Annotation 6 страница

4 И чертит иней посреди полей
Подобье своего седого брата,
Хоть каждый раз его перо хилей, -

7 Крестьянин, чья кормушка небогата,
Встает и видит – побелел весь луг,
И бьет себя пониже перехвата;

10 Уходит в дом, ворчит, снует вокруг,
Не зная, бедный, что тут делать надо;
А выйдет вновь – и ободрится вдруг,

13 Увидев мир сменившим цвет наряда
В короткий миг; берет свой посошок
И гонит вон пастись овечье стадо.

16 Так вождь причиной был моих тревог,
Когда казался смутен и несветел,
И так же сразу боль мою отвлек:

19 Как только он упавший мост приметил,
Он бросил мне все тот же ясный взгляд,
Что у подножья горного я встретил.

22 Он оглядел загроможденный скат,
Подумал и, кладя конец заботам,
Раскрыв объятья, взял меня в обхват.

25 И словно тот, кто трудится с расчетом,
Как бы все время глядя пред собой,
Так он, подняв меня единым взметом

28 На камень, намечал уже другой
И говорил: " Теперь вот тот потрогай,
Таков ли он, чтоб твердо стать ногой".

31 В плаще бы не пройти такой дорогой;
Едва и мы, с утеса на утес,
Ползли наверх, он – легкий, я – с подмогой.

34 И если бы не то, что наш откос
Был ниже прежнего, – как мой вожатый,
Не знаю, я бы вряд ли перенес.

37 Но так как область Злых Щелей покатый
К срединному жерлу дает наклон,
То стены, меж которых рвы зажаты,

40 По высоте не равны с двух сторон.
Мы наконец взошли на верх обвала,
Где самый крайний камень прислонен.

43 Мне так дыханья в легких не хватало,
Что дальше я не в силах был идти;
Едва взойдя, я тут же сел устало.

46 " Теперь ты леность должен отмести, -
Сказал учитель. – Лежа под периной
Да сидя в мягком, славы не найти.

49 Кто без нее готов быть взят кончиной,
Такой же в мире оставляет след,
Как в ветре дым и пена над пучиной.

52 Встань! Победи томленье, нет побед,
Запретных духу, если он не вянет,
Как эта плоть, которой он одет!

55 Еще длиннее лестница предстанет;
Уйти от них – не в этом твой удел;
И если слышишь, пусть душа воспрянет".

58 Тогда я встал; я показать хотел,
Что я дышу свободней, чем на деле,
И молвил так: «Идем, я бодр и смел! »

61 Мы гребнем взяли путь; еще тяжеле,
Обрывистый, крутой, в обломках скал,
Он был, чем тот, каким мы шли доселе.

64 Чтоб скрыть усталость, я не умолкал;
Вдруг голос из расселины раздался,
Который даже не как речь звучал.

67 Слов я понять не мог, хотя взобрался
На горб моста, изогнутого там;
Но говоривший как бы удалялся.

70 Я наклонился, но живым глазам
Достигнуть дна мешала тьма густая;
И я: " Учитель, сделай так, чтоб нам

73 Сойти на вал, и станем возле края;
Я слушаю, но смысла не пойму,
И ничего не вижу, взор склоняя".

76 И он: " Мой отклик слову твоему -
Свершить; когда желанье справедливо,
То надо молча следовать ему".

79 Мы с моста вниз сошли неторопливо,
Где он с восьмым смыкается кольцом,
И тут весь ров открылся мне с обрыва.

82 И я внутри увидел страшный ком
Змей, и так много разных было видно,
Что стынет кровь, чуть вспомяну о нем.

85 Ливийской степи было бы завидно:
Пусть кенхр, и амфисбена, и фарей
Плодятся в ней, и якул, и ехидна, -

88 Там нет ни стольких гадов, ни лютей,
Хотя бы все владенья эфиопа
И берег Чермных вод прибавить к ней.

91 Средь этого чудовищного скопа
Нагой народ, мечась, ни уголка
Не ждал, чтоб скрыться, ни гелиотропа.

