|
|||
Посторонним – не беспокоить! ⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 2
Вторая табличка была серебряного цвета, и на ней печатными буквами было написано:
Артист Я. И. Иванов Добро пожаловать!
Такое странное соседство всегда раздражало. Однако, старому эстету всегда снимал напряжение приносимый кем-то поднос с ассорти из свежих фруктов и богатыми закусками. Гримеры выполняли всегда несколько его поручений: свою основную работу, кормление старика с подноса и выслушивание его недовольств и даже оскорблений.
— Дура! Ну левее, видишь же, что не-ров-но! А-а-а! Волосы порвешь! — трогая свои три волосинки чуть ли не плача, возмущался он.
После полутора часа такой экзекуции, происходил прогон. Уже около пяти лет он играл сатира в постановке по мотивам то ли мифологии греков, то ли римлян. «Черт его знает… Они все равно никому не интересны» - говорил он перед выходом. Старых артистов практически в этой постановке и не было, а молодые – избегали угрюмого старикашку (как говорили юноши) и похотливого козла (так уже отзывались о нем девушки).
— О, Юпитер! За что все так! — кривя душой, произносил он. Сатир умирал, а Сингапуров откровенно скучал.
После недовольного замечания режиссёра артист в тот день повторил реплику раз пять. Дело с мёртвой точки почти не сдвинулось, и старик вернулся в гримерку уставшим, печальным и злым.
Устроив всем гримерам и гримершам разгром, он немного успокоился и опустившись на красивый кожаный диван, уснул.
— О, Юпитер! – говорил похожий на его собственный голос, но будто через какую-то невидимую преграду. После реплики раздался раскат грома, он увидел как сверкнула молния и старик очнулся.
Про сон он, конечно, никому ни сказал. Перед первым актом, стоя за кулисами, он поддался желанию и выглянул в зал. Людей было немного. Едва ли пол зала было занято. Кто-то спал сильно храпя, кто-то громко разговаривал по телефону. Его же внимание привлёк мальчик. В его внешности прослеживались какие-то знакомые черты, но уловить мысль он не мог. Два маленьких глаза смотрели с каким-то мощным огнём в ожидании представления. Другие дети бегали и кричали, а он сидел почти неподвижно.
Отыграв первый акт, Анатолий Аристархович отправился на перерыв. В мыслях крутился мальчик, сон после прогона. Радости не было.
Начинался второй акт. Вновь на старого актёра нахлынуло желание взглянуть в зал. Он ожидал увидеть что угодно, но картина повергла его в шок. На месте мальчика сидел юноша. Взгляд его был не горящим, но серьёзным и оценивающим. Лицо снова показалось ему знакомым. На лбу выступили капельки пота.
Второй акт начался в смятении, но потом как-то выровнялся. Сингапуров вышел немного вперёд, чтобы читать свою реплику:
— О, Юпитер… - после этого он в третий раз взглянул в зал. На месте мальчика и юноши сидел… Он сам. Рядом же расположилась бледнокожая седовласая дама в чёрном. Взгляд актёра поплыл, все потемнело, и он полетел в бездну.
*** — Где я? – сказал старик и осмотрелся. Бездна на то и бездна, что она будто бы и не планировала заканчиваться. Посмотрев вниз, он увидел, что приближается к увеличивающейся белой точке.
— Ты? Не понимаешь? В тебя ударила молния! Все ещё пребываешь в неведении?
Перед его глазами возник образ его же спутницы из зала. На её губах появилась тень улыбки.
— Молния??? Бред! Крыша же нов… - он вдруг прозрел и в тот же момент услышал какой-то странный шипящий звук – старуха смеялась.
— Я покажу тебе кое-что…
Старуха и чёрная бездна перед ним исчезли. Взгляду предстали картины прошлого: мальчик читает стих посреди зелёного сада, а взрослые смеются и говорят «Ну и артист! »; юноша смотрит в зал, только что отыграв свой выпускной спектакль; наконец он сам, старик, живёт свой последний день.
— Зачем тебе нужно было увидеть это? — Затем… — Лучший артист не тот, кто может прекрасно войти в роль. Лучший артист тот, кто сможет из неё выйти. — Справедливо… Я ещё вернусь туда?
Старуха загадочно улыбнулась и исчезла. Анатолий Аристархович же в тот же миг оказался в своей гостиной. Напротив неё не было гардероба лишь почтовый ящик. Рядом с диваном, на котором он оказался, на столике ручной работы заиграл граммофон:
«Устал я греться У чужого огня, Но где же сердце, Что полюбит меня. Живу без ласки, Боль свою затая. Всегда быть в маске – Судьба моя. »
|
|||
|