Until we die. Часть I

Until we die

Автор: Девочка в профиль (Мара Винтер)

Фэндом: One Direction, Sala samobó jcó w (кроссовер)

Пейринг или персонажи: Harry Styles, Louis Tomlinson, Liam Payne, Zayn Malik, Niall Horan etc.

Рейтинг: NC-17

Жанры: Романтика, Ангст, Драма, Психология, Философия, Повседневность, Даркфик, AU, Songfic, Эксперимент, Учебные заведения

Предупреждения: Смерть основного персонажа, OOC, Насилие, Изнасилование, Underage

Размер: Мини, 19 страниц

Кол-во частей: 4

Статус: закончен

Описание:

Порой он мечтает о том, чтобы всего этого не было, и Луи никогда не появлялся в окошке скайпа, его голос не трескался в наушниках – низкочастотный и неживой. Но всё повернулось так, а не иначе.

Раз Томлинсон ищет смерти, придётся умирать.

Публикация на других ресурсах:

Только с разрешения автора.

Примечания автора:

Заявка – одно сплошное " слишком". Слишком пейринг; слишком фильм; слишком момент. Идеи, чем бы ни были, заслуживают развития.

Часть I

#np Billy Talent – Nothing To Lose (OST Зал Самоубийц)

Если рассуждать логически, это не стало ключевым моментом, как не было чем-то важным в принципе.

Гарри Стайлс, избалованный сынок сенатора, известный тягой к выходкам, и Лиам Пейн, капитан футбольной команды, проспоривший болельщице (своей публичной девушке и личной подстилке) поцелуй с парнем. Много алкоголя; папирос с чем-то покрепче табака; громкая музыка; день святого Валентина у кого-то дома.

Самое время для безобидных глупостей.

«Давай, – восклицает изрядно выпившая Софи. Русые волосы растрёпаны, блики на них – как в рекламе гладкости и объема, пухлые губы приоткрыты, будто гелием закачаны, шарики, и собираются разлететься, глаза сверкают отражением " голубой лагуны" в её руке, – сделайте это, плейбои! »

Рядом с Софи, возле дивана, где Гарри с Лиамом переглядываются и заговорщицки ухмыляются, стоит встревоженная Даниэль, подруга Стайлса: кудряшки подняты вверх, заколоты крабом. На ней жёлтое платье, оливковая кожа искусственно блестит. Где-то в толпе затерялся Найл, связующее звено (приятель обоих комедиантов).

«Ну же, мальчики, – кричит кто-то, – между вами такая химия, прямо не оторваться».

Гарри помнит взгляд Лиама, хитрый взгляд узковатых глаз цвета кофейных зёрен или крепко заваренного чая.

Короткие волосы неожиданно мягки на ощупь, скулы вблизи кажутся острыми. В одну из них упала клякса родинки. Звезда в воронке, – подумал он тогда, – глубже, чем выглядит, не дотянуться и не достать, руки изрежешь.

Гарри помнит запах Лиама, терпкий и мужественный парфюм (слишком мускусный для мальчишки восемнадцати лет), большие ладони на своих плечах, крепкие плечи. Он даже запомнил, как его торс обтягивала белая футболка, влажная после танцев.

А потом были губы Лиама, он хватал их своими, сначала лениво и картинно, после – жадно. Будто пытаясь поглотить момент до конца. Растворить его в себе. Их засняли на iPhone и выложили на YouTube. Это была жаркая ночь, – в смысле, Гарри пришлось удалиться в туалет по нужде несколько иного толка.

Он и до того эпизода понимал, что гей, однако не представлялось случая проверить на практике. Гарри семнадцать. И у него впереди целая жизнь, чтобы разобраться и найтись.

Многие считают его красивым, девочки шушукаются и хихикают, завидев волнистые локоны (каштановые и чересчур, пожалуй, длинные для натурала), млеют от ямочек на щеках, коллекционируют улыбки, сравнивают глаза с листвой и малахитом, но его никогда не волновало общественное мнение. Ему хватает избранных, как Дани или Найл, плюс – немецкой овчарки по имени Джек, умнее и преданнее двуногих. «Поцелуй с Лиамом не был чем-то особенным, – убеждает он себя позже, – к тому же у него щетина, колючая и царапающая кожу», – приученную к шёлку простынь, гладким поверхностям, лёгкому ветру свободы. Лиам не важен для него больше, чем просто опыт (пусть и первый)… губы податливые и пахнут виски.

