными путами и стременами, как на гинекологическом кресле. Рядом стоял большой барабан лототрона, набитый пластиковыми номерками.

— А теперь — развлечение с участием публики! — объявил конферансье, махнув в сторону кулис.

Двое «звездников» вытащили на сцену отбивающуюся женщину. Она была одета в дорогой, если не безупречный деловой костюм, а на голове у нее была наволочка. Конферансье шагнул вперед и содрал эту наволочку прочь, открыв спутанные белокурые волосы и перекошенное от ужаса лицо секретарши лет тридцати. Женщина пыталась крикнуть, но ей мешал резиновый кляп.

Ее подтащили к дивану. Когда державшие попытались ее усадить, у нее случился припадок отчаянной силы, и она одного из них смогла лягнуть так, что он ее выпустил. Второй этого не ожидал, и она сумела вывернуться из его хватки и броситься к двери.

Вдруг перед ней оказался конферансье. Схватив женщину за рукав, он тыльной стороной ладони отмахнул ее так, что она покатилась на пол и осталась лежать, оглушенная. Конвоиры бесцеремонно схватили ее за локти и подтащили к дивану, потом стали грубо сдирать с нее одежду и выдернули кляп. «Звездники» в публике стали вопить и притоптывать ногами в такт:

— Трах! Трах! Трах! Трах!

Раздев и привязав жертву, двое «звездников» подошли к барабану. Один из них дернул ручку, барабан завертелся, включилась барабанная дробь, прервавшаяся звоном цимбал. Второй открыл люк и запустил туда руку. Вытащив номерок, он подал его конферансье.

— Сегодня наш счастливец — номер 467!

Минута тишины — люди в публике смотрели на корешки своих билетов, потом раздался хриплый рев триумфа. «Звездник» с бритым черепом и вытатуированной на нем паутиной стал проталкиваться вперед к сцене, взметая в воздух кулак, а приятели на ходу хлопали его по плечам.

— Ну, везунчик, Уэбб! — взвыл кто‑ то одобрительно, толкнув его в плечо.

Когда Уэбб вылез на сцену к своему призу, Эшер уже потерял интерес к зрелищу. Что‑ то его беспокоило — но он не мог понять, что именно. В этот момент секретарша очнулась, увидела над собой Уэбба и завопила. Эшер поманил к себе Дециму.

— Ты сказала, что Кавалера получил удар ножом. Кто это сделал?

— Кро‑ Ман утверждал, что старик, хотя по его описанию это невозможно. Мог пырнуть ножом ребенок, но я в этом сильно сомневаюсь.

— Почему?

— Я видела тело Кавалеры. Грудь вся в синяках, и несколько ребер сломано — будто нож загоняли в него кувалдой. Может быть, он и погиб от руки человека, но я так не думаю.

— Ты считаешь, что его убил кто‑ то из выводка Синьджона? Но зачем? Зачем кому‑ то из них бросаться на помощь человеческому ребенку и старику?

Децима пожала плечами. Ее глаза не отрывались от сцены ритуального изнасилования, разыгрывавшейся внизу.

— Синьджон — ваш враг. Кавалеру убили за то, что он — «звездник», а не чтобы помочь ребенку. Наверняка птенец считал, что оказывает услугу своему сиру, убивая вашего служителя.

Эшер кивнул. В ее словах был смысл. Он откинулся назад, задумчиво поглаживая подбородок.

— Кавалера был жалким идиотом, но его смерть — оскорбление моей чести. Оставить ее неотомщенной нельзя. Кроме того, «звездники» не допускают мысли, что я оставлю безнаказанным такое нарушение границ. Завтра ночью убейте в возмещение кого‑ нибудь из «черных ложек».

Эшер глянул вниз на сцену. Уэбб уже кончил и теперь натягивал штаны. Лицо секретарши было избито, изо рта текла кровь, глаза опухли от слез. Уэбб подмигнул, осклабился приятелям, столпившимся у сцены, и поднял большой палец. Толпа взревела голодным зверем, и снова началось скандирование с притоптыванием.

