Филиппа Морган 2 страница

Джеффри отказывался понимать. Насколько ему было известно, в «Фениксе» ночевали четверо мужчин и две женщины. Один из мужчин спал или делал вид, что спит в комнате за его спиной. Еще двое находились на лестничной площадке, прислушиваясь к тому, что делает четвертый мужчина с одной из двух женщин. Как бы там ни было, хозяин гостиницы как-то в это замешан. Разумеется, он обязан заботиться о своих постояльцах — в том числе о женщинах. Тогда почему он ничего не предпринимает?

Вдруг все стало ясно.

Хозяин выждал, когда среди доносящихся из спальни приглушенных стонов и поскрипываний мебели наступит секундная пауза, а затем, высоко подняв свечу в левой руке, правой отворил дверную щеколду. Но прежде чем он успел распахнуть дверь, рядом с ним оказался Чосер и, обойдя его округлый живот, ухватил за толстое, лишенное волос запястье.

— Нет, господин Сэмпсон.

Неожиданность Чосера давала ему некоторое преимущество. Сэмпсон застыл с открытым от изумления ртом. Рука со свечой почти опустилась.

— Не лишайте их удовольствия, — сказал Джеффри.

— Там моя дочь.

Обыкновенно мягкий, вкрадчивый тон хозяина гостиницы куда-то подевался, но голоса он не повышал. Чосер также не выдавал волнения.

— Откуда вам известно, что она там?

— Потому что я…

Сэмпсон внезапно умолк, поскольку понял все, что бы он сейчас ни сказал, раскроет незнакомцу больше, чем следует. Наступила тишина. В комнате тоже все смолкло. То ли парочка закончила свое дело, то ли, что более вероятно, они прервали любовные занятия, услышав за дверью голоса.

— Я уверен, там мое достояние, — взмолился Сэмпсон.

При этих словах он высвободился из захвата Джеффри и решительно распахнул дверь. Лунный луч и свет свечи озаряли узкую кровать, балдахин которой уходил в темноту. А на ней сверкали тощие ягодицы, принадлежавшие, как предположил Джеффри Чосер, его товарищу по путешествию Алану Одли. Задница Алана помещалась аккурат между двух крупных женских бедер. На приподнятых женских коленях угадывались глубокие ямочки. При свете свечи казалось, что мужские ягодицы и женские бедра сплелись в один клубок, словно кучка полуслепых щенков.

— Самое время выразить возмущение, господин Сэмпсон, — произнес Чосер, поскольку никто, похоже, не собирался ничего говорить. Было очевидно, что появление Джеффри помешало спокойному исходу этой драмы, какие, по-видимому, случались тут и раньше.

Сэмпсон, следуя за животом, подался вперед и снова поднял свечу. Одли нельзя было отказать по крайней мере в учтивости: он повернул голову в сторону таким образом, чтобы видны были только его черные как смоль локоны.

— Ты ничтожество, — начал хозяин гостиницы, — преступник, забирающийся в чужие постели. Исчадье дьявола.

В голосе Сэмпсона не было твердости, какая сопровождает сильное искреннее чувство. Точно он заучил это выступление наизусть. Одли продолжал лежать не поворачивая головы, правда, его ягодицы дернулись, словно под ударом невидимой плетки.

— А ты, Элисон, — продолжил владелец «Феникса» свое обвинение, когда увидел, что на исчадье дьявола его речь не произвела никакого действия.

И осекся. Пламя свечи сейчас осветило лицо женщины. Он с недоверием наклонился вперед. Женщина отводила глаза.

— Жена! — пролепетал Сэмпсон. Теперь он в самом деле был потрясен.

— Ой, муженек, — промолвила она в ответ.

В это мгновение над кроватью взметнулась чернокудрая голова Алана Одли. По всей вероятности, он только сейчас осознал, меж чьих бедер он так ловко пристроился. Алан выскочил из постели, будто там лежал зачумленный труп. Длинная ночная рубашка жены хозяина гостиницы комками сбилась на ее больших грудях, а сорочка Алана задралась. Чосер подметил, что сколь бы далеко Алан Одли ни зашел в плотских забавах, его сморщенное мужское достоинство говорило: до кульминации было еще далеко.

