Шестая карета 2 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 14Следующая ⇒

— Он всегда приезжает, не может этого пропустить. Он ведь одевает половину дам.

— А месье Рауль? Он обычно бывает?

Она на секунду притихла, взглянула на меня.

— Не был много лет, но на этот раз его ждут.

Я ничего не ответила, принялась собирать свои булавки. Она подошла ко мне.

— А может попробуете надеть, мисс? Я сама подберу.

— Да я уже все.

— Не может этого быть. Мы их будем находить много недель. Ну давайте, мисс. Я хочу посмотреть какая вы, и в серебряных туфлях. Кошмар, что здесь нет нормального зеркала.

— Я сказала мадам, что шью платье, и она разрешила посмотреть в зеркало в ее комнате. Действительно, одену и посмотрю. Вдруг завтра времени не будет.

— А можно я вам завтра помогу одеваться?

— Спасибо, но у тебя же так много дел! И я вообще-то могу сама справиться. Не привыкла к роскоши.

— Очень хочется.

— Тогда большое спасибо. Я очень рада.

Она помогла мне надеть платье и так искренне мной любовалась, что я сказала:

— Берта, а хочешь тоже надеть его на свой бал во вторник? У тебя, конечно, есть другое, но если хочешь…

— Я? Но я не могу… Я могу?

— А почему нет. Оно, в конце концов, на тебе и сшито. Мне будет очень приятно. Думаю, никто его не узнает.

— Это точно. Завтра здесь будут наемные официанты, а Бер… А слуг не будет. Нет, если правда…

— Значит, договорились. Теперь пойду смотреть в зеркало, пока мадам не поднялась наверх. Спасибо, Берта, спокойной ночи.

Я прошла через маленькую гостиную, в которой мадам сидела по утрам, в спальню и оставила дверь открытой. Красивая комната, мягкий свет, кружева, серебро, хрусталь… Огромное венецианское зеркало на двери ванной удерживала целая толпа херувимов. Я встала перед ним, серебряные нитки блестели в белом облаке юбки. Теперь у Золушки исчезла причина не ходить на бал. А в полночь? Что за глупые мысли! Кто-то появился у двери гостиной. Наверное, Берта решила принести мне туфли.

— Входи, я здесь.

Быстрые шаги. Голос Рауля:

— Элоиза, ты меня звала? — Увидел меня и замер в дверях. — Привет!

Немножко запыхался, будто спешил. Я открыла рот, чтобы ответить, и опять закрыла. Выглядела я, должно быть, как школьница, пойманная на мелком хулиганстве. Я явно покраснела. Потом я подобрала юбку и направилась к двери, которую он заблокировал. Не уступил дороги. Прислонился к косяку, будто решил устроиться там на весь вечер. Я еще два раза шагнула и остановилась.

— Не убегай. Дай на тебя посмотреть.

— Я должна. Имею в виду. Лучше…

— Что, действительно хочешь убежать?

— Нет. Рауль!

Он обнял меня и целовал с такой силой, что это было одновременно ужасно и лучше, чем в самых сокровенных снах. В конце концов я его отпихнула двумя руками и спросила:

— Но Рауль, почему?

— Что почему?

— Ты мог выбрать кого угодно. Почему я?

— Не знаешь? — Он повернул меня лицом к зеркалу, его сердце громко билось у моего плеча. Мы встретились в зеркале глазами. — Не надо скромничать, ma belle. Вот почему.

Мы смотрели друг на друга, он собирался что-то сказать, как вдруг сзади раздался какой-то звук. Он резко повернул голову, и на мгновение его пальцы крепче сжали мои плечи. Потом он отпустил меня и сказал холодно:

— А, Элоиза. Я искал тебя, думал, что ты хочешь меня видеть.

Я дернулась и развернулась, жар прилил к щекам и отхлынул, оставляя меня холодной и бледной. Нас было очень хорошо видно из гостиной. Элоиза де Валми и Альбертина стояли прямо около двери. Кто-то был еще и в коридоре, наверно один из гостей. Альбертина точно видела, как он меня обнимал, у нее было такое выражение лица… Я сказала:

— Мадам, я смотрела в ваше зеркало, вы разрешили…

Она смотрела спокойно, без улыбки, но и без неудовольствия.