94 Скрутив им руки за спиной, бока
Хвостом и головой пронзали змеи,
Чтоб спереди связать концы клубка.

97 Вдруг к одному, – он был нам всех виднее, -
Метнулся змей и впился, как копье,
В то место, где сращенье плеч и шеи.

100 Быстрей, чем I начертишь или О,
Он вспыхнул, и сгорел, и в пепел свился,
И тело, рухнув, утерял свое.

103 Когда он так упал и развалился,
Прах вновь сомкнулся воедино сам
И в прежнее обличье возвратился.

106 Так ведомо великим мудрецам,
Что гибнет Феникс, чтоб восстать, как новый,
Когда подходит к пятистам годам.

109 Не травы – корм его, не сок плодовый,
Но ладанные слезы и амом,
А нард и мирра – смертные покровы.

112 Как тот, кто падает, к земле влеком,
Он сам не знает – демонскою силой
Иль запруженьем, властным над умом,

115 И, встав, кругом обводит взгляд застылый,
Еще в себя от муки не придя,
И вздох, взирая, издает унылый, -

118 Таков был грешник, вставший погодя.
О божья мощь, сколь праведный ты мститель,
Когда вот так сражаешь, не щадя!

121 Кто он такой, его спросил учитель.
И тот: " Я из Тосканы в этот лог
Недавно сверзился. Я был любитель

124 Жить по-скотски, а по-людски не мог,
Да мулом был и впрямь; я – Ванни Фуччи,
Зверь, из Писгойи, лучшей из берлог".

127 И я вождю: " Пусть подождет у кручи;
Спроси, за что он спихнут в этот ров;
Ведь он же был кровавый и кипучий".

130 Тот, услыхав и отвечать готов,
Свое лицо и дух ко мне направил
И от дурного срама стал багров.

133 " Гораздо мне больнее, – он добавил, -
Что ты меня в такой беде застал,
Чем было в миг, когда я жизнь оставил.

136 Я исполняю то, что ты желал:
Я так глубоко брошен в яму эту
За то, что утварь в ризнице украл.

139 Тогда другой был привлечен к ответу.
Но чтобы ты свиданию со мной
Не радовался, если выйдешь к свету,

142 То слушай весть и шире слух открой:
Сперва в Пистойе сила Черных сгинет,
Потом Фьоренца обновит свой строй.

145 Марс от долины Магры пар надвинет,
Повитый мглою облачных пелен,
И на поля Пиценские низринет,

148 И будет бой жесток и разъярен;
Но он туман размечет своевольно,
И каждый Белый будет сокрушен.

151 Я так сказал, чтоб ты терзался больно! "

4 С тех самых пор и стал я другом змей:
Одна из них ему гортань обвила,
Как будто говоря: «Молчи, не смей! »,

7 Другая – руки, и кругом скрутила,
Так туго затянув клубок узла,
Что всякая из них исчезла сила.

10 Сгори, Пистойя, истребись дотла!
Такой, как ты, существовать не надо!
Ты свой же корень в скверне превзошла!

13 Мне ни в одном из темных кругов Ада
Строптивей богу дух не представал,
Ни тот, кто в Фивах пал с вершины града.

16 Он, не сказав ни слова, побежал;
И видел я, как следом осерчало
Скакал кентавр, крича: «Где, где бахвал? »

19 Так много змей в Маремме не бывало,
Сколькими круп его был оплетен
Дотуда, где наш облик брал начало.

22 А над затылком нависал дракон,
Ему налегший на плечи, крылатый,
Которым каждый встречный опален.

25 " Ты видишь Кака, – мне сказал вожатый. -
Немало крови от него лилось,
Где Авентин вознес крутые скаты.

28 Он с братьями теперь шагает врозь
За то, что обобрал не без оглядки
Большое стадо, что вблизи паслось.

31 Но не дал Геркулес ему повадки
И палицей отстукал до ста раз,
Хоть тот был мертв на первом же десятке".