— Трах по балде! Трах по балде!

Рядом с Уэббом возник конферансье, держа в руках поднос с различными тупыми орудиями — от разводного ключа и до обрезка бейсбольной биты. Уэбб задумчиво оглядел экспозицию и выбрал традиционную свинцовую трубу.

— Трах! По! Бал! Де! Трах! По! Бал! Де!

Секретарша увидела, что сейчас будет, но не стала отбиваться или молить о пощаде. Она поняла, что ее окружают чудовища — люди и нелюди, — и положение безнадежно. Вместо вопля она просто отвернула голову и закрыла глаза. После пятого удара от ее черепа почти ничего не осталось. Довольный своей работой Уэбб взметнул в воздух окровавленный обрезок трубы на обозрение шайке. Публика одобрительно завопила.

Уэбб спрыгнул со сцены, его приветствовали приятели, поздравляя с удачным выступлением. Команда уборщиков быстро унесла тело секретарши за кулисы. Их обязанностью было проследить, чтобы на теле не осталось ничего, позволяющего его опознать, когда оно с грузом уйдет в реку. Эшер не с каждым призом был так осторожен — только с теми, кого могут искать.

Свет померк, и оглушительный ритм электронной музыки вдруг прервался. Эшер наклонился вперед, мощными руками вцепившись в подлокотники. Теперь все его внимание было приковано к расположенной внизу темной сцене. Переминавшиеся на танцполе люди и вампиры замолкли, разговоры забылись, и тут колонки вновь ожили, на этот раз начальными нотами саундтрека «Мисихимы» Филиппа Гласса. Ярко‑ синее цветовое пятно возникло на сцене, высветив одинокую фигурку, свернувшуюся клубком на полу.

Это была женщина, одетая в классическую пачку белого газа. Ниже было белое атласное трико, подчеркивавшее сложение танцовщицы. На ногах — красные пуанты, и ленты тщательно завязаны ниже колен. Волосы убраны в мягкий пучок, расположившийся ниже затылка шелковым облаком. И без того бледная кожа стала еще бледнее от по‑ клоунски белого тонального крема, щедро присыпанного тальком.

Музыка взлетела, и танцовщица томно подняла голову, глядя на публику. Глаза ее были густо подведены, как у принцесс Древнего Египта, а губы вымазаны ярко‑ алой помадой.

Взгляд Никола прошел по поднятым лицам — и бледным, и людским, но все они были голодные, — и вдруг сомнение и смятение, заполнявшие голову, пропали. У нее есть зрители, и пора танцевать.

Глаза Эшера прищурились, лицо стало сосредоточенным. На его глазах будущая невеста поднялась и встала на пуанты, будто поддерживаемая невидимыми ниточками. Ее грация когда‑ то притянула его к ней и с тех пор не переставала поражать.

Двигаясь со спокойной легкостью дикой кошки, Никола показала публике катетеры, введенные в локтевые сгибы. Покачиваясь под музыку, она медленно открыла клапаны. Несколько вампиров возбужденно ахнули — это воздух наполнился запахом крови. Ритм учащался, движения танцовщицы ускорялись, скольжения сменялись пируэтами, арабесками и фуэте, уносившими ее вдоль сцены, как юную газель, а кровь летела алыми дугами в толпу.

«Звездникам» танцы Никола казались скучными, если вообще не противными, но они смотрели, боясь оскорбить Эшера. А вот Свои собрались у края сцены, и темные винного цвета глаза блестели в предвкушении. Для созданий, уже десятки, если не сотни лет лишенных человеческой сексуальности, этот танец был вершиной эротики. Те, кому повезло попасть под брызги крови, стонали и заходились от наслаждения, слизывая с пальцев драгоценную жидкость.

