|
|||
ЦАРЬ-ПЕТРОВЫ ПАРУСА
В те поры время было неспокойно: началась война со шведом. Захотелось шведам, чтобы русские им всю земли отдали по саму Москву. А царь Петр не из таких был. — Исконная, — говорит, — русская земля не про их честь. И двинул навстречу шведам свою армию. Наши пешком идут к морю, а те на кораблях плывут. Подобрались поближе к Питеру да и остановились: боятся. Наши тоже привал устроили, к делу готовятся, амуницию чистят, пушки заряжают. Шведы хвастают: — Где вам с нами совладать! Вы не только корабли, а и ворота вытесать не можете. Задумался царь Петр. Про ворота шведы, конешно, набрехали, а кораблей хороших и вправду у нас в те поры было. Без кораблей война — не война. Немного значилось и корабельных мастеров, особо приметных. Ну, однако, горевать царь не стал. По первому снегу разослал гонцов во все концы земли, строго-настрого приказал: — Люди, кои топору сручны, плотницкому ремеслу обучены, от мала до велика с пилами и топорами, чтобы к Питеру шли. Петр аукнулся, а ему вся русская земля откликнулась. Собралось в какую-нибудь неделю народу видимо-невидимо словно лес на берегу вырос. Все слободки заселили, а народ все подваливает и подваливает, как плотину прорвало — рекой течет. Войска в тех местах немало стояло. Петр поднялся на пенек высокий, поглядел на солдат да на владимирских плотников (владимирских особливо много пришло), улыбнулся и как гаркнет на всю округу: — Что, ребятушки, призадумались? Али испугались моря синего? А плотники ему в ответ: — Моря синего николи мы не пугались. А боимся, дела всем не достанется: эвон сколько нас собралось… Петру ответ такой понравился. — Не горюйте, дела всем хватит. Да я с таким народом, ребятушки, горы сворочу, все моря океаны перейду. Построим корабли получше шведа, а по весне я со своими лебедями к морю выплыву. Засучил рукава, сам первый взял топор и пошел тесать бревно. Закипела работа. Только лес трещит, только топоры звенят да пилы поют. На улице мороз, а царь в одной рубашке орудует. Глядя на него и остальные налегают. На крещенской неделе начали, о посте все дело закончили. Царь последний гвоздь вбил и говорит: — Корабли сладили. Дело за парусами. Стал царь думать, где бы парусины достать Подзывает он к себе генерала Фемера, приказывает: — Возьми из моей казны денег сколько требуется, купи парусов получше да с делом этим не тяни! Фемер-то сам был из немцев. К нам затесался неведомо как, в доверие к царю вошел и успел чинов нахватать. Такой высокоплюй был: Петр с топором, корабли снастит, а он с тросточкой похаживает, солдат пошугивает, на плотников покрикивает. Как услышал Фемер, что ему государева казна доверяется на покупку парусины, сразу повеселел. Приказывает он солдату Ивану. — Заложи, Ванюха, тройку, будем ехать за парусами. Ты знаешь, где у вас хорошие полотна ткут? Иван был родом из Иванова. Говорит генералу: — Лучших полотен, чем в Иванове, нигде не сыщешь. Надо туда ехать. В Иваново так в Иваново. Покатили. Ванюха за кучера сидит, кнутом помахивает, песенки попевает. Радуется побывке: в Иванове зазноба осталась — Любушка, ткачиха, первостатейная красавица. Приехали, прямо в контору к самому первому купцу заявились: у того своя полотная фабрика да еще по домам и по светелкам его подряды мужики и бабы работали. Миллионами купец ворочал, заморскую торговлю вел, за моря холсты да парусину сбывал. Фемер с купцом беседу