ОТ АВТОРА 4 страница

— Кто — он?

— Не кто, а что. Тот ресторан, где ты работаешь.

Я готов расплакаться и расцеловать отца. Похоже, он так ничего на самом деле и не понял.

— Хорошее, судя по всему место, не дешевое, — добавляет он, направляясь нетвердой походкой к дверям и ждущему его третьему вечернему виски. — Я ведь говорю — бабла у тебя до хрена и больше!

Глава 7

Если вы даже немного похожи на меня, то, скорее всего, хоть когда-нибудь мечтали оказаться в компании какой-нибудь супермодели, а еще лучше — сразу нескольких. Если же вы из тех, кто желает сохранить свои мечты в целости и сохранности, не залапанными ничьими грязными руками, вам лучше, наверно, не читать то, что я сейчас скажу: эта заветная мечта излишне переоценена.

Я вовсе не хочу сказать, что мы переоцениваем моделей. Ни в коей мере. Вы можете спросить, не превращаются ли они при ближайшем рассмотрении в самых обыкновенных девчонок с неплохой фигурой и с хорошими парикмахерами и визажистами. Опять же говорю вам — нет. Эти девушки — само совершенство. Ну, или почти совершенство.

Дело вовсе не в том, что они глупы, пусты или психически неуравновешенны. Хотя некоторые из них действительно такие. Может быть, даже не некоторые, а большинство. Ну и что. В конце концов, за их красоту им можно простить некоторую интеллектуальную ограниченность.

Нет, переоцениваем мы не девушек-моделей, а нашу возможную реакцию на них. Ведь если покопаться поглубже, каждый из нас надеется, что, случись такая встреча, и вы с нею полюбите друг друга. Ну, или хотя бы воспылаете взаимной плотской страстью. На худой конец, найдете тему для разговора больше чем на полминуты. Увы, ничего из этого у вас не получится. Супермодели — они как профессиональные спортсмены или же гениальные скрипачи: превосходны в своем деле, но в остальном — ужасно ограниченны. Нет, может быть, вы как раз отлично разбираетесь в туфлях на ремешках или в том, как накладывать на лицо крем-основу. Но чует мое сердце: если вы втайне мечтаете о том, чтобы переспать с несколькими супермоделями, вряд ли вышеперечисленные темы входят в сферу ваших интересов.

Вы убеждаете себя в том, что вполне обойдетесь и без глубокой сердечной связи. В этом вы абсолютно правы. Вы — обойдетесь, но она — нет. Женщинам только и подавай что глубокую сердечную связь. Ну, или связи. И если вы не сумеете предоставить ей хотя бы то или другое, беседа будет проходить на разных языках.

По крайней мере, именно так выглядел мой сегодняшний вечер. Разговор на любую тему мгновенно затухал, как только выяснялось, что я не знаменитость, что я не работаю в модельном агентстве и что я ни черта не понимаю в туфлях на ремешках.

Мой новый напарник Рэй — не такой. Он настоящий мастер — черный пояс, как минимум, — одаривать девушек изящными кокетливыми оскорблениями, которые, как выясняется, безотказно помогают заарканить этих красоток. Вот и сейчас он прямо у меня на глазах обзавелся телефонными номерами трех на вид неприступных особ. У него просто талант находить и давать короткую словесную формулировку незаметным изъянам в их внешности, о которых никто другой и не подозревает, но бедные девочки-то часами сидят в слезах перед зеркалом, разглядывая то место на лбу, где рано или поздно появится морщинка, или едва заметную обвислость где-то на заднице, или, на худой конец, икроножную мышцу, немного непропорциональную по отношению к бедру.

— Господи, да как тебя в таком виде на люди-то выпустили! — говорит он некоему, на мой взгляд, абсолютно безупречному экземпляру; проходит несколько минут, и она уже записывает свой телефон ему на ладонь.

Стоит ей уйти или хотя бы отвернуться, как Рэй стирает номер с кожи и говорит:

— Игра в одни ворота. Результат, похоже, становится предсказуемым. — Он зевает и показывает мне три пальца: — Третий зевок. Обычно я терплю до десяти, потом сваливаю. После десяти зевков ничего интересного никогда уже не происходит.

С Рэем я познакомился в тот день, когда переезжал в «Челси». Разумеется, в тот же день он познакомился с Таной.

