Рябинка моя,. Калинка моя.

Рябинка моя,

Калинка моя.

Стемнело. Заполночь как раз в березняк-то и выехали. На дороге ни души. Только их две тележки поскрипывают, диви, журавли по осени. Луна над лесом полная, как пряжи клубье. В лесу тихо. Только под кусточками холодные огоньки светятся — светлячки стало быть… А березы от земли до верху ровно миткалем обвиты, — белые, белые…

— Что бабам своим дома скажем, не больно выручка-то у нас нонче гожа? — спрашивает Герасим Петра. Он свою лошадь вперед пустил, а сам сел к Петру на дроги.

— Лучше и не бай, не знаю, как в избу показаться. Моя ведьма узнает — глаза выцарапает, — отвечает Петр.

Так-то они едут да на березы любуются. Герасим и говорит:

— Глянь, одно слово: миткалевые березы.

— Гожи. Вот бы нам залечить свою проруху, смотать хоть с одной березки.

Только проговорил это Петр, — передняя зацепила за пенек, хруп, — ось пополам, а колесо под куст покатилось.

Выругался Герасим:

— Ни лисы, ни рыбы. И миткали прогулял и телегу поломал.

Остановили лошадь, слезли: что делать? На трех колесах не поедешь. Ну, топор у них изгодился. Свернули лошадей на куртинку, привязали к березе, сами пошли потяжок искать, взамен колеса под заднюю ось поставить… С краю у дороги подходящего дерева не видно: то кустарник мелкий, то березы в обхват. Зашли подальше, вырубили. Только бы им из чащи выходить, глядят — перед ними белый сугроб лежит. Что за диковина? Обомлели мужики. И выходит из лесу дедушка седенький, в лаптях, в белой рубахе, в белых штанах.

Сел дед на пенек да и говорит:

— Товар готовлю… миткаль, стало быть…

— А много у тебя миткалю? — мужики выспрашивают.

— На мой век хватит.

— А станов много ли?

— Сколько в лесу берез, столько и станов…

Герасим с Петром переглянулись. Видят: дед себе на уме.

— А где ты живешь? И зовут тебя как?

— Намекну: там где люди, там и я. А зовут меня Березовый хозяин.

И сам спрашивает:

— Что же вы, робяты, пригорюнились? Водочкой от обоих попахивает, а весельем ничуть…

Они ему про свое горе и расскажи. Герасим, тот не больно убивается:

— Ладно, только бы доехать, а там еще натку миткалей, были бы руки.

Петр за другую вожжу тянет:

— Баба со света сживет. Не знаю, чем обороняться…

Березовый хозяин подумал, подумал, хитренько прищурился, пригляделся к мужикам и советует им:

— Раз у вас ухабина такая, помогу я вам. Вижу, мужики степенные, язык умеете за зубами держать, в деле моем не нагадите. Открою я вам тайность одну, только об этом ни отцу, ни матери, ни жене не рассказывайте. Миткаля у меня горы и девать его некуда. Дарю я вам первосортной ткани по тележке. Весь свой промах загладите, и бабы вас журить не станут. Скажете: мол завозно было, не разбазарили. А на другом Торжке к вашему миткалю подступу не будет. Однако в цене народ не притесняйте. На торжок-то вы трафьте ночью ехать, по луне. К вашему товару я кусочков по сотенке добавлять стану. Но помните: тому из вас, кто правду нарушит, все блага слезами отплатятся.

— А ты нас научи, что не делать-то! — Герасим с Петром добиваются.

— Сами догадайтесь.

Встал это он. Подошел к березе, пощупал и говорит:

— Вот это и есть мой миткаль.

И научил он, как с берез миткаль снимать.

Пошло дело.

Герасим и Петр в свои кучи кладут куски, а Березовый хозяин один кусок Герасиму бросит, другой Петру — обоим поровну. И на тележки носить пособил. Наклали миткалей гору, вровень с дугой.

— Ну, поезжайте потихоньку-полегоньку!

Сказали они Березовому хозяину спасибо и поехали. Герасим на возу полеживает да на дугу поглядывает. А Петр место примечает — где в случае деда искать. Место выпало — приметно, лучше быть не надо: над дорогой молодая береза дугой согнулась. Надо полагать, буря за непокорство взяла ее за зеленые вихры да до самой земли и наклонила.

