Французы. Положение сторон. Австрийцы

Французы

1. Дунайская армия под командованием Журдана — 38 000 чел.

2. Обсервационная армия под командованием Бернадотта на Среднем Рейне, не считая гарнизонов крепостей, — 10 000 чел.

3. Армия Массены в Швейцарии под общим командованием Журдана — 30 000 чел.

4. Армия Шерера в Верхней Италии — 60 000 чел.

Общая численность 138 000 чел., из них около 20 000 чел. кавалерии.

Такова была численность тех войск, которые уже в действительности вошли в соприкосновение и могли быть обеими сторонами использованы для решительных действий.

Австрийцы, таким образом, имели численный перевес на 117 000 чел., в кавалерии же они превосходили противника более чем вдвое. Если мы бросим взгляд на все боевые силы, которые могли действовать в этой кампании и, следовательно, должны быть приняты в расчет при рассмотрении всего плана войны, то на стороне французов нужно еще считать около 34 000 чел. в Верхней Италии, 25 000 чел. — в Пьемонте, 20 000 чел. в рейнских крепостях и 10 000 чел. в Голландии. Всего мы получаем, таким образом, около 230 000 чел., среди которых находились швейцарские, цизальпинские и лигурийские союзные войска, которые, однако, насчитывали не более 10 000 чел. Следовательно, на собственно французские войска приходилось около 220 000 чел. По-видимому, это было немного.

45 000 человек было отправлено в Египетскую экспедицию, кроме того, правительство ввиду неспокойного состояния страны, недостаточной прочности своего положения и предстоящих выборов не считало возможным вывести из страны все войска. Наконец, нужно было как-нибудь охранять и береговую линию. Если все это принять во внимание, то ничего не будет удивительного в том, что силы Франции на границах были невелики. По-видимому, для всех надобностей внутри страны было оставлено около 120 000 чел. Вместе с войсками, стоявшими на границах, и Египетской армией получится общая численность в 400 000 чел. Это для Франции было не много, но все историки согласны с тем, что со времени Кампо-формийского мира Директория проявляла крайне небрежное отношение к военным силам страны.

Только в сентябре 1798 г. почувствовалась необходимость в значительном увеличения армии, и в конце этого месяца, согласно закону о наборе, установленному вместо прежней реквизиции, был объявлен призыв в 200 000 чел. Однако, мобилизация, обмундирование, вооружение и обучение этих 200 000 человек производились крайне медленно. 13 февраля армия получила едва лишь 40 000 чел., так что по крайней мере 150 000 чел. должны были считаться в резерве и лишь понемногу вливались в армию. Военные силы, выставленные зависимыми республиками в качестве союзных войск, были крайне незначительны. Швейцария должна была, согласно договору, выставить 18 000 чел., в действительности же в швейцарских войсках никогда не было больше 3 — 4 тыс. чел., как это утверждает швейцарский писатель Галлер. Поэтому, кроме тех немногих сил, которые уже находились при Итальянской армии и которые уже были включены нами в общий подсчет сил, нужно прибавить еще лишь Батавскую армию численностью около 20 000 чел.

Общая численность всех французских сил выражается в следующих цифрах:

армия на границе, готовая к операциям против австрийцев — 138 000 чел. гарнизонные войска в Верхней Италии — 25 000

войска рейнских крепостей — 20 000

в Голландии — 10 000

в Южной Италии — 34 000

резервы по набору — 150 000

Батавская армия — 20 000

Всего: 397 000 чел.

В этот подсчет не входят войска, размещенные внутри страны, часть которых могла быть использована в ходе кампании.

Итак, всего в этой кампании Франция была в состоянии выставить около 400 000 чел.

В войсках коалиции мы должны считать, кроме австрийской армии, 50 000 русских, далее около 40 000 чел. союзных сил, которые Россия и Англия намеревались высадить в Голландии, и 10 000 чел., которые обе эти державы и Сицилия могли выставить в Южной Италии во время войны. Прибавим к этому еще 30 000 чел., которых австрийцы могли послать своим армиям в качестве подкреплений во время кампании, 10 000 чел. русских подкреплений и 10 000 чел. имперского контингента. Войска для наступательной войны исчислялись, таким образом, в 390 000 чел., т. е. были такой же численности, как и войска противника.

Мы видим из этого подсчета, что о большом перевесе сил на стороне коалиции, если рассматривать кампанию в целом, не может быть и речи. Указанное здесь соотношение сил не является результатом позднейших событий, оно должно было представляться правительствам уже тогда приблизительно в таком виде, как мы указали. Поэтому его можно рассматривать как основу военных планов обеих сторон.

Равным образом наблюдалось равновесие и в отношении морального состояния войск противников.

Бонапарт с большей частью своей Итальянской армии отправился в Египет, Шерер не пользовался хорошей репутацией, Журдан в 1796 г. был совершенно разбит эрцгерцогом Карлом, Моро не получил никакого командования. От Суворова, по крайней мере, всегда можно было ожидать чего-нибудь не совсем обыкновенного. Таким образом, моральное превосходство французов, которое главным образом и создало им успех в прежних походах, теперь значительно уравновешивалось. Но, с другой стороны, нельзя было также рассчитывать на действительное моральное превосходство союзников, если не предаваться необоснованному высокомерию. В дальнейшем мы увидим, что никоим образом нельзя, считать неизменной ценность войск и их командиров, начиная с дивизионного генерала и ниже, в течение всего хода кампании. Моральное состояние австрийской пехоты значительно снизилось вследствие многочисленных новых формирований, быстро сменявших друг друга.

Впрочем, этого нельзя было полностью предвидеть, и совершенно естественно, что в подобном случае правительство несколько переоценило моральную стойкость своих войск.

Французское правительство было плохо организовано, и положение его было непрочно, в стране царили беспокойство и партийные раздоры, в управлении всюду были обман и колебания, финансы были в совершенно расстроенном состоянии. Этим невыгодным сторонам нужно противопоставить еще далеко неугасшую революционную энергию масс, характер страны, естественные и искусственные укрепления границ и единство плана, исходящее из единого центра; военные силы союзников подчинялись единой воле, управлявшей ими в большом треугольнике Вена — Петербург — Лондон.

