|
|||
Алекс Финн 3 страницаМолчунья: Вау, Зверь, это звучит ужасно. Медведь: Да уж, прости. Расскажи нам об этом. ЧудовищеНью-Йорка: Я не хочу говорить об этом! Молчунья: Поговори с нами, Зверь. Мистер Андерсон: Ты завёл этот разговор. Думаю, ты действительно хочешь поговорить об этом. ЧудовищеНью-Йорка: НЕТ, НЕ ХОЧУ! Мистер Андерсон: Полегче с воплями, Зверь. Если ты сделаешь это ещё раз, мне придётся попросить тебя покинуть нас. ЧудовищеНью-Йорка: Простите. caps lock застрял. Неудобно когтями печатать. ЧудовищеНью-Йорка: Эй, Миха, а откуда у медведя доступ в интернет? Или у лягушки? Мистер Андерсон: Пожалуйста, Зверь, не меняй тему разговора. Лягушонок: я пркрадывюсь в замок чтбы испльзвть комптр Медведь: Я забрал с собой свой лэптоп. Wi-Fi теперь повсюду, даже в лесах. Мистер Андерсон: Я хочу послушать о твоей семье, Зверь. ЧудовищеНью-Йорка: Только об отце. У меня есть только отец. Был отец. Мистер Андерсон: Извини. Продолжай. ЧудовищеНью-Йорка: Я не хочу рассказывать о своём отце. Давайте сменим тему. Молчунья: Наверняка тебе слишком больно говорить об этом. note 2 ЧудовищеНью-Йорка: Я этого не говорил. Молчунья: Не говорил. Тебе и не надо было говорить. ЧудовищеНью-Йорка: Прекрасно. ОК, ладно. Мне слишком больно, поэтому я не хочу говорить об этом. Та-да-да-дам! Все счастливы? Теперь мы можем поговорить ещё о чём-нибудь? Молчунья: Простииииии! Глава 2 Чудовище (перевод: Юлия Bellona Бовенко, Елена Eva666 Туманова) Я был чудовищем. Я смотрел на себя в зеркало. Я был животным, не то чтобы волком или медведем, гориллой или собакой, но каким-то ужасным прямоходящим существом, которое было почти человеком, но в то же время им не являлось. У меня были клыки, когти и отовсюду росла шерсть. Я, который смотрел свысока на людей с прыщами и дурным запахом изо рта, был монстром. - Я показываю миру твою истинную сущность, - сказала Кендра. – Чудовища. И я напал на нее, впиваясь когтями в ее шею. Я был животным, и из моего горла вместо слов вырывались животные звуки, которые я никогда бы не смог произнести раньше. Мои когти рвали ее одежду и ее саму. Я чувствовал запах крови, и пусть я не мог найти слов для этого, но я понимал, что я могу убить ее, как то животное, которым я стал. Но что-то человеческое во мне заставило меня закричать: - Что ты сделала? Измени меня обратно! Измени меня обратно, или я убью тебя! – мой голос был практически неузнаваем, я почти выл: - Я убью тебя! А потом, вдруг, меня отбросило от нее, и я увидел, как ее одежда и ее тело восстанавливаются, словно никогда и не были разорваны - Ты не можешь убить меня, - сказала она. - Я просто перевоплощусь, возможно, стану птицей или рыбой, или даже ящерицей. Я не могу отменить заклинание, это можешь сделать только ты. Галлюцинация. Галлюцинация, галлюцинация. Такое не происходит с людьми в реальности. Это сон, вызванный неумеренным просмотром голливудских фильмов. Я устал, и выпитая вместе со Слоан водка нисколько не помогала. Когда я проснусь, все будет в порядке. Я должен проснуться! - Ты не настоящая, - сказал я. Но галлюцинация меня проигнорировала. - В своей жизни ты был жестоким. Но за несколько часов до своего превращения ты сделал одно маленькое доброе дело. Именно из-за этого мизерного проявления доброты, из-за розы, я посчитала нужным предложить тебе еще один шанс. Я понял, что она имела ввиду. Роза. Украшение из розы, которое я подарил той заучке на танцах. Я подарил ей розу только потому, что не знал, что мне с ней делать. Это считается? Это что, единственный