34 Пока о проскакавшем шел рассказ,
Три духа собрались внизу; едва ли
Заметил бы их кто-нибудь из нас,

37 Вождь или я, но снизу закричали:
«Вы кто? » Тогда наш разговор затих,
И мы пришедших молча озирали.

40 Я их не знал; но тут один из них
Спросил, и я по этому вопросу
Догадываться мог об остальных:

43 «А что же Чанфа не пришел к утесу? »
И я, чтоб вождь прислушался к нему,
От подбородка палец поднял к носу.

46 Не диво, если слову моему,
Читатель, ты поверишь неохотно:
Мне, видевшему, чудно самому.

49 Едва я оглянул их мимолетно,
Взметнулся шестиногий змей, внаскок
Облапил одного и стиснул плотно.

52 Зажав ему бока меж средних ног,
Передними он в плечи уцепился
И вгрызся духу в каждую из щек;

55 А задними за ляжки ухватился
И между них ему просунул хвост,
Который кверху вдоль спины извился.

58 Плющ, дереву опутав мощный рост,
Не так его глушит, как зверь висячий
Чужое тело обмотал взахлест.

61 И оба слиплись, точно воск горячий,
И смешиваться начал цвет их тел,
Окрашенных теперь уже иначе,

64 Как если бы бумажный лист горел
И бурый цвет распространялся в зное,
Еще не черен и уже не бел.

67 " Увы, Аньель, да что с тобой такое? -
Кричали, глядя, остальные два. -
Смотри, уже ты ни один, ни двое".

70 Меж тем единой стала голова,
И смесь двух лиц явилась перед нами,
Где прежние мерещились едва.

73 Четыре отрасли – двумя руками,
А бедра, ноги, и живот, и грудь
Невиданными сделались частями.

76 Все бывшее в одну смесилось муть;
И жуткий образ медленной походкой,
Ничто и двое, продолжал свой путь.

79 Как ящерица под широкой плеткой
Палящих дней, меняя тын, мелькнет
Через дорогу молнией короткой,

82 Так, двум другим кидаясь на живот,
Мелькнул змееныш лютый, желто-черный,
Как шарик перца; и туда, где плод

85 Еще в утробе влагой жизнетворной
Питается, ужалил одного;
Потом скользнул к его ногам, проворный.

88 Пронзенный не промолвил ничего
И лишь зевнул, как бы от сна совея
Иль словно лихорадило его.

91 Змей смотрит на него, а он – на змея;
Тот – язвой, этот – ртом пускают дым,
И дым смыкает гада и злодея.

94 Лукан да смолкнет там, где назван им
Злосчастливый Сабелл или Насидий,
И да внимает замыслам моим.

97 Пусть Кадма с Аретузой пел Овидий
И этого – змеей, а ту – ручьем
Измыслил обратить, – я не в обиде:

100 Два естества, вот так, к лицу лицом,
Друг в друга он не претворял телесно,
Заставив их меняться веществом.

103 у этих превращенье шло совместно:
Змееныш хвост, как вилку, расколол,
А раненый стопы содвинул тесно.

106 Он голени и бедра плотно свел,
И, самый след сращенья уничтожа,
Они сомкнулись в нераздельный ствол.

109 У змея вилка делалась похожа
На гибнущее там, и здесь мягка,
А там корява становилась кожа.

112 Суставы рук вошли до кулака
Под мышки, между тем как удлинялись
Коротенькие лапки у зверька.

115 Две задние конечности смотались
В тот член, который человек таит,
А у бедняги два образовались.

118 Покамест дымом каждый был повит
И новым цветом начал облекаться,
Тут – облысев, там – волосом покрыт, -

121 Один успел упасть, другой – подняться,
Но луч бесчестных глаз был так же прям,
И в нем их морды начали меняться.

124 Стоявший растянул лицо к вискам,
И то, что лишнего туда наплыло,
Пошло от щек на вещество ушам.

127 А то, что не сползло назад, застыло
Комком, откуда ноздри отросли
И вздулись губы, сколько надо было.

