Annotation 9 страница

4 Вскричала: " Гляньте, слева луч нейдет
От нижнего, да и по всем приметам
Он словно как живой себя ведет! "

7 Я обратил глаза при слове этом
И увидал, как изумлен их взгляд
Мной, только мной и рассеченным светом.

10 " Ужель настолько, чтоб смотреть назад, -
Сказал мой вождь, – они твой дух волнуют?
Не все ль равно, что люди говорят?

13 Иди за мной, и пусть себе толкуют!
Как башня стой, которая вовек
Не дрогнет, сколько ветры ни бушуют!

16 Цель от себя отводит человек,
Сменяя мысли каждое мгновенье:
Дав ход одной, другую он пресек".

19 Что мог бы я промолвить в извиненье?
«Иду», – сказал я, краску чуя сам,
Дарующую иногда прощенье.

22 Меж тем повыше, идя накрест нам,
Толпа людей на склоне появилась
И пела «Miserere», по стихам.

25 Когда их зренье точно убедилось,
Что сила света сквозь меня не шла,
Их песнь глухим и долгим «О! » сменилась.

28 И тотчас двое, как бы два посла,
Сбежали к нам спросить: " Скажите, кто вы,
И участь вас какая привела? "

31 И мой учитель: " Мы сказать готовы,
Чтоб вы могли поведать остальным,
Что этот носит смертные покровы.

94 И если их смутила тень за ним,
То все объяснено таким ответом:
Почтенный ими, он поможет им".

37 Я не видал, чтоб в сумраке нагретом
Горящий пар быстрей прорезал высь
Иль облака заката поздним летом,

40 Чем те наверх обратно поднялись;
И тут на нас помчалась вся их стая,
Как взвод несется, ускоряя рысь.

43 " Сюда их к нам валит толпа густая,
Чтобы тебя просить, – сказал поэт. -
Иди все дальше, на ходу внимая".

46 " Душа, идущая в блаженный свет
В том образе, в котором в жизнь вступала,
Умерь свой шаг! – они кричали вслед. -

49 Взгляни на нас: быть может, нас ты знала
И весть прихватишь для земной страны?
О, не спеши так! Выслушай сначала!

52 Мы были все в свой час умерщвлены
И грешники до смертного мгновенья,
Когда, лучом небес озарены,

55 Покаялись, простили оскорбленья
И смерть прияли в мире с божеством,
Здесь нас томящим жаждой лицезренья".

58 И я: " Из вас никто мне не знаком;
Чему, скажите, были бы вы рады,
И я, по мере сил моих, во всем

61 Готов служить вам, ради той отрады,
К которой я, по следу этих ног,
Из мира в мир иду сквозь все преграды".

64 Один сказал: " К чему такой зарок?
В тебе мы верим доброму желанью,
И лишь бы выполнить его ты мог!

67 Я, первый здесь взывая к состраданью,
Прошу тебя: когда придешь к стране,
Разъявшей землю Карла и Романью,

70 И будешь в Фано, вспомни обо мне,
Чтоб за меня воздели к небу взоры,
Дабы я мог очиститься вполне.

73 Я сам оттуда; но удар, который
Дал выход крови, где душа жила,
Я встретил там, где властны Антеноры

76 И где вовеки я не чаял зла;
То сделал Эсте, чья враждебность шире
Пределов справедливости была.

79 Когда бы я бежать пустился к Мире,
В засаде под Орьяко очутясь,
Я до сих пор дышал бы в вашем мире,

82 Но я подался в камыши и грязь;
Там я упал; и видел, как в трясине
Кровь жил моих затоном разлилась".

85 Затем другой: " О, да взойдешь к вершине,
Надежду утоленную познав,
И да не презришь и мою отныне!

88 Я был Бонконте, Монтефельтрский граф.
Забытый всеми, даже и Джованной,
Я здесь иду среди склоненных глав".

91 И я: " Что значил этот случай странный,
Что с Кампальдино ты исчез тогда
И где-то спишь в могиле безымянной? "

94 " О! – молвил он. – Есть горная вода,
Аркьяно; ею, вниз от Камальдоли,
Изрыта Казентинская гряда.