Музыка приближалась к кульминации, и Никола завертелась по сцене, как дервиш. На последнем пируэте она споткнулась и чуть не потеряла равновесие. Снежно‑ белую пачку и трико так залило яркой кровью, что невозможно было отличить, где кончается трико и начинаются пуанты. Она опустилась на сцену. Грудь ее тяжело вздымалась, набирая воздух. Запах свежей крови манил неодолимо, и Эшер почувствовал, что возбуждается.

Как и кое‑ кто из публики, если судить по доносящимся снизу звукам. Один из вампиров, анарх в клетчатой рубашке и бейсбольной кепке козырьком назад, вскочил на пандус, обнажая клыки в предвкушении утоленного вожделения.

Публика дружно ахнула, когда Эшер прыгнул на пандус с балкона. Схватив анарха за шиворот, он поднял его на вытянутой руке, как нашкодившего щенка.

— Я не убью тебя, птенец, потому что ты новичок в Городе Мертвых и еще не знаешь его правил. Но запомни раз и навсегда: эта женщина Никола — моя! Я понятно говорю?

— Д‑ да, милорд!

Удовлетворенный Эшер метнул юного вампира обратно в толпу. Повернувшись к публике спиной, он нагнулся поднять Никола, закрыл клапаны на ее катетерах и бережно взял на руки. Лицо ее прижималось к его груди, и была она тиха и прекрасна, как фарфоровая куколка.

Глава 3

Заслышав крики, отец Эймон поднял глаза от молитвенника. Прищурившись, он попытался определить расстояние и направление. Свет, отбрасываемый поставленными свечками, играл и дрожал, отчего шевелились и колебались окружающие тени. В церкви Сент‑ Эверхильд звуки имели тенденцию порождать эхо, и даже проведя в ней столько лет, он не до конца выработал умение точно определять источник шума, приходящего с улицы. Хотя это и было не важно. После заката он за дверь ни ногой.

Колени хрустнули, когда он встал с молитвенного коврика, и четки качнулись в руках, как плотничий отвес. Почти ни одна полночь не проходила без того, чтобы мессу не прервали крики или выстрелы с улицы. И опять‑ таки, раз двери святилища забаррикадированы, какая разница? Никакой — для епархии, которая много лет назад лишила освящения церковь Сент‑ Эверхильд. Точнее сказать, просто вычеркнула.

Приход исчез из всех книг, но продолжал существовать как слух — городская экклезиастическая легенда, если хотите.

Впервые он услыхал о «приходе проклятых» еще в семинарии, где о нем говорили шепотом, каким рассказывают истории о привидениях. Тогда он и помыслить не мог, что однажды будет искать этот приход и сделает его своим.

Он скривился, когда ревматизм стрельнул острой болью в правое колено. Спать на груде рогож в неотапливаемом помещении с протекающей крышей — не лучшее в его состоянии, но у него не было большого выбора жилья — да и желания выбирать. Ковыляя по проходу, он поглядел на ряд тяжелых деревянных скамей, поваленных как костяшки домино, и напомнил себе, что надо бы их поставить, а молитвенники, разбросанные по всему полу, собрать, отряхнуть пыль и положить на место. То, что храм Сент‑ Эверхильд оставлен Церковью, еще не значит, что он забыт Богом.

Когда отец Эймон дошел до лестницы, ведущей на колокольню, крик стал громче. Кажется, он доносился со стороны Черной Ложи. Отец Эймон застыл в нерешительности, потом стал подниматься по скрипучим деревянным ступеням. Идя вверх по узкому и пыльному колодцу винтовой лестницы, он знал, что не в силах изменить исход чего бы то ни было, что происходит внизу. Может быть, это и была его кара — видеть ужас на ужасе и оставаться бездеятельным. Когда‑ то, давным‑ давно, он поддался наущению Сатаны — думать, что действует как орудие Господа. Из‑ за своей греховной гордыни сейчас он годился лишь на служение у алтаря церкви Сент‑ Эверхильд.

