Действие третье

Я сижу, отвернувшись к окну, почему-то сейчас мне недостает смелости поднять глаза на своего спутника. Пока между нами еще сохраняется дистанция, которую ни он, ни я не спешим нарушить. Мы покидаем центр города, останавливаемся на светофорах, огибаем красный даблдекер — я не узнаю привычных улиц, сегодня вечером все стало каким-то иным: будто я гляжу в магический шар и различаю в нем силуэты прохожих, ярко подсвеченные витрины, вывески знакомых магазинов. Огни фонарей летят нам навстречу, словно ночь бросает в окна машины большие желтые цветы.

— Нам недалеко, — тихо произносит мистер Снейп, — минут десять-пятнадцать, если не встанем в пробку.

Мне кажется, воздух между нами сгущается, его можно резать на куски и продавать вразвес всем любителям ночных авантюр. Должно быть, мы едем по Кейбл стрит, значит, скоро вырулим на набережную Темзы. Что я здесь делаю? И в который раз не нахожу ответа. Но в голове крутятся обрывки мыслей, сомнения, страхи. Для него такое приключение явно не новый опыт. Догадается ли он, что для меня подобное впервые? Будет разочарован? Посмеется надо мной? А я? Смогу ли я? Что если я покажусь просто смешным неумехой, испортившим ему вечер?

Он придвигается ближе, вглядывается в мое лицо — словно книжку читает. Такую простенькую, с картинками и крупными буквами. Наши колени чуть соприкасаются, и мне становится так жарко, словно я попал под палящее солнце.

— Вон там, видишь? Где огни. Нам туда.

Значит, он живет в одной из новостроек неподалеку от набережной. Неплохой район, ничего не скажешь. Вот будет прикольно, если он считает меня шлюхой и на рассвете я обнаружу на тумбочке возле кровати несколько крупных купюр.

Мы поднимаемся на один из верхних этажей, шестой или седьмой — не помню, и пока он поворачивает ключ в замке, меня в последний раз посещает робкое желание наплевать на все и сбежать. Но он уже распахивает передо мной дверь, жестом приглашая войти.

— Если нужно, ванная слева по коридору.

Я расшнуровываю ботинки, а он выдает мне пару домашних тапочек...

— Проходи, не стесняйся.

Я все же отправляюсь в ванную и там... черт, никогда не предполагал, что можно столько всего передумать за пару минут! Нужно ли мне принять душ? Но... если я стану тут плескаться, это уж точно будет выглядеть так, как будто я сюда трахаться приехал. А зачем еще? В то же время пока мы оба можем притвориться, что я всего лишь зашел в гости. Да я мылся перед театром!

Одна моя растерянная рожа в зеркале чего стоит! Я торопливо бросаю пригоршню воды себе в лицо, чтобы охладить пылающую кожу. Зачем-то несколько раз намыливаю руки, смываю, наблюдаю, как вода убегает в слив. Вцепляюсь в полотенце, как будто оно — моя последняя надежда. И решительно выхожу в коридор... видимо, навстречу подвигам.

Он в гостиной, уже без пиджака и галстука, и я вновь любуюсь — он кажется мне таким ладным, подтянутым. Нет, не худым, именно подтянутым.

— Ты рукава забрызгал, сними пиджак, повесь вот здесь, на стул, он быстро высохнет, — он говорит это так буднично, и я вдруг чувствую себя действительно гостем, а не мальчиком для траха на одну ночь. — Выпьешь что-нибудь? Выбирай.

Я подхожу ближе и заглядываю в темные недра барного шкафа, заполненного разномастными бутылками. Светлое стекло, зеленое... Нет, я же не стану перебирать их все, просто возьму первую попавшуюся, потому что мне понравилась голова оленя с ветвистыми рогами — просто фигурка, прикрепленная к низкой пузатой бутылке. И только потом вспоминаю: это же Dalmore, односолодовый шотландский виски, никогда прежде такого не пробовал.

— Устраивайся, — он указывает мне на широкий диван, обитый серой тканью, а сам возится с бокалами.

Шелковые нити его голоса оплетают, обволакивают, и вот я уже откидываюсь на мягкие подушки и созерцаю яркие пятна каких-то абстрактных картин на стене напротив и выключенную плазменную панель. В большое окно от пола до потолка видно ночное небо и россыпь городских огней. Обычная квартира, ничего страшного, уговариваю я себя. Ты же сам так захотел — только с ним. А он уже протягивает мне бокал и садится рядом:

— Что ж, буду банален... За нашу неожиданную встречу, Гарри!

Я отпиваю совсем чуть-чуть, чтобы распробовать вкус. Виски оказывается сладковатым, непривычно, но мне нравится.

— Как будто кофе и апельсины... ну, отдает ими немножко.