ведет, а солдат к Любушке отпросился, к своей, стало быть, красавице задушевной. Фемер тому и рад: лишнего глазу не стало. Решил Фемер все склады обследовать. Пришли они в первый склад, — огромадный сарай. Поленницы полотен до крыш выложены. Товар отменный. Все заморские корабли под парусами из таких вот наших русских полотен плавали. Лучших и искать не надо, увидел бы Петр — обрадовался. — Посмотри, — говорит купец, — кусок словно свинцовый, а плотность — иглой не проколешь, гвоздем не пробьешь. Для наших кораблей самые найподходящие паруса. Бери. Вестимо, цена на такое полотно высоконька. Ну коли дело отечественное, — и я на уступок пойду, по пятиалтынному с каждого куска сброшу. Забирай чохом, что на складе припасено, а то заморские купчишки обещали по весне побывать. Фемер прикинул: взять эти полотна, — ни копейки из казенных денег не отколется. Не хочется эдак-то. Подумал, подумал немчишка и ну пыль в глаза купцу пускать: — Купил бы… Но это есть не тот размер, не погодится, брать не приказано. Вошли во второй склад: здесь полотна тоже добротные, да все ж пожиже первых. Купец советует: — Эта марка тоже выдержит, корабли поднимет, но прочность не та. Зато и цена на такой товар пониже. Фемер прикидывает: — Если на этой марке остановиться, то от царевых денег в моем кармане останется четверть. — Идем, — говорит, — дальше… Пришли они в третий склад, где полотна штабелями сложены. Купец объясняет: — Эта марка похуже прочих. На паруса не годится, напора не выдержит. Да для меня беда невелика: пойдет на портки да сарафаны, мужики с бабенками износят. Ну, конешно, и цена на такое полотно дешева. — А какая цена? Купец рукой махнул: — Что зря толковать. Не погодится на паруса. Фемер свое думает: — Если такой парусины закупить, то в карман как раз половина царевых денег закатится. И хоть ясней ясного, что товаришко поганый, Фемер так и приник к нему: — Отсчитывай, — говорит, — вот этот сорт. У купца глаза на лоб. Он было урезонивать покупателя начал. Знает — царская покупка, тут не шути. — Дешевый товар не след на военную надобность совать. Я хоть и купец, а в толк беру: на войне люди не в бабки играют. Да и царю не полюбится. Царь-то, чай, с головой. А немец и слушать не хочет. — Я приказываю: отсчитывай, который подешевле. Закупил плохое полотно, половину денег купцу уплатил, другую половину в платок завернул, отошел к забору и себе за пазуху сует. Ан, как раз и заявился его кучер, наш-то ивановский солдат. Заприметил он, что немец деньги прячет. Вытянулся и, как полагается, отбарабанил: — Ваше благородие, явился по вашему приказанию вовремя. Стал генерал перед солдатом выкручиваться. А парень тоже был не дурак, знал он этого Фемера, помнил, как тот солдат голодом морил, по морозу босиком в походы водил и на краденые деньги себе дворцы возводил. — Моя шуба блоха пригаль. Я ловиль, ловиль, — говорит Фемер. А сам деньги подальше сует. Не успел немец опомниться, как Иван к нему руку за пазуху сунул, деньги нащупал и закричал: — Поймал, поймал. Сейчас вытащу, только локтем не прижимайте. Генерал инда побелел, прыгнул от солдата в сторону. Обозлился он на Ивана. А потом пошел всякие причины нагонять. С кулаками лезет. — Почему половина часа прогулял? Так мы можем война проиграть: опоздаем паруса поднять. Ишь какую статью подогнал, вроде как через Ивана все государство погибнуть может. И велел без останову гнать