Итак, нам кажется, что при оценке общего состояния сил обоих противников не было никакого основания для очень большого успеха на той или другой стороне. Предположим, что на одной стороне какой-нибудь Бонапарт стоял бы во главе всех сил или, по крайней мере, ²/₃ их, — тогда, если бы он был во главе французов, поход закончился бы угрозой Вене; если же, наоборот, он командовал бы союзными армиями, то он победоносно проник бы в сердце Франции. Теперь нет возможности решить, что произошло бы в последнем случае: или возникли бы политические разногласия, которые привели бы к походу на Париж и вызвали бы политическую революцию; эта революция могла протянуть руку армии, и они взаимно поддержали бы друг друга, или же возникла бы бурная реакция, в которую могло притупиться острие победы и которая могла бы принудить союзников снова отступить за Рейн и там перейти к обороне. Можно только сказать одно, принимая во внимание человеческий характер и национальную психологию, что это зависело от обстановки, а также размеров и блеска тех побед, в результате которых союзники вступили бы во Францию. Моральные факторы имеют чрезвычайно большое значение, и бывают случаи, как учит нас история, что военные успехи неприятеля не встречают никакого сопротивления. Но ни на той, ни на другой стороне полководца подобной величины не было, в, таким образом, естественно, что ни одна из сторон не могла рассчитывать на чрезмерный успех и в расчете на него строить свои планы. Так обстоит дело, если мы говорим об общем соотношении сил на протяжении всей кампании; иначе дело обстоят, если мы будем иметь в виду простое сравнение сил в начале похода, когда австрийцы, как мы видели, на обоих театрах войны имели превосходство над противником приблизительно на 120 000 чел.; отношение сил Германии и Швейцарии к силам противника складывалось как 180 к 80.

Подобный численный перевес при отсутствии большой разницы в качестве войск давал основания рассчитывать на большую победу.

Положение сторон

Мы уже указали в основных чертах расстановку боевых сил. Границу между обеими сторонами составлял Рейн от Майнца до его истоков, затем граница Граубюндена (исключая Вальтелин, который занимали французы) до тирольской границы и р. Эч, по течению которой она доходила до Адриатического моря.

Такое положение сторон возникло в результате чисто политического захвата. Только Граубюнден составлял исключение. Когда французы заняли Швейцарию с целью превращения ее в единую республику, их намерением, естественно, было включить в нее также Граубюнден, за исключением Вальтелина, присоединенного ими к Цизальпинской республике. Жители Граубюндена сначала не думали сопротивляться этому плану. Французы не вступали в эту наиболее отдаленную область Швейцарии; в связи с введением новой конституции политические отношения не пришли еще в устойчивое состояние, а между тем французская система реквизиций и контрибуций получила уже полное развитие, и сопротивление маленького кантона привело к кровавым событиям. Тогда в августе 1798 г. жители Граубюндена, скрепя сердце, обратились к помощи австрийцев, причем, они ссылались на старые связи, существовавшие между Австрией и Швейцарским союзом. Австрийцы послали туда один корпус под командованием генерала Ауффенберга. Граубюнден начал вооружаться, что побудило австрийцев включить эту область в свою оборонительную линию.

Западная тирольская граница от Фельдкирха до р. Эч образует, за исключением одного пункта Наудерса, приблизительно прямую линию, последний же пункт вместе с Энгадином составляет входящий угол. Напротив того, граница от Граубюндена, включающая Рейнские долины и Энгадин, образует полуэллипсис, основанием которого можно считать Ильталь или, точнее говоря, линию, идущую от Фельдкирха через Наудерс до Мюнстерталя. Таким образом, пришлось занять Граубюнден и оборонять его специальным корпусом, далеко выдвинутым вперед, и нетрудно видеть, что в этом далеко вдававшемся в неприятельскую линию эллипсисе следовало соблюдать особую осторожность, чтобы при серьезном нападении не подвергнуть себя большой опасности.

Австрийцы не рассчитывали на раннее открытие кампании, очевидно, введенные в заблуждение поведением французов на Раштадтском конгрессе. Поэтому в конце февраля главные их силы стояли еще в отдаленных от границы кантонах. Армия эрцгерцога в большей своей части была сосредоточена между Лехом и Изаром, во всяком случае она находилась в большом отдалении от будущего театра военных действий, а именно от областей между Дунаем и Боденским озером. Бельгард разбросал свои силы по всему Тиролю, т. е. при длине фронта в 30 миль растянул их почти на столько же в глубину. Итальянская армия занимала область от р. Эч до Мурхталя на протяжении 40 миль. Здесь впоследствии развернулись операции главных австрийских сил.

Французские позиции нигде не выходили за пределы указанных границ, и в начале марта, как мы увидим, французы сосредоточили свои силы там, где они намерены были держаться наступательного образа действий, т. е. на Рейне и в Швейцарии.

Из крепостей на всем этом театре войны в руках французов находились, если не считать Эренбрейтштейна, не представлявшего большого стратегического значения, только Майнц, Страсбург, Гюнинген, Брейзах и Мантуя. Кроме того, они владели еще небольшими укрепленными пунктами: Пескьерой, Миланской цитаделью и Пиччигетоне. Австрийцы в Германии имели только полуразрушенный Мангейм, цитадель Вюрцбурга и временные укрепления городов Ульма и Ингольштадта. В Италии Венецию нельзя было принимать в расчет, так как она не имела сухопутной крепости, а, кроме нее, австрийцы владели только временно укрепленными пунктами — Вероной и Леньяго. Таким образом, в этом отношении на стороне французов было решительное преимущество.

Что касается продовольствования армии, то в этом отношении не могло возникнуть никаких серьезных затруднений, поскольку театр военных действий составляли плодородные и густонаселенные провинции. Мы должны только отметить, что эрцгерцог Карл жалуется на позднюю организацию продовольственного дела в австрийской армии и в этом усматривает причину запоздания в развитии операции главных ее сил.

Влияние Швейцарии на войну

Прежде чем перейти к дальнейшему изложению и рассмотрению кампании, мы должны бросить взгляд на новые условия, в которых оказались Швейцария и Нижняя Италия в этой войне, в указать, какое влияние оказали на кампанию эти государства.

Жомини в своей " Истории революционной войны" утверждает, что вторжение французов в Швейцарию в нарушение вследствие этого ее нейтралитета было невыгодно для обеих воюющих сторон. Нет надобности отмечать, что подобное утверждение заключает в себе противоречие. Если бы нарушение нейтралитета Швейцарии было невыгодно французам, то оно должно было этим самым представлять выгоду для австрийцев, так как, поскольку речь идет о двух противниках, здесь всегда должна иметь место полярность интересов. Конечно, можно думать и так, что это нарушение нейтралитета было невыгодно для французов в каком-нибудь одном отношении, а для австрийцев — в каком-нибудь другом, но и в таком случае невыгоды одной из сторон являются столь же большой выгодой для другой, и, таким образом, можно произвести сравнение между ними. Если плюсы или минусы уравновешиваются, то следствием этого будет безрезультатность целого, но конечный результат никоим образом не может быть отрицательным для обеих сторон.

