Алекс Финн 6 страница

- Какая разница? Ты же сама считаешь, что внешность не имеет значения. Так в Интернете так и есть. Самое главное – личность, – и тут я понял, в чем ее проблема. – Ты просто бесишься, потому что я нашел выход в обход твоему проклятию, способ, при котором я смогу встретиться с кем-то, не напугав его своим видом после того, что ты со мной сделала.

- Вовсе нет. Я наложила заклятие, чтобы преподать тебе урок. Сделаешь выводы – буду рада. Я вовсе не собираюсь злить тебя. Я хочу тебе помочь. Но это не сработает.

- Но почему?

- Ты не можешь влюбиться в кого-то, кого ты не знаешь. В твоей анкете полным-полно лжи.

- Ты читала мои сообщения? А разве это не против…

- Я люблю гулять и проводить время с друзьями…

- Прекрати!

- Мы с моим отцом очень близки…

- Заткнись! Заткнись! Заткнись! – я закрыл уши, но ее слова все еще терзали меня. Я хотел разбить зеркало, сломать монитор, что угодно, но только потому, что я понимал, что она права. Я всего лишь хотел, чтобы кто-нибудь полюбил меня, чтобы снять заклятие. Но все это безнадежно. Если я не могу ни с кем встретиться в сети, то как я вообще кого-нибудь найду?

- Понимаешь, Кайл? – приглушенный голос Кендры пробивался через мои мысли.

Я отвернулся, не отвечая. Я чувствовал комок в горле и не хотел, чтобы она это заметила.

- Кайл?

- Я понял, - прорычал я. – А теперь оставь меня, пожалуйста, в покое.

Я сменил свое имя.

Не было больше никакого Кайла. Ничего от того Кайла не осталось. Кайл Кингсбери был мертв. Я не хотел носить его имя.

Я посмотрел значение имени «Кайл» в Интернете, вот уж ирония - имя «Кайл» означало «красивый». Я таковым не был. Я нашел имя, которое значило «уродливый» - Фео (кто ж назовет ребенка таким именем? ), но в итоге остановился на имени «Адриан», которое означало «этот темный». Это было про меня, я был темным. Все – я имею в виду Уилла и Магду – теперь звали меня Адрианом. Я был сама темнота.

И жил я тоже в темноте. Я начал спать днем, по ночам выбираясь на улицы и катаясь в метро, когда никто не мог меня разглядеть. Я дочитал книгу про горбуна (все умерли), так что начал читать «Призрак оперы». В книге – в отличие от грубой музыкальной версии Эндрю Ллойда Вебера – Призрак не был эдаким всем непонятым романтичным неудачником. Он был убийцей, терроризировавшим оперный театр годами, до того, как похитил юную певицу и пытался заставить ее полюбить себя, проявить чувство, в котором ему все отказали. Это мне было понятно. Теперь я знал, что такое отчаяние. Я знал, что значит влачить свое существование в темноте в поисках проблеска надежды и не находить ничего. Я знал, что значит одиночество, способное толкнуть на убийство ради избавления от него. Я бы хотел, чтобы у меня был оперный театр. Я бы хотел, чтобы у меня был собор. Я бы хотел залезть на самую макушку Эмпайр-стейт-билдинг, как Кинг-Конг. Вместо этого у меня были только книги, книги и безымянные улицы Нью-Йорка с миллионами тупых, безликих людей. Я принялся прятаться на аллеях позади баров, где любят уединяться парочки. Я слышал их стоны и вздохи. Когда я видел подобную парочку, я представлял, каково было бы ощущать руки девушки на себе, ощущать ее горячее дыхание на своем лице, и несколько раз я думал о том, каково было бы сжать лапами шею мужчины, убить его, и утащить девушку в свою берлогу, чтобы заставить ее быть со мной, хочет она того или нет. Я бы ни за что этого не сделал, но меня пугало, что я вообще думал о подобном. Я сам себя пугал.

- Адриан, нам надо поговорить.

