|
|||
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Ясным июньским утром Билл попросил Саксон надеть костюм для верховой езды, чтобы испытать новую верховую лошадь. -- Я освобожусь не раньше десяти, -- отозвалась она, -- когда отправлю повозку со второй партией овощей. Несмотря на то, что дело быстро развивалось, Саксон обнаружила неожиданные способности и так умело распределяла работу, что у нее оставалось много свободного времени. Она нередко забегала к миссис Хэйл, -- теперь, когда Клара Хастингс вернулась и постоянно бывала у тетки, эти посещения доставляли Саксон особенное удовольствие. Молодая женщина расцвела в дружеской атмосфере этого дома. Она начала читать и старалась разбираться в прочитанном; выкраивала время для книг, для рукоделий и для Билла, которого нередко сопровождала в его разъездах. Он был еще более занят, чем Саксон, ибо дела требовали его присутствия в самых разных местах, но он все-таки находил время следить за конюшней и за лошадьми жены. Билл стал настоящим деловым человеком, хотя зоркий взгляд миссис Мортимер при проверке его книг и обнаружил некоторые упущения в графе расходов. С помощью Саксон она в конце концов заставила его более тщательно вести записи, и теперь Билл и Саксон каждый вечер после ужина принимались за бухгалтерию. А потом, покончив с делами, Билл располагался в большом кресле, -- он настоял на его покупке в первые же дни после заключения договора с кирпичным заводом, -- Саксон усаживалась к нему на колени и тихонько перебирала струны укулеле. Иногда они подолгу беседовали о своих делах или строили планы на будущее. То Билл вдруг скажет: -- Знаешь, Саксон, я твердо решил заняться политикой. Стоит. Даю слово, стоит. И если на ту весну десяток моих упряжек не будет работать на постройке дорог и привозить мне денежки со всей округи, то я вернусь в Окленд и буду просить хозяина снова взять меня на работу. То Саксон расскажет новости: -- Знаешь, между Калиенте и Элдриджем открывают первоклассную гостиницу; говорят, в горах хотят строить большой санаторий. Или же: -- Вот ты провел воду на свой луг -- теперь отдай его мне под овощи; я его арендую у тебя. Прикинь-ка, сколько ты мог бы вырастить на нем люцерны, и я заплачу тебе за нее по рыночной цене с вычетом расходов на выращивание. -- Ладно уж, бери, -- Билл подавлял вздох. -- Я так занят, что мне некогда заниматься пустяками. Это была явная ложь: ведь нашел же он время поставить плотину и провести воду. -- Право, так будет лучше, Билл, -- утешала его Саксон, зная, что тоска по широким пространствам владеет им сильнее, чем когда-либо. -- Зачем тебе возиться с каким-то несчастным акром земли? Участок в сто сорок акров -- другое дело! Мы непременно купим его, когда умрет старик Шэвон. Ведь этот участок на самом деле принадлежит к ранчо " Мадроньо"; когда-то они составляли одно целое. -- Я, конечно, никому не желаю смерти, -- ворчливо заметил Билл, -- но у него земля пропадает зря, и он только истощает ее своим непородным скотом. Я эту землю знаю всю, каждый дюйм. У него под лугами не меньше сорока акров, а воды в горах столько, что всю долину оросить молено. И кормов можно вырастить столько, что просто дух захватывает. Потом там есть по меньшей мере пятьдесят акров пастбища для моих племенных кобыл -- и луга, и рощицы, и холмы... А еще пятьдесят акров у него под лесом -- там и красивые уголки есть и дичь водится. Да и та старая глинобитная конюшня пригодится: покрыть ее заново, и в плохую погоду туда всю скотину можно