Annotation 2 страница

Старческая любовь, как старые угли, разгорается в любую погоду. Сир Брюскамбиль, 1615^[4]
Первой забила тревогу Ваша Старшая. Проводив маленького сына в школу, она заскочила к вам. – Лилибель пропала! – сообщила она трагическим тоном. Лилибель – это ваша свекровь, мать Любимого Мужа. Дама семидесяти пяти лет. Выглядит на шестьдесят пять. Всегда элегантная, надушенная, волосы уложены и никаких морщин (вы никогда не осмеливаетесь спросить, сколько раз она делала подтяжку). Уходу за собой она посвящает несколько часов ежедневно (беспрестанно что-то мажет и натирает. Лицо – гиперэффективной увлажняющей эмульсией, от которой кожа становится гладкой, как шелк... Руки – специальным молочком против возраста... Шею – восстанавливающими нанокапсулами (? ), предохраняющими от воздействия быстротечного времени и т. д. ). Бегает на маникюр, педикюр, в парикмахерскую и на всяческие распродажи. Эдакая кукла Барби. О вас она, увы, невысокого мнения. На ее взгляд, вам недостает кокетства. И потом, она не может вам простить, что вы однажды забыли в морозильнике японские «эскимо» из регенерирующего гиперактивного крема, которые она вам преподнесла с хитренькой улыбкой: – Это омолодит вашу кожу на десять лет. А то она уже начинает дрябнуть. Только героическим усилием над собой вы не придушили свекровь на месте. Когда вы сделались ее невесткой, когда у вас родились ваши дочки, а потом и внуки, она не пожелала, чтобы ее называли «мамой», «бабушкой», «бабулей», «мамой Аликс» и т. д. Извольте звать ее Лилибель, или не видать вам рождественских подарков. Когда ей стукнуло семьдесят со всеми вытекающими последствиями, ревматизмами и прочим, между вами и Любимым Мужем вышел конфликт. Он предложил, чтобы мать переехала к вам. Вы изо всех сил постарались этого не допустить. – Твоя мать, дорогой, никому житья не даст. Будет отрывать меня от работы, чтобы срочно показать какой-нибудь гель от морщин без липкого эффекта, бегать за мной по квартире с японским шампунем, придающим суперобъем гладким волосам, таскать меня к своему парикмахеру, чтобы он выкрасил мне голову в лиловый или в розовый – говорят, в этом году это модно. Нет, нет и нет! – А что ты предлагаешь? – Снять ей двухкомнатную квартиру в пансионате для престарелых, перевезти туда ее мебель. Будет жить на всем готовом, и медсестра под рукой, если что. Лилибель от такого плана пришла в восторг: она давно овдовела и дома умирала со скуки. Переселившись в «Лютики» – заведение с парком и бридж-клубом (еще одна ее страсть) неподалеку от вас, она, однако, не оставила своих отчаянных попыток исправить ущерб, который наносило ее внешности безжалостное время.
– Почему ты думаешь, что она пропала? – спрашиваете вы Старшую. – Я зашла к ней, хотела пригласить ее на демонстрацию мод. Сама знаешь, она это обожает. Директор пансионата как-то странно на меня посмотрел и сказал, что она уехала на несколько дней. Вы, конечно же, не можете не вставить шпильку: – Надо понимать, легла на очередную подтяжку. – Наверное, ты права. Не стоит беспокоиться.
Вечером на всякий случай сообщаете супругу: – Сдается мне, твоя безумная мать снова легла под нож. – Странно, – отвечает он, зевая, – обычно она меня тайком предупреждает и завещание переписывает. – Директор «Лютиков» полагает, что она отправилась в путешествие. – В путешествие!!! И куда же? – Горничная, в обязанности которой входит подслушивание у дверей, утверждает, что в Америку! – В Америку!!! Они там что, все с ума посходили?! Почему не на Луну, не на станцию «Мир»? – Разве угадаешь, что у старух на уме? Моя бабушка-басконка, дожившая до ста лет, уезжала одна на поезде, никого не предупредив, и все свои драгоценности возила с собой зашитыми в подол. Видел бы ты физиономии моих теток, когда они воображали, как ее похитят вместе со всеми фамильными бриллиантами. – А потом что стало с этими бриллиантами? – Тетя Жанна прибрала их к рукам, а всем сказала, что подшивка бабушкиного платья отпоролась где-то между Авиньоном и Лионом. С тех пор одна половина семьи не разговаривает с другой. Любимый Муж качает головой. – Если есть наследство пусть даже в три франка и шесть су, из-за него обязательно разгорается война. Это закон. – Тебе война не грозит. Ты у матери единственный сын, а кроме того, все деньги она тратит на уход за лицом. Так что не достанутся тебе три франка и шесть су. – Тем лучше, – отвечает ваш супруг, – не придется выяснять отношения даже с налоговой службой.
«Человеку свойственно ошибаться» (Цицерон).
Ночью вы наконец спите спокойно (Любимый Муж снова обосновался в отдельной комнате, а Деточка вернулась в свою квартиру, как вы полагаете, с новым возлюбленным – Жилем), и вдруг что-то пушистое щекочет вам шею. Мельхиор. – Заработал факс, – шепчет он вам на ухо. Зажигаете свет. Время – три часа. Какой псих станет посылать факс в три часа ночи? Этого не может быть. Но Котик упорствует. – Мне никогда не верят в этом доме. Идете в кабинет. Действительно, факс.