Я все еще лежал в кровати, когда вошел Уилл. С полузакрытыми глазами я через окно смотрел на разбитый им сад.

- Большая часть роз умерла, Уилл.

- Это нормально для цветов. Октябрь. Скоро они все завянут до весны.

- Знаешь, я им помогаю. Когда вижу, когда цветок уже стал коричневым, но все никак не падает, я их отрываю. Шипы меня не очень-то волнуют. Я быстро исцеляюсь.

- Выходит, в этом есть преимущества.

- Ага. Я думаю, это хорошо, что я помогаю им умереть. Когда ты видишь, как они стремятся умереть, нельзя им позволять страдать. Как думаешь?

- Адриан…

- Иногда мне хочется, чтобы мне тоже кто-нибудь также помог, - я видел, как Уилл уставился на меня, - есть несколько красных роз, которые все еще цепляются за ветки. Не падают. Это странно.

- Адриан, пожалуйста…

- Ты не хочешь говорить о цветах? Я думал, что ты любишь цветы. Уилл. Ты же их сам посадил.

- Я люблю цветы, Адриан. Но сейчас я хочу поговорить о наших учебных занятиях.

- А что с ними?

- А их просто нет ни одного. Я был нанят, как учитель, но в итоге оказалось, что я получаю огромные деньги только за то, что живу здесь и читаю книги.

- Тебе это не нравится? – Снаружи одна из красных роз задрожала от внезапного порыва ветра.

- Нет. Брать деньги и ничего не давать взамен означает воровать.

- Отнесись к этому, как к перераспределению богатств. Мой отец – богатая сволочь, он не заслуживает того, что имеет. Ты – бедный и достойный. Это вроде того парня, который воровал у богатых и отдавал все бедным. Вроде даже книжка про это была.

Я заметил Пилота, сидящего у ноги Уилла. Я протянул к нему руку и помахал, подзывая, чтобы он подошел ко мне поближе.

- Я же все равно учусь. Я прочитал про Квазимодо, про Призрака Оперы, Франкенштейна. Теперь вот читаю Портрет Дориана Грея.

Уилл улыбнулся:

- Похоже, тут наметилась тенденция.

- Да, тема одна – темнота, люди, живущие в темноте, - я все еще пытался подозвать Пилота, помахивая рукой, тупая псина не двигалась с места.

- Может и так, если бы мы обсуждали книги. У тебя есть вопросы о…

- Этот парень, Оскар Уайльд, - голубой?

- Видишь? Я так и думал, что твоя проницательность и острота ума приведут к…

- Не надо меня дурить, Уилл. Так голубой?

- Насколько это известно – да, - Уилл дернул Пилота за ошейник. – Этот пес к тебе не подойдет, Адриан. Валяясь в кровати в пижаме в час дня, ты вызываешь у нас обоих отвращение.

- С чего ты взял, что я в пижаме? – так оно и было.

- Запах чувствую. Пес его определенно чувствует. И нам обоим противно.

- Ладно, оденусь через минуту. Счастлив?

- Буду, если не забудешь принять душ.

- Ладно, ладно. Ну, расскажи мне об Оскаре Уайльде.

- Его осудили за интрижку с сыном лорда. Отец юноши заявил, что Уайльд принудил его сына к отношениям. Он умер в тюрьме.

- Я в тюрьме, - сказал я.

- Адриан…

- Это правда. Когда ты ребенок, все вокруг твердят тебе, что важно то, что у тебя внутри. Внешность не имеет значения. Но это ложь. Парни вроде Феба из Горбуна, или Дориана, или старого Кайла Кингсбери – они могут быть совершенными подонками с женщинами, но им это все сойдет с рук, потому что они красивы. Быть уродливым значит быть в своего рода заточении.

- Я не верю в это, Адриан.

- У слепого парня проклюнулась проницательность. Ты можешь верить, можешь не верить, но это правда.

Уилл вздохнул:

- Мы можем вернуться к книге?

