![]()
|
|||||||
Киноповесть 5 страница– Что, я противнее всех на свете? – закричал он. – Да! То есть что я говорю! Нет, конечно нет! Но прошу, никогда про это не говори! И забудь то, что было однажды! – Нет! Не забуду1 И не собираюсь забывать! – Давай кино смотреть! – Нина села на диван. На экране все еще пела Монро. – Я лучше пою, правда? – хотела пошутить Нина. – Нет, поешь ты хуже! Но спать я хочу с тобой. Всегда. – Этого не будет! – твердо заявила Нина. – Тогда уходи. Насовсем. Навсегда. Надоело! Пацана нашла! Ты издеваешься надо мной! Кино смотрим вместе! Ха-ха! Гриша не выдержал и изо всех сил ударил по крышке видеомагнитофона. Монро замолчала навсегда. Нина встала. – Я пойду. Прощай! Она хлопнула дверью.
Весна пришла как-то сразу, без предупреждения. Капель. Воробьи возились в лужах. Люди несли подснежники. И немного чаще улыбались. А Гриша мел улицу большой дворницкой метлой.
ГОЛОС ГРИШИ: – По-испански весна – примавера. Я люблю примаверу. Хотя она грозит этим… авитаминозом. Стал покупать себе укроп на базаре, потому что в нем много витамина С. Интересно, а что она ест? Она не ест, она такая – о себе не заботится. И все мечтает о своей дурацкой квартире. И о славе. И об этом… Не хочу его вспоминать! У нее уже, наверное, денег на сортир и ванну хватает. Ни на что больше пока… Я ее месяц не видел. И не знаю, увижу ли. Может, никогда больше не увижу.
Но вдруг… Из арки навстречу ему вышла Нина. Она щурилась от солнца, весеннего солнца, слепящего глаза. – Ты? – растерялся Гриша и выронил метлу. – Нет, Пенелопа Крус! – усмехнулась она. – Что-то не похожа. Э рекуэрдадо де ти, – сказал он по-испански. – Чего-чего? – не поняла Нина. – Была бы Пенелопа, поняла бы. “Я думал о тебе” – вот что я сказал. Я твою “Амаполу” перевел. Я теперь тоже переводчик с испанского. Во, видала? Гриша достал из кармана большого дворницкого фартука русско-испанский словарь. – Ну и как звучит по-русски песня “Амапола”? – А вот так и звучит:
Я услышал грустную жалобу, Мое сердце встрепенулось. И сразу родилась эта сладкая песня. Амапола, прекрасная Амапола! Моя душа будет всегда только твоей. Я люблю тебя, моя девочка, Точно так же, как цветок любит свет. Как ты можешь жить в таком одиночестве? Амапола, прекрасная Амапола!
Это не о тебе. Это перевод! – буркнул он. Она стояла и смотрела на него, точно ждала еще каких-то слов. – Перевод… А я к тебе в ларек приходила. – Я теперь там не работаю, – сказал Гриша. – По утрам здесь, дворником, днем – на шоколадной фабрике. – Вот здорово! – Ничего не здорово. Вокруг одни тетки, а от шоколада тошнит. Но платят неплохо. Скоро я тебе долг верну. – Э, да ладно! – махнула она рукой. – Я ведь не за этим! – А зачем? – Я думала, мы завтра с тобой в ресторан пойдем. Ну в тот, где мы первый раз были. Отпразднуем одно мое хорошее событие. Пойдешь? – Ну не знаю… – Он пожал плечами и нагнулся за метлой. Когда он поднялся, Нины уже не было. Только воробьи плескались в луже и весело чирикали…
В ресторан он собирался тщательно. Брюки нагладил. Рубашку новую купил. Ботинки до блеска начистил. И книгу о хороших манерах перед уходом проштудировал.
ГОЛОС ГРИШИ: – Подарок должен принести человеку удовольствие, доставить ему радость. Готовя кому-нибудь сюрприз, не понимай свою задачу чересчур буквально. Не дари морских свинок тете, которая падает в обморок при виде мышонка. Преподносить канарейку, попугая, кошку можно только тем, кто четко выражал желание иметь у себя подобное живое существо… Объект твоего внимания не должен оторопеть от неожиданности.