Эта критическая ошибка, которая нередко встречается в подобных случаях, побуждает нас более подробно рассмотреть данный вопрос. Если между двумя воюющими государствами находится какое-нибудь третье и возникает вопрос, какие результаты будут иметь его нейтралитет или вмешательство с его стороны, то прежде всего нужно заметить следующее: сохранение нейтралитета делает страну недоступной, вмешательство же открывает доступ в нее противникам; однако, пассивное допущение на свою территорию следует отличать от активного вмешательства в войну. Такая нейтральная страна, бросив значительную тяжесть на чашу весов в каком-нибудь пункте, легко может дать перевес одной из воюющих сторон. В таком случае не может возникнуть никакого спора, для какой стороны это является выгодным, — бесспорно, для того из противников, на стороне которого выступает третья страна. Если бы активное вмешательство Швейцарии имело такое значение, какое оно могло бы иметь соответственно положению этой страны, то нарушение ее нейтралитета, вне всякого сомнения, было бы выгодно для Франции, на стороне которой она находилась.

Впрочем, бывают и такие случаи, когда вмешательство подобных стран совершенно не имеет никакого значения или по той причине, что они слишком малы и невоинственны, или потому, что они не хотят воевать, как это было и со Швейцарией. Тогда их активное вмешательство будет иметь значение не больше, чем простое допущение прохода войск через их территорию. Следовательно, мы так должны будем ответить на поставленный вопрос: невозможно вообще рассматривать результаты, не принимая во внимание специфических географических условий.

Нейтральную страну, находящуюся между двумя воюющими государствами, мы можем рассматривать как большое озеро, которое прерывает связь между двумя участками суши. Из этого, совершенно очевидно, может возникнуть двоякого рода результат: или отрицательный, в случае перерыва сообщения, или же положительный, благодаря сокращению границы.

Указанный выше отрицательный результат может иметь место как при обороне, так и при наступлении, если перерыв параллельных линий связи равно невыгоден в обоих случаях. Но он может иметь место только для той из двух сторон, для которой это озеро находится позади линии расположения ее сил.

Если же линия расположения сил обеих сторон приходится на середину этого озера, то минусы будут для обеих сторон одинаковы, т. е. эти минусы отпадают, и положение будет в равной степени благоприятным для обоих противников.

Но боевые действия во время похода редко ведутся на одной линии, в большинстве же случаев, если нейтральная сторона не имеет решающего значения, война приходит к тому или иному концу, и, таким образом, можно сказать, что в общей сумме случаев и этот минус для обеих сторон является одинаковым, и а конечном счете ни для одного из противников не получается никакого минуса.

Сокращение границы является выгодным, как это весьма очевидно, для обороняющейся стороны. Сведение всей границы к единственному проходу открывает возможность упорной обороны. Невыгоды пресечения коммуникационной линии в большинстве случаев можно парализовать тем или иным способом, причем линия расположения относится назад или на всем протяжении, или же только на одном фланге, вследствие чего нейтральная страна полностью или частично оказывается лежащей перед фронтом; поэтому в общем выгоды ее нейтралитета всегда будут на стороне обороняющегося.

Если мы будем рассматривать Швейцарию только с точки зрения геометрических отношений, то должны будем внести поправку в утверждение Жомини в том смысле, что нейтралитет Швейцарии был выгодным для французов до тех пор, пока они находились в положении обороняющейся стороны. Но поскольку они перешли к стратегическому наступлению, становится для них выгодным открытие пути через Швейцарию, во-первых, потому, что это позволяло французам установить непосредственную связь между их армиями в Германии и Италии, во-вторых, потому, что оно вынуждало австрийцев включить в свою оборонительную систему отрезок границы от Базеля до истоков р. Эч. Не следует думать, что австрийцы могли улучшить свое положение, отказавшись от местной обороны. Даже наиболее сконцентрированная оборона всегда должна сообразоваться с размерами обороняемой территории, только способы обороны должны находиться в зависимости от возрастающего числа неприятельских комбинаций.

Если мы обратим внимание на географические особенности Швейцарии, мы натолкнемся на следующие два обстоятельства: во-первых, Швейцария, как горная страна, особенно благоприятна для обороны, вследствие чего тот, кто владеет ею, имеет большое преимущество.

Во-вторых, Швейцария занимает господствующее положение над всей равниной Верхней Италии до подножия Савойских Альп.

Здесь нам следует рассмотреть, в каком смысле нужно понимать эти особенности Швейцарии и к какому собственно результату они могли привести.

В другом месте мы выставили положение и старались доказать его, что горный характер страны а относительном смысле является благоприятным фактором для всякого рода сопротивления, в абсолютном же смысле представляет невыгоды и опасность. Мы не можем здесь повторять этих доказательств, но хотим лишь объяснить наше мнение.

Под словом " относительное" мы разумеем такое сопротивление, которое длится только в течение некоторого периода времени, ибо оно не дает решения само по себе, но зависит от решения в другом месте. Всякая боевая операция в горах протекает медленней, чем на равнине, поэтому даже и неудачное сопротивление, т. е. такое, которое оканчивается очищением позиций, в горах всегда продолжается дольше, чем на равнине; если же сопротивление имеет целью, главным образом, выигрыш времени, как, например, на передовых постах, то оборона в горной местности уже поэтому является более успешной.

Но она является более успешной еще и потому, что наступающий несет большие потери. Там, где добиваются общего решения, на потери не обращают внимания, и цена, которой можно добиться победы, — это вопрос в большинстве случаев второстепенный. Но там, где речь идет о подчиненной цели, обращается очень большое внимание на то, какой ценой покупается победа, и во многих случаях наступление прекращается только по этим соображениям.

Наконец, любой малочисленный отряд в горах бесконечно более силен, чем на равнине, потому что он никогда не может быть обращен в бегство, а конница, этот наиболее опасный род оружия для отступающих небольших отрядов, в горах утрачивает значительную долю своих боевых качеств.

Все эти обстоятельства приводят к тому, что в горных местностях даже слабые отряды войск надо принимать в расчет, ибо они не только в состояния оказывать гораздо более длительное сопротивление, но могут также показываться на глаза более сильному, чем на равнине, противнику.

Но, поскольку речь идет о главной армии, которая должна добиться общего решения, поскольку длительное сопротивление не

Имеет более значения и в нем нельзя усматривать никакого положительного результата, коль скоро оно кончается отступлением, поскольку борьба ведется не за выигрыш пространства, а за победу, поскольку, таким образом, сопротивление обороняющегося должно быть вполне абсолютным, — постольку горная страна совершенно невытодна для ведения обороны. Мы можем, как уже сказано, не развивать здесь этих соображений, сошлемся только на опыт и мнение того полководца, с которым мы здесь прежде всего будем иметь дело: эрцгерцог Карл как раз был первым из всех теоретиков, который в своем труде о походе 1796 г. в Германии высказал мысль, что торные районы невыгодны для обороняющегося. Мы добавим к этому: " поскольку ищут большого решительного сражения или, наоборот, избегают его".