- Цветы умирают, Уилл.

- Адриан, если ты не прекратишь спать целыми днями и не дашь мне возможности учить тебя, я уйду.

Я уставился на него. Я знал, что он злится на меня, но я никогда не думал, что он может уйти.

- Но куда же ты пойдешь? – спросил я, - это должно быть трудно найти работу, когда ты… ну, когда ты…

- Трудно. Люди думают, что ты ограничен в возможностях, и не хотят рисковать. Не хотят брать на себя ответственность. Однажды на собеседовании парень сказал мне: «А что если вы споткнетесь и заденете ученика? Или ваша собака кого-нибудь укусит? »

- Поэтому ты начал учить лузеров вроде меня.

Он не кивнул и не сказал «да». Он сказал:

- Я очень много учился, что иметь возможность работать, чтобы не зависеть ни от кого. Я не мог допустить такого.

Он говорил о моей жизни. Именно это я и делал, сидел на шее у отца, и так оно будет и дальше, если я не сниму проклятие.

- Ты должен делать то, что считаешь нужным, - сказал я, - но я не хочу, чтобы ты уходил.

- Есть решение. Мы можем вернуться к нашим регулярным занятиям.

Я кивнул:

- Завтра. Не сегодня, но завтра. Мне кое-что нужно сделать сегодня.

- Уверен?

- Да. Завтра, я обещаю.

Я знал, что мои дни, когда я мог свободно выходить во внешний мир, подходят к концу. Становилось холоднее, и мое пальто уже не казалось странным выбором для одежды, я все меньше походил на бездомного. В последнее время я все чаще ловил на себе взгляды, и меня спасали только мои быстрые рефлексы, благодаря которым прохожие, решавшие взглянуть в мою сторону еще раз, наталкивались только на мою спину, и любые их мысли об увиденной морде монстра становились игрой воображения. Мне не стоило так рисковать. Я начал выходить еще позже, когда на улицах и в метро было меньше всего народа, когда было маловероятно, что меня поймают. Но этого было недостаточно. Мне хотелось быть частью жизни на улицах. Но теперь я дал обещание Уиллу. Я не мог не спать всю ночь и учиться днем. Но я не мог позволить Уиллу уйти.

Зима будет долгой. Но я знал, что сегодня могу выйти безбоязненно. Сегодня был один единственный день в году, когда я не вызову подозрений. Хэллоуин.

Я всегда любил Хэллоуин. Он стал моим любимым праздником с моих восьми лет, тогда мы с Треем забросали яйцами дверь квартиры старика Хинчи, потому что он отказался участвовать в украшении здания и угощать нас, мы сбежали безнаказанными, потому что были двумя из двадцати с лишним тысяч детей, одетых в костюмы Человека-паука. Если у меня до этого еще были какие-то сомнения, то они полностью исчезли в средних классах школы, когда на своей первой вечеринке я был окружен девочками из Таттла, разодетыми в костюмы французских горничных в сетчатых чулках.

И сейчас он все равно останется моим любимым праздником, потому что сегодня, всего лишь один раз, все будет нормальным. Я на самом деле не думал о том, чтобы встретить девушку, способную снять заклятие. Правда, не думал. Я просто хотел поговорить с девушкой, может быть потанцевать с ней, почувствовать прикосновения к себе, даже всего лишь на одну ночь.

Я стоял перед школой, вечеринка в ней была в самом разгаре. Это была пятая вечеринка, которую я видел, но на входе в некоторые из них были установлены знаки с просьбой не входить в пугающих костюмах. Мне не хотелось, чтобы мое лицо в какой-то момент сочли слишком пугающим. Видимо, я стоял перед частной школой, все дети были аккуратно и чисто одеты, но это школа не дотягивала до Таттла, не имела подобного статуса. Через дверь в спортзал я видел, как люди танцуют в приглушенном свете. Некоторые танцевали вместе, но очень многие кружились в одиночку. Снаружи девушка продавала билеты, но не спрашивала пропуск. Лучше вечеринки для незаконного проникновения и не придумать.

