Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Каллан. Каллан. Каллан Кросс — мудак.



Каллан

Двенадцать лет назад я облажался по полной. Смотреть на жизнь через призму фотокамеры иногда немного проще, нежели взглянуть в глаза действительности. Нет, даже не так. Не иногда, а всегда. Более десяти лет я был непревзойденным гением фотографии, фотографируя разнообразные вещи по всему миру. И сейчас, несмотря на то огромное количество стран, которые я посетил, несмотря на все восхитительные вещи, которые видел, и, невзирая на самых привлекательных женщин, которых трахал, мое сердце все еще оставалось разбитым на осколки. Корали — единственная женщина, которую я любил, и буду любить. Я решительно настроен доказать ей, что нам суждено быть вместе, даже если это означает потревожить секреты, которые до сих пор были скрыты. Отрезок длиною в жизнь и тысячи километров стояли между нами. Но сейчас я готов на все. Сколько бы мне ни пришлось ждать и какое бы расстояние ни пришлось преодолеть, чтобы сделать ее только моей.

*** Одиночный современный любовный роман с нотками темного сюжета. Эта новелла поднимает серьезные темы насилия, которые некоторые читатели могут счесть неприятными к прочтению. ***

+18

(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

 

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!


Глава 1

 

Каллан

 

Каллан Кросс — мудак.

Настоящее

 

Присутствовать на похоронах только затем, чтобы тебе преставилась возможность помочиться на надгробный камень, это слишком ненормально. А так же во мне еще чертова куча вещей, которые могут казаться ненормальными, но сегодня желание помочиться на могилу погребенного покойника стоит в самом верху моего списка. В своей жизни я посетил только единственные похороны. Конечно, так не следует говорить молодому мужчине, но я был достаточно удачливым, чтобы избегать таких катастроф в своей жизни. Естественно, мои друзья, коллеги по работе и знакомые не умирали до этого. Просто те первые похороны были настолько ужасными, что я поклялся, что никогда не буду посещать такие слезливые, дерьмовые события. Поэтому использовал свою работу в качестве оправдания. Журнал «National Geographic» направил меня в Непал, чтобы сделать для них ряд снимков снежных барсов. Или же я занимался подиумной съемкой в Париже, которую просто ненавижу. Или ездил на большую коммерческую съемку в самую глушь, в Айдахо, для того, чтобы снимать фасады зданий для архитектурной, фармацевтической или юридической фирмы. Мои оправдания всегда были разными; я просто не хочу посещать похороны и все. Я лучше захлебнусь своей собственной рвотой. Но в это раз, ох, в этот раз, я сделаю исключение.

— Ты собираешься вернуться в Южную Каролину? Я думала, что ты ненавидишь это место.

Рей, девушка, которую я трахаю последние три месяца, переворачивается на живот и подкуривает косяк, который только что забила. Она полностью обнаженная. Приглушенный свет от лампы, которая стоит на прикроватной тумбочке, отбрасывает легкие тени под углом на ее тело — на место между лопаток, на поясницу, на изгиб ягодиц. Я встретил Рей на одной из этих ужасных подиумных съемок. Это были съемки для какого-то журнала в стиле кутюр, часть ее лица была закрашена бирюзовым цветом. Она была одета в кусочек ткани, едва прикрывавший ее прелести, которые я сейчас могу так спокойно осматривать. Стилист соорудил на ее голове нечто похожее на птичье гнездо с гребанным искусственным щеглом в ее волосах, весь тот вид заставлял меня чувствовать себя ужасно некомфортно. Вообще, абсолютно все птицы рядом со мной дарили мне дискомфорт.

Рей сидела на стуле, ее тело было устремлено вперед, и я велел ей раздвинуть свои ноги чуть шире, чтобы материал ее платья немного опускался между ними. Рей сделала, как я просил и даже больше. Она раздвинула свои ноги так широко, как только могла, и затем беззастенчиво подняла подол платья. На ней не было никакого белья. И ее совершенно не волновало, что в студии кроме нас было еще несколько человек, когда она неспешно поглаживала свой клитор средним пальцем. У моделей нет стыда перед своим телом. Они привыкли находиться обнаженными, они гордятся своей внешностью, за счет чего и преодолевают страх и неловкость. Я обладаю достаточным опытом работы с моделями, чтобы быть уверенным, что они не будут стесняться, если вам для работы необходимо снимать их обнаженное тело. Хотя Рей была в своем роде эпатажной. Она хотела привлечь мое внимание, и это сработало. Я естественно не дал ей этого понять. А просто продолжал делать фото, стараясь не улыбаться, в то время как главный редактор журнала был практически пунцовым и пребывал на грани потери сознания.