— Конечно. Вот это платье вы сшили? Оно очень хорошенькое. Вы, должно быть, опытная портниха. Может, когда-нибудь, вы поработаете и для меня.

Значит видела. Я опять покраснела.

— С удовольствием, мадам. Спокойной ночи, мадам. Спокойной ночи, месье.

На следующий день я все время была с Филиппом. Во всем доме только его не коснулось общее возбуждение, он наоборот грустил, в ожидании пасхального одиночества. Мадам я не видела. Альбертина принесла мне от нее записку с просьбой направить нашу дневную прогулку в деревню и сделать некоторые покупки, так как никто из слуг (интересно, ей хотелось написать «других слуг»? ) не мог быть оторван от дел. Я вежливо согласилась и по дороге упрекала себя. Вряд ли меня хотели таким способом поставить на место. Но, может быть, я была и права. Когда мы стояли у аптеки, мимо прошла якобы очень занятая Альбертина, и с гнусным злобным выражением, ничего не объясняя, отправилась дальше по своим делам.

Мне показалось, что и аптекарь смотрит неприязненно. Домоправительница кюре поздоровалась очень холодно, если бы успела, явно бы перешла на другую сторону улицы. Филиппа она приветствовала с ярко выраженной жалостью. Официантка в кафе была напряженной и, поглядывая на Филиппа, спросила:

— А когда вы уезжаете, мадмуазель?

Я мрачно ответила:

— Мы не уедем в Тонон еще месяца три, дядя Филиппа не вернется до того времени, знаете ли.

Все ясно. Новости и слухи распространились по всей деревне. До того времени я не понимала, как трудно быть Золушкой.

После чая я пошла искать миссис Седдон, чтобы поговорить о слухах. Но мне сказали, что она ужасно устала, легла в кровать и ни с кем не может общаться. Поэтому я пребывала с ребенком и думала о неминуемом увольнении. Когда Берта пришла кормить Филиппа ужином, мои нервы были уже на пределе и я не знала, как спущусь вниз. Мальчик вдруг с ревом отказался ложиться в кровать, если только я не соглашусь подняться к нему «в середине ночи» и отвести посмотреть на танцы с галереи. Я пообещала, и он довольно тихо удалился с Бертой.

Собираясь на первый бал, положено быть счастливой… Я отправилась мыться, трясущимися пальцами разворачивала мыло. Никакого экстаза. Когда я сидела у зеркала и расчесывала волосы, еще не одетая, раздался стук в дверь. Берта. Она вручила мне коробочку, не глядя в глаза, сказала немного формальным тоном, как и все в тот вечер:

— Это вам.

Легкая, плоская коробочка, сверху целлофан. Молочно-белые фиалки в темно-зеленых листьях. Внутри визитная карточка, сразу видно букву R. Я закончила одеваться в полной тишине, приколола фиалки, сказала:

— Спасибо, Берта, — и пошла навстречу музыке и смеху.

Бал был в полном разгаре и, к счастью, хозяева уже перестали встречать гостей. Подножие уставленной цветами огромной лестницы опустело. Холл заполняла сверкающая шуршащая масса людей. Я постояла на галерее, не имея ни малейшего желания появляться на впечатляюще пустых ступенях. Мимо прошли три щебечущие молодые женщины из какой-то комнаты в конце коридора, я укрылась за их спинами и незаметно спустилась. Проскользнула в бальный зал, нашла угол, укрытый кустом азалий и тихо спряталась, чтобы наблюдать за танцующими.

