НА СТАНЦИИ АГА

От Читы до станции Ага четыре часа езды. Вместо вокзала деревянный приземистый дом, похожий на длинный барак, три-четыре десятка изб по ту и другую сторону железнодорожного пути, на отлёте заколоченный склад купца Митряева — вот и вся станция. Три колеи: две основных, а третья вела в тупик. Здесь стоял изрешечённый пулями и осколками эшелон с красными крестами на стенах теплушек. В конце состава — пассажирский вагон. В нем размещалась охрана эшелона, пригнанного сюда по личному распоряжению подполковника Свиридова.

С недавнего времени на станции появилась и четвёртая колея. Она отходила от основного пути и заканчивалась в лесу. Это была стоянка бронепоезда. Сейчас колея пустовала. Бронепоезд подтянули к Чите. В лесу остались землянки и блиндажи. За лесом начиналось болото с густыми островками камыша, с чёрными зловещими окнами стоячей воды.

Как и все станции от Читы до маньчжурской границы, Ага была хорошо укреплена. Две роты семеновцев жили в избах, в землянках, вырытых вдоль железнодорожной насыпи. Патрульные дрезины с пулемётами днём и ночью разъезжали по дороге. Охранялись все подступы к станции. Только в лесу, на пустовавшей стоянке бронепоезда, не было часовых. Се-меновцы знали: болото — лучший сторож. Лишь зимой замерзали бездонные окна, твердели мхи, а осенью это было гиблое место. Никто не проберётся.

Гарнизон станции отупел от однообразной караульной службы, от томительного предчувствия надвигающейся беды, Солдаты потихоньку воровали с митряевского склада листы железа и обменивали их у местных жителей на самогон. Офицеры собирались в грязном буфете, пили, ссорились, играли в карты.

Приезд подполковника Свиридова с адъютантом и господином Митряевым был для офицеров неожиданным и приятным сюрпризом. Платайс намёкнул, что офицеры могут рассчитывать на ужин, и попросил выделить людей для погрузки железа в вагон.

Платайс и Свиридов приехали в шестом часу утра, а в девять телеграф принёс известие о взрыве склада с боеприпасами в Чите. На подполковника это подействовало самым удручающим образом. Он не сдержался и сказал адъютанту при Платайсе:

— Плохо… Нервы сдают… Кажется, что кто-то стоит за спиной, вмешивается, диктует свою волю… Документы… Теперь этот склад…

— Документы? — спросил Платайс.

Свиридов уже взял себя в руки и заговорил о другом:

— Не хотите ли отправиться со мной на экскурсию?

Платайс недоверчиво улыбнулся.

— Едва ли здесь найдётся хоть что-нибудь примечательное!

— Как вам сказать… Я боюсь, что вы уедете в Японию, так и не повидав настоящих красных.

— Есть пленные?

— Целый эшелон… Пойдёмте?

— Любопытно! — воскликнул Платайс, хотя никакого любопытства не чувствовал.

Этот визит был очень опасен. Подполковник мог раскрыть секрет эшелона. Да и бойцы диверсионного отряда — люди решительные. Пристукнут Свиридова, а заодно и Платайса. Ведь никто не знает, что за гражданский тип пожаловал к ним в гости.

— А не опасно? — спросил Платайс.

— Гарантирую! — небрежно ответил подполковник.

В сопровождении адъютанта они вышли на пути.

Выстроившись в длинную цепочку между складом и железной дорогой, солдаты грузили в вагон железные листы.

— С вас причитается, господин Митряев! — крикнул унтер-офицер, руководивший погрузкой.

— Будет! Будет! — обещал Платайс. — Когда кончите, загоните вагон на ту ветку! — он указал на колею, уходившую в лес. — Подальше, чтоб никому не мешал!

— Не извольте беспокоиться! — обрадовался унтер и подбодрил солдат:

— Шевелись! Шевелись!

«Глупец! — подумал о Платайсе Свиридов. — Тебе бы бежать отсюда без оглядки, пока бои не начались, а не с железом возиться! »

К санитарному эшелону подавали маневровый паровоз. Вступал в силу план Платайса. Железнодорожники из подпольной группы сумели добиться от коменданта станции разрешения на перегонку эшелона из тупика на пустовавшую лесную колею. Там должны оказаться рядом и вагон с железом, и диверсионная группа. Вечером бойцы вместе с охраной эшелона, состоявшей из переодетых в семеновскую форму партизан, сгрузили бы листы железа и проложили бы через болото железную тропу, обеспечив безопасный и незаметный проход на станцию дополнительного партизанского отряда.