97 Туда, где имя ей не нужно боле,
Я, ранен в горло, идя напрямик,
Пришел один, окровавляя поле.

100 Мой взор погас, и замер мой язык
На имени Марии; плоть земная
Осталась там, где я к земле поник.

103 Знай и поведай людям: ангел Рая
Унес меня, и ангел адских врат
Кричал: " Небесный! Жадность-то какая!

106 Ты вечное себе присвоить рад
И, пользуясь слезинкой, поживиться;
Но прочего меня уж не лишат! "

109 Ты знаешь сам, как в воздухе клубится
Пар, снова истекающий водой,
Как только он, поднявшись, охладится.

112 Ум сочетая с волей вечно злой
И свой природный дар пуская в дело,
Бес двинул дым и ветер над землей.

115 Долину он, как только солнце село,
От Пратоманьо до большой гряды
Покрыл туманом; небо почернело,

118 И воздух стал тяжелым от воды;
Пролился дождь, стремя по косогорам
Все то, в чем почве не было нужды,

121 Потоками свергаясь в беге скором
К большой реке, переполняя дол
И все сметая бешеным напором.

124 Мой хладный труп на берегу нашел
Аркьяно буйный; как обломок некий,
Закинул в Арно; крест из рук расплел,

127 Который я сложил, смыкая веки:
И, мутною обвив меня волной,
Своей добычей придавил навеки".

130 " Когда ты возвратишься в мир земной
И тягости забудешь путевые, -
Сказала третья тень вослед второй, -

133 То вспомни также обо мне, о Пии!
Я в Сьене жизнь, в Маремме смерть нашла,
Как знает тот, кому во дни былые

136 Я, обручаясь, руку отдала".

4 Другого провожает весь народ;
Кто спереди зайдет, кто сзади тронет,
Кто сбоку за себя словцо ввернет.

7 А тот идет и только ухо клонит;
Подаст кому, – идти уже вольней,
И так он понемногу всех разгонит.

10 Таков был я в густой толпе теней,
Чье множество казалось превелико,
И, обещая, управлялся с ней.

13 Там аретинец был, чью жизнь так дико
Похитил Гин ди Такко; рядом был
В погоне утонувший; Федерико

16 Новелло, руки протянув, молил;
И с ним пизанец, некогда явивший
В незлобивом Марцукко столько сил;

19 Граф Орсо был средь них; был дух, твердивший,
Что он враждой и завистью убит,
Его безвинно с телом разлучившей, -

22 Пьер де ла Бросс; брабантка пусть спешит,
Пока жива, с молитвами своими,
Не то похуже стадо ей грозит.

25 Когда я, наконец, расстался с ними,
Просившими, чтобы просил другой,
Дабы скорей им сделаться святыми,

28 Я начал так: " Я помню, светоч мой,
Ты отрицал, в стихе, тобою спетом,
Что суд небес смягчается мольбой;

31 А эти люди просят лишь об этом.
Иль их надежда тщетна, или мне
Твои слова не озарились светом? "

34 Он отвечал: " Они ясны вполне,
И этих душ надежда не напрасна,
Когда мы трезво поглядим извне.

37 Вершина правосудия согласна,
Чтоб огнь любви мог уничтожить вмиг
Долг, ими здесь платимый повсечасно.

40 А там, где стих мой у меня возник,
Молитва не служила искупленьем,
И звук ее небес бы не достиг.

43 Но не смущайся тягостным сомненьем:
Спроси у той, которая прольет
Свет между истиной и разуменьем.

46 Ты понял ли, не знаю: речь идет
О Беатриче. Там, на выси горной,
Она с улыбкой, радостная, ждет".

49 И я: " Идем же поступью проворной;
Уже и сам я меньше утомлен,
А видишь – склон оделся тенью черной".

52 " Сегодня мы пройдем, – ответил он, -
Как можно больше; много – не придется,
И этим ты напрасно обольщен.

55 Пока взойдешь, не раз еще вернется
Тот, кто сейчас уже горой закрыт,
Так что и луч вокруг тебя не рвется.

58 Но видишь – там какой-то дух сидит,
Совсем один, взирая к нам безгласно;
Он скажет нам, где краткий путь лежит".