В частности, по отношению к Швейцарии мы должны сказать, что ее наиболее возвышенные горные части менее пригодны, чем средние горные области, даже и для относительной обороны. Если горы настолько круты и высоки, что для ведения обороны приходится оставаться в долинах, и, таким образом, значительная часть преимуществ, представляемых горными районами для защиты, утрачивается и на их месте возникают даже невыгоды, то вообще встает вопрос, не является ли подобная страна более благоприятной для наступления, чем для обороны.

Итак, только с такой оговоркой мы можем признать, что Швейцария по своим географическим особенностям представляет благоприятные условия для обороны. Когда мы говорим о так называемых преимуществах горных стран перед лежащими рядом равнинами, то это нужно понимать только в том смысле, что этими менее доступными странами армии, ведущей операции на равнине, не так легко овладеть, как странами ровными и открытыми. В этом случае неприятельские фланговые корпуса должны держаться на равной высоте с главными силами; если же они этого не делают, их легко можно принудить и заставить поплатиться за это. Продвижение армии в равнинных условиях очищает от противника на известное расстояние районы, прилегающие с флангов, не требуя для этого особых частей войск. Но иначе обстоит дело, если движение совершается в горах.

Горная страна не может быть обозреваемой с равнины уже вследствие своего возвышенного характера, между тем как для того, кто находится на ее последних склонах, открывается превосходный обзор большей части долины. Ущелья и леса, через которые нужно проходить в горной стране, делают также обзор значительно более трудным, чем на равнине. Когда мы находимся на равнине и имеем сбоку горный хребет, на котором расположился противник, то нельзя за ним наблюдать так, как он наблюдает за нами с хребта.

Просто пересеченная и прикрытая местность представляет нечто подобное, не давая хорошего обзора, причем элемент возвышенности здесь не имеет значения.

Далее, каждая горная страна является менее доступной и, как мы уже сказали, очень подходящей для сопротивления со стороны небольших отрядов. В результате этого противник очень легко может удержаться с слабыми силами и прерывать отсюда наши коммуникации на равнине, если они идут вдоль горного хребта. Мы не можем в любой момент прогнать его оттуда, как это можно сделать в открытой местности, где отдельный неприятельский отряд, выдвинувшийся вперед, легко может быть поставлен в опасное положение высланной против него кавалерией в преобладающих силах. В горах можно овладеть местностью только путем систематического и комбинированного продвижения вперед несколькими колоннами, и при этом всегда нужно применять значительно более крупные силы, чем те, которые имеет здесь противник.

Нельзя захватить горный район лишь временно, а потом снова отказаться от обладания им — необходимо постоянно держать его в своих руках, следовательно, рядом с главными силами армия должны идти более или менее постоянные фланговые корпуса. Поэтому возникает необходимость в таких мероприятиях, от которых мы отвлеклись вначале. Нельзя избежать этих мероприятий, не поставив свои коммуникации под угрозу, более или менее действительную и опасную.

В этом смысле говорится, но, конечно, с известной долей преувеличения: горы господствуют над лежащими внизу долинами.

Если мы обратимся к Швейцарии, мы должны будем сказать, что она по своей природе не имеет такого значения в отношении Ломбардии. Ее южные горные склоны слишком высоки, круты и недоступны, ее связь с Ломбардией ограничивается немногими труднопроходимыми тропами; поэтому она непригодна для продолжительных действий различных небольших отрядов. Наряду с этим долина Ломбардии слишком широка, а По является хорошим прикрытием против гор. В самом деле, мы увидим, что в этой кампании 1799 г. французы продолжали владеть Швейцарией, без того чтобы это заметным образом отражалось на приобретенном союзниками господстве в Верхней Италии.

Из этого рассмотрения Швейцарии с двух точек зрения, во-первых, как самостоятельного горного театра войны, во-вторых, как своеобразного бастиона, фланкирующего долину Верхней Италии, вытекает, что обладание ею не давало французам никаких стратегических и тактических преимуществ, которые могли бы, согласно модным взглядам того времени, указать Директории военные советники. Это обладание привело даже в противоположным результатам, так как туда вступила одна из трех главных французских армий, и, таким образом, дело могло дойти до решительных ударов. Кроме того, соотношение сил предписывало французам оборонительный образ действий, и они никоим образом не могли питать надежды вести наступательные операции, хотя вначале они сделали такую попытку. Поэтому мы не можем согласиться с мнением Жомини, рассматривающего как ошибку в отношении войны тот факт, что французское правительство вторжением в Швейцарию нарушило ее нейтралитет.

Влияние Южной Италии на войну

Теперь нам предстоит рассмотреть еще один вопрос — о том, какое политическое влияние на кампанию 1799 г. оказало выступление Южной Италии. Это, однако, не так далеко отвлечет нас от общей цели, как предыдущее рассуждение.

Жомини рассматривает операцию против Неаполя также как предприятие, решительно невыгодное, которое якобы заставило французов чрезмерно растянуть свои наступательные силы.

Французы начали войну с Неаполем не по своей инициативе, и это можно приписать их вине лишь постольку, поскольку они вообще способствовали расширению коалиции и в частности причинили большие заботы неаполитанскому королю своим пренебрежением к интересам церковного государства.

Король неаполитанский выступил в поход в ноябре 1798 г. с 40-тысячной армией. В марте 1799 г. он, вероятно, мог бы выставить еще значительные силы, к которым впоследствии присоединились бы 10 или 15 тыс. русских и английских войск. Борьба с 60-тысячной армией для французов, конечно, не представляла никакой выгоды, и мы должны отметить, что, поскольку неаполитанский король не мог взять инициативу в свои руки, французы совершили бы большую ошибку, если бы они не напали на него и не нанесли ему поражения еще до выступления в поход других союзников.

Тот факт, что французы послали в Южную Италию 30 000 чел., в значительной степени обеспечивал их успех, так как нужно признать, что 30 000 французов представляли такую же силу, как 60 000 неаполитанцев. Учреждение Партенопейской республики было карательной мерой, а вовсе не являлось необходимым следствием войны с Неаполем.

Французы просто могли бы принудить неаполитанского короля сократить армию до размеров небольшого корпуса, наложить на него значительную контрибуцию и связать его обязательством нейтралитета: тогда им не было бы надобности оставлять здесь свои войска. Совершенно невероятно, чтобы король продолжал еще принимать участие в кампании 1799 г.

Впрочем, мы не должны чрезмерно удивляться возникновению этой Партенопейской республики при господствовавших тогда у французского правительства тенденциях превращать все покоренные государства второго ранга в республики. Кроме того, французская Директория, оставляя там военные силы, имела в виду заменить их отчасти союзным контингентом нового свободного государства. Во всяком случае у французов оставался еще в распоряжении целый месяц до фактического начала войны для того, чтобы увести отсюда эти части и присоединить их к своей Итальянской армии. Если они этого не сделали, рассчитывая со своей 80-тысячной армией, находившейся в Италии, держать в подчинении весь полуостров, в то же время противостоя почти столь же сильной австрийской армии на р. Эч, то это следует прежде всего рассматривать как основную их ошибку.