С усилием выдохнув, он открыл люк звонницы. Эти восхождения на колокольню были ближе всего за последние десять лет к выходу наружу после заката. Колоколов, которые когда‑ то висели на звоннице, не было уже тогда, когда он здесь появился, но, судя по толщине сгнивших веревок и размеру одного оставшегося языка, были они внушительными. На колокольне было четыре больших и узких окна, выходящих на стороны света, открывающих ничем не заслоненный вид на Город Мертвых. Отсюда смотрел отец Эймон на жизнь своего «прихода».

С востока текла река, темно поблескивая, как священное вино в отраженном свете города. К северу располагалась территория «звездников». К югу — Улица‑ Без‑ Названия, неофициальная нейтральная зона округи, где теснились несколько еще оставшихся здесь лавок. А к западу, почти прямо через улицу от Сент‑ Эверхильда, стояла Черная Ложа.

Отец Эймон не знал, что здесь появилось раньше — храм или масонская ложа. Оба здания были очень старые. Быть может, Святой Надзор был избран воздвигнуть церковь Сент‑ Эверхильда как вызов антипапскому порождению франкмасонов. А может быть, масоны построили свою ложу как оскорбление Папе. Только одна личность в Городе Мертвых знала это точно — Синьджон, но его отец Эймон не собирался спрашивать.

Священник посмотрел на улицу и увидел источник криков. В свете луны поблескивал серебряный оскал мертвой головы на куртке «черной ложки» — владелец куртки держал пистолет у головы вопящей женщины. Это была либо проститутка, либо злополучная туристка, по ошибке забредшая сюда, потому что среди граждан Мертвого Города не было такого дурака, чтобы вылезать после заката из относительной безопасности своей норы.

Что‑ то отвлекло внимание отца Эймона от сцены грядущего изнасилования — какое‑ то движение в переулке напротив. Раздался звук, будто захлопнули книгу, и «черная ложка» дернулся и выпрямился, как если бы внезапно растянул мышцу на спине и пытался ее успокоить. Он бросил пистолет, забыв о своей жертве, стараясь засунуть руку за спину и вытащить из спины арбалетный болт, потом свалился с придушенным бульканьем. Женщина уставилась на своего насильника, потом посмотрела туда, откуда прилетела стрела. Не успела она поблагодарить своего спасителя, как раздался тот же щелчок, и второй болт вонзился ей в горло, приколов к стене, как бабочку.

Отец Эймон не видел, кто стрелял, но насмешливый хохот убийцы заполнил ночной воздух, и отец Эймон затрясся, как мокрая собака. Он перекрестился и пробормотал молитву об умерших. Потом поспешил вниз, в относительный уют церкви. Ему не хотелось думать о том, что он только что видел, но не удавалось избавиться от мысли, что это было начало чего‑ то страшного даже по меркам Мертвого Города. То, что подручная Эшера осмелилась убить одного из людей Синьджона прямо возле дверей церкви, было плохо.

Нога разболелась так, что в глазах темнело. Потянувшись за кафедру, он достал квартовую бутылку бурбона с желтой этикеткой. Проклиная собственную слабость, отец Эймон сделал приличный глоток. Выпивка обожгла изнутри почти так же жарко, как стыд.

Первый глоток за ночь — всегда самый стыдный. А потом они становились мягче и легче, как и воспоминания, как и боль. Отец Эймон устроился на единственной скамье, которую он удосужился поднять за десять лет, прошедших с его прибытия в церковь, изогнул больную ногу так, чтобы ее поддерживала скамья. Дешевое виски притупляло чувства, и отец Эймон подумал, что надо будет поставить и остальные скамьи.

Прямо завтра.

* * *

Райан очень старался вести себя тихо. Клауди велел ему не беспокоить чужую даму, пока она спит. Хотя чего там ее беспокоить — она же мертвая.