 

Рей выпускает дым от марихуаны через нос и затем предлагает мне затяжку. Я отказываюсь.

— Ты как гребанный ребенок, — говорит она. — Тебе просто следует сделать это. Расслабиться. Отпустить себя. И ты будешь намного менее напряженным. Кстати, а кто умер-то?

Рей всегда было не по вкусу, что я совершенно не пил или не употреблял наркотики. Я не очень понимаю ее стиль жизни. Она выкуривает и вдыхает больше наркотиков, чем суперзвёзды, с которыми я работаю. Шлепаю ее по заднице, бормоча ругательства себе под нос, когда ее плоть слегка подрагивает от шлепка.

— Мужчина, который жил рядом со мной. Который не нравился мне.

Рей закатывает глаза.

— Сосед, который жил рядом с тобой миллион лет назад? Ты странный человек, Каллан. Я знаю, по меньшей мере, пятнадцать поз, в которых ты мог бы трахнуть меня на этих выходных, а ты предпочитаешь жевать огуречные сандвичи и пить безвкусный кофе с кучкой стариков. Должна тебе сказать, это даже немного обижает.

— Обижайся, крошка. Но я еду, это уже решено. И всё. С этим ничего не поделаешь. Я вернусь во вторник. Потом я могу оттрахать тебя, как тебе захочется.

В некоторой степени, я хочу, чтобы она сейчас покинула мою квартиру, но я преодолел желание выпроваживать ее из квартиры после секса. Это бесит ее, но, в то время как в Нью-Йорке полно девушек, с которыми я могу потрахаться, с Рей все просто и ясно. Она не хочет отношений. Не ждет, что я сделаю ей предложение. Плюс ко всему, что она трахается, как ненормальная, и у нее самые развратные мысли на всей земле. Я уже немного привык к тому, что она остается у меня спать, даже не смотря на то, что мне доставляет дискомфорт тот факт, что со мной делят пространство. Я совершенно голый поднимаюсь с кровати и начинаю собирать одежду и личные вещи, которые возьму с собой в Порт-Ройал.

Один костюм. Одна пара джинсов. Одна пара кед Chuck Taylors (прим. пер.: знаменитые кеды фирмы «Converse», которую основал Маркус Миллс Конверс в 1908 году). Три пары боксеров. Три пары носков. Все остальное: свою Лейка и линзы для фотоаппарата. Штатив. Набор для чистки. Батареи. Светофильтры. Дополнительный набор крышек для объектива (прим. пер.: Leica — фотоаппараты, выпускаемые одноимённой немецкой компанией Leica Camera AG).

Лейка — это старый фотоаппарат, заряжаемый ленточной пленкой. Для работы я использую цифровой фотоаппарат Canon, но только потому, что клиенты и заказчики хотят видеть конечный результат до того, как покинут здание, а это невозможно с Лейка, потому что для того, чтобы показать конечный результат, нужно идти домой и проявить снимки. Но когда я снимаю для себя, то всегда использую Лейка. Она довольно старенькая, и была первой камерой, которую я приобрел, еще в то далекое время, когда был подростком. Я копил на нее в течение нескольких лет, сводил с ума маму и выполнял ее поучения, прежде чем скопить достаточно денег, чтобы приобрести ее с рук. Я уронил ее в колледже, и мое сердце в тот момент буквально чуть выпрыгнуло из груди, настолько сильно я испугался. Хвала господу, камера не была повреждена. Ну, по большому счету. Сейчас, когда я делаю фотографии, создается довольно необычный красивый рассеянный свет и легкое искажение. Это походит на призраков и размытые тени, которые словно нависают за портретами и городскими пейзажами, которые я снимаю.

 

***

 

Рей переворачивается и ложится на спину, ее грудь полностью обнажена и представлена моему взору, как и ее киска, когда она делает еще одну долгую затяжку. Ее рыжие волосы рассыпаются по матрасу, словно огромное кровавое озеро.