61 Мы шли к нему. Как гордо и бесстрастно
Ты ждал, ломбардский дух, и лишь едва
Водил очами, медленно и властно!

64 Он про себя таил свои слова,
Нас, на него идущих озирая
С осанкой отдыхающего льва.

67 Вождь подошел к нему узнать, какая
Удобнее дорога к вышине;
Но он, на эту речь не отвечая -

70 Спросил о нашей жизни и стране.
Чуть «Мантуя... » успел сказать Вергилий,
Как дух, в своей замкнутый глубине,

73 Встал, и уста его проговорили:
" О мантуанец, я же твой земляк,
Сорделло! " И они объятья слили.

76 Италия, раба, скорбей очаг,
В великой буре судно без кормила,
Не госпожа народов, а кабак!

79 Здесь доблестной душе довольно было
Лишь звук услышать милой стороны,
Чтобы она сородича почтила;

82 А у тебя не могут без войны
Твои живые, и они грызутся,
Одной стеной и рвом окружены.

85 Тебе, несчастной, стоит оглянуться
На берега твои и города:
Где мирные обители найдутся?

88 К чему тебе подправил повода
Юстиниан, когда седло пустует?
Безуздой, меньше было бы стыда.

91 О вы, кому молиться долженствует,
Так чтобы Кесарь не слезал с седла,
Как вам господне слово указует, -

94 Вы видите, как эта лошадь зла,
Уже не укрощаемая шпорой
С тех пор, как вы взялись за удила?

97 И ты, Альберт немецкий, ты, который
Был должен утвердиться в стременах,
А дал ей одичать, – да грянут скорой

100 И правой карой звезды в небесах
На кровь твою, как ни на чью доселе,
Чтоб твой преемник ведал вечный страх!

103 Затем что ты и твой отец терпели,
Чтобы пустынней стал имперский сад,
А сами, сидя дома, богатели.

106 Приди, беспечный, кинуть только взгляд:
Мональди, Филиппески, Каппеллетти,
Монтекки, – те в слезах, а те дрожат!

109 Приди, взгляни на знать свою, на эти
Насилия, которые мы зрим,
На Сантафьор во мраке лихолетий!

112 Приди, взгляни, как сетует твой Рим,
Вдова, в слезах зовущая супруга:
«Я Кесарем покинута моим! »

115 Приди, взгляни, как любят все друг друга!
И, если нас тебе не жаль, приди
Хоть устыдиться нашего недуга!

118 И, если смею, о верховный Дий,
За род людской казненный казнью крестной,
Свой правый взор от нас не отводи!

121 Или, быть может, в глубине чудесной
Твоих судеб ты нам готовишь клад
Великой радости, для нас безвестной?

124 Ведь города Италии кишат
Тиранами, и в образе клеврета
Любой мужик пролезть в Марцеллы рад.

127 Флоренция моя, тебя все это
Касаться не должно, ты – вдалеке,
В твоем народе каждый – муж совета!

130 У многих правда – в сердце, в тайнике,
Но необдуманно стрельнуть – боятся;
А у твоих она на языке

133 Иные общим делом тяготятся;
А твой народ, участливый к нему,
Кричит незваный: «Я согласен взяться! »

136 Ликуй же ныне, ибо есть чему:
Ты мирна, ты разумна, ты богата!
А что я прав, то видно по всему.

139 И Спарта, и Афины, где когда-то
Гражданской правды занялась заря,
Перед тобою – малые ребята:

142 Тончайшие уставы мастеря,
Ты в октябре примеришь их, бывало,
И сносишь к середине ноября.

145 За краткий срок ты сколько раз меняла
Законы, деньги, весь уклад и чин
И собственное тело обновляла!

148 Опомнившись хотя б на миг один,
Поймешь сама, что ты – как та больная,
Которая не спит среди перин,

151 Ворочаясь и отдыха не зная.

4 «Вы кто? » – " Когда на этих высотах
Достойные спастись еще не жили,
Октавиан похоронил мой прах.

7 Без правой веры был и я, Вергилий,
И лишь за то утратил вечный свет".
Так на вопрос слова вождя гласили.

