|
|||
Виталий Демочка. Строгий режим. Аннотация. Виталий Дёмочка. Строгий режим. Строгий режим. Эпилог. Из интервью автора⇐ ПредыдущаяСтр 23 из 23 Эпилог
Бандеру привезли на МОБ, расположенный на территории первого СИЗО летом 97‑ го года. До освобождения ему оставалось всего несколько месяцев и он с юмором думал, что лагерное начальство решило подлечить его для будущих боевых действий. Ехать он уже никуда не хотел, дышал уже свободой и позабыл обо всех своих чувствах и переживаниях из‑ за женщин, мысли о которых преследовали его месяцами и годами. Помнить, он всё же помнил, и Сашку, которая у него была в момент ареста и из‑ за которой он несколько первых месяцев переживал, что снюхается с кем‑ нибудь, пока его нет. Потом, когда она перестала его навещать и он уже успокоился, появилась в тюрьме Ольга Шеляева, по которой он ещё долгое время сходил с ума после того, как его увезли в зону, а она осталась в тюрьме, где с ней крутил роман Солома. Помнил он и сестру своёго соседа по проходу в бараке Огонька, которая год назад приезжала к нему на родительский день и в которую Бандера опять влюбился с первого взгляда ещё до того, как она заговорила с ним своим нежным, женственным голосом. Теперь всё было уже позади, и когда он увидел первую же красивую медичку в Межобластной больнице, он уже не запал на неё всей душой, а смотрел теперь похотливо, зная, что через два с половиной месяца у него таких девушек будет много. А если захочет, то приедет сюда и соблазнит и эту. Хотя в этом он даже сомневался, что он захочет ехать за сто километров к этой медичке, когда таких же и даже лучше полно и в его городе. Но пока ничего лучшего не было, и он с похотливой улыбкой пристал к этой. – Как мне к вам обращаться? – спросил он, чуть ли не в открытую смотря на её грудь. – Гражданка начальник? – Наталья Юрьевна, – ответила девушка, не реагируя на его тон и взгляд уже по привычке, таких зеков здесь было множество за время её работы. – Вам так идёт военная форма, Наташа Юрьевна, – сделал Бандера ей комплимент, увидев под её белым халатом военный китель. – Через два месяца выйду на свободу, обязательно женюсь на военной. Форма очень возбуждает. Очевидно, такие слова девушке говорили уже не один десяток раз и она даже бровью не шевельнула ни на комплименты, ни на томный тон Бандеры. Записав его данные в журнал, она спокойно позвала следующего, даже не удостоив своёго обольстителя взглядом. Но Бандере это было уже всё равно, скоро свобода. Пройдя в отделение, он заметил среди снующих между палатами людей знакомую фигуру и, догнав её, удивлённо произнес. – Потап? Ты чё здесь делаешь? – Здорово, Виталь, – поздоровался Потап. – Лечусь, вот. Бандера был очень удивлён и не обратил внимания ни на свой глупый вопрос, ни на не менее глупый ответ. Потап был простым мужичком, не из тех, кто выезжал с лагеря на больничку для общения или по делу. Но в данный момент он уже должен был быть на свободе, так как его срок заканчивался на три месяца раньше Бандеры. К тому же он был настоящим мастером всяких жалоб и заявлений, и когда Бандера уходил на этап в зону, Потап ждал ответ на очередную жалобу в вышестоящий суд или что‑ то в этом роде. – Вижу, что не на заработки приехал, – сказал он. – Тебе что, по касачке сроку добавили, что ли? Ты ж уже откинуться должен был. Не поверю, что ты мог раскрутиться. – Да не‑ е, я ж на пересуд подавал, – с гордостью ответил Потап, – дали двушку. Потом освободился, ещё на полтора залетел. Меня с двадцатки привезли. – Так ты уже второй срок досиживаешь? – восхищённо спросил Бандера. – Да не‑ е, – с грустью ответил Потап. – Только начал. До суда ж под распиской ходил, как закрыли сразу почти в зону, бля, увезли, – но тут лицо Потапа немного просветлело и он хитро улыбнулся. – Но я и отсюда уже написал, в Москву отправил. Так что ещё не вечер… – Не сомневаюсь, – подбодрил его Бандера. – Так ты, значит, ещё вольными пирожками серишь? Рассказывай, чё там нового в городе? – Да не слишком вольными, два месяца уж почти, – поправил Потап. – А ты чё, с воли вестей не получаешь, что ли? – Да так, поверхностно только. Те, кто при делах, сюда редко попадают. В основном сами только кто чё услышат. А пацанов наших всех убили. Родители только приезжают иногда, но они никаких движений не знают. – Ну а я чё? Ты ж знаешь, я сам никуда не лезу, так, если только, где чё украсть, – оправдывался Потап, потом вдруг вспомнил то, что может быть интересным Бандере и, встрепенувшись, выпалил: – А помнишь, ты с Протасом общался с восемь семь? Знаешь, что