ПРОСТИ. ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

ПРОСТИ

МЕНЯ,

ДИАНА

И подпись: две поставленные «спиной к спине» буквы «Р».

Так вот оно, признание! Готовясь к приезду Квиллера, управляющая домом замазала сакраментальные слова и повесила поверх них картину. Коко, наверное, учуял свежую штукатурку. А может быть, знал, что под картиной находится нечто достойное внимания. Он великолепно вынюхивал всё, что выбивалось из ровной домашней атмосферы.

– Умница, – похвалил Квиллер кота, который отправился на кухню и теперь неподвижно стоял перед пустой тарелкой. Только Квиллер выдал ему поощрение, как в библиотеке зазвонил телефон.

– Эй, Квилл, только что прочитал о тебе в «Зыби»! – прокричал Арчи Райкер.

– Чёрт бы их побрал! – выругался Квиллер. – Мне так не хотелось, чтобы о моих планах узнали конкуренты! Моя легенда: я пишу книгу о «Касабланке» – что, кстати, почти правда – и скрываюсь в городе от суровой северной зимы.

– Когда выпустишь, пришли нам несколько экземпляров, – сказал редактор.

– Сейчас как раз над ней и сижу. Правда, несколько минут назад мою работу прервал домашний сыщик. Нашёл, понимаешь, несколько улик, относящихся к делу об убийстве‑ самоубийстве, которое произошло в этой квартире.

– Какое убийство? Какое самоубийство? Ты мне ничего о преступлениях не рассказывал.

– Говорят, это была ссора влюбленных, но когда мой Нюхалка разнюхивает различные многозначительные свидетельства, поневоле начинаешь подозревать нечто другое.

– Квилл, держись от этого подальше. Не суйся не в своё дело, – посоветовал Райкер. – У тебя есть «Касабланка», вот и занимайся ею. А если уже закончил, то пока дороги ещё открыты – возвращайся. Снега ещё не было, но снегопады на подходе. Лучше бы канадцы экспортировали нам больше сыра и поменьше своей погоды.

Квиллер промолчал: он терпеть не мог, когда ему указывали, что и как делать.

– Если будешь говорить с Полли, не упоминай, пожалуйста, об убийстве. Она разволнуется, потому что считает преступления заразными, как корь, – попросил он друга.

И повесил трубку. Коко, выпрямившись, сидел на столе и внимательно смотрел на хозяина. Квиллер почувствовал себя неудобно. Давным‑ давно они с котом изобрели игру со словарём, которая забавляла их обоих.

– Ладно, давай поглядим, что можно сотворить со скрэблом, – обратился он к коту и рассыпал по картонному столику фишки с буквами. – Выуживай буквы, а я попробую составить слово.

Коко близоруким взглядом смотрел на маленькие квадратики, но не двигался. Однако стоило Квиллеру начать самому выбирать фишки, кот тотчас понял идею и вытащил Т, О, К, Л, Д, А и В. Квиллер составил «водка».

– Оно стоит всего тринадцать очков, – пояснил он, – а те, которые я не использовал, стоят два. То есть тринадцать – два в мою пользу. Если хочешь выиграть, нужно использовать согласные типа «ф» или «щ» и поменьше гласных.

Словно поняв, что к чему, Коко так взялся за дело, что чуть не побил Квиллера, однако тому подошло время переодеваться к ужину.

– Без обид, – сказал Квиллер, – но если честно, с Графиней играть куда веселее.

Он взял такси и поехал в центр; поужинал в средневосточном ресторане и отправился на вернисаж в галерею «Бессингер‑ Тодд». В каньонах финансового района пятничную тишину нарушали подъезжающие к галерее автомобили всех мастей. Три лакея в красных трико едва успевали подскакивать к дверцам; гул, стоящий внутри помещения, был слышен даже на улице. Гости входили в зал, где в большом количестве присутствовали любители искусства, хотя искусство не являлось главным предметом их интереса. Гости бродили как заведённые, пили шампанское и старались перекричать грохот музыки. Музыканты, в свою очередь, начинали играть громче, стараясь заглушить рев голосов. В центре внимания находился молодой человек с длинными, по плечи, светлыми волосами. Казалось, он возвышался над всеми собравшимися.