— Но я думал… — еле выговорил владелец гостиницы.

— Он думал, — передразнил его Алан, одергивая сорочку, чтобы прикрыть свое хозяйство.

Госпожа Сэмпсон хранила молчание. Возможно, она была единственной из присутствующих, кто понимал, что в подобной ситуации любые слова прозвучат глупо и неуместно и могут обернуться последствиями.

— Пойдемте-ка, господин Сэмпсон, выйдем в коридор, я вам кое-что скажу.

Чосер мягко взял хозяина под локоть и вывел из комнаты. Сэмпсон не возражал. Чем бы ни закончилась разыгранная хозяином гостиницы драма, какие бы сюжетные варианты он ни разучивал, было ясно, что на этот раз все пошло не по сценарию.

Как только мужчины оказались в коридоре, Джеффри заговорил:

— Не знаю, что у вас пошло не так, Сэмпсон, но мне ясно, что для вас это стало неожиданностью.

— Что вы этим хотите сказать? Я нашел свою жену в постели с другим мужчиной. Свою жену!

— Хотя ожидали найти свою дочь.

— Я знаю, кого я нашел.

Из-за спины хозяина гостиницы Чосер видел, как Алан на цыпочках вышел за ними следом и направился в их комнату. Вскоре за ним последовала жена Сэмпсона. Просторная длинная рубашка на этот раз скрывала ее бедра, груди и коленки с ямочками. Она направилась в противоположную сторону, задержавшись на мгновение на верхней ступеньке лестницы. Затем поспешно скрылась внизу. Чосер решил, что лучше перейти в нападение:

— Значит, вы предполагали найти там свою дочь; кажется, ее зовут Элисон? Потому что она имеет привычку принимать по ночам джентльменов из постояльцев?

Ведь Алан утверждал, что «они договорились без лишних слов».

— Вздор.

— Такой же, как и ваша привычка стеречь под этой лестницей, чтобы — ах — начать спектакль.

— Не несите чуши.

— Тогда объясните, почему вы полностью одеты и со свечой в руке?

— В собственном доме каждый может делать, что пожелает.

— В том числе подкрадываться к дверям и врываться в покои к парочкам, разыгрывая из себя возмущенного отца. Ваша дочь служила приманкой. Джентльмены как ястребы слетались на ее яркие перья. Не пытайтесь оправдываться, господин Сэмпсон, это правда.

— Я терпеливый человек, — сказал Сэмпсон.

— Чересчур терпеливый, учитывая вашу заинтересованность. Какую дань вы у них вымогаете таким путем? На какую сумму они готовы раскошелиться, чтобы избежать осложнений? В особенности если они спешат в Дувр и им не нужны лишние неприятности. Не потому ли нынче вы выказали неподдельный интерес относительно наших планов на завтра?

Сэмпсон вздохнул. Словно воздух медленно вышел из проколотого пузыря.

— Не моя вина в том, что я не могу справиться дочерью. Хоть разок-другой я и пробовал поучить ее ремнем.

— Похоже, вы не можете справиться и с женой. Она заняла место, предназначенное дочери, и без вашего ведома запрыгнула в постель к чужому человеку, тем самым ославив вас рогоносцем.

Владельцу гостиницы было нечем ответить.

— А может, и это спектакль, а, господин Сэмпсон? Сводник, который оставляет открытой дверь в собственную спальню.

Тот продолжал отмалчиваться.

— Ваше молчание я принимаю как несогласие с моими доводами. Что ж, если вы стали рогоносцем без договоренности с женой, то это в самом деле ошибка.

— О да. Жена еще узнает, каково так ошибаться. Я ее научу.