Все было предусмотрено, кроме приезда подполковника Свиридова и этой экскурсии к эшелону…

Увидев маневровый паровоз и узнав, что комендант распорядился перегнать санитарный состав в другое место, подполковник отменил этот приказ. С сожалением смотрел Платайс, как паровозик, отфыркиваясь паром, отошёл от состава. Стройный план дал трещину, которую трудно было заделать.

Свиридов заговорил с охраной эшелона — с одетыми в семеновские шинели партизанами.

— Живы? — спросил он у синеглазого парня в лихо заломленной фуражке.

— Раненые-то? — часовой покосился на теплушки, из которых выглядывали встревоженные санитарки. — Живы!.. Теперь чего не жить: и кормят, и бинты дают.

— Никто не убежал по дороге?

— От неё не убежишь! парень похлопал по винтовке. Пуля и не калеченных догоняет!

Свиридов оглянулся на Платайса.

— Можно начинать экскурсию.

Но парень с винтовкой решительно преградил дорогу к вагонам.

— Не могу, господин подполковник! Никого пускать не велено!

Свиридову понравилась такая строгость, и он спросил:

— Кто не велел?

— Подполковник Свиридов! — отчеканил часовой.

— Он — перед тобой! — Свиридов шутливо прищёлкнул каблуками. — Спасибо за службу!

Но парень не сдался.

— Не могу! — повторил он. — Разрешите вызвать начальника караула?

Подполковник разрешил, и из пассажирского вагона прибежал начальник — молодой курносый унтер-офицер. Он вежливо осведомился, по всем ли теплушкам желает пройти подполковник Свиридов, предупредил, что воздух там тяжёлый и что раненые не стесняются в выражениях.

— Мы не барышни! — успокоил его подполковник. — А по всем не надо. Думаю, хватит и одной.

Унтер махнул рукой, и два солдата притащили откуда-то деревянный щит. Свиридов, Платайс и адъютант, как по сходням, поднялись в теплушку и остановились в дверях. Внутри было темно. Удушливо пахло лазаретом. У стен теплушки лепились трехъярусные нары. Желтели бинты. Раздавались стоны.

«Артисты! » — восхищённо подумал Платайс и еле удержал рвавшуюся с губ улыбку.

— Братцы! — негромко сказал подполковник, вспоминая заранее обдуманные фразы. — Раненые перестают быть врагами!

На нарах зашевелились и застонали ещё громче. Люди повернулись к Свиридову. У кого был завязан глаз, у кого прихвачена бинтом челюсть, а с самой нижней полки на него смотрел марлевый шар с тремя чёрными дырками — для глаз и рта. Эта страшная белая голова невольно приковывала внимание, и подполковник, произнося короткую миролюбивую речь, не спускал с неё глаз.

— Мы вас кормим и будем кормить! — говорил он. — Это обещаю я — подполковник Свиридов! Мы делимся с вами нашими медикаментами! Я надеюсь, вам не на что жаловаться?

— Домой бы! — прошепелявил кто-то из темноты.

— Я тоже хочу домой! — с пафосом воскликнул Свиридов. — Будем же, братцы, надеяться, что все мы скоро разойдёмся по домам!..

— К чему эта комедия? — спросил Платайс, когда они возвращались к вокзалу.

Подполковник шевельнул усами.

— Вы считаете это комедией?

— Конечно. Вы же их все равно расстреляете!

— Не знаю! Не уверен! — растягивая слова, произнёс Свиридов и, заметив вдалеке облачко дыма, прищёлкнул пальцами. — А вот, кажется, и наш ужин едет?..

С этим поездом приехала кухонная бригада во главе с трактирщицей. Тайком прибыл и Трясогузка. Цыгану было известно, что его командир мёрзнет в узком и грязном угольном ящике под вагоном. Сам Цыган ехал барином в купе. На станции Карымская, где поезд стоял минут пятнадцать, он навестил своего командира и принёс ему бутерброд. Они обменялись последними новостями и обсудили одно заманчивое предложение, которое пришло Цыгану в голову, когда он узнал, что будет банкет для офицеров. Требовался шприц, и Трясогузка обещал на станции Ага поднять на ноги всех беспризорников и раздобыть его.