раз, когда я с кем-то хорошо обошелся? Если так, то хуже некуда. Она прочла мои мысли. - Нет, это не такое уж большое доброе дело. И я не даю тебе несколько вторых попыток, лишь один маленький шанс. В своем кармане ты найдешь два лепестка. Я засунул руку в карман. Там оказались два лепестка, опавших с розы, которые я засунул туда. Она не могла знать о них, разве что, прочитала все это в моих мыслях. Но я произнес: - И что? - Два лепестка - два года, чтобы найти того, кто сможет смотреть на твою безобразную внешность и найти что-то хорошее в тебе, что-то, за что можно полюбить. Если ты полюбишь ее в ответ, и она поцелует тебя в доказательство своих чувств, проклятие будет снято, ты снова обретешь свою привлекательную внешность. Если нет, то ты навсегда останешься чудовищем. - Не слишком большой шанс, это уж точно. Галлюцинация, сон. Может, она мне подсунула что-то вроде ЛСД? Но, как и все спящие, я продолжал спать дальше. Что еще мне делать, раз уж я не просыпаюсь? - Никто не сможет полюбить меня такого. - Ты не веришь, что кто сможет тебя полюбить, если ты не будешь красавцем? - Я не верю, что кто-то сможет полюбить монстра. Ведьма улыбнулась. - Но разве ты трехголовый крылатый змей? Существо с клювом орла, ногами лошади и горбами верблюда? Лев, или, возможно, бизон? Эй, ты, по крайней мере, можешь ходить на двух ногах. - Я хочу остаться тем, кем я был. - Тогда тебе придется поискать того, кто будет лучше тебя и постараться заслужить ее любовь своей добротой. Я усмехнулся. - Ну да, добротой. Девушки, конечно же, думают, что доброта – это круто. Кендра не обратила на меня внимания. - Она должна полюбить тебя, несмотря на твой внешний вид. Вот уж непривычно для тебя, да? И помни, что ты должен полюбить ее в ответ - это будет труднее всего для тебя, и доказать это поцелуем. Ага, поцеловать, конечно. - Слушай, это все было действительно весело. А теперь преврати меня обратно, или что ты там сделала. Это не сказки, это Нью-Йорк. Она покачала головой. - У тебя есть два года. А потом она ушла. Это было два дня назад. И теперь я уже знал, что все это реальность, а не сон или галлюцинация. Реальность. - Кайл, открой дверь! Мой отец. Я избегал его, и Магду тоже, все выходные, целиком и полностью поселившись в своей комнате, питаясь бутербродами, которые у меня остались. Теперь я осматривал комнату. Сломано было почти все, что только можно было сломать. Я начал с зеркала по вполне понятным причинам. Затем я перешел к своему будильнику, своим хоккейным трофеям, а затем к каждой детали одежды в мое гардеробе — все равно мне уже ничего из этого не подходило. Я подобрал кусочек стекла и посмотрел в него. Ужас. Я опустил кусок стекла, размышляя о том, что один надрез на яремной вене — и все это прекратится. Мне никогда не придется столкнуться с лицами моих друзей, моего отца, не придется жить тем, кем я стал. - Кайл! - его голос заставил меня вздрогнуть, и кусок стекла выпал из моей руки. Этот окрик нужен был мне, чтобы прийти в себя. Отец сможет все уладить. Он богатый. Он знал пластических хирургов, дерматологов, самых лучших в Нью-Йорке. Он все уладит. Я направился к двери. Однажды, когда я был ребенком, и гулял на площади Таймс-Сквер с няней, я поднял голову и увидел отца на плазменном экране, выше всех остальных. Няня пыталась поторопить меня, но я не мог оторвать от него глаз; я заметил, что и другие люди смотрят на экран, наблюдают за моим отцом. На следующее утро, когда отец в банном халате рассказывал маме какую-то длинную историю о