|
|||
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 2 страницаОтвязав концы, Виктор оттолкнулся от причала. Его никто не видел и не пытался преследовать. Течение влекло лодку мимо церкви и музея, к северному выходу в лагуну. Только когда моторка оказалась достаточно далеко от причала, Виктор рискнул запустить мотор, но огни включать не стал. Берега канала шириной в пятьдесят метров были покрыты жидкой грязью и заросли камышом. Виктор посмотрел на часы. 23. 20. Достигнув устья канала, он запустил двигатель на полную мощность и вывел лодку в неспокойные воды лагуны. Только после этого он включил бортовые огни и взял курс на главный канал, который должен был привести его в Венецию, к площади Сан-Марко. Неожиданно он услышал какой-то звук за своей спиной — и обернулся. Из кормовой каюты появилась женщина. В руке она сжимала пистолет.
Самарканд 2. 30
После того как официант поставил перед ним еду, Винченти пододвинул свой стул ближе к столу. Большинство гостиниц в городе были сущим кошмаром, и лишь «Интерконтиненталь» предлагал своим клиентам сервис на уровне европейских пятизвездочных отелей, преподнося это как традиционное азиатское гостеприимство. После долгого перелета из Италии Винченти был голоден как волк, поэтому заказал ужин в номер — для себя и своего гостя. — Передайте Орманду, — сказал он официанту, — что мне не нравится, когда на приготовление нескольких блюд у вас уходит полчаса, тем более что я звонил и сделал заказ заранее. Впрочем, нет. Пусть он поднимется ко мне после того, как мы закончим ужинать, и я сам ему все выскажу. Официант почтительно кивнул и удалился. Артур Бенуа, сидящий напротив Винченти, расправил тонкую полотняную салфетку и положил ее себе на колени. — Что это вы на них так напустились? — спросил он. — Это ваш отель. Почему вы сами не дали примерную взбучку своим нерадивым сотрудникам? — Потому что я не вижу за ними никакой вины. Они выполнили заказ как смогли быстро. На самом деле Винченти было наплевать и на официанта, и на шеф-повара. Просто он устал, был раздражен, и ему было нужно сорвать на ком-нибудь свою злость. О'Коннер уже занимался делами, проверяя, все ли готово, а сам Винченти решил поесть, немного отдохнуть и обсудить кое-какие связанные с бизнесом вопросы за полночной трапезой. Бенуа взял вилку. — Я полагаю, ваше приглашение объясняется не тем, что вам захотелось насладиться моей компанией. Давайте не будем тратить слова понапрасну, Энрико. Что вам нужно? Винченти принялся за еду. — Мне нужны деньги, Артур. Точнее говоря, деньги нужны «Филоген фармасьютик». Бенуа положил вилку на скатерть и сделал глоток вина. — Пока у меня не случился заворот кишок, скажите, сколько вам нужно? — Миллиард евро. Может, даже полтора миллиарда. — Всего-то? Винченти улыбнулся сарказму собеседника. Бенуа сколотил состояние в банковском секторе и до сих пор контролировал многие банки в Европе и Азии. Вот уже много лет он являлся мультимиллиардером и членом Венецианской лиги. Гостиничный бизнес был его хобби, а «Интерконтиненталь», построенный им совсем недавно, предназначался для того, чтобы принимать и обслуживать на высшем уровне членов Лиги, которые все в большем количестве посещали Федерацию, и других VIP-гостей. За последние несколько лет Бенуа уже неоднократно ссуживал деньги, которые были столь необходимы для стремительного взлета «Филогена». — Вы, очевидно, хотите получить ссуду под проценты значительно ниже тех, которыми оперирует международный финансовый рынок? — Совершенно верно, чем ниже, тем лучше. — Винченти