загонять. Посмотри, какое никудышное пастбище за Пингом мне приходится арендовать для моих лошадей! А ведь они могли бы пастись на этих ста сорока акрах, если бы земля принадлежала мне. Интересно, не согласится ли Шэвон сдать ее в аренду? В другие вечера Билл не заносился так высоко. -- Придется махнуть завтра в Петалуму, Саксон. На ранчо Аткинсона будет аукцион; может, удастся что-нибудь подцепить стоящее. -- Тебе все еще мало лошадей? -- Разве ты не знаешь, что у меня две упряжки возят лес для новой винодельни? А Барней растянул себе связки. Чтобы поправиться, ему долго придется не работать. А Бриджет совсем выбыла из строя. Мне это совершенно ясно. Уде я ее лечил, лечил... она и ветеринара сбила с толку. Да и другим лошадям не мешает передохнуть маленько. Серые все время на тяжелой работе. А чалый, видно, этой проклятой травы наелся. Мы думали, у него зубы не в порядке, оказывается -- нет. Беречь лошадей и вовремя лечить их -- это верный способ сэкономить деньги, ведь лошади самые неясные создания на свете. Если я соберусь с деньгами, то выпишу из Колюзы партию мулов; знаешь -- таких рослых, сильных. Их у нас здесь расхватают, как горячие пирожки; мне-то они ни к чему, я их выпишу только на продажу. Иногда Билл, будучи в более веселом настроении, принимался шутить: -- Кстати, Саксон, если уж разговор зашел о расчетах, то сколько, по-твоему, стоят Хазл и Хатти? Ну, их рыночная цена? -- Зачем тебе? -- Я тебя спрашиваю. -- Ну... столько, сколько ты заплатил за них, -- триста долларов. -- Так. -- Билл погрузился в размышления. -- Они, конечно, стоят гораздо больше, но пусть будет по-твоему. А теперь возвратимся к нашим расчетам: может, ты мне выдашь расписку на триста долларов? -- Вот грабитель! -- Нисколько. Разве ты не даешь мне расписки, когда я уступаю тебе корм и сено? Всем известно, как аккуратно ты ведешь книги и заносишь в них каждый пенни, -- продолжал он дразнить ее. -- А раз уж ты такая деловая женщина, то тебе придется рассчитаться со мной и за этих лошадок. Я ими не пользуюсь уж не помню сколько времени. -- Но ведь тебе достанутся жеребята, -- возразила она. -- А мне в моем хозяйстве племенные кобылы ни к чему. В ближайшие дни Хазл и Хатти перестанут возить овощи, да и вообще они слишком хороши для такой работы. Присмотри мне другую пару вместо них. Вот на ту пару я тебе дам расписку, только без комиссионных. -- Хорошо, -- согласился Билл. -- Значит, я получу обратно Хазл и Хатти. Но уде ты, пожалуйста, выплати мне все за прокат, -- ведь ты долго ими пользовалась. -- Если ты заставишь меня платить за прокат Хазл и Хатти, я предъявлю тебе счет за стол, -- грозно заявила она. -- А если ты предъявишь счет за стол, я потребую с тебя проценты с денег, которые я вложил в этот дом. -- Не можешь, -- рассмеялась Саксон, -- это наш дом, наша общая собственность. Он свирепо зарычал и сделал вид, будто задыхается от негодования. -- Удар прямо под ложечку! -- пояснил он. -- Сбила с ног! Но как это хорошо звучит, а? Наш дом... -- Он с восторгом повторял эти слова. -- Когда мы с тобой поженились, верхом наших мечтаний была постоянная работа, кое-какие тряпки да немного жалкой мебели... как бы за нее выплатить, потертую да обшарпанную. Если бы не ты, у нас никогда не было бы никакой " общей собственности". -- Какие глупости! А что я бы без тебя делала? Ты прекрасно знаешь, что это ты заработал деньги на наше обзаведение. И ты платишь жалованье Гоу Юму, и Чан Чи, и старому Юхи, и миссис Пауль, и все это твоих рук