Ну, может, не совсем мертвая. Как та крыса, которую он как‑ то нашел в переулке. Эта чужая дама — та, что помогла ему и Клауди, — она из Своих. Вроде Своих. Клауди ему сказал днем, когда Райан проснулся, что она другой породы, не той, что вампиры в Мертвом Городе. Что это значит, Райан толком не понял, но раз Клауди так говорит, значит, так и есть. Насколько мог судить Райан, Клауди знал все. Иногда он думал, был ли его настоящий отец такой же умный и хороший, как Клауди, но почему‑ то ему казалось, что нет, иначе мама разрешила бы ему с ними остаться.

А о маме он думал все время. Иногда он вспоминал в мечтах, как оно было, пока не пришли чудовища и не забрали ее. Они тогда все время переезжали, в основном из одной грязной однокомнатной квартирки в другую. Мама днем спала, а всю ночь работала, и потому Райан много времени проводил с няньками. Если няньку найти не получалось, мама запирала его одного в квартире. Он рано научился сам о себе заботиться. В три года он уже умел звонить 911 и разогревать лепешки в микроволновке. Почти все время он сидел и смотрел телевизор, пока не приходила мама. Сделав себе что‑ нибудь поесть, она ему читала рассказики вроде «Любопытный Джордж едет на велосипеде» или «Майк Муллиган и его паровая лопата». Потом они ложились спать. До последнего времени Райан редко спал отдельно от матери. Они жили все время за день до извещения о выселении, но Райан никак этого знать не мог. Для него это была нормальная и счастливая жизнь.

А потом явились чудовища.

Райану до сих пор еще снились об этом кошмары. Это случилось перед самым рассветом. Они с мамой только легли спать на день — потому что из‑ за ее расписания они спали обычно до двух‑ трех часов дня, — когда раздался страшный треск, и дверь вылетела напрочь, и вошли какие‑ то чужие люди и страшная женщина. Мама закричала Райану, чтобы он бежал, но он слишком испугался и не хотел ее оставлять; он просто вцепился покрепче ей в руку и держался изо всех сил.

Страшная женщина показала рукой на маму, и чужие люди стали стягивать ее с кровати. Райан держался, и потому его тоже стянули. Страшная женщина схватила его и оторвала от мамы, держа за волосы и глядя на него, как на вошь или что‑ то в этом роде. Райан закричал, больше от страха, чем от боли, и мама вырвалась из рук держащих ее мужчин и стукнула страшную женщину, обозвала ее нехорошим словом и велела его отпустить.

Страшная только засмеялась и ударила маму наотмашь. Мама упала на кровать, хотя удар был несильный.

Райан слишком испугался, чтобы драться или плакать, он мог только забиться под диван, как всегда делал, когда по телевизору показывали что‑ нибудь слишком страшное. Вроде бы никто его не заметил. Мужчины схватили маму и поволокли к выходу, а страшная шла за ними. Уже закрывая дверь, она обернулась и глянула прямо туда, где прятался Райан, и улыбнулась. Вот тут он и увидел остроконечные зубы и красные глаза. Райан понял, что маму забрали чудовища.

По телевизору в такую минуту всегда появлялись полисмены, но сейчас их не было. Через день Райан понял, что мама не вернется.

Тогда он уложил немногие вещи, которые у него были — несколько предметов одежды и пару кукол с лицами телевизионных персонажей, — и отправился искать маму на улицах Мертвого Города.

Почти все время он проводил, прячась от подростковых банд, разыскивая еду в мусорных ящиках и на свалках и ища себе нору, где спрятаться. Маленький, он умел заползать туда, куда почти никому не пришло бы в голову заглянуть. В отличие от прочих жителей Города Мертвых Райан бродил по ночам — только так он мог иногда увидеть мать. Он здорово научился прятаться позади строя «звездников» — это было захватывающее ощущение: проделать что‑ нибудь, что не должно было никак удаться. Но это была не игра — неудача стоила бы жизни.