130 Лежавший рыло вытянул в пыли,
А уши, убывая еле зримо,
Как рожки у улитки, внутрь ушли.

133 Язык, когда-то росший неделимо
И бойкий, треснул надвое, а тот,
Двойной, стянулся, – и не стало дыма.

136 Душа в обличье гадины ползет
И с шипом удаляется в лощину,
А тот вдогонку, говоря, плюет.

139 Он, повернув к ней новенькую спину,
Сказал другому: " Пусть теперь ничком,
Как я, Буозо оползет долину".

142 Так, видел я, менялась естеством
Седьмая свалка; и притом так странно,
Что я, быть может, прегрешил пером.

145 Хотя уж видеть начали туманно
Мои глаза и самый дух блуждал,
Те не могли укрыться столь нежданно,

148 Чтоб я хромого Пуччо не узнал;
Из всех троих он был один нетронут
С тех пор, как подошел к подножью скал;

151 Другой был тот, по ком в Гавилле стонут.

4 Я пять таких в собранье воровском
Нашел сограждан, что могу стыдиться,
Да и тебе немного чести в том.

7 Но если нам под утро правда снится,
Ты ощутишь в один из близких дней,
К чему и Прато, как и все, стремится;

10 Поэтому – тем лучше, чем скорей;
Раз быть должно, так пусть бы миновало!
С теченьем лет мне будет тяжелей.

13 По выступам, которые сначала
Вели нас вниз, поднялся спутник мой,
И я, влекомый им, взошел устало;

16 И дальше, одинокою тропой
Меж трещин и камней хребта крутого,
Нога не шла, не подсобясь рукой.

19 Тогда страдал я и страдаю снова,
Когда припомню то, что я видал;
И взнуздываю ум сильней былого,

22 Чтоб он без добрых правил не блуждал,
И то, что мне дала звезда благая
Иль кто-то лучший, сам я не попрал.

25 Как селянин, на холме отдыхая, -
Когда сокроет ненадолго взгляд
Тот, кем страна озарена земная,

28 И комары, сменяя мух, кружат, -
Долину видит полной светляками
Там, где он жнет, где режет виноград,

31 Так, видел я, вся искрилась огнями
Восьмая глубь, как только с двух сторон
Расщелина открылась перед нами.

34 И как, конями поднят в небосклон,
На колеснице Илия вздымался,
А тот, кто был медведями отмщен,

37 Ему вослед глазами устремлялся
И только пламень различал едва,
Который вверх, как облачко, взвивался, -

40 Так движутся огни в гортани рва,
И в каждом замкнут грешник утаенный,
Хоть взор не замечает воровства.

43 С вершины моста я смотрел, склоненный,
И, не держись я за одну из плит,
Я бы упал, никем не понужденный;

46 И вождь, приметив мой усердный вид,
Сказал мне так: " Здесь каждый дух затерян
Внутри огня, которым он горит".

49 " Теперь, учитель, я вполне уверен, -
Ответил я. – Уж я и сам постиг,
И даже так спросить я был намерен:

52 Кто в том огне, что там вдали возник,
Двойной вверху, как бы с костра подъятый,
Где с братом был положен Полиник? "

55 " В нем мучатся, – ответил мой вожатый, -
Улисс и Диомед, и так вдвоем,
Как шли на гнев, идут путем расплаты;

58 Казнятся этим стонущим огнем
И ввод коня, разверзший стены града,
Откуда римлян вышел славный дом,

61 И то, что Дейдамия в сенях Ада
Зовет Ахилла, мертвая, стеня,
И за Палладий в нем дана награда".

64 " Когда есть речь у этого огня,
Учитель, – я сказал, – тебя молю я,
Сто раз тебя молю, утешь меня,

67 Дождись, покуда, меж других кочуя,
Рогатый пламень к нам не подойдет:
Смотри, как я склонен к нему, тоскуя".

70 " Такая просьба, – мне он в свой черед, -
Всегда к свершенью сердце расположит;
Но твой язык на время пусть замрет.

