ЛЕШКА И МОХНАТОЕ

Однажды утром Владимир Сергеевич оторвал нас с Лешкой от костра, на котором мы пытались обжечь самодельную глиняную вазу, и позвал в орешник. Здесь мы присели на корточки, и Владимир Сергеевич ткнул пальцем в большую паутину.

– Посмотрите, - почти шепотом сказал он, - это ведь целый мир!

Похожая на большую шестиугольную антенну, паутина серебрилась на солнце. Сам хозяин этого мощного сооружения, толстый паук, видимо отдыхая от жары, сидел в тени под листиком.

Паутина была выткана необыкновенно, искусно. Большой шестиугольник имел внутри себя еще пятьдесят шестиугольничков, и каждая грань была точно параллельна другой. А все это держалось на двух основных нитях, растянутых между сучками.

В середине сетки болталась высохшая оса, рядом с ней, свернув набок головку, висела пойманная за шею муха, а мертвый комар был словно распят за ножки.

Но один комарик был еще живым. Он зацепился за паутину тоненькой ножкой и висел вниз головой. Он ожесточенно махал крыльями, бился о паутину так, что она вся дрожала, подтягивался на зацепившейся ножке, и все было бесполезно. У комара, вероятно, уже иссякали силы, потому что он все реже и реже пытался выпутаться.

И вот, почувствовав добычу, из-под листочка на свет вылез паук и, медленно переставляя ноги, двинулся к своей жертве.

– Сейчас ему тут каюк! - сказал я о комаре.

– А мы не позволим, - ответил Владимир Сергеевич и, поднял с земли травинку, толкнул комара.

Тот сразу упал на листочек, покрытый росой, вскочил на ножки и в недоумении, вероятно обдумывая, а что же, собственно, с ним произошло, застыл на месте.

– Спасся, бедняга! - засмеялся Лешка, а потом, весело, воскликнув: «Весь мир насилья мы разрушим», ударил ногой по паутине.

Пребывая в лесу, мы с Лешкой совсем не замечали, что вокруг нас идет кипучая жизнь. Но стоило только Владимиру Сергеевичу показать нам паутину, как мы уже сами захотели делать натуралистические открытия. Я взялся за научные исследования муравейника, а Лешка стал вскрывать кротовые норки, для того чтобы «изучить пути движения этих животных» и из добытых кротовых шкурок сшить себе шапку.

Я сидел над муравейником почти каждый день. Мне казалось, муравьиная куча - это огромный город со своими домами, улицами и площадями. Муравьи двигались стройными цепочками, и можно было заметить, что одни цепочки тянутся из «домов» в лес, а другие, наоборот, из леса в «дом». И те, кто направлялся в «дом», обязательно волочили с собой или сосновую иголку, или муху, или гусеницу. Иногда на перекрестке дорог встречались два муравья и, останавливаясь друг перед другом, словно разговаривали между собой: «Ну, как, брат, живешь? » - «Да ничего, спасибо. А ты? » - «Вот, видишь, тружусь. Сухую былинку раздобыл, жена говорит, что потолок надо поправить! » - «Ну-ну, передавай ей привет. Я пошел! » И, поговорив, они озабоченно торопились каждый своей дорогой.

В куче можно было заметить и старых и молодых муравьев. Старые были толстенькие и черные, молодые худенькие, светло-коричневые и юркие. Эти мчались вперед напролом, по головам и по телам своих родичей.

Некоторые пожилые, обиженные такой непочтительностью, тут же догоняли молодых нахалов и делали им внушение - видимо, кусали. После такой экзекуции молодые уже шли в лес, еле-еле передвигая ноги.

Я видел не раз, как муравьи втроем тащили одну палочку. Видел, как двое дрались из-за какого-то кусочка коры и их разнимали «прохожие».

А однажды Лешка засунул палку в муравейник, пошевелил ею и закричал:

– Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!