10 Как тот, кто сам не знает – явь иль бред
То дивное, что перед ним предстало,
И, сомневаясь, говорит: «Есть... Нет... » -

13 Таков был этот; изумясь сначала,
Он взор потупил и ступил вперед
Обнять его, как низшему пристало.

16 " О свет латинян, – молвил он, – о тот,
Кто нашу речь вознес до полной власти,
Кто город мой почтил из рода в род,

19 Награда мне иль милость в этом счастье?
И если просьбы мне разрешены,
Скажи: ты был в Аду? в которой части? "

22 " Сквозь все круги отверженной страны, -
Ответил вождь мой, – я сюда явился;
От неба силы были мне даны.

25 Не делом, а неделаньем лишился
Я Солнца, к чьим лучам стремишься ты;
Его я поздно ведать научился.

28 Есть край внизу, где скорбь – от темноты,
А не от мук, и в сумраках бездонных
Не возгласы, а вздохи разлиты.

31 Там я, – среди младенцев, уязвленных
Зубами смерти в свете их зари,
Но от людской вины не отрешенных;

34 Там я, – средь тех, кто не облекся в три
Святые добродетели и строго
Блюл остальные, их нося внутри.

37 Но как дойти скорее до порога
Чистилища? Не можешь ли ты нам
Дать указанье, где лежит дорога? "

40 И он: " Скитаться здесь по всем местам,
Вверх и вокруг, я не стеснен нимало.
Насколько в силах, буду спутник вам.

43 Но видишь – время позднее настало,
А ночью вверх уже нельзя идти;
Пора наметить место для привала.

46 Здесь души есть направо по пути,
Которые тебе утешат очи,
И я готов тебя туда свести".

49 " Как так? – ответ был. – Если кто средь ночи
Пойдет наверх, ему не даст другой?
Иль просто самому не станет мочи? "

52 Сорделло по земле черкнул рукой,
Сказав: " Ты видишь? Стоит солнцу скрыться,
И ты замрешь пред этою чертой;

55 Причем тебе не даст наверх стремиться
Не что другое, как ночная тень;
Во тьме бессильем воля истребится.

58 Но книзу, со ступени на ступень,
И вкруг горы идти легко повсюду,
Пока укрыт за горизонтом день".

61 Мой вождь внимал его словам, как чуду,
И отвечал: " Веди же нас туда,
Где ты сказал, что я утешен буду".

64 Мы двинулись в дорогу, и тогда
В горе открылась выемка, такая,
Как здесь в горах бывает иногда.

67 " Войдем туда, – сказала тень благая, -
Где горный склон как бы раскрыл врата,
И там пробудем, утра ожидая".

70 Тропинка, не ровна и не крута,
Виясь, на край долины приводила,
Где меньше половины высота.

73 Сребро и злато, червлень и белила,
Отколотый недавно изумруд,
Лазурь и дуб-светляк превосходило

76 Сияние произраставших тут
Трав и цветов и верх над ними брало,
Как большие над меньшими берут.

79 Природа здесь не только расцвечала,
Но как бы некий непостижный сплав
Из сотен ароматов создавала.

82 «Salve, Regina, » – меж цветов и трав
Толпа теней, внизу сидевших, пела,
Незримое убежище избрав.

85 " Покуда солнце все еще не село, -
Наш мантуанский спутник нам сказал, -
Здесь обождать мы с вами можем смело.

88 Вы разглядите, став на этот вал,
Отчетливей их лица и движенья,
Чем если бы их сонм вас окружал.

91 Сидящий выше, с видом сокрушенья
О том, что он призваньем пренебрег,
И губ не раскрывающий для пенья, -

94 Был кесарем Рудольфом, и он мог
Помочь Италии воскреснуть вскоре,
А ныне этот час опять далек.

97 Тот, кто его ободрить хочет в горе,
Царил в земле, где воды вдоль дубрав
Молдава в Лабу льет, а Лаба в море.

100 То Оттокар; он из пелен не встав,
Был доблестней, чем бороду наживший
Его сынок, беспутный Венцеслав.

103 И тот курносый, в разговор вступивший
С таким вот благодушным добряком,
Пал, как беглец, честь лилий омрачивший.

106 И как он в грудь колотит кулаком!
А этот, щеку на руке лелея,
Как на постели, вздохи шлет тайком.