Так отчего бы мне не зайти?

Я стоял в нескольких футах от продавщицы билетов, она была одета в костюм Дороти из Волшебника Страны Оз, но с пурпурными волосами и в татуировках. Я приглядывался к людям, в особенности к девушкам, входящим внутрь. Никто особенно на меня не пялился, так что это было хорошо. Я разглядел все стандартные категории: девушки из группы поддержки, крошки, положившие жизнь на благотворительность, будущие политики и мещане, спортсмены и мальчики для битья. И люди, которых нельзя было отнести ни к одной категории. Я довольно долго стоял у двери, разглядывая их всех.

- Отличный костюм.

Диджей включил песню «Гулянка монстров» и некоторые начали танцевать.

- Эй, я с тобой разговариваю. У тебя и правда классный костюм.

Это была продавщица билетов. Дороти. Вокруг нее стало куда спокойнее, когда все прошли внутрь. Мы были одни.

- А. Спасибо, - впервые за многие месяцы я разговаривал с кем-то моего возраста, - твой тоже классный.

- Спасибо, - она привстала за стойкой, чтобы я смог увидеть подвязки на ее чулках, - я его называю «Стопудово больше не в Канзасе».

Я засмеялся.

- А татуировки настоящие?

- Нет. Но вот волосы я покрасила. Я еще не рассказала маме, что цвет смоется только через месяц. Она думает, что это лак. Очень смешно будет на 75-летии моей бабушки на следующей неделе.

Я рассмеялся. Она неплохо выглядела, а ее ноги в чулках смотрелись очень круто.

- Так чего же ты не заходишь?

Я покачал головой:

- Я жду здесь кое-кого.

Зачем я это сказал? Ведь я прошел проверку. Эта девушка думает, что я всего лишь в очень качественном костюме. Мне стоит купить билет и войти.

- Понятно, - сказала она и посмотрела на часы, - ладно.

Я простоял еще пятнадцать минут, озираясь. Теперь, когда я сказал ей, что жду кого-то, я не мог изменить свою историю, не мог войти. Мне следовало уйти, притворяясь, что я решил прогуляться, потом отойти подальше и больше не возвращаться, уйти в другое место. Но что-то – свет, музыка, танцы внутри – удерживали меня, даже если я не мог войти. Мне и снаружи было неплохо. Холодный ветер приятно обдувал лицо.

- Ты знаешь, что мне больше всего нравится в твоем костюме? – сказала девушка.

- Что?

- Мне нравится, что ты сверху надел обычные вещи, словно ты получеловек, полумонстр.

- Спасибо. У нас недавно было занятие, посвященное монстрам в литературе на уроке английского – Призрак Оперы, Горбун из Нотр-Дама, Дракула. На очереди Человек-Невидимка. В общем, я решил, что будет круто нарядиться человеком, превращенным в монстра.

- Круто. Очень креативно.

- Спасибо. Я взял старый костюм гориллы и поработал над ним.

- А кто ведет эти уроки английского?

- Эмм, мистер… Эллисон, - я пытался определить ее возраст. Моя ровесница, не старше. – Бонусы выпускного класса.

- Надо будет постараться попасть к нему. Мне еще два года учиться.

- Мне… - я чуть было не сказал, что мне столько же, - я, действительно, люблю эти уроки.

Мы постояли еще минуту. В конце концов, она сказала:

- Слушай, обычно я так не поступаю, но похоже, что твоя девушка уже не придет, а моя смена по продаже билетов закончится через пять минут. Пойдешь со мной?

Я улыбнулся:

- Конечно.

- Ого, это натурально пугает.

- Что такое?

- Ну не знаю. Показалось, что твоя маска полностью копирует твою мимику, когда ты сейчас улыбнулся, - она протянула руку. – Бронен Крепс.

Я пожал ее руку:

- Адриан… Адриан… Кинг.