Ух, что тут поднялось! Весь муравейник пришел в движение. Побросав свои былинки, из леса на спасение кучи бежали рабочие муравьи. Из «домов» выскакивали муравьи-женщины и, будто спеленатых детишек, тащили на себе белые яички. Вскоре вся куча покрылась белыми движущимися точечками.

– Как война началась… - вдруг тихо сказал Лешка и выдернул из кучи свою палку.

Кстати сказать, мечты о кротовой шапке он вскоре оставил. Он изрыл почти всю лесную округу, но ни одного крота не нашел. И после такой неудачи он решил переметнуться от животного мира к растительному. Тут ничего копать не надо, а слушай, что Зойка рассказывает, и все.

А Зойкины познания были просто удивительными. Мы, например, каждую секунду встречали самую обыкновенную березу, но никто из нас никогда и не думал, что название ее рода происходит от латинского глагола batuere, что в переводе означает «бить» или «сечь». Оказывается, эта береза в древнеримские времена была отличным учебным пособием для школьников.

– Вот здорово! - удивлялся Лешка. - Теперь мне ясно, откуда пошло выражение «дать березовой каши»!

Как-то раз, забравшись в малинник, Лешка очень сильно обжегся крапивой и принялся с ожесточением расчесывать ноги. А Зойка - наш врач, - вместо того чтобы помочь его страданиям, начала читать лекцию.

– А ты, Леша, можешь не чесать, - поясняла она. Жгучие волосики крапивы содержат муравьиную кислоту. Крапива - хорошее кровоостанавливающее средство при легочных и других кровотечениях.

– Вот тебе бы по языку этими жгучими волосками, - с гримасой на лице отвечал Лешка, - ты бы по-другому бы его зачесала!

– Но, честное слово, я не вру! - смеялась Зойка. - А ты потерпи, и пройдет.

– У вас отличные познания! - восхищался Зойкой наш начальник Кара-Бумбы. - Все это действительно верно! Но откуда вы набрались таких премудростей?

– А мне папа об этом рассказывает, - улыбалась Зойка, и ее синие глаза лучились необыкновенно светло и радостно.

И вообще мы с Лешкой заметили, что за последнее время, избавившись от ангины, Владимир Сергеевич уж больно часто восхищается Зойкой. Что она ни сделает, он всегда скажет: «Мудро! » Или: «Вы у меня прелесть! » А почему это «у меня»?!

С нами Владимир Сергеевич разговаривал на «ты», а с Зойкой обращался только на «вы». Зойка всегда очень хорошо выполняла то, что скажет ей Владимир Сергеевич. Но не просто выполняла точь-в-точь, а в заданную работу привносила и что-то свое.

– У Зои великое качество! - говорил нам без нее Владимир Сергеевич. - Творческий подход к делу!

Нередко, сидя у костра, они заводили философские разговоры о жизни, о нашей стране, о литературе.

– Владимир Сергеевич, а вот для чего жить на белом свете? - вдруг спросит Зойка. - Мы с девчонками спорили, спорили в классе, но так ни к чему и не пришли. Одни говорят одно, другие - другое, а главного так никто и не знает. Ну, вот рождается человек на белый свет, трудится, трудится, а потом умирает. И все. А в чем соль жизни? Ну вот моей или вашей? До нас Земля вертелась миллионы лет и после нас еще будет вертеться миллионы миллионов. А где наше место?

– Хм, это сложный вопрос! - отвечает Владимир Сергеевич. - Над ним все мудрые люди думали и думают. Ну а я - не знаю, правильно ли это или неправильно, - я его решаю поэтически: природа создала человека, ну, как свои глаза! Для того чтобы он любовался, радовался и наслаждался самой природой. Ведь есть же на белом свете что-то истинно красивое? Есть! Это все живое: поля, леса, звери, птицы. А есть что-то некрасивое? Тоже есть. Это все мертвое: пустыни, ледники, непроходимые болота. Вот природа и видит нашими глазами свои недоделки. Ведь человек-то всегда стремится к красоте?