Гарри не думает об этом по вечерам, вовсе нет. Когда Пейн подмигивает ему на уроке, шлёт воздушные чмоки или ненароком касается руки, когда Стайлс тонко флиртует, открыто заигрывает, это остаётся шуткой, как задумывалась изначально.

Настоящее событие происходит немногим позднее, но выглядит настолько незначительным, что он практически не обращает на него внимания.

Гарри и Даниэль рыскают по интернет-сайтам с ноутбука. Смеются над забавными видео, сидя на траве за школой. На Дани свободные джинсы и футболка-фуксия, её нос в профиль выглядит загнутым к низу, любопытно вытянутым в экран. Худые пальцы щёлкают по клавиатуре, управляются с сенсорным курсором. Гарри лежит на животе, не переживая за испачканную майку. Болтает кроссовками. Хлопает подошвами ладушки. В его руке тлеет сигарета. Они нарушают все правила; прогул на этом фоне безнадёжно меркнет. На заборе, баллончиком, написаны буквы «F» и «U». Те выражают народное мнение, скрытую забастовку подростков, вынужденных сидеть над учебниками, пока неумолимая жизнь проходит мимо.

Застывший кадр одной из записей: поразительно красивая кисть.

Гарри взмахивает окурком при виде неё, показывая им, словами: «Вот, давай», – просит подругу нажать воспроизведение.

Косточки пальцев, линии сгиба, углубления ногтей – будто бы прочерчены карандашом, запястье напряжено и искривлено. В венах с другой стороны, Стайлс не сомневается, неспешно тянется голубая кровь. Рука испещрена шрамами. «Голубая кровь, как в древних эллинах; шрамы – войны внутри», – так он думает и говорит, не сдерживая мыслей.

Даниэль смотрит на него, как на придурка (он и есть), но кликает плэй. Звучит тихая музыка, она фыркает, Стайлс шикает на нее.

Бритва распарывает кожу: не раз, не два, не три. Лезвие вонзается в тыльную сторону ладони, хирургически аккуратно вырезая какой-то знак.

Присмотревшись, Гарри видит, что не знак это вовсе, а огонь.

Настоящее пламя, багровыми сгустками капель – вниз, в стороны, прочь.

Кожа медленно расходится. Сначала показывается белая плоть, гораздо светлее, чем ткани. Потом розовая мякоть. Наконец, алые языки лижут кисть. Дым сигареты совсем рядом (совпадение? ), Стайлс заворожённо подносит её к монитору.

«Всем привет! – Найл хлопает крышкой ноутбука, сбрасывая лохматый рюкзак на газон, – хватит задротничать, я принёс кое-что получше».

У него – три билета на концерт Lifehouse.

Дани сразу же забывает о подозрительных исподлобьях в Гарри, бросаясь на шею Хорана. Тот подхватывает её, кружит. Светлые, почти белые его волосы сияют на солнце так, что больно взглянуть.

Гарри не размышляет о том, что чувствовал тот (та? ), кто делал это, даже забудет в течение дня о странном клипе.

Но в ту минуту, когда сигарета обожгла его ладонь, он не вскрикнул и не выронил бычок.

Ничего не бывает напрасно, – мелькнуло в уме, – кто-то же должен гореть.

***

Они выдумывают красочную историю, как Даниэль подвернула ногу и не могла идти, снабжают подробностями: Гарри нес её на руках до травмпункта, забыв о машине, по непостижимой случайности отданной в ремонт. И учителя прощают неявку. Напрягаться им не приходится. Не считая несделанного задания (из-за чего они, собственно, и слиняли с английского: перфекционистка Дани не перенесла бы публичного унижения), которое придётся сдавать.

Хромота получалась опасно, пугающе правдоподобно. Даниэль ставила ступню слегка набок и стискивала зубы. Пожалели и отжурили за то, что пришли. Гарри почему-то нервировало это, хотя трюк удался на славу.

Лиам Пейн увидел их мельком. Его взгляд заставил Гарри собраться мурашками с ног до головы, кожа превратилась в гусиную. Он ехидно вздёрнул брови, отклонив лицо вбок, для пущего кокетства. Стайлс не был душой компании, но его замечали, как обращают внимание на красивые вещи, не горя желанием заглянуть за фасад. Лиам Пейн не был одним из поклонников его внешности. Лиаму нравилось играть.

«Здорово, Ли, – довольный Найл хлопает его по плечу, – как успехи в завоевании прекрасного принца Гарри? » – между шкафчиками снуют студенты.