Даже с учетом дополнительных денег от Дэнни Карра мне нужны три недели, чтобы собрать нужную сумму и перебраться в гостиницу. К этому времени Тана сдала зимнюю сессию и вновь вернулась домой к родителям, так что она предлагает мне помочь с переездом. Оказывается, ей приспичило похныкаться насчет своих очередных проблем с Тленном, а в качестве подарка на новоселье она всучила мне маленький кактус, купленный буквально за углом — в ближайшем магазине «Дуэйн Рид». Мне же остается самая малость: допереть раздувшийся от шмоток баул (в который я запихал практически все содержимое своего платяного шкафа, представлявшее хоть какую-то ценность) и большую пластмассовую решетчатую коробку из-под пакетов молока (в нее я запихнул айбиэмовскую электронную пишущую машинку и несколько книжек, которые должен был читать в рамках так и не сданного курса литературы и композиции, — все это добро, как я втайне надеюсь, поможет мне и вправду сойти в глазах кое-кого из окружающих за начинающего поэта). Переть эту тяжесть мне приходится вверх по лестнице и затем по длинному коридору к номеру 242.

Примерно на полдороге к номеру одновременно происходят два события: одно странное, а второе неприятное. Во-первых, Тана вдруг превращается в какого-то мужика с явным южным акцентом, но тараторящего как пулемет (и с чего это мы, янки, взяли, что южане растягивают звуки? ). Во-вторых — что на данный момент волнует меня гораздо больше, — мой баул оказывается шире, чем гостиничный коридор, и намертво застревает между стенами. Я оказываюсь обездвижен. Вместо того чтобы попытаться развернуть здоровенную сумку, я тупо продолжаю дергать ее вперед, чем, похоже, еще больше усугубляю положение. Остается только гадать, что оторвется в первую очередь — лямки ремней намертво заклинившего в коридоре баула или же моя собственная рука. Вдруг совершенно неожиданно я перестаю ощущать вес сумки.

Воспользовавшись ситуацией, я выскальзываю из ремней и оборачиваюсь. Мой спаситель оказывается жилистым и мускулистым мужиком, явно завсегдатаем спортзала. Его волосы убраны в хвост на затылке, а на подбородке я успеваю заметить щетину, выбритую так, чтобы оставался некий намек на будущую бородку-эспаньолку. Он принимает позу атланта и, подняв мой баул, как небесный свод, одной рукой, протягивает мне свободную пятерню и говорит:

— Рэй Мондави.

Оказывается, это и есть тот самый Рэй Мондави, который фотографировал Кей и таким образом перезапустил ее заглохшую карьеру. Его южный акцент — это реликт детства, проведенного в Виргинии, на которое наложились пять лет, прожитых в Майами, где он набирался ума-разума и мастерства, таская оборудование за каким-то модным фотографом, имя которого Тана даже припоминает. Пока я развешиваю свой гардероб на идущей вдоль стены водопроводной трубе (в номере 242, как выясняется, нет шкафа, равно как и ванной), Рэй грузит Тану байками про то, что «модели действительно такие тупые, какими вы их себе представляете, только еще тупее». Очередные доказательства этой истины он якобы получил во время последней поездки на острова Терке и Кайкос, где у него были какие-то съемки. Он все время смотрит ей в глаза, за исключением тех моментов, когда, почти не стесняясь, разглядывает ее фигуру. Выглядит он, впрочем, при этом не как похотливый бабник, а как профессионал, который даже в свободное от работы время не может забыть о любимом деле. Так портные оценивающе смотрят на всех окружающих, подсознательно снимая с них предварительную мерку для костюма. Свои вычисления и размышления он прерывает на несколько секунд всего дважды: сперва взглядом дает мне понять, что он знает, что я знаю, что он присматривается к моей спутнице; а потом как бы невзначай косится на меня, выясняя, не имею ли я чего-нибудь против. Я благословляю его благородное начинание едва заметным кивком. Хотя мы, мужчины, считаемся существами бесчувственными и эмоционально заторможенными, у нас на самом деле имеется удивительно богатый и выразительный набор невербальных средств общения. Особенно умело мы им пользуемся в присутствии дам.

— Нет, слушай, я определенно должен тебя поснимать, — говорит Рэй Тане.

— Ну да, конечно, — хихикая, поддакивает она.

