|
|||
О романе Владимира Дудинцева Не хлебом единым ⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 4 Роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым» был опубликован в 1956 году и сразу же вызвал волну критики в прессе и дискуссии в Союзе писателей СССР. На обсуждении книги в Центральном Доме литераторов Константин Паустовский сказал: «Совесть писателя должна быть в полной мере совестью народа. Дудинцев вызвал огромную тревогу, которая существует в каждом из нас. Тревогу за моральный облик человека, за его чистоту, за нашу культуру». Чем же было вызвано такое неоднозначное отношение к роману? Само по себе необычно уже название романа. «Не хлебом единым» - библейское выражение, которое встречается и в Ветхом, и в Новом Завете. В Евангелии от Матфея Иисус Христос говорит: «Не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (гл. 4). Тем самым провозглашается духовная составляющая человеческой жизни. Недосказанность в названии «Не хлебом единым» позволяет читателю самостоятельно домыслить, чем же еще жив человек. В центре романа – столкновение талантливого изобретателя с бюрократической системой, не допускающей ничего нового в рамках устоявшегося мировоззрения. Собственно конфликт в отечественной литературе не нов: достаточно вспомнить тоже механика-самоучку Кулигина из пьесы Островского «Гроза», который предлагал установить на бульваре часы, соорудить громоотводы, на что получал от Дикого отповедь: «А за эти вот слова тебя к городничему отправить, так он тебе задаст! ». Прошел век, а предрассудки, нежелание воспринимать новаторские разработки, придуманные талантливыми русскими людьми, так и остались в обществе. В романе этот извечный конфликт приобретает звучание, характерное для советской эпохи: герой-одиночка выступает против коллектива, олицетворенного в таких организациях, как Министерство промышленности, НИИ Центролит, Орглимашпром, – одни аббревиатуры уже подчеркивают безликость государственной машины, нежелание прислушаться к человеческим нуждам. Герой романа – Дмитрий Алексеевич Лопаткин – учитель физики, самостоятельно освоивший конструкторское дело и придумавший машину для центробежной отливки чугунных труб. Изобретение получило авторское свидетельство, признано полезным, но реализовать его автору никак не удается. Лопаткин – образ в общем-то романтический. Один из его оппонентов так ему и заявляет: «Ты олицетворяешь собой целую эпоху, которая безвозвратно канула в прошлое». Но в отличие от героев прошлого его отличает стойкость, мужество, необыкновенная твердость в достижении цели, уверенность в своем изобретении. Недаром в романе проводится параллель Лопаткина с героем Джека Лондона Мартином Иденом: их объединяет стремление к самообразованию, достижение всего своим трудом. Герой Дудинцева ходит на концерты в консерваторию, слушает Шопена, Рахманинова и понимает их музыку, хоть по-своему, но эта музыка проникает в его душу и открывает для него новые горизонты. В музыке Рахманинова он слышит, что «человек должен быть кометой и ярко, радостно светить, не боясь того, что сгорает драгоценный живой материал». И такой человек, которому пришлось пройти через все возможные трудности послевоенной советской жизни, заслуживает того, чтобы увидеть наконец свою машину построенной и примененной в деле. Другим персонажем, чье мировосприятие отражено в романе, является Надежда Дроздова. В отличие от Лопаткина, который верен своим принципам на протяжении всего произведения, Надежда эволюционирует. В начале романа она представлена женой директора завода, впоследствии крупного министерского работника Дроздова. Он внушает своей молодой жене мысли о «базисе, государственном долге и коллективе», о задачах и целях государства, об интересах народа: «Я укрепляю базис. Это тебе не Тургенев». Сначала он кажется Надежде настоящим человеком, героем своего времени, золотоискателем из любимых романов Джека Лондона. Однако постепенно она разочаровывается, дроздовский взгляд на жизнь перестает ей казаться безупречным, она все чаще находит изъяны в философствованиях мужа и задает ему «неудобные» вопросы. Окончательно ее мировоззрение переворачивают мытарства инженера Лопаткина по бесконечным коридорам центролитов и пр. Среди гонителей был и ее муж. Надежда Дроздова – типичный