— Ты привезешь мне какой-нибудь сувенир? — спрашивает она. — Что-нибудь безвкусное и банальное. Что-то, что я смогла бы прицепить на цепочку от ключей.

Внезапно ее выражение лица скрывает поволока дыма.

— Как мне кажется, Порт-Ройал не то место, откуда привозят памятные сувениры. И, кроме того, я обязательно забуду это сделать.

— Достаточно честно.

Это и есть динамичная составляющая наших отношений: Рей что-то спрашивает — я достаточно честно отвечаю ей, и она не бесится от этого. Идеально. Это работает в двух направлениях. Она тоже не лжет мне, не пытается играть со мной в какие-то странные игры разума. Мы говорим друг другу, что думаем, по большей части, и большее количество времени это помогает делать вещи между нами более простыми. Никаких задетых чувств, никаких невыполненных ожиданий.

— Ты собираешься перепихнуться по старой памяти со своей школьной любовью, когда ты будешь в городе? Ведь это именно то, что происходит, когда люди приезжают на похороны, не так ли? — спрашивает Рей. Она слегка надувает губы, но не злится на меня. Она, несомненно, расстроена тем, что не может присоединиться ко мне. Ей невдомек, что ее слова разозлили меня. Я поворачиваюсь к ней спиной, поднимаю свою футболку с пола и быстро натягиваю ее, хватаю чистые боксеры и надеваю их. Меня не покидает ощущение, что моя кожа будто источает жар и покалывает одновременно.

— Нет. У меня не будет никакого секса со школьной возлюбленной.

— Она что переехала? Или вы расстались ни на хорошей ноте? Как было ее имя?

— У меня не было никакой школьной возлюбленной. Я был девственником, пока мне не исполнилось восемнадцать лет.

Я выплевываю слова, надеясь на то, что Рей услышит, насколько резко и гневно они раздаются, что больше не станет доставать меня своими расспросами, но временами она бывает слегка рассеянной. Несмотря на то, что прекрасно слышит, что я и мои слова звучат раздраженно, это только забавляет ее и разжигает интерес.

— Но ведь ты кого-то любил в старших классах школы, так? Должен был. Все были влюблены в кого-то старших классах школы.

— Нет. Не я.

— Лгун.

Она поднимается обнаженная с кровати и направляется на балкон. Рей выкидывает за балкон окурок косяка с марихуаной и прислоняется к стене, смотря на меня. Скрещивает руки под грудью, на которую я кончил двадцать минут назад, и приподнимает бровь, смотря на меня.

— Я трахала учителя физкультуры, когда мне было шестнадцать. Он был моей школьной любовью.

— Почему-то меня эта информация совершенно не удивляет, Рей.

— Он был женат. Также у него было трое детей. Я была очарована тем фактом, что вся его спина была покрыта волосами. Все маленькие вонючие панки в то время еще пытались отрастить волосы на своих яйцах, а Майк был просто покрыт волосами с ног до головы.

— Это не очень приятные детали.

— То, что мне нравились волосатые парни?

Я бросаю стопку журналов на кровать, собираясь читать их в самолете, и затем наклоняюсь, чтобы заглянуть под кровать. Мои туфли должны быть где-то там, я знаю это.

— Нет, что ты трахала женатого мужчину с тремя детьми, и что ты, похоже, даже не паришься на этот счет. Это немного раздражает. Черт. Там нет проклятых туфлей. Бл*дь.

— Он был тем, кто обманывал, Калллан. Он врал своей жене и детям, выбирался из дома по ночам. Говорил, что идет играть с друзьями в боулинг после работы, когда на самом деле встречал меня в мотеле, чтобы трахать мою шестнадцатилетнюю киску.

— И ко всему прочему он был лгуном и педофилом. Просто замечательно. Не видела, тут стояла пара кожаных туфель?

— Он не был педофилом. В штате Мерилэнд совершеннолетие наступает в шестнадцать. Я была совершеннолетней.

Я выпрямляюсь и смотрю на нее.

— Ну, тогда это нормально

— Почему ты такой злой, малыш? — Рей отталкивается от балконной стены и проходит вовнутрь. Она кладет ладони на мою грудь и издает легкий мурлыкающий звук, как когда я вхожу в нее. — Ты что так разозлился? Потому что я трахала взрослого мужчину, когда училась в школе, а ты не трахал никого?