Состав был смешанный. Пассажирские вагоны чередовались с грузовыми. В хвосте поезда в четырех вагонах ехала цирковая труппа.

Когда поезд остановился, Трясогузка вылез из ящика под вагоном, лёжа на шпалах, огляделся и увидел за канавой сложенные в длинную гряду щиты, которые зимой устанавливаются вдоль пути, чтобы предотвратить снежные заносы. Он выполз из-под вагона, перепрыгнул через канаву, забежал за щиты и столкнулся с посланцем Хряща.

Мальчишки по очереди дежурили на станции — встречали своих переселенцев. Вчера приехала последняя тройка: Мика, Хрящ и второй телохранитель с плетёным креслом. Вроде все. Но Мика настоял на продолжении дежурства. Он знал, что Цыган и Трясогузка тоже переберутся на эту станцию.

Трясогузка дружески ткнул беспризорника кулаком в живот.

— Кого ждёшь?

— Тебя и Цыгана.

— Остальные все приехали?

— Приехали.

— Снимайся с поста! — приказал Трясогузка. — Где устроились? Веди!

Беспризорники жили в блиндаже, вырытом в лесу командой бронепоезда. Здесь было теплее, чем в развалинах лесопилки, но зато голодно. Микины деньги помогали плохо. У солдат ничего не купишь, а на станции

— ни базара, ни лавчонки. Начпрод Малявка с помощниками сбился с ног в поисках еды.

Когда бывший телохранитель привёл Трясогузку, мальчишки как раз заканчивали скудный обед. В блиндаже был тот же порядок, что и в подвале. В центре в плетёном кресле сидел Хрящ. Рядом с ним на ящике из-под снарядов — Мика и второй, ещё не получивший отставки, телохранитель. А остальные располагались вокруг.

— Здорово, ребята! — сказал Трясогузка и пожал Мике руку. Подошёл к царьку. — Здорово, Хрящ! Дельце у меня к тебе будет!

— Я не Хрящ! — ответил царёк. — Я теперь всенач!

— И делишками мы больше не занимаемся! — добавил Мика, подмигнув другу.

— А как это у вас теперь называется? — спросил Трясогузка.

— Боевое задание, — подсказал Мика.

— Ясно! — Трясогузка подтянулся. — Товарищ всенач! — Он по-приятельски толкнул Хряща. — Выручай! Пропадём без тебя!

— Ну, чего, чего? — улыбнулся царёк. — Пушку притащить или пригнать бронепоезд?

— Шприц нужен!

Хрящ не знал, что такое шприц, но расспрашивать не стал, крикнул, как всегда, хотя мальчишки и так слышали весь разговор:

— У кого шприц на примете имеется?

Никто не отозвался. Потом все по привычке повернулись к Конопатому. И он тоже скорей по привычке, чем осмысленно, сказал:

— У меня.

— Добыть можешь?

— Глаз — как шило! Могу!.. Только что это такое?

Беспризорники расхохотались, а Мика объяснил, как выглядит шприц и для чего он применяется.

Конопатый ещё не совсем поправился после побоев. Болело сломанное ребро. Но он не отказался от задания. Ушёл и часа через три вернулся с настоящим медицинским шприцем.

БАНКЕТ

Слух о том, что на станцию приехал Митряев, быстро распространился по округе. В крестьянском хозяйстве всегда есть нужда в железе, а в те годы она была особенно острой. Разрушенная войной промышленность почти ничего не давала селу.

Во второй половине дня на станцию пришли деревенские ходоки.

Платайс занимал светёлку в просторном доме недалеко от вокзала. Мужики разузнали, где он живёт, и всей гурьбой ввалились к нему.

Не до них было Платайсу. Он видел из окна, как солдаты закончили погрузку железа и без паровоза, своими силами откатили вагон на лесную колею. Но теперь это было ни к чему. Некому воспользоваться железными листами!

— Берите их хоть задаром! — в сердцах сказал он мужикам.

Ходоки неодобрительно закрякали. Седой дед выступил вперёд и укоризненно посмотрел на Платайса.

— Мы — не голь перекатная, господин Митряев! Мы привыкли за добро платить! Сделай милость — назови свою цену!

Переговоры затягивались. Платайс думал о другом. Вспомнив о мальчишках, он повеселел и мигом закончил торг:

— Приходите завтра. Вам будет выгоднее — цены понизятся!