Он открыл бархатную ювелирную коробочку. В ней лежало кольцо – золотое с маленьким зеленым камнем. Тоненькое-тоненькое, очень изящное. Он вчера долго выбирал его в ювелирном магазине. Гриша повертел колечко. – Не должна она оторопеть! – сказал он своему отражению в зеркале. И понесся по весенней Москве на свидание с Ниной в тот самый рыбный ресторан, в который когда-то привел Нину по совету Терещенко.
– Я сама плачу сегодня. Я тебя пригласила! – первое, что сказала Нина, увидев его. – У меня хорошие новости. Меня пригласили в телепередачу, я там буду петь. Запись очень скоро. – Ух ты! А кто пригласил? – Помнишь, Ира и Гена у нас сидели в кафе? Они, оказывается, с телевидения. Им нравится, как я пою. Они это дело с таким трудом пробили – ты даже не представляешь! Говорят, надоело одних и тех же показывать! Ты понимаешь, какой это шанс? У них теперь будет это… ну, рубрика про начинающих певцов. Про таких, как я… Правда, здорово? – Здорово! – искренне обрадовался Гриша. – Они про тебя спрашивали, где ты и как… Я таких людей никогда не видела. Только они и ты… – Нина прослезилась. – Так давай за это выпьем! – Гриша разлил вино по бокалам. – Да, но это не главное, – продолжала Нина. – Сегодня большой праздник – день рождения моего любимого! И я пригласила тебя, чтоб мы выпили за его здоровье. За его успехи. В общем, за него! Гриша опустил свой бокал. – Тогда пей без меня! Я за него пить не буду! – Ну и дурак! Я хорошее вино заказала! – обиделась Нина. – Дура – это ты, – не выдержал он. – Ты себе его просто придумала, своего испанского переводчика. Как последняя девчонка-фантазерка. Как пятиклассница! Ты – глупая. Даже если тебе выпадет шанс, ты никогда не добьешься успеха, потому что сама не понимаешь, как ты живешь! – Как? – оторопела Нина. – Как пришелец с другой планеты! Да! Ты, вот ты, живешь в виртуальном мире! – Сопляк! Повтори, что сказал! – То, что давно хотел сказать! И еще скажу! – повысил голос Гриша, да так, что весь зал стал смотреть на них. – И еще скажу, что я… я люблю тебя. И ты должна выйти за меня замуж. И я делаю тебе предложение. Вот! Он достал бархатную коробочку, попытался ее открыть – но не тут то было. – Что это? – не поняла Нина. – Что, что! Помоги открыть! Кольцо обручальное! Как во всех фильмах. Она захохотала в ответ: – Вот придурок! Посмотрите на него, люди! Он живет, как в кино. Это я глупая? Это я живу в виртуальном мире? Да ты на себя посмотри! Ты в три раза глупее! Предложение он мне делает! На кой черт мне твоя любовь! Маленький идиот! – Ты все равно выйдешь за меня замуж! – еще громче крикнул он. Коробочка наконец открылась… Нина выхватила кольцо и, размахнувшись, бросила его. Маленький золотой обруч с зеленым камешком зазвенел на каменном полу. Нина побежала к выходу. Гриша посмотрел на упавшее кольцо, потом на убегающую Нину: что важнее, поднять кольцо или бежать за Ниной? И бросился догонять ее. – Стой! Не уйдешь! Я не дам тебе уйти! Все равно мы будем вместе! Я любить тебя буду! А ты петь. И дети у нас будут. И все как у людей. Уедем из этой Москвы! Куда скажешь! Стой! Нина остановилась, повернулась к нему, внимательно посмотрела ему в лицо. И начала смеяться. – Я просто издевалась над тобой! Как ты не понял! Ты не нужен мне, понимаешь! И никогда не был нужен! Гриша похолодел. Потом, точно это был не он, а кто-то другой, поднял руку и отвесил ей звонкую пощечину. Нина отлетела к стене. – Ты… ты… А я еще про тебя написала в дневнике в тот день, когда мы познакомилась: “Сегодня один дурак подарил мне цветы”. Я ни про кого такого не писала! Она заплакала и убежала. А он остался сидеть на ступеньках, так и не поняв, как такое могло случиться.
