СОДЕРЖАНИЕ. Страсти Христовы

Стр 1 из 2Следующая ⇒

СОДЕРЖАНИЕ

585. Прощание с Лазарем

586. Иуда идет к лидерам Синедриона

587. Из Вифании в Иерусалим

588. Иисус входит в Иерусалим

Страсти Христовы

585. Прощание с Лазарем

2 марта 1945

1. Иисус в Вифании. Вечер. Мирный апрельский вечер. Из широких окон столовой виден сад Лазаря, весь в цвету, а за ним – фруктовый сад, выглядящий как облако лепестков света. Легкий вечерний ветерок колышет занавеси у дверей и заставляет мерцать светильники центральной люстры, наполняя дом запахом свежей растительности, кисло-сладким запахом цветущих фруктовых деревьев, роз и других цветов. Эти запахи смешиваются с сильным запахом тубероз, ландышей и жасмина оставшегося от бальзама, которым Мария Магдалина надушила своего Иисуса. Его волосы после помазания все еще выглядят темными. Симон, Петр, Матфей и Веньямин все еще в комнате. Другие отсутствуют и ушли, вероятно, с какими-то поручениями.

Иисус встал из-за стола и смотрит на свиток пергамента, который показывает Ему Лазарь. Мария Магдалина ходит по комнате... похожая на бабочку, привлеченную светом. Она ничего не может делать, но только кружится вокруг своего Иисуса. Марта дает указания слугам, убирающим со стола чудесные драгоценные блюда.

Иисус кладет свиток на высокий буфет из полированного черного дерева с инкрустацией из слоновой кости, и говорит: «Лазарь, выйдем на улицу. Я должен поговорить с тобой».

«Сейчас иду, Господи», - и Лазарь встает со своего стула возле окна и следует за Иисусом в сад, где последние остатки дневного света смешиваются с первым очень ясным лунным.

2. Иисус идет, направляя Свои шаги за сад, где находится гробница, где был погребен Лазарь. Ее пустой зев обрамлен сейчас большим количеством цветущих роз. Над ней, на слегка наклонной скале, высечено: «Лазарь, выйди! »

Иисус останавливается там. Дома уже не видно, он скрылся за деревьями и живыми изгородями. Здесь царит мертвая тишина и абсолютное уединение.

«Лазарь, друг мой» - обращается Иисус к Своему другу, стоя перед ним и глядя на него со слабой улыбкой на очень исхудавшем и более бледном, чем обычно, лице. «Лазарь, друг мой, знаешь ли ты, кто Я? »

«Ты? Ты Иисус из Назарета, мой кроткий Иисус, мой святой Иисус, мой могущественный Иисус! »

«Это в отношении тебя. Но в отношении мира, кто Я? »

«Ты – Мессия Израиля».

«А еще? »

«Ты Тот, Кто Обещан, Тот, Кого ждали... Но почему Ты спрашиваешь меня об этом?

Ты сомневаешься в моей вере? »

«Нет, Лазарь. Но Я хочу открыть тебе истину. Никто, кроме Мамы и одного из моих апостолов, не посвящен в нее. Моя Мать посвящена, потому что Она знает все. Апостол потому, что он участвует в этом деле. За эти три года Я много раз говорил об этом остальным, тем, которые были со мной. Но их любовь действовала как напиток, дарующий забвение горестей и препятствующий пониманию истины, которую Я хотел им сообщить. Они не могли понять... и это хорошо, что они не понимали, в противном случае, чтобы предотвратить преступление, они могли бы совершить другое преступление. Бесполезное, потому что то, что должно произойти, произойдет в точности так же, несмотря ни на какое убийство. Но Я хочу рассказать тебе».

«Ты сомневаешься в том, что я люблю Тебя так же сильно, как они? О каком преступлении Ты говоришь? Какое преступление должно произойти? Говори во Имя Божие! » Лазарь взволнован.

«Да, Я скажу. Я настолько не сомневаюсь в твоей любви, что доверяю и поручаю тебе исполнить Мою волю…»

«О! Мой Иисус! Так говорят те, кто при смерти! Так говорил я, когда понял, что Ты не придешь, и что я умру. »

«И Я тоже должен умереть».

«Нет! » Лазарь издает еще один глубокий стон.

«Не кричи. Пусть никто не слышит нас. Я должен поговорить с тобой наедине. 3. Лазарь, друг Мой, знаешь ли ты, что происходит в это самое время, когда мы находимся здесь, связанные верной дружбой, дарованной Мне тобой с самой первой нашей встречи, которую никогда и ничто не могло расстроить? Один человек ведет переговоры с другими людьми о цене Агнца. Знаешь ли ты имя этого Агнца? Его зовут Иисус из Назарета».

«Нет! У Тебя есть враги, это верно. Но никто не может продать Тебя! Кто? Кто это? »

«Один из Моих апостолов. Это, может быть, один из тех, кого Я наиболее горько разочаровал. Тот, кто устав ждать, хочет избавиться от Того, кто сейчас представляет собой не что иное, как опасность, угрожающую ему лично. Его образ мысли побуждает его предвкушать, что он сможет снова приобрести хорошую репутацию у великих мира сего. Но вместо этого он будет презираем как всеми праведниками, так и всеми преступниками. Он устал от Меня, от ожидания того, чего он пытался добиться любыми средствами: человеческого величия, которое было целью, преследуемой им вначале в храме, затем он уверовал, что сможет достичь ее с царем Израиля, а сейчас вновь ищет ее в Храме и в сближении с Римлянами… Он надеется... Но Римская империя, умеющая вознаграждать своих верных слуг... умеет также с презрением сокрушать осведомителей… Он устал от Меня, устал от ожидания, устал от бремени быть праведным. Для тех, кто злы, быть, притворяться праведными представляет собой непреодолимое бремя… Оно может быть терпимо в течение некоторого времени... затем... оно становится невыносимым... и от него избавляются, чтобы освободиться от него. Свободными? Так думают грешники. Так думает он. Но это не свобода. Свобода состоит в принадлежности Богу. Быть против Бога – означает быть в темнице, в оковах и цепях, под тяжелым грузом и таким жестоким бичеванием, какого никогда не испытывали под кнутом палача даже галерные рабы или рабы на стройках».