— Искренние заблуждения не представляют интереса для закона, если только они не ущемляют прав других. В ином случае придется допустить, что вы занимаетесь сводничеством и превратили «Феникс» в грязный притон. Если так, то ни о какой ошибке речи быть не может, и тогда вами займутся блюстители закона. Подумайте до утра, господин Сэмпсон.

Хозяин гостиницы удалился крадущейся походкой, а Чосер вернулся к себе. Алан Одли постыдным образом заснул или притворился, что спит. Однако теперь бесследно исчез его светловолосый товарищ. Должно быть, пока они выясняли отношения с хозяином, Нед незаметно ускользнул в чью-то спальню. Из другой части гостиницы послышались шаги и звуки голосов — мужского и женского.

Матерь Божья, подумал Джеффри, если и этот попал в передрягу, я не стану его вызволять. Пускай владелец гостиницы застукает его с какой-нибудь из своих женщин и отрежет ему яйца, если доберется до них. Пускай сделает Кэтона евнухом, я и пальцем не пошевелю ради спасения его мужского достояния. Гнев Джеффри на хозяина гостиницы был ничто по сравнению с тем глубоким возмущением, какое вызывало в нем поведение его компаньонов. Пусть этот жеребец переспит хоть с обеими женщинами, мне что, других забот мало? Хотя оказаться между госпожой Сэмпсон и ее дочерью Элисон — все равно что между мельничными жерновами. Джеффри Чосер не без наслаждения представил, как жернова раздавливают Неда Кэтона и медленно превращают в муку. Должно быть, с этой мыслью он и заснул.

Как Чосер и обещал хозяину гостиницы, следующим утром на заре они выступили в путь. Когда он расплачивался, Сэмпсон ни словом не обмолвился о ночных событиях. Ни его жена, ни дочь не подавали признаков своего присутствия. Под глазом толстяка красовался синяк, напомнивший Джеффри о шуме, который он слышал сквозь сон. Похоже, хозяин заведения учил жену больше не ошибаться даже ненароком, но урок обернулся непредвиденными последствиями.

Алана Одли был удручен — настолько, насколько может быть удручен мужчина, которого застигли с голой задницей. В отличие от него Нед Кэтон был оживлен и весел, как весенняя пташка. Он явно упивался конфузом, случившимся с товарищем, и всю дорогу недвусмысленно намекал на свое удачное свидание с Элисон — «молоденькой, а не той старухой; конечно, тебе виднее, чем они различаются. Но молодые разборчивее, не ложатся под первого встречного». Любовное свидание Неда, очевидно, происходило в другой части «Феникса», потому что на оставшейся территории разворачивались уже упомянутые события.

Чосеру не верилось в эти россказни, да они его не особенно-то и заботили. Алан в них верить не желал и наконец в раздражении велел Кэтону заткнуться. Город остался далеко позади. Вскоре и крепостные стены Кентербери скрылись из виду. День выдался чудесный. В небе плыли легкие пушистые облака. Путешественников на дороге было немало, однако Чосер не заметил никого из тех, кого запомнил со вчерашнего дня.

На поклонение к гробнице святого мученика Фомы в кафедральном соборе решили не ходить. Время поджимало. Чосер поклялся, что непременно сходит туда на обратном пути. Однажды он уже бывал у раки святого перед своим первым путешествием во Францию — в девятнадцать лет. Тогда им предстоял военный поход. Монах, показывавший надгробие группе пилигримов, главным образом отбывающим в поход солдатам, сначала подвел их к алтарю и с гордостью указал на следы крови мученика, которая все еще была видна на каменных плитах. Кровь показалась Чосеру свежей, трудно было поверить, что ей двести лет. Ему пришло в голову, что она, быть может, в самом деле свежая, что ее могли время от времени подновлять так же, как торговцы с лотков из переулка Мерсери-Лэйн у храма чудесным образом подновляли мощи и реликвии всякий раз, как начинали падать доходы.