положил в рот кусок фаршированного фазана и принялся энергично пережевывать яство. — Какая же цифра вас устроит? — Два процента. Банкир хмыкнул и покрутил головой. — В таком случае почему бы мне просто не подарить вам эти деньги? — Артур, я одалживал у вас миллионы и каждый раз аккуратно возвращал долги с процентами. Поэтому — да, я рассчитываю на определенные преференции с вашей стороны. — Насколько мне известно, в настоящее время за вами уже числятся два займа, причем довольно значительных. — И все эти деньги активно работают. Судя по лицу банкира, ему было известно и это. — Что от этой сделки выиграю я? Вот это уже разговор, подумалось Винченти. — Сколько акций «Филоген фармасьютик» принадлежит вам в настоящее время? — Сто тысяч. Я купил их в соответствии с вашей рекомендацией. Винченти нацепил на вилку еще один кусок дичи. — Вы просматривали вчерашнюю котировку? — Нет, не удосужился. — Курс наших акций поднялся на шестьдесят один с четвертью процента, то есть вырос в полтора раза. Это очень выгодное вложение. Я сам на прошлой неделе купил еще почти пятьсот тысяч акций. — Он обмакнул кусок фазана в густой сырный соус. — Анонимно, разумеется. Банкир заинтересованно вскинул брови. — Намечается что-то крупное? Пусть Бенуа и увлекался строительством отелей в свободное время, но основным его делом все же по-прежнему было зарабатывать деньги. Поэтому Винченти лицемерно потупился и сказал, изображая смущение: — Видите ли, Артур, закон об операциях с ценными бумагами на основе конфиденциальной информации не позволяет обнародовать подобные сведения. Поэтому вам должно быть стыдно задавать подобные вопросы. Этот упрек вызвал у Бенуа улыбку. — Здесь закон об операциях с ценными бумагами не действует. Не забывайте, тут мы сами пишем законы. Поэтому хватит ломаться. Расскажите лучше, что вы замышляете! — Я не могу этого сделать, — уперся Винченти. Ему хотелось выяснить, одержит ли, как всегда, жадность верх над здравым смыслом. — Когда вам понадобится этот миллиард? — спросил Бенуа. — Или, как вы говорите, полтора миллиарда? Винченти запил еду глотком вина. — Самое позднее через два месяца. Бенуа подумал и задал новый вопрос: — Срок займа? — Двадцать четыре месяца. — Вы намерены полностью выплатить основную сумму кредита и проценты по нему в течение двух лет? Винченти ничего не ответил. Он продолжал молча жевать, предоставив банкиру время для того, чтобы дозреть. — Ваша корпорация уже имеет крупные долги. Миллиардный кредит под столь низкий процент едва ли найдет понимание у нашего совета директоров. Наконец Винченти произнес то, что Бенуа так жаждал от него услышать: — Вы смените меня на посту председателя Совета десяти. Лицо Бенуа выразило удивление. — Как это возможно? Глава Совета десяти выбирается случайным образом из членов Лиги. Это чистой воды лотерея. — Со временем вы узнаете, Артур: ничто не происходит случайно. Мое время подходит к концу. Скоро начнутся ваши два года. Винченти знал: Бенуа отчаянно хочет попасть в Совет десяти или — тем более! — возглавить его, а ему самому были нужны друзья в Совете. Друзья, которые были бы ему обязаны. Пока таковых насчитывалось пять. Только что он купил еще одного. — Договорились, — сказал Бенуа. — Но мне понадобится несколько дней, чтобы уладить этот вопрос с несколькими моими банками. Винченти ухмыльнулся и продолжал поглощать фаршированного фазана. — Сделайте одолжение, — проговорил он с набитым ртом. — Но доверьтесь мне, Артур, и не забудьте позвонить своему брокеру на предмет покупки акций «Филогена».
