|
|||
Глава пятая
Немецкие газеты, которые по-прежнему продавались в Швейцарии, писали о миллионах убитых и плененных русских на Восточном фронте. В октябре германские моторизованные дивизии продвигались к Москве. Лондонское радио передало, что гитлеровцы взяли Вязьму и подошли к Можайску. В сообщениях Совинформбюро тоже появилось можайское направление. 16 октября рации Радо, как обычно, вышли ночью в эфир. Среди множества радиосигналов ни Джим, ни Ольга не нашли позывных радиостанции Центра. Не вышел Центр на связь и в последующие дни. Тревога подкралась к самому сердцу. Радо как мог подбадривал своих людей: «Москва не взята гитлеровцами. Москва стоит! » — и заставлял радистов по-прежнему выходить в эфир. И вот в ноябре почти одновременно Джим и Ольга поймали знакомые позывные мощной радиостанции Центра. Его операторы деловито выстукали запросы и директивы, так, как будто ничего не произошло. В Москву полетели донесения, главным образом полученные от Лонга:
«Новое наступление на Москву не является следствием стратегических планов, а объясняется господствующим в германской армии недовольством тем, что с 22 июня не было достигнуто ни одной из первоначально поставленных целей. Вследствие сопротивления советских войск немцы вынуждены отказаться от плана 1-Урал, плана 2-Архангельск — Астрахань, плана 3-Кавказ. Тыл вооруженных сил страдает больше всего от этих изменений планов».
В ноябре немцы еще продолжали свой натиск на московском направлении, но уже даже по немецкой печати чувствовалось, что они выдыхаются. 8 декабря Гитлер отдал приказ о переходе к обороне на всем Восточном фронте. Германская армия утратила свою наступательную силу, нуждалась в отдыхе, перегруппировке. Но отдыха не получила. В конце ноября Красная Армия отбила Ростов, первый крупный русский город и важный стратегический узел — ворота Кавказа. 6 декабря ее части перешли в решительное контрнаступление под Москвой. Немецкий генеральный штаб сначала не придал особого значения фланговым ударам советских армий, но сила их оказалась такова, что весь центральный фронт покатился на запад, оставляя в заснеженных полях под Москвой тысячи грузовиков, танков, орудий. 13 декабря Московское радио передало сообщение о провале немецкого наступления на Москву. Торжественный голос московского диктора возвещал, что враг бежит по всему фронту. — Я всегда знал, что так будет, — сказал Шандор. Радо и Лена, сидевшие у радиоприемника, обнялись. В комнате было полутемно. Только зеленый глазок телефункена подмигивал им. — Знаешь, о чем я сейчас подумал? — спросил Шандор. — Я вспомнил нашу первую встречу… В двадцать первом году Радо приехал в Германию из Советской России. В Германии Шандор Радо сразу же включается в политическую борьбу. Немецкие коммунисты встретив ли его, приехавшего из Страны Советов, тепло. Ему безгранично доверяют. Он сразу стал своим человеком в ЦК Германской компартии. Именно здесь он и познакомился с Леной. Когда он зашел в отдел пропаганды и агитации отдела ЦК и увидел молоденькую хрупкую девушку, то принял ее за курьера. Девушка, узнав, кто он и откуда, забросала его вопросами. Оказывается, она вовсе не курьер, а секретарь отдела пропаганды и агитации ЦК и за ее хрупкими плечами уже немалый опыт революционной борьбы. Она дважды тоже была в Советской России. Первый раз еще в восемнадцатом году, когда работала секретаршей в только что организованном в Берлине советском посольстве. Брестские переговоры были сорваны. Правительство Германии выслало советских дипломатов. Лена уехала вместе с ними. Потом она вернулась. Ее место в Германии, в рядах Германской компартии. Лена проводила большевистскую агитацию среди русских военнопленных, которые находились в немецких лагерях и ждали отправки на родину. Она выдавала себя за жену военнопленного Пахомова и таким образом проникала в лагерь. Немецкие власти вначале медлили с отправкой военнопленных в Россию, но тайные осведомители полиции стали все чаще докладывать начальству, что в Германии накапливается горючий материал, что пленные под влиянием неизвестных лиц быстро большевизируются, а это грозит тем, что они сольются с революционно настроенными немецкими рабочими, и чем все это закончится, предсказать невозможно. Было принято срочное решение — немедленно выслать всех русских в Россию. Лена тоже попала в их число как «жена военнопленного». Пароход их прибыл в Петроград, когда начался кронштадтский мятеж. На причале стоял