Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





 H — O — C — C — C — H 10 страница



Те, кто с такой легкостью обвиняют китайцев в безрелигиозности, хорошо сделают, если прочтут Скотта " Очерки по буддизму в Китае и в Верхней Азии" [ 389 ].

" В годы Юан-йеу Суна (1086-1093) благочестивая матрона со своими двумя прислужницами всецело жили жизнью, устремленною к свету, добродетели. Однажды одна из этих девушек-прислужниц сказала другой: " Сегодня ночью я перейду в тонкий мир, в царство Амита (Будды)". В ту же ночь бальзамический аромат заполнил весь дом, и девушка умерла безо всякой предшествующей болезни. На другой день оставшаяся в живых прислужница сказала своей госпоже: " Вчерашней ночью моя покойная подруга приснилась мне во сне и сказала: благодаря упорным мольбам моей дорогой хозяйки, я стала обитательницей Рая, и мое блаженство невыразимо словами". Хозяйка ответила: " Если она и мне покажется, тогда я поверю всему, что ты говоришь". В следующую ночь покойница, действительно, показалась ей. Хозяйка спросила ее: " Нельзя ли мне заодно самой посетить царство Света? " — " Да", — ответила благословенная душа, — " тебе придется только последовать за своей прислужницей". Госпожа последовала за ней (во сне) и вскоре увидела озеро неизмеримых размеров, все покрытое неисчислимым количеством красных и белых лотосов различных размеров; некоторые цвели, некоторые увядали. Она спросила, что бы могли означать эти цветы? Девушка ответила: " Они все человеческие существа на земле, чьи мысли обращены к Царству Света. Самое первое устремление к Раю Амита порождает цветок на Небесном озере; и по мере того, как подвигается вперед человек по пути самоусовершенствования, представляющий его цветок на озере ежедневно прибавляется в росте и становится все более прекрасным; в противном же случае он теряет свою красоту и увядает". < < 417> > Матрона пожелала узнать имя одного светозарного, который покоился на одном из цветков, одетый в развевающееся с чудесными переливами света одеяние. Ее прежняя прислужница ответила: " Это Ян-цзи". Затем она спросила имя другого и получила ответ: " Это Маху". Тогда госпожа сказала: " Какое место займу я, когда перейду сюда после смерти? " Тогда Благословенная Душа повела ее немного дальше и показала ей холм, который блистал золотом и лазурью. " Вот", — сказала она, — " ваше будущее обиталище. Вы будете принадлежать к первому классу благословенных". Когда матрона проснулась, она послала узнавать про Ян-цзи и Маху. Первый уже умер, а второй был жив и здоров. И таким образом эта госпожа узнала, что душа человека, который продвигается вперед к святости и никогда не отступает назад, может уже быть обитательницей Царства Света, хотя тело все еще пребывает в этом преходящем мире".

В том же самом очерке приводится другое китайское повествование на ту же тему:

" Я знал человека", — говорит автор, — " который в течение своей жизни убил многих живых существ, и, наконец, сам получил апоплексический удар. Горести, предстоящие его грехами отягощенной душе, печалили меня до глубин сердца. Я посещал его и уговаривал его взывать к Амита, но он упорно отказывался. Болезнь затемняла его понимание; вследствие своих злодеяний он ожесточился. Что предстоит этому человеку, когда глаза его закроются? В этой жизни ночь следует за днем, и зима следует за летом — об этом знают все. Но что за жизнью следует смерть — никто не хочет подумать. О, какая это слепота! Какая черствость! " (стр. 93).

Эти два примера из китайской литературы едва ли подтверждают обычное обвинение в безрелигиозности и полном материализме, которое предъявляется этой нации. Первое приведенное небольшое мистическое повествование полно духовного очарования и могло бы украсить любую христианскую религиозную книгу. Второе повествование заслуживает похвалы, и стоит только слово " Амита" заменить словом " Иисус", как получится весьма ортодоксальный рассказ в отношении религиозных чувств и кодекса нравственной философии. Нижеследующий пример еще более поразителен, и мы приводим его ради блага возрождателей христианства:

" Хуан-цза-цзи из Т'анчена, который жил во времена династии Сун, был кузнецом-ремесленником. Когда бы он ни работал, он беспрерывно взывал к Амита-Будде. Однажды он передал своему соседу для распространения следующее стихотворение собственного сочинения:

" Дин-дон, дин-дон! — бьет молоток о наковальню,

Пока железо, отвердев, не станет сталью!