Выводы из предыдущего применительно к оперативным планам обеих сторон

После того как мы ознакомились с условиями, в которых находились обе стороны, рассмотрим теперь, какие они должны были принять планы, вытекавшие из существа обстановки, а затем посмотрим, каким планам они следовали в действительности.

Начнем с Австрии.

Австрия прежде всего стремилась к новой войне, преследуя в ней положительную цель. Во время мира французы расширили свое влияние в небывалых дотоле размерах. Австрийцы видели необходимость заставить французов отказаться от предпринятых ими шагов к порабощению Европы. Как только в этом пункте было достигнуто соглашение с Англией и Россией, возникла вторая коалиция.

Эта коалиция не прибегала ни к каким чрезвычайным средствам, чтобы разгромить Францию, как это было во время союза 1813 г. Об этом не думал ни один из трех главных союзников, и, вероятно, даже ни один из них не считал тогда это вообще возможным. Подобным образом нельзя было сломить волю Франции.

Там, где само государство не может быть разрушено, для того, кто ставит себе положительную цель, не остается ничего другого, как завладеть желаемым объектом или при заключении мира получить какой-нибудь другойобъект, признаваемый достаточным эквивалентом.

Объектами притязаний Франции были Швейцария и Италия. Следовательно, на завоевание этих двух стран и была направлена в первую очередь деятельность австрийцев. С завоеванием Верхней Италии созданные Францией в Южной Италии государства падали сами собой, и, вместе с тем Цизальпинскую республику (при действительном намерении положить в основу Кампо-формийский договор) можно было рассматривать как залог для того, чтобы скорее склонить противника к заключению мира. Однако, представляется сомнительным, чтобы все три союзника имели намерение добиться более выгодного мира, чем тот, который был заключен в Кампо-Формио.

Хотя деятельность союзников в первую очередь была направлена на Италию и Швейцарию, но из этого вовсе не следует, что они не могли выбрать объектом своего похода какую-нибудь другую французскую провинцию, которая казалась бы им достаточным эквивалентом, заменяющим ту или другую из этих двух стран, если бы они могли завоевать ее с большей легкостью. Впрочем, подобной провинции, очевидно, не оказалось. Раньше они думали вести войну за обладание территорией за Майнцем до старой французской границы, т. е. снова овладеть левым берегом Рейна, но завоевание этой территории представляло ту невыгоду, что ее очень трудно было удержать за собой, после же потери Майнца об этом больше не могло быть и речи.

Майнц в качестве объекта нападения, во-первых, представлял весьма слабый эквивалент, во-вторых, главное затруднение заключалось в том, что пути от Среднего Дуная к Майнцу составляют кривую и длинную операционную линию, которая всегда находится под угрозой со стороны Верхнего Рейна. Наиболее сильный удар против самой Франции Австрия может нанести на Верхнем Рейне, так как это кратчайший и наиболее прямой путь, который к тому же вполне прикрыт налевом фланге австрийскими провинциями.

Таким образом, Швейцария и Верхняя Италия из всех провинций, находившихся в руках французов, были наиболее естественными объектами австрийского похода. Но целью являлось не простое завоевание этих провинций, существенное значение здесь имело стремление к триумфу победы, а также значительное расстройство боевых сил противника. В самом факте завоевания этих провинций победа должна была только обнаружиться, известным образом воплотиться. Это завоевание можно было рассматривать только как средство сломить волю врага и привести к почетному миру. Никоим образом нельзя было ожидать, что обе эти страны будут уступлены французской армией без вооруженной борьбы или очищены вследствие маневра. Выяснение этой весьма существенной части плана представляет для нас не только голый теоретический интерес; вполне понятно, что та или иная точка зрения должна оказывать значительное влияние на дальнейшие установки в плане кампании и на образ действий полководцев при его проведении. Если главной целью является не одержание большой победы, а лишь обладание территорией, то по большей части для этого ищут бескровных путей. Тогда опасность общего кризиса не в такой степени сосредоточивается в одном пункте, и для полководца, как и для правительства, не представляется такой страшной, ибо здесь не требуется такой силы воли и такой ответственности в принятии решения.

Как мы видели, в общем соотношении сил на стороне союзников не было никакого перевеса, однако, в начале кампании они имели весьма большой перевес, на который можно было смотреть как на средство к достижению цели.

Допустим, что при помощи этого превосходства противнику были бы причинены большие потери; его главные силы были бы побеждены и уничтожены; доверие к вождям было бы поколеблено и мужество войск ослаблено, порабощенные страны удалось бы вырвать из его рук, и расстроить его надежды и планы; в стране возникли бы недовольство и озабоченность; при таких условиях можно было бы надеяться, что по крайней мере в этой кампании уже не сможет установиться равновесие сил, которое без этого поражений могло бы впоследствии создаться, благодаря общим условиям; можно было, наконец, надеяться в этом превосходстве или найти предлог для противника заключить невыгодный для него мир или для собственной партии подыскать основание для второй победоносной кампании.

Итак, в Швейцарии и Италии требовалось своевременное решительное наступление, ставящее целью нанесение крупных ударов. Обратимся теперь к Франции.

Французская республика с 1794 г. находилась в состоянии беспрерывной войны с монархическими странами Европы. Она захватила в свои руки сначала Бельгию, потом левый берег Рейна, затем Голландию, Ломбардию, Швейцарию, Церковное государство, наконец, обе итальянские монархии. Большинство князей, с которыми она вела войну, склонилось под ее мечом, им не оставалось ничего, кроме мира, никакой защиты, кроме нейтралитета. В конце концов сама Вена трепетала перед ней.

Если мы представим себе, что эти успехи находились в связи с политической экзальтацией, из которой они и вытекали, то будет само собой понятно, к каким чувствам высокомерия, властолюбия и пренебрежения к врагу они должны были привести французский народ и правительство. Это правительство состояло из пяти эфемерных членов Директории, которые должны были не только тщательно охранять сделанные приобретения, но и использовать, по возможности, свое кратковременное могущество.

Усилия его отдельных членов еще могли ускорить громадный размах событий, являясь некоторым добавлением к существовавшему уже движению, но они не могли сопротивляться его дробящей мощи.

Критику, желающему спокойно и хладнокровно исследовать настроение этого правительства с его высокомерием, гордыми намерениями и чрезмерными ожиданиями и рассматривать все физические и моральные силы как объективные величины, крайне трудно взять правильную ориентацию. При рассмотрении плана кампании ему необходимо стать на точку зрения этого правительства, считаясь даже с вполне естественной односторонностью его стремлений, и подвергнуть критике только существовавшие внутри его противоречия.

Если бы во главе этой революционизирующей власти в правительстве и в армии стоял человек, подобный Бонапарту, он мог бы повести вперед французские знамена, с одной стороны, подготовив для этого необходимые средства, с другой — целесообразно и успешно использовав их. Тогда нетрудно было бы, исходя из тех принципов, которые усвоила себе Франция, создавать величественные и успешные планы.