109 Отец и тесть французского злодея,
Они о мерзости его скорбят,
И боль язвит их, в сердце пламенея.

112 А этот кряжистый, поющий в лад
С тем носачом, смотрящим величаво,
Был опоясан, всем, что люди чтят.

115 И если бы в руках была держава
У юноши, сидящего за ним,
Из чаши в чашу перешла бы слава,

118 Которой не хватило остальным:
Хоть воцарились Яков с Федериком,
Все то, что лучше, не досталось им.

121 Не часто доблесть, данная владыкам,
Восходит в ветви; тот ее дарит,
Кто может все в могуществе великом.

124 Носач изведал так – же этот стыд,
Как с ним поющий Педро знаменитый:
Прованс и Пулья стонут от обид.

127 Он выше был, чем отпрыск, им отвитый,
Как и Костанца мужем пославней,
Чем были Беатриче с Маргеритой.

130 А вот смиреннейший из королей,
Английский Генрих, севший одиноко;
Счастливее был рост его ветвей.

133 Там, ниже всех, где дол лежит глубоко,
Маркиз Гульельмо подымает взгляд;
Алессандрия за него жестоко

136 Казнила Канавез и Монферрат".

4 А новый странник на пути своем
Пронзен любовью, дальний звон внимая,
Подобный плачу над умершим днем, -

7 Я начал, слух невольно отрешая,
Следить, как средь теней встает одна,
К вниманью мановеньем приглашая.

10 Сложив и вскинув кисти рук, она
Стремила взор к востоку и, казалось,
Шептала богу: «Я одним полна».

13 «Te lucis ante», – с уст ее раздалось
Так набожно, и так был нежен звук,
Что о себе самом позабывалось.

16 И, набожно и нежно, весь их круг
С ней до конца исполнил песнопенье,
Взор воздымая до верховных дуг.

14 Здесь в истину вонзи, читатель, зренье;
Покровы так прозрачны, что сквозь них
Уже совсем легко проникновенье.

22 Я видел: сонм властителей земных,
С покорно вознесенными очами,
Как в ожиданье, побледнев, затих.

25 И видел я: два ангела, над нами
Спускаясь вниз, держали два клинка,
Пылающих, с неострыми концами.

28 И, зеленее свежего листка,
Одежда их, в ветру зеленых крылий,
Вилась вослед, волниста и легка.

31 Один слетел чуть выше, чем мы были,
Другой – на обращенный к нам откос,
И так они сидевших окаймили.

34 Я различал их русый цвет волос,
Но взгляд темнел, на лицах их почия,
И яркости чрезмерной я не снес.

37 " Они сошли из лона, где Мария, -
Сказал Сорделло, – чтобы дол стеречь,
Затем что близко появленье змия".

40 И я, не зная, как себя беречь,
Взглянул вокруг и поспешил укрыться,
Оледенелый, возле верных плеч.

43 И вновь Сорделло: " Нам пора спуститься
И славным теням о себе сказать;
Им будет радость с вами очутиться".

46 Я, в три шага, ступил уже на гладь;
И видел, как одна из душ взирала
Все на меня, как будто чтоб узнать.

49 Уже и воздух почернел немало,
Но для моих и для ее очей
Он все же вскрыл то, что таил сначала.

52 Она ко мне подвинулась, я – к ней.
Как я был счастлив, Нино благородный,
Тебя узреть не между злых теней!

55 Приветствий дань была поочередной;
И он затем: " К прибрежью под горой
Давно ли ты приплыл пустыней водной? "

58 " О, – я сказал, – я вышел пред зарей
Из скорбных мест и жизнь влачу земную,
Хоть, идя так, забочусь о другой".

61 Из уст моих услышав речь такую,
Он и Сорделло подались назад,
Дивясь тому, о чем я повествую.

64 Один к Вергилию направил взгляд,
Другой – к сидевшим, крикнув: " Встань, Куррадо!
Взгляни, как бог щедротами богат! "

67 Затем ко мне: " Ты, избранное чадо,
К которому так милостив был тот,
О чьих путях и мудрствовать не надо, -

70 Скажи в том мире, за простором вод,
Чтоб мне моя Джованна пособила
Там, где невинных верный отклик ждет.