Зовастина посмотрела на свои часы от Луи Вуитона, полученные в дар от министра иностранных дел Швеции во время ее визита в эту страну несколько лет назад. Это был обаятельный мужчина, и он даже отважился флиртовать с нею. Она всячески поощряла пожилого дипломата, хотя и находила его малопривлекательным. Таким же был и папский нунций Колин Микнер, которому, похоже, доставляло удовольствие постоянно злить ее. Они все так же стояли в нефе собора, дожидаясь, как полагала Зовастина, пока будет вскрыта гробница. — Что заставило вас согласиться на вашу нынешнюю должность в Ватикане? — поинтересовалась она. — Раньше вы были секретарем Папы, а теперь — простой нунций. — Его святейшество обычно поручает мне особые проекты. — Вроде меня? Мужчина кивнул. — Вы и впрямь особая. — В чем же это выражается? — Вы — глава государства. Разве этого недостаточно? Этот человек был так же хорош, как тот шведский дипломат и подаренные им эксклюзивные часы. Он быстро соображал, был скор на язык, но ответы его были дипломатически расплывчатыми и содержали минимум информации. Она указала на одну из массивных мраморных колонн с круглой каменной скамьей вокруг нее. Скамья была огорожена бархатным канатом, чтобы на нее никто не садился. — Что это за черные пятна? — спросила она, указывая на колонну. — Как-то раз я задал тот же вопрос, — заговорил Микнер. — Все века, что существует собор, верующие, садясь на эти лавки, прислонялись головами к мрамору. Жир от их волос впитывался в камень, и в итоге появились эти самые пятна. Представляете, сколько миллионов голов понадобилось для возникновения такого эффекта? Зовастина завидовала тому, что у Запада есть такие чудесные исторические вехи. К сожалению, ее собственная родина на протяжении всей своей истории постоянно подвергалась набегам завоевателей, которые начинали с того, что каленым железом выжигали все, связанное с прошлым. Сначала персы, потом греки, монголы, турки. И наконец русские. Эти были хуже всех. Кое-какие исторические сооружения, конечно, остались, но ничего, подобного этой «золотой базилике», не было и в помине. Они стояли рядом с главным алтарем, неподалеку от иконостаса. Ее телохранители переминались с ноги на ногу на расстоянии в несколько метров, готовые в любой момент броситься на защиту своей хозяйки. — Видите этот камень в форме сердца? — спросил Микнер. Она видела. Маленький, неприметный, он словно пытался затеряться в окружающих его причудливых узорах. — Никто не знал, что это такое, — стал рассказывать папский нунций. — Но пятьдесят лет назад в ходе реставрации пола камень был поднят — и под ним обнаружили высохшее человеческое сердце. Оно принадлежало дожу Франческо Эриццо, умершему в тысяча шестьсот сорок шестом году. Тело дожа покоится в церкви Сан-Мартино, но он пожелал, чтобы его самое сокровенное было погребено рядом с покровителем Венеции, святым Марком. — А знаете ли вы, что означает «сокровенная суть»? — Человеческое сердце. Кто же этого не знает! Древние считали сердце вместилищем мудрости, ума — сутью человеческой личности. Точно так же думала и Зовастина. Именно это определение использовал Птолемей. «Прикоснись к сокровенной сути золотой иллюзии». — Позвольте мне показать вам кое-что еще, — проговорил Микнер. Они обошли плиту с распятием и узорами — ромбами и прямоугольниками — из разноцветного мрамора. Позади плиты несколько мужчин, стоя на коленях, склонились над алтарным столом, на котором, купаясь в свете софитов, стоял каменный саркофаг. Железная загородка, преграждавшая доступ к нему, уже была снята. Микнер заметил, что женщина заинтересовалась открывшимся зрелищем, и остановился. — В тысяча восемьсот сороковом году мощи святого были положены под престол главного алтаря, где они хранятся поныне. Сегодня саркофаг будет открыт впервые с того времени. — Нунций посмотрел на часы. — Почти час ночи. Скоро все будет готово. Зовастина проследовала за папским занудой в другой конец собора, в темный южный трансепт. У одной из мраморных колонн Микнер остановился. — В девятьсот семьдесят шестом году базилика сильно пострадала от пожара, — принялся рассказывать он, — а затем отстроена заново. В тысяча девяносто четвертом году ее освятили. Во время перестройки храма сведения о местонахождении мощей апостола были утрачены, и, как вы сами упомянули во время нашей беседы в Самарканде, на протяжении ста восьмидесяти лет никто не знал, где они находятся. Однако двадцать шестого июня тысяча девяносто четвертого года во время мессы в честь освящения храма произошло чудо. Послышался шум падающего камня, церковь содрогнулась. От этой пилястры отпала часть мраморной плиты — и показалась сначала рука, а затем и все тело святого апостола. Вокруг колонны столпились верующие, священники и даже сам дож. Все уверовали в то, что с возвращением мощей покровителя Венеции в мире настанет благодать. Рассказ нунция скорее удивил Зовастину, нежели произвел на нее впечатление. — Я слышала эту сказку, — сказала она. — Просто поразительно, что тело внезапно появилось именно тогда, когда новый дож и церковники нуждались в финансовой и политической поддержке со стороны венецианцев. Происходит чудо — и, откуда ни возьмись, вдруг объявляется их святой покровитель. Представляю, какое грандиозное было шоу! Наверняка все это было организовано дожем или каким-нибудь его умным министром. Блестящий политический ход! Настолько блестящий, что о нем рассказывают даже спустя девятьсот лет. Микнер изумленно покачал головой. — Вы ни во что не верите. — Я верю в то, что реально. — Например, в то, что здесь лежит тело Александра Великого? — спросил нунций, указав на алтарь. Скептицизм нунция в отношении ее теории беспокоил Зовастину. — Откуда вам знать, что это не так? — вопросом на вопрос ответила она. — Церковь ведь даже не знает наверняка, чье тело те двое венецианских купцов выкрали из Александрии больше тысячи лет назад. — Лучше вы, госпожа министр, скажите мне, на чем основана ваша уверенность. Зовастина посмотрела на мраморную колонну, подпирающую высоченный потолок, и, не удержавшись, погладила ее бок. В голове ее вертелась мысль: а вдруг история о том, как тело святого внезапно появилось из этой колонны, не сказка? Ей нравились такие истории, и она рассказала нунцию одну из тех, что имелись у нее в запасе.