Проведя несколько недель на улице, Райан встретил Клауди. Немногие из жителей Города Мертвых оставляли для него объедки и старую одежду у своих дверей. Хотя эти вещи были явно предназначены ему, Райан стал настолько осторожным, что всегда ждал, чтобы никого не было, и лишь тогда выскакивал из укрытия и брал оставленное. Однажды, когда он с волчьим голодом вцепился зубами в недоеденный бутерброд, оставленный для него, открылась дверь, и пара мужских рук втащила его внутрь.

Первым инстинктом Райана было вырваться, и он стал лягаться и вопить, вцепляться зубами в эти руки, пока они его не выпустили. Тогда он забился в угол, под стол, стараясь стать как можно меньше. Оттуда он сердито глядел на белобородого мужчину в вылинявшей футболке, который стоял между ним и дверью. Райан достаточно смотрел телевизор, чтобы понять, что перед ним хиппи.

— Черт побери, пацан! Я тебе помочь пытаюсь, ничего больше. И не надо кусать меня за руки! — рявкнул мужик, высасывая кровь из ранки.

Он не казался особенно страшным, но Райан на горьком опыте убедился, что в Мертвом Городе вещи бывают обманчивы. Злость сошла с лица хиппи, когда он пригляделся к Райану получше.

— Боже мой, пацан! Я видал уличных кошек пожирнее тебя! Послушай, прости, что я тебя напугал, я просто не хотел, чтобы ты смылся, сечешь? Я тебя давно уже засек, и мне стало не по себе, что такой мелкий тип болтается сам по себе. Где твоя мама, малыш?

— Ее забрали чудовища.

— Да? Какие?

— Те, что с пятью лучами.

Бородатый скривился:

— Так твоя старушка у Эшера?

— Моя мама не старуха!

— Я знаю, малыш. Это просто такой оборот речи, не обращай внимания.

Что‑ то в этом бородатом Райану нравилось. Может, то, что он был немного похож на Тима Вышибалу, который работал в одном клубе, где танцевала мама. У Тима Вышибалы тоже была борода, но не белая, и такая же линялая крашеная футболка. Еще у него была кожаная куртка, и он ездил на мотоцикле. Мама говорила, что Тим Вышибала — ангел, хотя Райан не видел у него ни крыльев, ни ореола. Может, этот дядька тоже ангел?

Уже не боясь нападения, Райан огляделся впервые с момента, как сюда попал, и увидел, что в комнате полно книг. Он медленно выполз из‑ под стола, вертя головой во все стороны.

— Это все ваши книги, мистер?

— А чьи же еще? Ты любишь книги, малыш?

Райан энергично закивал. Глаза его расширились, когда он увидел знакомую обложку. Вытащив из кучи «Уступи дорогу утятам», он держал книжку, как сокровище. Глаза его блестели, будто он встретил старого друга.

— У меня была такая книга! Мне ее мама читала на ночь!

— Хотел бы ты прочитать эту книгу, сынок?

— Я... я еще не умею читать.

Бородатый улыбнулся и жестом попросил Райана принести ему книгу:

— Ничего, я тебе ее почитаю, если хочешь.

Райан посмотрел на хиппи, потом на книгу, потом опять на старика.

— Меня зовут Райан.

— Отлично, Райан. А меня друзья называют Клауди.

Райан засмеялся — впервые за очень долгое время. И ему это понравилось.

— Смешное имя.

Клауди расхохотался. Кажется, он тоже давно этого не делал.

— Ага, правда?

С этой минуты Клауди стал другом Райана. Мальчик полюбил старика и поверил ему так, как никому на свете — кроме мамы. И если Клауди говорит, что чужая дама хорошая, — значит она хорошая.

Даже если она взаправду чудовище.