Я не видела кресла Леона де Валми, но прекрасная Элоиза танцевала с пожилым бородатым мужчиной. Флоримон беседовал у окна со страшной голубоволосой старухой, выражая лицом и телом, что она самая интересная и интеллигентная женщина в этом обществе. А может, она такой и была, но уверена, он выглядел бы точно также, будь она наимрачнейшей в мире ведьмой. Рауль танцевал с нежной блондинкой в черном, она к нему прижималась, строила глазки через длинные ресницы, а он улыбался. Прекрасная пара. А если бы он танцевал со мной, какие начались бы разговоры…

Музыка затихла, люди разбрелись в стороны. Меня спрятала толпа. Рядом журчала вода, в аквариуме плавали золотые и серебряные рыбы. Снова музыка. На этот раз он с пожилой дамой в голубом платье и роскошных бриллиантах. Потом с черной хищной женщиной с умным голодным лицом и жадными руками. Опять красивая блондинка. Затянутая в корсет дамочка в черном с изумрудами. Седая женщина с добрым лицом. Опять блондинка. Рыбы ритмично махали плавниками. Лепесток азалии упал на воду, Я вспомнила про Филиппа, встала, подобрала юбку.

Рядом раздалось:

— Мадмуазель.

Я вздрогнула и уронила сумку почти в аквариум, Флоримон подал ее мне.

— Извините, что напугал. Не убегайте, мадмуазель. Я не танцую, уболтался до столбняка. Раз я сумел вас поймать, может, возобновим флирт? Этим я могу заниматься в любое время без усилий.

— И одновременно тихонечко курить? Договорились, я буду вашим местом для курения.

— Симпатичная женщина, — сказал он, нисколько не смущенный, — дороже рубинов. Очень красивое платье.

— Спасибо, маэстро.

— Я серьезно. Но вы спрятались, я высматривал вас, но не видел, как вы танцуете.

— Никого не знаю.

— И Элоиза не представила молодых людей?

— Я ее не видела, поздно спустилась.

— А где Рауль? Он знает всех. Может, он…

— Нет, пожалуйста! Я ухожу. Обещала Филиппу подняться и, пожалуйста, не беспокойте месье Рауля!

— И не спуститесь опять? Поэтому вы так поздно спустились и спрятались среди цветов?

— Что вы имеете в виду? — Он смотрел на фиалки и молчал. Моя рука нелепо дернулась, чтобы спрятать цветы. — Как вы догадались? — Я потрогала пальцем лепесток. — Поэтому?

— Дорогая, неужели вы еще не поняли, что каждое дыхание Валми — важная новость в долине?

— Постепенно узнаю.

— Вы очень молоды.

— Двадцать три.

— Если соберетесь покинуть Валми, куда вы пойдете?

Я смотрела на него. И этот тоже. Драконьи зубы скандала выглядывают отовсюду. Всем есть дело до моих отношений с Раулем. Сама я о них не думала. Я его любила, он меня поцеловал, я ужасно хотела его видеть. Вот и все. Флоримон продолжал:

— У вас есть друзья во Франции или вы тут совсем одна?

— Никого не знаю во Франции, но я не одна. Вы очень добры, я это ценю. Но будем откровенными, раз уж зашли так далеко. Вы обеспокоены по моему поводу, потому что известно, что я целовалась с Раулем, и меня уволят. Так?

— Не совсем. Потому что ты в него влюбилась. А ты слишком молодая, и тебе некуда убежать. Ты одна.

— Нет, не одна. А что если я убегу к Раулю? Мы же откровенны. Что это совсем невозможно, чтобы он был ко мне неравнодушен?

— Дорогая… Ты и Рауль? Нет, нет и нет.

Я помолчала и спросила:

— А насколько хорошо вы его знаете?

— Достаточно. Не интимно, возможно, но… — Он не смотрел мне в глаза, вдруг схватился большой рукой за воротник, неожиданно выругался и начал закапывать сигарету под азалию.

Я слишком разозлилась, чтобы дать ему уйти от ответа.

— А раз вы не знаете его уж совсем хорошо, возможно объясните, что имели в виду?

— Дорогая, не могу. Не должен был этого говорить. Я уже совершил непростительное. Не должен продолжать.

— Потому что вы здесь в гостях?

— Да, и по другим причинам.

Наши глаза встретились, но я еще не успокоилась.

— Раз мы решили говорить загадками, почему вы решили, что от тигра тигр и рождается?

— Мадмуазель…

— Хорошо. Оставим эту тему. Вы меня предупредили, облегчили сознание и очень добры, что доставили себе такое беспокойство. Может, теперь просто подождем и посмотрим, что из этого получится?