«Кто это? Скажи мне. Кто это? »

«Это бесполезно».

«Да, это... Ах!... Это, однако, может быть он, человек, который всегда был пятном в Твоей группе, который некоторое время назад оскорбил мою сестру. Это Иуда из Кериофа! »

«Нет. Это Сатана. Бог во мне, Иисусе, принял плоть. Сатана взял его плоть – Иуды из Кериофа. Однажды... в один из давно прошедших дней... здесь, в этом вашем саду, я успокаивал слезы и простил дух, который пал очень низко. Я говорил, что одержимость является заразой Сатаны, который прививает человеку свои соки и извращает его природу. Я сказал, что это брак духа с Сатаной и животным началом человека. Но одержимость – мелочь в сравнении с воплощением. Я овладею своими святыми и они овладеют Мною. Но только Иисус Христос является Богом, Какой Он есть на Небесах, потому что Я – Бог, Который стал плотью. Одно единственное божественное воплощение. Подобным же образом Сатана, Люцифер, воплотился только в одном таким, какой он есть в своем царстве, потому что Сатана воплотился только в убийце Сына Божьего. В это самое время, пока Я говорю с тобой здесь, он перед Синедрионом ведет переговоры о цене своего предательства, пообещав самому себе убить Меня. Но это не он, это Сатана. 4. Выслушай теперь, Лазарь, Мой верный друг. Я хочу просить тебя об одолжении. Ты никогда не отказывал Мне ни в чем. Твоя любовь была так велика, что всегда действовала рядом со Мной, не выходя за рамки уважения, оказывая Мне чрезвычайно предусмотрительную помощь бесчисленными средствами и мудрыми советами, которые Я всегда принимал, потому что видел в твоем сердце истинное желание Моего благополучия».

«О! Мой Господь! Но посвящая себя Тебе я обретал свою радость! Что мне делать теперь, если не предаться полностью своему Учителю и Господу? Ты позволил мне сделать так мало, слишком мало! Мой долг перед Тобой, возвратившим Марии мою любовь и уважение и воскресившим меня самого, таков, что… Ох! Почему Ты призвал меня из объятий смерти, чтобы дать мне пережить этот час? Ныне я преодолел все ужасы смерти и все мучения духа, который Сатана старается запугать искушениями в тот момент, когда дух предстает перед Вечным Судом, и там была тьма!.. Что с тобой, Иисус? Почему Ты дрожишь и стал бледнее, чем обычно? Твое лицо бледнее, чем эта белая роза, которая томится в лунном свете. О! Учитель! Твоя кровь и жизнь, похоже, оставили Тебя... »

«Я и в самом деле похож на человека, умирающего с перерезанными венами. Весь Иерусалим, Я имею в виду: “все Мои враги среди сильных в Израиле” раскрыли на Меня свои жадные рты и высасывают Мою жизнь и Мою кровь. Они хотят заставить замолчать Голос, который в течение трех лет, хотя и из любви, но был для них пыткой… потому что каждое Мое слово, даже если это было слово любви, приглашающее их души проснуться, было для них шоком, потому что они не хотели услышать свои души, связав их со своей утроенной чувственностью. И не только великие... но весь Иерусалим готовится обрушить свою ярость на Невинного и потребовать Его смерти… и с Иерусалимом также и Иудея... и с Иудеей также и Перея, Идумея, Декаполис, Галилея, Сирофиникия... весь Израиль собрался в Сионе, ради «Проводов» Христа, из жизни в смерть... 5. Лазарь, так как ты умер и воскрес, расскажи Мне: что такое умирание? Что ты чувствовал? Что ты помнишь? »

«Умирание?... Я точно не помню, каким оно было. За горечью моих страданий последовала сильная истома… я, похоже, больше не страдал, и мне только очень хотелось спать... свет и звуки становились все туманнее и туманнее, слабее и слабее и все более отдаленными... мои сестры и Максимин говорили, что я являл признаки острого страдания... но я не помню этого... »

«Конечно. Сострадание Отца вызывает онемение интеллектуальных чувств умирающих людей, так что страдает только их плоть, так как он должна очиститься в предварительном чистилище, чем и является агония. Но Я... Что же ты помнишь о смерти? »

«Ничего, Учитель. Это темное пространство в моем духе. Пустая область. Это был перерыв в ходе моей жизни и я не знаю, как заполнить его. Я ничего не помню. Если я смотрел на дно этой черной дыры, в которой я находился в течение четырех дней, то это была ночь и я был в ней тенью, и хотя я не мог видеть, но мог чувствовать влажный холод, поднимавшийся из ее недр и дувший мне в лицо. Таким было, в конечном итоге, мое ощущение. Но когда я думаю об этих четырех днях, то у меня нет никаких воспоминаний. Ничего. Только это и могу сказать. »

«Конечно. Те, кто возвращаются, не могут ничего рассказать… Таинство смерти раскрывается каждый раз только тому, кто вступает в нее. Но Я, Лазарь, знаю, что буду страдать. Знаю, что Я буду страдать в полном сознании. Не будет успокоительного питья или истомы, чтобы сделать Мою агонию менее страшной. Я чувствую, что умираю. Я уже чувствую это... Я уже умираю, Лазарь. Как человек, страдающий от неизлечимой болезни, Я продолжал умирать в течение этих тридцати трех лет. И смерть ускоряла свой темп все более и более по мере того, как время приближало Меня к этому часу. Сначала это было только смертью от знания того, что Я родился, чтобы стать Искупителем. Позже она стала смертью Того, кто видит, что Ему противодействуют, обвиняют, высмеивают, преследуют, мешают... Как это утомительно! Затем... смерть от того, что рядом со Мной, все ближе и ближе ко Мне, готовясь схватить Меня, подобно гигантскому осьминогу схватывающему терпящего кораблекрушение, находится тот, кто является Моим предателем. Как тошнотворно! А сейчас Я умираю в муках от того, что должен сказать “прощай” Моим самым дорогим друзьям и Своей Матери... »

6. «О! Учитель! Ты плачешь?! Я знаю, что Ты плакал и перед моей гробницей, потому что Ты любил меня. Но теперь... Ты опять плачешь. Ты закоченел. Твои руки уже холодные, как у трупа. Ты страдаешь... Ты слишком сильно страдаешь!... »