— Нет, я серьезно. Не для подиума, конечно. Слава богу, у тебя ноги нормальные, а не те ходули, которые там нужны. Я имею в виду что-то более камерное, почти актерскую работу… Ты же классическая модель для Эллен фон Унверт. Точно, прямо в стиле Клаудии или Карре.

Тана краснеет от смущения и, отмахиваясь, кокетливо произносит:

— Ладно, я подумаю.

— Да уж сделай одолжение, — подыгрывает ей Рэй, выходя из комнаты. — Добро пожаловать в «Челси», — на прощание говорит он.

Я рад, что он уходит, причем вовсе не потому, что мне не нравится, как он разыгрывает передо мной и Таной свой спектакль. На самом деле я прекрасно понимаю, что у Рэя стоило бы поучиться кое-чему в смысле общения с женщинами. Дело в другом: просто 242-й номер слишком мал для троих. Двуспальная кровать занимает большую часть его площади, жалкие остатки целиком и полностью отданы в распоряжение раковины и висящего над нею треснувшего зеркала. Для всего, что требует более фундаментального сантехнического обеспечения, в конце-коридора есть общая душевая и туалет. По правде говоря, я рассчитывал было на балкон — как в «Сиде и Нэнси», — но окно моего номера выходит на пожарную лестницу, а вид из него открывается на кирпичную стену соседнего здания.

— Ну и что, зато у тебя, можно сказать, собственный дворик есть — почти патио, — утешает меня Тана, залезая обратно в комнату с площадки пожарной лестницы.

Кактус она уже поставила в холодный темный угол, где это нежное растение наверняка через неделю загнется. Тана садится на край кровати и слегка подпрыгивает на ней, проверяя упругость матраса.

— Ну и когда же ты собираешься опробовать это шикарное ложе по назначению? — интересуется она у меня.

Вопрос, что называется, в точку.

В первую неделю жизни в «Челси» я ощущаю себя привидением — невидимкой для других постояльцев. Впрочем, мне и самому удается увидеть их лишь иногда, главным образом в те мгновения, когда они скрываются из виду за дверью своего номера. Мимо люкса Нейта и Кей я «случайно» прохожу, пожалуй, слишком часто. Меня, наверное, можно принять за какого-нибудь одержимого поклонника или маньяка. Иногда я даже прикладываю ухо к двери, но мне ни разу не удалось услышать ничего, что напоминало бы обещанное веселье в режиме нон-стоп.

Притворно робкая, кокетливая улыбка, которой одарила меня в том самом знаменитом «челсийском» лифте шикарная амазонка, подействовала окрыляюще. Увы, радость была недолгой: я успел представиться — быть может, излишне поспешно и настойчиво, — а затем улыбка сползла с моей физиономии. «Красавица» отозвалась голосом октавы на три ниже моего. Мне было сообщено, что зовут ее (его? ) Мика. Ох, чует мое сердце, что у этой Мики не только голос, как у мужика, но и член на положенном месте. Единственное, вполне предсказуемое общение в отеле у меня происходит только с Германом, который почти постоянно торчит у себя за стойкой. При каждой встрече он интересуется, как мне пишется и когда он сможет увидеть мои стихи напечатанными. Учитывая, что любую лажу этот парень чует за милю, я стараясь свести наши разговоры к минимуму. Пожалуй, впервые в своей жизни я по-настоящему одинок. Каждый вечер я спускаюсь в мексиканский ресторан и звоню Тане из тамошнего телефона-автомата. Она рада моим звонкам, потому что ей тоже есть что мне рассказать: наконец-то она нашла в себе силы расстаться со своим Тленном. К сожалению, бьющая в мексиканская музыка и не самый гуманный тариф, установленный нью-йоркской телефонной компанией, мешают нам толком отвести душу. Как-то раз я даже позвонил маме, но она хотела узнать как можно подробнее все о моей работе, так что пришлось врать как сивый мерин. Ну а когда пошли расспросы на тему, как я отдыхаю, как развлекаюсь и с кем общаюсь, мне гало еще тоскливее и обиднее. Нет, через пару недель я, наверное, накоплю кое-каких деньжат и смогу позволить себе хоть как-то Развлечься. Но пока что я провожу вечер за вечером полном одиночестве с хот-догом и парой бутербродов в зубах. По старой гостинице гуляют сквозняки. Вообще, в этом здании достаточно прохладно, за исключением моего номера, вдоль стены которого проходят ничем не прикрытые трубы горячего водоснабжения. Ночью в комнате просто дышать невозможно. Я учусь пользоваться окном как сливной пробкой в ванной — только наоборот. Когда становится совсем невмоготу, я приоткрываю раму и заливаю помещение холодным, растекающимся по полу воздухом с улицы на нужную мне глубину. Вот, собственно говоря, и все мои развлечения. А так мне остается только лежать на кровати и размышлять над тем, с какой стати я, собственно говоря, решил, что жить именно здесь будет лучше, чем дома.