Оглядевшись, Квиллер понял, что, кроме Джерома Тодла и кисломордого арт‑ критика из «Прибоя», никого не знает. Бар его не интересовал, а буфет аж в четыре ряда осаждали оголодавшие гости. Что касается произведений искусства, то он не увидел ничего такого, что, будь у него перепланированный яблочный амбар, он захотел бы повесить на его стены. Основным пятном экспозиции являлись три больших полотна, на которых прожорливые едоки пожирали закуски: художник, похоже, был тот же самый, который в 14‑ А нарисовал оргию со спагетти.

На балконе, вдалеке от толпы, он обнаружил небольшую коллекцию керамики, выдувного стекла, скульптуры из нержавейки и бронзы, а заодно и немного воздуха. Его больше всего заинтересовали выставленные на подставочках керамические диски. Похожие на сплющенную корку пирога, тонкие, как бумага, они были украшены слоями волнистой глины и обожжены в сероватых грибных тонах.

Пока он озадаченно присматривался к ним, из‑ за спины раздался энергичный голос

– Чёрт меня раздери, если это не лучшие усы к востоку от Миссисипи!

Квиллер повернулся и увидел высокую стройную женщину с прямыми седеющими волосами и чёлкой, он узнал главу городских керамистов.

– Инга Берри! – воскликнул он. – Какой приятный сюрприз!

– Квилл, я думала, что вы умерли, пока не прочитала о вас в сегодняшней газете. В ней написали правду?

– Никогда не верьте тому, что пишут в «Утренней зыби» – предостерёг он. – Вы не могли бы объяснить, что это такое? – И показал на диски.

– Вам что, нравится эта белиберда? – проговорила она и нахмурилась.

Инга Берри была известна своими огромными керамическими, размещенными на колесах и загадочно расписанными вазами.

– По какой‑ то непонятной причине они меня привлекают, – сказал он. – Быть может, из‑ за того, что напоминают еду. Я бы даже купил себе штучку.

Керамистка ударила себя кулаком по колену.

– Молодец! Это мои эксперименты с глиной. Я называю их мягкими дисками.

– А как же ваши грандиозные вазы? Она показала изуродованные пальцы.

– Артрит, – сказала она. – Без пальцев невозможно создавать большие вещи, а эти диски и зубочисткой запросто.

– Поздравляю. А что их делает такими аппетитными?

– Неглазированный подпаленный фарфор.

– Инга, ваш бокал пуст. Принести вам шампанского?

Она скривилась от отвращения.

– Этого пойла можно вылакать целый галлон безо всякого эффекта. Давайте‑ ка сбежим из этого дурдома и выпьем чего‑ нибудь стоящего. – Она нервно откинула со лба челку.

Квиллер, уверенно раздвигая плечом толпу, пошёл к выходу, керамистка, слегка оступаясь, двигалась следом.

– Отличное представление, Джерри! – крикнула она Тодду, и Квиллер на прощанье отсалютовал хозяину рукой, но в этом жесте было больше вежливости, чем искренней благодарности за вечер.

Очутившись на улице, Инга сказала:

– Господи! Я теперь с трудом выношу толпу. Наверное, старею. Вернисажи «Бессингер‑ Тодд» никогда ранее не привлекали столько народа, даже несмотря на хорошо организованную рекламу.

– Вы на машине?

– На автобусе. С машиной, особенно в мои годы, в центре города столько проблем.

– Тогда возьмем такси. Служитель, такси, пожалуйста.

– Мне скоро восемьдесят, – проговорила Инга, поправляя челку. – В этом возрасте жизнь только начинается. От тебя никто ничего не ждёт, и всё тебе прощается.

– Вы по‑ прежнему преподаёте в школе изящных искусств и ремесел?

– В прошлом году вышла на пенсию. И рада, что вылезла из этой выгребной ямы, в которой только и делают, что мелют языками. Когда мы были моложе, нам было что сказать и мы говорили. Но сейчас…

Квиллер усадил её в такси.

– Может, поедем ко мне в «Касабланку»? У меня есть бурбон.

