Соловей: Бортжурнал с той стороны Млечного

Соловей: Бортжурнал с той стороны Млечного

Ноябрь 2021

Глава 1

Она же предисловие

Начало 60х годов двадцатого века.

Первые, самые бурные годы, освоения космоса. Тогда, на волне всеобщей эйфории первых успехов, люди грезили далёкими звёздами, которые вот уже совсем скоро упадут в руки человечества, чужими мирами с пыльными тропинками, где должны оставить следы первопроходцы, изобилием ресурсов, готовых упасть в протянутые руки и, конечно же – контактами с братьями по разуму, которые несомненно поделятся своей мудростью с только что начавшими выходить на простор галактики людьми. Мечтали об этом и обо всё прочим, о чём положено мечтать настоящим романтиками.

Реальность же была куда как суровее и в ней, СССР, выигравший лунную гонку своими автоматическими станциями, во всю готовился к отправке на естественный спутник первого человека, готовился, торопился… Но не успел – США смогли стать первыми, о чём сухо сообщили официальные СМИ. Подобное – признать себя вторыми, руководство страны позволить себе не могло, но спасти ситуацию, вернуть себе лавры лидера и, что более важно – доказать всему миру торжество идей Марксизма-Ленинизма, спасти ситуацию могло нечто действительно прорывное, такое, что затмит собой героизм астронавтов, уверенно, и практически массово, топтавших лунный песок.

Совещания по данной теме проходили в Президиуме ЦК КПСС практически ежедневно.

Где проходило то совещание, и кто были его участники? Старшему поколению аббревиатура «Президиум ЦК КПСС», скажет всё, а для более молодых читателей поясним - то был высший орган страны, способный решать любые вопросы.

Предлагалась множество вариантов, начиная от создания лунной базы и заканчивая обитаемой станцией на орбите Сатурна – последний проект включал в себя не только изучение газового гиганта, но и организацию разработок его колец – так сказать совмещал научные изыскания с практической пользой, но… Но все эти проекты были отклонены с одинаково краткой резолюцией: «мелко».

Стране нужен был масштаб. Свершение должно было быть таким, что ого-го, чтобы капиталисты всего мира, без устали строившие козни СССР, просто бы отказались от своих планов, потрясённые как мощью науки Страны Советов, так и мужеством её граждан, решившихся на невиданное.

Решение, как это и бывает, нашлось случайно.

Поразительно, но его автором был самый обычный советский школьник, написавший письмо Председателю Президиума с просьбой включить его в состав Первой Межзвёздной.

Курьёз? Несомненно. Однако, письмо было доставлено адресату и вручено лично Председателю, разумеется, после множества проверок как личности отправившей его, так и самой бумаги – капиталисты же не дремлют и вполне могут отравить листочек в клетку, заполненный неровным подростковым почерком.

Сам текст – обычная просьба чрезмерно увлёкшегося идеей покорения космоса подростком, интереса не привлекал, ну что может быть особого в клятвах верности Партии и Правительству, да высказывание готовности пожертвовать собой во имя науки, подобных писем приходили десятки, если не сотни.

Нет. Интересно письмо было другим. В самом конце, в последнем, и очень коротком абзаце, паренёк высказывал уверенность, что наилучшим способом для преодоления межзвёздной пустоты, будет привод Тормосова, работоспособность которого подтверждают расчёты математика Вальксона.

Вот эти две фамилии, прежде совершенно неизвестные ни членам Президиума, ни даже научному отделу всемогущего КГБ, и оказались той самой соломинкой, за которую ухватилось утопающие в безысходности члены высшего руководящего органа Страны Советов.

Быстрое расследование, проведённое Комитетом, показало, что обе упомянутые в письме личности являются не кем иными, как самыми обычными школьными учителями, ничем прежде не выделявшимися на общем фоне образовательного фронта.

Впрочем нет. Один из них, а именно Вальксон – учитель математики, Тормосов бы, как легко догадаться был учителем физики, этот Вальксон несколько раз отправлял в Академию Наук СССР свою монографию, озаглавленную как: «Принципы гравитационно-темпорального перемещения объектов», но академики, едва завидев подобный заголовок, немедленно заворачивали рукопись, оставив на обложке краткое резюме: «Прожектёрство», «Бред», «Фантазии» и всё прочее подобное.