Дома Гриша застал Терещенко. Серега играл на гармони и пел прощальные частушки. Потом они сидели в темной кухне. Терещенко уже был в пальто, на голову нахлобучена шапка. На полу стояла его зачехленная гармоника, рядом – старенький чемоданчик. – Гриня, дружок, – заговорил Серега, – до мамы еду. Она одна на белом свете. До хаты своей еду. Может, жена простит меня? Дочек повидаю! Ну его, искусство, все чужое тут. Я ж не Нина твоя – таланту нема. А у ней все сложится. И у вас с ней – тоже. Поеду, Гриня. Успею маму повидать. Она хорошая. Гриша обнял Терещенко и горько заплакал. – А ты не плачь, Гриня. Москва слезам не верит, – похлопал его по плечу Серега.
Зареванная Нина вошла к себе в каморку, сняла портрет любимого со стены. – Ты очень хороший. Ты замечательный, – сказала она красавцу-переводчику. – Дай бог здоровья тебе, твоей жене и твоим детям. Но понимаешь… Так получилось… Я даже не знаю, как тебе объяснить… Прости меня – я полюбила другого! С этими словами она положила портрет в ящик тумбочки и задвинула этот ящик, точно навсегда закрыла свое прошлое…
Посетителей в кафе уже не было. Эля убирала со столов и рассказывала Нине: – А еще однажды шла я по улице – злая-презлая. Мне навстречу – грузовик. И тормозит на перекрестке. Вижу, у него на лобовом стекле надпись: “Улыбнись мне, незнакомка! ” Я так расхохоталась! А шоферу только того и надо. Заулыбался, руками замахал! Понимаю, не одна я такая незнакомка – а мне вдруг так тепло на душе стало! Будто этот шофер меня полюбил, меня одну – и никого больше. Как же мы все любви-то боимся! Как мы этого стесняемся. Гордые все. Или, скорее, глупые… Мой Смирнов, например, никогда просто так не улыбнется и про любовь ни слова не скажет. Он серьезный человек. Он у меня, как в том анекдоте – англичанин идет в гости с чувством собственного достоинства и уходит из гостей с чувством собственного достоинства. И думает при этом: “А не потерял ли я чувства собственного достоинства? ” Определенно, он – англичанин. А я – нет. Оттого ничего у нас и не складывается. Нина, наигрывавшая какую-то мелодию, перестала играть: – Эля! А вот если бы тебе один человек обручальное кольцо подарил, ты бы что сделала? – Обручальное кольцо! Мне? Я бы сошла с ума от радости, – честно призналась толстушка Эля. – А я не сошла, – задумчиво сказала Нина. – Кто подарил-то? Кольцо дорогое? – заинтересовалась подруга. – Откуда я знаю! Золотое. Дорогое, наверное. Какая разница, кто подарил! – И где оно? – навострила уши Эля. – Оно в одном ресторане упало на пол и укатилось. Вот ты бы что сделала на моем месте? – Да я бы на карачках проползла весь ресторан, но его нашла. – Нет, ты понимаешь… Я сама его выбросила. Красиво, да? – печально усмехнулась Нина. Но Эля уже стояла рядом с ней как живой укор: – Идиотка! Где тот ресторан? Нина пожала плечами. Эля угрожающе склонилась над ней: – А где тот человек?