ДОРОГИЕ МОИ. СЕГОДНЯ В 16. 45 В ЛАС-ВЕГАСЕ США Я СОЧЕТАЛАСЬ БРАКОМ С КОНТР-АДМИРАЛОМ ЖЮЛЕМ ДЕ БРЮЛИ. МЫ ОЧЕНЬ СЧАСТЛИВЫ. ВОЗВРАЩАЕМСЯ ПОСЛЕЗАВТРА. ЦЕЛУЕМ ВАС. ЛИЛИБЕЛЬ
Вы бросаетесь в комнату Мужа и выключаете «Франс-Культюр». Он мгновенно просыпается. – А? Что? Что случилось? – Хочу сообщить тебе совершенно невероятную новость. Твоя мать в Лас-Вегасе. Она вышла замуж. – Моя мать что сделала? – Вышла замуж в Лас-Вегасе. Сыночек на мгновение застывает: глаза вытаращены, рот раскрыт, волосы торчком. Он похож на гномика Простака из «Белоснежки». Очарователен. – Она потеряла рассудок! Надо было нам оформить опеку. – На каком основании? А может, он милашка, этот старый адмирал. Радуйся, что она не сошлась с каким-нибудь жиголо. Когда я останусь вдовой, я пожалуй выйду за Оливье де Керсозона^[5]. Ваш Господин и Повелитель закатывает глаза. Но сейчас его больше волнует его полоумная мать. – Почему в Лас-Вегасе? Она вышла за америкашку? – Здравствуйте! Де Брюли, по-моему, французская фамилия. В любом случае звучит шикарно! Супруг ваш морщится. Сноб!
Директору «Лютиков», представшему перед вами в пижаме, поскольку вы подняли его с постели в 8 часов утра, фамилия де Брюли оказалась хорошо знакома. – Это один из наших постояльцев. Очаровательный господин восьмидесяти лет. Разведенный. (Надо же! А вы-то думали, что во флоте не разводятся. ) Они с вашей матушкой часто играли в бридж. Наш клуб пользуется большим успехом. – Скажите, а вы не заметили... м-м... чего-нибудь особенного между моей матерью и этим контр-адмиралом? – спрашивает ваш супруг, все еще не оправившийся от потрясения. – Видите ли... э-э... одна из наших горничных заметила, что иногда он проводит ночь у вашей матери... – То есть они еще и...! В их возрасте! Это непотребно! – бормочет Любимый Муж, превратившийся вдруг в Блюстителя Нравственности. – Старики, по-твоему, не имеют права на любовь? – возмущаетесь вы. – А по мне, так контр-адмирала Жюля следует наградить орденом Почетного легиона Влюбленных! – Вы могли бы меня предупредить! – с укором заявляет Муж директору «Лютиков». Тот делает вид, что шокирован. – Помилуйте, месье! Наши постояльцы немолоды, но они не в маразме. Их личная жизнь нас не касается. Если им вздумалось сбежать, это их дело. – Сбежать! Вот именно! – кричит Муж. – Как школьники! Что за время! Уже и на родителей положиться нельзя.
У директора на столе звонит телефон. Он снимает трубку, из нее доносятся вопли. – Да, я в курсе, – цедит он. – Ее дети как раз сейчас у меня, передаю им трубку. Шепотом: – Это сыновья контр-адмирала де Брюли. Похоже, они тоже недовольны. Любимый Муж берет трубку. – Нет. Мы ничего не знали, – сухо говорит он. – Мы удивлены не менее вашего. Обескуражены. Хорошо, если вам угодно, давайте увидимся прямо сейчас... (Тон саркастический. ) Вот именно: семейный совет. Через десять минут у вас! – Не больно-то они любезны, – констатирует он, вешая трубку. Директор сочувственно кивает.
Беседа с двумя сыновьями и дочерью новоявленного донжуана проходит в атмосфере, которую иначе как ледяной не назовешь. Они вам даже кофе не предложили, даже стакана воды. Они в полном бешенстве. Несмотря ни на какие заверения в непричастности, они вас открыто подозревают в том, что свадьбу обстряпали вы. И вы же помогли Лилибель соблазнить их бедного папочку. Очень скоро выясняется и причина их волнения. – Возможно, вы обратили внимание, что они расписались в Лас-Вегасе? – ядовито шипит старший сын (с брюшком и скверным галстуком; про себя вы уже окрестили его Пузаном). – Разумеется! – отвечаете вы любезно. – Кажется, это единственное место в мире, где можно пожениться за десять минут. Говорят, это не менее занятно, чем посещение Диснейуолда, мне подруга рассказывала. Вас расписывают в мэрии за пять минут. К вашим услугам священники любых конфессий и очаровательные часовенки. Церковь предоставляет свидетелей. Музыка. Фотограф. Букеты роз. Свадебный номер в гостинице, кровать сердечком, цветы, зеркала на потолке. Младший сын (На голове ни волоска. Слегка косит. Вы зовете его Плешивый) сверлит вас левым глазом. – А вы не подумали о том, что Лас-Вегас находится в США? – Это плохо? – Это означает, что брак заключен по американским законам. – Ну и что? – А то, что в случае развода или смерти мужа жена получает половину его состояния. Fiat lux! ^[6] Теперь все ясно! Детки спали и видели, как поделят наследство папаши-контр-адмирала. И вдруг Лилибель отхватила у них половину. Круто. – У вашего отца, наверное, большое состояние? – спрашивает Муж с иронией. – Пока еще порядочное! – скрипит Пузан. – Мы будем оспаривать этот брак через суд. Совершенно очевидно, что папа уже не отвечает за свои поступки, а ваша распутная мать воспользовалась этим и окрутила его. Ваш Любящий Муж встает и хватает Пузана за скверный галстук. Хорошо еще не придушил. – А ну повтори еще раз, и я из тебя котлету сделаю! – рычит он. – У моей матери, возможно, и есть недостатки, но она не распутница! – Рассказывай! – хмыкает дочурка. Тут уж вы поворачиваетесь к Воображале. – Слушай, ты, еще одно невежливое слово в адрес моей свекрови, и я сорву твои жемчуга, растопчу ногами и заставлю тебя сожрать!.. Воображала в ужасе прикрывает шею руками. – Они настоящие! – пищит она. – Я надеюсь. Иначе какой интерес. На том вы с Любимым Мужем покидаете поле боя, а родственнички испепеляют вас ненавидящими взглядами. Выйдя на улицу, разражаетесь хохотом. – Ох уж эта Лилибель! – вздыхает Муж не без гордости. – Она до самой смерти будет нам жару задавать.