А зря!

Исследование работы Вальксона, проведённое сотрудниками научного отдела всё того же Комитета, краткая выжимка, попавшая на стол Председателя ЦК КПСС спустя несколько дней, крайне осторожно, но достаточно уверено говорила о поистине революционном подходе к теории движения тел в пустоте, неуверенно, но обещая настоящий прорыв в деле освоения космоса.

Теория, разработанная Тормосовым и обсчитанная Вальксоном, предполагала и предлагала вариант скольжения тела на гравитационном потенциале, сила которого увеличивалась при приближении к небесным телам, одновременно изменяя скорость течения времени. Этот эффект, известный как «эффект Доплера», был известен давно, но практического применения не имел, считаясь досадной помехой будущим космическим экспедициям.

Да, спору нет, выглядело всё это откровенным бредом, но уравнения, проверенные многократно, раз за разом приходили к одному решению – подобное возможно!

А коли так, то чего ждать?

И работа закипела.

Быстро, за несколько месяцев, были возведены новые заводы, одновременно с этим разрабатывался проект корабля, его узлы, первый полёт которого – испытательный, должен был доставить экипаж к Плутону – последней планете Солнечной системы, поставив жирную точку в соревновании социалистической и капиталистической систем.

Сама стройка, была засекречена, официально за Уралом строился новый военный завод, а проект готовил почтовый ящик – закрытое НИИ, и эти меры обещали полное сокрытие информации в случае если нужный результат не будет достигнут.

Но самую важную роль, самую ответственную, взвалил на свои плечи сам Президиум, не решаясь доверить подобную задачу кому-либо ещё. Речь шла о названии корабля, его имени и вот тут возникли серьёзные проблемы, сокрытые пеленой секретности даже от тех коммунистов, что стояли всего на одну ступеньку ниже.

Имя было важно, и это понимали все. Так же все понимали, что скрыть старт ракеты, равно как и появление на орбите нового, крупного объекта – просто невозможно. А раз так, то придётся давать объяснения, тем более что корабль улетит от Земли прочь, не став орбитальной станцией, на испытания которой можно было бы всё списать.

Но как назвать? Имя должно быть и символом, и звучным, и таким, чтобы… Чтобы…

Вот на этом и споткнулись.

Ленин? А случись катастрофа? Что напишут газеты? Коммунисты взорвали Ленина? Избавились от вождя? Нет! Ни в коем случае! По тем же причинам были забракованы такие варианты как «Советский Союз», «СССР» и прочее, нёсшее на себе прямое упоминание Страны Советов.

Витязь? Уже лучше, но как-то однобоко. Почему Витязь, а не скажем «Багатур»? Южные союзные республики могут обидеться. Восток, Восход, Заря – всё это уже было.

Победа? Подвиг?

Нет, нет и нет!

Споры, раскаты которых сотрясали кабинет совещаний, казались бесконечными, и так бы оно было, если б не главный конструктор проекта, приглашённый на собрание для очередного отчёта о ходе работ.

- Товарищи, - поднявшись на ноги, он постучал карандашом по стакану, прерывая жаркий спор правителей: - А вы силовую установку нашего мальчика, слышали? Её пение?

Ответом было дружное молчание - из своих кабинетов члены ЦК выбрались редко.

- Соловей! - Не решившись озвучить вертевшееся на языке: " я таки думал", главный конструктор сразу перешёл к делу: - Да, название необычное, но мне кажется оно, лучше всего отразит образ нашего детища, оно...

- И они унесут с собой частицу Родины, - перебил его один из спорщиков.

- А главное, - поднявшийся на ноги член ЦК отвечал за секретность: - Непонятно! Проект " Соловей". Мне нравится. Одобряю! - И, подводя итог спору, хлопнул ладонью по столу: - Голосуем! Кто против?

Таковых не нашлось и в документах той героический эпохи появилась пухлая папка с биркой " Соловей", выше которой красовалась обязательная печать: " Совершенно секретно".