«Я – человек, Лазарь. Я не только Бог. Моя чувствительность и Мои привязанности человеческие. Моя душа горестно думала о Моей Матери... И еще, говорю тебе, что Мои страдания от того, что длительное время терпел вблизи Себя Своего Предателя, стали такими чудовищными, как если бы Я был вынужден переносить сатанинскую ненависть всего мира и глухоту тех, кто, если они и не ненавидят, но и не любят деятельно, потому что любить деятельно означает следовать и преуспевать в том, чего хочет и чему учит возлюбленная личность, тогда как здесь!... Да, многие любят Меня. Но они так и остались “такими, какими они и были”. Они не обрели другого эго ради Меня. Знаешь ли ты, кто из наиболее близких Мне оказался способным к этому изменению своей природы ради того, чтобы принадлежать Христу, как этого желает Сам Христос? Только одна – твоя сестра Мария. Она начала со всецело извращенной животности ради достижения ангельской духовности. И она добились этого только благодаря силе любви».

«Ты искупил ее».

«Я искупил их всех Моим словом. Но она совершенно изменилась благодаря деятельной любви. Но Я говорю, что Мои страдания от всего этого настолько чудовищны, что Я давно ничего так не жду, как увидеть все исполненным. Моя сила изменяет Мне… подводит Меня... Крест не так тяжел, как эта пытка духа и чувств... »

«Крест?! Нет! О! Нет! Это слишком жестоко! Это слишком позорно! Нет! » Лазарь, некоторое время державший холодные руки Иисуса в своих, стоя перед своим Учителем, выпустил их и рухнул на ближнее каменное сидение, он закрывает лицо руками, безутешно плача.

7. Иисус подходит к нему, кладет руки на его плечи, сотрясающиеся от рыданий, и говорит: «Что? Я, которому предстоит умереть, должен утешать тебя, которому предстоит жить? Друг Мой, Я нуждаюсь в силе и помощи. И Я прошу их у тебя. У Меня есть только ты, который может дать их Мне. Лучше, если другие не будут знать об этом. Потому что если они узнают… Прольется кровь. А Я не хочу, чтобы ягнята становились волками, даже если это будет ради Невинного. Моя Мать… о, как горестно говорить о Ней!.. Мама уже так расстроена! Она тоже умирает, измученная... Она умирала в течение этих тридцати трех лет, и теперь Она как одна большая рана, подобно жертве зверских пыток. Я клянусь тебе, что шла борьба между Моим умом и Моим сердцем, между любовью и разумом во время принятия решения. Не проще ли было отослать Ее подальше от всего этого, отправить Ее обратно домой, где Она всегда грезила бы о Любви, которая сделала Ее Матерью, где Она наслаждалась бы вкусом Любовного поцелуя огня, где Она пребывала бы в экстазе воспоминаний и глазами Своей души всегда видела бы мягкое дуновение воздуха, приводимого в движение ангельскими мгновенными вспышками. Известие о Моей смерти достигло бы Галилеи почти в тот же момент, когда Я смог бы сказать Ей: «Мама, Я Победил! » Но Я не могу, нет, Я не могу сделать этого. Бедный Иисус, обремененный грехами мира, нуждается в утешении. И Мама даст Мне его. И к тому же оскудевший мир нуждается в двух жертвах. Потому что мужчина согрешил с женщиной, и Женщина также должна искупить, как искупает Мужчина. Но пока этот час не пробил, Я буду обнадеживающе улыбаться Своей Матери... Она трепещет… Я знаю. Она чувствует, что пытки приближаются. Я знаю. И Она отталкивает их в силу естественной брезгливости и святой любви, так как Я противостою смерти, хотя Я “живущее существо”, которое должно умереть. Но было бы ужасно, если бы Она узнала, что через пять дней... Она умрет до этого часа, но Я хочу, чтобы Она была жива, обретя силу со Своих уст, как Я получили жизнь из Ее чрева. И Бог желает, чтобы Она была на Моей Голгофе, чтобы смешать воду Ее девственных слез с вином Моей Божественной Крови и отпраздновать первую Мессу. Знаешь ли ты, что такое будет эта месса? Ты не знаешь. Ты не можешь знать. Это будет Моя смерть, принятая ради вечного блага живущего и страдающего человечества. Не плачь, Лазарь. Она сильная. Она не плачет. Она плакала на протяжении всей своей жизни Матери. Сейчас Она больше не плачет… Она распяла Свою улыбку на Своем лице... ты заметил, каким стало Ее лицо в эти последние дни? Она распяла Свою улыбку на Своем лице, чтобы утешить Меня. Я прошу тебя подражать Моей Матери.

8. Я больше не мог держать в Себе Свою тайну. Я огляделся в поисках искреннего и надежного друга. Я встретил твой верный взгляд. И Я сказал: “Я доверю эту тайну Лазарю”. Когда ты нес тяжелое бремя в своем сердце, Я уважал твой секрет, и Я защищал его даже от естественного любопытства сердца. Я прошу у тебя такого же уважения к Моей тайне. Позже... после Моей смерти, ты раскроешь ее. Ты расскажешь об этом разговоре. Чтобы люди могли узнать, что Иисус пошел на смерть полностью осведомленным о ситуации, и что вдобавок к Своим общеизвестным мучениям Он страдал также и оттого, что Ему было все известно как относительно людей, так и относительно Своей судьбы.

Да будет известно, что пока Он еще мог бы спасти Себя, Он не желал этого, потому что из Своей бесконечной любви к людям ничего иного не желал, как только быть Жертвой, принесенной ради них».

«О! Спасти себя, Учитель! Спасти Себя! Я могу устроить Твой побег. Этой самой ночью. Однажды Ты скрылся в Египте! Беги и сейчас. Пойдем. Давай возьмем с собой Марию и Моих сестер и скроемся. Ничто из моих богатств не привлекает меня, как Ты знаешь. Ты мое богатство, и Мария с Марфой. Давай скроемся».

«Лазарь, Я тогда бежал, потому что тогда не пришел еще Мой час. Ныне пришел этот час, и Я остаюсь».

«В таком случае я иду с Тобой. Я не оставлю Тебя».