Ваша Старшая и Деточка, узнав о замужестве их неугомонной бабки, визжали от восторга. – Потрясающе! – воскликнула Ализе, но потом забеспокоилась: – А они не слишком стары, чтобы заниматься любовью? – Это их проблемы, – ответила Старшая своей любимой фразой. – Наше дело устроить им первоклассный прием! – сказали вы.
Два дня подряд вы с Деточкой изготовляете гирлянды из белой гофрированной бумаги, а Жиль, принятый теперь в доме на правах возлюбленного дочери, развешивает их во всех комнатах. Стол вы покрываете белой вышитой скатертью из органди – Старшая привезла ее из Гонконга. Милейшую консьержку вы попросили начистить столовое серебро и расставить повсюду побольше белых и розовых цветов. Мадам Расту в восхищении. «Красивее, чем на свадьбе Ким Бэсингер! » – восклицает она и всплескивает руками. Ваша очаровательная охранница регулярно читает журнал «Вуаси» и оттого знает многое, чего не знаете вы: она-то уж, в отличие от вас, не спутает Шэрон Стоун, Синди Кроуфорд и Ким Бэсингер! Мадам Расту так расхваливает убранство вашей квартиры и осыпает вас таким количеством комплиментов, что вы приглашаете ее на праздничный обед. В день возвращения престарелых Ромео и Джульетты ваша Старшая прибывает со всей своей оравой: Зять № 2 и трое детей (двое от Зятя № 1 – Матиас, 17 лет, и Эмили, 13 лет, и один от Зятя № 2 – Огюстен по прозванию Аттила, 7 лет). Тут не мудрено запутаться, вы и сами иногда забываете, кто чей сын. Эдакая современная «сборная» семья, и вы их любите всей душой.
Помогая вам расставлять пепельницы (по вашим представлениям, основанным, вероятно, на чтении «Тентена»^[7], моряк должен курить трубку и кричать: «Тысяча чертей и кашалот тебе в брюхо! »), Деточка делится подробностями своей личной жизни. Печально известный Тома́, придя забирать вещи, до двух часов ночи стучался в ее квартиру. Поначалу он называл Ализе «моя кисонька», а закончил потоком ругательств: «Ведьма. Дрянь. Шлюха из Булонского леса! » При этом он колошматил в дверь ногами. Ваша обожаемая дочка запустила рок на полную громкость и для верности вставила в уши затычки. Отвергнутый возлюбленный в конце концов обессилел, забрал мусорный мешок со своим барахлом и исчез в ночи. На другой день на его место окончательно (на несколько месяцев) водворился вышеупомянутый Жиль. – А этот чем занимается? – спрашиваете вы. – Он адвокат. Без места, – вздыхает Ализе. Увы! Деточкины приятели, как правило, все без работы. – Адвокат всегда пригодится, – тактично замечаете вы. (Пригодится, и еще как! )
Старшая тем временем хлопочет на кухне. В отличие от вас (вы банального цыпленка поджарить не умеете), Жюстина искусная кулинарка. Сейчас она готовит свое коронное блюдо – говяжье филе, запеченное с шампиньонами. Поставщик приносит лангустов под майонезом и торт, на котором выписано кремом шантийи:
ПОЗДРАВЛЯЕМ НОВОБРАЧНЫХ ЛИЛИБЕЛЬ И ЖЮЛЯ!
Зять № 2 вместе с Аттилой накрывают на стол. Вы немного опасаетесь за лиможский фарфор, но совершенно напрасно.
Когда молодожены выгружаются из такси, все готово к их приему. Эмили, выставленная дозорной на балконе, как сестра Анна из «Синей бороды», кричит: – Приехали! Лилибель в шикарном голубом платье, а у нового дедушки вся грудь в медалях! Двустворчатая дверь в квартиру распахнута настежь. Вся семья встречает молодоженов у лифта дружным возгласом:
«ПОЗДРАВЛЯЕМ! » -
и осыпает их горстями риса и конфетти. Участвующая в церемонии консьержка деликатно умалчивает о том, как ей придется завтра все это убирать. Контр-адмирал по-военному отдает честь. В его великолепных белых усах застряли рисинки и конфетти. Вы отпускаете Лилибель комплименты по поводу ее великолепного платья из лазурно-голубого фая с воланами. – Сен-Лоран! Подарок Жюля, – шепчет она вам на ухо. Дети контр-адмирала де Брюли совершенно напрасно беспокоятся о своем наследстве. Лилибель разорит их папашу намного раньше, чем он отправится на встречу со святым Жюлем I (покровителем ассенизаторов). За обедом царит веселье. Шампанское превосходно, у новоиспеченного супруга Лилибель щеки уже сделались пунцовыми. Матиас мечтает стать моряком. Эмили от возбуждения даже описалась. Аттила усаживается дедушке Жюлю на колени и спрашивает: – Тебе сколько лет? Мне семь. – Сегодня мне тоже семь! – улыбается славный представитель военно-морского флота, целуя ручку Лилибель. – Спасибо вам всем. Как хорошо иметь любящую семью! – Жюлевы детки поджидали его в пансионате. Говорят, они такой скандал закатили! – сообщает Лилибель. – Мерзавцы, сволочи! – рявкает контр-адмирал. – Я пригрозил им кандалами в трюме. – Как капитан Черная Борода! – кричит Аттила в восхищении.