к Питеру. Иван на козлах покачивается, генерал ему в спину глядит и все думает, как от солдата этого избавиться. Подкупить? — Вроде как не согласится. Лучше всего поклеп на солдата взвесть и в острог упрятать. Потому что, если солдата не упечешь, — сам сядешь: у Ивана глаз острый, память крепкая. На том и порешил немец. А царь Петр по берегу с утра до ночи похаживает, в подзорную трубу на дорогу поглядывает, все ждет, не покажется ли обоз из Иванова. Солнце стало по-весеннему припекать. Того и гляди, реки вскроются. Наконец, дождался. Обрадовался, навстречу выехал. Солдату так ли уж хочется слово сказать Петру, да не знает, как и подступить — вокруг генералы толпой. Да и Фемер с Ивана глаз не сводит, говорит своим солдатам: — Посадите мово кучера под замок в одиночну камеру да никого к нему не подпускайте. И чтобы караульные его не слушали, — он не в своем разуме. А которые караульные его слушать станут, тем плохо будет. Посадили солдата ивановского в каталажку. Царь услышал про это, спрашивает Фемера: — За что ты на своего кучера прогневался? — За то, — отвечает Фемер, — что он в Иванове надолго отлучился, обоз задержал, тем государству урон нанес, а по пути сюда и вовсе рехнулся. Петр поверил генералу и решил: — За самовольную отлучку наказать, да не забывать, что солдат был исправный и в ратном деле ревностный. Дали приказ корабли снастить. Утром, чуть свет, обошел царь все воза, все полотна самолично обследовал. Крикнул корабельных мастеров и так, милок, хитренько повёл: — Что вы, мастеровые люди, скажете: пойдут ли такие полотна на паруса? И будут ли они прочнее парусов шведских? Посоветуйте. Ум хорошо, а два лучше. Корабельные мастера в один голос отзываются: — Полотна неважные, на таких парусах далеко не уплывешь. Петр на Фемера покосился. — Правильно вы сказали, мастеровые люди. Под такими парусами мы плавать не собираемся. Фемеру и крыть нечем, бормочет немец: — Я умом руководствовался, я рассудил… Петру эти слова не понравились. — Умом? Ах, ты, плут! Погоди я твой ум проверю… Только из головы нейдет, как пророн исправить? Парусов хороших нет, а время не ждет. Что делать? Немец выслужиться хочет, снова сунулся: — В России никогда хороших полотен не ткали. Мой совет — снарядить купцов и послать за моря в Силезию. Умней ничего не придумаешь. Осерчал Петр: — Опять ты со своим умом лезешь? Наши тульские кузнецы блоху подковали, а ивановские ткачи, я знаю, той блохе платье сшить могут. А ты советуешь к немцам за парусами ехать? Советы я твои выслушал и забыл. Ум твой хочу испытать. Что-то не в меру ты им похваляешься. Даю три загадки, отгадай. Первая загадка такова: в чем человек нуждается, когда на свет появляется? — А это совсем ясно: человек нуждается в повивальной бабке! — отвечает Фемер. Петр посмеялся: — Не то, не то! Вторую загадку дает: — Чем солдат запасается, когда в поход собирается? Фемер опять попал пальцем в небо: — Деньгами, ваше величество, зольдат запасается. — Третья загадка: скажи мне: без чего на тот свет не пускают? От этой загадки немец совсем втупик встал. Молчит. — Где ж твой ум? — говорит Петр. И велит денщикам. — Отведите-ка его в каталажку. Повели немца куда приказано. А там солдат Иван похаживает, с тоски-кручины песенки про ткачей ивановских попевает. Парень он был веселый, никогда не унывал. Достал грамотку, написал:
Простой солдат. Даю совет. Умом богат, А денег нет.