с ним стало? – Угу, – спокойно кивнул Бандера, будто ему это было безразлично. – И что нагнали его сразу поле этого прямо с зала суда знаешь? Бандера молча кивнул, задумавшись о чём‑ то своём. То, что Протаса освободили, ограничившись отсиженным, его не интересовало. Брат и друзья были давно мертвы, доить его было некому и ходили слухи, что он всё равно уехал куда‑ то из города. – Не, ну всё равно, ты прикинь, да? – продолжал Потап, немного обиженный тем, что не смог рассказать Бандере ничего нового. – За три дня до свободы опустили, три дня не досидел… – Слышь, – перебил его Бандера своими мыслями. – А Юрика этого помнишь? Ты касачку ещё писал ему и подельнице его? Чё с ним было, когда я ушёл? – Конечно помню, – ответил Потап и не без гордости добавил: – Ему по касачке на доследствие отправили. Ты прикинь? Он месяцев восемь только отсидел, и под чистую нагнали. Я сам ох…ел. Оправдали полностью. Видать бабок папаша его отвалил немерено… – А тёлку его? – поднял голову Бандера, с интересом смотря на Потапа. – И тёлку тоже, – восторженно рассказывал Потап, обрадовавшись тому, что хоть чем‑ то смог удивить Бандеру. – Кстати, ты знаешь, что она за Солому замуж вышла? – спросил Потап и, увидев вытянувшееся лицо Бандеры, восторженно продолжил: – Я сам ох…ел, когда узнал. Она прямо на двадцатку к нему приезжала расписываться. Ты прикинь, как он её раскрутил на тюрьме? А Юрик этот, лох рогатый. Я как на двадцатку пришёл вот щас, узнал, чуть со шконки не ё…нулся… на свиданки к нему ездит… Он ещё что‑ то говорил, но Бандера его уже не слушал. Глядя куда‑ то в пол, он думал, как действительно повезло Соломе. В той жёсткой игре тогда, на централе, он выиграл самый лучший приз, о котором только может мечтать любой мужчина – прекрасную женщину, которая будет любить тебя не за деньги и пойдёт к тебе даже за решётку. Такие женщины действительно достойны любви сильных мужчин.
Из интервью автора
Корреспондент: никак не ожидал, что книга о тюрьме окажется настоящим любовным романом. Тюремным романом. Даже не думал, что за решёткой такое возможно. Автор: вы же знаете, абсолютное большинство читателей, как и любителей сериалов – женщины. Поэтому для меня не стоял вопрос, какую историю рассказать из своей тюремной жизни. А насчёт того, что такое возможно и было со мной, мне и самому теперь верится с трудом. Но все сидевшие мужчины нормальной ориентации, которые хорошо помнят те моменты, когда впереди светит или уже дан большой срок, знают, что мечты о большой и светлой любви или любящей тебя женщине посещают регулярно. Правда, признаются в этом не все, да и забывается все по истечении срока. Это, знаете, как в анекдоте: Любовник выпрыгнул из окна любовницы, когда у неё муж вернулся неожиданно, летит и молится: «Господи, спаси! Больше никогда не буду спать с чужими жёнами! Больше никогда не буду изменять своей жене, только спаси! ». А когда приземлился в огромный мягкий сугроб, встал, отряхнулся и думает: «Летел‑ то всего три секунды, а столько ерунды наговорил». Так что по освобождении верится действительно с трудом даже самому. Но в любом случае критику принимают только от тех, у кого в тюрьме были возможности перемещения и кто прошёл несколько тюрем и лагерей по стране и знает, что даже в одном управлении в одной колонии или тюрьме может быть так, а в соседней уже совсем по‑ другому. Не говоря уже о разных регионах, когда не только люди могут быть разными, но даже одни и те же вещи называться по‑ разному. Так же критики могут быть только взрослыми. А то молодёжь, которая сейчас по тюрьмам, из‑ за лени написать малявку другу или подельнику звонит ему по телефону, даже если он сидит через камеру. Они, может, и не все знают, как мы раньше жили и что когда‑ то у нас не было другой связи. Знаю некоторых, которые в шоке оттого, что у нас когда‑ то в тюрьмах не было даже розеток, не говоря уже о кипятильниках, телевизорах, DVD и прочем. А в изоляторах нас кормили через день и спали на голых досках ночью, и на сыром бетоне днём, и без прогулок по свежему воздуху. Ну и естественно, если хватает духу критиковать, то делать это нужно в открытую, а не по‑ шакальи, прячась под ником или вымышленным именем в Интернете. К.: Да я и не думал вас критиковать, я же не сидел. И к тому же верю безоговорочно всей истории, но, признаться честно, я думал, что эта девушка в финале будет вашей. А.: Вы, наверное, насмотрелись голливудских фильмов, где ещё до просмотра ясно, кто и как будет побеждать. Сигал жестоко и хладнокровно, Норрис благородно и романтично, Джекки