— Сколько ему было? — спрашиваю я.

— Тридцать восемь, — говорит Рей гордо, встряхивая волосами. Она смотрит на меня, вызов блестит в ее ярко-голубых глазах. — Это даже забавно, — говорит она. — Я только поняла. Это означает, что даже тогда он был на девять лет старше тебя сейчас.

— Ага. Прям не могу, как это забавно. — Но я не смеюсь. Беру ее руки и убираю прочь со своей груди. Я не чувствую особого желание предаваться воспоминаниям о том, как она трахала грязного старого извращенца, который пользовался ей. Это немного странно, что она этим еще и гордится.

— Да ты ревнуешь, — шепчет она очарованно, держа руки у своего лица так, что может по-детски прикусывать свои ногти. — Каллан, ты сейчас жутко ревнуешь. Это просто фантастически.

Я склоняюсь к ее лицу, так чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза.

— Нет, не ревную. Я просто устал. И мне кажется, твои моральные принципы искажены. Все дело именно в этом. Вот и все.

Она ухмыляется мне порочной улыбкой. На ее пухлых губах все еще виднеется ярко-красная помада, которые сейчас смотрятся немного распухшими от того, что я трахал ее рот не так давно. И они мне напоминают мне о ком-то другом, о ком-то, кого я люблю всем сердцем, хотя прошло уже много времени.

— Твои моральные принципы искажены тоже, придурок, — отвечает она мне моими же словами. — Ты знаешь это лучше меня.

— Видишь, вот где именно ты не права. Мои моральные принципы функционируют на должном уровне. Просто я принимаю решение не обращать на это внимания. Это просто нечто иное.

Рей выглядит так, словно собирается поразмыслить над этим.

— Так, и кто тут у нас первоклассный засранец: я, девушка которая не знает ничего, кроме того, как жить во грехе, или же ты, который грешит, с полным осознанием того, что его действия далеки от правильных?

Я улыбаюсь в ответ Рей злорадной улыбкой, ощущая, как внутри меня становится все только мрачнее.

— Я. Я — больший ублюдок. Тебе прекрасно известно это.

Она кивает, потому что согласна.

— Да, кстати, так даже написали в журнале «HighLite».

— В «HighLite»?

Рей кивает.

— Я купила вчера экземпляр. Твое лицо украшало разворот журнала, словно ты какой-то революционер или что-то в этом роде.

Ее голос таит в себе нотки какого-то неведомого мне чувства, которое напоминает что-то сродни зависти. Я давал интервью журналистке журнала «HighLite» месяц назад. Она сказала, что хочет напечатать статью о моей работе, но это не заставило меня затаить дыхание и как-то удивиться. По правде говоря, я совершенно забыл об этом до настоящего момента.

— Они написали что-то ужасное про меня?

Рей кивает.

— Столько злости. Я не представляю, что ты должен был сделать, чтобы заслужить настолько злой отзыв.

Вообще-то, она может прекрасно представить, что именно. Она не раз была свидетелем того, как я мог разговаривать с некоторыми людьми. Уголки губ Рей приподнимаются в озорной улыбке.

— Заголовок был таков: «Каллан Кросс — мудак».

— Мило. Я даже не подозревал, что в журналах позволено печать такие слова, как «мудак».

Рей пожимает плечами.

— Их журнал относится к желтой прессе. Поэтому они могут позволить себе все, что угодно.

— А что было написано еще?

Рей, откашливаясь, начинает говорить своим самым лучшим дикторским голосом, который звучит вполне убедительно.

— Он высокий, мрачный и до ужаса привлекательный, а так же он самый саркастичный фотограф Америки. В свои двадцать девять Каллан Кросс уже покорил весь мир. А сейчас он старательно пытается уничтожить все, чего достиг, одним единственным ужасающим снимком.

— Мне нравится часть про «высокого, мрачного и до ужаса привлекательного».

— Ах, да, они еще говорят там про «заносчивого и совершенного ненормального».

— Кого *бет, что они там думают о моих человеческих качествах? А что они написали о моей работе?

— «Спорная. Дикая. Взрывная. Необыкновенная». Они там употребили еще парочку прилагательных, но они уж слишком нереально звучат. Я прекратила читать спустя некоторое время. Просто смотрела на снимки под статьей.