«Нет. Ты останешься здесь. Поскольку тому, кто находится на расстоянии субботнего пути, разрешается вкушать ягненка в своем доме, ты будешь вкушать баранину здесь, как ты всегда делал. Но позволь прийти своим сестрам … ради Моей Матери… О! Какие розы

Божественная любовь скрывала от тебя, о Мученик! Бездна! Бездна! И из нее теперь растет пламя ненависти и стремится вгрызться в твое сердце! Сестры, да. Они сильные и деятельные... и Мама будет мучиться, склонившись над Моим мертвым телом. Иоанна не достаточно. Иоанн – это любовь. Но он еще незрелый. О! Он созреет и возмужает в пытках близящихся дней. Но Женщина нуждается в женщинах из-за Ее страшных ран. Ты позволишь Мне надеяться на них? »

«Я отдам Тебе все, я всегда отдавал Тебе все с радостью, и сожалею только о том, что Ты желал столь малого!... »

«Как видишь, Я не принимал от кого бы то ни было того, что Я соглашался принять от Моих друзей в Вифании. Это было одним из обвинений, неоднократно выдвигаемых против Меня несправедливым человеком. Но здесь, среди вас, Я нашел достаточно, чтобы утешить Человека во всех Его огорчениях как человека. В Назарете это был Бог, Который нашел утешение рядом с Уникальной Радостью Божией. Здесь это был Человек. И прежде, чем пойти навстречу Моей смерти, Я благодарю тебя, Мой верный, любящий, добрый, заботливый, сдержанный, сведущий, рассудительный, тактичный, великодушный и щедрый друг. Я благодарю тебя за все. И Мой Отец, позже, воздаст тебе... »

«Я уже получил все благодаря Твоей Любви и искуплению Марии».

«О! Нет. Ты получишь гораздо больше. И Ты будешь иметь это. 9. Послушай. Не будь подавленным и угнетенным. Обрати свое внимание ко Мне, чтобы Я мог сказать тебе, что Я хочу просить тебя сделать. Ты останешься здесь и будешь ждать…»

«Нет, не так. Почему Мария и Марфа, а не я? »

«Потому что Я не хочу, чтобы ты был заражен, как будут заражены все мужчины. Иерусалим в последующие дни будет такими же заразным, как воздух вокруг гниющей падали, которая вдруг лопается под ногами зазевавшегося прохожего. Он будет зараженным и заражающим. Даже люди, которые не так жестоки, даже Мои ученики будут сходить с ума от его миазмов. Они разбегутся. И куда они пойдут в их недоумении и замешательстве? Они придут к Лазарю. Как это было много раз, за эти три года, они придут за хлебом, ложем, защитой, убежищем и за своим Учителем!.. Теперь они будут возвращаться обратно. Как овцы рассеянные волком, похитившим пастуха, они ринутся к кошаре, загону. Собери их. Подбадривай их. Скажи им, что Я их прощаю. Я даю тебе поручение прощать их во имя Мое. Они будут не в состоянии привести в покой свой ум из-за того, что они сбежали. Скажи им, чтобы они не впадали в больший грех, отчаявшись в Моем прощении».

«Они все сбегут? »

«Все они, кроме Иоанна».

«Учитель. Ведь Ты не будешь просить меня принять Иуду? Позволь мне умереть под пыткой, но не проси меня об этом. Несколько раз моя рука, желая убить позор семьи, дрожала, прикасаясь к моему мечу. Но я не сделал этого, потому что я не жестокий человек. У меня был только соблазн сделать это. Но я клянусь Тебе, что если я еще раз увижу Иуду, то я перережу ему горло, словно козлу отпущения».

«Ты никогда не увидишь его снова. Клянусь тебе».

«Сбежит ли он? Это не имеет значения. Я сказал: “Если я увижу его снова”. Теперь я говорю: “я найду его, даже если он будет на краю света, и я убью его”. »

«Ты не должен желать этого».

«Я сделаю это».

«Ты не сделаешь этого, потому что ты не сможешь пойти туда, где он будет находиться».

«В недрах Синедриона? В святая святых? Я найду его даже там и я убью его».

«Его там не будет».

«У Ирода? Они убьют меня, но я убью его первым. »

«Он будет с Сатаной. А ты никогда не будешь с Сатаной. Откажись от этого убийственного намерения сразу, иначе Я оставлю тебя. »

«О! о!... Но... да, Ты... О! Учитель! Учитель! Учитель! »

«Да. Твой Учитель... Ты примешь учеников, ты будешь утешать их. Ты приведешь их к миру. Я Мирный. А позже... позже ты будешь помогать им. Вифания всегда будет Вифанией, до тех пор пока ненависть не станет шарить в этом доме любви, думая, что это потушит ее пламя, а между тем оно распространится по всему миру, бросив весь мир в свой огонь. 10. Я благословляю тебя, Лазарь, за все, что ты сделал и за все, что ты сделаешь... »

«Ничего, ничего я не сделал. Ты спас меня от смерти, и Ты не позволил мне защитить Тебя. Так что же я сделал? »

«Ты предоставил Мне свои дома. Видишь? Это было нашей судьбой. Первая обитель на земле Сиона принадлежит тебе. И последняя будет в одном из твоих домов. Моей судьбой было стать твоим Гостем. Но ты не сможешь защитить Меня от смерти. В начале этого разговора Я спросил тебя: “знаешь ли ты, кто Я? ” Теперь Я отвечаю: “Я – Искупитель”. Искупитель должен довести жертву до окончательной гибели. В любом деле, поверь Мне. Он будет поднят на крест и будет выставлен на обозрение и глумление мира. И Он не будет жив, но мертв. Я уже мертв, убит до и больше чем пытками отсутствием любви. И еще одно, друг Мой. Завтра на рассвете Я отправляюсь в Иерусалим. И ты услышишь, как люди говорят, что Сион приветствовал своего кроткого Царя как триумфатора, как Он въехал в город верхом на маленьком ослике. Не позволяй Триумфу обмануть тебя, и пусть он не заставит тебя думать, что Мудрость, которая ныне говорит с тобой не была мудрой в этот тихий вечер. Популярная слава исчезнет быстрее, чем падающие звезды, бороздящие небо и исчезающие в неизвестных местах, и пятью днями позже, вечером в это время, Моя пытка начнется с предательского поцелуя, который раскроет назавтра рты, певшие осанну, в хоре ужасных проклятий и жестоких осуждающих голосов.