– Отлично! Мы с вами даже думаем одинаково. В тридцатые годы я провела в «Касабланке» несколько самых ветреных часов своей жизни. Арендная плата была низкой, и в здание переехали художники. Какие безумные вечеринки мы закатывали! Ванны с пивом и голые натурщицы в лифтах! Вот это было время! Мы знали, как развлекаться. – Когда такси остановилось возле входа, она добавила: – Скоро этого дома не будет. Я подписала петицию НОСКа, но всё это без толку. Если Пенниманы и отцы города объединятся, " Касабланку" тотчас снесут.

– Лифт может выдать коленца, – предупредил Квиллер, когда они вошли в кабину Зелёного.

– Вы всё ещё держите своих чудесных кошек?

– Точнее, это они держат меня. В данную секунду Коко знает, что мы поднимаемся на четырнадцатый, и встретит нас у дверей. Вы когда‑ нибудь бывали в квартире Бессингер?

– Нет. Но слышала о ней предостаточно. Никак не могла понять, почему её убили. Она была славной женщиной. Не знаю, как там у неё складывались отношения с мужчинами, но с художниками Ди всегда поступала честно, чего не скажешь о большинстве арт‑ дилеров. Не скажешь этого и о её муже.

– Не знал, что она была замужем, хотя в некрологе упоминались дочери.

– Конечно, была! Они с Джеромом Тоддом долго жили в Де‑ Мойне и, только приехав сюда, развелись.

– Они разошлись полюбовно?

– И да и нет. По правде говоря, я не понимаю, что она увидела в Тодде. Рыба, холодная рыба! Но они остались деловыми партнерами. Она встречалась с художниками, он же взял на себя финансы. С которыми справлялся хорошо – для себя, но отнюдь не для художников.

Наконец Зелёный споткнулся о последний этаж и остановился с таким грохотом, будто врезался в крышу. Квиллер открыл дверь в 14‑ А и включил свет в прихожей. Коко не заставил себя ждать. Он вышел их поприветствовать, величественно ступая и держа уши торчком.

– Привет, мошенник ты эдакий, – поздоровалась Инга. – Только взгляните на этот благородный нос, сужающийся хвост. Вот это линия! Вот это дизайн! А где кошечка?

– Наверное, спит на водяном матраце. Керамистка окинула прихожую опытным глазом художника.

– Мило!

– Подождите, здесь есть галерея! – Квиллер открыл двери в гостиную и зажёг подсветку для картин и забитого до отказа бара. – Пить будем в библиотеке, но прежде взгляните на картины.

Инга кивнула.

– Я знала Росса по арт‑ школе, – сказала она, – то есть до того, как он " въехал" в грибную тему и нашёл себя. Сейчас его полотна дорогого стоят… Слушайте, что это котик делает? – Коко скреб лапами ковер, лежащий перед баром.

– Просто выражает радость по поводу того, что снова видит вас, Инга. – Он нагрузил поднос бурбоном, минералкой, стаканами и ведерком для льда. – Ступайте в библиотеку и посмотрите альбомы, а я зайду на кухню за льдом, хорошо?

Чуть позже войдя в библиотеку, Квиллер услышал возгласы восхищения.

– Если их будут сдавать оптом и по дешевке – я первая. Только так я смогу заполучить подобные книги.

Квиллер наполнил стаканы.

– Нет, Инга, ничего не выйдет. Убийство придало всем вещам здесь ощутимый вес, и скоро цены на них взлетят под потолок.

– Омерзительно, правда? – сказала она. – Убийство должно шокировать людей. А они на этом зарабатывают. – Она подняла стакан. – Помянем двух хороших ребят. Не могу понять, как Росс мог это сделать.

– Вскрытие показало, что он употреблял наркотики.

Она горестно покачала головой.

– Росс – наркоман?! Невозможно в это поверить. Он был помешан на здоровом образе жизни. Он не качался, не бегал, но очень тщательно подбирал пищу. Почти вегетарианец.

– А каковы были их отношения с леди Ди?

– Самыми‑ самыми! – сказала Инга. – По моим сведениям, именно из‑ за этой любви и расстроился её брак.

– Говорят, что Росс из‑ за ревности убил Ди. Говорят, у неё появился новый друг,

Инга поморщилась.

– Ривейн Уилк. Он был в галерее сегодня.

– Можно по буквам? – попросил Квиллер.