В эту самую минуту из лифта выскакивают (закрыть дверь в квартиру вы забыли) Пузан и Плешивый (Воображала в операции не участвует). – Я не сомневался, что ты здесь! – брызжет желчью Пузан. – Вставай, папа! Пошли с нами! – Куда это? – недоумевает дедушка Жюль. – В великолепную клинику с красивыми комнатами, цветущим садом и хорошими врачами. – Уа-а-ай!.. Они запрут его в психиатрическую лечебницу! – вопит Лилибель. И падает без чувств. Любящий сын бросается к ней. – У вас есть предписание психиатра или постановление префекта полиции? – спрашивает Жиль, выскочив вперед эдаким бойцовым петушком. – В противном случае – это похищение и незаконное лишение свободы, вы рискуете схлопотать пять лет тюрьмы. – Не лезь не в свое дело, сопляк! – огрызается Плешивый. – И, вообще, ты кто такой? – Наш адвокат, ассистент председателя коллегии, – изрекаете вы, не моргнув глазом. Консьержка, как раз приготовившаяся резать большой разукрашенный торт, заслоняет собой дедушку Жюля, размахивая перед носом у похитителей здоровенным кухонным ножом. – Оставьте этого человека в покое! Мадам Расту в красивом трикотажном зеленом платье (которое вы ей подарили на Рождество), с бархатным бантом в волосах и стразовыми серьгами выглядит шикарно. Приняв ее за новобрачную, Пузан влепляет ей пощечину. – Заткнись, шлюха! – Едрена вошь! Расстрелять придурка! – ревет контр-адмирал, от ярости сделавшийся лиловым. Мадам Расту и сама от пощечины не в восторге. Она замахивается своим ножищем и – чик! – Пузану по носу! Брызжет кровь. Раненый визжит, как поросенок, дико вращая глазами. – Помогите! Убивают! Эта женщина убийца! – Звони в службу спасения! – кричит Любимый Муж. Все это время он хлопал мать по щекам, теперь она очнулась и встала. – Папа! Ты понимаешь наконец, что женился на сумасшедшей! – орет Плешивый, смотря двумя глазами в разные стороны. – Идиот несчастный! – вмешивается Лилибель. – Новобрачная – это я! А пощечину вы влепили консьержке! Мадам Расту, дайте-ка сюда ваш нож. Я этой жирной свинье уши пообрезаю! Ее удерживают. Вы хватаете со стола красивую белую вышитую салфетку и промокаете там-сям капли крови. – Не надо никаких спасателей, – говорите вы Мужу, – у этих господ внизу своя скорая стоит. Пусть и доставит их в великолепную клинику. Враг обращен в позорное бегство. – Мадам Расту, – торжественно заявляет контр-адмирал, – я награждаю вас медалью за отвагу! Срывает с себя боевой крест и прикрепляет его на пышную зеленую консьержкину грудь. Растроганная мадам Расту розовеет от волнения. – По-моему, молодых пора отвезти в «Лютики», – шепчете вы Любимому Мужу. – Наш матрос порядочно наклюкался. Ваш супруг берет свою мамочку под руку. – Совет вам да любовь, – говорит он. Лилибель с неожиданной для нее нежностью гладит сына по щеке. – Спасибо, малыш. Но, знаешь, я никогда не забуду твоего отца. С ним я была очень счастлива. – Не сомневаюсь, ты проживешь еще много лет в радости и... покое.
«Река не так стремительно впадает в море, как человек в заблуждение» (приписывается Вольтеру). Глава III. МОЛОДО – ЗЕЛЕНО

Отроческая любовь подобна костру из сырых дров: дыма много, тепла мало. Перифраза немецкой пословицы
Бип-бип... Бип-бип... Семь часов пять минут утра. – В такое время звонит только Жанин, – зевает Мельхиор. Жанин – это ваша подруга; как и вы, она встает в пять утра и садится писать. Вы любите немного поболтать с ней на рассвете, когда бездельники-парижане еще спят (В столице бесполезно звонить кому-нибудь на работу раньше десяти, а то даже и одиннадцати, если у месье так называемый рабочий завтрак в «Георге V» или в «Плазе» с другими прожорливыми лодырями.
К своему удивлению, вы слышите голос Матиаса, семнадцатилетнего внука. Что-то стряслось у Старшей в доме. – Нет-нет, бабуля, не беспокойся, – сбивчиво бормочет он. – Просто у меня к тебе... м-м... маленькая просьба. – Слушаю тебя, мой мальчик. – Около года назад ты меня подписала на «Пари Матч». – Ну да. Одно из великих огорчений в вашей жизни: Матиас не любит читать. Вы все перепробовали: открыли ему счет в ближайшем книжном магазине, водили его во «Фнак»^[8] и покупали роскошные спортивные альбомы (он их обожает, но смотрит только фотографии), подписывали его на «Микки», «Пиксу», «Шушу»^[9], «Кусто для юношества», «Футбольный журнал», «Карате Башидо», «Теннисный журнал» и, наконец, на «Пари Матч». В «Пари Матч» он, как вам стало известно от его ехидной сестры, только рассматривает картинки в разделе «Знаменитые люди». – Бабуль, а не могла бы ты вместо «Пари Матч» подписать меня на «Ля Круа»^[10]? – На ЧТО? – На «Ля Круа». Если бы к вам на стол, приплясывая, опустился инопланетянин, вряд ли вы удивились бы сильней. – На католическую газету? – Да, – смущенно лепечет Матиас. Зная, что молодежь не любит, когда родители и бабушки с дедушками проявляют излишнее любопытство, отвечаете: – Ну разумеется, мое золотце, сегодня же подпишу. Дождавшись времени, когда он уходит в лицей, бросаетесь к телефону и звоните его матери. – Угадай, какой подарок попросил у меня сегодня твой сын! –... Серфинг? – Подписать его на «Ля Круа»! – На ЧТО? – «Ля