— Они были хороши, да? — Я предоставил журналу свои фотопортреты, которые сделал год назад. Моя фигура была силуэтом, а под ним ветки деревьев и холодное зимнее небо, окрашенное фиолетово-голубоватыми оттенками, которые я поместил на фотографию. Журналистка задала мне вопрос, не создаю ли я свои портреты в программе «Photoshop», и именно отсюда началось это враждебное отношение. Я дал ей понять, что нет, я не использую «Photoshop» в своих работах. Я мог использовать фотоувеличитель, чтобы накладывать одно изображение на другое, но все это было сделано без помощи техники, в ручную. Она посмотрела на меня без особого энтузиазма, как будто ей было до этого какое-то дело, и я сразу же понял, с кем именно имею дело: с еще одной выпендрежницей, у которой есть аккаунт в Instagram, глупышка, для которой искусство обозначает применить фильтр к своей фотографии.

Возмутительно.

— Они достаточно мрачные и необычные, — говорит Рей. — Обычно, когда фотографии выставляют в журнале, это способ показать себя, свое настоящее лицо, а не силуэт. К тому же, у тебя вполне привлекательное лицо.

— Спасибо тебе конечно. Но мне абсолютно наплевать на то, что люди хотели бы увидеть мое лицо. Я хочу быть безликим.

Рей хмурится. Она откидывает одеяло с кровати и забирается на нее, сбрасывая журналы на пол.

— Ты просто не дружишь с головой, — говорит он мне. — На данный момент, я буду спать. Скоро утро, а у меня на утро запланированы важные дела. Мне кажется, что я увижу тебя тогда, когда ты вернешься со своей небольшой прогулки по югу.

— Обязательно. — Я не целую ее, чтобы пожелать ей доброй ночи. Мы не такие люди. Продолжаю искать свои туфли, переворачивая все вокруг в попытке найти их. Где бы они ни были, сейчас точно не в квартире. Это злит, когда вы не можете контролировать вещи. Когда это понимаю, беру свои ключи и просто выхожу. Рей быстро засыпает, она, скорее всего, будет спать, когда я вернусь, в этом нет сомнений, но я наоборот, не чувствую усталости. Я нервничаю. Я на пределе. Мне необходимо срочно знать, что написала про меня эта журналистка.

 

***

 

Я нахожу копию журнала «HighLite» в магазине, который расположен на пятой улице и расплачиваюсь смятой десяткой. И прохожу целый квартал, пока читаю его.

В журнале говорится о моей работе. Должен заметить, что говорят очень впечатляющие вещи, которые определенно мне нравятся. Они называют меня самовлюбленным, что вполне устраивает меня. Этот образ является моей защитной маской, которую я не возражаю носить. Все по большому счету правда. И ближе к середине статьи она пишет о моем детстве. Начиная говорить о моей умершей матери. Я специально ничего не стал рассказывать ей о моей семье, даже не смотря на то, что она спрашивала. К концу статьи, она упоминает о первом фото, благодаря которому я приобрел свою известность в прошлом. Я захлебываюсь гневом, когда переворачиваю страницу и вижу, что сраный журнал напечатал это фото без моего чертового согласия. Я провел десять гребанных лет, чтобы забыть это фото, выкорчевать его из памяти, а теперь оно вновь занимает пол страницы в одном из самых огромных модных журналов этого города. Каждый раз, когда вижу это фото, чувствую, будто глотаю острые бритвы и медленно истекаю кровью.

Передо мной фото девочки. Ее правый глаз опухший и ушибленный, ее губа рассечена. На подбородке виднеется засохшая кровь, она плачет. В тот момент, когда я делал этот злосчастный снимок, девочка смотрела прямо на меня. Она была обнажена, ей было нестерпимо больно, и ее кровь и слезы… они были настоящими. Мне не следовало делиться этим снимком. Я не имел гребанного права поступать так. Он очень личный. Наполненный подлинными страданиями и болью. Это был молчаливый диалог, который имел место между двумя подростками, которые цеплялись друг за друга, чтобы спастись.

У меня не было никакого права делиться фотографией с целым миром, но я сделал это. И с того момента сожалею о своем поступке каждый долбанный день. Я ощущаю себя настоящим мудаком.




  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.