Райан отложил книжку с картинками, которую делал вид, что разглядывает, и подошел получше рассмотреть чужую тетю. Она лежала на полу, на старом армейском одеяле. Клауди отодвинул книги, чтобы освободить для нее место. Она была одета в то же, что и на улице, — даже не потрудилась снять сапоги или куртку. Руки она сложила на груди и вроде бы не дышала. Не видно было, открыты у нее глаза или нет, потому что она была в темных очках. Райан наклонился ближе и вгляделся в свое двойное отражение. Он чуть набрал веса с тех пор, как стал жить у Клауди, но все еще был худой. От этого он казался старше своих пяти лет. Он скосил глаза и высунул язык, захихикав, когда его отражения повторили эту гримасу.

— И тебе доброе утро.

Райан пискнул и откатился назад, когда чужая тетя опустила руки и села. Она повернула голову, следя за его движением, но глаза по‑ прежнему не были видны за темными очками.

— Я вас не дразнил! Честно!

— Я тебе верю, Райан. Не надо меня бояться. — Она встала и потянулась, кожаная куртка заскрипела. — А где Клауди?

— Пошел по делам. Скоро вернется. Через час будет уже темно. — Он замолчал, глядя на нее задумчиво. — А вы в самом деле чудовище?

Чужая тетя кивнула, охлопывая свои карманы. Вроде бы вопрос ее не обидел.

— Можно сказать и так.

— А какой породы чудовище?

Чужая усмехнулась мальчику, показав жемчужные клыки.

— Можно сказать, что я — чудовище для чудовищ.

— Вот это да!

— Покажи тех, кого обычно ставят на охрану, — шепнула незнакомая.

Райан на миг прищурился, потом показал на молодого парня, у которого на бритой голове была вытатуирована паутина.

— Вот этот. — Он надолго замолчал, потом показал в сторону коренастого чернокожего с тугими косичками и зловещего вида мачете на поясе. — И вот этот обычно тоже. Я думаю, они друзья.

Они наблюдали за домом, где Эшер держал Никола, когда она не танцевала в клубе и не составляла ему компанию. Хотя Райан и неизвестная были всего в тридцати футах, кучка «звездников» у входа их не заметила, потому что они стояли в ливневой канаве на той стороне улицы. Райан встал на пластиковый ящик от молочных пакетов, чтобы выглядывать из‑ за бетонного края канавы.

— Ты за ними каждую ночь отсюда следишь?

— Почти. Когда дождь идет, тогда нельзя. Вот почему я так легко убегаю от «звездников» — ныряю в старые канавы и ухожу от них.

— А крыс ты не боишься?

Райан пожал плечами:

— Сперва боялся — они на меня шипели и всякое такое, но я понял, что, если взять палку или что‑ нибудь в них бросить, они от меня отстанут. А Клауди говорит, что они меня больше боятся, чем я их. И вообще они всего лишь животные.

— Ты смелый мальчик, Райан. Смелее многих мужчин.

Неизвестная улыбнулась и потрепала его по волосам. Райан окаменел. Сперва она подумала, что это из‑ за ее прикосновения, но потом она глянула в сторону и увидела, что дверь дома открывается. Вчерашняя вампирша — с арбалетом — вышла и махнула рукой чернокожему с мачете, а тот коротко хлопнул в ладоши. «Звездники» вытянулись по стойке «смирно». Один из них достал сотовый телефон, и через секунду черный «кадиллак» пятьдесят седьмого года подкатил к тротуару.

— Это Децима, — шепнул Райан, показывая на вампиршу. — Я ее ненавижу. Она злая.

В голосе мальчика звучала не по годам зрелая ненависть.

Децима повернулась к дверям дома и нетерпеливо повела арбалетом. Из двери вышла Никола и встала в свете лампы над крыльцом, моргая, как спросонья. Она была одета в облегающее платье из белого бархата, обтягивающее ее, как вторая кожа, обнажающее достаточно высоко бедра и с глубоким вырезом. Один из «звездников» бесстыдно осклабился. Обладатель мачете заметил это и скатился к нему по ступеням.

