|
|||
Часть вторая. ГЛАВА ПЕРВАЯЧасть вторая ГЛАВА ПЕРВАЯ В стойбище к Святославу по настоянию Свенельда выехал Неслых. — Великая княгиня Ольга дозволяет тебе, князь Святослав, примерно наказать буртасов. Это была дерзость, но Неслых любил огорошивать наследника Великого Киевского княжения. Негодование будило в князе ясные мысли. — Я не нуждаюсь в дозволениях Киева! Сработало. — И повелела отдать в твое распоряжение дружину Морозко. Святослав промолчал. — Я не сомневаюсь, что ты разгромишь буртасов и отомстишь за гибель наших воинов, — продолжал Неслых. — Разгромишь и выйдешь на земли Хазарского каганата. Далее начнутся земли, нам неведомые, и тебе, великий князь, потребуется верный проводник. Он сам найдет тебя, с ним все оговорено. — Как я узнаю, что он — это он? — Ты скажешь ему мое имя. В ответ он спросит о Живане. Доверяй ему полностью. Он воевал с буртасами под стягом твоего отца вместе с Живаном. — Запомнил. — Полностью доверься ему. Каким бы странным он тебе ни показался. — В чем же его странность? — Он живет под личиной. Поэтому не забудь о моем имени. — Не забуду, — усмехнулся великий князь. — Прими мою благодарность, Неслых. Неслых молча поклонился. Потом сказал: — Берендеи и черные клобуки будут следовать Дикой степью. Черные клобуки — вдоль побережья Черного моря, берендеи — по северным степям. — Я знаю. — Не для тебя напоминаю, великий князь. Для командиров твоих дружин. — Предупрежу. — Побед дружине и славы тебе, великий князь Святослав! — Добуду, — усмехнулся князь. — Дружина, проводить с честью моего гостя! Дружина мгновенно построилась в два ряда. Дружинники выхватили из ножен мечи и, потрясая ими, громко трижды вскричали: — Слава! Слава! Слава!.. Неслых вернулся из стойбища князя Святослава в отменном настроении. И все — слово в слово — пересказал Свенельду. — Как наш сын? — с привычной тревогой спросила великая княгиня, когда воевода доложил о свидании с Неслыхом. — Стяжает себе славу, которая переживет века, моя королева. — И по дороге к этой славе уничтожит Великое Киевское княжение, — горько вздохнула Ольга. — Я помню каждое его слово. — Мало ли о чем болтают незрелые вожди, моя королева. — Если бы он болтал… — Ольга опять вздохнула. — Он не умел болтать, как не умел улыбаться. Нет, нет, он уничтожит наше княжество. Непременно уничтожит, я слишком хорошо его знаю. — Тогда… — Свенельд замолчал. — Что — тогда? В голосе Ольги слышалась напряженность, и воевода улыбнулся. — Тогда придет черед нашего младшего сына, моя королева. — Но Святослав не должен знать, что у него есть брат.
По решительному настоянию Морозко Святослав с неохотой согласился попросить Свенельда повлиять на вятичей, чтобы они не препятствовали проходу боевых дружин Святослава по берегу Оки до впадения ее в Волгу. Вятичи согласились, но то, что великого князя Святослава одолжили этим невмешательством, оскорбило его самовлюбленную душу, и обиду он затаил. Требования опытного Морозко основывались на том, чего Святослав пока не понимал. Русские дружины того времени воевали только в пешем строю, а к месту боя добирались на конях, чтобы дружинники не устали тащить на собственных плечах тяжелую броню, оружие и продовольствие. Ездить на конях они, естественно, умели, но выезженных специально для боя коней у них не было. Это был всего лишь транспорт, средство передвижения, и Морозко совсем не был уверен, что лошади не понесут вскачь при первой же вражеской стреле. Поэтому до устья Оки их сопровождали коноводы, которым дружины и отдали коней. Их уже ждали насады, и в первую они погрузили вооружение, заводных коней и кое-какие припасы не только для еды, но и для походного ремонта брони и оружия под охрану новгородских добровольцев. Новгородская ватага не пряталась, поскольку на Волге к ним привыкли. Потом залезли сами во вторую насаду и на всякий случай легли на донные доски, под грузовой палубой, чтобы их не заметил кто-либо из людей, не посвященных в их намерения. Лежали в трюмном сумраке на сырых досках в броне и полном вооружении. Ставка была слишком высока, и великий князь приказал и дышать-то через раз. Хазарские соглядатаи приглядывали за волжскими караванами, и опасность, что русские дружины могут заметить