образ жертвенной русской женщины. В ней есть черты жен декабристов, булгаковской Маргариты. Она полюбила Лопаткина и становится его верной соратницей, поддерживает его идею и не дает сломиться, когда в очередной раз «замораживают» его проект. Дудинцев всесторонне раскрывает общество в послевоенное время. На страницах романа встречаются не только карьеристы-ученые, лицемерные работники министерств и безжалостные сотрудники НКВД, но и такие же рядовые сотрудники, которые сочувствуют Лопаткину, видят полезность его изобретения для нужд советской промышленности, пытаются ему помочь: это и районный следователь, и сотрудник военной прокуратуры, отправивший на пересмотр дело Лопаткина, и множество инженеров, конструкторов, которые поддерживают его в трудное время. Нельзя отказать роману «Не хлебом единым» и в художественных достоинствах: яркие и точные образы, безупречный стиль, речевая характеристика персонажей, научная лексика не перегружает роман – все в лучших традициях классического романа 19 века. Есть у Дудинцева и символ жизни партийных работников – это норковое манто, которое подарил своей жене Дроздов, тем самым причислив ее к касте избранных людей. Автор, правда, замечает, что оно «сидело на ней немного боком». Когда же Надежда решает помочь Лопаткину деньгами, она продает манто жене нового директора музгинского завода Ганичевой – типичной представительнице номенклатурной элиты. Таким образом Надежда окончательно порывает со своим обеспеченным и бездуховным прошлым. В 2005 году режиссером Станиславом Говорухиным был снят фильм по роману «Не хлебом единым». В своем фильме режиссер сделал акцент на мелодраматической линии – истории взаимной любви Надежды Дроздовой и Лопаткина. Между тем в книге автор подчеркивает, что для Дмитрия на первом месте в жизни это его изобретение, и только в финале романа герой воспринимает Надежду как свою верную подругу. Главный герой в исполнении Михаила Елисеева статичен: нет изображения его борьбы с государственной машиной, нет вдохновенного лица, когда он слушает Рахманинова, нет его внутренних смятений, когда он борется с искушением все бросить и пойти слесарем на завод. Складывается впечатление, что только благодаря Надежде он ходит на обсуждения своего проекта, работает над новыми вариантами своей машины. Гораздо убедительнее, несмотря на отрицательную роль, выглядит Виктор Сухоруков в роли Дроздова. Актер мастерски воплотил роль циничного номенклатурного работника. Некоторые его реплики придуманы специально для экранизации, но они действительно вписываются в его образ. Развитию именно мелодраматической линии романа способствует и включение в основное действие фильма Шурки (Варвара Шулятьева) – прислуги Дроздовых. В книге она занимает незначительное место, а вот в фильме ей досталась роль этакой субретки при своей госпоже – Надежде Дроздовой. Она и выясняет, где живет Лопаткин, и приносит деньги для инженера, и расспрашивает Надежду о ее взаимоотношениях с Дмитрием, и уходит вместе с героиней из дома. Главную женскую роль в фильме играет Светлана Ходченкова. Как и в работе «Благословите женщину», актриса продолжает игру в том же образе: советская женщина, пожертвовавшая всем ради любимого человека, с бесконечной добротой в глазах. Несколько обескураживает финал фильма: в жизни Лопаткина появляется некий покровитель – генерал в исполнении Александра Розенбаума, который переводит его из тюремного лагеря в некую крепость, где он может в заключении прекрасно работать над своей машиной и никто ему не помешает. К тому же этот ангел-хранитель проявляет сентиментальные чувства и привозит на свидание к Лопаткину Надежду с сыном. Остается непонятным, что этим финалом хотел сказать режиссер: что в советское время инженер мог создавать что-либо новаторское только пребывая в заключении? Конечно, режиссер имеет право на собственное понимание книги. Но подобная позиция все же противоречит точке зрения Дудинцева. В финальных строках его романа все-таки чувствуется оптимизм советского писателя: «И хоть машина Дмитрия Алексеевича была уже построена и вручена, он вдруг опять увидел перед собой уходящую вдаль дорогу, которой, наверно, не было конца. Она ждала его, стлалась перед ним, манила своими таинственными изгибами, своей суровой ответственностью».
|
|||
|