В тот миг наступит день покоя неземного,

Зовет меня Страна Блаженства Векового! "

" После этого он умер, но его стихотворение распространилось по всему Хунану, и многие научились взывать к Будде" [ 389, с. 103].

Отрицать у китайцев или у любого азиатского народа, будь то Центральная, Верхняя или Нижняя Азия, обладание какого-либо знания или даже восприятия духовного — попросту смешно. С одного конца до другого эта страна полна мистиков, религиозных философов, буддийских святых и магов. Вера в духовный мир, полный невидимых существ, которые в некоторых случаях объективно являются смертными, — распространена повсюду.

" По поверью народов Центральной Азии", — замечает И. Дж. Шмидт, — " земля и ее недра так же, как и окружающая атмосфера наполнены духовными существами, которые оказывают влияние, частью благодетельное, частью зловредное на всю органическую и неорганическую природу... В особенности пустыни и другие дикие или необитаемые местности, или области, где воздействия природы проявляются в гигантских или в устрашающих масштабах, считаются главными обиталищами или местами сборищ злых духов. Поэтому степи Турана и в особенности песчаные пустыни Гоби рассматриваются, как места пребывания зловредных существ со времен седой древности".

Марко Поло, на самом деле, в любопытной " Книге" своих путешествий не раз упоминает этих шаловливых духов природы в пустынях. Веками, а в особенности в нашем веке, его странные повествования совершенно отвергались. Никто не хотел поверить ему, когда он сказал, что он сам являлся свидетелем, видел своими собственными глазами наиболее удивительные чудеса магии, совершаемые подданными Кублай-Хана и адептами других стран. На смертном одре к Марко сильно приставали, понуждая его отказаться от своих якобы " измышлений", но он торжественно поклялся, что сказал только правду, добавив, что " он не рассказал и половины того, что видел в самом деле! " Теперь в этом нет никакого сомнения, так как появились издания Марсдена и полковника Гула. Публика особенно признательна последнему за привлечение такого множества авторитетов, подтверждающих свидетельства Марко и объясняющих некоторые феномены обычным путем, ибо он исчерпывающе раскрывает перед читателями, что великий путешественник был не только правдивый повествователь, но и чрезвычайно наблюдательный человек. Горячо защищая своего автора, этот добросовесный редактор, после перечисления неоднократно оспариваемых и даже отвергаемых наблюдений в " Путешествиях" венецианца, приходит к заключению со следующими словами:

" Более того, последние два года принесли обещание пролить свет на то, что считалось самым невероятным в повествованиях Марко, и кости настоящей РУХ из Новой Зеландии уже лежат на столе кабинета профессора Оуена! " < < 418> >

Так как чудовищная птица " Тысяча и одной ночи", или " Арабских сказок", которая в словаре Уэбстер называется Рух (или Рок), идентифицирована, то теперь остается еще обнаружить и признать, что магическая лампа Аладдина тоже имеет некоторое право претендовать на реальность.

Описывая свое прохождение по великой пустыне Лоп, Марко Поло говорит об изумительных вещах,

" которые заключаются в том, что когда путники путешествовали ночью... они слышали, как духи разговаривают. Иногда эти духи зовут путников по именам... даже днем слышен разговор духов. А иногда вы услышите звуки различных музыкальных инструментов, а еще более обычным будет бой барабана" [ 324, т. I, с. 203].

В своих примечаниях переводчик приводит цитаты от китайского историка Мат-ван-лина, который подтверждает то же самое.

" Во время прохождения по этим диким местам вы слышите звуки", — говорит Мат-ван-лин, — " иногда это звуки пения, иногда завывания; и часто случалось, когда путешественники отходили в сторону посмотреть что это за звуки, они сбивались с пути и совершенно терялись, ибо то были голоса духов". < < 419> > " Эти духи присущи не только Гоби", — добавляет редактор, — " хотя создается впечатление, что она является их наиболее излюбленным местопребыванием. Страх перед обширной безлюдной пустыней вызывает их во всех подобных местностях".