«Да вот, только собирался сказать речь (перед зеркалом репетировал! ), как ты пришёл и всё испоганил, – усмехается тот, – высокие чувства, тебе не понять! »

Они пересмеиваются. Стайлс вворачивает: «Не жди, что добьёшься меня без боя», – хохма и только. Гарри прикидывается нормальным, здоровым парнем, великодушно допускающим гомосексуальность, не по отношению к себе – то есть не на практике. Найлу нравится веселиться. Ведь жизнь такая грустная. Лиаму любопытно, к чему всё приведет. Он подозревает: будущее не сулит ничего хорошего. Он наблюдает.

Ему бы хотелось сказать Гарри, что его глаза не изумрудного и не травяного, но фисташкового цвета. Меняющие окраску, зарастающие прочной шелухой, когда тот пытается сдержать эмоции. Объяснить, насколько тяжело бывает притворяться и спросить, не играет ли он сам (скорее всего, да, но что если нет? ) Тогда он высмеет Лиама; тот спустит на подколках вроде " купился, эй? " и прочем; и мертвая точка как была, так никуда и не сдвинется. Лиам замечает в Гарри что-то, чему лучше вовсе не быть, или хотя бы прятаться. А Стайлс не умеет дурить. Или дурит уж больно изощрённо.

«Прости, Гарри, но я его у тебя украду, – гордо прижимается к Лиаму Софи с лицом модели, начинкой куклы, – не то насовсем уйдёт», – и голливудской улыбкой. Лиам её обнимает, потому что должен обнимать. Гарри закатывает глаза, потому что она ему не нравится. Найл не подозревает подвоха: это не спектакль, они не на сцене, игра ни к чему. Его мир – чёрно-белый, а спектр выдумали лжецы ради оправдания.

Лиаму не нравится вся эта петрушка (будь проклят зелёный, чёртов цвет), однако он достаточно умён, чтобы маневрировать и подстраиваться.

Гарри живет одной секундой.

***

Отец Гарри слишком занят на работе, чтобы проводить с ним время, но открытая кредитка с неограниченным финансовым потоком восполняет пробел.

Мать Гарри – модельер, треть времени проводит в хэнд-мэйд мастерской, треть раздаёт советы подчинённым, проверяет, достаточно ли костлявы её манекенщицы.

Остальную треть мучается бессонницами и отсутствием желания жить (она вполне может прийти ночью к сыну, чтобы поцеловать его, и не потому, что сильно любит, но одной невыносимо).

У отца в баре – Хеннеси. У матери в сейфе – чистейший колумбийский кокаин. Спальня Гарри увешана постерами. На двери табличка: GET OUT. Воевать не против чего. Ему и так разрешено многое, слишком многое.

Родители Стайлса не пропускают светских приёмов, на которые Гарри приходится таскаться вместе с ними. Обворожительная улыбка, нежная хрипотца в его голосе задевают богатейских дочек, те выскальзывают из контроля (из платья) прогуляться с ним. Раньше это кончалось в беседке, среди роз: длинные ноги оплетали его бёдра, он мысленно воображал порноактёров Джордана Рэя или Брента Корригана, считая девушек заменой, неудачной, но доступной. Это кончалось в туалетах с зеркальными потолками, где в соседних кабинках находились наблюдатели, он упивался этим чувством – венозные руки подхватывали партнершу под ягодицы, она голодно глядела, часто дыша и прося ещё. Со временем Гарри осознал, что они не нужны ему.

Надушенные, с уложенными кудрями, ангельским взглядом шалавы раздражают. Секса нет – пустота. Есть – опустошение. Без разницы.

Так и проходят вечеринки со сливками общества.

Гарри ищет предлога откосить, остаться дома с прислугой и Джеком, его умными глазами, жёсткой шерстью, холодным носом.

Собака уютно сворачивается клубком на его постели. Мать это ненавидит, считая негигиеничным. Отцу всё равно.

Когда они сидят за столиком в ресторане, мать курит длинную сигарету через мундштук, пуская туманные колечки, а отец придирчиво изучает меню.

Гарри не ожидает, что в элегантном смокинге официанта к ним подойдёт Лиам Пейн собственной персоной (никак не ожидает, поэтому замирает от шока).

«Помочь вам с выбором? – интересуется Лиам. Его нервозность выдаёт дёрнувшийся кадык слева от крупной родинки, – у нас отличные вина…»

«Вы не покажете мне туалет? – говорит Гарри прежде, чем оценивает ситуацию объективно, – обслуживание клиентов и всякое такое».