– Стремится, - кивает головой Зойка.

– А для того чтобы вся земля была живой и красивой, надо ее переделывать, надо трудиться. Но одному человеку, например, не под силу озеленить пустыню Сахару? Не под силу. А если нам собраться всем вместе, провести, там каналы, посадить деревья, то пустыня сразу зацветет. Но тут возникает другой вопрос. Один человек говорит: «Да, если мы ее озеленим, то у нас будет больше хлеба и продуктов, пустыня станет красивой. Там появится жизнь, и мы будем радоваться ей! » А другой отвечает: «Нет, а на кой черт мне озеленять какую-то там пустыню, я и так проживу свой короткий век! » Вот теперь и решайте, кто прав - первый человек или второй?

– Конечно, первый! - отвечает Зойка.

– Правильно! Ну а теперь: какая же цель стоит перед каждым человеком, который появляется на белый свет? - продолжает Владимир Сергеевич. - И на этот вопрос очень легко ответить. Он должен, во-первых, озеленить какую-то маленькую, но свою пустыню или высушить какое-то маленькое, но свое болото, то есть сделать что-то полезное! А во-вторых, он должен еще переделать каждого человека, который хочет прожить на земле только сам для себя. Ведь должен же какой-то след остаться после каждого, человека на земле? А этот след и будет в конце концов красота земли и счастье всех людей! Вот и весь прекрасный смысл нашей жизни.

– А я знаю, о чем Владимир Сергеевич говорит, - серьезно замечает Лешка. - Первый человек - это коммунист, а второй человек - индивидуалист. Это тоже недоделка природы.

– Ну хорошо, а как же я лично должна жить? - допытывается Зойка. - Ну где мне найти место, чем заняться?

– Вы, Зоя, мне кажетесь очень способным человеком. Вот вы немножко знаете медицину, немного ботанику. А к чему вас больше всего тянет?

– Пожалуй, к медицине.

– Вот и займитесь ею.

– А если я не попаду в институт?

– Поступайте в больницу, в медсестры. Но все-таки бейте в одну точку. А там подучитесь - и, глядишь, вы уже врач! Только надо быть настойчивым.

– А если меня никуда не тянет, тогда что? - интересуется Лешка.

– Тогда иди куда хочешь: на завод, в колхоз, на фабрику. Там со временем поймешь жизнь, может быть, полюбишь свою работу…

– А если не полюбишь, как тогда?

– К тому времени ты, Лешка, уже умнее станешь и уж сам будешь решать, что тебе делать. Мне сейчас трудно загадывать. Но главное - не бояться никакой работы! Жизнь - она наука мудрая! Она сама тебя поставит на свое место. А лучше всего к чему-нибудь с детства пристраститься и шагать по одной дорожке. Так сказать, выбрать себе свое жизненное суворовское училище и вступить в него прямо с первого класса. Хотите, могу вас поднатаскать по геологии? Будете путешествовать, открывать нефть, разные руды…

– Ура! - кричим мы с Лешкой. - Давай!

– И вы сможете нас взять в это лето в экспедицию? - перебивает его Лешка.

– Нет, вас еще брать рановато, а вот Зоя уже могла бы поехать в поле. Я бы ее немножко подучил как будущего коллектора - и к нам в партию! Взяли бы, не задумываясь!

Но Зойка только вздыхает:

– Мечты, мечты, где ваша сладость?.. Папа! Мама! Разве они отпустят?

– А ты убеги! С Владимиром Сергеевичем не пропадешь! - советует Лешка, и мне хочется ему стукнуть по загривку за такие слова.

Зойку я уже не провожал по вечерам из лесу домой. Ее провожал Владимир Сергеевич. Он даже познакомился с ее папой и мамой и, бывало, попивал у них чай из самовара.