Круа». Католическую газету. – Он с ума сошел! – Похоже, так. Ты не знаешь, в чем дело? – Нет. Боже мой! Не хватало еще, чтобы он пошел в священники... – Он ведь даже не крещеный? – Нет, ни он, ни Эмили. Аттила крещеный. Его бабушка грозилась, что иначе повесится. А муженек мой в своей мамочке души не чает. Пришлось мне уступить. – Ты и на катехизис его записала? – Да. Но через месяц он перестал посещать занятия, ему какая-то девчонка нашептала, что священникам нельзя жениться. Теперь пусть сам разбирается со своей бабкой! Крещение и катехизация всегда были больным вопросом в семье. Когда родилась ваша Старшая, вы еще помнили о том, чему вас учили в католической школе. По случаю крестин состоялась пышная церемония: пропахшее нафталином семейное кружевное платьице для младенца, родители с обеих сторон, бабушки, дедушки, крестные и прочие родственники при полном параде, музыка, колокольный звон, семейная трапеза с лангустом под майонезом и все такое прочее. Увы, потом вы утратили веру. Перестали лицемерно сопровождать Жюстину на воскресную службу и делать вид, что верите в девственность святой Девы. Тем не менее дочь вы решительно отправили на занятия по катехизису, и она благополучно получала христианское воспитание до самого своего первого причастия. Снова состоялось торжество: родители с обеих сторон, бабушки, дедушки и т. д., белое платье, вуаль, молитвенник, музыка, колокольный звон и лангуст под майонезом. И подарок причастнице – первые часы, которых она ожидала с лихорадочным нетерпением (больше, надо признаться, чем освященную облатку). На другой же день она по собственной воле раз и навсегда покончила со всеми религиозными обрядами, кроме полуночной мессы в пасхальное воскресенье с поиском шоколадных яиц в вашем саду в Микулете. Когда появилась на свет Ализе, вы стали уже (не сердитесь, верующие подруги) ярой антиклерикалкой. Вы боролись за разрешение противозачаточных средств и абортов. Ни о каком крещении, понятно, и не вспоминали. Любимый Муж тоже. Он всегда был безразличен к вере. Но матери взвыли хором. Ваша – она была еще жива – не могла вынести, чтобы ее последняя внучка росла «язычницей». – Подумай о своих предках, – стенала она, – среди них был святой! – Ах вот как? – Да. Святой Жан-Эд. – Не знаю такого. Лилибель со своей стороны ежедневно звонила сыну на работу (в нарушение служебной дисциплины). К концу бурной жизни она вдруг сделалась набожной. Давно замечено, что близость смерти приближает престарелых дам к Богу, в особенности если они много грешили. Интересно, неужели, достигнув почтенных лет, вы тоже поплететесь, ковыляя, к церкви своего детства? А пока что нервы не выдержали у Любимого Мужа. – Давай крестить Ализе! – кричал он. – Я хочу работать спокойно! Мать мне своей религией жизнь отравляет. И так они вам голову заморочили, что вы отправились за советом к своему хорошему и уважаемому другу – отцу Д., священнику в тюрьме Санте. Он очень славный, носит белую доминиканскую рясу, четки на поясе, у него детские голубые глаза и участливая улыбка. Ежедневное общение с бандитами, преступниками и прочими правонарушителями сделало его человеком широких взглядов. Он лучится добротой, весельем и любовью к ближнему. – Почему бы и не крестить, если это доставит такую радость вашим старушкам? – говорит он. – Да потому, что я больше не верю в ваше крещение. Он смеется. – Это не грех, что вы в него больше не верите. И потом, как знать? Может, в глубине вашей очерствелой души еще сохранилась капля веры. Однажды я провожал на казнь убийцу, он плевал мне в лицо и оскорблял Бога. А когда поднялся на гильотину, завопил: «Господи, помоги! » – Хорошо, – говорите вы под впечатлением его рассказа, – я согласна крестить Ализе, но при одном условии: это сделаете вы. – О ля-ля! – улыбается святой отец. – Это очень сложно. В Церкви страшная бюрократия. По правилам таинство должен совершать ваш приходской священник. – Исключено! Никогда его гадкая лапища не коснется головы моей дочери. – Черт побери! Что ж он вам такого сделал? – Он неопрятен, дурно пахнет, и в нем нет ни грана человеческого тепла. – Н-да... Хорошенький портрет вы нарисовали. Однако надо все-таки попросить разрешения у епископа. – Хорошо, я иду к епископу. – Погодите. Боюсь вы его своей пылкостью напугаете. Епископы – они такие чувствительные. Лучше уж сам схожу.
Крещение совершилось в маленькой деревенской церкви в Мустуссу, а праздничную трапезу (с лангустом под майонезом) устроили в Микулете. Бабушки были счастливы и обе влюбились в отца Д., а Любимый Муж покрестил младшую дочь белым игристым вином.
Ализе тоже отправили на катехизис. Она ушла оттуда, хлопнув дверью в тот день, когда священник сообщил, что святая Дева, подхваченная ангелами из рая, – фьють! – поднялась на небо, как воздушный шар. – Очередное вранье взрослых, как и про Деда Мороза, который в трубу влезает, – пробурчала она.
Вернемся, однако, к Матиасу. До вас дошел слух, что каждое утро за завтраком он благочестиво читает «Ля Круа» и отказывается объяснять кому-либо, включая собственную мать, причины своего столь нелепого поведения.