Он знает, что матери впору покраснеть от стыда (ей часто приходится это делать), отец, тот и вовсе заподозрил неладное с уклоном в светло-синий; даже его лысина багровеет от ярости.

Разумеется, родители не помнят Лиама, они крайне редко появляются на собраниях и никогда – на школьных мероприятиях.

Само собой, Лиам не теряется, идя впереди него.

Старший подрывается вскочить следом. Но Энн останавливает мужа словами: «Дэс, не заводись. Он соображает, что делает». На самом деле, нет. По бокам от входа в уборную – скульптуры ног в сетчатых чулках на подтяжках. Вместо юбок – лиловая шторка. Нелепость положения схожа с конструкцией. Металлическая плитка на стенах. Стайлс выдаёт первое, что забрело на ум:

«Давно работаешь? »

Его ладони потеют от мысли, что Пейн зачем-то вошёл следом за ним. Тот в белой рубашке со стоячим воротником, галстуке-бабочке, усмехается под нос.

«Не очень, – выдавливает он, – с тех пор, как посадили отца, мать одна не справляется».

Об этом много болтали в прошлом году, пока ни нашли другой объект для сплетен.

«Извини, – роняет Гарри, – это не мое дело вообще…» – буркает, не особо понимая, к чему идёт разговор, и на кой выдернул Лиама с рабочего места. Ему нужно что-то, но что, неизвестно. Известно, но недоступно. То ли дело дочери папиных друзей.

«Да, определенно не твоё, – соглашается Лиам, – ты хотел поговорить, о чём?

Скажи, что ты гей, – про себя просит Стайлс, – я же не могу вот так напрямик бухнуть, – ещё воспримет неправильно, разнесёт на всю школу, узнает отец, и тогда ему хана.

У Лиама отутюженные брюки со стрелками и кожаные ботинки. Гарри и не снилось застать его в таком виде, тем паче, здесь и сейчас. Он всего лишь удивлён (верно? ) У Лиама смешной передник с кармашком на молнии, для блокнота и мелочи; длины фартука хватит, прикрыть возможную эрекцию.

«Так, ни о чём, – он опускает голову, прячет смущенную улыбку, закусывает губу, – иди, тебя в зале ждут».

Уж кто-кто, а Лиам Пейн точно не стал бы болтать. Гарри известно это, но он оправдывает свой страх.

Лиам пожимает плечами, роняет: «Ну, увидимся еще», – и разворачивается к выходу.

«Лиам, – окликает его Гарри, привалившийся к раковине. Адреналин дрожью льёт дорожки от шеи к копчику, по позвоночнику вниз, – это… так и останется игрой, да? » – он ненавидит свой голос за то, что звучит почти умоляюще.

Тот оборачивается. У Стайлса в груди ёкает и падает.

Секунду спустя он жалеет, что произнёс это, пока Лиам ни отвечает (руки за спиной, взгляд как ржавая медь). – Ты бы хотел, чтобы осталось? – желваки бегают на скулах.

«Подойди ко мне, – едва ни шепчет Гарри, – я не уверен».

Лиам медленно приближается. Гарри успел бы пересчитать всю плитку на полу, страдай обсессивно-компульсивным расстройством, но он просто не знает, какого чёрта происходит, и чем это обернётся.

Это впервые перестало казаться шуткой (обоим ли? )

Лиам подходит так близко, что Гарри слышит его дыхание.

Тепло ладони на талии он чувствует сквозь прочный материал толстовки; осторожно касается гладко выбритой на сей раз щеки (оба напряжены, готовы в любой миг непринужденно рассмеяться, снова превратив всё в фарс – но не делают этого).

Гарри не выдерживает первым, потянувшись к губам Пейна, те встречают его, мягкие и обветренные. Язык проникает глубже, сплетаясь с языком Лиама.

Гарри подаётся ближе. Пальцы одной руки сминают рубашку, другая ерошит короткий ёжик волос.

Лиам подхватывает Гарри на руки, поднимая выше, на тумбу с раковинами. Ноги сплетаются вокруг талии. Разбиты негласные табу, со всех сторон. (Нет ничего, кроме губ Лиама, его рук, неровного дыхания. ) Тянется ослабить ему галстук, нащупывает пуговицы…

У Стайлса трещит телефон. Пейн отпускает его, дёрнувшись как от удара, и без объяснений уходит – какой там уходит, сбегает – обратно в ресторан, на ходу поправляя бабочку. А виновник готов расколотить мобильник, но берёт трубку.

«Возвращайся немедленно, – шёпотом велит мать, – не то хуже будет».