Неделя прошла, и повезли Герасим с Петром свою кладь в Паршу. Не успели они в ряду встать, берут их миткаль нарасхват. Петр на грош подороже брал, чем Герасим ну, да это его дело.

На базаре ни души, все лавки давно на замке, а Герасим с Петром только лошадей подсупонивают. Не торопятся. Свое гнут. Трафят по луне к Березовому хозяину угадать.

Поехали. Герасим песенки попевает, а Петр всю дорогу словом не обмолвится, — мутит мужика. Вспомнил он слова дедушки о том, чтобы правду не нарушать. А он и на миткаль лишний грош накинул, и дома вчера вгорячах отца с матерью ни за что, ни про что обругал, и жену в омшанике побил. Не будет, думает, за это поблажки.

Луна клубьем выплыла, в лесу светлю стало. Вот и молодая березка дугой над дорогой висит. Тпру, стой! Пошли в лес братья. А дед на своем месте — миткаль складывает.

— Как побазарили? — первым делом спрашивает.

— Гожо! — мужики в ответ.

— А заветку мою не забыли? Правду не нарушили? — допытывается старик.

Герасим сел на пенек, скрутил покурить, отвечает за себя:

— Пока что держусь.

Петр покраснел, как медный самовар, пыхтит, дуется, а что сказать — не знает: ни сознаться, ни нет, можа старик и не проведает про лишний грош, про стариков да про жену. И удумал Петр утаить:

— Да и я, батенька, вроде никакой вины не чую.

Старик поморщился, словно комарик его укусил.

— Коли так, — берите товарчику на добро здоровье.

Нагрузили Герасим с Петром миткаля по целой тележке, сто спасиб дедушке сказали и поехали. У Петра от сердца отлегло. Думает: не так уж ты, дедка, хитер, я на провер хитрее тебя вышел; ничего-то ты не отгадал; так ли бы я тебя обыграл, кабы не Герасим, — с ним каши не сваришь. Знал Петр, что сосед — человек прямой души.

Вот и замыслил он отпехнуть Герасима от себя. Наутро взял кузовок — и чуть свет в березняк. У прометки полез в чащобу, миткаль сразу не сматывает. Тоже плутист был. Березки щупает, а ухо востро держит, к каждому голосу, к каждому шороху прислушивается, под кусты глядит да в ягодник, диви, ягоды да грибы собирает. Нет-нет да негромко оголчит:

— Дедка, а дедка, где ты?

На деле дедка-то ему и вовсе лишний — только опасался Петр, как бы в просак не попасть. Примешься без дозволения миткаль сматывать, а Березовый хозяин и явится.

Гукнет Петр да постоит с минутку под кустом, опять гукнет и головой во все стороны вертит. Смекнул он, что Березовому хозяину днем-то недосуг за своими владениями надзор держать, и посмелей стал. Вынул ножик — и давай с берез миткаль полосовать, в куски катать, вязанки вязать. А руки так и трясутся. Взвалил вязанку на плечо, и давай бог ноги: рад, что хозяин не заметил. Бежит чащей, земли под собой не чует, только сучья трещат, ни дать, ни взять сохатый от стрелка спасается. Еле жив выбрался из чащи. Все-таки принес вязанку.

Только к дому-то подходит, а сосед тут как тут:

— Отколе это ты такой миткаль достал?

— Да на Студенцах отбеливал.

А сам с вязанкой скорее в сенцы, и дверь на засов.

В скорости опять с Герасимом на ярманку тронулись. Шагают сзади за возами. Герасим и спрашивает:

— Петр, у тебя вроде воз-то поболе моего?

— Полно тебе чужое считать. Глаза завидущи. Не с одних ли берез с тобой катали?

— Знать повиделось…

И больше Герасим не допытывался. Спросил к слову, а не к чему-нибудь. Не жаден был.

Не успели товары раскинуть — минтом раскупили. Петр еще копеечку с куска надбавил — все равно берут. На обратном-то пути Герасим ткнулся в передок, на сенце мягко, едет — похрапывает. Лошадь трусит бойко. Сзади в телеге Петр сидит, подсчитывает: на сколько больше выручил.

Глядь, у самого леса, обочь дороги, нищий сидит, и костыли и корзинка рядышком. Видно хворь замаяла, из сил выбился. Увидел возы — ползет к дороге, просит:

— Довези, родной, умаялся.