- Совсем, совсем как настоящая, - она говорила о моей руке, - ужас просто.

- Спасибо. Я неделями над ним работал, собирал воедино все детали костюма и все остальное.

- Ух-ты, ты, действительно, очень любишь Хэллоуин.

- Да. Я был застенчивым ребенком, мне нравилось притворяться кем-то другим.

- Ага, мне тоже. Я до сих пор стеснительная.

- Правда? Никогда бы не подумал, после того как ты сама со мной заговорила.

- Ах, это, - сказала она. – Ну, твоя девушка тебя бросила. Так что мне показалось, что я вижу родственную душу.

- Родственную душу, да? – улыбнулся я, - может и так.

- Ох, хватит уже.

Она имела в виду мою улыбку. Она выглядела странновато с белоснежной кожей и пурпурными волосами – она бы никогда не надела пошлый костюм французской горничной. Возможно, ее родители работали в театре или что-то в этом роде. Несколько месяцев назад я бы тут же отшил ее. А теперь я был рад любому собеседнику.

Другая девушка сменила Бронен на ее посту по продаже билетов, и мы отправились танцевать. Теперь, когда она стояла, и я смог отвести взгляд от ее волос, я заметил, что она сделала вырез передника гораздо глубже и расстегнула блузку так, что теперь это выглядело вроде как сексуально. На ее левой груди была татуировка в виде паука.

- Эта мне нравится больше всего, - сказал я, погладив ее, я воспользовался шансом прикоснуться к ней, зная, что она будет думать, что я дотронулся до нее чем-то вроде резиновой перчатки, и не будет возражать.

- Я себе задницу отсидела за все эти часы, - сказала она, - пошли танцевать.

- Сколько времени?

- Почти полночь.

- Ведьминский час, - я вывел ее на танцпол. Быстрая песня, игравшая до этого, сменилась медленной, и я притянул ее поближе.

- И как ты выглядишь на самом деле под всем этим? – спросила она.

- А почему это имеет значение?

- Мне просто интересно, может я видела тебя раньше.

Я пожал плечами:

- Не думаю. Я тебя не помню.

- Может и нет. Ты занят на многих секциях?

- Раньше так и было, - я вспомнил, что говорила Кендра насчет лжи, - но сейчас я в основном читаю. А еще я много занимаюсь садоводством.

- Странно здесь слышать о хобби в виде садоводства.

- Позади моего дома есть небольшой сад. Мне нравится смотреть, как растут розы. Я подумывал о постройке теплицы, тогда я бы и зимой мог наблюдать за ними.

Как только я сказал это, я понял, что хочу осуществить это на самом деле, в реальности.

- Круто. Никогда не встречала парня, интересующегося цветами.

- Всем в жизни необходима красота, - я притянул ее поближе, ощущая ее тепло на своей груди.

- Нет, серьезно, Адриан, как ты выглядишь?

- А что если я выгляжу как Призрак оперы или что-то типа того?

- Хммм… - она засмеялась, - он был очень романтичным – Мелодия ночи и все такое. Я даже хотела, что бы Кристин выбрала его. Я думаю, многие женщины так и сделали бы.

- А если это и есть мое настоящее лицо? – я показал на свою звериную морду.

Она засмеялась:

- Сними маску и дай мне взглянуть.

- А если бы я был красавцем? Ты бы тогда нашла к чему придраться?

- Возможно, кое к чему… - когда я нахмурился, она сказала, - да шучу я. Конечно, нет.

- Тогда это не имеет значения. Пожалуйста, просто танцуй со мной.

Она надулась, но сказала: «Ладно», и мы стали танцевать еще ближе.

- Но как я тебя найду в школе в понедельник? – прошептала она мне на ухо. – Ты мне на самом деле понравился, Адриан. Я хочу тебя снова увидеть.

- Я найду тебя. Я буду высматривать тебя в коридорах и найду…

Она просунула руку за ворот моей рубашки и шарила там, пытаясь нащупать края маски.