Вместо ответа он сбрасывает и стекает вниз по стене. В голове царит настоящий хаос.

Он не вполне врубился, что только что случилось, что будет дальше. Лиам зато знает (что знает Лиам, доступно одному только Лиаму, никому больше).

«Мы учимся в одном классе, – сквозь зубы объясняет Гарри свой уход, – вам, как родителям, было бы неплохо знать моих друзей в лицо».

«Ты не подал виду, не объяснился, что я должен был подумать? – обрывает отец, – учти, Гарольд, если выясню, что ты из… этих, ты мне будешь не сын, понятно? »

«Хватит, – вмешивается мать, – дома поговорим. Нечего выносить сор на люди».

«…из избы, – вполголоса поправляет Гарри, – говорится: выносить сор из избы».

«Гарри! – восклицает Энн, – почему ты хоть один вечер не можешь вести себя по-человечески? – Он прикрывает глаза руками, локти упираются в стол, меню закрыто. – Мы с отцом всё для тебя делаем, неужели сложно идти хоть на крошечные уступки? Пропадаешь неизвестно где, уходишь не пойми с кем, говорить без яда не умеешь! »

«Хорошо, мам, – устало бормочет он, – извини, я затыкаюсь и молчу».

«Да причём тут…» – начинает было отец. Гарри с шумом отодвигает стул, вскакивает и направляется к выходу, на воздух.

Ему нужны сигареты. Случайный бар с виски. Ещё и объяснения от Лиама Пейна (свободы, свободы! ). Но об этом он не думает, точно нет.

Гарри Стайлс прыгает в машину: ключ в зажигание. Мотор издает жующий звук, чавкает и глохнет. Чертыхнувшись, выбирается, чтобы уйти пешком. К метро.

Погони нет. Те придумают, чем заняться в единственный свободный вечер среди расписанных по секундам – на месяцы и годы вперёд – дней. Туалет просторный. Он добирается раньше родителей.

Викторианский особняк пуст и неприветлив, хотя обставлен антикварной мебелью, хрустальными люстрами под потолками, у купола. Миллионом комнат, большая часть из которых служит украшением или прикрыта до лучших времен.

Гарри с неохотой позволили завести пса, который живет в вольере снаружи. Впустить внутрь – будто бы один из минимизированных протестов. Правила душат его. Должно быть, он не соответствует. Как следствие, разочаровывает; не всё ли равно?

Запершись в своей комнате, Гарри подключается к интернету и зачем-то ищет тот канал на YouTube, где парень со странным ником, " deadhouse", режет руку.

Видео проигрывается снова и снова. Огненные бутоны распускаются на кисти. Гарри наблюдает, необъяснимо успокаиваясь, – пока ни засыпает в обнимку с ноутбуком.

***

Весь следующий день Лиам не разговаривает с ним. Никаких привычных шуточек или переглядок, он отводит взгляд и ведёт себя так, будто они не знакомы.

Весь день Гарри сидит как на иголках (невидимая игла в его вене – кап-кап-кап – льёт взбудораженность в кровь). Несколько раз он пытается вызвать Лиама на диалог, но тот окружен людьми и отмазывается занятостью. «Потом», – в его понимании значит никогда или, по крайней мере, нескоро. Гарри напуган не меньше него, но не замыкается в себе. Им явно следует поговорить, потому что вчерашнее не прошло бесследно. Для обоих.

Стайлс подкарауливает его после школы. Лиам в обнимку с хохочущей Софи идёт к машине, улыбка нарисована на его лице, приклеенная и ненастоящая.

«Пейн, – мягко обращается к нему Гарри, – хватит корчить из себя идиота, поговори со мной».

Забив на девушку рядом. Опершись на капот своего " Астон Мартин".

Около секунды на его твёрдом лице читается борьба, губы сжимаются, подбородок дёргается. Гарри успевает заметить сожаление в его глазах, но надеется, надеется до конца.

«Из нас двоих не я корчу идиота, – механическим голосом отвечает Лиам. – Я не гей, понятно? » – Гарри прошибает током, почва уходит у него из-под ног, но он быстро берёт себя в руки.

«Что? » – растерянно ойкает дурочка Софи, моргая наращенными ресницами.