В старенькой квартире Гены теперь все по-другому – новые обои, много цветов. А вот попугай Кеша вернулся на место и снова просит еды. Гена и Ира ели пельмени. – Может, пельмени ему все-таки можно? – спросила сердобольная Ира. – Не вздумай его баловать, – покачал головой Гена, – ешь сама. – Вкусно! Я никогда так не научусь! – искренне призналась Ира, доедая домашние Генины пельмени. – Ну это мы еще посмотрим. Согласен давать тебе бесплатные уроки по кулинарному мастерству. – Чур, тогда я убираю посуду! – Возражений нет. Ира встала из-за стола, собрала тарелки, понесла на кухню. Гена тем временем открыл створки шкафа, достал длинный сверток. – Что это? Очередной сюрприз? – вернувшись, спросила Ира. – Ты угадала. На. Посмотри. Ира развернула упаковку. И ахнула. Это была подзорная труба. Настоящая! – Ты мечтала иметь попугая и подзорную трубу. Мне приятно чувствовать себя волшебником, исполняющим твои желания. Пусть даже давние. Ира обняла его: – В конце концов неважно, когда исполняется желание. Важно, что оно исполнилось. Но что мне с ней делать? Я больше не мечтаю стать пиратом! – Знаешь, я так подумал… Это, наверное, все-таки не тебе. А ему, нашему малышу. Вдруг пиратом захочет быть он? Ира снова улыбнулась: – А если это будет девочка? – Какая разница? Девчонки ведь тоже мечтают быть пиратами – ты это по себе знаешь! Гена подвел Иру к окну. И они вместе стали смотреть в подзорную трубу – дети играли в мяч, молодые мамы везли своих чад в колясках… Ира положила голову на плечо Гены. Как все-таки хорошо, что не Кирилл, а он, Гена, будет отцом ее ребенка! Попугай Кеша в клетке кричал: “Улыбнись скорей! Покорми Кешу! ” Но они его не слышали…
– Ты обещала! Ты слово дала! – наступал на Нину Эрик. – Обязательно ехать завтра? – спросила она. – У человека юбилей. Хочет отметить в кругу друзей на даче. Ты им понравилась. Как певица. Что тут такого? Я не понимаю! Споешь для них, и все. Сделаешь людям приятно. Им приятно – тебе деньги. Мне долг отдашь… – Он хитро прищурился. – Ты ведь должна отдать мне долг? А? – Да, конечно, – спохватилась Нина, – я поеду… – Солнце мое, ты просто умница! – просиял Эрик. А Нина стала угрюмей тучи. Она-то знала публику, которая водится с Эриком. И то, как они любят “отдыхать”, тоже знала. Но надо было выплатить долг…
Гриша подметал улицу. Увидав проезжающую машину, остановился. Ему показалось, что в машине Воронков! Это и впрямь было так. Везла Лешу дама, которую Нина с Гришей видели в ресторане. Не первой, честно сказать, молодости. – Не волнуйся, – говорила она, – все я для тебя сделаю. И регистрацию. И поживешь пока у меня. Я одна. Квартира большая. Дочка замужем за границей, она тебе ровесница. Все что пожелаешь! Очень мне одиноко, Алексей. – Все, чего пожелаю? – посмотрел на нее Воронков так, как посмотрел бы недоверчиво на померещившуюся золотую рыбку. – А ты мне не кажешься? Ты есть? – Я есть, – взволнованно прошептала дама, хватая его за руку, и сжала ее жадными пальцами. – Только ты не уходи, не исчезай. – Никуда я не уйду, – обречено сказал Воронков и, отвернувшись к окну, неслышно для нее прошептал: – До самой твоей смерти. – Вот и славно. – Она надавила на газ, и машина помчалась быстро-быстро и вскоре потерялась из виду…
…Гриша не выдержал и пришел в кафе. Он не знал, как будет просить прощения у Нины. Что скажет ей. Что она ответит… Но он пришел. А ее не было. За столиком сидели Ира с Геной. – Здрасьте. Я что-то не понял, Нина-то где? – Нам она тоже нужна, – ответил Гена, – а хозяин (он кивнул на Эрика) толком ничего не объясняет, говорит заболела. Но она бы позвонила, у нее есть наш телефон. У Гриши нехорошо екнуло сердце. – Я сейчас. Он ворвался на кухню. Там плакала Эля. – Где Нина? Что случилось? – Не знаю… Не могу… – Она зарыдала еще громче. – Говори, что случилось! Эля с трудом выдавила: – В больнице она. С “крутыми” на дачу поехала… Эрик, скотина, послал. Они ее там… Господи, что же жизнь такая поганая! Гриша выскочил из кухни, нашел Эрика: – Куда ты ее посылал? Отвечай! Хозяин затрясся: – Я не хотел! Клянусь, я не хотел. Я ей помогал! – Сволочь! Где она?! Что с ней?! – Не знаю! Ничего не знаю! – Отвечай, кто они?! Он повалил Эрика на пол, крепко прижал его. – Фамилия как? Кто тебе заказал вечеринку? Ну? Я убью тебя, если будешь молчать! – Кондаков, – прохрипел Эрик, – тут, за углом, живет! Гриша, перепрыгивая через столы, помчался к выходу.