- Эй, прекрати!

- Я просто хочу посмотреть.

- Прекрати! – я дернулся от нее, она все еще тянула руку к моей шее.

- Как это…?

- Хватит! – это уже вырвалось рычанием. Теперь люди смотрели на нас, на меня. Я оттолкнул ее, но мы стояли слишком близко, так что она споткнулась и в последний раз попыталась дотянуться до моей шеи. Я схватил ее руку, завернул ей за спину и услышал пугающий треск. А потом она закричала.

Я побежал, ее крики преследовали меня до самого метро.

Медведь : У меня важная новость.

Лягушонок : нчг не слышно от Млчньи

Медведь : Я внутри! Я сплю в доме! Они впустили меня.

Чудовище Нью-Йорка : Кто?!!!

Медведь : Две девушки… они впустили меня.

Лягушонок : Эт здрв мдвд!

Чудовище Нью-Йорка : *страшно завидует*

Мистер Андерсон : Расскажи нам об этом, Медведь.

Медведь : Однажды ночью они впустили меня. Я спал на коврике в ванной. Когда они поняли, что я никого не съем, они разрешили приходить мне каждый день.

Чудовище Нью-Йорка : Это здорово!

Молчунья присоединяется к чату.

Лягушонок : Привет, Молчунья.

Молчунья : Привет, Лягушонок. Привет всем. Ни за что не угадаете, откуда я пишу.

Чудовище Нью-Йорка : откуда? (ты уже разговариваешь со мной или еще злишься? )

Молчунья : Я со всеми разговариваю. Я пишу из его дома!

Лягушонок : Из дома? У всх пхже есть дма

Чудовище Нью-Йорка : Это здорово!

Лягушонок : Я все еще в пруду.

Молчунья : Я встретила его в клубе. Он танцевал со мной. Я не могла говорить, но ему понравилось, как я танцую, хотя ногам было очень больно. Он убедил своих родителей, чтобы они разрешили мне спать у них на диване в кабинете. Мы с ним хорошие друзья, но, конечно, я надеюсь на большее.

Медведь : Конечно.

Молчунья : Мы вместе катаемся на лодке и ходим подолгу гулять.

Медведь : Вот и правильно. Теперь у тебя есть ноги.

Чудовище Нью-Йорка : И как оно?

Молчунья : Мне сложно. Кровь из ног все идет и идет, но я притворяюсь, что все хорошо, я не хочу, чтобы он переживал. Я так его люблю, хотя он и зовет меня болванкой.

Мистер Андерсон : Болванкой?

Чудовище Нью-Йорка : Что за придурок! Ты не дура!

Молчунья : Болванка – это потому что немая, а не тупая. Безмолвная.

Чудовище Нью-Йорка : все равно не нравится.

Молчунья : Я думаю, что все идет хорошо. Простите, что так много говорю о себе. Как дела у всех вас?

Медведь : Ты спишь на диване, а мне приходится спать на коврике!

Лягушонок : Пока никкой надежды, т. е. нджда есть, но не НАДЕЖДА.

Чудовище Нью-Йорка : Согласен. Жду, когда что-нибудь случится.

Глава 4

Незваный гость в саду

(перевод: Августа, Дарья JustShe Буряк)

7 месяцев спустя.

Я достал из комода один лепесток, выкинул его в окно и смотрел, как он падает. Остался один год. С той ночи Хэллоуина я разговаривал только с Уиллом и Магдой. Я ни разу не выходил из дому. Не видел солнечного света, кроме как в розовом саду.

Первого ноября я сказал Уиллу, что хочу построить оранжерею. Я никогда ничего не строил, даже скворечников или салфетниц в лагере. Но теперь у меня не было ничего, кроме времени и отцовской кредитной карты Amex. Так что я купил книги о теплицах, планы теплиц и материалы для постройки теплицы. Мне не хотелось собирать пластиковую дешёвку, и ещё стены должны были быть почти непроницаемыми, чтобы скрывать меня из виду. Я строил оранжерею сам на своем первом этаже, за моей квартирой, она была не меньше ярда по площади. Магда и Уилл помогали во всем, что касалось работы снаружи. Я работал в дневное время, когда соседи в основном были на работе.