Сама рака, торжественная и выразительная, была покрыта драгоценностями, как днище корабля — ракушками. Десять лет назад Джеффри совершил пожертвование и потом на коленях молил святого о возвращении из Франции живым и здоровым. Ему страстно хотелось поучаствовать в сражении, однако горячей головой, как некоторые его товарищи, он не был и не собирался кидаться в драку не раздумывая. Его долго потом мучили мысли, что в сражениях льется настоящая кровь, а не та, что подновляется на полу кистью и краской. Через какое-то время ему разрешили вернуться домой. Ах, если бы все выходило по нашему желанию… Святой Фома исправно выполнил свою часть сделки. Вот только возвращение домой оказалось отсрочено: Джеффри попал в плен. В конце концов, однако, его выкупили за довольно скромную сумму — шестнадцать фунтов. [12] Теперь он обошелся бы дороже.

— Что?

Алан Одли только что его о чем-то спросил.

— То дело по поводу вина, которое оказалось испанским, а не французским, вы с нашим господином Сэмпсоном уладили по справедливости?

— Убавил ли я плату, ты хочешь сказать?

— Да.

— Нет, я дал ему сверху.

— Я вас не понимаю, господин Чосер. Он заслужил, чтобы ему напомнили.

— Некоторые события прошлой ночи он мог бы использовать, чтобы доставить нам неприятности. Он этого не сделал.

— Из того, что я слышал, мне показалось, что это вы собирались устроить ему неприятности.

Вот, значит, как. Алан подслушивал, когда они беседовали с толстяком в коридоре.

— Я больше думал о том, как вытащить тебя из этой передряги.

— Нас всех обвели вокруг пальца, — весело заключил Нед. — Каждому обманом подсунули не то, на что он рассчитывал: испанское вино вместо бордоского, жену вместо дочери. Признайся, Алан, друг мой, ее поцелуи тоже были кисловаты на вкус? У моей-то нет.

Алан Одли развернул коня в сторону Неда Кэтона, но потом передумал, поняв, как смешно все выглядит, и громко рассмеялся.

— Вот это правильный взгляд на вещи, — отреагировал Джеффри, — эта история могла бы стать неплохим сюжетом для комедии. Если рассматривать ее в таком свете, то она может послужить небольшим утешением накануне главного испытания.

— Я рад, что у господина Чосера столь широкие взгляды, — сказал Нед.

Этот разговор разрешил последние недомолвки, и неловкость была окончательно преодолена. В полдень они устроили кратковременный привал, чтобы отдохнуть, напоить коней и самим подкрепиться хлебом и сыром, купленными на выезде из Кентербери. Солнце прошло уже немалый путь по небу и клонилось к закату. Путешественники преодолели поросшую редкими деревьями долину, а дальше, за холмиками пружинистого торфа и петлявшей по нему белой дороги, простиралась холодная голубизна моря, на бескрайней глади которого тут и там белели паруса судов, спешащих засветло добраться до Дувра. В ясную погоду отсюда был виден английский Кале, [13] но в тот день противоположный берег терялся в туманной дымке. Его очертания были столь же неотчетливы, как и ожидавшее их ближайшее будущее.

Человек стоял с наружной стороны бывших Кентерберийских городских ворот. Ворот больше не существовало, стены обветшали. Казалось, большой замок на склоне холма всем своим видом показывал, что служит достаточной защитой городу. Человек предполагал, что интересующие его люди проедут именно этой дорогой. Они, конечно, могли перейти через мост и оказаться в другой части города, что на восточном берегу реки. Однако ни один уважающий себя путешественник не стал бы останавливаться на той стороне. Это рыбацкая слободка, где нельзя пройти, чтобы не увязнуть по колено в рыбьих потрохах и не запутаться в крючках и сетях. Иногда ветром нагоняло оттуда в западные кварталы рыбную вонь. Если бы Джеффри Чосер хотел привлечь внимание к своей небольшой компании, то более верного способа, чем разместиться на ночлег на восточном берегу Дура, [14] он не мог бы и придумать. Они выглядели бы как щуки в корыте с пескарями — хорошо одетые, с надменной лондонской речью. Не столько сам Чосер, сколько Одли и Кэтон.