73 Спрошу их я; то, что тебя тревожит,
И сам я понял; а на твой вопрос
Они, как греки, промолчат, быть может".

76 Когда огонь пришел под наш утес
И место " и мгновенье подобало,
Учитель мой, я слышал, произнес:

79 " О вы, чей пламень раздвояет жало!
Когда почтил вас я в мой краткий час,
Когда почтил вас много или мало,

82 Слагая в мире мой высокий сказ,
Постойте; вы поведать мне повинны,
Где, заблудясь, погиб один из вас".

85 С протяжным ропотом огонь старинный
Качнул свой больший рог; так иногда
Томится на ветру костер пустынный,

88 Туда клоня вершину и сюда,
Как если б это был язык вещавший,
Он издал голос и сказал: " Когда

91 Расстался я с Цирцеей, год скрывавшей
Меня вблизи Гаэты, где потом
Пристал Эней, так этот край назвавший, -

94 Ни нежность к сыну, ни перед отцом
Священный страх, ни долг любви спокойный
Близ Пенелопы с радостным челом

97 Не возмогли смирить мой голод знойный
Изведать мира дальний кругозор
И все, чем дурны люди и достойны.

100 И я в морской отважился простор,
На малом судне выйдя одиноко
С моей дружиной, верной с давних пор.

103 Я видел оба берега, Моррокко,
Испанию, край сардов, рубежи
Всех островов, раскиданных широко.

106 Уже мы были древние мужи,
Войдя в пролив, в том дальнем месте света,
Где Геркулес воздвиг свои межи,

109 Чтобы пловец не преступал запрета;
Севилья справа отошла назад,
Осталась слева, перед этим, Сетта.

112 " О братья, – так сказал я, – на закат
Пришедшие дорогой многотрудной!
Тот малый срок, пока еще не спят

115 Земные чувства, их остаток скудный
Отдайте постиженью новизны,
Чтоб, солнцу вслед, увидеть мир безлюдный!

118 Подумайте о том, чьи вы сыны:
Вы созданы не для животной доли,
Но к доблести и к знанью рождены".

121 Товарищей так живо укололи
Мои слова и ринули вперед,
Что я и сам бы не сдержал их воли.

124 Кормой к рассвету, свой шальной полет
На крыльях весел судно устремило,
Все время влево уклоняя ход.

127 Уже в ночи я видел все светила
Другого остья, и морская грудь
Склонившееся наше заслонила.

130 Пять раз успел внизу луны блеснуть
И столько ж раз погаснуть свет заемный,
С тех пор как мы пустились в дерзкий путь,

133 Когда гора, далекой грудой темной,
Открылась нам; от века своего
Я не видал еще такой огромной.

136 Сменилось плачем наше торжество:
От новых стран поднялся вихрь, с налета
Ударил в судно, повернул его

139 Три раза в быстрине водоворота;
Корма взметнулась на четвертый раз,
Нос канул книзу, как назначил Кто-то,

142 И море, хлынув, поглотило нас".

4 Когда другой, возникший вслед ему,
Невнятным гулом, рвущимся из жала,
Привлек наш взор к верховью своему.

7 Как сицилийский бык, взревев сначала
От возгласов того, – и поделом, -
Чье мастерство его образовало,

10 Ревел от голоса казнимых в нем
И, хоть он был всего лишь медь литая,
Страдающим казался существом,

13 Так, в пламени пути не обретая,
В его наречье, в нераздельный рык,
Слова преображались, вылетая.

16 Когда же звук их наконец проник
Сквозь острие, придав ему дрожанье,
Которое им сообщал язык,

19 К нам донеслось: " К тебе мое воззванье,
О ты, что, по-ломбардски говоря,
Сказал: «Иди, я утолил желанье! »

22 Мольбу, быть может, позднюю творя,
Молю, помедли здесь, где мы страдаем:
Смотри, я медлю пред тобой, горя!

25 Когда, простясь с латинским милым краем,
Ты только что достиг слепого дна,
Где я за грех содеянный терзаем,

28 Скажи: в Романье – мир или война?
От стен Урбино и до горной сени,
Вскормившей Тибр, лежит моя страна".