Чан смешно и весело, ну и так далее… К.: Это да. Но ведь главный герой фильма или книги и должен побеждать, так ведь было почти везде и всегда. Глупо будет, если герой произведения погибнет где‑ нибудь в середине. А.: Ну, во‑ первых, здесь я был не главный герой, а только один из них. А во‑ вторых моё творчество – это не совсем фильмы или книги. И потом, я же ведь не умер. К.: Вы сказали, что ваше творчество, это не совсем книги или фильмы. А что это? Автобиография? А.: Не могу так сказать, иначе на фоне всех остальных, кто описывал свою жизнь, окажусь полным отбросом общества. Вы когда читаете автобиографические книги или мемуары не удивляетесь, в каком прекрасном мире вы живете, какие честные и благородные люди вас окружают? Сильно плохого про себя ведь никто не расскажет. А я рассказываю, что был злым и коварным эгоистом, зависть порождала необузданную жестокость и так далее. Поэтому приравнять своё творчество к обычному самовозвеличиванию и назвать автобиографическим произведением не могу, здесь надо придумать какое‑ то другое название этому. Потому что даже откровениями назвать будет слишком мягко, на мне, помимо всего, ещё крови много, и вы обо всём со временем узнаете. Я не всегда был благородным и справедливым, особенно в девяностые годы, тогда выживали, кто как мог. Но об этом в следующих книгах или фильмах. К.: С нетерпением буду ждать. И всё же финал этой книги довольно неожиданный, можно сказать, что на самом кульминационном моменте. Я бы закончил не так… А.: Так, стоп! Я знаю, что бы напридумывали там вы или кто‑ то другой. Кого‑ то убили бы, и даже не одного, и так далее. Свои произведения все создают такими, чтобы они были интересными. Но я рассказываю только те истории из своей жизни, которые и так были достаточно интересны без всяких выдуманных приукрашиваний. Я знаю, что вам было бы интереснее читать или смотреть, если бы кто‑ то погиб из‑ за этой девушки. Более того, в тюрьме действительно случаются убийства, но в сто, если не в тысячу раз реже, чем на свободе. Поэтому не буду лишний раз пугать родственников заключённых, тем более что за те несколько дней, что длилась эта история, никто не погиб и даже не умер сам во всей тюрьме, не говоря уже о тех камерах, которые были причастны к этому делу. А придумывать смерть для интереса не буду. Я и так добавил один эпизод, произошедший в другое время и в другой тюрьме, но понять это смогут только те, кто сидел во втором СИЗО в Приморье, да и то далеко не все. Да, и ещё сделал собственное предположение про Валька из камеры 70, потому что не знаю точно, как мой бывший подопечный коммерсант узнал о связи нашей общей любимой на тот момент девушки со смотрящим. Но думаю, что моё предположение верно потому, что узнать это он мог только прочитав маляву, и может даже не одну, тогда как тюремная дорога проходила не через него, а через нижнюю камеру. Что же касается неожиданного финала, скажу вам так. Есть закон жанра, которого нужно придерживаться при создании художественных произведений, фильмов и книг. Поэтому вам и казалось раньше все таким складным. Ведь насочинять можно как угодно, хоть по закону жанра, хоть по заказу. Хотите загадочных или жестоких убийств? Есть миллионы других книг. Я же рассказываю вам про настоящую, не придуманную жизнь бандитов, в которой всё может закончиться так же неожиданно, как пуля в спину. Так что извините уж за неожиданную концовку, какая была. Увезли не вовремя, а может и наоборот, к лучшему. Может быть, всё было бы по‑ другому и действительно интереснее, если бы я смог вовремя понять и срастить все первые малявы с 87. А так, оставшись без соперников, когда даже кум отвернулся от такой любви, отношения смотрящего с моей любимой арестанткой развивались спокойно. К.: Каково же вам было в роли проигравшего? И не жалко ли было тех, кто ещё больше пострадал? А.: Не сильно‑ то уж они и пострадали по сравнению со всеми, кто погибал из‑ за женщин во все времена. Жалко их тогда не было, была середина девяностых, и отношение к коммерсантам в нашей среде было специфическим. А в роли проигравшего… Ну о‑ очень плохо было. Какой же мужчина любит проигрывать, тем более в таких делах? Из‑ за этого и бывали кровавые последствия во всём мире. Но я был в изоляции, а время, как известно, лечит. И потом я встречался иногда с Еленой, это её настоящее имя, уже на свободе, и мы со смехом вспоминали, как я «поимел её» тогда в стакане. Она действительно вышла замуж и ждала моего счастливого соперника. Но ручку мою она, кстати, сохранила.
|
|||
|