Он глубоко вздохнул.

— Я не прав. Не такая уж вы и молодая. — Он дружески улыбнулся, доставая новую сигарету. — Я свое сказал, и вы очень мило это восприняли. По крайней мере знайте, что когда соберетесь убегать, один человек во Франции у вас для этого есть. А теперь оставим это. Может, возобновим флирт. Не помните, на чем мы остановились? Или лучше быстренько сыграем в шахматы?

— Это будет очень быстренько. По сравнению со мной, Филипп — мастер. Победите за три минуты.

— Очень жаль. Нет ничего лучше хорошей смеси табака и шахмат, чтобы выкинуть из головы советы трясущегося старого дурака, которому пора бы и поумнеть. Прости, ребенок. Не мог удержаться, хотя и опоздал с советом.

Я улыбнулась.

— Хоть сейчас и не подходящая стадия нашего флирта, чтобы это говорить, но вы очень хороший. Но да. Слишком поздно.

Раздался голос Рауля:

— Вот ты где! Карло, какого дьявола ты решил прятать ее в этом углу? Черт побери, я тем временем все двери просмотрел. Не думал, что она считает вас и золотых рыбок такой приятной компанией. Что вы, кстати, обсуждали? Что поздно?

— Ну, во-первых, ты появился. А теперь веди ее танцевать и вымаливай прощение.

— Так и сделаю. Линда, пошли.

Озабоченный взгляд Флоримона провожал меня, а потом нас охватила музыка.

Рауль сказал мне на ухо:

— Век прошел. Ты там долго была?

— Не очень.

— Что так поздно?

— Боялась.

— Почему? А, Элоиза…

— Она нас видела, ты знаешь.

— Да. Тебе это важно?

— Конечно.

— Учись не обращать внимания.

Сердце билось у меня в горле.

— Как?

Но он засмеялся, не ответил, закружил меня под музыку, замелькали колонны, группа людей, кресло на колесах… Леон де Валми смотрел на нас, тень в центре калейдоскопа, паук в яркой паутине… Я тряхнула глупой головой. Ну его, не боюсь, или боюсь? Когда танец развернул меня к нему лицом, я безмятежно улыбнулась, он растерялся, а потом улыбнулся в ответ. Похоже, его безумно развеселила какая-то неизвестная мне шутка, крайне неприятная. Я сказала:

— Рауль!

— Да?

— Нет, ничего.

— Просто Рауль?

— Да.

Он мягко улыбнулся, и мне показалось, что понял.

Танец закончился у одного из окон. Рауль не выразил ни малейшего желания от меня уйти, стоял рядом и ждал. Он не обращал внимания на толпу, хотя на нас активно смотрели. Я пыталась найти мадам де Валми, но ее не было видно. Музыка заиграла, Рауль повернулся ко мне. Я сказала:

— Слушай, совсем не обязательно мной заниматься, я…

— Ну ты и кретинка.

Я забыла Элоизу, Леона, засмеялась, сказала:

— Я больше не буду, месье, — и полетела танцевать.

— Я сегодня выполнил все обязанности, танцевал со всеми вдовами… Хорошо, что не нашел тебя раньше, а то не был бы таким старательным.

В открытые окна заглядывала нежная ночь.

Мы танцевали около окна, вдруг мы оказались не в бальном зале, а на балконе. Музыка, пасхальная луна, танцующие тени в темном саду… Мы молча продолжали танцевать, остановились, обнялись… Когда я смогла говорить, я сказала:

— Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя.

И после этого очень долго беседовать не было никакой возможности.

А потом заговорил он:

— Ну а ты собираешься это спросить?

— Что?

— Что всегда спрашивают женщины. Люблю ли я тебя.

— Меня устроит все, что ты можешь дать.

— Не надо скромничать и унижаться.

— Ничего не могу поделать. Я так себя с тобой чувствую.

— Бог мой! Линда! Слушай!

— Слушаю.

— Эта любовь. Я не знаю. Это честно.

Что-то шевельнулось во мне, абсурдно похожее на жалость.

— Не надо, это не важно.