«Перед Евменом стояла непростая задача. Безгранично доверяя своему личному секретарю, Александр поручил ему сделать все, чтобы его останки были погребены рядом с Гефестионом. Три месяца прошло с того дня, как Александра не стало, а его забальзамированное тело все еще находилось во дворце. Сподвижники и полководцы давно разъехались из Вавилона, чтобы вступить во владение доставшимися им кусками бывшей империи. Найти подходящее тело оказалось непросто, но в конце концов в деревне, расположенной неподалеку от Вавилона, был найден подходящий мужчина — такого же роста, сложения и возраста, как Александр. Евмен отравил этого человека, а один из египетских бальзамировщиков, который задержался в городе, польстившись на обещание щедрого вознаграждения, забальзамировал его тело. Затем он ушел, но подручные Евмена настигли его на дороге и убили. Подмена тела была совершена во время осенней грозы, когда на город обрушился ливень. Наряженное в золотые одежды и корону, тело крестьянина было неотличимо от останков великого царя. Евмен прятал царя несколько месяцев — до тех пор, пока погребальный кортеж с телом лже-Александра не покинул Вавилон, направившись в Грецию. После этого город впал в летаргический сон, от которого так никогда и не пробудился. Благодаря этому Евмену с двумя помощниками удалось незаметно покинуть город, увозя с собой Александра — на север, чтобы выполнить последнюю волю царя…»
— Получается, что тело, которое здесь покоится, может принадлежать и не Александру, а вовсе даже безвестному крестьянину? — спросил нунций. — Я, по-моему, не обещала давать дополнительные разъяснения. — Нет, министр, не обещали, — улыбнулся мужчина. — Позвольте сказать, что мне очень понравилась ваша история. — Она не менее увлекательна, чем ваша — про колонну. Он кивнул. — И столь же достоверна. Зовастина, однако, не была готова разделить сарказм нунция. Ее история не была сказкой. Ее поведал древний манускрипт, текст которого был в течение веков скрыт от человеческого глаза и открылся лишь благодаря самой современной технологии — рентгенографическому анализу на молекулярном уровне. Александр Великий не был погребен в Египте. Его тело перевезли в какое-то другое место, о котором в конце концов стало известно Птолемею, первому греческому фараону. Место, к которому ее может привести мумия, находящаяся в гробнице всего в десяти метрах от нее. Возле иконостаса появился не знакомый ей мужчина и сказал, обращаясь к Микнеру: — У нас все готово. Нунций кивнул, а затем жестом предложил Зовастиной пройти к алтарю. — Что ж, министр, настало время проверить, чья история является правдой, а чья — вымыслом.