Я пытаюсь говорить хоть что-то, чтобы порвать эту тишину между нами — натянутые гудящие струны. И я делаю еще один глоток, наверное, слишком большой, потому что уже спустя пару секунд у меня появляется такое чувство, что в груди и в животе расправляет лучи горячее ночное солнце. Полумрак, приглушенный свет торшера в углу — и сковавшие меня страх и неуверенность наконец отступают. В его глазах, в рисунке его губ, сейчас блестящих от влаги, есть что-то будоражащее, беспокойное. И я понимаю, что следующий шаг неизбежен, поэтому делаю его первым — тянусь к нему и целую, осторожно, еще не зная, как он отреагирует, ощущаю привкус алкоголя, кофе и ванили, и боюсь, что он сейчас посмеется над моей неумелостью и телячьими нежностями. Но нет, он отвечает, я даже не замечаю, когда он успел отставить на столик свой бокал и вытащить мой из судорожно сжатых пальцев. Но вот он уже обхватывает ладонями мое лицо, его язык скользит по моим губам, словно он хочет для начала распробовать меня. И аккуратно снимает с меня очки.

— И откуда же ты взялся, чудо зеленоглазое? — он смеется, а в следующий момент его язык уже сплетается с моим и щекочет мне нёбо. И я позволяю, впускаю, поддаваясь его нежному натиску, чувствую, как рубашка холодит набухшие соски, не понимаю, как он ухитрился расстегнуть верхние пуговицы, так что легкая ткань сползает вниз, открывая мои плечи. Его губы подобны крыльям ночного мотылька — мягкие и в то же время бархатные, он покрывает поцелуями мою шею, плечи — неспешно, будто у нас впереди не одна ночь, а целая вечность.

Господи, я едва могу дышать: да ни одна девчонка и вполовину не была так нежна со мной, как этот совсем чужой человек. Он обхватывает мои плечи, и его ладони... такие теплые, они без всяких слов уговаривают меня не бояться, поддаться... Он легко сжимает пальцами мой левый сосок, проводит по нему языком снизу вверх — и я едва не вскрикиваю, а россыпь жгучих искр устремляется в пах, как горячий ручеек.

— Нравится? — чуть слышно спрашивает он, но, кажется, не ожидает ответа.

Я пытаюсь сам погладить и второй крошечный бугорок, но он перехватывает мое запястье, предпочитая ласкать меня сам. Разве столько нежности можно подарить совершенно незнакомому парню? Я не понимаю, я... И уж точно не вспомню, как оказываюсь сидящим верхом у него на бедрах — в расстегнутых брюках, напрочь забывший, что еще пару минут назад на мне были рубашка и даже галстук. Он водит пальцами по моим губам, безотрывно смотрит мне в глаза, вновь целует, а потом выдыхает, обхватив меня за поясницу:

— В спальню пойдем.

Я не понимаю, чем плохо здесь, подозреваю, что вообще уже никуда не дойду.

— Нам близко, всего пара шагов, — ободряет меня мой соблазнитель, я предпринимаю попытку хоть как-то натянуть болтающиеся на бедрах брюки и, наплевав на молнию, плетусь за ним.

В коридоре он все же не выдерживает, прижимает меня к стене, стискивая ладонями ягодицы. И черт с ними, с брюками — до кровати я добираюсь, уже попрощавшись с ними. Почему я не боюсь сейчас? Я знаю, любой записной гей страшится первого раза — а вот мне совсем не страшно. Покрывало летит куда-то на пол, описав в воздухе причудливую дугу, на миг моя щека касается подушки, и я как никогда явственно ощущаю прохладу свежего белья и раскаленный жар собственной кожи.

Он наваливается сверху, подхватывая меня ладонями под лопатки, его член вдавливается мне в живот, но я прижимаюсь еще теснее.

— Гарри, — хрипло шепчет он, — если хочешь... мы можем этим ограничиться. Тебе... тоже понравится.

Но я только отрицательно мотаю головой, потому что не надо меня жалеть. И потому что я хочу его. Черт, а он догадался, что я гребаный девственник...

— Точно? Гарри! — он требовательно переспрашивает, видимо, желая получить однозначный ответ.

— Я хочу тебя! — и, сказав это, я крепко зажмуриваюсь от собственной смелости и наглости.

— Какой храбрый мальчик...

Его голос змеится по моей коже атласной лентой, сладким медом льется в уши. Колдовство... в его голосе, во взгляде, в прикосновениях чутких рук... У меня кружится голова от аромата его тела, а он зарывается носом мне в волосы, приникает к ямке между ключицами, а губы... будто собирают с моей кожи сладкий нектар. Грудь, ребра, живот, ниже, ниже... Он покрывает меня россыпью легких нежных поцелуев, и мне уже кажется, что я оторвался от земли и парю высоко в небе на белых перинах облаков.