Целыми днями я мотаюсь по городу, стараясь урвать от встреч с клиентами крохи какого-никакого общения. Любительница пробежек из Верхнего Ист-Сайда сообщает мне, что ее зовут Лиз, — в обмен на комплимент по поводу ее прекрасных глаз. Впрочем, в следующую секунду она срывается с места и убегает от меня с видом человека, у которого есть дела поважнее. Минут пятнадцать можно поболтать при каждой встрече с Чарли — парнем примерно моего возраста, который работает по ночам, убираясь в каком-то подпольном игорном заведении. Впрочем, на долгие разговоры у него обычно нет ни времени, ни сил: стоит на мгновение отвлечься, и он уже присматривает себе подходящую скамеечку на солнечной стороне Юнион-Сквер и буквально через минуту просто-напросто вырубается.

Остается Дэнни Карр.

Большинство из тех, кто курит марихуану, делают это для того, чтобы расслабиться. Дэнни же совсем не такой. Мои родители, наверное, назвали бы его динамо-машиной. И трава, которую я ему приношу, похоже, лишь дополнительно подпитывает этот генератор. Лично я, скорее, называл бы его просто мудаком, но мои доходы благодаря ему выросли вдвое с лишним, а всего-то дел, что несколько раз позвонить от имени подставных заказчиков. Так что, в общем-то, грех жаловаться.

Каждый рабочий день я дважды звоню по бесплатному номеру, предоставляемому Первосвященником своей пастве. Поначалу я каждый раз придумывал себе новый акцент, изображая то клерка с Парк-авеню, то пуэрториканца, то уроженца Стейтен-Айленда. Попробовал я было прикинуться выходцем с Гаити, но надолго меня не хватило — уж больно специфическое произношение у этих ребят, — и я быстро сбился на утрированный гарлемский говор из «Различных ходов» [15]. На мое счастье, Билли уже привык к звонкам от в дупель укуренных клиентов, и удивить его неестественным голосом практически невозможно. Впрочем, и я, надо признать, не Рич Литтл [16] — пародии и перевоплощения совсем не мой конек. Я решаю ограничиться шестью-семью голосами, которые, как мне кажется, звучат в моем исполнении более или менее убедительно. Эти мифические персонажи становятся нашими постоянными клиентами, а для того, чтобы не сбиться, кто из них когда и откуда звонил в последний раз, я специально покупаю в «Дуэйне Риде» черную записную книжечку. Проколоться очень бы не хотелось. С одной стороны, назвать мою деятельность кидаловом было бы неправильно — в конце концов, я увеличиваю Первосвященнику сбыт. С другой стороны, то количество травы, которое я отношу Дэнни каждую неделю, далеко выходит за установленные Первосвященником «безопасные» рамки, так что недолго и спалиться. Именно об этом настоятельно предупреждал меня Рико на инструктаже.

В пятницу вечером на третью неделю моей контрабандной деятельности в пользу Дэнни я возвращаюсь в гостиницу после того, как отвожу клиенту последний «легальный» пакет с травой. Теперь я запихиваю груду таких же пакетиков себе за рубашку и, заглянув в зеркало, подмигиваю отражению: «Ну и отъел же ты себе брюхо, приятель». Прежде чем чувак в зеркале находит, что ответить, я выскакиваю в коридор, сбегаю вниз по лестнице и собираюсь нырнуть в метро, чтобы ехать в офис к Дэнни. Но на первом этаже у лифта налетаю на Кей и чуть не раскатываю ее, как асфальтовый каток.

— А, это ты. Привет, — говорит она.