В отделении милиции женщина-следователь заполняла протокол. – Значит, так и запишем. При помощи железного лома ты разбил лобовое стекло автомашины марки “Мерседес-600”, принадлежащего гражданину Кондакову. С целью… – Они ее повезли на дачу! – кричал Гриша, – Какие-то крутые. Ваш Кондаков на своем долбанном мерседесе! Вы же их никогда не найдете! У вас все будет шито-крыто. И никто разбираться не станет. И никого не накажете! Вы же не разбираетесь с крутыми. Зачем вам с ними разбираться? Вы со мной разбираетесь! А они там… Они… У нее никого нет, кроме меня! Никого! Женщина испугалась его крика. – Ты давай потише, и все по порядку! Но он не успел начать рассказа, в кабинет вошли Ира и Гена. – Нам надо с вами поговорить. Женщина сначала сурово насупила брови: – Посторонние! Выйдите немедленно! – Узнав Иру, знакомое по телеэкрану лицо, сменила тон: – А, это вы! Ирина Иванова! – Да, я. И нам срочно нужно рассказать вам кое-что. А его, – Ира кивнула на Гришу, – вы отпустите. Он не виноват!
Через час все трое уже были в больнице. Они летели по длинному коридору к палате Нины. – Она сможет петь? – вдруг спросил Гриша. – Главное, чтобы она жила! – ответил на ходу Гена. – Но для нее это одно и то же! В палате, забинтованная, вся в кровоподтеках и синяках, спала под капельницей Нина. Гриша тихо сел на край кровати, всматриваясь в ее лицо, такое родное. Он бережно коснулся ее плеча. Погладил ее руку. Взял ее пальцы в свои. И вдруг… вдруг заметил на безымянном пальце Нины кольцо. Тоненькое золотое кольцо с маленьким зеленым камнем. То самое, что подарил ей. То самое, что бросила она на пол в ресторане. Гриша готов был заплакать от счастья. Он прижал ее руку к своим губам. Гена и Ира вышли в коридор. А он просидел у изголовья Нины всю ночь. Слушал ее дыхание…
Утром Гена приехал в больницу уже один. Привез фруктов – от Иры. А еще – маленький телевизор. – Не бойся, доктор разрешил. Только учти, он старый и изображение не ахти, – сказал он Грише. – Спасибо. Большое вам спасибо. – Ты так и не спал всю ночь? – А зачем спать? Она ведь рядом! Гена улыбнулся: – Обещай мне одну вещь. Обещай, что злость в тебе умрет. И когда она поправится, ты никогда не будешь вспоминать о плохом! – Да, – сказал Гриша, – она сама всегда говорит – у нас все получится. – И передай Нине, что мы ее ждем. Все остается в силе. Я имею в виду запись передачи. Они пожали друг другу руки. И Гена убежал на работу. Гриша нажал на кнопку телевизионного пульта, вспыхнул экран и ему показалось, что там, на экране, его Нина поет “Амаполу”. Поет так страстно и восторженно, как никогда прежде. Огромный зрительный зал слушает ее, затаив дыхание… В этой песне есть все, что довелось ей пережить. Боль, отчаяние, надежда… Нина открыла глаза и посмотрела на Гришу. Он держал ее за руку. И улыбался. За окнами шел дождь, настоящий весенний ливень, но сквозь пелену дождя проглядывало солнце…
ГОЛОС ГРИШИ: – Я помню. В тот день был проливной дождь. А потом вдруг ни с того ни с сего засияло солнце. Падают с неба струи, а сквозь них – лучи солнечные. Она сказала – вся жизнь на это похожа. Солнце сквозь ливень, верно? Я сказал – да, мы с тобой, как две бабочки, летим по небу, летим, легко, расправив крылья, и никогда не упадем. Мы долетим. Нам двоим обязательно повезет. Помнишь, сказала она, слова великой Марлен Дитрих: “Счастье в конце концов всегда приходит к упорным? ” А я ответил, что я, думаю по-другому – счастье приходит к тем, кто умеет любить…
Гриша обнял Нину. Они неотрывно смотрят в глаза друг другу. – Как звучит “Амапола” по-русски? Он прочел:
Я услышал грустную жалобу, Мое сердце встрепенулось. И сразу родилась эта сладкая песня. Амапола, прекрасная Амапола! Моя душа будет всегда только твоей.
Я люблю тебя, Точно так же, как цветок любит свет. Как ты можешь жить в таком одиночестве? Амапола, прекрасная Амапола!
Это не тебе, – улыбнулся Гриша, – это перевод…
|
|||||||
|