— Важно. Ты должна знать. Были другие женщины. Много. Но это другое. — Он засмеялся. — Я сказал бы это в любом случае, да? Но я не вру. Линда! Чертовски странное имя для француженки. Я хочу тебя. Ты мне нужна. Если это называется любовь…

— Все в порядке. Правда.

Тишина. Он отпустил меня и вдруг спросил обычным голосом:

— О чем вы говорили с Карло?

— Почти не помню. О платье. О моем платье.

— Давай, признавайся. Обо мне?

— Откуда ты знаешь?

— Ясновидение.

— Убийство! Не говори, что это у тебя тоже есть. Твой папа — колдун, знаешь?

— Тогда назовем это хорошим слухом. Карло предупреждал, что мои намерения наверняка бесчестны?

— Конечно.

— Правда?

— Более-менее. Он это делал намеками и из наилучших побуждений.

— Это уж наверняка. А что он говорил?

Я процитировала:

— Ты и Рауль — нет, нет и нет. Не сердись на него, я его обожаю.

— Не сержусь. Не про намерения… Я говорил, как я к тебе отношусь, а ты любишь меня?

— Да, да и да.

— Три раза? Ты великодушна.

— Чтобы уравновесить слова Карло. А потом в Англии есть примета: что сказано три раза — правда.

— Значит рискнешь выйти за меня замуж?

Я задрожала, сказала хрипло:

— Но твой отец…

Его руки так резко двинулись, что мне стало больно.

— Отец? Он-то тут при чем?

— Он рассердится. Выгонит тебя из Бельвинь. Или…

— Ну и что? Я ни к чему не прикован. Боишься повредить моему положению и перспективам? Господи, вот это неплохо!

— Но ты любишь то поместье, ты говорил, и миссис Седдон…

— Она тоже обо мне не молчала, да?

— Как все.

— Тогда они тебе говорили, что я там буду только до тех пор, пока Филипп не получит Валми?

— Да.

— Ну и как, на твою трижды правдивую любовь не влияет такое беспросветное будущее?

— Я же сказала, что на все согласна.

— Значит, выйдешь за меня замуж?

— Да.

— Несмотря на предупреждения и отсутствие перспектив?

— Да.

Он засмеялся.

— Можешь об этом не беспокоиться. Честными или нечестными способами, но перспективы у меня будут.

— Искатель приключений, вот ты кто.

— А ты?

— Наверное, тоже.

— Знаю. Встретились алмаз с бриллиантом. Поцелуемся и перестанем торговаться.

Когда он меня отпустил, я спросила:

— Мы должны им сказать?

— Конечно. Почему нет? Я бы с удовольствием прокричал об этом с крыши. Но если хочешь, подождем до завтра.

— Да, пожалуйста.

— Так боишься моего отца?

— Да.

— Не стоит. Я сам могу им сказать, а ты спрячешься, пока все не закончится.

— Они так разозлятся.

— Разозлятся? Ты себя недооцениваешь, дорогая.

— Ты не понимаешь. Меня должны были уволить, сказали бы про это завтра. Поэтому я и не шла танцевать.

— Но почему. В чем преступление?

— В тебе.

— В смысле потому, что Элоиза увидела, что я тебя целую? Тебя должны были уволить за это? Чушь!

— Правда. То есть я так думаю. Она так со мной разговаривала, и все на меня смотрели…

— Это не важно. Теперь не нужно беспокоиться. И ты наверняка не права. Она бы даже не разрешила тебе уйти.

— Я тоже так думала. Мне казалось, что это странно, из-за Филиппа.

— Филиппа?

— Да. Не то, чтобы я для него сделала что-то необыкновенное, просто не потеряла головы, но все-таки я спасла его, когда он упал с балкона, а твой отец сказал…

— О чем ты говоришь?

— А ты не знал? — Я удивилась и рассказала ему про наши приключения. — И твой отец тогда понял, что ты меня поцеловал, а никаких разговоров про мое увольнение не было. А теперь есть.

Он опять засмеялся.

— Ну теперь мы им дали для этого еще более основательные причины, не находишь? Успокойся. Сейчас, скорее всего, все на балу знают, что ты ушла со мной, и бурно обсуждают, зачем и почему.