Я-то к ним заходил домой запросто, но они со мной обращались, как с мальчишкой: спрашивали, как я учусь в школе, занимаюсь ли я музыкой и хороший ли у меня педагог. А вот с Владимиром Сергеевичем они вели разговор о политике, о его специальности и расспрашивали, какой у геологов заработок.

Я прекрасно понимал, что Зойка уже отошла от нашего прошлогоднего дачного детства, и мне было очень жалко, что мне еще так мало лет. Сначала я сердился на Владимира Сергеевича, но потом решил, что мне с ним не стоит портить хорошую мужскую дружбу.

До свидания, Зойка! И если я еще когда-нибудь встречу девчонку, то мне очень хочется, чтобы она была такая, как ты.

Однажды поздно вечером я поехал с деревенскими ребятами - в ночное. Мы взнуздали лошадей, положили к ним на круп легкие подстилки и поскакали на Макарьев луг.

Перед выездом наша кавалькада, состоящая из пятнадцати лошадей, долго ожидала Сашку Косого, который почему-то не мог вырваться из дому и так, не дождавшись, мы поехали без него.

Лешку я с собой в ночное не взял. Он не мог сам вскакивать на лошадь, его надо было поддерживать за ногу, а потом он боялся быстрой езды и все время вопил: «Ой, ребята, не гоните! Я себе весь зад отбил! Ой, сейчас упаду!.. »

Вечер был холодный, и деревенские ребята поехали на луг кто в зимних шубейках, а кто и в валенках на босу ногу. Я был в тоненькой рубашке.

На лугу мы спутали лошадей и сняли с них уздечки. Потом разожгли костер.

И вдруг я увидел, что к костру подходит что-то черное и лохматое!

У меня прямо сердце в пятки ушло.

И это неизвестное животное придвигалось к нам на четвереньках. Ну точно так же, как я видел около шалаша сквозь сон!

– Ой! - тихо ойкнули ребята, и от ужаса все окаменели. А потом все бросились врассыпную.

И я тоже удрал в кусты.

А это неизвестное животное вдруг встало на дыбы и дико захохотало.

– Ребята! Это же я! - закричал Сашка Косой и свалился от смеха на траву.

На нем оказался вывороченный наизнанку мохнатый овчинный тулуп.

Придя в себя, я сразу же спросил Сашку:

– Слушай, а ты еще кому-нибудь давал этот тулуп?

– Давал, - ответил Сашка, - а что?

– А кому давал?

– Ну, Нарьке с Гарькой давал. Они у меня на сеновале, бывает, спят. А тебе что, холодно в рубашке?

– Холодно.

– Ну и бери его. А завтра отдашь.

Я накинул на себя тулуп, и все мы, весело обсуждая, кто как испугался «медведя», тронулись в деревню.

«Так, - думал я, - теперь ясно, кто к нам ходит по ночам. И ясно, почему ходит… Ну, ходи, ходи… Ты, Нарька, свое заработаешь! »

Подойдя к нашему шалашу, я вывернул шубу наизнанку, накинул на голову широкий воротник и встал на четвереньки. Я видел, что около костра сидит Лешка, а Владимира Сергеевича не было. Он, видно, пошел провожать Зойку.

И тут я, продвинувшись к шалашу на несколько шагов, тихонько завыл:

– У-у-ы-а!

– Кто там? - спросил Лешка, загородившись ладонью от костра.

– Э-ы-ы-у-у!

Я думал, что сейчас Лешка завопит: «Караул! Спаси-ите! » - но дальнейшее произошло в одно мгновение. Такой прыти я от Лешки не ожидал. Он схватил наш тяжелый дрын, подскочил ко мне и поднял его над головой.

Я едва успел произнести: «Это я, Лешка! » - и юркнуть в кусты, как Лешка с размаху хряпнул дрыном по земле, потому месту, где я только что находился.

Не увернись я вовремя, эта шутка могла бы кончиться очень печально.

И все из-за того, что я предполагал, что Лешка остался прежним.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8910 Следующая ⇒