Позднейшие исторические события доказали это фактически. Но подобного человека тогда не было. Бонапарт и Карно были удалены. Первый находился в Египетской экспедиции, второй в связи с событиями 18 фрюктидора 1797 г. был отправлен в изгнание.

Состояние упадка, в котором находилась армия, в достаточной степени показывало, что среди правительства не было никого, кто обладал бы необходимой силой и пониманием. Из тех полководцев, которые были поставлены во главе четырех армий, Бернадотт и Массена до сих пор отличились лишь как командиры дивизий, еще мало упроченная репутация Шерера и Журдана была окончательно погублена.

Если мы представим себе, в каких условиях находилась французская Директория, чтобы, исходя из духа и направления французской политики, определить план кампании на 1799 г. согласно нашим принципам, то это приведет нас к следующим результатам: французская система завоеваний в общем была направлена к продвижению до линии Рейна, р. Эч и Адриатического моря. Эти захваченные территории нужно было удержать за собой в борьбе с новой коалицией.

Такова, бесспорно, была политическая задача рассматриваемого момента. Если у правителей Франции была идея еще более расширить свою систему и, в конце концов, распространить ее на всю Европу, то этот момент; когда образовалась новая коалиция против уже ранее сделанных завоеваний и когда Франция не вооружилась в достаточной степени для борьбы с нею, естественно, был неподходящим моментом для осуществления новых планов. Но эти планы во всяком случае возникли бы, если бы очень удачная война дала на это право. Итак, политическая задача данного момента была чисто оборонительной, т. е. имела негативный (отрицательный) характер.

В тот момент, когда приходилось принимать первые решения, силы французов, очевидно, были довольно слабы. Если и можно было рассчитывать в дальнейшем ходе кампании добиться известного равновесия, то оно могло быть достигнуто лишь при содействии сил изнутри страны. При таких обстоятельствах состояние сил заставляло ограничиться обороной.

Своими завоеваниями французы до такой степени нарушали политические интересы Европы, что Австрия, едва оправившаяся, решилась на новую войну.

Французы легко могли предвидеть, что союзники будут стремиться к нанесению решительного удара. Поэтому они должны были так организовать оборону, чтобы противопоставить достаточные средства этим решительным ударам, т. е. не рассчитывать на действительность и пользу местной обороны, но свести свои силы в большие армии, победы которых могли бы служить защитой той стране, в которой они находились.

Итак, от этих побед зависело все, и французы могли надеяться, что в случае отражения нападения силы новой коалиции будут расстроены, ибо ничто так не ведет к распадению союза, как уничтожение его моральной силы.

Но не легче ли было одержать эти победы при помощи наступления?

То, что мы называем обороной, является стратегической обороной, которая никоим образом не исключает наступательных боев. Они могут быть выгоднее при известных обстоятельствах, но в общем не бывают таковыми. В дальнейшем мы рассмотрим этот вопрос более подробно.

При этом мы думаем, что обе стороны при составлении своих планов придавали большое значение выравниванию фронта.

Мы не намерены более подробно развивать эти планы до того пункта, до которого они могли быть выработаны кабинетами с предоставлением некоторой свободы при проведении операций на месте; даже при рассмотрении их в общих чертах необходимо принять в расчет такое количество данных, которыми мы не располагаем, так что наша работа носила бы совершенно иллюзорный характер. Однако, для понимания уже сказанного нами необходимо остановиться более подробно на тех мероприятиях, которые мы считаем важными для обеих сторон, и при этом ответить на некоторые вопросы, оставшиеся неразрешенными.

Если намерением австрийцев было завоевание Швейцарии и Верхней Италии, то они могли начать наступление или на обоих театрах войны или же сначала только на одном из них. Последнее давало им возможность выступить в решительном пункте, обладая таким численным перевесом, который обеспечивал несомненный успех, причем этот успех мог быть блестящим.

Если бы французы допустили ослабление своих сил на театре войны, не подвергшемся нападению, и усилили бы их на угрожаемом театре, то, австрийцы могли бы перейти к наступлению на другом театре, чтобы там добиться того успеха, которого они могли лишиться на первом. Однако, при немногочисленных и плохих путях сообщения, которые связывали тогда Ломбардию и Швейцарию, французам было крайне трудно производить двухсторонние переброски из обеих армий, точно так же трудно было для них разведать позиции и сосредоточение австрийских сил позади горных районов Тироля и Крайны.

Если мы теперь поставим вопрос, какая из двух провинций должна была первой подвергнуться нападению, то мы можем решить этот вопрос в отношении Швейцарии, исходя из следующих оснований:

1. В Швейцарии и на Верхнем Рейне находилось большинство французских военных сил; так как можно было предвидеть, что они будут действовать совместно, то здесь возможно было ожидать крупных успехов.

2. Положение французской армии в Швейцарии было бы в высшей степени критическим, если бы имеющий численное превосходство противник захотел использовать географические условия страны для решительного удара. Если бы он затем начал наступление в нижние области и вышел бы на пути к Берну, то ему не трудно было бы выиграть левый фланг французской армии, которая тогда со своими тылами, находившимися в высоких областях Альп, оказалась бы в ужасном положении, близком к катастрофе. Итак, нигде не представлялось такого случая нанесения крупного удара, как здесь.

3. Во время решительного удара в Швейцарии или на Верхнем Дунае французы, даже если бы они имели некоторые успехи, не могли из Италии предпринять ничего серьезного против сердца австрийской монархии. Для такой операции, как в марте 1797 г., нужны были Бонапарт и победоносная и вдвое большая армия. Ни одно из этих условий не имело места. Гораздо опасней было бы для сердца австрийской монархии и произвело бы большее моральное впечатление, если бы во время похода главных австрийских сил в Италию французским генералам Журдану и Массена удалось бы нанести поражение оставшимся в Германии силам. Открытая плодородная страна, свобода действий левого фланга и более сильная армия создавали такие условия, что французов гораздо более следовало бояться с этой стороны.

4. Большие массы австрийских войск были расположены преимущественно в направлении против Швейцарии, а не против Италии. Следовательно, здесь удар был бы более быстрым, более коротким, а потому и более неожиданным, что следует рассматривать как обстоятельство, крайне важное для успеха.

5. Позднее прибывавшие русские войска, вполне естественно, должны были быть использованы на том театре войны, который в данное время имел наименьшее количество войск, и бесспорно, русские более годились для действий на равнине, чем в горных районах Швейцарии.