31 Я вслушивался, полон размышлений,
Когда вожатый, тронув локоть мне,
Промолвил так: «Ответь латинской тени».

34 Уже ответ мой был готов вполне,
И я сказал, мгновенно речь построя:
" О дух, сокрытый в этой глубине,

37 Твоя Романья даже в дни покоя
Без войн в сердцах тиранов не жила;
Но явного сейчас не видно боя.

40 Равенна – все такая, как была:
Орел Поленты в ней обосновался,
До самой Червьи распластав крыла.

43 Оплот, который долго защищался
И где французов алый холм полег,
В зеленых лапах ныне оказался.

46 Барбос Верруккьо и его щенок,
С Монтаньей обошедшиеся скверно,
Сверлят зубами тот же все кусок.

49 В твердынях над Ламоне и Сантерпо
Владычит львенок белого герба,
Друзей меняя дважды в год примерно;

52 А та, где льется Савьо, той судьба
Между горой и долом находиться,
Живя меж волей и ярмом раба.

55 Но кто же ты, прошу тебя открыться;
Ведь я тебе охотно отвечал, -
Пусть в мире память о тебе продлится! "

58 Сперва огонь немного помычал
По-своему, потом, качнув не сразу
Колючую вершину, прозвучал":

61 " Когда б я знал, что моему рассказу
Внимает тот, кто вновь увидит свет,
То мой огонь не дрогнул бы ни разу.

64 Но так как в мир от нас возврата нет
И я такого не слыхал примера,
Я, не страшась позора, дам" ответ.

67 Я меч сменил на пояс кордильера
И верил, что приемлю благодать;
И так моя исполнилась бы вера,

70 Когда бы в грех не ввел меня опять
Верховный пастырь (злой ему судьбины! );
Как это было, – я хочу сказать.

73 Пока я нес, в минувшие годины,
Дар материнский мяса и костей,
Обычай мой был лисий, а не львиный.

76 Я знал все виды потайных путей
И ведал ухищренья всякой масти;
Край света слышал звук моих затей.

79 Когда я понял, что достиг той части
Моей стези, где мудрый человек,
Убрав свой парус, сматывает снасти,

82 Все, что меня пленяло, я отсек;
И, сокрушенно исповедь содеяв, -
О горе мне! – я спасся бы навек.

85 Первоначальник новых фарисеев,
Воюя в тех местах, где Латеран,
Не против сарацин иль иудеев,

88 Затем что в битву шел на христиан,
Не виноватых в том, что Акра взята,
Не торговавших в землях басурман,

91 Свой величавый сан и все, что свято,
Презрел в себе, во мне – смиренный чин
И вервь, тела сушившую когда-то,

94 И, словно прокаженный Константин,
Сильвестра из Сираттских недр призвавший,
Призвал меня, решив, что я один

97 Уйму надменный жар, его снедавший;
Я слушал и не знал, что возразить:
Как во хмелю казался вопрошавший.

100 " Не бойся, – продолжал он говорить, -
Ты согрешенью будешь непричастен,
Подав совет, как Пенестрино срыть.

103 Рай запирать и отпирать я властен;
Я два ключа недаром получил,
К которым мой предместник был бесстрастен".

106 Меня столь важный довод оттеснил
Туда, где я молчать не смел бы доле,
И я: " Отец, когда с меня ты смыл

109 Мой грех, творимый по твоей же воле, -
Да будет твой посул длиннее дел,
И возликуешь на святом престоле".

112 В мой смертный час Франциск за мной слетел,
Но некий черный херувим вступился,
Сказав: " Не тронь; я им давно владел.

115 Пора, чтоб он к моим рабам спустился;
С тех пор как он коварный дал урок,
Ему я крепко в волосы вцепился;

118 Не каясь, он прощенным быть не мог,
А каяться, грешить желая все же,
Нельзя: в таком сужденье есть порок".