Кей явно только что из душа, и на ее лице нет ни мазка косметики. Так ей даже лучше. Мое сердце начинает ухать, как паровой молот, но голова совершенно ясная. И наконец я могу честно ответить сам себе на вопрос, какого черта я переселился именно сюда, в «Челси».

— Я тебя, кстати, искал, — говорю. — Вроде бы договаривались насчет второго свидания.

Она улыбается в ответ:

— Ну, разве что совсем по-быстрому. Мне нужно поскорее обратно к Нейту. Они сегодня в Чикаго летят, а без меня наверняка опоздают в аэропорт.

— Если надо — могу все устроить по-быстрому.

— Неужели прямо все? Быстрота — она ведь не везде нужна.

— Каждый понимает в меру своей испорченности. Хотя я бы тоже предпочел с чувством и расстановкой.

— Ну, знаешь, я, между прочим, не легкая добыча.

— Я тоже, — выдаю в ответ, — но готов покаяться и оправдаться.

Улыбка вновь появляется у нее на губах. Бог ты мой, неужели эта чушь, которую я сейчас несу, действительно срабатывает? Глаза Кей беспокойно забегали, она явно напряженно думает, не в силах на что-то решиться.

— У меня завтра вечером показ, — наконец произносит она. — Версаче.

— Поздравляю.

— Спасибо-спасибо, — говорит она и делает реверанс. — Представляешь, я ведь до сих пор всякий раз, когда на подиум выхожу, страшно волнуюсь. Смешно, конечно, но мне гораздо спокойнее, когда в зале есть группа поддержки. Ну, хотя бы кто-нибудь свой. А вот на этот раз Нейта, как назло, в городе не будет…

— Всегда готов! — расплываюсь я в улыбке, возможно слишком широкой.

— Ты особо губу-то не раскатывай, я девушка приличная. Впрочем, не могу утверждать того же относительно многих своих подружек. Ты только представь — целая толпа красивых девушек, не очень-то уверенных в себе и не самых строгих нравов. У такого парня, как ты, наверняка что-нибудь да выгорит.

— Что значит «у такого, как я»? Я так полагаю, меня только что оскорбили?

Она ласково гладит меня по щеке:

— Бедный мальчик, обидели его. Ладно, не плачь, будет тебе билетик на служебном входе, если ты, конечно, перестанешь обижаться и все-таки придешь посмотреть на меня. Да, Рэй, кстати, тоже придет. Можете договориться и поехать на такси вместе.

Кей проскальзывает мимо меня в лифт и приветливо улыбается на прощание. Двери лифта закрываются.

— Нет, ты просто обязан написать стихи о ней, — подает голос Герман, наблюдавший за нашей беседой из-за стойки.

— Угу, попробую, — бурчу я и поскорее выбираюсь на улицу, во избежание дальнейших расспросов.

До угла Седьмой авеню, где находится вход в метро, я лечу как на крыльях.

Ни на каком такси мы, конечно, не поехали. Это Кей казалось, что здесь далеко, а нам с Рэем — одно удовольствие прогуляться с десяток кварталов до бывшей скотобойни в Митпэкинге, превращенной в модный выставочный центр. Как и подобает истинному южному джентльмену, Рэй прихватил с собой фляжку бурбона «Сазерн камфорт», и тот неплохо согревает нас по дороге. В общем, до пункта назначения мы добираемся уже изрядно навеселе. Когда Кей появляется на подиуме, мы, естественно, начинаем подбадривать ее, надрывая глотки что есть силы. Нарядили же ее в какой-то немыслимый балахон в складочку, флюоресцирующего кислотно-зеленого цвета. Ума не приложу, куда и в какой ситуации могла бы надеть эту хламиду нормальная, здравомыслящая женщина. Кей же как настоящий профессионал даже не посмотрела в нашу сторону.

Полчаса пролетают как одно мгновение, притом что на двадцать пять минут из них я откровенно задрых, после того как зрелище дефилирующих взад-вперед роскошных девушек, да еще и в таком невероятном количестве, успело несколько приесться. Услышав шквал аплодисментов, я снова просыпаюсь. В этот момент модельер выводит на сцену целый табун манекенщиц сразу.

— Везет же чуваку, — говорю я.

— Это ты его парню скажи, — со смехом замечает Рэй. — Ладно, ну а теперь, пожалуй, пора немного развлечься.