Начало ноября 1964 года выдалось на объекте «Ангара» морозным. Официально, и – разумеется, секретно, «Ангара» была ракетной базой, вступление в строй которой состоялось ещё в 1957 году, но фактически всё завертелось лишь год назад, в январе 1963, когда постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР был создан «Научно-исследовательский испытательный полигон ракетного и космического вооружения МО СССР». Уже летом, когда в ЦК было принято окончательное решение о запуске «Соловья» отсюда, движение усилилось и к концу года полигон, он же будущий космодром «Плесецк», мог похвастать вытянувшимися к серому небу фермами лап посадочного стола.

Но сегодня, всего за несколько дней до очередной годовщины Великого Октября, лапы более не грозили северному небу. Меж них возвышался длинный и стройный корпус ракеты Р-7А, узнаваемый, несмотря на довольно сильно изменившуюся, словно распухшую, головную часть.

Виновником этого был «Соловей», которому предстояло выйти за пределы атмосферы, а далее, довернув маневровыми в точку пространства, где должен был быть Плутон, включить привод Тормосова-Вальксона и немедленно исчезнуть, возникнув вновь на самой границе Солнечной Системы.

Да! О таком прорыве, о таком подвиге Советского народа, стоило объявить с трибуны Мавзолея, обрадовав всех жителей страны новостью о небывалой победе! И ЦК спешил. Срочные, совершенно секретные телеграммы, торопящие начальника полигона «Ангара», покрывали его стол хорошо если не в два слоя. Комиссии, проверяющие всех мастей, секретчики – всё это превратило жизнь офицера в ад, но сегодня полковник был спокоен.

Всё.

Финал. А что сделано – то сделано, назад время не провернуть – так, или примерно так рассуждал полковник, смоля сигарету в курилке, стараясь не смотреть на готовую к старту ракету. Он сделал что мог и сейчас предавался заслуженному отдыху в отличии от толп пропагандистов и операторов, что спешили запечатлеть все детали старта, фиксируя каждое движение экипажа, ехавшего в открытой машине к подножию стартового стола.

- В открытой, на нашем-то морозе, - отбросив окурок, полковник покачал головой, понимая, что его мнение в данном вопросе учитывать не стали.

- Так нужно для истории, - заявил ему один из партийных чиновников, когда он предложил утеплённый автобус для космонавтов: - Вы что? Хотите, чтобы над нами смеялись? Они летят на самый край – и, при этом, испугались лёгкого морозца? Перестаньте! Да и в скафандрах они – не простудятся!

Роскошный ЗИС повернул, скрываясь из виду и полковник, вздохнув – этот полёт ему категорически не нравился, поднялся на ноги, собираясь направиться в ЦУП. Ещё один вздох был адресован ракете, распухшая верхушка которой ему решительно не нравилась.

ЦУП встретил его деловой суетой, которая, своим привычным течением несколько отогнала прочь все тревоги, забивая голову привычными, и оттого понятными заботами.

Огромный экран, занимавший почти всю стену напротив, транслировал происходящее у ракеты.

Вот остановился ЗИС и из него принялся выбираться на бетон стола экипаж Соловья. Всего их было пятеро – командир, штурман, два борт инженера и, как это ни странно – замполит. Если первые четверо были кадровыми военными, то последний, выбравшийся из машины первым, был сугубо гражданским, и эта история – как этот партаппаратчик сумел пробиться в космонавты, заслуживает отдельной книги, не имеющий прямого отношения к описываемым событиям. Если кратко, то Валентин Постов жаждал славы и прилагающийся к ней власти. Поднявшись по карьерной лестнице достаточно высоко, от кандидата в члены политбюро его отделяло всего пара ступенек, он, к своему негодованию, упёрся в потолок – дальнейшее продвижение было невозможным в силу множества скрытых течений, на преодоление которых ушли бы годы, а получить заветный приз стариком нашему аппаратчику совсем не хотелось. К чему все блага, если ими нельзя воспользоваться в полной мере? Он уже было поставил крест на своей мечте, как те же самые течения, прежде работавшие против, вдруг явили милость, донеся крайне размытые слухи о некой экспедиции.

Опасной, но сулящей огромные плоды героям, отважившимся принять в ней участие.