11. Да, наконец, о, город Сиона, о, народ Израиля, у вас есть Пасхальный Агнец! Для вашего обряда Он теперь будет рядом, под рукой. Он здесь. Вот он. Это Жертва, которая подготовлялась в течение веков. Любовь породила ее, подготовив непорочное лоно, в качестве ее брачного чертога. И Любовь вкусит ее. Вот она. Это сознательная Жертва. Этот Агнец не похож на ничего не подозревающего агнца, пасущегося на лугу или тычущегося своей розовой мордочкой в круглые соски своей матери в то время, как мясник точит нож, чтобы зарезать его. Но Я Агнец, который сознательно говорит: “до свидания! ” жизни, Своей Матери, Своим друзьям, идет к жрецу и говорит: “Вот я! ” Я – пища человека. Сатана заставляет людей голодать, и их голод никогда не был удовлетворен. Он и не мог быть удовлетворенным. Только одна единственная пища может утолить его, потому что она устраняет их голод. И вот эта истинная пища. Вот твой хлеб, человек. Здесь твое вино. Вкушай свою Пасху, о, Человечество! Пересеки свое море, покрасневшее от сатанинского пламени. Окрасив его Моей Кровью ты пересечешь его, о, человеческая раса, предохраненная от адского огня. Ты можешь пересечь его. Небеса, под напором Моего желания, уже наполовину приоткрыли вечные врата. Смотрите, о, души умерших! Смотрите, живущие люди! Смотрите, о, души, которые воссоединятся с будущими телами! Смотрите, ангелы Рая! Смотрите, о, демоны Ада! Посмотри, Отче, посмотри, о, Параклит! Жертва улыбается. Она больше не плачет...

12. Все уже сказано. До свидания, друг Мой. Я больше не увижу тебя до Своей смерти. Давай поцелуемся на прощание. И не предавайся сомнениям. Люди будут говорить тебе: “Он был сумасшедшим! Он был демоном! Лжец! Он умер, а ведь говорил же, что был

Жизнью”. Отвечай им и, в частности, самому себе: “Он был и есть Истина и Жизнь. Он – Победитель смерти. Я знаю это. Он не может быть вечным Мертвецом. Я жду Его. И не успеет выгореть все масло в светильнике, который Его друг поддерживает горящим, просвещая мир, приглашая на свадьбу Триумфатора, как Он, Жених, вернется. И на этот раз невозможно будет погасить свет. ” Верь этому, Лазарь. Повинуйся Моему желанию. Слышишь ли ты, как этот соловей вновь запел после молчания, вызванного всплеском твоих слез? Поступи так же. После неизбежных слез, пролитых о Жертве, пусть твоя душа поет песнь твоей слепой веры. Да будет благословен Отец, Сын и Дух Святой».

-------------

13. Как много я страдала! Всю ночь, с 11 часов вечера в четверг 1 марта до 5 часов в пятницу утром. Я видела Иисуса в состоянии тоски лишь немного уступающей той, которую Он испытывал в Гефсимании, особенно когда Он говорил о Своей Матери, о предателе, и являл Свое отвращение к смерти. Я повиновалась приказу Иисуса записать это в отдельной тетради, чтобы более подробно описать Страсти.

Вы видели сегодня утром мое лицо... слабый образ перенесенных мною страданий... я больше ничего не скажу, потому что есть непреодолимые аспекты скромности.

586. Иуда идет к лидерам Синедриона

29 марта 1947

1. Иуда пришел в загородный дом Каиафы ночью. И луна действует как сообщница убийцы, освещая ему дорогу. Он, должно быть, уверен, что найдет здесь, в этом доме, за пределами стен, тех, кого он ищет, иначе, я думаю, он бы попытался войти в город и пошел бы в храм. Но вместо этого он, нисколько не сомневаясь, поднялся среди оливковых деревьев на небольшой холм. В этот раз он более уверен, чем в предыдущий, потому что сейчас ночь, а темнота и поздний час предохраняют от всех возможных неожиданностей. Загородная дорога сейчас пустынна, тогда как днем она с утра до вечера заполнена толпами паломников, идущих в Иерусалим на Пасху. Даже несчастные прокаженные сейчас в своих пещерах и спят сном несчастных людей, забывших о своей участи на нескольких часов.

Иуда сейчас у двери дома, совершенно белой в лунном свете. Он стучит: три раза, один раз, три раза, два раза... даже условный сигнал хорошо знаком ему! И это должно быть уверенный сигнал, потому что привратник приоткрывает дверь без проверки через глазок.

Иуда прокрадывается в дверь и спрашивает у привратника: «Члены собрались? »

«Да, Иуда из Кериофа, они собрались. Полный сбор, могу сказать».

«Отведи меня туда. Я должен говорить о важном деле. Быстро! »

Мужчина запер дверь на все болты и пошел впереди него по полутемной передней. Остановился перед тяжелой дверью и постучал в нее. Журчание голосов в закрытом помещении прекратилось и сменилось лязганьем замка и скрипом открывшейся двери. Конус яркого света простерся в темный коридор.

«Это ты? Входи! » - говорит незнакомый мне человек, открывший дверь.

Иуда входит в зал, а мужчина, открывший дверь, снова запирает ее.

2. Я вижу признаки удивления или, во всяком случае, возбуждения, при виде входящего в комнату Иуду. Но они все вместе приветствуют его: «Мир тебе, Иуде Симонову. »

«Мир вам, членам Священного Синедриона», – приветствует их Иуда.

«Выйди вперед. Чего ты хочешь? » - спрашивают они его.

«Я хочу поговорить с вами... о Христе. Совершенно невозможно пойти на подобное. Я не смогу больше оказывать вам какое-либо содействие, если вы не решите принять радикальные меры. Этот человек сейчас начал подозревать. »

«Ты выдал себя, ты глуп? » - восклицают они, прерывая его.

«Нет. Но глупы вы, так как вы сделали неверный шаг, поторопившись бестолковым образом. Вам было очень хорошо известно, что я буду служить вам! Но вы не доверяете мне».