Тут-то я и начинаю раскидывать силки, а Рэй — зевать. На седьмом зевке наконец появляется Кей, завершившая обязательный обход собравшихся за кулисами представителей модных домов и модельного бизнеса. Всю эту публику скопом Рэй называет «крупнокалиберными хунтами» и добавляет: «К дамам это тоже относится». Кей по-прежнему ярко накрашена, но одета уже нормально. Флюоресцирующие оборочки и складочки уступили место очаровательному черному мини-платью и знакомым «мартенсам» на высокой шнуровке.

— Bay! — вопит Рэй, закатывая глаза и прикладывая руку к груди так, словно только что получил смертельное ранение. — Барышня, да вы их всех вынесли! — (Кей принимает комплименты с легким поклоном и улыбкой на губах. ) — Вот только ума не приложу, кой хрен на тебя напялили эти лохмотья, скроенные, похоже, из подтяжек Морка с планеты Орк, — вспоминает Рэй давний фантастический телесериал. — Чтобы в такой хрени на людях появляться, нужны сиськи нормальные.

— Какой же ты все-таки козел! — выпаливает Кей, не переставая при этом смеяться.

Она смотрит на меня, и ей явно любопытно, как я на все это буду реагировать. Я же застыл дурак дураком и тупо улыбаюсь ей. Почувствовав, что пауза излишне затянулась, Кей бросает мне спасательный круг:

— Кое-кто из наших собирается посидеть вечерком в «Вестерне».

— А, «Вестерн дайнер», — говорит Рэй. — Это предприятие общепита с самым издевательским на свете названием.

Очень скоро до меня доходит, о чем это он. «Вестерн дайнер» я приметил еще некоторое время назад, когда бывал в этих краях, передавая товар Чарли с Юнион-Сквер. Днем ресторан выглядел как самый обычный ресторан. Сейчас же, вечером, тут никто ничего не ест. Собственно, здешняя публика — модели, какие-то клубные мальчики и горстка третьесортных знаменитостей, беспрестанно вертящих головами в поисках внимания окружающих, — может служить наглядным материалом по теме «пищевые отклонения, анорексия». Миновав бархатный турникет на входе — паровозом выступают Кей и еще две барышни с ангельскими личиками, но, судя по всему, с такими сложными и важными именами, что поведать их мне и Рэю никак невозможно, — мы оккупируем заветный угловой столик. Дамы заказывают себе что-то под названием «мохито» и тотчас же смываются в уборную.

— Дороги, дороги, дороги, — напевает Рэй, глядя им вслед. — Зато от кокса ебливость зашкаливает. Ты какую хочешь?

— Я так понимаю, что к Кей подкатывать бесполезно, — прощупываю я почву.

— Только время зря потратишь. Этот Нейт ногтя ее не стоит, но на него работает вся эта хрень — без пяти минут рок-звезда, бла-бла-бла. — Рэй делает руками вроде как магические пассы. — Этот парень — просто колдун. Жрец вуду, и только. Впился в девчонку, как Дракула, и ни хрена не отпускает.

— Что-то я не замечал на ней следов от клыков. — Да они повсюду. На коже, на сердце, в душе. Да и, между ног тоже. В общем, все, что ты бы хотел от нее получить, уже маркировано и хрен тебе достанется.

— Ну, в таком случае, — сообщаю, — выбирай сам, а мне — что останется.

Рэй пожимает плечами:

— По правде говоря, белые женщины — это вообще не мое. Мне подавай что-нибудь поэкзотичнее. Лучше — раскосые. — С этими словами он растягивает пальцами уголки глаз, отчего те превращаются в узкие щелки. — Но с другой стороны, ложиться спать на голодный желудок я тоже не намерен. Ладно, давай заранее не делить их, раскидаем по койкам, как карта ляжет.

Минут через двадцать я все-таки завязываю какой-то странный, тяжело идущий разговор с одной из подружек Кей — брюнеткой, соизволившей наконец представиться. Зовут ее, видите ли, Стелла. Она вроде бы и говорит со мной, но при этом все время смотрит куда-то мне за спину. Ей гораздо интереснее, что происходит там, чем то, что я ей говорю. Мои шутки и реплики не слишком ее занимают, и я, несколько растерявшись, оглядываю помещение в поисках Рэя. Он далеко — на танцполе. Отрываясь под восставшее из пепла в последнее время диско, лихо крутит вокруг себя вторую подружку Кей — ну прямо Джон Траволта, и только. Воспользовавшись тем, что я на мгновение отвлекся, Стелла сбегает от меня к какому-то парню, лицо которого даже мне кажется знакомым. Вроде бы я видел его по телевизору в местных новостях.