– Р‑ и‑ в‑ е‑ й‑ н У‑ и‑ л‑ к. Здоровенный блондин с длинными волосами и раздвоенным подбородком. Вы, наверное, видели три его шедевра. Он называет их «Пожиратели пиццы», «Пожиратели хотдогов» и «Пожиратели штуковин». Я одно могу сказать по этому поводу… У Ван Гога с картофелем получалось лучше.

– Подлить вам?

– Никогда не отказываюсь.

– Думаю, вы слышали о признании Росса, которое он написал на стене, – проговорил он, наливая. – Я его сегодня обнаружил. Его закрасили, но буквы видны и под штукатуркой.

– Где? Дайте‑ ка взглянуть.

Они отправились в конец прихожей. Коко трусцой бежал впереди, словно знал место назначения. Квиллер снял картину с бойней и осветил стену лампой без абажура.

– Похоже, он выдавливал краску прямо из тюбика и пользовался кисточкой номер двенадцать, – сказала Инга. – Но он допустил ошибку в написании её имени. Бедняжка! У него был талант и будущее, а он выкинул всё на помойку.

– Кстати, о потерянных жизнях, – сказал Квиллер. – Вы знаете Аделаиду Пламб?

– Мы никогда не встречались, но я, конечно, наслышана о ней.

– А вы знаете историю о том, как она продала жениха за миллионы, которые спасли «Касабланку»?

– Это была не её идея, – покачала головой Инга. – Ей пришлось так поступить.

– О чём вы?

– Всё подстроил её отец! Это известно немногим, но я знаю. Я ведь здесь крутилась в тридцатые, не забывайте… Который час? Господи, сижу, болтаю как идиотка, а время позднее, пора домой. Я живу в «Старой башне», и, если не примчусь к одиннадцати, там начнут обзванивать морги.

– Я отвезу вас, – сказал Квиллер.

– Просто вызовите такси.

– Инга, без меня вы никуда не поедете, – очень твёрдо сказал он. – Я доставлю вас в «Старую башню» и сдам с рук на руки.

– Это одно из преимуществ восьмидесятилетнего возраста, – проговорила она, самодовольно пощипывая челку.

Коко отправился за ними к дверям.

– Вернусь через несколько минут, – пообещал Квиллер, и, когда пришёл обратно, кот ждал его. Он повёл его в библиотеку и вожделенно потрогал лапками доску для скрэбла.

– Нет, старина, хватит игр на сегодня, – сказал Квиллер. – Надо кое‑ что обсудить.

Коко сел на стол, выпрямился и стал наблюдать за тем, как Квиллер, открыв большие альбомы, изучает их обложки, как, вытащив из ящика браслет, который Коко обнаружил за диванной подушкой, внимательно рассматривает его.

– Инга права, – сказал Квиллер, обращаясь к коту: – Леди Ди подписывала свои книги «Д‑ и‑ а‑ н‑ н‑ а». Вот альбом Ван Гога, подарок Росса, который он подписал: «Д‑ и‑ а‑ н‑ н‑ е от Росса». И на браслете то же самое двойное «н». Почему же на стене он написал: Д‑ и‑ а‑ н‑ а?

– Йау! – ободряюще мявкнул Коко.

– И зачем ему подписывать своё так называемое признание профессиональным логотипом? Ведь на альбоме и браслете он подписывался " Росс", – Квиллер потрогал усы. – Похоже, самоубийство не настоящее. Кто‑ то ввёл ему наркотик и сбросил с террасы, затем пошёл в студию и взял тюбик с красной краской.

– Ррррррррр, – пророкотал Коко.

– Завтра переговорим с лейтенантом Хеймсом: пусть выяснит, кто на самом деле убил леди Ди и скинул её любовника с террасы, оттуда, куда не достигают лучи прожектора.

Кот дважды ударил хвостом по столу.

– В это преступление было вовлечено двое?

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

(Примечание автора: тринадцатой главы в этой книге нет)

В субботу рано утром Квиллер позвонил в отдел по расследованию убийств и оставил записку для лейтенанта Хеймса. Когда несколькими минутами позже раздался звонок, он был готов поздороваться со следователем, но услышал лишь успокаивающий голос Полли Дункан.

– Ты где был вчера вечером? – спросила она. – Я пыталась тебе дозвониться.

– А в какое время ты звонила?

– В одиннадцать, когда стоимость разговора падает.