К декабрю оранжерея была закончена. Несколько недель спустя, потрясенные внезапной весной, на ветвях начали расти желтоватые листья, потом появились зеленые бутоны. К первому снегу все уже расцвело, и под зимним солнцем красовались алые розы.

Розы стали моей жизнью. Я продолжал добавлять дополнительные грядки и цветочные горшки до тех пор, пока там не оказались сотни растений десятков цветов и различных форм - гибридные сорта чайных и вьющихся роз, фиолетовая роза центифолия величиной с мою вытянутую руку, и миниатюрные крошки едва ли размером с мой ноготь. Я любил их. Я даже не обращал внимания на шипы. Всем живым существам нужна защита.

Я перестал играть в видеоигры, перестал наблюдать за жизнью других через зеркало. Я никогда не открывал окно, никогда не выглядывал наружу. Перетерпев время, отведённое для моих занятий с Уиллом (я больше не называл их репетиторством, так как знал, что никогда не вернусь в школу), я потом проводил оставшуюся часть дня в саду, читая или глядя на мои розы. Книги по садоводству я тоже читал. Чтение оказалось отличным решением для меня, и я изучал лучшие подкормки, подбирал идеальный грунт. Я не проводил опрыскиваний пестицидами, а смывал вредителей с роз мыльной водой, после чего оберегал их от повторного заражения. Но, даже располагая сотнями цветов, я осознавал, что каждое новое утро принесёт ещё одну маленькую смерть – мои розы увядали одна за другой. Конечно, на смену им появлялись другие, но это было не то же самое. Каждая крошечная, расцветавшая навстречу свету жизнь будет существовать только в теплице, а затем погибнет.

В этом смысле мы были похожи.

Однажды, когда я обрезал у вьющейся розы несколько погибших своих дружочков, вошла Магда.

- Я так и думала, что найду тебя здесь, - сказала она. Она принесла с собой метлу и начала подметать опавшие листья.

- Нет, не надо, - сказал я. - Мне нравится это делать. Это часть моей повседневной работы.

- Но мне просто нечего делать. Ты больше не живёшь в своих комнатах, так что нечего убирать.

- Ты готовишь для меня. Ты ходишь в магазин. Ты покупаешь удобрения для цветов. Стираешь мне одежду. Без тебя я не смог бы жить так, как живу.

- Ты перестал жить.

Я срезал с лозы белую розу: – Как-то раз ты мне сказала, что тебе страшно за меня. Тогда я не понял, что ты имела в виду, но теперь понимаю. Ты боялась, что я никогда не буду способен оценить красоту, такую, как эта роза. - Я протянул ей цветок. Мне было трудно делать это – срезать своих любимчиков, зная, что таким образом цветы погибнут быстрее, чем обычно. Но я учился отпускать. Я так многое уже отпустил. – Тем вечером на танцах была девушка. Я подарил ей розу. Она была так счастлива. Я не понимал, откуда столько радости по поводу розы, дурацкой розы, у которой не хватало лепестков. Сейчас я понимаю. Теперь, когда вся красота моей прежней жизни исчезла, я молю о ней, как о пище. Такое прекрасное творение, как эта роза - я почти хочу съесть её, проглотить целиком, чтобы возместить потерянную для меня красоту. Вот такой была и та девушка.

- Но ты не… ты не будешь пытаться разрушить чары?

- Здесь у меня есть всё, что нужно. Мне никогда не снять проклятие. - Я жестом попросил ее дать мне метлу.

Она кивнула мне немного грустно и протянула метлу.

- Почему ты здесь, Магда? – спросил я, подметая. Я уже не раз задавался этим вопросом. - Что ты делаешь здесь, в Нью-Йорке, прибираясь за невежами вроде меня? Разве у тебя нет семьи?