— Ничего они не обсуждают, им все ясно. А мне завтра смотреть им в глаза.

— Вместе со мной. А пока давай забудем о завтрашних проблемах и отметим это событие. Выпьем шампанского.

— И поедим, — сказала я.

— Бедное дитя! Ты не ела?

— Ни кусочка. Сидела в углу, а ты танцевал, пил и наслаждался собой.

— И очень глупо. Стоило тебе вылезти, тебя бы окружила масса партнеров, только и мечтающих потанцевать с тобой, напоить и понаслаждаться. Пошли к пище.

Огромный зал был заполнен питающимися и пьющими людьми. Мы не останавливаясь прошли через толпу, приблизились к огромному столу и тут я вспомнила и потрогала его за рукав.

— Рауль. Я обещала подняться к Филиппу в середине бала. Я должна идти.

— К Филиппу? Ради бога, зачем?

— Думаю, он чувствовал себя брошенным. В любом случае я обещала и не могу его разочаровать.

— Ты ухаживаешь за ним лучше, чем тебе по штату положено, да?

— Я так не думаю. Надо уходить, вдруг он не спит и думает, что я забыла.

— Мне показалось, что ты голодная.

— Это чистая правда. — Я посмотрела на стол. Розовые крабы выглядывают из-под зеленой петрушки… — В жизни не была на балу и не видела такого стола. Но слово есть слово.

— Всегда сдерживаешь обещания?

— Всегда.

— Я это запомню.

— Они имеют силу, только если я выполню свое обещание Филиппу. Оно было дано раньше.

— Но я тоже пойду и не собираюсь дать тебе упасть в голодный обморок там наверху. Давай нарушим еще несколько правил и возьмем с собой еду. Тогда Филипп получит удовольствие, а мы отметим, как хотели.

— Ой, Рауль, здорово! Давай!

— Прекрасно. Что тебе нравится?

— Все.

— Иди к Филиппу, а я все соберу и поднимусь за тобой.

— Договорились.

Я двигалась сквозь толпу и больше всего боялась встретить Леона де Валми. Я выскочила из зала и побежала по черной лестнице, которой мы обычно с Филиппом пользовались. Но беспокоиться не стоило. Лестница выходит в коридор почти напротив комнаты мадам де Валми. Когда я была на верхней ступеньке, у меня расстегнулась и соскочила туфля. Я остановилась, чтобы ее поднять, а когда выпрямилась, две женщины выходили из этой комнаты. Мое сердце чуть не остановилось, но ни одна из них не был Элоизой — две пожилые нетанцующие дамы, которые весь бал следили за Раулем и поднимали брови, сначала на блондинку, а потом на меня. Я представила, какие бы у них стали лица, узнай они, что у меня с Раулем свидание наверху, правда, под близким наблюдением Филиппа, и развеселилась. Туфля была моим алиби. Я вежливо их пропустила и проследовала в свои апартаменты переобуваться.

Где-то начали бить часы. Полночь. Я надеялась, что Филипп еще не спит и тихо шла по коридору. И тут я вдруг осознала, глядя на туфельку в своей руке. Полночь. Потерянный башмачок. Бал. Я даже нахмурилась. Чушь такая, даже можно разволноваться. Потом мне стало смешно.

— Где тут мои тыквы? — прошептала я жизнерадостно и положила руку на дверь Филиппа.

Филипп не спал. Когда я тихо вошла в комнату, он сидел в кровати в ночной рубашке и смотрел огромными глазами на дверь. Огонь, который давно должен был угаснуть, весело пылал. В незанавешенных окнах сиял лунный свет. Мальчик немедленно сказал:

— Как долго тебя не было.

— Как раз середина ночи. Полночь.

— Правда? Я не давал огню погаснуть, знал, что ты придешь.

— Конечно. И ты совсем не сонный.

— Чуть не заснул, не пил шоколад и присматривал за огнем. Может побудешь тут, раз правда пришла?

— Почему? Что-нибудь не так? — Он замотал головой, но выражение его глаз вовсе не отрицало моей догадки. — Ну говори!