И вдруг в одно прекрасное воскресенье он шепчет вам на ушко: – Бабуль, а можно мне на следующей неделе пригласить на обед подружку? – Разумеется, дорогой. – Только, понимаешь... она «харизматичка»... Вам слышится «паралитичка». – Бедная девочка! Она передвигается в коляске? – Да нет же, бабуль. «Ха-риз-ма-тич-ка»... Это такая церковная община, они молятся вместе, медитируют и посвящают себя благим делам. – Это секта? Секты, знаешь, очень опасны! – Нет, бабуль, они католики и папу признают. – Понятно! Значит, католическая секта!.. Ну не смотри на меня так, дорогой! Я пошутила. Как зовут твою подружку? – Мелани. Ей 16 лет. Мы тайно помолвлены перед Господом. Только маме не говори, она с ума сойдет. – Хорошо. А вы не слишком юны для помолвки? – Бог нам поможет. Главное – сохранить целомудрие. Мелани хочет выйти замуж девственницей. В глазах внука столько наивности и доброты, что вы не осмеливаетесь съязвить: «Мужайся, мальчик! », а говорите нежно: «Это очень хорошо, золотце! »
Когда в следующее воскресенье Мелани появилась у вас на семейном обеде, все присутствующие уставились на нее как завороженные. Одна только Старшая, в бешенстве оттого, что ее не посвятили в амурные дела сына, едва удостоила гостью взглядом. Девочка, заметим, оказалась хорошенькой и приветливой. Одета в мини-юбку разумной длины, т. е. прикрывающую трусики, а не в темно-синее платье с белым воротничком, как вы опасались. Вас в ее возрасте обряжали именно в такое да еще в белую фетровую шляпку, похожую на ночной горшок. Все шло хорошо, пока не стали садиться за стол. Тут Мелани повернулась к вам и сладким голосом спросила: – Можно я прочитаю молитву перед едой? – Ну разумеется!.. Она произнесла длиннющую и совершенно непонятную фразу и перекрестилась. Матиас перекрестился вслед за ней. Вы на всякий случай протянули: «Аминь! ». Все остальные стояли навытяжку и молча таращили глаза. – А она на каком языке говорила? – спросил Аттила, по своему обыкновению усаживаясь на стул боком. – На древнееврейском, – с гордостью провозгласил Матиас. – Мелани учит древнееврейский, чтобы читать Библию в подлиннике. – А Библия – это что? – не унимался ваш семилетний внук. – Я тебе потом расскажу, – осадила его ваша Старшая. – Сейчас ешь закуски. – Можно я не буду есть тертую морковку? – заныл Аттила. – Нельзя, в моркови много витаминов, это полезно, – ответила мать. – Я не люблю морковные витамины, – канючил сын. В эту минуту Деточка, жуя кусочек колбасы, с затаенным вызовом обратилась к Мелани: – А правда, что ты «харизматичка»? – Да. Из общины Эммануэля. – Говорят, у вас противозачаточные средства запрещены? – Да. Но разрешена естественная контрацепция Биллингса. – Вот как? – воскликнула Старшая. – Это очень интересно. Ты слышал про такой метод? – спросила она зятя № 2. – Нет, – виновато проговорил он. – Я дантист, а не гинеколог. Но я могу позвонить приятелю. И он достал из кармана мобильник. Супруг Жюстины обожает звонить по сотовому. В том числе и в ресторанах. В результате его уже выгнали от «Липпа»^[11], и вы теперь тоже не смеете там показываться. – Э нет! У нас запрещено говорить по телефону во время обеда! – строго (в подражание Липпу) заявляет Любимый Муж. – Тут за столом у пятерых есть мобильники, и, если каждый начнет звонить, это будет не семейный обед, а митинг. – Не нужно никуда звонить, – вмешиваетесь вы. – Я знаю этот метод. Он менее надежен, чем Ожино. – Кто такой Ожино? – спросил Аттила. – Я тебе объясню, когда вырастешь, – отрезала его мать. – А вот ты и скушал морковку! Молодец мальчик! Вы, разумеется, видели, как малыш сбросил морковь под стол в надежде, что вечно голодный Мельхиор ее подъест. Но вы молчите. Вы теперь бабушка, а не мать, и выговоры не ваше дело. Пусть Жюстина разбирается. – Говорят, римский папа против презервативов, – продолжает атаку Деточка, сверля глазами Мелани. – Из-за этого люди, больные СПИДом, не только сами умирают, но и заражают других, и те тоже умирают. Этот твой папа убийца! Мелани багровеет от ярости. Ее глаза мечут молнии, какое уж тут милосердие! – Я запрещаю тебе называть папу убийцей. Просто мы должны быть целомудренными. – То есть не заниматься любовью? – Ализе! Прекрати этот разговор... За столом дети, – высокопарно произносит Любимый Муж. – Я уже не ребенок! – возражает Эмили. – В моем возрасте такие вещи очень интересуют. – А меня вот не интересуют! – вставляет Аттила. – И я вас не слушаю. Деточка, однако, твердо решила затеять ссору с Мелани. Она ринулась вперед с неистовством скоростного поезда Париж-Лион. – Ты полагаешь, что возможно сохранять целомудрие всю жизнь? – Монахи и монахини сохраняют. – Кроме тех, кого лишают сана... – Что ж, если они не могут подавить свои сексуальные влечения! – сладеньким голосом подпустила Мелани (Матиас, должно быть, рассказывал ей о бурных романах нашей Младшенькой). Теперь Ализе сделалась красной, как рак. – А ты думаешь, так легко любить и подавлять свои физические влечения? Спорим на пакетик арахиса, что не пройдет и года, как ты потеряешь девственность! – Ализе! Замолчи и извинись! – не выдерживаете вы. – Бери пример с бедуинов! – добавляет ваш супруг. Деточка выкатывает удивленные глаза. – Почему с бедуинов? – Потому что у них законы гостеприимства священны. Мелани у нас в гостях. Ты обязана вести себя с ней исключительно вежливо. – Извини меня, – бормочет Ализе, обращаясь к юной «харизматичке». – Нет, это ты меня извини. Мне не следовало гневаться. Это грех. – Грех, не грех, а мы переходим к горячему, – произносит Старшая, передавая вам огромное блюдо, – и меняем тему разговора. – Поговорим, например, о пасхальных каникулах! – весело предлагаете вы.
Благими намерениями вымощена дорога в ад.
В отношении пасхальных каникул у всех оказались свои задумки. Гам поднялся немыслимый. Старшая и зять № 2 намеревались уехать всей семьей в горы. Деточка готовилась отправиться с Жилем верхом по Веркору. Вы с Мужем колебались между Микулетом и Венецией. Только Мелани с Матиасом молчали. – А у вас какие планы, молодежь? Матиас помедлил, потом выпалил: –... пешее паломничество в Шартр... – Я уже совершила его в прошлом году, – с восторгом произнесла Мелани. – Это потрясающе! – Об этом не может быть и речи! – сухо отчеканила Старшая. – Ты прекрасно знаешь, Матиас, что у тебя в этом году выпускные экзамены, и мы договаривались, что ты все каникулы будешь заниматься. – Но мама! Паломничество – это всего на три дня... – Нет, нет и нет! Совершай свои паломничества сколько угодно, но ПОСЛЕ выпускных экзаменов. Вы с Любимым Мужем не без грусти (особенно вы) отказываетесь от поездки в Венецию, чтобы везти старшего внука с учебниками в Микулет. Вы хоть и не харизматичка, но в некоторой доли святости вам не откажешь!