Петр глянул на него, а сам кнутом лошадь шугнул. Так и остался нищий среди дороги.

Въехали в лес. Тут Петр и вспомнил наказ старика. Сначала было подумал: вернуться. А потом решил: о прежнем не узнал и об этом невдомек будет Березовому хозяину. Махнул рукой: сойдет.

Подъехали к березке, что над дорогой висит. Опять дед в чаще их встречает:

— Как базарилось?

— Денежно!

— Охулки какой на себя не положили?

— По-честному базарили, — отвечает Герасим. А Петр ему поддакивает.

Старичок только вздохнул, а поперек слова не молвил. Указал на березы, — скатывайте, мол, миткаль.

Раз-два — и готово по возу. Домой веселехоньки заявились особенно Петр. Он уж прикидывает: пожалуй и воз миткалю можно зацепить тайком от Герасима.

Задумано — сделано. Недели не прошло, поехал он к черту на кулички в березняк за дровами, а на дворе дров и без того три поленницы стояло сухих, с осени были заготовлены. К вечеру везет хворосту воз. Во дворе сбросил, а внизу миткаль.

— Опять Березовый хозяин ничего не заметил.

— Откуда миткали? — спросила жена.

Он ей на ухо шепнул, смертной клятвой заказал другим рассказывать.

Повезли они с Герасимом товары на базар. У Петра на возу вдвое больше. Герасим головой покачивает:

— Откуда ты, Петр, взял с эстолько?

Петр глазом не моргнул:

— А все оттуда. Баба с девкой ночи напролет ткали. Вот и подбавили.

Ну, подбавили, так подбавили, а Герасиму что?

На базар приехали и узнали там про несчастье. Чужеземцы на нашу землю войной пошли.

Вернулись мужики, миткалей не продали.

А война — дальше, больше. Враги все пожгли. И нашего края часть захватили. Как раз в то село заползли, где Петр и Герасим жили. Герасим видит — дело плохо: с чужеземцами мириться никак нельзя. Выбрал ночку потемнее, взял краюху хлеба в мешок, топор за пояс да в тот самый березняк и подался, где, было время, миткали сматывали. Много там мужиков скопилось. Улучат момент, как едут эти чужеземцы по селам чужие сундуки проверять, и тут как тут — с топорами да с вилами. Немало наши-то в те поры незваных гостей уложили.

А Петр в селе остался, не захотел с Герасимом итти. И додумался Петр свой миткаль чужеземцам-солдатам сбывать — выгодно оказалось: оборваны, ни портянок на ногах, ни рубашек на плечах. Петру главно прибыль была бы, палку железную готов зубами грызть, только бы в богатстве жить. Да недолго ему побазарить привелось. Однова подстерегли мужички в лесу целый обоз чужеземцев, приняли их в топоры и всех на месте в березнячке и положили. Глядят — на всех чужеземцах белые миткалевые рубашки. И миткаль чудесный. Герасим сразу понял, откуда этот миткаль. Призадумался он. И в ум брать не хочется, что Петр с чужеземцами торг завел.

Тут выходит из березнячка дедок, знакомый Герасима, глянул на чужеземцев и сказал Герасиму:

— Зачем эти шли, то и получили. А одевать их в нашу одёжку не след. Весь мой миткаль осквернили.

Опечалился Березовый хозяин и пошел в лес, словно гору на плечах понес.

Как очистили землю от врагов, вернулся Герасим домой. В народе слух нехороший: кто-то-де с чужеземцами в спайке был, наши ивановские миткали им сбывал. На Петра кивают. Потянули его к дознанью. Он показывает рубашку с убитого иноземца и говорит судье:

— У меня такого миткаля в помине не было. Пройдите, посмотрите по клетям, кто такой миткаль ткет.

И дает намек на Герасима.

Пошли к Герасиму во двор, а у него, сеном закидан, целый воз такого миткаля стоит, того самого, что в последний раз с базара непроданным привез.

Так и выкрутился Петр, а Герасима утопил. На язык-то Герасим был не мастер. Тыр, пыр, ничего путного за себя сказать не умеет.

— Твой миткаль?

— Мой.

— Сам выткал?

— Нет!

— А откуда взял?

— Сказать не могу.