телевещании той ночью, которое заставило всех этих людей смотреть на экраны, я боялся даже смотреть на него. Я все еще видел его таким большим, больше всех и высоко надо мной, где-то в небесах, словно Бог. Я боялся его. В тот день в школе я всем рассказывал, что мой отец — самый влиятельный человек в мире. Это было очень давно. А теперь я знал, что мой отец не был идеалом, не был Богом. Я заходил в туалет после него, и знал, что и он не испражняется розами. Но сейчас, подойдя к двери, я был вновь испуган. Я стоял, положив руку на дверную ручку, прижавшись заросшим мехом лицом к дереву. - Я здесь, - сказал я очень тихо. - Я собираюсь открыть дверь. - Так открывай ее. И я толкнул дверь наружу. Казалось, умолкли все звуки Манхеттена, и я могу слышать каждый шорох, словно оказался в лесу: я слышал, как дверь спальни трется о коврик, слышал свое дыхание, биение своего сердца. Я даже не мог себе представить, что сделает мой отец, как он отреагирует на то, что его сын превратился в монстра. А он выглядел… раздраженным. - Что за… зачем ты натянул на себя это? И почему ты не в школе? Ну конечно. Он решил, что это костюм. Любой бы так подумал. Я постарался говорить как можно мягче. - Это и есть мое лицо. Пап, я не надевал маску. Он уставился на меня, а затем рассмеялся. - Ха-ха, Кайл. У нас на это нет времени. Ты, что же, думаешь, что я трачу впустую твое драгоценное время? Но я изо всех сил пытался сохранить спокойствие. Я знал, что если рассержусь, то буду ворчать, рычать и скрести лапой пол, как животное в клетке. Отец схватил клок шерсти на моем лице и резко дернул его. Я взвизгнул и, прежде чем я даже смог подумать, мои когти оказались рядом с его лицом. Я остановился, почувствовав, что моя лапа касается его щеки. Он уставился на меня, запаниковав. Он отпустил мою шерсть и отступил. Я видел, что он дрожит. О, Господи, мой отец дрожит… - Пожалуйста, - сказал он, и я увидел, что его колени подкашиваются. Он замер напротив двери. - Где Кайл? Что ты сделал с моим сыном? – он заглянул мне за спину, словно хотел оттолкнуть меня и пройти вовнутрь, но не посмел. - Что ты сделал? Почему ты находишься в моем доме? Он едва ли не плакал, и я вместе с ним. Но я смог сказать ему ровным голосом: - Папа, Кайл — это я. Я Кайл, твой сын. Разве ты не узнаешь мой голос? Закрой глаза, может, тогда ты сможешь узнать. Но, как только я это сказал, меня посетила ужасная мысль. Может, он меня и не узнает. Мы же так мало разговаривали за последние несколько лет. Наверное, он не узнает мой голос. Скорее всего, он выгонит меня на улицу и заявит в полицию, что его сына похитили. А я буду вынужден спасаться бегством и жить под землей. Я стану городской легендой — монстр, живущий в нью-йоркской канализации… - Папа, пожалуйста. Я протянул руки, чтобы проверить, есть ли у меня еще отпечатки пальцев, даже если они теперь совсем другие. И посмотрел на него. Он закрыл глаза. - Папа, пожалуйста, скажи, что ты узнаешь меня. Пожалуйста. Он открыл глаза. - Кайл, это действительно ты? А когда я кивнул, он сказал: - И ты не пытаешься разыграть меня? Потому что если это так, это совсем, совсем не смешно. - Это не шутка, папа. - Тогда что? Как? Ты болен? - он провел рукой по глазам. - Это все ведьма, папуля. Папуля? Я вернулся к тому слову, которое произнес только однажды, в те две минуты между моментом, когда я научился говорить, и моментом, когда я понял, что Роб Кингсбери никому не может быть «папулей». Но я сказал: - Папуля, прямо здесь, в Нью-Йорке, существуют ведьмы, - я