дело, о чем тут говорить. Она ласково погладила его по плечам и мощным бицепсам. -- Вот они все это сделали, Билл. -- Какого черта! Твоя голова -- она все сделала. Какой прок в моих мускулах, если бы не было головы, чтобы управлять ими? Только лупить штрейкбрехеров, избивать жильцов да выпивать, привалившись к стойке бара. Единственная умная вещь, до которой додумалась моя голова, -- это жениться на тебе. Честное слово, Саксон, без тебя я бы пропал. -- Какого черта, Билл, -- передразнила она мужа, к его великому удовольствию. -- Что ждало бы меня, если бы ты не избавил меня от прачечной? Я бы оттуда не вырвалась. Ведь я была совершенно беззащитной девчонкой. Если бы не ты, я бы и сейчас там торчала. У миссис Мортимер было пять тысяч долларов, а у меня -- ты! -- Женщине в жизни пробиться труднее, чем мужчине, -- заметил он в заключение. -- А я тебе вот что скажу: мы оба были нужны друг другу. Мы работали, как пара лошадок. Мы все делали вместе. Если бы нам пришлось действовать порознь, ты и сейчас гнула бы спину в прачечной, а я, в лучшем случае, служил бы в оклендской конюшне и слонялся бы по танцулькам. Саксон стояла под " отцом всех мадроньо", наблюдая, как Хазл и Хатти вывозят из ворот полную повозку овощей, когда во двор въехал Билл, ведя на поводу гнедую кобылу, шелковистая шерсть которой вспыхивала в солнечных лучах золотыми искрами. -- Четырехлетка, породистая. Озорница, но без коварных штучек, -- нахваливал Билл, остановившись рядом с Саксон. -- Кожа тонкая, как папиросная бумага, морда атласная, но эта лошадь перегонит любого мустанга. Погляди, какие легкие! А ноздри! Зовут ее Рамона, -- испанское имя: ее мать " Мореллита" моргановских заводов. -- И ее продают? -- прерывающимся голосом спросила Саксон, восхищенно сжимая руки. -- Потому-то я и привел ее, чтобы тебе показать. -- Но за нее, наверно, хотят очень дорого? -- продолжала Саксон: ей казалось невероятным, чтобы у нее могла быть такая изумительная лошадь. -- Это уже тебя не касается, -- отрезал Билл. -- Она будет куплена на деньги кирпичного завода, а не на деньги с твоих овощей. Скажи одно слово -- и Рамона твоя. Ну как? -- Сейчас, подожди минутку. Саксон попыталась вскочить в седло, но лошадь нервно под ней заплясала. -- Постой, сейчас я привяжу свою, -- сказал Билл. -- Она не приучена к женскому обществу, в этом все дело. Саксон крепко сжала поводья, схватилась за гриву, поставила ногу в сапожке со шпорой на ладонь Билла и легко вскочила в седло. -- Она привыкла к шпорам, -- крикнул ей вдогонку Билл, -- испанская порода. Сразу не осаживай, обращайся спокойно. И поговори с ней. Она благородных кровей, сама понимаешь. Саксон кивнула, стрелой вылетела за ворота и помчалась по дороге. Проезжая мимо калитки " Тихого уголка", она помахала рукой Кларе Хастингс и продолжала путь к ущелью Дикарки. Когда Саксон вернулась, лошадь была вся в мыле. Саксон обогнула дом, миновала вольеры, ягодные кусты и цветники и остановилась подле Билла, который, покуривая папироску, сидел верхом на своей лошади, у самой границы участка. Через просвет между деревьями они вместе взглянули на луг. Но это был уже не луг: он был разбит с математической точностью на квадраты, прямоугольники и узкие полоски, отливавшие всеми оттенками зеленого цвета. Гоу Юм и Чан Чи в широченных китайских соломенных шляпах сажали лук. Старый Юхи возился подле главной оросительной канавы, открывая мотыгой одни боковые канавы и закрывая другие. Под навесом, позади сарая, слышен был стук молотка, -- это