Полковник Гул поступил бы правильно, если бы подумал о серьезных последствиях, которые возникнут, если его теория будет принята. Если мы допустим, что вещие выкрики Гоби обязаны своим происхождением страху, " вызванному обширной и безлюдной пустыней", то почему бесы Гадаринские [Лука, VIII, 29] должны рассматриваться в ином качестве? И почему тогда Иисус не может оказаться самообманувшимся в отношении объективного искусителя в течение сорокадневного испытания в " пустыне"? Мы вполне готовы принять или отвергнуть теорию, выдвигаемую полковником Гулом, но настаиваем на беспристрастном ее применении во всех случаях. Плиний говорит о призраках, которые появляются и исчезают в пустынях Африки [ 56, VII, 2]; Этик, ранний христианский космограф, упоминает, хотя и с недоверием, рассказы о голосах певцов и пирующих в пустыне; а Мас-ади рассказывает о вампирах, " появляющихся перед путниками ночью и в часы одиночества"; а также об Аполлонии Тианском и его товарищах, которые в пустыне близ Инда при лунном свете видели " нежить эмпуза [или вампира], постоянно меняющую свои обличья... Аполлоний... принялся бранить ее, приказав спутникам делать то же самое... эмпуса бросилась наутек, визжа" [ 122, кн. II, гл. 4]. И Эбн Батута рассказывает подобную же легенду про Западную Сахару: " Если посланец идет одиноко, то демоны заигрывают с ним и зачаровывают его так, что он сбивается с дороги и погибает". < < 420> > Итак, если все эти рассказы могут быть " разумно разъяснены", а мы не сомневаемся, что в большинстве случаев это возможно, то " библейские" дьяволы пустыни также не заслуживают большего и к ним должно применяться то же правило. Они тоже порождения страха, воображения и суеверия; отсюда следует, что библейские повествования должны быть лживы, а если один единственный стих лжив, то это уже бросает тень на все остальные, чтобы считать их божественным откровением. Стоит только это признать, и это собрание канонических документов становится подсудным критике, как любое другое собрание повествований. < < 421> >

Много имеется в мире местностей, где наиболее странные феномены произошли, как впоследствии было установлено, по чисто естественным физическим причинам. В Южной Калифорнии имеются определенные места на морском берегу, где песок, если его потревожить, издает громкий мелодичный звон. Он известен, как " музыкальный песок"; полагают, что это явление связано с электричеством.

" Звуки музыкальных инструментов, главным образом, барабанов, действительно производятся в некоторых местах между песчаными холмами, если песок потревожить", — говорит редактор Марко Поло, — " Очень поразительное описание феномена такого рода, считавшегося сверхъестественным, дано монахом Одориком, чьи наблюдения я проследил до Рег Руана или зыбучих песков к северу от Кабула. Кроме этого знаменитого примера... я отмечу еще один, равно известный как Джибал Накикс или " Холм Колокола" в Синайской пустыне; Джибал-ул-Тхабул, или холм барабанов... Китайское повествование десятого века упоминает феномен, имеющий место около Куачоу на восточной границе пустыни Лоп, — этот феномен называет " поющими песками". < < 422> >

Что все они естественные феномены, в этом никто не сомневается. Но как насчет вопросов и ответов, ясно и громко задаваемых и получаемых? Как насчет бесед, состоявшихся между некоторыми путешественниками и невидимыми духами или неизвестными существами, которые иногда появляются перед целыми караванами в осязаемых формах? Если так много миллионов людей верят, что духи могут облекать себя в материальные тела под покровом " медиума" и появляться перед кругом членов спиритического сеанса, то почему этим людям не признать такой же способности облечься материальным телом у элементальных духов пустыни? Это есть " быть или не быть" Гамлета. Если " духи" в состоянии делать все то, что спиритуалисты им приписывают, то почему они не смогут равно появляться перед путешественниками в пустынях и безлюдных местностях? Недавно научная статья в русском журнале приписывала такие " голоса духов" в великой пустыне Гоби простому эхо. Это очень разумное объяснение, но только в том случае, если можно доказать, что эти голоса просто повторяют то, что до этого было произнесено живым человеком. Но если этот " суеверный" путешественник получает разумные ответы, на свои вопросы, то это гобийское эхо сразу обнаруживает очень близкое родство со знаменитым эхо в театре Порте Сент Мартин в Париже. " Как поживаете, сэр? " — кричит один актер из пьесы. — " Благодарю вас, сын мой, очень плохо. Я стар, очень... очень стар! " — вежливо отвечает эхо!