замолчал. Он смотрел на меня, не моргая и не двигаясь, словно я превратил его в камень. А затем, очень медленно, он осел на пол. Когда, наконец, он немного пришел в себя, он сказал: - Это… эта штука… эта болезнь… состояние… чтобы ни случилось с тобой, Кайл… мы справимся с этим. Мы найдем доктора, и все уладим. Не переживай. Мой сын так выглядеть не должен. И я почувствовал облегчение, хотя все еще нервничал. Облегчение потому, что был уверен — мой отец справится с тем, что никому больше не под силу. Мой отец был весьма известным человеком, и могущественным. Но нервничал потому, что он сказал: «Мой сын так выглядеть не должен». Потому что, что случиться тогда со мной, если отец не сможет это уладить? Я ни мгновения не верил во второй шанс, который дала мне Кендра. Если мой отец не уладит это, моя жизнь кончена. Отец ушел, пообещав вернуться на ланч, после того как он добудет нужную информацию. Но часы пробили уже час… два… Магда отправилась за покупками. А я узнал, что практически невозможно есть хлопья, когда у тебя когти. Собственно говоря, в таком случае есть трудно вообще. Я скормил своей звериной личности пакет ветчины из отеля. Интересно, я начну вскоре есть сырое мясо? В 2: 30 я узнал, что отец не приходил домой. Он хотя бы попытался сделать хоть что-нибудь, чтобы помочь мне? А поверили ли ему? Что он мог сказать: «Эй, мой сын превратился в какую-то сказочную зверюгу»? В три я придумал запасной план. К сожалению, он подразумевал участие Слоан. Я набрал ее номер. - Почему ты не звонил мне? - должен ли я добавить, что она тотчас же принялась ныть? - Я сейчас тебе звоню. - Но ты должен был позвонить мне до этого, в выходные. Я постарался погасить в себе раздражение. Мне нужно быть милым с ней. Потому что она была моим лучшим шансом. Она всегда говорила, что любит меня. Так что если она меня поцелует, мы покончим с этим до того, как отец проконсультируется с первым же пластическим хирургом. Я понимал, что вера в то, что поцелуй изменит меня, несколько ненормальна, как и вера в магию. Но как я не мог верить в магию теперь? - Малыш, мне очень жаль, но я себя плохо чувствовал. Кажется, я подцепил что-то в пятницу. Поэтому у меня и было такое отвратительное настроение, - я покашлял для убедительности. - Это точно. Это меня взбесило, но я сказал: - Я знаю. Я вел себя как ничтожество, и я все испортил, да? - Я глубоко вздохнул и сказал то, что, я был уверен, она хотела услышать: - А ты так прекрасно выглядела в пятницу. Боже, ты была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел. Она хихикнула. - Спасибо, Кайл. - У всех глаза на лоб вылезли, когда они увидели нас с тобой. Я был так счастлив. - Да, я тоже. Слушай, я сейчас в Сохо, делаю покупки с Эмбер и Хейвуд. Но я смогу заехать к тебе после, может быть. Твоего отца нет дома, так ведь? Я улыбнулся. - Точно. Приложи свой телефон поближе к уху. Я хочу тебе сказать кое-что, но я не хочу, чтобы Эмбер и Хейвуд слышали это. Она снова хихикнула. - Окей. Что? - Я люблю тебя, Слоан, - прошептал я. - Я так сильно люблю тебя… - Я тоже тебя люблю, - сказала она со смешком. - Ты никогда не говорил это первым. - Ты не дала мне закончить. Я люблю тебя так сильно, что любил бы тебя, даже если бы ты не была такой классной. - Чего? - Это правда. Я бы любил тебя, даже если бы ты была страшной. Я слышал, как Магда слоняется у меня под дверью. Поэтому я понизил голос, чтобы она не смогла меня услышать. - А ты бы любила меня, если бы я стал уродом? Еще один смешок. - Ты никогда не будешь уродливым, Кайл. - Ну, а