Человек отметил, сколь продуманно и осторожно Чосер выбрал место ночлега прошлой ночью в Кентербери. Вчера он с расстояния наблюдал, как троица входила в двери «Феникса». Он видел, как Чосер оглядывался по сторонам со столь характерным для него напускным безразличием на лице. Человек дождался, пока те трое окончательно устроятся в «Фениксе», после чего снял угол в столь же непритязательном месте дальше по улице. Впрочем, условия его мало заботили. Ему было безразлично, где спать. С вечера расплатившись с хозяином за ночлег, человек с первыми лучами солнца уже был в седле и поспешал в Дувр.

Самый безопасный способ выслеживать кого-либо — это всегда быть на шаг впереди него, всегда быть готовым остановиться или повернуть, если это делает преследуемый. Единственное, чем при этом рискуешь, так это слишком далеко оторваться от жертвы и потерять ее. По прибытии в Дувр у него было достаточно времени, чтобы продать лошадь, купленную в Лондоне для этой поездки. Вещей с собой у него не было, не считая серого мешка, который он то засовывал за пояс, то закидывал за плечи. И вот теперь он стоял в тени городской стены Дувра, ожидая всю троицу.

На этом пятачке толклись разные люди, в основном бродяги, каких всегда полно на въезде в любой город. Мужчины, женщины, малолетки, кто зазывал в лавку, кто просил подаяния, кто просто глазел на проезжавших. Однако к человеку не подошел никто. Он умел обескуражить всякого, кто проявлял к нему нежелательный интерес. Секрет заключался в улыбке. Сначала она должна была производить приятное впечатление и на какое-то время даже вызывать взаимную симпатию, но затем переходить в насмешливую гримасу. При этом человек по-волчьи скалил клыки и зловеще шевелил скулами, так что костлявое лицо его становилось похоже на череп.

В данный момент его взгляд был прикован к дороге, змейкой сбегавшей к городу. Полдень давно миновал.

К этому времени путешественники обыкновенно стремились оказаться внутри городских стен, чтобы успеть подыскать подходящее место для вечера и ночлега. Ему нужно знать, где эти трое остановятся, тогда следующим утром он смог бы проследить за ними от гостиницы до гавани. Множество судов, подгоняемые благоприятными ветрами и погодой, каждый день сновали между английским и французским берегом, а Чосеру с его небольшим отрядом не составит труда в общей сутолоке незаметно проскользнуть на борт. Нельзя вот так запросто упустить их.

Если троица прибыла в Дувр нынче вечером, ничто не помешает им уже завтра оказаться на борту корабля. Морская гладь играла в лучах солнца. Стоял штиль. Незнакомец, не убирая улыбки с лица, обвел взглядом противоположный берег реки. Над ветхими строениями рыбацкого селения вырисовывалась громадина замка, чуть в стороне от рыбьей слизи, сетей и крючков. Человек снова перевел свой взор на дорогу. По ней передвигалось множество народу, пеших и конных, в разнообразных телегах и повозках, но все не те, кого он ждет. Хотелось бы понять, в чем он ошибся. Может быть, Чосер решил остановиться на ночь где-нибудь по дороге между Кентербери и Дувром? Вряд ли, ведь в такую погоду дорога вполне проезжая. К тому же его дело не терпело проволочек.

Кто-то дернул его за рукав. Человек посмотрел вниз и увидел старуху с протянутой рукой. Старуха что-то бормотала. Она была слепой и нашла его скорее чутьем, а может, кто-то ее направил. В пустых воротах расположилась кучка оборванцев, промышлявших попрошайничеством. Человек решительно отстранил от себя костлявую руку, но старуха не сдавалась. Тогда он оскалился по-волчьи, но нищенка была слепа, и трюк не прошел.

— Чего тебе надо? — хотя он конечно же знал чего.

— Милостыню. Милостыню.

Если бы не однозначность ситуации, он бы даже не смог понять этих клекочущих звуков.