Чтобы подразнить её, он сказал:

– Я был здесь и разговаривал с женщиной. Мы встретились в арт‑ галерее, а затем пришли сюда немного выпить.

Обеспокоенное молчание, затем:

– Кто же она?

– Художница.

– Ты просто… познакомился с ней?

– Нет, мы встречались раньше. Только, Полли, тебе не о чем беспокоиться. Ей восемьдесят лет, и она скрючена артритом. Так о чём ты хотела со мной поговорить?

– О статье в «Утренней зыби». Я прочла её. Ты же знаешь, библиотека получает эту газету по подписке. Но в основном я хотела поблагодарить тебя за красивую сумку. Это самая прелестная сумочка, которая у меня когда‑ либо была! Очень мило с твоей стороны, дорогой, но я стала ещё больше скучать.

– Хочу, чтобы ты знала, я думаю о тебе, хотя буквально окружен голыми женщинами, восьмидесятилетними артритками и эксцентричными домовладелицами. – О Винни Уингфут он не упомянул, несмотря на то что облизнулся, вспомнив о ней. – Как там кот с больной лапкой?

– Совершенно безнадежен! Вчера я принесла себе на ужин две бараньи котлетки, но стоило мне развернуть их, как он стащил одну на пол.

– Что решила миссис Гейдж?

– Да, миссис Гейдж позволит мне занять флигель с тем условием, что я стану присматривать за её домом, пока она во Флориде. Так что, Квилл, квартира твоя не занята. Ну а ты что решил?

– Прежде чем вернуться к нашему пикаксскому гуляшу, мне необходимо опробовать ещё восемнадцать ресторанов.

– О Квилл! Неужели всё так скверно?! Где ты ужинал вчера?

– В среднеазиатском ресторане в центре: гуммус, пита, кебаб и таббули.

– В одиночестве?

– В полнейшем, и в качестве доказательства даже взял с собой подписанный чек.

После нескольких ласковых шуточек в том же духе Полли заявила:

– Прошу тебя, дорогой, будь осторожнее. Если с тобой что‑ нибудь случится, я этого не переживу.

– Буду, – пообещал он и отправился завтракать.

Субботнее утро для обитателей «Касабланки» – весёлое время. Жильцы шли за покупками, несли белье в прачечную, платили за квартиру, выбирали видеокассеты на уикенд, возвращали книги в библиотеку, бегали трусцой вокруг автостоянки – в общем, делали то, на что не хватало времени в остальные дни недели. Даже немощные старики вертелись внизу, две старушки, обычно бродившие по вестибюлю в стеганых халатах, на сей раз вышли в платьях, объясняя всем, что они едут в дом престарелых навестить подругу. Миссис Таттл не имела ни одной свободной минуты от наседавших жалобщиков и плательщиков, Руперт давал указания какому‑ то юнцу, моющему пол. Наполеон с Кисой‑ Крохой только успевали уворачиваться из‑ под ног.

Взяв в ближайшем магазине несколько деликатесов для своих друзей по квартире, Квиллер вернулся в здание и направился к лифту, но был остановлен человеком, встретить которого хотел меньше всего. Удивительно, но Изабелла Уилбертон выглядела весьма привлекательно в белой блузке и юбке цвета хаки, не то что в замызганном домашнем халате, вечернем платье или вовсе без ничего. Она несла устроившегося в голубом полотенце котёнка.

– Мистер Квиллер, я последовала вашему совету, – сказала Изабелла. – Ну разве не прелесть? Её зовут Пышечка.

– Очень симпатичная киска, – согласился он. – Она вам составит подходящую компанию.

– Не хотите отужинать сегодня с нами? Я готовлю говядину в горшочке. Надеюсь, получится. Сто лет ничего не готовила.

– Прекрасная идея, – сказал он, – но я уже приглашён в другое место.

– А завтра? – спросила она с надеждой.

– К сожалению, в воскресенье я встречаюсь с кураторами НОСКа. Я, видите ли, пишу книгу об истории «Касабланки».

– Да что вы?! Я вам могу столько порассказать! Мои дед и бабушка снимали здесь очень шикарную квартиру в двадцатых. И бабушка любила вспоминать об этом времени.

– Запомню. Благодарю за предложение, – сказал он, внутренне содрогнувшись. – Почтальон приходил?