вдруг я бы был таким? Например, если бы у меня вскочил на носу огромный прыщ, ты бы любила меня? - На носу? У тебя прыщ на носу? - Это риторический вопрос. Но ты бы любила меня? - Конечно. Это странно, Кайл. Ты такой странный. Мне пора идти. - Но ты же приедешь после того, как сделаешь покупки? - Да, конечно. Но мне нужно идти, Кайл. - О’кей, увидимся позже, - прежде чем она повесила трубку, я услышал, как она, смеясь, говорила своим подружкам: «Он сказал, что любит меня». Все будет в порядке. Было шесть часов. Я сказал Магде через дверь, что если придет Слоан, то ее нужно будет направить в мою комнату. Я сидел на своей кровати, задернув шторы в комнате и погасив свет, оставив только один слабый светильник. Я ждал. В темноте, к счастью, Слоан может даже не понять, как я выгляжу. Я одел старые отцовские джинсы, которые были больше моих, чтобы как можно сильнее прикрыть свое тело, и рубашку с длинными рукавами. Все, что мне было нужно — это один поцелуй. Любовь и поцелуй, как сказала ведьма. И я снова вернусь в свое прекрасное обличье, и эта грандиозная шутка закончится. Наконец в дверь постучали. - Заходи, - сказал я. Она открыла дверь. Я хорошенько потрудился, чтобы убрать осколки стекла и ошметки бумаги. Я нашел два лепестка и спрятал их за лампочку в моем гардеробе, чтобы они не потерялись. - А почему тут так темно? - спросила она. - Ты не хочешь, чтобы я увидела твой прыщ? - Я хотел устроить романтическую обстановку, - я похлопал по дивану рядом со мной, стараясь, чтобы мой голос не срывался. - Я бы хотел восполнить пятницу. Я так тебя люблю, Слоан. Я готов сделать все, что угодно, лишь бы не потерять тебя. - Извинение принято, - хихикнула она. - Здорово, - и я снова похлопал по дивану, приглашая ее сесть рядом. - Может, мы поцелуемся, или…. что-то типа того? Мой отец на телевидении, так что, наверное, он вот-вот вернется. Наконец она села, и я обхватил ее своими руками, прикрытыми рубашкой, притягивая ее ближе к себе. - О, Кайл. Я так люблю, когда ты меня обнимаешь. И ее руки двинулись вниз, с явным намерением попасть под мою рубашку, и… Нет. Она снова пыталась достать до моей промежности. Черт, мех меня выдаст с головой. Мне нужен был только один поцелуй, прежде чем она все заметит. И я поцеловал ее прямо в губы. Я ждал, что ощущения будут вроде тех, когда меня превращали в зверя той ночью. Но нет — не было ничего. - Фу, Кайл. Ты такой заросший, тебе нужно побриться. Я отодвинулся от нее, пытаясь оказаться между ней и окном. - Да, я не брился сегодня. Я же говорил тебе, что болен. - Ну, а душ ты принимал? Иначе ты от меня ничего не получишь. - Конечно, я мылся в душе. - Давай я включу свет. Я хочу увидеть тебя, - и она потянулась к лампе. Вспыхнул свет. А затем я услышал крик. - Кто ты? Что ты? - она начала лупить меня. Я лишь защищался из боязни убить ее своими когтями. - Убирайся от меня подальше! - Слоан! Это же я, Кайл! Но она продолжала меня пинать. Она занималась карате, и занятия не прошли даром. Было больно. - Слоан, пожалуйста! Я знаю, что это звучит невероятно, но ты должна поверить мне! Та девчонка-гот — она действительно ведьма! Слоан прекратила свои попытки меня убить и уставилась на меня. - Ведьма? Ты думаешь, что я дура? Ты думаешь, что я поверю, что здесь была ведьма? - Посмотри на меня! Как еще это можно объяснить? Она протянула руку, чтобы дотронуться до моего мохнатого лица, но тут же отдернула рука обратно: - Все, я убираюсь отсюда, - и направилась к двери. - Слоан… - я кинулся за ней и встал у