Какое невероятное веселье, должно быть, в течение многих веков вызывали суеверные и нелепые повествования Марко Поло о " сверхъестественных" талантах некоторых заклинателей акул и диких зверей в Индии, которых он именует абрайаманами. Описывая добычу жемчуга на Цейлоне такой, какой она была в его время, он говорит, что купцы

" обязаны также платить тем людям, которые зачаровывают больших рыб, чтобы предотвратить нападения на ныряльщиков, пока они находятся под водой в поисках жемчужниц; плата эта составляла одну двадцатую часть от всего добытого. Эти заклинатели рыб называются абрайаманами (брахманами? ), и их чары имеют силу только на один день, так как на ночь они снимают чары, чтобы рыбы могли резвиться вволю. Эти абрайаманы могут зачаровать зверей, птиц и всякое живое существо".

И вот что мы находим в объяснительных замечаниях полковника Гула по поводу этого унизительного азиатского " суеверия".

" Повествование Марко о добывании жемчуга все же в основном правильно... В алмазных копях северного Киркаса нанимают брахманов для аналогичной цели умилостивления местного божества. Заклинатели акул по-тамильски называют Кадал-Катти, " усмирители моря", а на хиндустани — Гай-банда или " усмирители акул". В Арипо они принадлежат к единой семье и считаются обладателями монополии на чары. < < 423> > Старший заклинатель получает (или получал несколько лет тому назад) плату от правительства и десять устриц с каждой лодки ежедневно, пока длится ловля. Теннент, во время своего посещения этого места, нашел, что обязанности заклинателя акул были возложены на римско-католического христианина (? ), но это, казалось, ничуть не отразилось на эффективности его услуг. Замечательно, что за весь период со времени британской оккупации имел место только один несчастный случай, вызванный акулой [ 324, т. II, с. 321].

В вышеприведенном абзаце два факта заслуживают сопоставления: 1) британские власти выплачивают жалованье профессиональному заклинателю акул, чтобы он применял свое ремесло; и 2) только одна жизнь была потеряна за время выполнения договора. (Предстоит еще выяснить, не произошла ли эта единственная утрата во время защиты римско-католического колдуна. ) Претендуется ли здесь на то, что жалованье выплачивалось как уступка унизительному туземному суеверию? Очень хорошо; но как насчет акул? Разве они тоже получали жалованье от британских властей из Секретного Фонда? Каждый человек, кому доводилось посещать Цейлон, должен знать, что воды жемчужного берега кишат акулами самого прожорливого сорта, и что даже купаться там опасно, не говоря уже о нырянии за устрицами. Если бы мы захотели мы могли бы пойти еще дальше и назвать имена британских сановников, занимающих высокие посты на службе в Индии, которые после того, как прибегали к помощи туземных " магов" и " колдунов", чтобы те помогли им отыскать потерянные вещи или распутывать причиняющие беспокойство тайны того или иного рода, после успешного завершения, тайно выразив свою благодарность, уходили и показали свою внутреннюю трусость перед мировым судилищем тем, что публично отрицали истинность магии и бросали насмешки в индийские " суеверия".

Не так много лет тому назад одним из худших суеверий ученые считали поверье, что портрет убийцы отпечатывается в глазу убитой личности, и что убийцу легко можно узнать, если тщательно осматривать сетчатку. " Суеверие" утверждало, что это изображение становится еще более выразительным, если подвергнуть убитого некоим обкуриваниям старых женщин, и тому подобную болтовню. А теперь американская газета от 26 марта 1877 г. сообщает:

" Ряд лет тому назад внимание было привлечено к теории, которая утверждала, что последнее зрительное усилие материализуется и остается отпечатавшимся на сетчатой оболочке глаза после смерти. Посредством опыта, произведенного в присутствии доктора Гамги, члена Королевского Общества содействия естественным наукам в Бирмингеме (Англия), и профессора Бунзена было доказано, что это факт. Предметом опыта послужил живой кролик. Средства, использованные для доказательства, были очень простые; глаза были помещены близ отверстия в заслонке и они удержали форму последнего после того, как кролик был лишен жизни".