раньше времени, оставалась вполне реальной. Осторожный Морозко велел загрузить палубу тюками с обычным товаром, спрятав среди тюков легких лучников. На Волге пошаливали ушкуйники, и держать под рукою людей, способных дать им быстрый и внезапный отпор, было вполне уместно. А караван сплавлялся мучительно медленно, подолгу застревая на перекатах. Воины мучились от неподвижности, конечности их затекали, ныли спины и суставы, но великий князь был неумолим. Он и сам страдал, позволяя себе размяться на верхней палубе только по ночам. И то, если ночи были беспросветно темными. Он вторгался в могущественный Хазарский каганат, имевший многочисленную и хорошо вооруженную армию. И поэтому самым главным его оружием была внезапность нападения с севера. Он верил в мастерство своих дружинников и в собственную счастливую звезду. Среди купцов и экипажа насад были люди Неслыха. Тот предупредил об этом Святослава, но не назвал ни одного имени. — Они сами найдут тебя, великий князь. Когда придет время. И — нашли. На товарную палубу, под которой лежали дружинники со своими командирами, спустился купец с круглой новгородской бородой. Осмотрел тюки, чуть приоткрыл люк в трюм. — Перед утренней зарей войдем в земли Волжской Булгарии. Готовься, великий князь. Выгрузились на границе Волжской Булгарии. Великий князь построил войско, сказал Сфенклу: — Скажи им мое «Иду на вы! ». И тут внезапно вмешался совершенно незнакомый мужчина. — Прости, великий князь, но булгары убьют твоего побратима, если не сдадутся сразу. А они не сдадутся, и поэтому пойду я. — Но тебя тоже убьют. — Я — человек Неслыха. Он предугадал этот случай и повелел мне умереть. — Прими мою благодарность, человек Неслыха. — Великий князь прижал руку к сердцу и склонил голову. — Мы справим добрую тризну на твоих похоронах. Ступай на подвиг и успей сказать мое слово. — Что я должен сказать, великий князь? — Иду на вы!..
Всю свою последующую боевую жизнь Святослав мучительно стыдился битвы с волжскими булгарами. Ударить с ходу одной, по сути, еще никогда не сражавшейся с профессиональными воинами личной дружиной, забыв про дружину Морозко, про непременное окружение противника, про разведку, наконец. Спасла его только удача. В городе вдруг, сразу во многих местах, вспыхнул пожар. Заметались женщины и дети, все ворота, кроме тех, возле которых шла битва, оказались закрытыми, и жители в панике бросились в них, сметая собственных защитников и увлекая их за собою. Толпы ринулись к Волге, в то время как в городе полыхал пожар, металась брошенная скотина, с треском рушились обгоревшие скелеты зданий. И тут из ворот горящего города вышел улыбающийся Морозко. — Ты так остервенело работал мечом, великий князь, — сказал он, — что булгары растерялись и не заметили, как я с дружиной проник в город. Ну и запалил его со всех сторон, пока мои дружинники добивали там вооруженных мужчин. Все просто, только учти, что хазары и сами хитры. И ты, прежде всего, думай об их хитрости, а не уповай на собственное нахальство. Великий князь на этот раз не обиделся. Морозко был прав, и он, виновато вздохнув, искренне поблагодарил его. — Отдать дружинникам воеводы Морозко всю добычу, — сурово распорядился он — Кто позарится хоть на колечко, выгоню! — Какая там добыча… — отмахнулся Морозко. Святослав сурово глянул на него, и воевода сразу примолк. — Похоронить человека Неслыха с великой честью. Как варяга, в ладье. Вокруг уложить сорок отрубленных голов вражеских воинов и одну заколотую женщину… — Это уж слишком, великий князь… — Они совершили неслыханное злодеяние! — выкрикнул Святослав. — Они убили посла, и пощады им быть не может. Исполнить, как я повелел! Морозко вместе с дружинниками уложили убитого посла, бросили к его ногам сорок отрубленных голов воинов, мертвую девушку и три сломанных меча. Затем труп посла обложили ветвями можжевельника и берестой, подожгли и оттолкнули от берега. Потрясая мечами, дружинники кричали «Слава! », пока горящая лодка не скрылась с глаз. Три дня великий князь Святослав праздновал тризну по погибшему послу. А потом огнем и мечом прошел по всей Волжской Булгарии, сжигая дома и беспощадно убивая мужчин. Волжская Булгария практически перестала существовать.