Дальнейшее было сравнительно просто. Воспользовавшись своими связями, он сумел добиться встречи с некоторыми членами Президиума, где доказал необходимость наличия в экипаже представителя Партии. Не просто коммуниста – коммунистами были все члены экипажа, но человека, жившего ради Идеи и служившего только ей всю жизнь.

Что ж… Его речь, полная решительности и готовность к самопожертвованию произвела должное впечатление. Результат, последовавший незамедлительно, был оформлен в виде рекомендации Политбюро, предлагавшей комиссии, ответственной за проект «Соловей», добавить в экипаж ещё одного члена, обязанности которого были расписаны крайне расплывчато.

Передавать здесь что реакцию комиссии, что экипажа, я не буду. Замечу лишь, что она была крайне бурной и весьма далёкой от той, на которую рассчитывали члены Политбюро. Однако, отмахнуться от подобной рекомендации было невозможно и инженеры, ещё много раз высказавшие своё мнение в крайне узком кругу, скрепя сердце принялись за расчеты, принимая во внимание изменение полезной нагрузки.

Всё это прошло мимо Постова, оставив ему лишь довольно приятные моменты в виде подгонки оборудования, да медицинских тестов, к сожалению комиссии, так и не выявивших ничего, что могло бы воспрепятствовать превращению партаппаратчика в космонавта.

Едва выбравшись и ЗИСа Постов, взмахом руки, подозвал к себе операторов, а затем, не дожидаясь выхода остальных, устроил митинг – уже третий за всю короткую дорогу от здания предполётной подготовки до стартового стола.

- Его бы усилия, да на пользу, - бортинженер, кандидат физико-математических наук, подполковник Самойлов, прошептал эти слова на ухо штурману, капитану первого ранга Полякову, сохраняя на лице выражение человека, готовящегося приступить к тяжёлому, но очень важному делу.

- Не мельтеши, пусть выговорится, авось на борту заткнётся. – Шепот штурмана, достаточно громкий, чтобы его разобрал командир, полковник ВВС Жаров, был всё же недостаточно громким, для слуха Постова, вдохновлённо и самозабвенно вещавшего о трудовом подвиге людей, собравшим возвышавшийся рядом корабль. И, конечно же, Партии, возглавившей все работы, и нацелившей лучших из лучших на беспримерный подвиг.

- Скулы сводит, - второй бортинженер, капитан-лейтенант Татков, самый молодой член экипажа, улыбался из последних сил. Приветственно помахав рукой, поднёс её ко рту, желая помассировать лицо, но уловив лёгкий кивок командира поспешно убрал руку.

- Терпи, - чуть шагнув вперёд прошептал Жаров, и остановившись рядом с замполитом, который, покончив с текущим моментом принялся красочно расписывать коммунизм, до которого, если верить его словам, оставался всего один шаг, положил руку на плечо вошедшего в раж оратора.

- Товарищи! – Подняв руку чуть выше плеча, Жаров кивнул осёкшемуся замполиту: - Митинг, посвящённый отбытию Первой Межпланетной, прошу считать оконченным! Погода портится, - добавил он и, подтверждая свои слова, посмотрел на начавшее заполняться тёмными тучами небо.

Фотография, удачная во всех смыслах, запечатлевшая командира, с тревогой глядящего на небо, замполита, замершего с чуть вытянутой вперёд рукой, улыбавшихся бортинженеров и нахмуренного штурмана стала последним снимком экспедиции, ушедшим вместо страниц газет в архив.

Рабочая суета ЦУПа вдруг замерла и полковник, проводив взглядом скрывшихся в блоке «Соловей» космонавтов, повернулся к дежурному оператору.

- Готовность?

- Полная! Предстартовый отсчёт запускать?

- Да! – Прозвучавшая в наступившей тишине команда прозвучала излишне громко, но полковнику не было до того дела: - Зафиксировать время в журнале. Начать процедуру! – Привычные команды, как и отклики на них наполнили его спокойствием – кивая поступавшим докладам он мысленно пробегал по завершённым этапам подготовки, в очередной раз проверяя и одновременно убеждая себя в том, что работа была выполнена качественно.

- Зажигание!

- Есть зажигание!

- Начинаем отрыв!