Высунул Иван руку сквозь решетку, приклеил ту грамотку над острожным окном. Пусть-де люди читают. Вот, в ту каталажку, где сидел Иван, и привели его начальника на хлеб, на воду. Сидит немец в углу на соломе и думает: «Как же мне царевы загадки разгадать, своим умом царя удивить, богатства своего не лишиться, украденой казной попользоваться? » И ничего-то он придумать не может. Наутро царь к себе Фемера требует. — Ну, разгадал мои загадки? Фемер новый ответ припас. Думает угожу царю: — Когда человек на свет появлялся, он в строгом начальнике нуждался, таком, как вы, царь-государь. Ответа на другие загадки Петр и слушать не захотел. Лестью-то его не задобришь. Опять немца в каталажку отвели. Совсем он раскис, в глазах намыленная петля мерещится. Не пьет, не ест, сидит, как воробей, нахохлившись. А Ивану и горя мала. Он покусает хлебца, запьет водицей и похаживает себе по каталажке, с утра до ночи песни попевает. Над генералом потешается: — Что, наклевался золотых зернышек? Немец Ивану про свое горе плачется. — Сгубили меня русские загадки. — А ну, расскажи, какие-такие загадки?.. Послушал Иван загадки и говорит: — Загадки мудреные, но кто голову на плечах не для шапки носит, тот отгадает. — Отгадай! — просит немец. — Деньги пополам делить буду. Только молчи… Иван согласья не дает. — Зачем мне твои ворованные деньги? Я трудом привык жить. Тащи эти деньги с собой на тот свет, может они там тебе пригодятся — грехи откупать. У тебя их, как погляжу, немало, будто на паршивой собаке репейника. Так и не стал отгадывать. На второе утро немца опять к царю зовут. И на этот раз Фемер ничего не отгадал. Снова его в каталажку втолкнули. Последние сутки остаются на размышление, а там и петля. Иван похаживает, в окошко поглядывает, над немцем потешается: — День да ночь, а там и галстук крученый наденут. На третье утро повели к царю немца, а у него и ноги не двигаются. Загадок он, конечно, не разгадал, и велел Петр петлю крутить. Иван похаживает по каталажке, нет-нет да и скажет: — Столб вкопают, галстук сплетут и за тобой придут. Немца в озноб бросает. Никакому богатству не рад: своя-то шкура дороже. Иван советует: — Хоть бы завещанье написал, кому добро отказываешь. Немец бухнулся в ноги солдату, сапоги лижет, спасти просит, золотые горы сулит. Иван и подумал: после немца пропадет царево золото нивесть где. Не лучше ли то золото заполучить до последнего рубля да и представить царю на пользу. — Ладно, — говорит солдат, — так и быть, постараюсь, хоть и хотел ты меня с бела света сжить. Сколько заплатишь? Немец сулит тысячу. Иван свою цену выставляет, а если, мол, дорого, полезай в петлю. — За первую загадку все земли, все дома твои, фемеровские. Думать некогда, смерть за дверью немца дожидается. — Согласен! — кричит. — Не больно слову-то верю. Пиши грамотку. Написал Фемер. Иван прочитал, не сплутовал ли немец, убрал грамотку в картуз и стал отгадывать первую загадку. А немец его слова в точности записывает и себя утешает: — Хорошо еще, что деньги не потребовал… Однако прежде времени обрадовался. За вторую загадку Иван их и запросил: — Все твои деньги мне отдашь — золото, что в (подвалах хранишь, камни самоцветные да брильянты. Опять Фемеру делать нечего. — Бери! — говорит. Иван и вторую отгадку сказал. Немцу не терпится, торопит он солдата. — Говори третью загадку. Какая цена? Иван в ответ: — Давай поменяемся шинельками — ты оденешь мою, а я твою. И в третьей грамотке собственноручно напиши, что отдаешь ты мне свое звание, а мое себе берешь. Подмахнул немец и эту бумагу. Положил Иван ее в картуз под ветошку, сказал Фемеру третью отгадку. И только успел немец эту третью отгадку записать, как видит: царь Петр мимо каталажки едет. Заметил Петр над окном Иванову грамотку, прочитал, занятно ему стало. Приказал солдата к себе призвать. Скоренько