Он выпроводил озадаченных мужиков и задумался. Нет ли какого-нибудь просчёта? Не погубит ли он ребят этим заданием? Не лучше ли вообще отказаться от железа? Может быть, станцию удастся захватить силами одной диверсионной группы из санитарного эшелона?

В дверь опять постучали. Пришла трактирщица окончательно согласовать меню на ужин. Он и её выпроводил довольно быстро. Из-за спешки трактирщица забыла спросить, ставить ли на стол самогон или только водку и коньяк. С этим важным для неё вопросом она прислала к Платайсу Цыгана.

Мальчишку так и подмывало рассказать, как ловко они с Трясогузкой и Оло подорвали склад, какой был фейерверк над Читой, как полыхало высоченное пламя и рвались снаряды, точно красные уже штурмовали город. Но Цыган не успел похвастаться.

— Мика здесь? — спросил Платайс, даже не поздоровавшись.

— Здесь.

— А Трясогузка?

— У меня. Дрова для кухни колет.

— А беспризорники?

— Тут.

— Где?

— Вон в том лесу! — Цыган показал рукой в окно. — Там блиндаж — Трясогузка рассказывал…

Платайс на листке бумаги быстро начертил небольшой план: лес с железнодорожной колеёй, почти доходившей до болота, топь с камышами и мхами, а на противоположном берегу — сопка. Между этой сопкой и тупиком колеи он провёл стрелку и вдоль неё написал: «150 метров».

Выслушав Платайса, Цыган убежал, тоже забыв спросить про самогон. Пришлось вернуться.

— Самогон не помешает! — сказал Платайс. — Чем больше, тем лучше.

— Всем хватит! — загадочно улыбнулся мальчишка. — А вы сами пейте только самогон! — предупредил он. — Он из хлеба — полезный.

— Постараюсь не пить ничего.

— Самогон можно! — разрешил Цыган. — Но я вам ещё напомню перед банкетом!

— Ты что-то не договариваешь? — насторожился Платайс.

— Не бойтесь! Напомню! — сказал мальчишка и убежал.

Он пока не хотел раскрывать свой секрет…

К вечеру потеплело. Вчерашний снег растаял. Грязи прибавилось.

В сумерках беспризорники вышли из блиндажа. Все — даже Хрящ. Телохранитель вынес плетёное кресло.

— Сто пятьдесят метров — это триста шагов! — вслух подсчитал Малявка.

— А хоть и пятьсот! — оборвал его Хрящ и приказал: — Берись! Дружно!

Мальчишки, как мухи, со всех сторон облепили вагон, стоявший на рельсах.

— И-и-и взяли!.. И-и взяли! — тихо командовал Трясогузка.

На пятый раз вагон стронулся с места и медленно покатился к земляной подушке, в которую утыкались рельсы. Здесь путь обрывался. Дальше шёл пологий спуск к болоту, через которое и надо было проложить железную тропку.

Мальчишки разбились на две группы. Одними командовал Мика. Они выгружали из вагона железо и подносили к самому берегу трясины. Другими — Трясогузка. Им предстояло самое трудное — укладывать листы поверх болота. Хрящ, как и положено всеначу, осуществлял общее руководство. По его приказу телохранитель поставил кресло на земляную подушку тупика. Царёк уселся наверху и оттуда покрикивал на мальчишек:

— Чего встал — в носу зачесалось?

— Не греми железом: Семёнов услышит, уши оборвёт!

— А ты чего пальчик сосёшь?.. Порезал, бедненький?.. Бегом, бегом — заживёт!

Его уже не очень-то слушали. Все понимали, что главные среди них

— Мика и Трясогузка.

У края болота дело шло быстро. Железная тропка, нацеленная на черневшую за болотом сопку, все дальше уходила от прибрежных деревьев.

Вскоре работать стало труднее. Грязная жижа продавливалась и наползала на железные листы. Пришлось укладывать на мох по два листа — один вдоль, а на него — второй, поперёк. И опять работа оживилась. Глухо похрустывало под ногами железо, булькало и чавкало болото.

Чтобы не ходить взад-вперёд по зыбкой железной тропке, мальчишки устроили конвейерную передачу. Трясогузка сам укладывал листы под ноги, постепенно удаляясь от берега.

Как ни старались мальчишки не шуметь, железо — не вата. Над болотом стоял приглушённый ломкий жестяной шорох. Будто шла невидимая рать в кольчугах и шлемах, с мечами и щитами. И словно от них, от этих железных доспехов, раздавалось в ночи тихое, но грозное бряцанье.