Изабелла весело помахала конвертом:

– Да, только что.

Понятно, что в конверте лежал заветный чек.

Квиллер пошёл на почту, но вход в неё оказался заблокирован Ферди‑ Быком, – надпись на его футболке растянулась до невероятных размеров. Фердинанд бросил на Квиллера зловещий взгляд, который считал проявлением особого благоволения.

– Когда вы собираетесь снимать? – напористо спросил он.

– Квартиру мисс Пламб? В любое время, как ей удобно.

– Ей удобно в любое время. Она не выходит на улицу.

– Хорошо. Я сообщу фотографу, он позвонит, и вы договоритесь с ним на определённый час.

– Она ждёт не дождётся, – сказал дворецкий. – А меня он тоже снимет? – И провел рукой по лысой голове.

– Почему нет?

– В бридж играет?

– Спросите сами, – сказал Квиллер.

Обрадованный положительными сдвигами, он решил серьёзно взяться за книгу. Это будет альбом с тридцатью процентами текста и семьюдесятью процентами чёрно‑ белых фотографий: виды пышного вестибюля и «Пальмового павильона», портреты знаменитостей, фото старинных автомобилей и жильцов в старинных одеждах – от эпохи Эдуарда к двадцатым, а затем и ранним тридцатым годам. В середине книги – цветные фотографии с изображениями квартиры на двенадцатом: крупным планом ковер и подушка с кубистским орнаментом, потом снимки медного экрана ручной работы с эбонитовыми вставками, столиков с квадратными ножками, «клубных» стульев со сладострастными обводами, стен, увешанных французскими художественными открытками двадцатых годов в рамках, и, конечно же, фото редкой вазы с пеплом Харрисона Пламба. На фронтисписе – портрет Аделаиды Сен‑ Джон Пламб с выщипанными и нарисованными карандашом бровями, завитыми «по‑ горячему» волосами; Аделаида сидит на горе диванных подушек и наливает чай – живая реликвия из мутного прошлого «Касабланки».

В качестве текста подойдут интервью со старыми обитателями дома – такие, доживающие свой век среди увядшей роскоши, наверняка отыщутся. Обидно, что миссис Баттон не прожила чуть дольше. Можно даже задать несколько вопросов Изабелле Уилбертон.

Пока он прикидывал различные варианты, дверь Красного лифта отворилась и из кабины вышла светловолосая менеджер из ресторана Роберто, рядом с которой шагал бледный мужчина много моложе её. Это был тот самый человек с повязкой на месте его правого уха.

Шарлот Руп выглядела удивительно жизнерадостна

– Мистер Квиллер! – воскликнула она. – Познакомьтесь, пожалуйста, с моим другом Реймондом Димвитти. Рей, это мистер Квиллер, о котором я тебе столько рассказывала.

Не доверяя ушам, Квиллер попросил:

– Не могли бы вы побуквенно произнести фамилию: не уловил.

– Д‑ а‑ н‑ в‑ у‑ д‑ и, – Сказал мужчина.

Квиллер. обмениваясь приветствиями, делал героическое усилие, стараясь не смотреть на ушную повязку.

– По субботам мы всегда ходим обедать в ресторан, а затем – в кино, – сообщила Шарлот. – Тогда получаешь скидку, но я не хочу оказаться в ресторане до четырёх часов.

– Приятно вам провести время. Погода, кажется, благоприятствует, – учтиво сказал Квиллер.

Красный лифт ушёл без него, пришлось ждать Зелёного. Всё это время он гадал: как встретилась эта странная парочка? Уже далеко не молодая Шарлот с её стародевичьим пылом и белыми волосами, похожими на сахарную вату, и Реймонд Данвуди с пластырем на ухе и тупым выражением лица, мужчина, которому не было и сорока пяти. Когда кабина лифта остановилась и нехотя распахнула двери, какая‑ то женщина, поднимавшаяся из прачечной с корзиной белья, весело вскрикнула:

– Ух ты, теперь тут у нас знаменитые богатеи живут! – и громко рассмеялась.