нее на дороге. - Убирайся! Я не знаю, что с тобой не так, но, все равно, уйди с мой дороги, урод! - Пожалуйста, Слоан. Ты можешь это исправить. Она сказала, что я буду в таком виде, пока кто-то не полюбит меня и не поцелует в доказательство своей любви. Мы должны попробовать еще раз. - Ты хочешь, чтобы я тебя сейчас поцеловала? Все шло не так. Но, может быть, то, что она обо всем знала, было и к лучшему. Наверное, ей следовало знать, что она целует чудовище. - Поцелуй меня, и я снова стану нормальным. Я чувствовал, что дрожу — люди так себя чувствуют перед тем как расплакаться, но это было бы уже чересчур. - Ты ведь говорила, что любишь меня. - Это было тогда, когда ты был куда симпатичнее! - Она попыталась проскочить мимо меня, но я снова был у нее на пути. - Что на самом деле случилось с тобой? - Я же сказал тебе, это была… - Не повторяй это снова! Можно подумать, я верю в проклятия, ты, неудачник. - Там, внутри, я все тот же, и если ты поцелуешь меня, все будет так же как и прежде. Мы будем самыми главными в школе. Пожалуйста, только один поцелуй. Кажется, она на минуту задумалась о том, чтобы сделать это. Она обернулась ко мне. Но когда я нагнулся, чтобы поцеловать ее, она ловко поднырнула под моей рукой и выскочила из комнаты. - Слоан! Вернись! - я выскочил за ней из комнаты, даже не думая о том, что меня может увидеть Магда или еще кто-то. - Пожалуйста! Я люблю тебя, Слоан! - Убери от меня свои лапы! - она открыла дверь. - Дай мне знать, когда у тебя пройдет эта штука или как там ее, - и она вышла в холл. Я выскочил за дверь. - Слоан? - Что? - она давила кнопку лифта, надеясь его поторопить. - Никому не говори, ага? - О, поверь мне, Кайл, я не скажу об этом ни одной живой душе. Они точно подумают, что я сошла с ума. Должно быть, я действительно спятила, - она снова взглянула на меня и вздрогнула. Лифт раскрылся, и она уехала. Я вернулся обратно в свою комнату и улегся на кровать. В комнате все еще пахло ее духами, и запах был мне неприятен. Я не любил Слоан, так что меня не слишком удивило то, что и она меня не любит. Наверное, именно поэтому поцелуй не сработал. Ведьма ведь говорила, что и я должен быть влюблен. Я никогда никого не любил, даже когда был в своем нормальном состоянии, и все всегда проводили со мной время только из-за моего статуса, из-за того, что у меня много денег и потому, что со мной было классно тусоваться. Я всего лишь хотел того же, чего хотело большинство девушек — хорошо провести время. А все остальное могло подождать. Есть ли у меня шанс когда-либо найти ту девушку, которая полюбит меня в моем нынешнем состоянии? И, наверное, ответить взаимностью на ее чувства будет труднее всего. Заметка на память: Доктора не могут излечить от превращения в чудовище. Следующие несколько недель мы с отцом потратили на разъезды по всему Нью-Йорку и консультации десятков докторов, говоривших на разных языках и с разными акцентами о том, что меня сглазили. Мы ездили в пригороды Нью-Йорка на прием к ведьмам и колдунам вуду. С тем же результатом. Они не знали, как я стал чудовищем, и ничего не могли с этим поделать. - Мне очень жаль, мистер Кингсбери, - сказал отцу последний доктор. Мы сидели в офисе то ли в Айове, то ли в Айдахо, то ли в Иллинойсе. Поездка туда заняла тринадцать долгих, безмолвных часов, а когда мы останавливались на отдых, мне приходилось одеваться как восточной женщине, чтобы одежда полностью прикрывала мое тело и лицо. Доктор работал в соседнем городе, но отец договорился о конфиденциальной встрече