Виктор смотрел на женщину, которая, направив на него пистолет, поднялась по ступенькам и вышла на середину палубы. — Ну, как тебе понравился пожар? — спросила она. Виктор включил нейтральную передачу и сделал шаг по направлению к ней. — Ты, глупая сука, я тебе покажу… Она подняла пистолет чуть выше. — Валяй. Показывай. Устремленный на него взгляд ее горящих глаз был полон ненависти. — Ты, я вижу, убиваешь, не задумываясь. — Как и ты. — Кого же я убил? — Может, не ты. Может, кто-то другой из вашей Священной банды. Три месяца назад. В Самарканде. Вы убили Эли Ланда. Благодаря вам его дом сгорел дотла. Его сжег «греческий огонь». Виктор вспомнил то задание. Он лично выполнил его по приказу Зовастиной. — Ты — та женщина из Копенгагена. Я видел тебя в музее, а потом в доме. — Где вы с напарником попытались нас убить. — Вижу, вам удалось уцелеть. — Что тебе известно о смерти Эли? Ты должен знать, ты — начальник охраны Зовастиной. — Откуда тебе это известно? — И тут до него дошло. — Монета, которую я рассматривал в той комнате! Отпечатки пальцев! — Умный мальчик. Виктор видел, что женщину терзают какие-то сильные душевные переживания, и решил еще сильнее выбить ее из колеи. — Эли действительно был убит. — Ты постарался? Он заметил лук и застегнутый на молнию колчан со стрелами у нее на плече. Эта баба уже продемонстрировала, что умеет быть хладнокровной, когда заперла снаружи двери музея, а потом с помощью вот этих самых стрел подожгла здание. Поэтому он решил не провоцировать ее. — Я там был. — Почему Зовастина приказала его убить? Поскольку двигатель работал на холостых оборотах и лодка плыла, подгоняемая ветром, единственным источником освещения была приборная панель. — Ты, твои друзья, человек по имени Эли — все вы влезли в то, что вас не должно волновать. — Волноваться нужно тебе. Я пришла, чтобы убить вас обоих. Один — готов, один — остался. — И что ты выиграешь, убив меня? — Я получу удовольствие, глядя, как ты умираешь. Ее пистолет поднялся еще немного. И выстрелил. Малоун переставил ручку переключения передач на нейтралку. — Ты это слышала? Стефани тоже насторожилась. Малоун повернул голову. Пожар на Торчелло, до которого оставалось не больше мили, бушевал пуще прежнего. Туман рассеялся, погода явно шла на поправку. По лагуне во всех направлениях сновали огоньки лодок и водных такси. Он пытался уловить хоть какие-то звуки, но над поверхностью воды повисла тишина. Малоун переключил передачу, и лодка двинулась вперед.
Кассиопея целилась в борт лодки, и поэтому пуля просвистела в нескольких дюймах от ноги Виктора. — Эли за всю свою жизнь и мухи не обидел. Зачем ей понадобилось его убивать? — Пистолет был по-прежнему направлен на Виктора. — Скажи! Зачем? Она цедила слова сквозь сжатые зубы, и в ее голосе слышалась скорее не злость, а мольба. — Зовастина выполняет важную миссию, а твой Эли стал мешать ей. — Он был историком. Какую угрозу он мог представлять для нее? Ей было невыносимо говорить о любимом человеке в прошедшем времени. В низкие борта лодки били волны, а саму ее продолжал гнать по воде ветер. — Ты удивилась бы, узнав, с какой легкостью она убивает людей. То, что Виктор ушел от ответа на вопрос, подлило масла в костер ее злости. — Встань за штурвал, черт тебя дери, и веди лодку — медленно и аккуратно. — Куда? — К Сан-Марко. — Он повернулся, включил передачу — и внезапно круто вывернул штурвал влево. Палуба ушла из-под ног Кассиопеи. Вместо того чтобы выстрелить, она попыталась сохранить равновесие. И тогда он кинулся на нее.