– Будь я богат и знаменит, стал бы я жить в вашей старой развалюхе «Касабланке», – проговорил Квиллер с натянутым добродушием, за которым скрывалось раздражение. Он вышел на третьем, решив воспользоваться лестницей, мысленно проклиная Сашу, как там её, за то, что та посмела раскрыть его финансовое положение. Ему нравилось разыгрывать из себя журналиста в отставке, но играть роль миллионера он не собирался. В какой‑ то момент ему даже захотелось переехать в пеннимановскую «Плазу», однако он вспомнил, что гостиницы не позволяют держать в номерах кошек.

Неожиданно внизу завыла сирена «скорой помощи». Что, ещё одна потеря? Кто на этот раз?

Открыв дверь в 14‑ А, он увидел подсунутую под створку газетную вырезку с припиской от Эмби: " Вы это видели? " Это была статья из субботней «Зыби»: интервью с одним из директоров «Пенниман, Грейстоун энд Фладд». Рексвелл Фладд утверждал, что будущие площади «Ворот Альказара» уже распределены на пятьдесят процентов и работы начнутся раньше предполагаемого срока. С фотографии смотрело длинное узкое лицо строителя с высокими скулами, обрамлённое ломкими волосами. Квиллер с отвращением смял газету и сунул её в мусорную корзину.

Мгновенно раздалось лёгкое шлепанье бархатистых лапок, и из спальни выскочила спящая красавица Юм‑ Юм, которая тут же сунула нос в корзину и выудила смятую бумажку. Звук мнущейся бумаги она расслышала даже во сне. Квиллер отнял вырезку, не желая, чтобы кошка жевала просвинцованную газету. Мельком он ещё раз взглянул на фотографию и подумал о том, что где‑ то уже видел это лицо.

Юм‑ Юм здорово разозлилась, и, чтобы восстановить мир и порядок, Квиллеру пришлось приласкать её, наговорить ей кучу комплиментов о её красоте, приятности в обхождении и величавости характера. Она муркнула и отправилась обратно на постель.

«Почему она всё время валяется на матраце? – спросил сам себя Квиллер. – Из‑ за смога? Или, может быть, она получила стресс? »

Коко всё это время ждал его, восседая на столе для скрэбла, и первые два раунда выиграл с такой легкостью, что бывшему журналисту пришлось изменить правила, по которым они играли: он ввёл в обращение имена собственные, сленг и иностранные слова. Но кот продолжал выигрывать. Человек же получал удовольствие от смакования слов типа «мерси», «пока» и «облом». Почти в самом конце игры он собрал слово «плюх», оказавшееся пророческим.

Вообще‑ то он собирался провести весь день в библиотеке, поэтому на пути к центру решил остановиться в пеннимановской «Плазе» пообедать. Кафе находилось на втором этаже. Квиллер только шагнул на эскалатор, как у себя за спиной услышал надтреснутый голос:

– Помогите!

Он повернулся и краем глаза увидел грязную седую бороду. В ту же секунду кто‑ то схватил его за руку. Дальнейшее происходило словно при замедленной съемке: его рука тянется к поручню… не дотягивается… тело заваливается назад… ноги оказываются впереди… ступеньки надвигаются, чтобы встретить его позвоночник… эскалатор продолжает работать, а он выезжает на второй этаж вперед ногами.

Более абсурдной позы придумать невозможно. Квиллер растерялся, но вопли окружающих напомнили ему о происшествии в метро. Он собрался с силами и за несколько секунд в очень узком пространстве выполнил сложнейший пируэт: закинул ноги за голову, достал коленями ступеньки, распрямился и встал. Когда он сходил с эскалатора на площадку второго этажа его встретили заботливые руки.

– Сэр, вы не ушиблись? – спросил его охранник.

– Не думаю, – ответил Квиллер. – Скорее удивился.

– Позвольте, сэр, отвести вас в кабинет управляющего.

– Сначала я хотел бы присесть, выпить чашку кофе и сообразить, что же всё‑ таки произошло.

– Кофе можно выпить прямо здесь, в баре, сэр. Вы уверены, что с вами всё в порядке? – Охранник в форме отвёл Квиллера в притемнённый зал. – Пойду сообщу менеджеру, сэр. Пусть отправит кого‑ нибудь вниз.

– Мистер Квиллер, что стряслось? – воскликнул бармен с рыжими усами, и Квиллер узнал бегуна из «Касабланки».

– Честно сказать, не знаю. На сцене появился ещё один охранник в форме.