- Пять секунд – полёт нормальный!

Налив воды из графина, полковник разом отпил пол стакана. Да, всё шло по плану – поднявшаяся на огненном столбе колонна медленно, но непреклонно, разгонялась, унося в космос смельчаков.

- Десятая секунда – полёт нормальный!

- Манёвр ориентации выполнен успешно!

Столб огня превратился в звезду, а полковник, механически кивая на доклады, рапортовавшие ему об очередных, успешно пройденных рубежах, не отрывал взгляда от экрана до самого последнего момента.

- Объект «Соловей» выведен на околоземную орбиту!

- Подключаем телеметрию!

Вид пустого неба сменился покрытой рябью картинкой с четырьмя фигурами в скафандрах. Пятая, то был замполит, располагалась чуть в стороне – его лонжерон втиснутый в кабину последним, расположился между мешками с грузом, только краем попадая в кадр.

- Докладывает командир, - одна из фигур, за закрытым забралом черты лица были неразличимы, приподняла руку: - Экипаж в порядке. Все системы работают стабильно. Спасибо за мягкий старт. Начинаем подготовку к манёвру.

- Объект «Соловей» начал манёвр разворота, - доклад оператора последовал незамедлительно, едва командир принялся переключать что-то невидимое, не попавшее в кадр.

- Объект «Соловей» лёг на курс.

- Легли на курс. Готовимся к включению установки и сходу с орбиты, - доклады оператора и Жарова практически совпали, но если оператор смолк, то капитан Соловья, сделав небольшую паузу, продолжил:

- Подано питание на систему Т-В.

- Наполнение ёмкостей идёт штатно, - доклад Самойлова, отслеживавшего показания приборов прозвучал незамедлительно, стоило лишь стрелкам прийти в движение.

- Готовность к прыжку через пять минут. Включаю обратный отсчёт, - второй бортинженер, нажал нечто вне кадра, но уже несколькими секундами спустя его тон переменился:

- Фиксирую возрастание параметров магнитного поля!

- Спокойно, Татков, спокойно, - полулежавший рядом Самойлов, указал на один из индикаторов: - Снизь плотность поля. Мы это на тренажёре делали. Забыл?

- Не снижается! – Татков, принявшийся крутить маховичок, покачал головой, а затем, в нарушение всех инструкций, отстегнул перчатки и откинув забрало шлема, принялся вытирать пот:

- Плотность поля не снижается! Генератор сбоит – вышел в нештатный режим! Накопление энергии ускорилось!

- Выключаю генератор! – Самойлов, резким движением повернул рукоять полосатого рубильника над своей головой и не увидев результата, дёрнул его назад и снова попытался отключить заупрямившуюся машину.

- Сбой генератора, - свой доклад Жарову он произнёс не прекращая дёргать ручку.

- Уровень энергии предельный! – Татков попытался сложить руки на груди, но толстые рукава скафандра не позволили осуществить задуманное.

- Всё, товарищи, - пощёлкав переключателями он шмыгнул носом: - Давайте прощаться. Сейчас рванёт.

- Зато быстро, - штурман, раскрыв шлем, принялся снимать перчатки: - Ну, мы хоть попробовали, да, товарищи? Тем, кто пойдёт за нами – будет легче.

- Уровень энергии критический!

- Подтверждаю, - тон Самойлова, в отличии от своего младшего товарища, был безмятежен: - Жаль сброса нет. Сейчас бы скинули этот генератор, а сами в капсулу и вниз, домой.

- Домой? – Голос Жарова не выдавал эмоций: - Домой мы успеем. Самойлов – сколько времени до… - На миг смолкнув, он продолжил: - До взрыва?

- Секунд тридцать, может сорок. Может и минута. – Татков, ответивший за Самойлова, не прекращавшего свои попытки побудить рубильник, вздохнул: - Эх… Это будет самая длинная минута в моей жизни.

- Товарищи, - голос замполита, сидевшего в стороне от приборов и остальных, а потому забытого в этот момент, заставил всех вздрогнуть: - А что происходит?

- Да хана нам, замполит, - штурман Поляков, лежавший с краю и бывший ближе других к Постову, чуть повернулся к нему: - Молись. Рванёт сейчас.