Виктор знал, что должен убить эту женщину. Она стала причиной нескольких их провалов, и, если Зовастиной станет известно об этом, он окончательно лишится ее доверия. Не говоря уж о том, что она сделала с Рафаэлем. Он вцепился рукой в дверь кормовой каюты, подтянувшись, оторвал тело от вставшей дыбом палубы — и попытался ударить ботинками по запястьям женщины. Она отразила удар и перекатилась вбок. Рубка была метров двух в ширину, и по обеим ее сторонам находились отверстия для выхода на палубу. Двигатель выл, лодка, которой никто не правил, подпрыгивала на волнах, на стекла рубки обрушивались водопады соленых брызг. Женщина по-прежнему держала в руке пистолет, но ей никак не удавалось встать. Он ударил ее в лицо открытой ладонью и попал по скуле. Голова женщины откинулась назад и врезалась в борт лодки. Воспользовавшись тем, что женщина ошеломлена двумя ударами, Виктор вывернул штурвал в обратную сторону и сбавил скорость. Он опасался, что лодка налетит на мель или выйдет на мелководье, где на винт намотается трава. Торчелло виднелся по левому борту, пожар освещал ночное небо. Лодка подпрыгивала на волнах, женщина держалась за голову. Пусть дело доведет до конца сама природа, решил он. И столкнул ее в море.
Обойдя низкую перегородку из темно-красного веронского мрамора, Зовастина оказалась в алтарной части храма, перед знаменитым Pala d'Оrо — «Золотым алтарем» — композицией из множества некрупных икон в роскошно орнаментированном золотом обрамлении с драгоценными камнями и эмалями, своего рода гигантским ювелирным изделием. Равного ему нет в мире. Под алтарем был отчетливо виден каменный саркофаг. Его крышка представляла собой сужающуюся книзу невзрачную плиту, на которой были вырезаны слова: CORPUS DIVI MARCI EVANGELISTAE. Ее рудиментарных познаний в латыни было достаточно, чтобы понять их смысл: Тело святого Марка-евангелиста. Через верхнюю часть саркофага были продеты два массивных железных кольца, и это объясняло, как тяжеленное сооружение в свое время перетаскивали с места на место. Сейчас сквозь кольца были пропущены толстые металлические штанги, концы которых лежали на четырех гидравлических домкратах. — Это будет непросто, — заметил Микнер. — Под алтарем очень мало места. Наличие тяжелой техники облегчило бы задачу, но у нас нет ни его, ни лишнего времени. Зовастина смотрела на мужчин, склонившихся над домкратами. — Священнослужители? — спросила она, кивнув в их сторону. — Да, — кивнул нунций. — Мы решили не привлекать к этому посторонних людей. — Вы знаете, что находится внутри? — спросила она. — Вас интересует, мумифицированы ли останки? — Микнер пожал плечами. — В последний раз гробницу открывали сто семьдесят лет назад, поэтому сейчас никто не знает, что в ней находится. Самодовольство этого попа вызывало у нее отторжение. Птолемей воспользовался подменой тел, произведенной Евменом, и извлек для себя максимальную политическую пользу из того, что весь мир поверил в обман. Она не знала, даст ли ей какие-нибудь ответы содержимое саркофага, но выяснить хотя бы это было жизненно необходимо. Микнер подал знак, и священники принялись работать ручками домкратов. Железные кольца в крышке саркофага стали медленно приподниматься, пока не приняли вертикальное положение, а затем так же медленно, буквально по миллиметру, начала подниматься крышка каменного гроба… — Мощные механизмы, — с гордостью сообщил нунций. — Маленькие, а могут поднять целый дом. Крышка поднялась на два сантиметра, но разглядеть сквозь узкую щель содержимое саркофага было невозможно. Подняв голову, она посмотрела на полукруглый купол апсиды и золотое мозаичное изображение Христа. Четверо мужчин прекратили работу с домкратами. Крышка саркофага, приподнявшись еще на несколько сантиметров, уперлась в нижнюю часть алтаря, и двигаться дальше ей было некуда. Микнер жестом позвал ее за собой. Когда они отошли подальше от алтаря и остановились у иконостаса, он прошептал: — Его святейшество согласился пойти вам навстречу в надежде на то, что вы пойдете навстречу церкви. Но давайте будем реалистами, вы ведь не собираетесь выполнять свои обещания? — Я не привыкла к оскорблениям. — А его святейшество не привык к тому, чтобы его обманывали. Вся дипломатичность слетела с нунция, как шелуха. — Я уже сказала: вам будет предоставлен свободный доступ на территорию Федерации. — Мы хотим большего. Только теперь Зовастина поняла: он ждал, пока снимут крышку, чтобы выдвинуть новые требования. Ей было отвратительно все это, но из-за Карин, Александра Великого и того, что она могла найти, у нее не оставалось выбора. — Чего же вы хотите? Из внутреннего кармана пиджака Микнер достал сложенный лист бумаги. — Мы подготовили соглашение между Федерацией и церковью. Это что-то вроде письменной гарантии того, что нам действительно будет предоставлен доступ на вашу территорию. В соответствии с пожеланием, высказанным вами вчера, мы указали здесь, что строительство церковных сооружений возможно лишь по согласованию с властями Федерации. Зовастина развернула бумагу и с удивлением увидела, что документ написан на казахском языке. — Мы решили, что вам будет легче понять текст, если он на вашем родном языке, — пояснил Микнер. — Вы решили, что вам будет удобнее распространять свою веру на моем родном языке. Моя подпись должна стать вашей страховкой. После этого я уже ни от чего не смогу отказаться. Она внимательно прочитала документ. В нем были расписаны все детали будущего сотрудничества между Римско-католической церковью и Центрально-Азиатской Федерацией с целью «совместно поощрять свободное отправление религиозного культа посредством неограниченной миссионерской деятельности». В других параграфах соглашения говорилось о недопустимости любых насильственных актов, направленных против служителей церкви, и о том, что лица, повинные в подобных действиях, подлежат суровому наказанию. Содержался в документе и пункт, гласящий, что служителям церкви будут беспрепятственно выдаваться въездные визы, а против новообращенных не будут применяться никакие репрессивные меры. Зовастина перевела взгляд на алтарь. Нижняя часть саркофага по-прежнему была окутана тьмой. Даже находясь на расстоянии всего в десять метров, разглядеть то, что находилось внутри, было невозможно. — Вы могли бы стать неоценимым приобретением для моей команды, — проговорила она. — Я предпочитаю служить церкви. Она взглянула на часы. Двадцать минут первого. Виктор уже должен быть здесь. Это надежный человек, он никогда не опаздывает. Она окинула взглядом неф и верхнюю часть западного атриума, где были освещены лишь залитые золотом потолки. Там было достаточно темных мест, чтобы спрятаться. Зовастиной не терпелось дождаться часа ночи, когда ей позволят побыть тридцать минут один на один с саркофагом. Если, конечно, ее действительно оставят одну. — Если вы считаете невозможным для себя подписать данный документ, мы можем просто забыть обо всем, — с вызовом в голосе сказал Микнер, повторив фразу, которую вчера, склоняя его к уступкам, произнесла в разговоре с ним сама Зовастина. — У вас есть при себе ручка? — спросила она, словно бросилась с обрыва в холодную воду.
В четверти мили от них Малоун заметил красные бортовые огни, которые беспорядочно мотались по темной воде, словно лодкой никто не управлял. — Видишь, вон там? — спросил он Стефани. Та молча кивнула. Они продолжали двигаться вперед. От странной лодки их отделяло уже не более пары сотен ярдов. Без сомнения, это суденышко было близнецом того, на котором плыли Малоун со Стефани. В тусклом свете, исходившем из рубки, они увидели, как что-то плюхнулось в воду. А затем на палубе появилась чья-то фигура и прогремели три выстрела. — Коттон! — воскликнула Стефани. — Я уже понял, — откликнулся он, переложил штурвал влево и взял курс прямо на вторую моторку. Та словно ожила — и рванула с места. Малоун продолжал преследовать ее, срезая угол. Наконец лодки поравнялись. Хотя их разделяло ярдов пятьдесят, Малоун увидел в рубке силуэт рулевого и его вытянутую руку с пистолетом. — Ложись! — крикнул он Стефани. Она тоже заметила опасность и уже успела упасть ничком на мокрую от брызг палубу. Малоун тоже пригнулся и в тот же миг над их головами просвистели две пули, одна их которых разбила стекло в рубке. Малоун вскочил на ноги и снова ухватился за брошенный было штурвал. Вторая лодка улепетывала в сторону Венеции. Малоун подумал, что надо бы догнать ее, но ему не давала покоя мысль о человеке, которого выбросили за борт. — Найди фонарь, — бросил он Стефани, а затем сбавил ход, развернулся и направил моторку к тому месту, где они увидели подозрительную лодку в первый раз. Стефани нырнула в носовую каюту, и было слышно, как она роется в выдвижных ящиках. Наконец она снова появилась на палубе, держа в руке фонарик.
|
|||
|