— Кошмары.

— Бог мой, не знала. Ужас какой! Какие?

— Люди входят и трогают меня.

Как-то мне это очень не понравилось, меня даже прознобило.

— Ну это сны, не на самом деле. Правда я иногда прихожу.

— Нет, не ты. Я тебя не боюсь.

— Часто? — Он кивнул. — Ты просыпаешься? Тогда зови меня, я приду.

— Зову, но звуков не получается.

Я погладила маленькую холодную руку.

— Значит, спишь. Жуткое ощущение, но это только сон. Ну правда, это, может, я? Я всегда смотрю на тебя, когда собираюсь лечь. Ты спишь во всю. Даже храпишь.

— Спорим, нет.

— Спорим, да. Послушай, я тебя вылечу, граф де Валми. Раз ваша честь отказалась сойти поужинать на бал, не согласитесь ли вы получить ужин у себя?

— Но я ел!

— Давным давно. И я нет. Не согласишься ли принять меня и своего кузена Рауля на полуночную трапезу?

— Ой! Правда мой кузен Рауль?

Я кивнула.

— Он обещал принести еду. Вот и он.

Дверь тихо отворилась, и вошли Рауль, нагруженный бутылками, и официант с подносом. Рауль поднял аристократическую бутылку с золотой шеей и торжественно произнес:

— Bonsoir, monsieur le Comte. Поставьте, пожалуйста, поднос здесь. Спасибо. Надеюсь, вы сможете потом забрать посуду? По секрету, разумеется.

На лице официанта не дрогнул ни одним мускул.

— Конечно, сэр.

Что-то перешло из руки Рауля в его руку.

— Превосходно. Тогда все, спасибо.

— Благодарю вас, сэр, месье, мадам.

Мужчина отвесил поклон куда-то в середину между мной и кроватью, вышел и закрыл дверь.

— Это что ли правда полночная трапеза? — спросил Филипп, смущенно рассматривая кузена.

— Несомненно. — Рауль умело управлялся с красивой бутылкой. — Великолепный звук, да Филипп? Замечательный огонь. Тебе тепло, Линда?

— Да, спасибо.

Рауль наливал шампанское. Филипп, забыв сомнения, вылез из кровати.

— Это лимонад?

— Король лимонадов.

— Здорово шипучий. Выстрелил, как ружье.

— Это точно, но ты его пить не будешь. Я принес для тебя настоящего лимонада, вот.

— Да, это больше похоже. Мадмуазель, хотите моего?

— Выглядит замечательно, но не хочу обижать твоего кузена.

Рауль засмеялся, вручил мне бокал шампанского.

— А теперь тост. — Он поднял бокал, огонь камина сверкал в миллионе пузырьков. — Встань Филипп, стукни своим бокалом о мой… Теперь мисс Мартин… Так. Теперь давайте выпьем за то, чтобы мы всегда держали свое слово.

Филипп, немного озадаченный нашей странной игрой, отпил немного лимонада, посмотрел с Рауля на меня, потом на поднос на маленьком столике перед огнем.

— Когда начнем?

— Сию минуту, — сказала я твердо и села.

Даже и без короля лимонадов это был бы прекрасный ужин. Обстановка сказочно нелепая, а еда еще лучше, Мы с Филиппом поглотили огромное количество деликатесов, которые щедрая рука Рауля разместила на подносе. Он честно попытался принести все. Спаржа, крабы, грибы, цыпленок, омар, миндаль, клубника, груши, виноград… Мы ели, восклицали, шептали, а Рауль стоял у огня, курил, пил шампанское и смотрел на нас, будто мы ровесники, а он — наш добрый дядюшка.

В конце концов прекрасный ужин закончился. Я сказала:

— Филипп, если у тебя и сегодня будут кошмары, знай, что ты их честно заработал. Но он уже заснул, положил голову на мою коленку, закрыл длинные ресницы и дышал ровно и спокойно.

— Лучше положить его в кровать, — сказал очень большой Рауль. — У него бывают кошмары?

— Говорит. Люди приходят и смотрят на него. Страшновато.

Мой любимый посмотрел на меня, но мне показалось, что он меня не видит.