с ним на выходных в его сельском домике. Отец не хотел, чтобы меня видел кто-то из посторонних. Я выглянул в окно. Трава была зеленой, чего я не замечал раньше, и на кустах распустились разноцветные розы. Я посмотрел на них. Они были красивыми, как и говорила Магда. - Да, мне тоже жаль. - Нам очень нравится, как вы ведете новости, мистер Кингсбери, - произнес доктор Эндекотт. - Особенно моей жене, которая, пожалуй, даже чуточку влюблена в вас. О Боже! Этот парень собирается взять у него автограф, или предложит попробовать втроем? - Может, мне стоит пойти в школу для слепых? - вклинился я. Доктор остановился то ли на середине своего предложения, то ли рассуждения. - Что, Кайл? Он был единственным, кто назвал меня по имени. Тот колдун вуду из Восточного поселка называл меня порождением дьявола (что, как мне кажется, было настолько же оскорбительно для отца, как и для меня). Я хотел уехать оттуда сразу же, но отец разговаривал с ним, пока наконец не выяснил — сюрприз, сюрприз! - что он не сможет мне помочь. Я никого не мог винить в том, что они не хотят со мной общаться. Я бы тоже сам себя избегал, поэтому мне моя идея показалась замечательной. - Школа для слепых, - произнес я. - Может, мне стоит пойти в такую школу? Это было бы здорово. Слепая девушка не сможет увидеть, насколько я уродлив, так что я вполне могу воспользоваться шармом Кингсбери, для того, чтобы она в меня влюбилась. - Но ты же не слепой, Кайл, - сказал доктор. - А разве мы не сможем сказать им обратного? Что я потерял зрение из-за несчастного случая на охоте или чего-то в этом роде? Он покачал головой. - Нет. Кайл, поверь, я знаю, что ты чувствуешь. - Да уж конечно. - Нет, на самом деле. Я немного понимаю тебя. Когда я был подростком, у меня было очень плохое состояние кожи на лице. Я испробовал кучу лекарств и препаратов, наступало улучшение, а потом становилось еще хуже. Я чувствовал себя настолько уродливым и несчастным; мне казалось, что никто и никогда не захочет быть рядом со мной. Но, в конце концов, я вырос и женился, - он указал на фото симпатичной блондинки. - Что означает, что после того как вы закончили медицинский колледж и заработали кучу денег, женщины перестали обращать внимание на вашу внешность, – фыркнул отец. - Папа… - попытался остановить его я. Но подумал я о том же. - Вы сравниваете это с прыщами? - отец указал на меня. - Он — зверь. Однажды утром он проснулся животным. Конечно, медицина… - Мистер Кингсбери, перестаньте так говорить. Кайл не зверь. - А как вы это можете назвать? Какой здесь можно употребить термин? Доктор покачал головой. - Я не знаю. Я знаю только то, что фактически затронута только его внешность, только то, кем он был снаружи. Он накрыл своей ладонью мою руку. Никто другой не пытался этого делать. - Кайл, я понимаю, это сложно, но я уверен, твои друзья научатся воспринимать тебя таким и будут снисходительны. - Да на какой планете вы живете? - закричал я. – Потому что это точно не Земля. Я не знаю ни одного доброго человека. И более того, я не хочу знать. Они все неудачники. У меня нет каких-то незначительных дефектов. И я не в инвалидной коляске. Я - урод, в буквальном смысле этого слова. - Я отвернулся, чтобы они не увидели моего отчаяния. - Доктор Эндекотт, - начал мой отец. - Мы посетили более дюжины докторов и больниц. В какой-то момент… - Он замолчал. - Нам вас рекомендовали многие. И если дело в деньгах, я заплачу любую сумму, чтобы помочь сыну. Это не страховой случай. - Я все понимаю, мистер Кингсбери, - произнес