После кровавого разгрома Булгарии Святослав велел дружинам грузиться на суда прежним порядком и сплавляться далее вниз по Волге. Движение громоздких судов и здесь было осложнено многочисленными блуждающими отмелями, а потому продвигались они медленно. С песчаных заносов насады вытаскивали новгородцы без оружия, чтобы не привлекать внимания посторонних глаз. Повелев дружинникам прятаться в сырых трюмах, великий князь вместе с Морозко лежал на палубе в холщовой рубахе и таких же портках. Лежал, прикрыв веки и делая вид, что дремлет, тщательно обдумывая, как бы поближе подкрасться к Хазарскому каганату. Поэтому и выслал вперед две лодки-однодеревки с глазастыми проверенными друзьями, Сфенклом и Радыпей, которого оценил в первых же стычках с булгарами. Они должны были не только находить дорогу среди отмелей, но главным образом приглядывать за берегами. — Ну, куда дальше? — вздохнув, угрюмо спросил Морозко. — Ты забыл, сколько буртасы убили русских витязей моего отца? — Представляю, какую резню ты, великий князь, там устроишь. — А ты знаешь, воевода, полководцев с мягким сердцем? — Знаю. Свенельд. Великий князь помолчал. Потом сказал: — Свенельд хранит южные границы Руси. — А ты? Мстишь сыновьям и внукам неразумных буртасов? — А я завоюю себе собственное княжество! Собственное, воевода, собственное! — Завоюешь, — согласился воевода. — Но в нем вряд ли найдется место для меня. — Так… — великий князь растерялся, что очень редко случалось с ним. — Так без тебя я ничего не смогу сделать. Ты, воевода, не только моя правая рука, но и учитель. Морозко не сдержал самодовольной усмешки. Но сказал: — Жестокости я тебя не учил. — С булгарами я погорячился, хотя они убили посла, а это — величайшее преступление. Но ведь буртасы перебили дружинников моего отца, что требует отмщения, воевода. И все же женщин я не трону. — Княжеское ли это слово, великий князь? — Слово есть слово. Морозко помолчал. Потом сказал, основательно подумав: — А если они сдадут город? — Они знают, что их ждет. — И все же, великий князь? Теперь промолчал Святослав. — Послом к буртасам поеду я, — твердо сказал Морозно. — Не поедешь. Месть за погибших киевлян священна. И я возьму их город на копье. — И не устроишь больше похорон варяга? — Если они тебя не убьют. Опять помолчали. Потом Морозко сказал: — Напрасно ты, великий князь, своих друзей в дозор отправил. Буртасы давно знают, что ты идешь на них. И готовятся придержать нас, пока не разбегутся женщины и дети. — Почему ты так решил? — Потому что мы плывем среди песчаных отмелей по изгибам Волги, а жители разгромленной тобою Булгарии давно уже известили буртасов о нашем появлении. Их тропки куда прямее наших. Дозорная лодка, плывущая впереди вдоль левого берега, неожиданно развернулась и направилась к первой насаде. — Что-то приметили, — сказал Святослав. — Там — Радыпя из Новгорода. Парень старательный. Лодка еще не подошла к насаде, как Радыпя, вскочив, закричал: — Конный разъезд вдоль левого берега! — Молодец! — крикнул великий князь. — Ступай к берегу, следуй далее под кустами! — Ну, я же тебе говорил, что тропки всегда прямее реки, — сказал Морозко. — Знают, что им пощады не будет. — Не надо, — Морозко вздохнул и сокрушенно покачал головой. — Что — не надо? — Сирот плодить, княжич. Город ты спалишь, долг того требует, но мужиков-то подряд не коси. Не выживут тут бабы и детишки без мужиков. Обезлюдишь Волгу, и кочевники на наши земли бросятся. Великий князь сурово молчал. — И когда это было? — вновь начал Морозко. — Тех, кто наших воинов порешил, уж и в живых-то нет. А сын за отца — не ответчик. — Умеешь ты уговаривать, воевода. — Так ведь сам посуди… — Ладно! — вдруг резко оборвал Святослав. — Сказал уже, что умеешь уговаривать. Воевода Морозко и впрямь умел уговаривать. Великий князь на копье взял город, спалил его дотла, но из захваченных мужчин казнил только сорок человек. Их головы украсили погребальные ладьи погибших в бою дружинников.
|
|||
|