Если мы из царства идолопоклонства, невежества и суеверия, как называют Индию некоторые миссионеры, обратимся к так называемому центру цивилизации — Парижу, мы найдем там те же самые принципы магии, проявляющиеся там под названием оккультного спиритуализма. Достопочтенный Джон Л. О'Салливан, бывший министр и полномочный представитель США в Португалии, любезно предоставил в наше распоряжение странные подробности полумагического сеанса, на котором он недавно присутствовал вместе с несколькими другими выдающимися людьми в Париже. Имея на это его разрешение, приводим письмо полностью:

Нью-Йорк, 7 февраля 1877 г.

" Я с радостью выполняю вашу просьбу о письменном изложении того, о чем я вам рассказывал устно и чему я был свидетелем в Париже прошлым летом в доме пользующегося всеобщим уважением врача, чье имя я не уполномочен называть, но которого в силу обычной французской анонимности я назову доктором X.

Я был введен туда другом англичанином, хорошо известным в спиритуалистических кругах Лондона — мистером Гледстейном. Присутствовало от 8 до 10 человек обоих полов. Мы сидели в креслах, занимавших половину длинной гостиной, находящейся на одном уровне с просторным садом. В другой половине комнаты стоял рояль; между ним и нами — значительное пространство и пара кресел, очевидно, помещенных там для других лиц. Дверь вблизи них вела во внутренние комнаты.

Вошел доктор X. и приблизительно минут 20 вел с нами беседу, говорил быстро с горячим французским красноречием; беседу я не берусь в точности передать. Он более 25 лет изучал тайны оккультизма и собирался продемонстрировать перед нами несколько феноменов. Его целью было привлечь своих собратьев из мира науки, но мало или почти никто не пришел, чтобы убедиться самому. Он намеревался вскоре опубликовать книгу. Вскоре он привел двух дам; младшая была его жена; другая (которую я буду называть мадам Y. ) была медиум или сенситив, с которым он проработал в течение всего периода занятий по оккультизму и который посвятил всю жизнь работе с ним. У обеих дам глаза были закрыты и, по-видимому, они находились в состоянии транса.

Он поставил их в противоположных концах рояля (который был закрыт) и велел им положить руки на рояль. Вскоре со струн его полились звуки — марширование, топот галлопирующей конницы, барабаны, звуки труб, перекатывающиеся ружейные залпы, пушечный гром, крики и стоны, одним словом — битва. Это продолжалось, я бы сказал, от пяти до десяти минут.

Следует упомянуть, что до того как оба медиума пришли в комнату, я (по указанию мистера Гледстейна, который бывал там раньше) написал на небольшом кусочке бумаги имена трех предметов, известных только мне самому, а именно: имя композитора (уже покойного), название цветка, и сладкое блюдо. Я выбрал: Бетховена, маргаритку и французское сладкое — пломбир, закатал бумажку в катышек, который держал все время в руке, не сообщив его содержание даже моему другу.