— Ну-ну, — замечает Кей, вернувшись из уборной с очередного сеанса подзарядки. — Похоже, вы со Стеллой просто нашли друг друга. Понимаете один другого с полуслова.

— Даже лучше, чем хотелось бы, — отвечаю я. — Не поверишь, за такое короткое время мы успели пережить первую вспышку страсти, от души потрахаться, и теперь на очереди неловкое затянувшееся молчание.

— Сам говорил, что парень ты быстрый.

— Черт, подловила, — говорю я, поднимая бокал, чтобы чокнуться с нею.

— Кстати… Ты ведь и на работе вроде бы не тормозишь. А при себе у тебя случайно ничего про запас нету?

— Вот ты о чем, — говорю я с картинной (но не более чем наполовину картинной) обидой. — Я, значит, проводник-шерпа для желающих подняться на Гималаи блаженства.

— Какое там блаженство, мне просто нужно немного расслабиться и нервы успокоить. Кокаин же я терпеть не могу.

— Не можешь? Чего же тогда с таким свистом всасываешь? — спрашиваю, ехидно улыбаясь.

Это мне кажется, что настало время применить подсмотренные у Рэя приемы. Начать я решил с легкого подкола, но, судя по реакции Кей, вышла все равно что увесистая пощечина.

Я поспешно включаю задний ход и пытаюсь выправить ситуацию:

— Нет, только не это, не вздумай на меня обижаться. Просто сегодня я решил поставить собственный рекорд неумения вести нормальный разговор и поссориться с как можно большим количеством народу. Прими мои поздравления: ты мой тысячный клиент.

На лице Кей вновь появляется улыбка.

— Нет, все-таки ты слишком уж милашка для наркокурьера.

— Будь добра больше не называть меня так. Я серьезно.

— Наркокурьером?

— Нет, милашкой. «Милашка» — это как поцелуй смерти.

В глазах Кей сверкают новые искорки — неужто хулиганские?

— От моих поцелуев еще никто не умирал, — говорит она и, не глядя на меня, принимается за свой мохито.

Это что такое — неужели мы флиртуем? Сердце отвечает утвердительно, подкачивая к мозгу крови вдвое больше обычного.

— Ловлю тебя на слове, — говорю я. — Хотя, если честно, надолго откладывать пробу на смертельность твоих поцелуев не хотелось бы.

Откуда ни возьмись рядом с нами вырисовывается Рэй. За ним на буксире — подружка Кей.

— Десять раз отзевал, — сообщает он. — Пора проводить барышню домой, пока я не превратился в тыкву.

Девушки обмениваются воздушными поцелуями, а Рэй как-то умудряется одновременно пожать мне руку и сурово, по-мужски, приобнять.

— Вперед, чувак, действуй! — шепчет он вроде бы мне на ухо, но достаточно громко, чтобы и Кей расслышала.

Она же и виду не подает, что понимает, о чем речь.

— Ну и?.. — спрашивает она меня, когда Рэй наконец уводит ее подругу. — На чем мы остановились?

— Может быть, я что-то неправильно понял, — на всякий случай осторожничаю я, — но, по-моему, мы с тобой вели переговоры.

— Переговоры? И о чем бы это?

— Как о чем? О нашем первом поцелуе.

И вот чудо все-таки случается: положив ладонь мне на щеку, Кей подносит свои губы к моим. Она плотно прижимает их, а затем ее язык нежно касается моего.

— Вот видишь, ничего страшного, — заявляет она, подавшись назад. — Никто не умер. Ты цел и невредим.

— Может, просто повезло, — говорю я. — Надо бы еще раз попробовать.

На этот раз уже я кладу руку ей на затылок и притягиваю к себе. Наши губы вновь встречаются, прижимаются друг к другу, чуть раскрываются, и два языка начинают жадное знакомство. Далеко внизу, в брюках, что-то настойчиво пробуждается. «Моторола».

— Ты, кажется, весь дрожишь, — замечает Кей.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