Краешком глаза человек заметил, что на холме за городом показались трое всадников. Почти наверняка это те, кого он поджидает. Он наклонился к волосатому уху старухи и чуть ли не прокричал:

— Если ты немедленно не оставишь меня в покое, я тебе руку сломаю… Чувствуешь?

С этими словами он обхватил рукой запястье нищенки и сильно сжал. Чтобы выполнить обещание, ему хватило бы одного движения. Рука старой женщины походила на высохшую хворостинку. Она попробовала высвободиться из твердой хватки.

— Может, мне в любом случае сломать тебе руку, чтобы отучить приставать к добрым людям?

Он говорил и одновременно смотрел вдаль. Да, это были Чосер, Одли и Кэтон. Он узнал их яркие накидки, когда трое неспешно спускались с последнего склона перед городом. Незнакомец, прежде чем отпустить старуху, в последний раз с силой скрутил ее запястье. Она беззвучно попятилась, хотя рот скривился от боли. Позади нее стояла запряженная повозка, но она инстинктивно уклонилась, не сводя невидящего взгляда с лица человека. Однако тому было уже не до старой нищенки. Он наблюдал за тем, как трое всадников подъезжают к городским воротам. Приблизившись к повозке, они несколько замедлили движение, чтобы объехать ее с другой стороны. Джеффри Чосер ехал впереди. В какой-то момент он повернул голову и посмотрел на человека, и тот поспешно присел, будто что-то ища на земле.

Когда маленький отряд легким шагом проезжал совсем близко от опустившегося на корточки незнакомца, тот позволил себе внимательнее изучить всадников.

Чосер в ответ окинул человека безучастным взглядом. Джеффри выглядел так, как и должен был, — по крайней мере, по мнению человека, умевшего улыбаться волчьей улыбкой, — выглядеть государственный чиновник, большую часть своей жизни проведший сидя за бумагами при скудном освещении. Физиономия довольная и уже успевшая округлиться. Выражение лица, пожалуй, чуть самодовольное. Человек ощутил дрожь отвращения.

Он притворился, что поднял что-то из грязи, и выпрямился как раз в тот момент, когда трое всадников скрылись в городских воротах. Он устремился за ними сквозь толпу нищих бездельников. Всадники свернули налево. Держать их в поле зрения было совсем нетрудно. Щегольские накидки Кэтона и Одли выделялись в толпе, правда, одежды Чосера выглядели не столь броско. В это время дня городские переулки были полны народа, и всадники ехали медленно.

Неподалеку от гавани располагалось строение монастырского вида, окруженное стенами, за которыми просматривался хлев, отцветавший фруктовый сад и — судя по запаху — пивоварня. Чосер с компаньонами въехали во внутренний двор перед главным домом. Даже не видя нескольких облаченных в черные одеяния людей, сновавших туда-сюда по двору, любой без труда догадался бы, что это — обитель Божья.

Человек видел, как всадники спешились и стали разминать затекшие ноги. Навстречу им неторопливо вышел конюх с длинными редкими волосами, чтобы помочь расседлать лошадей. Чосер перебросился с ним парой слов и что-то ему передал. Судя по тому, как конюх схватил протянутое и одобрительно закивал головой, это были деньги. Человек подождал, пока трое путешественников скрылись внутри строения, а конюх не увел лошадей. На всякий случай он подождал еще какое-то время, сунул за пояс свой серый мешок и теперь уже сам шагнул во внутренний двор. Нашел длинноволосого, который шаркающей походкой возвращался из конюшни опустив глаза долу, и преградил ему дорогу.

— Друг мой, скажи, как называется это место?

Конюх, совсем еще подросток, посмотрел снизу вверх на незнакомца, заслонившего собой солнце.

— А кто хочет это знать?

— Я хочу.