73 Должно быть, мать ее меня забыла,
Свой белый плат носив недолгий час,
А в нем бы ей, несчастной, лучше было.

76 Ее пример являет напоказ,
Что пламень в женском сердце вечно хочет
Глаз и касанья, чтобы он не гас.

79 И не такое ей надгробье прочит
Ехидна, в бой ведущая Милан,
Какое создал бы галлурский кочет".

82 Так вел он речь, и взор его и стан
Несли печать горячего порыва,
Которым дух пристойно обуян.

85 Мои глаза стремились в твердь пытливо,
Туда, где звезды обращают ход,
Как сердце колеса, неторопливо.

88 И вождь: «О сын мой, что твой взор влечет? »
И я ему: " Три этих ярких света,
Зажегшие вкруг остья небосвод".

91 И он: " Те, что ты видел до рассвета,
Склонились, все четыре, в должный срок;
На смену им взошло трехзвездье это".

94 Сорделло вдруг его к себе привлек,
Сказав: «Вот он! Взгляни на супостата! » -
И указал, чтоб тот увидеть мог.

97 Там, где стена расселины разъята,
Была змея, похожая на ту,
Что Еве горький плод дала когда-то.

100 В цветах и травах бороздя черту,
Она порой свивалась, чтобы спину
Лизнуть, как зверь наводит красоту.

103 Не видев сам, я речь о том откину,
Как тот и этот горний ястреб взмыл;
Я их полет застал наполовину.

106 Едва заслыша взмах зеленых крыл,
Змей ускользнул, и каждый ангел снова
Взлетел туда же, где он прежде был.

109 А тот, кто подошел к нам после зова
Судьи, все это время напролет
Следил за мной и не промолвил слова.

112 " Твой путеводный светоч да найдет, -
Он начал, – нужный воск в твоей же воле,
Пока не ступишь на финифть высот!

115 Когда ты ведаешь хоть в малой доле
Про Вальдимагру и про те края,
Подай мне весть о дедовском престоле.

118 Куррадо Маласпина звался я;
Но Старый – тот другой, он был мне дедом;
Любовь к родным светлеет здесь моя".

121 " О, – я сказал, – мне только по беседам
Знаком ваш край; но разве угол есть
Во всей Европе, где б он не был ведом?

124 Ваш дом стяжал заслуженную честь,
Почет владыкам и почет державе,
И даже кто там не был, слышал весть.

127 И, как стремлюсь к вершине, так я вправе
Сказать: ваш род, за что ему хвала,
Кошель и меч в старинной держит славе.

130 В нем доблесть от привычки возросла,
И, хоть с пути дурным главой все сбито,
Он знает цель и сторонится зла".

133 И тот: " Иди; поведаю открыто,
Что солнце не успеет лечь семь раз
Там, где Овен расположил копыта,

136 Как это мненье лестное о нас
Тебе в средину головы вклинится
Гвоздями, крепче, чем чужой рассказ,

139 Раз приговор не может не свершиться".

4 На ней сияла из лучистых звезд,
С холодным зверем сходная чертами,
Который бьет нас, изгибая хвост;

7 И ночь означила двумя шагами
В том месте, где мы были, свой подъем,
И даже третий поникал крылами,

10 Когда, с Адамом в существе своем,
Я на траву склонился, засыпая,
Там, где мы все сидели впятером.

13 В тот час, когда поет, зарю встречая,
Касатка, и напев ее тосклив,
Как будто скорбь ей памятна былая,

16 И разум наш, себя освободив
От дум и сбросив тленные покровы,
Бывает как бы веще прозорлив,

19 Мне снилось – надо мной орел суровый
Навис, одетый в золотистый цвет,
Распластанный и ринуться готовый,

22 И будто бы я там, где Ганимед,
Своих покинув, дивно возвеличен,
Восхищен был в заоблачный совет.

25 Мне думалось: " Быть может, он привычен
Разить лишь тут, где он настиг меня,
А иначе к добыче безразличен".

28 Меж тем, кругами землю осеня,
Он грозовым перуном опустился
И взмыл со мной до самого огня.

31 И тут я вместе с ним воспламенился;
И призрачный пожар меня палил
С такою силой, что мой сон разбился.