Карлсен, видимо, обвязывал проволокой ящики с овощами. Из дому доносилось сочное сопрано миссис Пауль, распевавшей псалмы, и жужжание сбивалки для яиц. Свирепый лай Поссума указывал, что пес где-то продолжает ожесточенную и безнадежную войну с белками. Билл затянулся и выпустил дым, не отрывая глаз от луга. Саксон почувствовала, что он чем-то встревожен. Его рука, державшая повод, лежала на луке седла, и Саксон мягко положила на нее свободную руку. Билл медленно перевел взгляд на взмыленную лошадь и, точно ничего не замечая, посмотрел на Саксон. -- Гм, -- произнес он, словно просыпаясь. -- Что касается интенсивного огородничества, то этим португальцам из Сан-Леандро теперь нечем хвастаться перед нами. Посмотри, сколько воды. Знаешь, эта вода кажется такой вкусной, что мне иногда хочется встать на четвереньки и всю ее вылакать. -- Еще бы! Это в таком-то климате и не нуждаться в воде! -- воскликнула Саксон. -- И нечего бояться, что она убежит от нас. Если подведут дожди, под боком Сонома, она-то никуда не денется. Все, что нужно, -- это поставить насос с мотором. -- Но ставить его и не понадобится, Билл. Я как-то спрашивала на этот счет старика Томсона. Он живет здесь с пятьдесят третьего года и уверяет, что в долине еще ни разу не было неурожая по случаю засухи. У нас дождь идет когда нужно. -- Давай покатаемся, -- внезапно предложил он. -- Ты ведь свободна? -- С удовольствием, но сперва расскажи мне, что случилось. Он бросил на нее быстрый взгляд. -- Ничего не случилось, -- пробурчал он. -- Впрочем, я вру. Да и не все ли равно? Рано или поздно ты узнаешь. Достаточно поглядеть на старика Шэвона: ходит как очумелый. Его золотые залежи иссякли. -- Какие золотые залежи? -- Ну, да его глина. Это то же самое. Он получал с кирпичного завода по двадцать центов за ярд. -- Значит, конец и твоему договору на доставку глины. -- Саксон сразу поняла размеры постигшей их катастрофы. -- А что говорят на заводе? -- Там совсем носы повесили. Хотя и держат все в секрете. Целую неделю они рыли и бурили землю в горах, а их химик японец ночами сидел над анализами всякого мусора, который они к нему волокли. Ведь им нужно совсем особую глину для их кирпича, такую не везде найдешь. Эксперты, которые исследовали глину Шэвона, сделали глупейшую ошибку, а может, им лень было поставить как следует земляные работы. Во всяком случае они здорово переоценили запасы этой глины. Да ты не расстраивайся. Как-нибудь выкрутимся. Все равно ты ничем помочь не можешь. -- Нет, могу, -- сказала Саксон. -- Мы не купим Рамону. -- Это тебя не касается, -- ответил он. -- Я покупаю ее, и цена не имеет никакого значения при той крупной игре, какую я веду. Продать лошадей я всегда успею. Но они приносили мне порядочный доход, а этот договор с кирпичным заводом был и вовсе прибыльным делом. -- Слушай, а что, если бы сдавать лошадей напрокат для работ по прокладке дорог в нашем округе? -- спросила она. -- Об этом я уже думал. И я тут своего не упущу. Есть слухи, что работы в каменоломнях возобновятся, а тот парень, который возил им камень, подался куда-то к Пюджет-Саунду. Не такая уж беда, если мне даже придется продать большую часть моих лошадей. У нас остается твой огород; это дело верное. Просто мы не сможем идти вперед полным ходом, как до сих пор. Вот и все. Теперь я уже не боюсь деревни. Пока мы добирались сюда, я понял, как много тут можно сделать. Нет, кажется, камешка на дороге, который бы нам не пригодился. А теперь скажи, куда мы поедем?
|
|||
|