Ухмылка «звездника» слиняла, сменившись неподдельным страхом. Он попятился, подняв руки, будто пытаясь закрыться от удара.

— Обиа, я ничего такого не думал! Вот богом тебе клянусь!

— Нет смысла клясться мне своим богом, дурак! — прогремел Обиа. — Здесь Город Мертвых, и только дьяволы услышат твои молитвы!

При этих словах мачете обрушилось вниз мощным ударом. «Звездник» вскрикнул, когда мощный фонтан крови ударил из обрубка, где только что была правая кисть. Его товарищи попятились, бормоча ругательства, но никто не бросился ему на помощь, и он, зажимая руку, свалился на тротуар.

— Ты оскорбил лорда Эшера если не словами, то помыслами! — снова загремел голос Обиа. — Подобная наглость не остается безнаказанной!

Удар был быстр как молния. «Звездник» заорал от боли, когда мачете отделило его нос от лица чище хирургического скальпеля.

На незнакомую это произвело впечатление, но не потрясло.

— Значит, Эшер поставил сторожить свою будущую тонтон‑ макута. Интересно.

Вдруг вспомнив о Райане, она посмотрела на мальчика. А тот созерцал разделку «звездника» с жутким спокойствием. Когда она снова повернулась к сцене действия, недисциплинированный бандит лежал в расплывающейся луже, а Обиа тщательно вытирал клинок.

Децима ухватила Никола выше локтя, потащила вниз по ступеням и впихнула на заднее сиденье поджидавшего автомобиля. Обиа влез следом за ней, а татуированный скинхед сел спереди рядом с водителем.

Как только захлопнулись дверцы, Райан соскочил с молочного контейнера и подхватил его на руки.

— Побежали — за ней!

Он вильнул в устье водостока, толкая перед собой контейнер, пока не вышел к магистральной канаве. Там он аккуратно положил контейнер на узкую дорожку — две такие дорожки шли по обеим стенам канавы.

— Мы под землей. Как мы можем за ними следовать, если не видим, куда едет машина?

— Четверг! — объяснил Райан, торопясь дальше по водостоку. — Она по четвергам всегда ездит к нему! А по средам и субботам — всегда в клуб!

— К нему — это к кому?

— К Эшеру, конечно! — ответил Райан, закатывая глаза под лоб.

Глава 4

Дом Эшера поражал размерами — когда‑ то люди строились с размахом. Что отличало его от соседних домов квартала — так это то, что соседних домов не было — остались только кучи щебня да зияющие симметричные ямы там, где были фундаменты. Тут дело было не в реконструкции города — Эшер сам приказал их снести. Он любил идущих к нему гостей видеть загодя. На границах квартала стояли часовые, и ставили туда более старших и опытных членов банды, вооружив их «узи» и помповиками.

Но все же жители в квартале имелись. Мерцали свечи, дымок от косяков поднимался туманом из разрушенных подвалов, которые «звездники» использовали как ночлежки или казармы. Но самые ближние к дому ямы были полностью затемнены, и обитали там существа более жуткие. Эти ямы служили входами и выходами для дома, соединяясь с ним подземными туннелями, и доступ туда был разрешен только Своим. Многие бесхозные птенцы и те, кто еще не привязал себя к Эшеру до конца, пережидали там дневное время.

Улица перед домом жила своей жизнью — там бесцельно толпились «звездники», щеголяя цветными шмотками и татуировками. Некоторые развалились на широкой лестнице, ведущей к зданию, остальные устроились на импровизированных стульях из пластиковых ящиков. Старшему из них на вид было не больше двадцати пяти, младшему вряд ли было больше тринадцати. Женщин среди них заметно не было, зато навалом было огнестрельного оружия, торчащего из‑ за пояса у каждого.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