Что-то в тоне незнакомца или самом его неожиданном появлении удержало конюха от дальнейших расспросов. Вместо этого он произнес:

— Это приют святой Марии, — и добавил по-французски: Mason Dieu. [15]

Слово Dieu он выговорил как «Ди», но незнакомец понял, что тот имел в виду. Сооружение оказалось монастырским приютом для путешественников и нуждающихся (что зачастую одно и то же), то есть отчасти монастырем, отчасти гостиницей.

— Какому ордену он принадлежит? — продолжал выяснять улыбающийся незнакомец.

— Ордену?

— Кто управляет вашим Mason Dieu?

— Братство Святого Креста, сэр.

— И кто же здесь останавливается?

— Разные люди. Солдаты, моряки. Паломники из заморских стран.

Мальчишка-конюх указал пальцем поверх плеча незнакомца в сторону Франции.

— Здесь останавливаются паломники, идущие поклониться святому Фоме в Кентербери.

— Я спрашиваю о недавно прибывших, — уточнил незнакомец. — Чьих лошадей ты только что отвел в конюшню.

— Вы кого спрашиваете, сэр?

— Тебя. Как тебя звать?

— Питером.

— Ты умеешь читать, Питер?

Удивленный этим вопросом, паренек отрицательно покачал головой. Незнакомец вытащил из-под накидки пергамент и указал на свинцовую печать.

— Ладно, читать ты не умеешь, но глаза-то у тебя есть. Смотри: это означает, что я нахожусь на службе у короля.

Паренек молча сглотнул. Незнакомец с лицом как у черепа не мог не понимать, что выбрал не лучшее место для расспросов, задержавшись посреди двора прямо у дверей в приют. В любой момент мог появиться один из облаченных в черное братьев, и тогда отвечать на вопросы пришлось бы ему самому. Он снова спрятал грамоту.

— Заметь, на тайной службе у короля. Однако это место слишком открыто, чтобы говорить о таких вещах.

При этих словах он ухватил паренька под локоть и решительно повел в сторону конюшни, устроенной сбоку от главного здания приюта, в глубине двора. Паренек позволил увести себя без рассуждений. Конюшня была относительно уединенным местом. Из стойл доносились мягкий стук копыт о землю, хрупанье и пофыркиванье. Теплый воздух обдавал запахом навоза. К подростку снова вернулся дар речи.

— Что вам нужно от нашего приюта?

— От вашего приюта мне ничего не нужно. Вы должны благодарить меня за то, что я здесь оказался. Я защищаю ваш Maison Dieu от проникшего сюда зла, — сообщил незнакомец. Тут он обозначил на лице подобие улыбки, в которой одновременно угадывались и утешение и угроза. — Те люди, что прибыли недавно, агенты французского короля. Ты знаешь, кто король Франции?

Парнишка снова замотал головой.

— Его зовут Карл, [16] а эти люди его шпионы. Сейчас они возвращаются к себе во Францию.

Мальчишку охватило мимолетное смятение, заметное даже в полумраке.

— Нужно сказать про это брату Джеймсу, — пролепетал он. — Он знает, что делать.

Незнакомец ослабил хватку, но парнишка и не думал удирать.

— Мы не станем этого делать, Питер. Не нужно, чтобы об этом болтали все кому не лень. Тут дело особой государственной важности, в него не следует посвящать ваших священников и монахов. Понимаешь?

Конюх привычно мотнул головой, с опозданием сообразив, что безопаснее было бы одобрительно кивнуть. Стоявший совсем близко к нему незнакомец почуял, как тревога мальчишки перерастает в страх.

— Покажи мне их лошадей.

Паренек рукой показал на дальний конец конюшни.

— Я сказал, покажи.

Незнакомец все еще держал Питера за локоть. Перед тем как его отпустить, он напоследок сжал руку мальчишки не то чтобы очень больно, но достаточно, чтобы тот задумался о последствиях необдуманных действий. Питер направился к дальним стойлам, где рядом находились три лошади. Незнакомец узнал и ту, что принадлежала Чосеру, и две другие, на которых остальные члены отряда выехали из Лондона.