Совсем уже стемнело. Скучно стало Хрящу в своём кресле. Ничего не видно.

— Неси кресло на болото! — приказал он телохранителю.

В темноте они с трудом пробрались по узкой железной тропке до Трясогузки. Телохранитель перехватил несколько листов, переданных по живой цепочке, и рядом с тропкой выложил на болоте железную площадку. Поставил на неё плетёное кресло.

Теперь царёк восседал в центре трясины. Здесь он не покрикивал — побаивался Трясогузки. Но Хрящ долго не усидел: под его тяжестью листы перекосились, ножки кресла заскользили по железу, и он чуть не упал в болото. Выругав телохранителя, царёк со злостью схватил кресло, размахнулся и далеко зашвырнул его в топь.

Сидеть больше было не на чем. Вязкая грязь приклеивала ноги к железу. В рваные ботинки просачивалась вода.

— Эх! — произнёс Хрящ. — Была не была!..

Он переступил со своей площадки на железную тропку и, приняв очередной лист железа, потащил его к Трясогузке.

— Правильно! — похвалил его командир. — Ты давай ещё уволь телохранителя. Делать ему больше нечего — кресла-то нету!.. А если кто обидеть тебя вздумает, мы всей армией заступимся!

— Обмозгую! — ответил Хрящ.

— Обмозговать надо! — согласился Трясогузка. — Я вот тоже мозгую — не сбиться бы! Темно — сопки не видно!

— Не собьёмся! — сказал Хрящ. — Посмотри — сигналят!

Впереди в темноте мигал огонёк. Мигал не как-нибудь, а ритмично, с явной целью. Он точно звал: «Сюда! Сюда! Жду!.. »

— Тихо! — полетела по цепи команда Трясогузки.

На этой стороне болота все замерло. Мальчишки перестали хрустеть железом. И тогда все услышали другие звуки: осторожное позвякиванье топоров, сухой треск хвороста. С той стороны навстречу мальчишкам тоже прокладывали по болоту гать.

— Поднажмём! — передал по цепи Трясогузка. — Ужин стынет! Банкет ждёт!..

— Ужин стынет! — полетело по цепи, — Банкет ждёт!

И опять весело забряцало железо…

Приготовления к банкету заканчивались. Длинный стол был накрыт в самой большой комнате вокзала. Цыган притащил последний ящик с бутылками. Официантки расставили их. Трактирщица придирчиво оглядела сервировку.

— Кажется, все!.. Ты больше не нужен, — сказала она. — Иди умойся и приготовь гитару.

Цыган вышел. Досталось ему в этот день. Болели и руки и ноги. Присел он на деревянную скамью и от усталости прикрыл глаза. Поспать бы!..

— Расселся, черномазый! — Варя толкнула его коленом. — Работай, работай!

— Все уже сделано!

— Врёшь!

Цыган с ненавистью посмотрел на толстощёкую девчонку. Она стояла перед ним с тарелкой в руке и лениво жевала пирожное.

— Варя! — послышался голос трактирщицы.

— Иду!

Девчонка поставила тарелку на скамью и побежала к матери. А Цыган вдруг озорно улыбнулся, вытащил из кармана шприц с остатками какой-то прозрачной жидкости и через иголку выдавил её в недоеденное пирожное.

Много уколов сделал сегодня Цыган этим шприцем: проколол все пробки во всех бутылках, потому и ныли руки от непривычной работы. В коньяк, водку и вино он добавил раствор порошка, предназначенного для Оло…

Был первый час ночи, когда Трясогузка вывел свою разросшуюся армию из леса. Мокрые, грязные с ног до головы мальчишки неудержимо лязгали зубами. Они замёрзли, и есть хотелось страшно.

Впереди тускло горели пристанционные фонари. Пьяные голоса пели где-то разухабистую казачью песню. Платайс щедро расплатился самогоном с солдатами, которые грузили железо. Это их голоса раздавались на станции. А на вокзале громко играл граммофон.

— Теперь — рассыпаться! — приказал Трясогузка. — Сбор у вокзала!

И мальчишки рассыпались, растворились в темноте, чтобы по одному, незаметно пробраться к вокзалу. Там их ждал ужин. Кто его приготовил для них, зачем, почему — это сейчас не интересно беспризорникам. Мальчишки привыкли верить Мике и Трясогузке. Раз они говорят, что будет ужин, значит, он будет!