Когда битва кончилась, доктор X. поместил мадам Y. в одно из двух кресел, причем мадам X. села в другой стороне комнаты, и меня попросили передать мою скатанную бумажку мадам Y. Она держала ее (не раскрывая) между пальцами на коленях. Она была одета в белое платье из мериносовой шерсти, свисающее с ее шеи и собранное в талии; справа и слева ее ярко освещали канделябры. Немного спустя, она уронила мой катышек бумаги на пол, и я его подобрал. Затем доктор X. поднял ее на ноги и велел ей произвести " вызывание мертвых". Он отодвинул кресла и дал ей в руки стальной прут около 4 с половиной или 5 футов длиною, на верхнем конце которого был короткий крест — египетское Tay. Этим она очертила вокруг себя, как стояла, круг около 6 футов в диаметре. Она не держала крест в руке, как ручку, но, наоборот, держала прут за противоположный конец. Вдруг она возвратила прут обратно доктору X: Некоторое время она стояла, руки ее свисали, она сложила их вместе впереди, взор ее был слегка устремлен кверху и направлен к одному из противоположных углов длинного салона. Вдруг ее губы пришли в движение, бормоча звуки, которые немного спустя перешли в членораздельные звуки, образующие короткие, разорванные фразы, очень похожие на чтение литании. Время от времени повторялись некоторые слова, похожие на имена. Мне это, казалось, напоминает звуки восточных языков. Лицо ее было чрезвычайно серьезно и подвижно в выражениях, иногда лоб слегка хмурился. Полагаю, что это длилось около 15 или 20 минут среди мертвого молчания остального общества, пока мы все пристально смотрели на эту вещую сцену. Произносимое ею, казалось, увеличивалось в горячности и быстроте. Наконец она протянула одну руку вперед в пространство, куда был направлен ее взор, и громким криком, почти воплем, она воскликнула: " БЕТХОВЕН! — и упала назад, простершись на полу.

Доктор X. поспешил к ней, проделал энергичные магнетические пассы около ее лица и шеи, и подложил под ее голову и плечи диванные подушки. И так она лежала, как больная и страдающая, изредка испуская стон, беспокойно поворачиваясь и т. п. Полагаю, что прошло полных полчаса, и в течение этого времени, она, казалось, проходила все стадии постепенного умирания (мне объяснили, что она проходит роль, переживая смерть Бетховена). Описывать все в подробностях заняло бы слишком много времени, даже если бы я мог все припомнить. Мы наблюдали за ней, как бы присутствуя при сцене действительной смерти. Я только хочу сказать, что ее пульс прекратился; никакого биения сердца не ощущалось; сперва похолодели ее ладони, затем руки целиком, тогда как под мышкой еще ощущалась теплота; наконец и под мышкой охладело; ее ступни ноги похолодели таким же образом и удивительно распухли. Доктор пригласил нас подойти и освидетельствовать эти феномены. Интервалы между затрудненными дыханиями становились все длиннее, а дыхание слабее и слабее. Наконец настал конец, ее голова откинулась в сторону; руки, ухватившись пальцами за платье, также отпали. Доктор сказал: " она теперь мертва"; и, действительно, казалось, что это так. С большой поспешностью он достал (я и не заметил, откуда) двух маленьких змей, которых, казалось он совал вокруг ее шеи, на грудь, за пазуху, делая в то же время энергичные поперечные пасы около головы и шеи. Спустя некоторое время она очевидно стала медленно оживать, и наконец доктор и пара слуг ее подняли и унесли во внутренние комнаты, откуда она вскоре возвратилась. Доктор сказал нам, что все это было критически, но совершенно безопасно при условии не упустить время, так как иначе смерть, которая была реальна, могла перейти в окончательную.

Нет надобности сказать, насколько сильное впечатление эта сцена произвела на всех зрителей. Также нет надобности напоминать вам, что это не было трюкачеством оплачиваемого фокусника чтобы вызвать удивление. Сцена проходила в элегантной гостиной пользующегося всеобщим уважением врача, доступ к которому без рекомендаций был невозможен; к тому же (не касаясь феноменальных фактов) тысяча неописуемых подробностей, касающихся речи, манер, выражений и поступков в своей совокупности, состоящей из мельчайших деталей, гарантировали искренность и серьезность, приносящие убедительность свидетелям, которая, тем не менее, может передаваться тем, кто только слышат или читают о них.