— Что тебе поручил тот, старший? — спросил незнакомец. — Ведь он дал тебе денег, значит, ты должен выполнить для него какое-то задание?

— Он попросил позаботиться о лошадях.

— Как долго?

— Месяц или два, может статься, дольше, до его возвращения. Он сказал, что если они с друзьями не вернутся в течение трех месяцев, то мы можем продать лошадей, но деньги должны пойти на содержание приюта. Или мы можем оставить лошадей себе, так он сказал. Как нам удобнее. Он собирался передать это брату Джеймсу.

— Не говорил ли он еще чего-нибудь?

— Только, что его жизнь в руках Божьих.

— В этом он прав, — едва слышно прокомментировал человек с лицом как у черепа.

— Но если он французский шпион, то не должен был бы возвращаться. Зачем же он пообещал, что вернется?

Малый, похоже, смышленей, чем казался.

— Чтобы заставить тебя поверить в то, что он и его товарищи обыкновенные путешественники.

Тем не менее на физиономии Питера можно было прочитать плохо скрываемое сомнение. Незнакомец уже пожалел, что затеял беседу с парнем. Быть может, он займется им позже. Из Дома Божьего донесся звон колокола.

— Где ты ночью спишь, Питер?

— Конечно с лошадьми, сэр.

Мальчик-конюх поднял глаза и посмотрел на полати у стенки. По ширине они были чуть больше карниза, сущее птичье гнездышко. Судя по свисавшей с края грязной соломе, на ложе мальчишки шел тот же материал, что и на подстилки остальных обитателей стойла. Полати подпирала хрупкая лестница.

— Почему все время там?

— Так я могу следить за всем, что тут происходит.

— Вдвоем мы тут поместимся? — поинтересовался незнакомец.

— Я могу спать в яслях, — быстро сообразил паренек.

— Ну да, ты можешь переночевать в яслях, — среагировал незнакомец. — Но сперва я хочу, чтобы ты раздобыл еды и вина. Притом не из вашей кладовой. Не хочу лишних расспросов, для кого все это. Пойди в ближайшую харчевню и купи хлеба, сыра и пива. Старайся не привлекать внимания здешнего народа.

И дал пареньку несколько монеток по полпенса.

— Этого хватит с лихвой на то, что я просил купить. Вернешься — получишь еще. Но, Питер, никому ни слова. Дело королевской важности, помни!

На сей раз он схватил паренька за плечо, дав почувствовать твердую руку. После этого конюх поспешил выполнить распоряжение с удвоенной прытью. Незнакомец пару секунд задумчиво смотрел ему вслед. Первой мыслью было последовать за пареньком и убедиться, что тот не направился в главное здание, чтобы рассказать о незнакомом человеке и «шпионах», но потом передумал. Затем, не выпуская из рук мешка, он взобрался по лестнице на полати. На соломе были разостланы грязные тряпки, видимо служившие простынями. Незнакомец лег на спину и уперся взглядом в косые струганые балки прямо над головой. Через щели в настиле проникал мягкий свет угасающего дня. В воздухе носилась пыль. Лошади фыркали и переминались все реже и тише. Случись ему неосторожно потянуться или повернуться на другой бок, он рисковал грохнуться оземь, пролетев больше дюжины футов. Человека с лицом как у черепа это обстоятельство не беспокоило. Ему приходилось ночевать и не в таких местах, к тому же более опасных.

Он, должно быть, провалился в сон, — немудрено, если учесть, что он проскакал верхом весь день, — так как следующая мысль, разбудившая его, была осознанием, что кто-то тычет его в плечо. Не сильно, но все равно кинжал в его руке очутился раньше, чем он успел открыть глаза, а еще через мгновение, которого ему хватило, чтобы проснуться, острие клинка уже метило в горло паренька-конюха. Длинноволосый мальчуган балансировал на лестнице, держа в одной руке еду, в другой — глиняную флягу. Паренек инстинктивно подался назад и едва не упал. Все же незнакомец был быстрее и схватил того за плечо свободной рукой.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