Если мы утверждаем, что Швейцария должна была быть завоевана раньше, чем Италия, то не потому, что эта страна расположена выше и обладание ею значительно облегчает завоевание другой. Если Цюрих и Берн лежат на 1 000 футов выше Милана, то это имеет мало значения в сравнении с высотой в 6000 и 8000 футов, на которой находятся проходы из одной провинции в другую; как учит нас опыт похода 1799 г., их почти так же хорошо можно удерживать со стороны Италии, как и со стороны Швейцарии. Мысль о том, что более высокое положение всей страны является действительным стратегическим элементом, — это полная иллюзия{2}.

Что касается господствующего положении Швейцарии над Италией, понимаемого в нашем смысле, то, как мы уже это показали, этот фактор не имел большого значения.

Равнодушие, которое мы проявляем в стратегии в отношении географических условий, не вызывает в нас никаких упреков совести, если мы хотим не только использовать наши главные силы в низменных областях Швейцарии, но также наносить и развивать наши главные удары снизу вверх. Французская главная армия, вынужденная к отступлению в верхние области Альп, уже благодаря этому была наполовину уничтожена.

На основании развитых здесь взглядов мы можем установить следующий план, который должен был привести к блестящему открытию кампании и дал бы возможность австрийцам избежать катастрофы, которая их постигла, не считая, впрочем, этот план единственно целесообразным и правильным.

1. 50 000 чел. образуют армию в Италии и для перехода в наступление ожидают прибытия русских. Они занимают расположение по р. Эч и сосредоточивают свои силы в зависимости от действий противника; они переходят к решительным действиям только при условии исключительно благоприятной обстановки, в противном случае отходят к подножию Крайнинских Альп.

2. 150 000 чел. образуют армию в Германии под командованием эрц-герцога Карла. Она сосредоточивается за Боденским озером, угрожая в равной степени Граубюндену и Арау.

3. Остальные 26 000 чел. остаются в качестве наблюдательной цепи в Тироле, Граубюндене и на Верхнем Рейне до Страсбурга.

4. Главная армия в 120 000 чел. назначается для наступления за Рейн на Арау и 30 000 чел. — на Фельдкирх и С. -Галлен. Она должна вступить в решительное сражение с главной французской армией в Швейцарии с целью ее уничтожения.

5. Обе массы войск, разъединенные Боденским озером, соединяются с южной его стороны или, по крайней мере, ведут операции в тесном сотрудничестве.

Их отдельное наступление имеет целью только:

а) облегчить быстроту продвижения;

б) избежать сосредоточения слишком больших масс при переправе через Рейн на небольшом пространстве;

в) служить демонстрацией против правого фланга французской армии и дальше удерживать его в высоких горных областях;

г) прикрывать возможный отход главной армии на Брегенц.

6. Западная масса главной армии вступает в Арау и стремится выиграть левый фланг французской главной армии, так чтобы тыл ее вовремя сражения был прижат к горам.

7. В случае если французская Дунайская армия (Журдан) выступит настолько рано, что австрийская главная армия получит возможность с успехом обратиться в первую очередь против нее, то австрийская армия оставляет 20 000 чел. за Рейном, а со 100 000 чел. выступает против Дунайской армии с целью одержать над ней полную победу, безразлично, над какой из обеих армий сначала будет одержана победа.

8. Усилия командующих должны быть направлены к тому, чтобы находиться между обеими армиями, однако, не с целью занять позицию между ними, а для того, чтобы при помощи мгновенного большого численного превосходства нанести решительные удары и с максимальным напряжением сил использовать их результаты — в Германии до Рейна, и Швейцарии до Юры или даже самим перейти через эту гору.

Подготовительными мерами необходимо было добиться того, чтобы армия в конце февраля расположилась на указанных здесь временных позициях. Так как французы в начале марта разорвали дипломатические сношения и вскоре после этого объявили войну, то нетрудно было уже в январе предусмотреть приближение этого разрыва.

По крайней мере уже в январе нельзя было больше верить в возможность мирного исхода.

Во всяком случае при данных обстоятельствах было нетрудной задачей предупредить противника или, по крайней мере, быть в готовности начать наступление в тот момент, когда с его стороны будет угрожать нападение.

Что касается французов, нетрудно применить наши принципы к их системе обороны.

Верхний Рейн является слишком сильной границей для того, чтобы можно было угрожать ей. Для ее прикрытия было вполне достаточно иметь гарнизоны в Страсбурге, Нейбрейзахе и Гюнингене. Из 138 000 чел. полевых войск могли быть образованы две армии по 65 000 чел. каждая, которые следовало расположить одну за р. Эч, а другую за Лиматом таким образом, чтобы они могли вступить в сражение соединенными силами. Тогда в высоких областях Альп для связи между двумя колоннами можно было бы оставить всего лишь 8 000 чел.

Мы разделяем французские силы на две равные частя, так как нельзя было предусмотреть, куда будут направлены австрийские силы, находившиеся в Тироле, и поэтому оба театра войны казались в равной степени угрожаемыми; кроме того, переброска крупных воинских частей с одного театра войны на другой была связана с значительными трудностями и с большой потерей времени.

Против австрийских сил, расположенных согласно нашему плану, армия в Швейцарии не могла бы держаться. Было весьма существенно, чтобы она, избежав поражения, отступила через Фрикталь в Эльзас. Тогда, конечно, ничего не было бы потеряно, кроме обладания Швейцарией. Но если бы австрийцы слишком поздно закончили свои приготовления или если бы они допустили большую ошибку, неразумно разделив свои силы, тогда эта армия могла бы попытаться одержать блестящую победу над той или другой частью австрийских войск.

В Италия силы противников находились почти в равновесии; но если бы подошли русские или если бы неудачи заставили французов оставить линию р. Эч, нужно было немедленно вывести войска из Южной Италии, покинув на произвол судьбы вновь созданные республики.

Чем менее претенциозным был этот план, тем более, полагаем мы, следовало применить его в борьбе с противником, имевшим численный перевес и находившимся под умелым командованием, чтобы свести к минимуму невыгоды своего положения; если же противник совершает ошибки и обнаруживает свои слабые стороны, нужно быть готовыми вести против него решительные действия, ставя себе положительные цели.

Полагаем, что этот план должен был заключать в себе только простое развитие тех мероприятий, которые вытекают из явного превосходства сил. При этом мы хотим только показать, как представляем себе его зарождение. Между тем, поскольку мы этот план в дальнейших расчетах выводим из простого логического развития, мы вообще утверждаем, что в теории он не мог быть иным и что неразумное стремление к гениальности по большей части приводит только к путанице и вредит делу. Установление основных положений плана кампании не требует творческой гениальности. Формы использования масс немногочисленны и чрезвычайно просты, важны только основные принципы и известная острота ума в распознавании вещей. Только тогда, когда трудность условий или смелость полководца дают перевес субъективным суждениям над объективными, они (объективные суждения) могут иметь влияние на направление и отклонение основных линий плана; способность полководца не только на основании объективных данных проникать взглядом в самую сущность вещей, понимать и различать столько же интуицией, сколько и рассудком, может быть обозначена именем гениальности, характеризующим высшую область духовной деятельности. Похода через С. -Бернард не мог бы потребовать от Бонапарта никакой начальник генерального штаба.