Спустя некоторое время вернулась мадам Y.; ее посадили на одно из двух кресел, уже упомянутых, а меня пригласили сесть на другое рядом с ней. Я все еще держал в руке нераскрытый катышек бумаги, содержащий три слова, тайно мною написанных, из которых Бетховен был первым. Она просидела несколько минут с раскрытыми руками, покоящимися на коленях. Вдруг они беспокойно задвигались. " Ах, жжет, жжет", — сказала она, и ее черты сморщились с выражением боли. Через несколько мгновений она подняла одну из своих рук, и эта рука держала маргаритку, цветок, название которого я написал в качестве второго слова. Я принял цветок от нее и, после того как его осмотрели все остальные члены компании, сохранил. Доктор X. сказал, что цветок такого сорта неизвестен в этой части страны. Высказывая такое мнение, он определенно ошибся, так как я через несколько дней видел такие же цветы на цветочном базаре в Мадлене. Был ли этот цветок сотворен под ее руками, или же это просто была передача, как в феномене, с которым мы знакомы по опыту спиритуализма, — этого я не знаю. Это было или то или другое, так как несомненно у нее не было цветка, когда она сидела рядом со мною под ярким светом до того, как он появился. Каждый лепесток на этом цветке был совершенно свеж.

Третьим словом, написанным на моем лоскутке бумаги, был пломбир. Вскоре она начала производить движения, какие бывают при еде, хотя ничего съедобного не было видно, и спросила меня, не пойду ли я с ней к Пломбиру, то есть именно то, что я написал. Это могло быть простое чтение мысли.

После этого последовала сцена, в которой мадам X., жена доктора, как мне сказали и как мне казалось, была одержима духом Бетховена. Доктор обращался к ней со словами: " Мосье Бетховен". Но она не обращала на него внимания до тех пор, пока он не крикнул громко это имя ей в ухо. (Может быть, вы помните, что Бетховен был чрезвычайно глух. ) После краткого разговора он просил ее сыграть что-нибудь, и она села за рояль и великолепно исполнила как несколько известных музыкальных произведений Бетховена, так и несколько импровизаций, которые по общему признанию, соответствовали его стилю. Впоследствии подруга мадам X. мне сказала, что в обычной жизни, в нормальном состоянии ее игра характеризуется весьма обыкновенным любительским исполнением. После того, как прошло полчаса, проведенные в музыке и в диалогах в присущем Бетховену характере, причем выражение ее лица и взъерошенные волосы, казалось, приобрели странное сходство с ним, доктор вложил ей в руки лист бумаги и цветной карандаш, прося ее нарисовать лицо, которое она видит перед собой. Она быстро набросала рисунок, изображающий профиль и голову, напоминающие бюсты Бетховена, хотя как более молодого человека. И быстро подписала под ним имя, как бы подпись " Бетховен". Я сохранил этот набросок, хотя и не знаю, похож ли он на подпись Бетховена.

Час уже был поздний, и наша компания разошлась; также у меня не было времени расспрашивать доктора X. по поводу того, чему я был свидетелем. Но я навестил его вместе с мистером Гледстейном несколько вечеров спустя. Я нашел, что он признает действия духов и являлся спиритуалистом, но он знал гораздо больше, так как долго и глубоко изучал оккультные тайны Востока. Так я понял из его разговоров; тогда как он, как мне казалось, предпочитал отсылать меня к своей книге, которую он собирался издать в течение этого года. Я заметил много разбросанных по столу листов бумаги; все они были исписаны восточными иероглифами — записи мадам Y. в состоянии транса, как он сказал, отвечая на мой вопрос. Он сообщил мне, что в той сцене, которой я был свидетелем, мадам Y. стала (то есть, как я понимаю, была одержима) жрицей одного из древнеегипетских храмов, а произошло это таким образом; один его ученый друг приобрел в Египте мумию жрицы и дал ему часть полотна, в которое мумия была забинтована; от контакта с этим полотном двух или трехтысячелетней давности, от усердия, с каким мадам Y. предавалась установлению оккультной связи и вследствие двадцатилетнего отшельничества от мира, она стала тою, какой я ее видел. Язык, на котором она произносила слова на сеансе, слышанные мною, был священный язык храмов, которому она была обучена не столько путем вдохновения, сколько тем же путем, как мы изучаем языки: диктантом, письменными упражнениями и т. п., подвергалась даже выговорам и наказаниям, когда она была невнимательна или плохо соображала. Он сказал, что Жаколио тоже слышал произносимые ею слова на подобном же сеансе и признал их принадлежащими к самому древнему священному языку, сохраненному в храмах Индии, еще, если не ошибаюсь, до эпохи санскрита.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.