![]()
|
|||
НОВАЯ БЕДА
Трясогузка бойко торговал свечками. Было воскресенье. Народу пришло в церковь много. Он уже знал в лицо почти всех богомольцев и мог отгадать, кто и какую свечу купит. Эта старуха в чёрном платке возьмёт самую тоненькую — грошовую. Если судить по свечке, слабо она верит в бога. А вот этому солдату потолще приготовить надо. Он не пожалеет гривенника. Только не поможет! Всем семеновцам крышка будет! Пришёл и трактирщик, у которого работал Цыган. Давай, давай полтину — не жалей! Трясогузка отобрал большущую витую свечу. Покупай, пока деньги водятся! Скоро ликвид-нем твоё заведение в пользу народа! А зачем это Нинка вдруг заявилась? Последнее время дочка священника сторонилась Трясогузки. Увидит его — и убежит. А в первые дни отбоя от неё не было: куда Трясогузка, туда и она. Даже церковь подметать помогала. Нина подошла к стойке, за которой хозяйничал Трясогузка, и как-то странно потупилась, замялась. — Батя подослал? — ехидно прищурился мальчишка. — Деньги проверяешь? — Дурачок ты! — робко произнесла девочка, сунула ему какую-то бумажку и убежала. Трясогузка прочитал: «Ты мне очень-очень нравишься! Только никому не говори! » Он сердито засопел, скомкал в кулаке записку, но потом разгладил её, положил во внутренний карман и забыл про свою торговлю. — Заснул? — спросил у него Лапотник. Он через день заходил в церковь, чтобы узнать, нет ли чего от Платайса. Трясогузка торопливо протянул Лапотнику две свечи. Если бы он дал одну, это означало бы, что никаких поручений пока нет. Свеча потолще была с «начинкой», предназначенной для отправки на партизанский телеграф. Платайс передавал кое-какие новые данные и просил командование фронтом как можно скорее сообщить точное время начала наступления, чтобы приурочить к этому дню захват станции Ага. Толстую свечу Лапотник засунул под зипун, а с тонкой подошёл к иконе, зажёг и вставил в многоместный подсвечник, в котором уже горело штук десять разнокалиберных свечек. В это время сзади громыхнула об пол медная тарелка, в которую Трясогузка клал деньги. Зазвенела покатившаяся во все стороны мелочь. Обернулись молившиеся в церкви люди. Священник замер на секунду с приподнятой рукой, качнул головой, глядя на Трясогузку, собиравшего рассыпавшуюся мелочь. И только Лапотник знал, что тарелка упала не случайно. Он перекрестился несколько раз, подошёл к другой иконе, вынул из-за пазухи толстую свечу, зажёг и поставил перед плоским, бестелесным и холодным ликом святого. Можно было дождаться конца службы, но Лапотник понимал: если за ним пришли, то и они дождутся, не уйдут, не упустят. Он ещё раз перекрестился и, повернувшись к выходу, увидел в дверях офицера и двух солдат. Они, как и все, стояли с благочестивыми лицами, без фуражек. Но по их острым взглядам Лапотник понял, что Трясогузка недаром подал сигнал тревоги. Не взглянув на мальчишку, он пошёл прямо на солдат. Они расступились. — Сам идёшь? — насмешливо шепнул офицер. — Ноги есть пока, — спокойно ответил Лапотник. — Иду. Они вчетвером вышли из церкви… — Здравствуй, борода, здравствуй! — приветливо встретил Лапотника подполковник Свиридов. — Здравствую пока, ваше благородие. — Почему пока? — возмутился Свиридов. — Будешь честным — будешь здравствовать и дальше. — Чести сроду не занимал! — ответил Лапотник. — Вот мы и посмотрим! — воскликнул подполковник. — Садись, борода! Лапотник сел в кресло. Подполковник сидел за столом, а адъютант подошёл к Лапотнику, встал над ним и, скрестив на груди руки, спросил: — Помойку у господина Митряева ты выгребал? — Помойки не было, — покачал головой Лапотник и подумал: «Дознались-таки! Откуда? » Но он не разгадал эту загадку. Да и Платайс потом так и не узнал, как свиридовская контрразведка напала на след. — А что было? — спросил подполковник. — Мусор был: щепа, опилки, сучья… — Кто же тебя позвал? — А ентот… управляющий митряевский. Лапотник не сомневался: живым его отсюда не выпустят, и потому он решил умереть, но с пользой. Решил своими показаниями подтвердить «бегство» управляющего. — Ну, ну, рассказывай! — поторопил его Свиридов. — Позвал, значит, и что дальше? — Позвал и — сотенную… Лапотник испуганно умолк — сделал вид, что сболтнул лишнее. — Смелей! Смелей! — подбадривал его подполковник. — А чего смелей? Позвал и заплатил! — Сотенную? За воз мусора? Оба офицера рассмеялись. — По сто рублей за возик! Ты же миллионер! Зачем в лаптях ходишь? — подполковник постучал пальцем по столу. — Проговорился ты, борода! За что же он тебе сотенную сунул? Лапотник промолчал. Подполковник встал. — Ты припомни! Может быть, не он, а сам господин Митряев отвалил тебе этот кусочек от щедрот своих? — Не-е… Управляющий… — Да за что? — крикнул адъютант. Лапотник махнул рукой. — Ладно… Скажу… Велел он, как уезжать буду, флигелёк во дворе подпалить. — Кто велел? — Да ентот… управляющий. — А где он сам был? — Где ж ему быть-то!.. Убег! Как Митряев ушёл с офицером из дома, так и он — тигаля! — Один? И опять замялся Лапотник. И уже по этому хорошо разыгранному замешательству можно было догадаться, что управляющий убежал не один. — С кем? С кем? — нетерпеливо спросил подполковник. — С кем ещё?.. Да с ентой — с дочкой митряевской… Руки-ноги повязал, в мешок — и пофитилил! — Куда? — Не знаю. — Не ври, борода! Говори, куда? — подполковник снова постучал пальцем по столу. — Куда? — повторил за ним адъютант, вытаскивая из кобуры пистолет. Левой рукой он схватил Лапотника за бороду и заставил встать, а правой ткнул ему в лицо дуло пистолета. — А етто зря, ваше благородие! — прохрипел Лапотник. — Не пужливый! Быстро, рывком он заломил руку с пистолетом офицеру за спину и, как железным обручем, сдавил его до хруста в костях, перегнул чуть ли не вдвое, отшвырнул в угол кабинета и молча пошёл на подполковника, большой, взъерошенный, с напружиненными руками и растопыренными пальцами. — Осатанел, борода? Сядь! довольно спокойно приказал Свиридов и вдруг крикнул: — Не стрелять! Но адъютант не мог остановиться. Лёжа в углу, придерживая ослабевшую правую руку левой, он с перекошенным от боли и ненависти лицом посылал пулю за пулей в широкую, туго обтянутую зипуном спину. Лапотник покачнулся, схватился за подлокотник кресла, хотел повернуться к стрелявшему, но подвели колени. Он устало осел в кресло, будто решил отдохнуть после трудной работы, по-хозяйски выставил ноги в лаптях и больше не пошевельнулся. Со стоном выполз из угла адъютант. Подполковник недовольно посмотрел на него. — Какая нелепость!.. Зачем вы стреляли?.. Такого медведя уложили! Офицер виновато молчал и, приохивая, ощупывал себя. — Земля без мужика — не земля! Пустыня! — сказал Свиридов. — А нам пустыня не нужна!.. Хотя… — Он нахмурился и с усмешкой произнёс: — Нам!.. А где мы будем завтра? На какой земле?..
|
|||
|