человек в военной шинели, перетянутой портупеей. Он обратился к сошедшим на берег с краткой речью, которая заканчивалась словами: — Если есть среди вас большевики или те, кто сочувствует им и желает принять участие в подавлении кронштадтского контрреволюционного мятежа, тот может получить оружие. Лена не задумываясь стала в очередь, взяла винтовку и пошла вместе с красногвардейцами по льду Финского залива на штурм кронштадтских бастионов… Выйдя тогда из здания ЦК вечером вместе с Леной, Шандор предложил ей погулять. Они говорили и не могли наговориться. Чем больше слушал Радо, тем большее восхищение вызывала в нем Лена. Ему, политическому эмигранту, которому предстоит долгий путь борьбы, такая подруга была бы незаменимой. Он тогда не столько подумал, сколько почувствовал это. Шандор рассказал Лене, что видел Ленина, разговаривал с ним. Радо был послан на конгресс III Интернационала, который проходил в Москве в двадцать первом году. И там он встретился с Лениным… — Ленин сидел на ступеньках, ведущих на сцену, и что-то быстро писал. Время от времени он поднимал голову от блокнота и с любопытством поглядывал на выступающих. Потом он взял слово. Он произнес свою речь сначала на русском, потом на немецком, английском и французском языках — ведь в зале сидело много немцев, англичан, французов… Но, оказывается, Лена тоже видела Ленина. Больше того, в восемнадцатом году она привезла немецким коммунистам послание от вождя революции. — Нет, мы определенно родились под одной звездой! — воскликнул удивленный Радо. Они бродили тогда по пустынным берлинским улицам всю ночь. Рассвет уже занимался над серыми громадами домов. Светлела вода в Шпрее и в каналах. Пошел трамвай, заработала подземка. Появились на улицах первые прохожие. — Лена, а твои родители не будут волноваться? — забеспокоился Радо. — Нет, они привыкли. Мне часто приходится дежурить в ЦК по ночам. — Я провожу тебя. Лена жила в рабочем районе, на окраине. Серые многоэтажные дома с узкими, напоминающими колодцы дворами были похожи, как близнецы. И небо в этом районе было серым от низко стлавшегося дыма заводских труб. Возле одного из таких домов Лена остановилась. Протянула руку. Шандор в руке ощутил ее тонкие холодные пальцы и поднес к губам, чтобы согреть их своим дыханием. — До вечера, — сказала Лена. — До вечера. Когда они ехали из центра сюда, поезд подземки был почти пустым. Сейчас же и трамваи и подземка заполнены разным людом, спешившим на работу. Хотя предстоял долгий обратный путь в город, Шандору не хотелось оказаться сейчас в этой толчее. Ему надо было побыть одному. Он отправился пешком. Несмотря на бессонную ночь, голова была ясной и хорошо думалось. Он то и дело возвращался к разговорам с Леной. С радостью подумал, что сейчас он придет домой, поспит несколько часов, а вечером снова увидит Лену…
* * *
Об освобождении Ростова и о контрнаступлении Красной Армии под Москвой писали все швейцарские газеты. Вечерами Шандор и Лена слушали Москву, Лондон и другие радиостанции. 20 января 1942 года по английскому радио выступил генерал де Голль. Шандор попросил Лену застенографировать его выступление. Он собирался показать его Зальтеру и Лонгу — своим помощникам-французам, — если они почему-то не услышат выступление де Голля. Слышимость была очень хорошей, и создавалось впечатление, что генерал де Голль говорит своим четким с картавинкой голосом прямо в их комнате:
«Нет ни одного честного француза, который не приветствовал бы победу России. Германская армия, почти полностью брошенная начиная с июня 1941 года в наступление на всем протяжении этого гигантского фронта, оснащенная мощной техникой, рвущаяся в бой в погоне за новыми успехами, усиленная за счет сателлитов, связавших из честолюбия или страха свою судьбу с Германией, — эта армия отступает сейчас под ударами русских войск, подтачиваемая холодом, голодом и болезнями. …В то время как мощь Германии и ее престиж поколеблены, солнце русской славы восходит к зениту. Весь мир убеждается в том, что этот 175-миллионный народ достоин называться великим, потому что он умеет сражаться, то есть превозмогать и наносить ответные удары, потому что он сам поднялся, взял в свои руки оружие, организовался для борьбы и потому что самые суровые испытания не поколебали его сплоченности. Французский народ восторженно приветствует успехи и рост сил русского народа, ибо эти успехи приближают Францию к ее желанной цели — к свободе и отмщению».
|
|||
|