– Я был внизу и всё видел. Один из этих бродяг, которые вечно слоняются где ни попадя, едва держался на ногах, а хотел попасть на эскалатор. Я сказал ему, что нельзя, вот тогда он и схватил этого мужчину за руку.

– И я поехал вверх ногами, – пояснил Квиллер бармену. – Конечно, бывало, что я двигался вверх ногами в куда более сложных ситуациях, но надо заметить, что ощущение сейчас презабавное.

– Вам следует крепко выпить. Что налить?

– Мои деньки с крепкой выпивкой давно в прошлом, но я не откажусь от чашки крепкого кофе.

– Один момент.

Квиллер с удовольствием отхлебнул из чашки душистого напитка, охранники увивались рядом, поджидая прихода начальства.

– Моё имя вам известно. А как зовут вас? – спросил Квиллер бармена.

– Рэнди. Рэнди Юпитер. Помню вашу колонку, когда вы писали для «Прибоя», – обзор ресторанной жизни. Я их вырезал все до одной и проверял в выходные. Вы оказывались всегда правы. Во всём!

Квиллер пригладил усы. Любимой похвалой были замечания о том, что его колонку вырезают.

– С тех самых пор в городе открылось множество самых разных кафе, баров, ресторанов, – сказал он. – Меня здесь не было три года.

– И не говорите! Похоже, теперь дома никто не готовит. Как долго вы здесь пробудете? Могу порекомендовать несколько неплохих заведений.

– Точно сказать не могу. Я пишу книгу о «Касабланке», поэтому всё зависит от того, сколько времени уйдёт на подбор материалов.

– В «Зыби» написали, будто вы собираетесь купить это здание, – с ухмылкой произнёс Юпитер.

– Не верьте тому, что печатается в «Зыби». Держитесь лучше за «Прибой», мой мальчик.

– Кажется, вы говорили, что живёте на четырнадцатом?

– В14‑ А.

– Это ведь квартира Бессингер. Никогда там не был, но, говорят, это класс.

– Да. Уникальная квартира, – согласился Квиллер.

Появилась помощница менеджера, и Квиллер заверил её, что не ушибся и не видит никаких причин обвинять в чем бы то ни было гостиницу. Он охотно снабдил представительную молодую женщину нужной для отчёта информацией и принял ваучеры в ресторан и химчистку. Когда сделка была закончена, бармен заметил Квиллеру:

– Неплохо получилось.

– Ну, она могла бы сходить со мной в ресторан, – парировал Квиллер. – Тогда в езде вперёд ногами был бы смысл. Давно ли вы живете в «Касабланке»?

– Всего несколько месяцев. Любите джаз?

– В колледже сходил по нему с ума, но в последнее время практически ничего не слушал. – Квиллеру было приятно разговаривать с барменом, что не противоречило его теории, по которой мужчин с большими усами тянуло к мужчинам с большими усами, толстяков – к толстякам, длинноволосых и бородатых – к длинноволосым и бородатым.

– У меня отличная коллекция старых джазовых исполнителей, – похвастался Юпитер. – Если захотите послушать таких величайших музыкантов, как Джерри Ролл, Дюк…

– А Чарли Паркер у вас есть?

– Есть. Просто постучите. Я живу в 6‑ А.

– В моей квартире стоит фантастическая стереосистема с безумными колонками, – сказал Квиллер. – Может, захотите послушать какие‑ нибудь пластинки.

– Запросто.

– Я с вами свяжусь.

– Звоните или сюда, или домой. – Юпитер нацарапал два номера телефона на салфетке.

– Хорошо. Ну, я, кажется, созрел для обеда.

Обед в кафе прошёл без курьёзов и неприятностей. Затем в тиши исторического отдела публичной библиотеки он отобрал нужные фотографии и подписал бланк заказа на изготовление копий.

Дома его тоже ждала тишина. Подозрительная. Коко флегматично наблюдал за тем, как Квиллер нарезает ростбиф, принесенный из деликатесной, а Юм‑ Юм вообще не пожелала выйти. Пришлось Квиллеру самому отправиться за ней в спальню.

– Быть может, Клеопатра соблаговолит подняться с дивана и почтит нас своим присутствием? Ужин подан, – сказал он.

Но следовало помнить о том, что флегматичное поведение Коко предвещает бурю.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