121 Как содрогнулся я, великий боже,
Когда меня он ухватил, спросив:
«А ты не думал, что я логик тоже? »

124 Он снес меня к Миносу; тот, обвив
Хвост восемь раз вокруг спины могучей,
Его от злобы даже укусив,

127 Сказал: «Ввергается в огонь крадучий! »
И вот я гибну, где ты зрел меня,
И скорбно движусь в этой ризе жгучей! "

130 Свою докончив повесть, столб огня
Покинул нас, терзанием объятый,
Колючий рог свивая и клоня.

133 И дальше, гребнем, я и мой вожатый
Прошли туда, где нависает свод
Над рвом, в котором требуют расплаты

136 От тех, кто, разделяя, копит гнет.

4 Любой язык наверно бы сплошал:
Объем рассудка нашего и речи,
Чтобы вместить так много, слишком мал.

7 Когда бы вновь сошлись, в крови увечий,
Все, кто в Пулийской роковой стране,
Страдая, изнемог на поле сечи

10 От рук троян и в длительной войне,
Перстнями заплатившей дань гордыне,
Как пишет Ливии, истинный вполне;

13 И те, кто тщился дать отпор дружине,
Которую привел Руберт Гвискар,
И те, чьи кости отрывают ныне

16 Близ Чеперано, где нанес удар
Обман пулийцев, и кого лукавый
У Тальякоццо одолел Алар;

19 И кто култыгу, кто разруб кровавый
Казать бы стал, – их превзойдет в сто крат
Девятый ров чудовищной расправой.

22 Не так дыряв, утратив дно, ушат,
Как здесь нутро у одного зияло
От самых губ дотуда, где смердят:

25 Копна кишок между колен свисала,
Виднелось сердце с мерзостной мошной,
Где съеденное переходит в кало.

28 Несчастный, взглядом встретившись со мной,
Разверз руками грудь, от крови влажен,
И молвил так: " Смотри на образ мой!

31 Смотри, как Магомет обезображен!
Передо мной, стеня, идет Али,
Ему весь череп надвое рассажен.

34 И все, кто здесь, и рядом, и вдали, -
Виновны были в распрях и раздорах
Среди живых, и вот их рассекли.

37 Там сзади дьявол, с яростью во взорах,
Калечит нас и не дает пройти,
Кладя под лезвее все тот же ворох

40 На повороте скорбного пути;
Затем что раны, прежде чем мы снова
К нему дойдем, успеют зарасти.

43 А ты, что с гребня смотришь так сурово,
Ты кто? Иль медлишь и страшишься дна,
Где мука для повинного готова? "

46 Вождь молвил: " Он не мертв, и не вина
Ведет его подземною тропою;
Но чтоб он мог изведать все сполна,

49 Мне, мертвому, назначено судьбою
Вести его сквозь Ад из круга в круг;
И это – так, как я – перед тобою".

52 Их больше ста остановилось вдруг,
Услышав это, и с недвижным взглядом
Дивилось мне, своих не помня мук.

55 " Скажи Дольчино, если вслед за Адом
Увидишь солнце: пусть снабдится он,
Когда не жаждет быть со мною рядом,

58 Припасами, чтоб снеговой заслон
Не подоспел новарцам на подмогу;
Тогда нескоро будет побежден".

61 Так молвил Магомет, когда он ногу
Уже приподнял, чтоб идти; потом
Ее простер и двинулся в дорогу.

64 Другой, с насквозь пронзенным кадыком,
Без носа, отсеченного по брови,
И одноухий, на пути своем

67 Остановясь при небывалом слове,
Всех прежде растворил гортань, извне
Багровую от выступавшей крови,

70 И молвил: " Ты, безвинный, если мне
Не лжет подобьем внешняя личина,
Тебя я знал в латинской стороне;

73 И ты припомни Пьер да Медичина,
Там, где от стен Верчелли вьет межи
До Маркабб отрадная равнина,

76 И так мессеру Гвидо расскажи
И Анджолелло, лучшим людям Фано,
Что, если здесь в провиденье нет лжи,