«Понятнее некуда, – усмехается Стайлс (он уже не сам говорит и делает, волна злости и обиды заставляет творить невообразимое, придётся жалеть потом: потом никогда не останавливало его от сейчас). – Ведь твоя подружка искренне в это верит, правда? »

Гарри подходит к Лиаму вплотную. Раньше, чем тот успевает отклониться или уйти в сторону, впивается ему в губы. Гарри чувствует никотиновую пыль всего мгновение, прежде чем Лиам оттолкнёт его и вскрикнет: «Ты в своём уме? »

«Счастливо вам оставаться, голубки», – ухмыльнётся он почти равнодушно.

«Да ты чокнулся, Стайлс! – воскликнет вслед Лиам со смешком. – Это всего лишь прикол».

Гарри проигнорирует. Неспешно захлопнет за собой дверь внедорожника и отъедет с парковки, оставив Пейна объясняться перед недоумевающей Софи. Что делается за тонированными стеклами, вопрос другой (сбивает костяшки о руль, слёзы текут по его щекам). Он никогда не считал, что влюблён в Лиама. Предательство своего оказалось в сотню, может и в тысячу раз болезненней, чем он мог вообразить.

Когда Гарри подъезжает к дому, вольер пуст.

Когда Гарри спрашивает мать, где Джек, ему отвечают: слишком стар, чтобы жить, повезло, что так долго продержался, бла-бла-бла.

Когда Гарри кричит, что ему следовало позвонить, вызвать ветеринара, в конце концов, мама затыкает его (у неё депрессия и жутко болит голова) и направляет к горничной – пожилой полячке с узлом седых волос, хмурыми морщинами. «Закопала собаку на заднем дворе, разровняла землю. Места не найти». Гарри не помнит, чтобы когда-нибудь в своей жизни страдал так долго, слёзы сами текли по его щекам, он засыпал с ними. Ему снились бусинки глаз, чёрные пятна на золотистой шерсти. Утром он физически не может подняться в школу.

Лиам Пейн как бы и не причём, снова.

Лиам Пейн не значит ничего, на сей раз взаправду.

Гарри открывает ноутбук с аккаунтом того самого парня, deadhouse. Печатает комментарий к видео: «Не бывает огня без дыма. Ты задохнёшься в нем».

Ответ появляется буквально через несколько секунд: «Хороший способ. Есть другие предложения? » С опухшим лицом, покрасневшими глазами, повязкой на голове (волосы назад, чтобы не бесили игривые кудряшки), он улыбается.

«Ты хочешь умереть? » – спрашивает он уже через личные сообщения.

«А ты нет? » – задаёт риторический вопрос незнакомец.

И Гарри не уверен, что может ответить.

«Нет, – всё же отвечает он. – Смерть – это решение слабых, сильные пытаются жить».

«Смерть – это решение, – чёрным по белому бегут строчки, – а жизнь – вынужденная необходимость. Разве ты не замечаешь? Новый день рождается в муках. С желанием заснуть обратно. Вечер несёт с собой покой и сон. Но что есть сон, как ни прообраз смерти? Освобождённое от рамок, от поведенческих шаблонов " я" свободно парит в пустоте. Настоящее " я" – там, где меня нет».

«Кто ты? – печатает Гарри, – как тебя зовут? »

«Луи, – щёлкает сообщение, – мать была поклонницей Франсуазы Саган».

«Я Гарри, – отвечает он, – сказал бы, что мне очень приятно, но ты, наверное, не любишь эти формальности».

«Никогда не домысливай, – приходит ответ. – Ты создаёшь в голове чей-то образ раньше, чем узнаёшь его, а потом разочаровываешься в том, чего нет».

«Да, – пишет, думает, кивает Гарри, – ты прав, это паршиво. Как тебя найти? »

Луи сбрасывает ему ссылку на закрытый сайт. Регистрация только с рекомендацией одного из участников.

Чистая браузерная вкладка с двумя окнами посередине. Гарри вводит ник и deadhouse, логин Луи. Экран чернеет. Потом красиво разворачивается чатом, стилизованным под старинную бумагу. Сигаретные ожоги, водные размытости выглядят совсем реальными. Гарри отправляет: «Привет», – но сеть гаснет. Сообщение зависает где-то на проводах. Родители забыли оплатить Wi-Fi.

Гарри накидывает куртку и вылетает на улицу. Вольер по-прежнему пуст.

Гарри поднимает лицо вверх, к небу, по-весеннему голубому и счастливому. Белые, кучерявые барашки облаков неспешно плывут вдоль него.

В полдень того же дня вся параллель в курсе, что Гарри Стайлс пристаёт к Лиаму Пейну (никаких шуток, а значит, Гарри Стайлс – педик).

Софи не Лиам. Она не молчит.

12 Следующая ⇒