Но у вокзала произошла непредвиденная задержка. Раньше здесь не было специальной охраны. Только один часовой стоял у двери в комнату, где работал телеграф. А теперь вокруг вокзала ходили пять или шесть караульных с винтовками.

— Кто это, а? — тревожно спросил Трясогузка.

— Не знаю! — ответил Мика с беспокойством. — Мимо них не проберешься!

На вокзале вовсю гремел граммофон, но больше ничего не было слышно. В освещённых окнах никто не появлялся, ничья тень не заслоняла свет, будто внутри — никого!

Громко топая сапогами, подошли два подвыпивших семеновца. Навстречу выдвинулись два караульных.

— Куда? — громко спросил один из них — молодой, в лихо заломленной фуражке. — Не положено! Господа офицеры гуляют! Приказано никого не пускать!

Семеновцы заспорили пьяными голосами, но второй караульный — курносый унтер-офицер скомандовал:

— Кру-гом!.. Не разговаривать!

И семеновцы ушли.

Вокзал охраняли те самые партизаны в семеновской форме, которые днём стояли у санитарного эшелона. Но мальчишки не знали этого. Кто в канаве лежал, кто прятался за забором — и все ждали сигнала Трясогузки. А какой сигнал мог он подать? Банкет для беспризорников срывался! Когда Трясогузка уже собирался отводить мальчишек, пока их не заметили, в одном из освещённых окон показалась голова Цыгана. Он приоткрыл раму и спросил у часового:

— Никого?

— Застряли твои гости!

— А можно я свистну?.. Они, может, прячутся в темноте?

— Свистни! — разрешил часовой.

Цыган свистнул. Трясогузка тотчас ответил.

— Скорей! — крикнул Цыган. — Ужин стынет!

И мимо удивлённых караульных к открытому окну побежали Трясогузка, Мика, а за ними и остальные. Про дверь никто не подумал — все полезли через окно.

Это был буфет. За стойкой спала трактирщица: видно, и она хлебнула коньячку. В углу, раскинувшись на стуле, сладко сопела Варя. В отместку за все Цыган углём нарисовал у ней под носом густые чёрные усы.

Из буфета Цыган повёл мальчишек к банкетному столу. В комнате надрывался граммофон. А за столом спали офицеры. Беспризорники остолбенели.

— Мёртвые! — растерянно пробормотал Малявка.

— Какие они мёртвые! — захохотал Цыган. — Спят! И поесть не успели! Я им слоновую дозу вкатил!

— Шприцем? — спросил Конопатый. — Каждому?

— Всем сразу — ответил Цыган. — В бутылки!.. Здорово придумано?

— Расхвастался! — проворчал Трясогузка и скомандовал: — Расчищай места! Волоки их к стенам!

Он первый взялся за стул, на котором с присвистом храпел Свиридов, и, придерживая обмякшего подполковника, потащил стул к стене.

Орал граммофон, скрипели передвигаемые стулья. Чтобы офицеры не падали, стулья ставили вплотную друг к другу. Вперёд не свалишься — стена мешает и в сторону не упадёшь — сосед спит рядом.

Закуски на столе были почти не тронуты. Офицеры выпили только по две-три рюмки.

— Сейчас начнём! — сказал Трясогузка, потирая руки.

— Не пить! — предупредил Цыган.

— И вилками, а не руками! — подсказал Мика.

— Стоя? — спросил Хрящ и вздохнул. — Бедное моё кресло!

— Начпрод! — Трясогузка подмигнул Малявке. — Командуй!

— Ужин! — поспешно объявил начпрод.

Голодные мальчишки потянулись к тарелкам, блюдцам, салатницам, но где-то рядом торопливо застучал пулемёт.

— Тревога! — крикнул Трясогузка.

— Отставить тревогу!

Это сказал Платайс, входя в комнату.

— Не для вас тревога… Справимся! Вы своё сделали!..

Бой на станции разгорался. Семеновцев зажали с двух сторон: от тупика наступали бойцы из эшелона, от леса — партизаны из переправившегося через болото отряда.

А на севере под станцией Карымская, под Читой, тоже вступали в бой передовые части красноармейцев.

Начиналась ликвидация читинской «пробки».

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке RoyalLib. ru

Написать рецензию к книге

Все книги автора

Эта же книга в других форматах

⇐ Предыдущая 29 30 31 32 33 34 35 36 3738