«У тебя слабая память, Иуда Симонов! Разве ты не помнишь, как ты расстался с нами в последний раз? Кто бы мог подумать, что ты был лоялен к нам, когда ты таким образом провозгласил, что ты не можешь предать Его? » - говорит Хелкия иронично, и его голос звучит более ядовито, чем когда-либо.

«И вы думаете, что это легко – обмануть друга, Единственного, Кто действительно любит меня, Невинного? Вы думаете это легко – зайти так далеко и совершить преступление? » Иуда возбужден.

Его пытаются успокоить, задабривают его. Они заманивают его, или, по крайней мере, они пытаются это сделать, уверяя, что он совершит не преступление, «а святое дело для своего Отечества, которое он убережет от репрессий со стороны правителей, уже подающих признаки нетерпения из-за постоянных общественных волнений и разногласий партий и масс в Римской провинции. Это будет святым делом и для человечества, если Он действительно убежден в Божественной природе Мессии и о Своей духовной миссии. »

Другой говорит: «Если Он говорит правду, – а мы далеки от того, чтобы поверить в это, – разве ты не станешь соавтором Искупления? Твое имя будет связано с Его именем навечно, и твое Отечество сочтет тебя одним из своих доблестных мужей, и окажет тебе почести высочайшего достоинства. Место для тебя у нас готово. Ты будешь расти, Иуда. Ты будешь устанавливать законы для Израиля. О! Мы не забудем, что ты сделал на благо святого Храма, святого священства, ради защиты наиболее священного Закона и благосостояния всего народа!

Все, что тебе нужно сделать, это помочь нам, и тогда мы клянемся тебе, я клянусь тебе, во имя моего могущественного отца и Каиафы, который сейчас носит ефод, ты будешь величайшим человеком в Израиле. Более великим, чем Тетрарх, более великим, чем мой отец, Первосвященник, который сейчас отстранен от служения. Тебе будут служить, и слушать тебя как царя и как пророка. И если Иисус из Назарета, который, однако, является лжемессией, действительно не подлежит смерти, потому что его поступки не являются поступками разбойника, но безумца, то мы напомним тебе вдохновенные слова Первосвященника Каиафы, – ты знаешь, что он носит ефод и разумно говорит по божественному внушению и пророчествует о том, что хорошо и что должно быть сделано, – помнишь ли ты слова Каиафы? Каиафа сказал: “Лучше, чтобы один человек умер за народ, чем целый народ был уничтожен. ” Это было пророческое слово. »

«Это действительно было пророчеством. Всевышний говорил устами Первосвященника. Давайте будем повиноваться ему! » - сказали все вместе эти грязные марионетки, члены большого Совета Синедриона. Их слова прозвучали театрально, а сами они выглядели как автоматы, производящие заученные жесты.

3. Иуда завлечен и околдован… Но все еще в нем осталось немного здравого смысла, если не добродетели, и он удерживает его от произнесения роковых слов.

Окружающие его с уважением и притворной нежностью убеждают его, говоря: «Ты не

веришь нам? Посмотри: мы – главы двадцати четырех священнических семейств, старейшины народа, книжники, величайшие фарисеи в Израиле, мудрые раввины, мировые судьи Храма. Сливки Израиля собрались здесь, вокруг тебя, готовые приветствовать тебя, и в полном согласии мы говорим тебе: “Сделай это, потому что это святое дело. ”»

Иуда отвечает: «А где же Гамалиил? А Иосиф и Никодим, где они? И где Елеазар, друг Иосифа, и где Иоанн из Газы? Я их не вижу».

«Гамалиил затворился, чтобы совершить суровую епитимью. Иоанн остался со своей беременной женой, которая плохо чувствует себя в этот вечер. Елеазар... мы не знаем, почему он не пришел. Но кто-то может быть захвачен внезапной болезнью, ты об этом не подумал? Что касается Иосифа и Никодима, то мы не уведомили их об этом тайном заседании для твоего же блага, и ради твоей чести... так, чтобы, если наш план, к сожалению, провалится, твоем имя не было бы сообщено Учителю… Мы защищаем твое имя. Мы любим тебя, Иуда, новый Маккавей, Спаситель нашего Отечества».

«Маккавеи сражались в тяжелых боях. А я... предаю», - говорит Иуда.

«Смотри не на детали поступков, а на справедливость цели. 4. Теперь, пожалуйста, говори ты, Садок, золотой писец. Драгоценные слова источают твои уста. Если Гамалиил учен, то ты мудр, ведь мудрость Бога на губах. Поговори с этим человеком, который все еще колеблется».

Этот мошенник Садок выходит вперед в сопровождении дряхлого Анании, изможденного умирающего лиса, рядом с хитрым сильным жестоким шакалом.

«Слушай же, о, человек Божий! » - начинает Садок высокопарно, приняв вдохновенную ораторскую позу, его правая рука протянута вперед в стиле Цицерона, его левая поддерживает множество складок его одеянии писца. Затем он поднимает и свою левую руку, позволив складкам своего монументального одеяния неряшливо упасть на пол, и в таком положении, с лицом и руками поднятыми к потолку зала, он говорит громоподобным голосом: «Я обращаюсь к вам! Я говорю вам в Высочайшем Присутствии Бога! »

«Маран Афа! » выдохнули все они вместе, наклонившись вперед, будто их согнуло вдохновение свыше, и затем распрямившись со скрещенными на груди руками.

«Я говорю вам. Это записано на страницах нашей истории и нашей судьбы! Это записано знаками и образами, оставшимися на века! Это записано в обряде празднуемом непрерывно с той ночи, роковой для египтян! Это записано в образе Исаака! Это записано в образе Абеля! И пусть то, что записано сбудется».

«Маран Афа! » - говорят остальные низким, поразительно мрачным хором, повторяя предыдущие жесты, их лица, странно освещены светом двух люстр из светло-фиолетовой слюды, проливающих фантасмагорический свет во все концы зала. Собрание мужчин, почти всех одетых в белое, с бледным или оливковым цветом лиц, присущего их расе, ставших даже еще более бледными и оливковыми в рассеянном свете люстр. Они действительно похожи на сборище призраков.