Я все-таки вздрагиваю, когда слышу, как он открывает баночку с кремом, как рвется упаковка презерватива, но сам упираюсь пятками в матрас, разводя колени — сам захотел, сам и получу.

— Готовитесь принять муки ада, мистер Поттер? От этого не умирают.

И от этого действительно не умирают, не знаю, как другие, но вот отдельно взятый мистер Поттер точно нет. Потому что его продолжают целовать, а пальцы искусителя так идеально правильно движутся по его члену, что... в общем, я в большей степени ощущаю, что крем скользкий и его очень много, а вот что больно... так, совсем чуть-чуть. Конечно, пока это всего лишь пальцы...

— На бок повернись, — шепчет он и сгибает мою левую ногу в колене, а потом входит — очень медленно, плавными осторожными толчками, словно покачивая меня. Удерживает меня поперек груди, замирает. — Все хорошо?

Хорошо? Я чувствую его сейчас всем телом: и каждой клеточкой кожи, и там, внутри меня. Я будто сливаюсь, сплавляюсь с ним — мы двигаемся, мы дышим как одно целое. И у нас на двоих — одно сердце. Впервые в своей жизни я вдруг ощущаю, что тот, кто сейчас со мной, во мне, наслаждается каждым мгновением нашего слияния — запахом моей разгоряченной кожи, трепетом неискушенного тела, смешанным со стонами дыханием. Берет меня, обладает мной — и отдает себя взамен.

Разъединенность, становящаяся соединением, боль, оборачивающаяся блаженством... не знаю, отчего меня так накрывает. Сначала подступает первая волна: она легкая, искрящаяся, веселая, с солнечными барашками пены, она несет радость и освобождение. А вторая приходит словно из глубины — темная, мощная, она сотрясает мое тело, омывая меня всего изнутри. И я кричу, бьюсь, ища выхода этому дьявольскому наслаждению. Я словно стал эпицентром землетрясения — что же тут удивляться, что от меня ничего не осталось?

У меня нет сил даже пошевелиться, я только чувствую, как мой любовник протирает мне живот влажной салфеткой, а потом ложится рядом, берет мою руку в свою и медленно водит пальцами по моей открытой ладони, словно рисует круг. Как в детской игре... И я засыпаю.

* * *

Когда я открываю глаза, в комнате уже совсем светло, постель рядом со мной пуста — что ж, таковы правила этой нехитрой игры. Ты знакомишься невесть с кем, проводишь с ним самую потрясающую ночь в твоей жизни. Но вот чары спадают, наступает следующий день, у всех свои планы, и мистеру Снейпу нет больше дела до мистера Поттера. Случайный любовник, хороший секс... мы даже почти не разговаривали. Зачем знать что-то о другом, если приключение рассчитано всего на несколько часов?

На ручке шкафа болтается вешалка с моими вещами — он позаботился, чтобы поутру я не бегал в одних трусах по квартире, стыдливо разыскивая свои брошенные где попало вещи. Одеться, попрощаться, попросить, чтобы он открыл мне дверь, спуститься вниз и вызвать такси. Выкурить сигарету, выдохнуть дым — чтобы быстрее забылось. Никогда прежде в моей жизни не случалось подобного. И я уверен — не будет и впредь.

Я выхожу в коридор, похоже, выбираю неправильное направление, потому что впереди еще одна ванная и комната, по обстановке которой я определяю, что это его кабинет — а вот мистера Снейпа здесь нет. Но с другой стороны, оттуда, где гостиная, до меня доносятся какие-то звуки, как будто кто-то хлопает дверцами шкафов, передвигает что-то, насвистывая себе под нос и... напевает? И я, стараясь ступать как можно тише, крадусь на кухню, чтобы тут же застыть в дверях при виде совершенно невероятной картины.

Мой вчерашний любовник, в джинсах и черной футболке, достает с полочек какие-то банки, открывает их, принюхиваясь к содержимому, отставляет, тянется к следующей. А на столе... две маленьких кофейных чашки, открытая упаковка с тостами, баночка джема. И он действительно напевает, мне даже удается разобрать слова: Ведь гулякам очень сладко мотылька поймать украдкой... И тут же принимается свистеть, получается у него неважно, так что вскоре я слышу и продолжение незатейливой песенки, с трудом узнавая в ней куплеты из вчерашней оперы — их как раз пел страж сераля, отгоняя назойливого Бельмонте: Лунной ночью спать опасно, глаз с подруги не спускай! Ведь молодчик не зевает, птичку манит, приручает, — честь и верность, — все прощай! "

— Ну что, мотылек, проснулся? — он поднимает на меня глаза и не прячет улыбку. И до меня только что доходит, что этот стол к завтраку накрыт для нас двоих — для меня и для него. Мне кажется, я сейчас расплачусь, хотя не делал этого, наверное, лет с десяти. Или я обманываюсь, и он просто из вежливости предложит мне позавтракать, после чего уже снаряжаться в путь?