34 Не меньше вздрогнул некогда Ахилл,
Водя окрест очнувшиеся веки
И сам не зная, где он их раскрыл,

37 Когда он от Хироновой опеки
Был матерью на Скир перенесен,
Хотя и там его настигли греки, -

40 Чем вздрогнул я, когда покинул сон
Мое лицо; я побледнел и хладом
Пронизан был, как тот, кто устрашен.

43 Один Вергилий был со мною рядом,
И третий час сияла солнцем высь,
И море расстилалось перед взглядом.

46 Мой господин промолвил: " Не страшись!
Оставь сомненья, мы уже у цели;
Не робостью, но силой облекись!

49 Мы, наконец. Чистилище узрели:
Вот и кругом идущая скала,
А вот и самый вход, подобный щели.

52 Когда заря была уже светла,
А ты дремал душой, в цветах почия
Среди долины, женщина пришла,

55 И так она сказала: " Я Лючия;
Чтобы тому, кто спит, помочь верней,
Его сама хочу перенести я".

58 И от Сорделло и других теней
Тебя взяла и, так как солнце встало,
Пошла наверх, и я вослед за ней.

61 И, здесь тебя оставив, указала
Прекрасными очами этот вход;
И тотчас ни ее, ни сна не стало".

64 Как тот, кто от сомненья перейдет
К познанью правды и, ее оплотом
Оборонясь, решимость обретет,

67 Так ожил я; и, видя, что заботам
Моим конец, вождь на крутой откос
Пошел вперед, и я за ним – к высотам.

70 Ты усмотрел, читатель, как вознес
Я свой предмет; и поневоле надо,
Чтоб вместе с ним и я в искусстве рос.

73 Мы подошли, и, где сперва для взгляда
В скале чернела только пустота,
Как если трещину дает ограда,

76 Я увидал перед собой врата,
И три больших ступени, разных цветом,
И вратника, сомкнувшего уста.

79 Сидел он, как я различил при этом,
Над самой верхней, чтобы вход стеречь,
Таков лицом, что я был ранен светом.

82 В его руке был обнаженный меч,
Где отраженья солнца так дробились,
Что я глаза старался оберечь.

85 " Скажите с места: вы зачем явились? -
Так начал он. – Кто вам дойти помог?
Смотрите, как бы вы не поплатились! "

88 " Жена с небес, а ей знаком зарок, -
Сказал мой вождь, – явив нам эти сени,
Промолвила: «Идите, вот порог».

91 " Не презрите благих ее велений! -
Нас благосклонный вратарь пригласил. -
Придите же подняться на ступени".

94 Из этих трех уступов первый был
Столь гладкий и блестящий мрамор белый,
Что он мое подобье отразил;

97 Второй – шершавый камень обгорелый,
Растресканный и вдоль и поперек,
И цветом словно пурпур почернелый;

100 И третий, тот, который сверху лег, -
Кусок порфира, ограненный строго,
Огнисто-алый, как кровавый ток.

103 На нем стопы покоил вестник бога;
Сидел он, обращенный к ступеням,
На выступе алмазного порога.

106 Ведя меня, как я хотел и сам,
По плитам вверх, мне молвил мой вожатый:
«Проси смиренно, чтоб он отпер нам».

109 И я, благоговением объятый,
К святым стопам, моля открыть, упал,
Себя рукой ударя в грудь трикраты.

112 Семь Р на лбу моем он начертал
Концом меча и: " Смой, чтобы он сгинул,
Когда войдешь, след этих ран", – сказал.

115 Как если б кто сухую землю вскинул
Иль разбросал золу, совсем такой
Был цвет его одежд. Из них он вынул

118 Ключи – серебряный и золотой;
И, белый с желтым взяв поочередно,
Он сделал с дверью чаемое мной.

121 " Как только тот иль этот ключ свободно
Не ходит в скважине и слаб нажим, -
Сказал он нам, – то и пытать бесплодно.

124 Один ценней; но чтоб владеть другим,
Умом и знаньем нужно изощриться,
И узел без него неразрешим.

127 Мне дал их Петр, веля мне ошибиться
Скорей впустив, чем отослав назад,
Тех, кто пришел у ног моих склониться".