Два дня спустя у вас с Деточкой состоялся обстоятельный разговор о презервативах. Надо признаться, что во времена бурной молодости вы обходились без этих штучек. Вы о них просто не слышали. Противозачаточных пилюль не существовало вовсе, и вы жили в постоянном страхе забеременеть. Ализе от таких откровений в себя прийти не может. – Ты хочешь сказать, что никогда в жизни не видела презерватива? – вскрикивает она. – Поверить не могу! – Нет, не видела!.. – пристыженно отвечаете вы. – А что, ты ими часто пользуешься? – Неужели нет! Иначе надо иметь твердую уверенность, что твой парень тебе не изменял, а где ж ее взять? Я боюсь СПИДа и всегда ношу в сумке презервативы. – То есть как! Ты сама их покупаешь? – Ну да. Мужики их терпеть не могут и вечно врут, что, мол, забыли взять. У них всегда одна песенка: «Это лишнее... Я здоров... Я не ВИЧ-инфицированный... » и т. д. А я отвечаю: «Дело не в СПИДе, дорогой, но я могу забеременеть! » Вот этого они боятся! – А я думала, ты таблетки принимаешь! – Конечно, принимаю, но им я этого не говорю! И все мои подружки так делают. Презерватив не дает стопроцентной гарантии. Он может прорваться или соскочить. – И где ты их покупаешь? В аптеке? – Нет. Там старики скупают лекарства килограммами, опустошая казну собесов, а, когда девушка спрашивает презервативы, смотрят на нее как на шлюху. Нет, обычно я беру их в автоматах, которых везде полно, даже в метро. Или в «Леклерке». Вы потрясены. – В «Леклерке»? В «Леклерке» продаются презервативы? Не может быть! Никогда не видела... В каком же отделе? – В аптечном. Рядом со всякими вещичками для младенцев. Там есть любые размеры. – Так они еще и разных размеров! – Мам, ну ты что, члена никогда не видела? Разумеется, существуют разные размеры! Обычно – три. Стандартный – я его и беру. Еще бывает большой; те, кому он нужен, так этим гордятся, что всегда носят их с собой. И маленький; эти я не покупаю, а то человек может обидеться. Потом, там есть разные цвета... – Подумать только! Красивые? – Не особенно. А вот в секс-шопах, говорят, продаются золотые и светящиеся... – А светящиеся зачем? – Не знаю, не пробовала. Прикольно, наверное, когда светится в темноте. Бывают еще разного вкуса: банановые, ванильные, клубничные... Ванильные больше всего берут... Вы потрясены. Оказывается, вы еще многого не знаете в жизни. На другой же день бежите в «Леклерк». За десять минут разобравшись с продуктами, принимаетесь искать пресловутую полку с презервативами в фармацевтическом отделе. Ищете, ищете: нету. Смотрите в соседних отделах, даже в «овощах и фруктах»: ничего. Спросить какую-нибудь из домохозяек (лет пятидесяти), пробегающих мимо то в одном, то в другом направлении, не решаетесь. Обратиться к молоденькой кассирше тоже боязно (подумает: в волосах седина, а все туда же). Проискав битый час, решаете плюнуть... ... И вдруг, обведя на прощанье рассеянным взглядом молочный (! ) отдел, на полке с перевязочными средствами (! ) замечаете маленькие коробочки. Синие. Белые. Красные. Патриотичные, однако, в «Леклерке» презервативы! Правда, выглядят они все равно не слишком привлекательно. И даже уныло... Какой-то господин в очках наклоняется над ними, потом смущенно оглядывается на вас. В итоге вы с ним разбегаетесь в разные стороны. Возвратившись домой, спешите поделиться разочарованием с дочерью. А она как раз приготовила для вас подарок. Желая вас просветить, купила в специализированном магазине («Мама, это надо видеть! Это что-то неслыханное! Там их тысячи! ») «ужасно смешную модель в виде клоунской головы с красным носом»... Вечером заманиваете Любимого Мужа к себе в постель и даете ему голову клоуна. – Это что за штука? – любопытствует он. Объясняете. Это чтоб забавляться, как молодежь... Он в ярости швыряет «штуку» на пол.
На следующий день достается от него и Деточке: – Я тебя попрошу не покупать матери гадостей!!! И не рассказывать!!!
Матиас сдал выпускные экзамены на отлично. Мелани тоже. Оба поступили на юридический факультет. Они по-прежнему ходили женихом и невестой. Молодая парочка, как вы их про себя называли, производила трогательное впечатление. А потом – бац! – катастрофа. Деточка выиграла пари.