- Я – коммунист!

- Тогда Устав читай.

- Штурман! Поляков! – Чуть повернувшись, Жаров дёрнул соседа за плечо, разворачивая к себе: - Курс? Курс у нас какой?

- Да какой курс, - вырвавшись, Поляков поёрзал в кресле, словно желая устроиться по удобнее: - На..

- Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё; да… - слова молитвы исходили от замполита и следующие несколько секунд в кабине был слышен только его голос.

- Бррр… А ещё коммунист, - скривился штурман, первым пришедший в себя – подобного от замполита никто из членов экипажа не представлял: - Курс? – Повернулся он к Жарову: - Курс на Плутон, аккурат до всего этого легли. Да толку-то.

- …и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим, - продолжал бормотать Постов закатив глаза.

- Заткнись! – Перчатка, метко пущенная Татковым хлопнула по забралу замполита, заставив того дёрнуться и запнуться.

- Экипаж! – Рука Жарова протянулась к кнопке запуска привода Тормосова-Вальксона: - Двум смертям не бывать! – И прежде чем кто-то успел что-либо предпринять, с силой, до хруста, вдавил красный кругляшок.

Картинка на экране ЦУПа пошла рябью, и полковник уже набрал в грудь воздуха, готовясь рявкнуть на связистов, как та неожиданно разгладилась, приобрела пронзительную чёткость, позволявшую разобрать даже мельчайшие складки ткани скафандров, а затем принялась быстро уменьшаться в размерах, сжимаясь в точку.

Но прежде чем экран окончательно погас из динамиков, едва слышно, на самой границе слуха, послышался голос замполита, торопливо завершавшего молитву, будто та могла что-либо исправить:

-... и сила и слава во веки…

- Объект покинул орбиту, - доклад оператора вернул полковника к реальности.

- Принято, - резкий кивок подвёл черту под первым этапом экспедиции.

- Расчётное время прибытия Соловья на место - один час.

- Принято, - со стороны могло показаться, что полковник совершенно равнодушен, однако это было не так. Досконально зная программу экспедиции, он прекрасно понимал, что сейчас предстоит самое трудное - ждать.

Час до Плутона.

Час - полтора на перезарядку накопителей, работавших от новейшего, сверхкомпактного атомного реактора, тоже, чёрт его задери - экспериментального, и час - назад.

Эта причина - что всё про всё займёт не более трёх - трёх с половиной часов, а также желание сохранить секретность, привела к тому, что на Соловье пожертвовали связью, убрав мощный передатчик, заменив его крайне облегчённой моделью, дальность связи которой не превышала и пяти сотен километров. Логика, холодная и жестокая в том была, и полковник прекрасно её понимал – зачем для орбитальной связи нечто более мощное? А от Плутона сигналу часа четыре идти – вернутся быстрее.

А нет...

Так к чему всему миру слышать крики погибающих в катастрофе людей? Пусть уж лучше тишина станет последним саваном, покрывшим погибших героев.

Понимая всё это, полковник, тем не менее не принимал подобное.

Его приказ - слушать эфир на волне Соловья был отменён только спустя месяц, когда все сроки возвращения, немыслимые, многократно превосходящие ресурсы жизнеобеспечения, были исчерпаны.

Эта история, по понятным причинам, была наглухо засекречена. Исполнители, опутанные с головы до ног подписками о неразглашении - молчали. Враждебному окружению Страны Советов, пристально следившему за всеми подобными мероприятиями, было сообщено, что то был экспериментальный пуск с отработкой элементов связи, ну а что же до школьника и его учителей, давших старт проекту " Соловей", то в архивах не сохранилось никаких сведений об их дальнейшей жизни.

Что поделать - порой молчание пыльных полок куда как красноречивее множества слов.

Сама же история звездолёта " Соловей" стала известна спустя несколько сотен лет, когда человечество, сумевшее преодолеть опасные болезни роста, вырвалась из плена Солнечной системы, твёрдо ступив на тропы Галактики. Именно тогда бортжурнал звездолёта " Соловей" был передан в дар человечеству одним архивариусом, как это было завещано ему его давними предками.

12 Следующая ⇒