— Это точно.

Мы сидели почти в полной темноте, огонь догорал. В окна светила луна. Рауль взял ребенка на руки и понес легко, будто он ничего не весил. Вдруг под его ногами метнулась тень, раздался резкий голос Элоизы:

— Рауль! Что ты здесь делаешь? Что случилось?

Я не видела ее лица, только силуэт, руку, как птичья лапа сжимающую занавеску. Другая рука прижалась к сердцу.

Он сказал медленно, глядя на нее:

— Ничего. А что должно было случиться?

Она спросила хрипло:

— Что с Филиппом?

— Ничего. Он спит.

Я решила, что хватит прятаться, и встала. Увидев мое белое платье, она взвизгнула, Рауль произнес:

— Спокойно. Ты его разбудишь.

Я вышла на свет.

— Извините, что напугала вас, мадам

— Вы здесь? Что происходит? Что случилось?

Рауль улыбнулся ей.

— Соображали на троих. Филиппу было скучно и одиноко среди всеобщих развлечений, и мы с мисс Мартин решили его в них включить, вот и все. Он заснул. Линда, помоги мне его положить.

— Значит, я правда слышала голоса. Мне показалось, что кто-то говорит, я подумала… — Она посмотрела на поднос. — Вы ели?

Рауль подтянул одеяло мальчику под подбородок и расправил со всех сторон.

— Разумеется. Может он и помучится немного от бутербродов с омарами, но согласится, что они того стоили. — Он посмотрел на меня. — Давай опять отведу тебя вниз.

Он выглядел уверено и весело, но я нервничала, смотрела на мадам де Валми.

— Вы меня искали?

— Я? Нет. Захотела посмотреть, спит ли Филипп.

— Вы… не сердитесь, что мы пришли сюда и принесли ужин?

— Вовсе нет.

Она не отводила глаз от Рауля.

Он повторил, довольно грубо:

— Давай отведу тебя вниз, — и подошел ко мне.

Вниз? Леон де Валми, месье Флоримон, лица гостей… Я помотала головой.

— Нет, спасибо. Уже поздно. Не хочу вниз, а пойду спать.

— Как хочешь. Элоиза?

Она склонила голову и пошла к двери, я пропустила ее вперед и сказала:

— Спокойной ночи, мадам. И спасибо… за бал. Я была очень счастлива.

Мадам де Валми остановилась, бледная, печальная и очень далекая.

— Спокойной ночи, мисс Мартин.

— Мадам…

Она повернулась и ушла, не оглядываясь. Ее платье шуршало в тишине, как бегущая вода.

Рауль стоял рядом со мной, я потрогала его за рукав.

— Оказывается правда? Ты понял? — Он не ответил, смотрел ей вслед. — Рауль, не говори им, я не выдержу, не сейчас, я просто не могу.

— Побеседуем об этом завтра.

— Пусть они меня выгонят. Я поеду в Париж, побуду там немножко, возможно, мы…

Он взял меня за плечи, повернул к себе.

— Дорогая, если не говорить Элоизе сегодня, лучше сейчас расстанемся. Не волнуйся, все будет хорошо. Ничего не скажу, пока мы это не обсудим. — Он наклонился и крепко поцеловал меня. — Спокойной ночи, m'amie. Приятных снов.

Дверь закрылась за ним и я услышала его быстрые шаги следом за Элоизой, будто он спешил.

На следующее утро Бернар принес в класс записку, написанную, казалось, в страшной спешке.

«Дорогая. Не могу остаться сегодня, как обещал. Должен вернуться в Париж, гнусное это слово „должен“. Прости и попробуй не беспокоиться. Вернусь утром во вторник, точно, и все обсудим. Элоиза ничего не сказала и (как обещал), я тоже молчал. Думаю не стоит так беспокоиться, m'amie, если бы у них что-то накипело, они наверняка заявили бы это мне, а не тебе. Поэтому до вторника притворяйся, если сможешь, что ничего не случилось. В любом случае, сомневаюсь, что ты много будешь видеть Элоизу. Она переутомилась и, по-моему, сегодня не встанет с кровати. Твой Р.. »

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