Мелани появляется у вас вся в слезах: ей нужно срочно кое в чем признаться. Как водится, усаживаете ее на диван в гостиной. – Я согрешила! Мы согрешили! – рыдает она у вас на руках. – Праведник грешит семь раз на дню, – бодро отвечаете вы (все-таки недаром обучались в религиозной школе и прослушали там тысячи проповедей). Какой грех вы совершили, дочь моя? – Мы переспали... – бормочет бедная девочка. – Что? Я не расслышала, глуховата стала. – Я спала с Матиасом! – Не сомневаюсь, это было прекрасно! – восклицаете вы. – О да! – шепчет бедная харизматичка со страстью. И слезы текут у нее в три ручья. – Не надо плакать, – утешаете вы ее. – Нет ничего прекраснее плотской любви, если она освещена духовной близостью. Вы очень довольны своей проповедью. Боссюэ^[12] вам и в подметки не годится. – Понимаете... Я боюсь, что я беременна... – лепечет Мелани. – А как же хваленый метод? – Мы безо всякого метода! – Ой!.. Вы размышляете вслух: – Матиасу 18 лет. А вам – 17? – Да. – Конечно, очень рано еще заводить ребенка. Но что поделаешь! Вы любите Матиаса? – Всем сердцем и на всю жизнь! – восклицает Мелани, молитвенно сложив ладони. – А он вас? – Думаю, тоже любит, – признается она, краснея. – Отлично. Женитесь. Если вы действительно беременны. – Но... мои родители и духовник будут недовольны... – С вашими родителями я поговорю. А на духовника плевать. У меня есть другой. Потрясающий малый. Вы немедленно отправляете ее к отцу Д., а тот отпускает ей грехи. Он счастлив, что ему выпало благословить союз двух влюбленных ангелочков. О предполагаемом младенце вы не говорите никому (даже Любимому Мужу), кроме вашей Старшей. Та в панике. – Ребенок у Матиаса! В 18 лет! Полное безумие! – Не с ним первым это случается. – Мелани не согласится на аборт? – Конечно, нет. Харизматички предпочитают родить и отдать ребенка в приют. – Моего внука! В приют? Никогда. Лучше я его сама воспитаю. – Правильно. Я тебе помогу. Как ты думаешь, ему понравится твое воскресное жаркое из баранины? – А на что эти дети собираются жить? – На пособие, которое будут выплачивать им родители. Как и все молодые. – И что они будут делать с ребенком? – У меня есть идея. Ты берешь Мелани продавщицей к себе в магазин, а люльку с младенцем ставите в задней комнате. – А если он будет плакать, что скажут клиентки? – Объяснишь им, что это румынский подкидыш и что ты собираешь пожертвования. Жюстина вздыхает: – Вот я уже и бабушка! – А я – прабабушка! – А Лилибель прапрабабушка. Она от злости лопнет. Родители Мелани приняли вас любезно, однако их холодные взгляды красноречиво говорили: благочестивая дочь совершила плотский грех исключительно под вашим тлетворным влиянием. Из домашних только Деточка заподозрила истину. – Уж не выиграла ли я пакетик арахиса? – промурлыкала она, расчесываясь у вас в ванной перед зеркалом, в котором она якобы выглядит лучше, чем в собственном. Обычно в таких случаях она оставляет в вашем умывальнике полным-полно длинных волос, что приводит вас в крайнее раздражение. Когда вы ей об этом говорите, она обещает вычистить все до блеска. И, разумеется, ничего такого не делает. Тут вы приходите в ярость, но поздно: дочки уже и след простыл. Вот так непросто складываются иногда отношения между поколениями. – От арахиса полнеют, – сухо замечаете вы. У Младшенькой хватило такта не настаивать.
В конце концов выяснилось, что Мелани не беременна. Никто не ликовал открыто, но все вздохнули с облегчением. То ли для того, чтобы наказать дочь, нарушившую заповедь целомудрия, то ли из опасения, что ей захочется попробовать еще раз, родители Мелани решили отправить ее на год в Индию, в общину покойной матери Терезы, помогать бедным и ухаживать за умирающими. Следующие две недели влюбленные заливались слезами и клялись друг другу в вечной верности. – Это будет Великим Испытанием для нашей Любви! – со свойственной ей экзальтацией провозгласила Мелани. – А когда вернешься, мы поженимся, – пообещал Матиас. С тем юная харизматичка улетела в Калькутту. Возлюбленные писали друг другу длинные-предлинные письма, о чем вам рассказывал Мельхиор, слышавший все от своей сиамской подружки с седьмого этажа, дружившей с балинезийской кошечкой, знакомой с рыжей персианкой родителей Мелани. Таким образом вы узнали, что у кошек есть своя Женская Лига и свои каналы обмена сплетнями.
Но «молодость всегда берет свое», как говорил Ларошфуко. ^[13]
Матиас сошелся с какой-то веселой студенческой компанией, стал интересоваться музыкой «техно», а также некой Клер... и разорвал помолвку с Мелани. – Осторожно, она буддистка! – предупредил нас Мельхиор. – Кто? – Клер. – Неужели? Она что, бреет голову и заворачивается в оранжевую простыню? – удрученно спрашиваете вы. – Нет. Она носит одежду «Кензо». Мельхиор получил информацию от бирманского кота, а тот от своего дымчатого друга, знакомого с белым ангорцем упомянутой Клер. Коты мужского пола тоже не прочь посплетничать.
Когда вы сообщаете новость Старшей, она начинает голосить и крутиться, как вращающийся дервиш. – За какие такие грехи мне дан сын, который влюбляется только в религиозных фанатичек? Теперь он уедет в Гималаи и будет семь лет медитировать в деревянной хижине под руководством какого-нибудь ламы, как сын Жана-Франсуа Ревеля. А то и сам ламой заделается. Я этого не переживу. – А ты предпочитаешь, чтобы он стал мусульманским фундаменталистом и пять раз в день читал молитву лицом к Мекке и задом кверху? И еще, чего доброго, бомбы в метро закладывал? Мальро, как тебе известно, сказал, что XXI век будет веком религиозным... – Это я слышала, если не тысячу раз, то по крайней мере сто. Но я не предполагала, что религия вскружит голову моему сыну. – Уж лучше пусть это будет проверенная традиционная религия, чем какая-нибудь неистовая секта, каких сейчас полно. Вообрази, он мог бы стать свидетелем Иеговы, или мунитом, или кавалером Солнечного Храма... – Мама, остановись, я тебя умоляю, не то я с ума сойду! Почему Матиас не такой, как другие его сверстники? Был бы он наглым прыщавым троцкистом, влюбленным в обыкновенную неверующую студентку, которую я могла бы одевать у себя в магазине бесплатно!.. – На то и существуют дети, чтобы портить родителям нервы. А без этого и жить было бы неинтересно.
Сейчас Матиас без ума от некоей Сары, правоверной иудейки, что серьезно осложняет приготовление воскресных обедов, так как эта парочка ест кошерное. Вам приходится ходить за покупками в квартал Сантье. Жюстина ночами не спит, боится, как бы сын не променял право на Талмуд. По счастью, как разузнал Мельхиор на генеральной ассамблее Беспородных Котов, мать Сары не желает, чтобы она встречалась с гоем. Между матерью и дочерью постоянно происходят сцены, что позволяет надеяться на скорый конец романа. А у вас есть в запасе джокер: очаровательная американочка, у которой дедушка – колдун навахо, умеющий исполнять танец дождя. Как бы вам это пригодилось в засушливое лето в Микулете! Инш Аллах! Глава IV. ЭМИЛИ И ПОТИРОН

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 Следующая ⇒