Действительные планы кампании обеих сторон

Австрийцы

Когда началась война, австрийцы, как говорит эрцгерцог, не выработали еще никакого плана кампании; у них не было, кажется, также никакой предварительной договоренности относительно возможного случая непредвиденного начала военных действий. Следствием этого было то, что армии действовали несогласованно, т. е. не преследовали единой цели. Между тем такое единство является существеннейшей целью всякого плана кампании. Там, где действуют несколько армий, план, по нашему мнению, является необходимым, хотя бы он содержал в себе мало конкретных положений, предоставляя решение условиям места и времени. В таком положении находились австрийские армии, операции которых были вызваны непредвиденным открытием военных действий. Они не имеют никакого другого плана, кроме того, что считались предназначенными для защиты той страны, в которой находились. Одна только армия эрцгерцога Карла, по-видимому, имела предварительный план действий — вести наступление в районе между Боденским озером и Дунаем с целью прикрытия с фланга так называемой Тирольской армии. Впрочем, уже в самом распределении главных сил можно усмотреть некоторые зачатки намечавшегося плана.

Часть армии эрцгерцога силою в 92 000 чел. должна была наблюдать за французской Рейнской армией, а ее главные силы предназначались для действий к западу от Боденского озера против Дунайской армии и части Швейцарской. Готце должен был занять Форарльберг и Граубюнден, Бельгард — Тироль в качестве театра войны, связывающего Германию с Италией. Для этого армия в 73 000 чел. не казалась австрийскому кабинету слишком большой. В Италии после прибытия Суворова должна была вести наступление армия численностью от 100 до 120 тыс. чел. (в зависимости от того, какие силы выставят русские). Таким образом, намечался, по-видимому, следующий план: в Германии вести активную оборону, которая при удачных обстоятельствах могла привести к завоеванию Швейцарии, в Граубюндене и Тироле держаться пассивной обороны, в Италии же вести подлинную наступательную войну.

Насколько этот план расходился с тем, который изложен нами в предыдущем параграфе как наиболее целесообразный, показывает простое сравнение.

В нем совершенно нет места основной идее нашего плана — использовать первоначальное значительное превосходство в силах для нанесения решительных ударов. Если бы у австрийцев была подобная мысль, они постарались бы предупредить противника в открытии военных действий.

Прибавим к тому же, что они сильно запоздали, ибо в подобных случаях можно легко ошибиться в своих расчетах на несколько недель. Кроме того, не в интересах австрийского кабинета было выставлять себя нападающей стороной. Оба эти обстоятельства мешали использовать численное превосходство для нанесения решительных ударов в самом начале войны. К тому же в данном случае неожиданное нападение на противника не представлялось необходимым в стратегическом отношении. Но во всяком случае этот план мог предохранить австрийцев от того, что они сами станут объектом стратегического нападения, как это произошло в марте.

Другим доказательством того, что австрийцы не думали использовать свое первоначальное превосходство для решительных действий, является тот факт, что они начали свое главное наступление в Италии, где они могли использовать это превосходство только после прибытия русских, т. е. позднее. Это — второй существенный пункт, в котором австрийский план расходится с нашим.

При этом, во всяком случае, не следует забывать, что австрийскому правительству трудно было знать соотношение сил с такой точностью, с какой оно теперь представляется нашему взгляду. За месяц до начала войны само французское правительство оценивало боевые силы Швейцарской, Дунайской и Обсервационной (наблюдательной) армий приблизительно в 140 000 чел., из которых 20 000 чел. приходилось на рейнские крепости, так что в его распоряжении оставалось 120 000 чел., т. е. на 40 000 чел. больше, чем было в действительности. Если подобную ошибку допустило французское правительство, то не удивительно, что ее допустило также и австрийское, считавшее численность французской армии на 40 или 50 тыс. чел. больше, чем она имела на самом деле. Но, как это всегда случается, оно также преувеличивало и силы собственной армии по сравнению с теми, какими они представляются нам теперь в круглых цифрах. Поэтому соотношение сил не казалось ему слишком неравным.

Во всяком случае, эта ошибка не заходила так далеко, чтобы вообще сомневаться в численном превосходстве австрийской армии, которое было настолько значительным, что побуждало к решительному наступлению с самого начала кампании.

Третий пункт, в котором австрийский план расходится с нашим, состоит в том, что огромные силы в 73 000 чел. предназначались для простой связи между Германской и Итальянской армиями, тогда как, по нашему мнению, для этой цели было вполне достаточно от 15 до 20 тыс. чел.

Тирольская армия была подчинена отдельному командующему, и, таким образом, все боевые силы были вверены трем полководцам, тогда как, по нашему плану, их должно было быть только два. Это само по себе незначительное обстоятельство все же приобретает большое значение там, где речь идет о стратегии, потому что всякое разделение власти происходит за счет ее действенности и вследствие этого должно рассматриваться как неизбежное, но немаловажное зло. При существующем положении дел это разделение не оправдывалось никакими серьезными основаниями — напротив, тот факт, что генерал Бельгард не был поставлен в подчинение эрцгерцогу Карлу, нужно рассматривать единственно как дань личного уважения к нему. Факты проявления личного уважения наблюдаются слишком часто и, с точки зрения критики, они совершенно неразумны. Оно требуется во всякого рода человеческих отношениях и может иметь место и в таком деле, как война, и даже иногда является решающим фактором, но, с другой стороны, оно может вести к злоупотреблениям, к торжеству ничтожных мнений, примером чего служит рассматриваемый здесь случай.

Из всех этих расхождений австрийского плана с нашим само собой вытекает, что армия эрцгерцога не могла играть той роли, которую мы отводили ей в нашем плане. Если бы она выслала против Бернадотта сильный корпус и с 70 000 чел. осталась бы против Журдана и левого фланга армии Массена, она все еще находилась бы в довольно выгодном положении, но для крупных операций она не имела бы уже достаточных сил.

Так как не было никаких оснований рассчитывать на моральное превосходство, наоборот, возникало опасение, что оно окажется на стороне противника, то австрийский план кампании надежды на успех, возлагал, главным образом, на значительное численное превосходство, заботясь о сохранении соотношения сил в пропорции 3: 2 или даже 2: 1.

Во всяком случае нельзя сказать, что в общих очертаниях австрийского плана заключался уже зародыш будущих крупных неудач; он послужил только причиной того, что значительное превосходство в силах осталось неиспользованным и благоприятный момент был бесплодно упущен.

Катастрофа, происшедшая в марте, отчасти была вызвана стратегическим наступлением, отчасти же произошла по вине командования, и при том на таком театре войны, где по крайней мере в живой силе недостатка не ощущалось.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