— Северус, ты считаешь меня авантюристом, да?

— Авантюристом? Тебя? — он подходит ближе, проводит ладонью по моей небритой щеке. — Тогда уж и себя заодно. Давай, снимай свои шмотки, их все равно надо гладить, а рубашку лучше и постирать. Дуй в душ и будем завтракать.

— Северус! Ты ничего обо мне не знаешь! Может быть, я жулик какой-нибудь, втираюсь в доверие к богатым мужикам вроде тебя...

— Ну отчего же не знаю, мистер Поттер? Вы у нас — восходящая звезда рекламного бизнеса, молодой талант, лучший сотрудник агентства... как там его... в общем, того, которое запороло мне макет и клятвенно обещало вернуть деньги на следующей неделе. И вашу фотографию, мистер Поттер, может лицезреть любой посетитель вашего офиса.

— Ты... — я положительно чего-то не понимаю, поэтому мелю какую-то чушь про фотографии. — Это все Оливер, то есть наш новый директор, мистер Вуд, и его дурацкие идеи про мотивацию сотрудников. Постой, ты что, видел меня в агентстве?

— Да, мистер Поттер, трижды. Второй раз специально притащился ради ваших прекрасных глаз, хотя было уже ясно, что от Финнигана, взявшегося за мой заказ, толку не добьешься.

— И ты... — его пальцы ласково скользят по моим скулам, подбородку, шее... — Но я-то почему тебя не видел? Я бы сразу запомнил.

Черт, выходит, это он приходил в среду к Лаванде и слышал, как Луна отказалась идти со мной в театр. Она назвала день и орала на весь коридор...

— У тебя не очень хорошее зрение, Гарри. Я уже не раз убеждался, что близорукие подчас не замечают, что творится вокруг, похоже, подсознательно уверены, что им все равно ничего не рассмотреть.

— Точно... — в этом мне трудно с ним не согласиться. — Так ты не случайно оказался вчера в театре?

Он отрицательно качает головой.

— Совпадения — прекрасная вещь, мистер Поттер. Но я не склонен отдавать все на волю случая.

И я удаляюсь в ванную, счастливо улыбаясь, потому что в это утро мне больше всего на свете хочется остаться здесь. С ним. Навсегда. И слышу, как он беззаботно напевает мне вслед: " Бродить у сада, сломать решетку, сманить красотку... "

* * *

Я и вправду остаюсь с ним — и в тот день, и в понедельник. Просто звоню в офис и предупреждаю, что сегодня хотел бы поработать дома. А вместо этого еду с Северусом к Люпину — он не вписался в " молодую и динамичную команду", которую вознамерился сколотить в нашем агентстве Оливер Вуд, поэтому теперь перебивается на вольных хлебах. И Ремус за вполне умеренную плату берется сделать и вразумительную рекламу, и обновить сайт компании — у Северуса с компаньоном небольшая фирма, они производят какое-то мудреное оборудование для химической и фармацевтической промышленности. Вибрационные сита, разделительные установки — Северус смеется, уверяя, что у меня уши завянут, если он станет рассказывать подробности. Но мне интересно все, о чем он говорит, а ему... кажется, он никогда не устанет слушать незамысловатые истории о моей жизни, которые мне до сих пор некому было поведать.

А через месяц он объявляет, что не намерен больше спать без меня ни единой ночи, и вообще... он даже смущается, когда сам говорит мне про " навсегда".

... Та опера... я порой вспоминаю о ней. Конечно, это была славная сказка. Но в ней для меня заключена какая-то своя правда: есть некое место, назови его гаремом или еще как-нибудь, неважно, где тебе плохо, где ты томишься без всякой надежды на перемену своей участи. Но однажды ночью появляется кто-то с приставной лестницей, крадется по затихшему саду, чтобы похитить тебя, нет, дурацкое слово, чтобы вызволить тебя — и привести туда, где тебе хорошо. Когда я говорю об этом Северусу, он смеется и называет меня философом. И такси не похоже на спасительный корабль, а уж чужая спальня — точно не небеса обетованные.

Все, что случилось с нами, он, рационалист до мозга костей, предпочитает называть колдовством. А колдовство, Гарри...

— Колдовство, Гарри, это такая вещь... Колдовству, как известно, стоит только начаться, а там уж его ничем не остановишь.

И я не буду с ним спорить.

Глава опубликована: 06. 03. 2018

КОНЕЦ

⇐ Предыдущая 1 23