привели Ивана из каталажки. Царь ему грамотку показывает: — Ты писал? — В точности я. — А почему ты думаешь, что у тебя ума много? — Так ведь я из фабричного села, а мы там всем миром думаем. Среди умных людей потолкался и сам ума набрался. — У меня вон тоже один немец своим умом похвалялся. А на проверку и получилось — плутист, а не особо умен. Иван стоит, руки по швам, ждет, что дальше будет. Царь и дает ему те же самые загадки, на которых Фемер срезался. — Подумай, коли нехватит ума, сразу откажись. Не люблю того, кто не по своей силе кладь поднять хочет. Иван на попятную не пошел. И прямо ответ выкладывает: — Когда человек на свет появляется, — прежде всего в пеленках нуждается да в лопотьице. А лопотьице с пеленкой, окроме ткача, выткать некому. — Пожалуй, верно… — усмехнулся царь. — Когда солдат в поход собирается, — рубахой да портянками запасается. Выходит, и на войне без ткача не обойтись. Царь и за второй ответ похвалил солдата. — А скажи-ка: без чего похорон не бывает? — дает он третью загадку. Иван и тут нашел, что сказать. — Ваше величество, ясно дело: как осень без дождя не бывает, так и похорон без слез. Но и без савана на тот свет не берут. А кто саван соткал — сами ведаете: ткач. Царь Петр только головой покачал: — Вижу, Иван, что ты не только умом богат, но и своих ткачей крепко любишь. И спрашивает его: — Теперь скажи ты мне, где полотно хорошее на паруса раздобыть? И кого послать за ним? Иван отвечает: — Лучшее полотно в Иванове, а за ним пошли, царь, меня. — А много ли тебе денег на полотна дать? — спрашивает. — Немец-то вон сколько повез, да и то нехватило. Иван только плечами пожал: — Мне и пяти рублей вдоволь. Остальные — моя забота. Показывает он грамотку, что немец ему писал, когда деньги да именье дарил, и все как есть рассказывает. Тут-то царь Петр и понял, почему немец на дерьмо польстился и плохое полотно привез. Взял Иван из государевой казны синюху, чтобы щей в трактире по дороге похлебать, и погнал в Иваново… А уж снега почернели, грачи прилетели: весна, скоро и корабли на воду спускать. Как заявился солдат в Иваново, перво-наперво весь народ созвал — и хозяев и ткачей. Встал на возок, снял шапку, а золотое шитье на его шинели так и сияет. Поклонился честному народу и такую речь повел: — Швед на нас обозлился, хочет все земли у нас отнять. В море выплыл, к Питеру подбирается, Москву полонить грозит, а все наши города огню предать. Царь корабли снастит, плыть навстречу шведу собирается, а парусов нет. Вся надежда на вас, ткачи-ивановцы. Соткем хорошие полотна — поможем выгнать шведа с нашей земли, не соткем — останутся корабли без парусов, а мы пропадем. Во всех светелках, на всех заводах полотных Ивана знали. Зашегутился народ. И хозяева, и купчишки, и ткачи простые потащили к Ивану полотна самые наилучшие, что иглой не проколешь, гвоздем не проткнешь. Столько за день нанесли, что и на тысяче подвод не свезешь. Дают и ни копейки с Ивана не спрашивают. Ну, и привез Иван добреца Петру обоз неисчислимый. А полотна — лучше не сыщешь. Тысячу человек засадил царь паруса шить. Сшили, сразу и подняли. Как раз угодили: лед на реке только-только сошел. Велел Петр немца привести. Ткнул его носом в полотна и говорит: — Не возводи больше поклеп на ивановских ткачей. Полюбуйся на ивановские полотна. Фемер царю грамотку сует: — Это, — говорит, — три отгадки. В каталажка сидел, составил. Теперь все правильно. Петр прочитал и бумажку бросил: — Хорош ответ, да не тобой придуман. Чужим умом живешь. Не надо мне таких. И никакого снисхожденья не дал немцу. А наши с новых-то кораблей так шведов шуганули, что те еле ноги унесли. Много благодарностей получил Иван от царя за то, что хорошо корабли оснастил. Так и оставил Петр его в генералах, не посмотрел, что отец-то у Ивана в светелке полотна ткал.
|
|||
|