Я мог спрашивать об этом, потому что она знала всё о моей семье, которой у меня больше не было. Она знала, что они меня бросили.

- У меня есть семья в моей стране. Мой муж и я - мы приехали сюда, чтобы заработать денег. Раньше я была учительницей, но такой работы не было. Так что мы приехали сюда. Но мой муж, он не смог получить свою зеленую карту, поэтому ему пришлось вернуться обратно. Я много работаю, чтобы посылать им деньги.

Я наклонился, чтобы собрать листья на совок. - У тебя есть дети?

- Да.

- Где они?

- Растут. Без меня. Теперь они уже старше тебя, и у них есть собственные дети, которых я никогда не видела.

Я поднял опавшие листья. – Тогда тебе известно, каково это – быть одиноким?

Она кивнула головой. - Да. - Она взяла у меня метлу и совок. - Но теперь я уже немолода, и прожила долгую жизнь. Когда я сделала выбор, который сделала, я не думала, что это навсегда. А вот сдаваться, когда ты так молод, это совсем другое дело.

- Я не сдался, - сказал я. – Просто я решил жить ради моих роз.

Тем вечером я разыскал зеркало. Оно было наверху, в одной из комнат пятого этажа, куда я отнёс его и оставил на старинном гардеробе.

- Я хочу увидеть Кендру, - сказал я.

На это потребовалось несколько мгновений, но когда она, наконец, появилась, то казалось, что она счастлива видеть меня. – Давненько не виделись, - сказала она.

- Почему зеркалу надо так много времени, чтобы показать мне тебя, когда других я вижу сразу?

- Потому что иногда я занята тем, что тебе видеть не следует.

- Например? Когда ты в ванной?

Она нахмурилась: - Ведьмовские дела.

- Точно. Понял. - Но на одном дыхании я пропел: - А Кендра на горшке.

- Неправда!

- Тогда что ты делаешь, когда я тебя не вижу? Превращаешь людей в лягушек?

- Нет. В основном я путешествую.

- Американскими Авиалиниями или в астральной проекции?

- С коммерческими авиакомпаниями не всё так просто. У меня нет кредитной карточки. А оплата наличными вызывает подозрения у службы безопасности.

- А тебя есть в чем заподозрить, не так ли? Я так думаю, что, просто пошевелив носом, ты могла бы взорвать самолет или что-нибудь в этом роде.

- Это не приветствуется. Кроме того, я могу путешествовать во времени, если путешествую по-своему.

- Неужели?

- Так и есть. Вот ты говоришь, что хочешь поехать в Париж, чтобы увидеть Нотр-Дам. А как насчёт возможности увидеть его строительство? Или Рим времён Юлия Цезаря?

- Ты можешь делать такое, но не в состоянии отменить заклинание? Эй, а меня ты можешь взять с собой?

- Ответ отрицательный. Если бы я околачивалась там с чудовищем, они бы поняли, что я ведьма. А в те дни ведьм сжигали. Вот почему я предпочитаю этот век. Он безопасней. Люди могут творить всевозможные странные безумства, особенно в Нью-Йорке.

- А ты смогла бы сотворить какое-нибудь другое волшебство? Ты говорила, что сожалеешь о проклятии. Ну, так не могла бы ты сделать мне одолжение в качестве своего рода компенсации за это?

Она нахмурилась. - Например?

- Мои друзья, Магда и Уилл.

- Твои друзья? - она выглядела удивлённой. – А что насчёт твоих друзей?

- Уилл великолепный учитель, но он не может получить хорошую работу по учебной части – в смысле не такую, чтобы вот так, сидеть на одном месте и заниматься со мной - потому что никто не хочет нанимать слепого парня. А Магда по-настоящему тяжко трудится, чтобы посылать деньги своим детям и внукам, которых никогда не сможет увидеть. Это несправедливо.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