Не хотел он нарушать наказа Березового хозяина.

— А еще у кого такой миткаль есть?

— Пожалуй ни у кого.

Петра он не выдает.

Взяли Герасима под стражу.

Петр и вовсе духом воспрянул. — Ну, — думает, — теперь ни с кем не придется миткалем делиться. Весь пай будет мой. — И немедля к бабе Герасима заявился:

— Продай Пеганку, он теперь тебе не нужен. Твово мужика на поселение отправят. Я все узнал.

Та было сперва не соглашалась, а потом уступила, послушала Петра, продала, чтобы судье подарок сделать, мужа выручить.

Запряг Петр двух коней и лунной ночью подъехал согнутой березе, забрался в чащобу. А навстречу ему дед.

— Где Герасим?

— Пропал. Не жди его больше. Правду нарушил.

Погоревал старик:

— Жалко мужика. Как это я опромахнулся?

Петру он не отказал, два возка миткаля сподобил.

И пришла тут Петру такая гнилая мыслишка:

— А порешу-ка я вовсе старика. Заделаюсь сам березовым хозяином.

С выручкой на ярманке вина корзину купил. Половина в черных бутылках, половина в зеленых. Взял да и подпустил в зеленые-то яду. И сразу к старику. А тот за своим делом: в куски миткаль катает. Петр с обнимкой да лаской:

— Дедушка, давай гульнем на радостях. За все твое добро хочется добром отплатить. Я для тебя самых наилучших вин припас.

— Что же, давай чокнемся! — старик не против.

Сели они на пеньки под березой. Старику из зеленой бутылки налил, себе из черной.

Чокнулись. Только было старик кружку ко рту поднес, да задумался. Достал ножичек-складничок, надрезал кожицу на березе, слезы березовые потекли. Подставил старик свою кружку.

Петр к нему:

— Зачем ты это?

— С лесной-то водой слаще, — отвечает Березовый хозяин.

Выпили по кружке, да по другой, да по третьей. И пошло дело. Старику Петр Из зеленых бутылок наливает, себе из черных. Видит Петр, что дедка порядком захмелел, а с ног не валится. Даже в сумленье Петр впал: с чего бы это. И вдруг дед с пенька кувырк, и кружка из рук покатилась. Петр к старику, а тот и не дышит.

Петр скорее с ножом к березе. Полоснул, а заместо миткаля-то береста простая. Он к другой — и там тоже. И у третьей не лучше. Почитай, половину леса обегал, ни на одну миткалевую березу не напал. Он обратно: хоть бы готовый-то миткаль не проворонить. Подбегает, а и там груда бересты лежит, баранчиками свернулась. Тут Петр столбом встал.

А в эту минуту дед поднимается, как ни в чем не бывало. Ни хмелинки в нём. И глаза сердитые, инда искорки мечут.

— Прошибся ты, Петр.

Потемнело небо. Луна пропала. И такие ли тучи надвинулись со всех сторон, гром ударил, ровно земля рушится. Лес трещит, стонет.

Петр, было, бежать. Да куда там! Вперед сунется — молния перед ним так в землю и вопьется. Назад подастся — и там молния. Он кричать:

— Дедка, прости! Дедка, спаси!

А ветер так и метет, так и гнет деревья до земли, с корнем выворачивает. Понял мужик: гибель подходит. И тут увидел он рядом толстую старую березу, а дупло в ней — стоймя войдешь. Сунулся Петруха в то дупло, не успел влезть, а с неба молния угодила как раз в ту березу, инда застонало дерево стоном человеческим.

Деревенеют у Петра ноги. Стонать стонет, а слова не скажет. Затягивает его береза в себя.

Дед и говорит ему:

— Вечной мукой тебе изнывать. И за то, что народ обманывал, лишние копейки брал, и за то, что тайком в березняк ездил, а сегодня руку на меня поднял. Но это еще полбеды. Никогда тебе не простится, что помогал ты врагам родной земли, соседа своего, праведного человека, загубить вздумал.

Отошел старик от березы, и стал лес утихать.

А утром, как мужики судье все объяснили, что Герасим с ними против чужеземцев воевал, так выпустили его.

После этого нет-нет Березовый хозяин ему кусочков десяток миткаля и подбросит.

А страшная береза и сейчас скрипит, по ночам проезжих пугает.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