«Слово Божье сошло на уста пророков, чтобы утвердить это решение. Он должен умереть! Это решено! »

«Это решено! Маран Афа! »

«Он должен умереть, Его судьба решена! »

«Он должен умереть. Маран Афа! »

«Его роковая судьба описана до мелочей, и неотвратимость не может быть нарушена! »

«Маран Афа! »

«Указана даже символическая цена, которая должна быть уплачена тому, кто станет орудием Бога для исполнения этого обещания! »

«Она указана! Маран Афа! »

«Будь Он Искупителем или ложным пророком, Он все равно должен умереть! »

«Он должен умереть! Маран Афа! »

«Час настал! Иегова желает этого! Я слышу Его голос! Он кричит: “Пусть это будет

исполнено! ”»

«Всевышний проговорил! Пусть это свершится! Пусть это свершится! Маран Афа! »

«Пусть Небеса поддержат тебя, как они поддержали Иаиль и Юдифь, которые были женщинами и вели себя как герои; как поддержанный Ими Иеффай, отец, пожертвовавший своей дочерью ради своего Отечества. Как Давид поддержанный Ими против Голиафа, совершивший героический поступок, который заставил народы навсегда запомнить Израиль! »

«Пусть Небеса укрепят тебя. Маран Афа! »

«Будь победителем! »

«Будь победителем! Маран Афа! »

Слышен кудахтающий старческий голос Анании: «Тот, кто колеблется исполнить священное повеленье, обречен на позор и смерть! »

«Осужден. Маран Афа! »

«Если ты не послушаешься гласа Господа Бога твоего, и не исполнишь Его повеления и того, что Он приказывает тебе посредством наших слов, то на тебя падут все проклятия! »

«Все проклятия! Маран Афа! »

«Пусть Господь поразит тебя всеми моисеевыми проклятиями и пусть Он рассеет тебя среди народов».

«Да поразит Он и да рассеет тебя! Маран Афа! »

5. Мертвая тишина последовала за этой впечатляющей сценой... все становится неподвижным в пугающей тишине.

Наконец послышался голос Иуды, но он настолько изменился, что я узнаю его с трудом: «Да. Я сделаю это. Я должен сделать это. И я сделаю это. Последняя часть моисеевых проклятий уже стала моей долей, и я должен избавиться от них, потому что я уже слишком долго затягивал. Я схожу с ума, потому что не имею покоя или передышки. Мое сердце в страхе. Я смотрю сбитый с толку и моя душа снедаема печалью. Я дрожу при мысли, что буду разгадан и сокрушен Им за мой обман, - потому что не знаю, насколько глубоко Он способен проникать в мои мысли, - я вижу, что моя жизнь висит на волоске, утром и вечером из-за страха, который ужасает мое сердце, из-за ужасного задания, которое должен исполнить, я умоляю о преодолении этого часа.. О! Приблизь этот час! Освободи меня от моего мучения! Пусть все будет сделано. Сразу! Сейчас! Чтобы я мог освободиться! Давайте пойдем! »

Голос Иуды становится тверже и сильнее, пока он говорит. Его жесты, прежде автоматические и неуверенные, как у лунатика, стали свободными и произвольными.

Он встал во весь свой рост, дьявольски красивый, и кричит: «Пусть узы глупых заблуждений падут! Я свободен от опасного подчинения, Христос! Я больше не боюсь Тебя и я передаю Тебя в руки Твоих врагов! Давайте пойдем! » С победным криком демона он смело идет к двери.

6. Но они его останавливают: «Подожди! Расскажи нам, где сейчас Иисус Назарянин? »

«В дом Лазаря. В Вифании. »

«Мы не можем войти в этот дом, так как он хорошо охраняется верными слугами. Это дом любимца Рима. Мы, конечно, столкнемся с большой проблемой».

«Хорошо, мы пойдем в город на рассвете. Поставьте стражников на Виффагиевой дороге, возбудите беспорядки и схватите Его. »

«Откуда ты знаешь, что он придет по этой дороге? Он может выбрать другую... »

«Нет. Он сказал своим последователям, что пойдет в город по этой дороге, и чтобы они ждали Его возле Ен-Рогеля. Если вы схватите Его, прежде чем... »

«Мы не можем. Нам придется войти в город с Ним в окружении стражников, когда все дороги, ведущие к воротам, и все улицы города переполнены людьми с рассвета до ночи. Это вызовет бунт. И этого не должно быть».

«Он пойдет в храм. Попросите Его зайти в одно из помещений, чтобы допросить Его. Скажите Ему, чтобы пришел во имя Первосвященника. Он придет, потому что имеет большее уважение к вам, чем к Своей собственной жизни. Когда Он остается наедине с вами... у вас будет возможность отвести Его в безопасное место и осудить Его в нужный момент».

«Это точно так же вызовет бунт. Ты, должно быть, заметил, что толпы полностью побеждены Им. И не только толпы, но и великие личности и надежды Израиля. Гамалиил теряет своих учеников, и также Ионафан Бен Узиэль и другие среди нас, и все они покидают нас, соблазненные Им. Даже язычники почитают Его, или боятся Его, что также является поклонением, и готовы восстать против нас, если мы плохо к Нему отнесемся. Между прочим, несколько разбойников, которых мы наняли в качестве ложных учеников и возбудителей потасовок были арестованы, и они теперь заговорили, надеясь на милосердие в обмен на свою информацию, и претор уже знает... весь мир следует за Ним, пока мы не принимаем никакого решения. Но надо действовать тонко, так, чтобы человеческая масса не могла осознать чего-либо».

«Да. Вот как это должно быть сделано. Даже Анна рекомендует это. Он говорит: “Это не должно произойти во время торжеств, и это не должно вызвать никакого беспокойства среди фанатиков”. Вот что он приказал. И он приказал, что к Нему следует относиться с уважением в Храме и в других местах, что Его не следует тревожить, чтобы ввести Его в заблуждение».

«Итак, что вы хотите сделать? Я был вполне готов сегодня ночью, но вы колеблетесь... » - говорит Иуда.