доктор. - Мне жаль… - И не переживайте о риске. Я подпишу отказную. Думаю, мы с Кайлом оба согласны рискнуть… всем, нежели он останется таким. Не так ли, Кайл? Я кивнул, хотя в душе осознавал, что мой отец скорее смирится с моей смертью, чем с моим нынешним внешним видом. - Да. - Мне жаль, мистер Кингсбери, но дело действительно не в деньгах или риске. В его случае просто ничего нельзя сделать. Я думал о возможной пересадке кожи и пластической операции лица, но потом провел кое-какие тесты, и… - Что? - спросил отец. - Самое странное, что я когда либо видел. Структура кожного покрова оставалась неизменной, что бы я не делал. Так, как будто она вообще не поддается трансформации. - Это абсурдно. Изменить можно все, что угодно. - Нет. Это не похоже ни на что, с чем мне приходилось сталкиваться ранее. Я не знаю, что могло стать причиной этого. Отец резко перевел взгляд на меня. Я знал, он не хочет, чтобы я рассказывал кому-нибудь о ведьме. Просто он сам еще не верил в это. Он до сих пор думал, что у меня какое-то странное заболевание, с которым справится медицина. Доктор Эндекотт продолжил. - Я бы хотел провести еще кое-какие тесты в исследовательских целях. - Помогут ли они сделать моего сына нормальным? - Нет, но мы сможем более подробно изучить его состояние. - Мой сын не будет подопытным кроликом, - отрезал отец. Доктор кивнул. - Мне жаль, мистер Кингсбери. Единственное, что я могу вам посоветовать - поговорите с сыном, научите его воспринимать ситуацию настолько позитивно, насколько он сможет. Отец вяло улыбнулся. - Конечно, так и поступлю. Я уже думал над этим. - Вот и хорошо. - Доктор Эндекотт повернулся ко мне. - И еще, Кайл, мне очень жаль, что я не смог тебе помочь, но ты должен понять, что это еще не конец, если ты только сам не позволишь ситуации взять над тобой верх. Многие люди, будучи инвалидами, достигали невероятных высот. Рэй Чарльз был слеп, но обладал непомерным музыкальным талантом. А Стивен Хокинг, физик, да он же гений, несмотря на заболевание двигательных нейронов*. - В том то все и дело, док. Я не гений. Я обычный парень. - Мне жаль, Кайл. Доктор Эндекотт встал и снова похлопал меня по плечу, жест который можно было расценить и как выражение сочувствия, и как просьбу покинуть кабинет. Я понял это и встал. По дороге домой мы практически не разговаривали. Когда мы добрались, отец провел меня к служебному входу нашего дома. Я скинул с лица темную вуаль. Стоял июль, было жарко, и хотя я пытался стричь шерсть на лице, она тут же вырастала опять. Отец жестом пригласил меня внутрь. - Ты не пойдешь? - спросил я. - Нет, я опаздываю. Нужно поработать. Я потратил много времени на всю эту чушь. – Наверно, он увидел выражение, застывшее на моем лице, поэтому добавил: - Это пустая трата времени, раз попытки ничего не дают. - Да, конечно. - Я вошел. Отец уже практически закрыл дверь, но я остановился, и она уперлась мне в спину. - Ты все еще будешь пытаться помочь мне? - Я посмотрел на отца. Мой отец был ведущим новостей, поэтому ему довольно-таки хорошо удавалось сохранять спокойное выражение лица, даже если он сильно нервничал. Но даже ему не удалось сдержать дрожь в голосе, когда он произнес: - Конечно, Кайл. Я никогда не перестану. В эту ночь я никак не мог перестать думать о словах доктора Эндекотта, что он не может мне помочь, просто потому, что меня нельзя изменить. Это ставило все на свои места – объясняло, почему мои волосы вырастали сразу же после стрижки. То же самое и с ногтями, то есть теперь уже с когтями.
|
|||
|