«Хорошо, ты должен отвести нас к Нему, когда Он находится в полном одиночестве. Тебе известны Его привычки. Ты написал нам, что Он хочет, чтобы ты был ближе к Нему, чем кто-либо другой. Так что ты должен знать, что Он собирается делать. Мы всегда должны быть готовы. Когда ты найдешь, что есть для этого подходящее место и наступил подходящий момент, мы последуем за тобой. »

«Согласен. 7. И какое же воздаяние я получу? » Иуда сейчас говорит холодно, как будто он говорит об обычной сделке.

«То, которое указано пророками, так чтобы мы могли быть верными вдохновенному слову: тридцать серебряных монет... »

«Тридцать серебряных монет, чтобы убить человека, и такого Человека? Цена обычного агнца во время этого праздника?! Ты сошел с ума! Это не значит, что мне нужны деньги. У меня их много. Так что не надо думать, что вы смогли убедить меня из-за моей жадности к деньгам. Но этого слишком мало, чтобы компенсировать мое горе из-за предательства Того, Кто всегда любил меня. »

«Но мы сказали тебе, что мы сделаем для тебя. Слава, почет! Все то, что ты надеялся получить от Него и чего не получил. Мы исцелим твое разочарование. Но цена была установлена через пророков! О! Это формальность! Символ и ничего больше. Остальное последует позже... »

«А деньги когда? »

«В тот момент, когда ты скажешь нам: “Пойдем”. Не раньше. Никто не платит, прежде чем не становится обладателем благ. Тебе не кажется, что это справедливо? »

«Это справедливо. Но как минимум в тройном размере... »

«Нет. Это то, что говорили пророки. И это то, что должно быть сделано. О! Мы будем повиноваться пророкам! Мы не пропустим ни йоты, из того, что они написали о Нем. Ха! Ха! Ха! Мы верны вдохновенному слову! Ха! Ха! Ха! » - смеется отвратительный скелет Анании. И многие присоединяются к нему со своим мрачным, вульгарным, лживым смехом, воистину интрига насмехающихся демонов. Потому что смех присущ безмятежно любящими духам, а насмешка и глумление свойственны расстройству сердца, насыщенного гневом.

«Все уже было сказано. Ты можешь идти. Мы будем ждать рассвета, чтобы вернуться в город по разным дорогам. До встречи. Мир вам, заблудшие овцы, которые возвращаются в стадо Авраама. Мир вам! Мир вам! И благодарность от всего Израиля! Положись на нас! Твое желание – закон для нас. Пусть Бог пребудет с тобой, как он был со всеми Своими верными слугами! Всех тебе благ! »

Они ведут его к двери с объятиями и уверениями в любви... смотрят на него, идущего

по полутемному коридору... прислушиваются к шуму замков открывшейся и закрывшейся двери…

8. Они возвращаются в зал, ликуя.

Слышны только два или три голоса тех, кто менее демоничен: «А что теперь? Как мы должны вести себя с Иудой Симоновым? Мы очень хорошо знаем, что не можем дать ему того, что мы обещали, кроме тех жалких тридцати серебряников!... Что он скажет, когда поймет, что предан нами? Не причинили ли мы большего ущерба? Не будет ли он ходить и рассказывать людям, что мы сделали? Мы знаем, что он человек, который меняет свое мнение».

«Ты просто совершенно глуп, если имеешь такие мысли и тревожишься об этом! Уже решено, что нам делать с Иудой. В последний раз об этом было принято решение. Ты не помнишь? Ты не помнишь? И мы не изменим наших намерений. После того как все будет кончено со Христом, Иуда должен будет умереть. Это будет улажено».

«А если он выступит прежде этого? »

«Перед кем? Перед учениками и народом, чтобы быть побитым камнями? Он не будет говорить. Ужас от своего поступка заткнет ему рот…»

«Но он может покаяться в будущем, он может почувствовать угрызения совести, он может даже сойти с ума...

Потому что его раскаяние, если оно должно пробудиться, может только свести его с ума... »

«У него не будет времени. Мы позаботимся об этом заранее. Все должно произойти в нужный момент. Сначала Назаарянин, а потом человек, который предал Его», - говорит Хелкия медленно, ужасным тоном.

«Да. И помните! Ни слова тем, кто отсутствовал. Они и так уже знают слишком много о наших намерениях. Я не доверяю Иосифу и Никодиму. И я не сильно полагаюсь на других».

«Ты сомневаешься в Гамалииле? »

«Он стоял в стороне от нас в течение многих месяцев. Он не будет принимать участие в наших встречах без личного приказа Первосвященника. Он говорит, что пишет свою работу с помощью своего сына. Но я говорю о Елеазаре и Иоанне».

«О! Они никогда не перечили нам», – сказал сразу член Синедриона, которого я иногда видела вместе с Иосифом Аримафейским, но имени его не помню.

«Нет! Они не достаточно противоречили нам. Ха! Ха! Ха! Мы должны наблюдать за ними! Много змей построили свои гнезда в Синедрионе, думаю я... Ха! Ха! Ха! Но они будут удалены... Ха! Ха! Ха! » - говорит Анания, который трясясь и шатаясь идет, опираясь на палку, в поисках удобного места на одном из низких широких сидений у стен зала, покрытых толстыми коврами, на котором он с удовольствием улегся и вскоре заснул с открытым ртом, уродливый в своей злобной старости.

Они смотрят на него и Дора, сын Доры говорит: «Он удовлетворен, при виде этого дня. Мой отец мечтал об этом, но не увидел его. Я буду нести его дух в моем сердце, так что он сможет присутствовать и возрадоваться в день мести Назарянину... »

9. «Помните, что мы должны быть постоянно в Храме, за углом, а многие из нас за каждым углом».

«Мы сделаем это».

«Мы должны передавать сообщения Иуды Симона Первосвященнику в любое время».

«Мы организуем это».

«А теперь давайте приготовим наши сердца для окончательного задания».

«Они уже подготовлены! Они готовы! »

«Искусно и хитро».

«Тонко».

«Во избежание подозрений».

«Завлекая каждое сердце».

«Что бы Он ни сказал или сделал, мы не должны реагировать. Мы отомстим за себя и за все сразу, одним ударом».

«Мы сделаем это. И это будет жестокая месть».

«Всесторонняя и исчерпывающая! »

«И ужасная! »

И они садятся, пытаясь отдохнуть в ожидании рассвета.

12 Следующая ⇒